Облизнув покрытые жёсткой коркой губы, почувствовал отвратительный металлический привкус и хрипло рассмеялся. Самонадеянный идиот. Чем я сейчас лучше них?
“Чем мы все лучше?”
Последняя мысль прозвучала словно брошенная со стороны. Не мной, кем-то другим.
Резким движением, заставив гуманоидов отскочить, хоть и находились они в безопасности, я развернулся, впиваясь взглядом в собрата по несчастью — того самого, что вяло шевелился в паре метров от края клетки, наверняка также не в силах выбраться из статичной материальной формы. И этот факт стал настоящим открытием — до этого момента я был уверен, что кроме меня из нас уже никого не осталось.
“Кто?” — я напрягся, посылая обычный сигнал опознания.
“Тас, — вернулась волна. — А ты?”
“Кин”, — сообщил, стараясь скрыть разочарование. Тас был самым слабым и глупым в группе. Я вообще полагал, что его развеяло во время последнего столкновения с материальным противником. Очень уж атака была мощной и неожиданной.
“Помоги, — предсказуемо заныл Тас. — Что происходит? Где мы? Я хочу отсюда уйти. Мне тесно”.
Имел он в виду вовсе не мир, всего лишь тело, и я это понял. Но самое главное — услышал обнадёживающее “мы”.
“Пока не получим контроля за происходящим, уйти не получится. Где остальные?”
“Восприятие расширь”, — донеслось до меня ещё одно сообщение. Близкое настолько, что не опознать отправителя было невозможно.
“Орш”, — коротко среагировал я, подтверждая узнавание. Снова напугав гуманоидов, перевернулся, отыскивая глазами очередное физическое воплощение. Массивное, грязное, серокожее, с тёмными уплотнениями на плечах и спутанными чёрными волосами, закрывающими лицо, но при этом несущее в себе того, кто никогда не отступал и не бросал начатого на половине.
“Где тебя носило, Кин? — яростно сверкнули фиолетовым отблеском глаза, за которыми прятался практически равный мне по силе собрат. — Раз ты жив, почему не с нами?”
“Знал бы я сам”, — осадил я его. Конкурентами мы никогда не были, но и причислять меня к дезертирам я не позволю.
“Что помнишь из последнего?” — не сдался Орш.
Хороший вопрос. Однако прежде, чем я смог на него ответить, мне пришлось ждать, пока из глотки наружу не выйдет то, что материальные уроды зачем-то запихнули в навязанную мне оболочку. Гадкое тело!
“Мы рвали на атомы планетоид, — ушёл мыслями в прошлое, чтобы снова, как наяву ощутить триумфальное чувство свободы и торжества. — Энергии в нём было много, текла она легко и быстро. Я увлёкся поглощением, не заметил приближения опасности”.
“Никто не заметил”, — вплёлся в моё признание ещё один собеседник, но я не придал этому значения. Продолжил:
“Понял, что нас окружили, когда оказался в тисках неструктурированной энергии. Пробиться сквозь неё я не смог, поглотить тоже. Привычного мира не стало. Материальный исчез. Двигаться было некуда. Энергии становилось всё меньше, я слабел, казалось, это конец. А потом неожиданно понял, что...”
“Что прочно заперт внутри физической оболочки, — перебив меня, признался Орш, видимо, испытавший то же самое. — А разорвать её и выбраться не получается”.
“Я её рвал! — внёс коррективы. — Трижды”.
“Силён, — признал Орш. — Где взял подпитку?”
“Не вникал. Кто первым подвернулся, у того и высосал, — отрезал я, смутно припоминая дёргающееся в конвульсиях тело. Вернее, два таких тела, наполненных желанной энергией. — Только времени на полноценную подпитку не хватало. Меня каждый раз скручивало в тиски. Потом фаза небытия и новое возвращение в навязанную оболочку”, — закончил, наконец заставив тело отползти в сторону от муторной зелёной жижи, над которой оно всё это время так и нависало, покачиваясь.
“Видимо, тебя держали отдельно, раз впервые оказался здесь”, — высказал догадку Орш.
“А я тебе говорил, — опять проявил себя неизвестный, — что у гуманоидов не одно помещение, где с нами… работают”.
“Работают? — издевательски бросил Орш. — Хас, ты, оказывается, гуманист”.
Хас? Хас, Хас… Я задумался, перебирая известные мне комбинации. Хм, мне этот собрат не знаком.
“Ты же не с нами проходил через брешь миров. А мы ушли в неё первыми. Значит, была вторая волна экспансии в это пространство?” — предположил.
“Вторая была, — согласился Хас. — Но я из третьей. И мы едва успели проскочить. Брешь закрылась бесследно, а я попал в плен, не успев даже начать поглощение“.
“Ого... — встрепенулся я, ощущая, как теряю опору. Во всех смыслах: и моему самосознанию стало не по себе, и моя бренная оболочка завалилась на бок, чувствительно приложившись бедром об пол. — Мы здесь застряли? Нам домой не вернуться?“
“Если не откроется новая брешь...” — философски протянул Хас.
“Если мы вообще выживем!” — бросил Орш.
“Если перестанете лить энергию попусту”, — тихо прошипел...
“Щег! — опознал я. — И ты здесь!”
От неожиданного осознания того, что нас не так уж и мало, я испытал воодушевление. Завозился на холодном покрытии, рыкнул с досады, заставляя непривычное, чуждое мне тело подчиняться. Оттолкнулся и наконец встал. Обретя равновесие, сфокусировался и осмотрелся.
Примитивные гуманоиды меня больше не интересовали. Взгляд скользнул дальше, пробежав по невзрачным серым стенам, силовым полям, ограничивающим наше пространство для жизни, низкому металлическому потолку, полу, где-то чистому, а где-то покрытому спёкшейся органикой. Именно на нём сейчас кто-то неподвижно, а кто-то осторожно перемещаясь, в разных позах находились те самые физические тела, что на самом деле являлись для нас клетками. Такие же гуманоидные, как пленившие нас существа, и всё же чем-то от них отличные. Впрочем, внешний вид оболочек меня волновал меньше всего. Не они важны сами по себе, как не важна примитивным существам их одежда. А вот количество...
“Так сколько же нас?” — спросил сам себя, но ответ получил от других:
“Восемнадцать”.
Немного… В моей группе было больше тысячи подобных мне, и мы были первым отрядом, отправившимся на освоение новых источников энергии. После нас, судя по заявлению Хаса, были и другие. Не знаю пока, насколько многочисленные, но… Но из всех только мы выжили?
Значит, восемнадцать... Возможно всё же больше, ведь здесь, определённо, не все. Кто-то, как и я до этого, может находится в бессознательном состоянии в других… местах.
Где именно?
Ответ на вопрос дался с трудом — образы, вызванные отдельным усилием, выходили размытыми и отрывистыми.
Тьма. Вспышка. Энергия совсем рядом — манящая, притягательная, но взять её нет никакой возможности. Непонимание. Что не так?! Краткий миг забытья. Снова всполох пробуждения. “Хороший экземпляр... в моей лаборатории… степень фиксации семьдесят процентов… вводи первую дозу… реакция пошла… надо повторить...” — звуки, раздражающие в своей бессмысленности. Тесный плен оболочки, которая скована так же, как и я. Попытка вырваться. Белые границы, за которые нет хода. Сжимающие, удушающие тиски. И снова тьма.
Воспоминание, от которого хотелось лишь одного — разорвать, испепелить, уничтожить тех, кто лишил меня свободы. И поглотить! Выпить! Забрать у них то, что до сих пор манило, несмотря на ограничения...
Среагировало и тело. Кулаки сжались, взбугрились мышцы, словно силясь разорвать несуществующие путы, а из горла неожиданно вырвался яростный рокот низких частот.
— Смотри-ка ты, совсем ожил, — раздался дерзкий смех, скрывая за собой очередную волну страха. — Живучая тварь.
— Отойди, Ральюс, не провоцируй, а то опять выговор получим.
Считающая себя вершиной пищевой пирамиды особь проявляет осторожность? Это интересно. Я вернулся взглядом к своим тюремщикам, на этот раз изучая внимательнее. Делать это, используя ограниченные возможности навязанного тела, было… невыносимо, но иных вариантов не оставалось.
Первый, тот что вёл себя наглее, — высокий, двуногий, беловолосый — классический примитивный гуманоид демонстративно скалился, выражая презрение. Только он не мог знать, что своей бравадой спровоцировал вспышку интереса с моей стороны. Неосознанная опция ставшего тюрьмой тела вдруг проявились, подарив сверхъестественную зоркость — я отчетливо увидел предназначенными для этого элементами тела учащенно пульсирующую за ухом тюремщика жилку и спешно скользящую по отвратительно розовой коже капельку влаги. Страх… Он знаком этому существу. Именно его он прячет за своим показным бесстрашием. Жалкий. Лёгкая добыча.
То есть, он был бы лёгкой добычей, будь я собой прежним.
Но я запомнил этот вид местных. С таким расовым типом раньше мне сталкиваться не доводилось, хотя, на самом деле, я не особенно обращал внимания на такие детали как цвет волос и крепость нервов пищи.
Второй, куда более осмотрительный, — крепкий, коренастый, остроухий брюнет, с мрачным насторожённым взглядом. А вот этих я помню. Сотня таких на моём личном счету, плюс два звездолёта и орбитальная станция. Энергии я тогда накачал знатно, жаль до самой их планеты добраться не успел. Так и не понял, куда она исчезла под самым “носом”. То ли другие из моего отряда успели раньше, чем я смог на неё переключиться, то ли ушастые нашли способ её спрятать. И сами сбежали, потому что после этого я взаимодействовал с кем угодно, но не с ними.
Всех их, неожиданно сумевших совладать с нами, придётся изучить. Они убеждены, что пленили нас, заточив в бесполезных оболочках? Сделали подобными себе? Ничтожными, ограниченными и… подконтрольными? Что ж… зря. Я сумею приспособиться, сумею вырваться, сумею… забрать их всех.
Мы сумеем.
— Да что он мне сделает? — не внял дельному совету беловолосый. — Сидит себе в клетке… Он слаб словно новорожденный, только и способен, что на ноги встать.
Подошёл он близко. Так близко, что удержаться я не смог. А может, просто не захотел, больше всего желая сейчас наказать этого примитивного гуманоида, возомнившего себя победителем. Такое знакомое по прошлому, практически рефлекторное поведение — стремительный бросок к идущей прямо ко мне добыче.
Быстрый выпад в его сторону, и острое сожаление: вместо сгустка энергии вперед дёрнулась непривычная обуза, неловко управляемая мною, — раздражающее тело. А вместо такого приятного притока живительной питающей энергии я получил силовой разряд от энергетических брусьев клетки, пронзивший навязанное тело и отбросивший его на пол.
Ощутил я это вопреки пониманию. Что за чувство? Невыносимое, тягучее и разрывающее на части? Уже знакомое по вспышкам пробуждения в лаборатории.
“Кин, брось, — запоздало предупредил Орш. — Это бессмысленно. Без оболочки ты, может, и прошёл бы ограничительное поле, а с ней...”
“В смысле “может”? — опешил я. — Ты не пытался?”
“Ты меня вообще слышал? — обрушилась на меня волна раздражения. — Мы в них жёстко зафиксированы. Не вырваться из оболочки. Она как кандалы, и её через энергетическую клетку не протащишь”.
“А ты меня слышал? — всё ещё испытывая странную агонию, взвыл я не менее яростно. — Я трижды из неё выходил!”
— Что, гад, не выходит? — сбивая с мысли и одновременно, словно меня услышав, выкрикнул беловолосый. — Лапки коротки? Теперь всё иначе! Вот она — расплата. Удивлён? Не знал подобного? Так запомни — эта боль отныне станет твоей постоянной спутницей. — Он засмеялся, наслаждаясь собой и чувством безопасного превосходства. — Давай, давай, поднимайся, амеба треклятая. Сделай так ещё! Повесели нас!
Издевается. А ведь сам реально напуган, даже отскочил едва ли не дальше, чем меня отбросило. Дышит рвано, и за оружие схватился — невзрачную на вид рукоять, энергия в которой совершенно бесструктурная. И опасная...
— Цыпа, цыпа, иди к папочке. Мигом станешь грилем, — вновь посыпались глумливые смешки. — Знакомая штучка, а? Думали, сожрёте нас всех? А вот мы не так просты и нашли чем вас уделать. Превратили вас в ничто! Даже праха не осталось! Один большой пшик — и нет прожорливого амиота. Всех вас нет!!!
Силясь не упустить контроля за происходящим вокруг — а знание сейчас важнее всего — я сосредоточился, заставляя себя не думать о… как сказал ничтожный? О боли! Пришлось пересилить отвращение, вновь пытаясь понять как “работает” это видение через элементы чуждой оболочки.
Амиоты? Слово кольнуло узнаванием. Прежде я слышал его в лаборатории. Так эти… материальные называли нас — эдаити.
Но всё внимание сейчас было сосредоточено на оружии охранника. Знакомая? Так он сказал? Да, очень знакомая. Настолько, что новых “встреч” мне не хотелось. Это ведь после контакта с ней настает то самое беспамятство, при котором надолго теряешь понимание самого себя.
— Остынь. — Положив руку на судорожно сжатый кулак беловолосого, второй гуманоид заставил оружие опустить. — Чего завёлся-то? Расслабься. Скоро смена придёт. Не лезь к нему. Получим нагоняй, если сдохнет тут внезапно.
Значит, меня ждёт передышка. И новый шанс разузнать о тюремщиках больше.
“Часто они меняются?” — бросил вопрос своим.
“Да, довольно часто. А на время кормления и для транспортировки в лабораторию прибывает дополнительная пара охранников”, — пришёл глухой отклик от Щега.
Кормления?!
“Это же не?..”
“Именно”.
Отвращение накрыло волной, стоило вспомнить ощущения продвижения в недра этого жалкого тела твёрдой и склизкой субстанции… Как они её называют? Еда?
Сколько ещё мерзостей нам уготовано испытать в этом коконе-тюрьме?
— Смирно!
Хорошо поставленный голос вновь привлёк моё внимание к происходящему за пределами клетки. Принадлежал он ещё одному гуманоиду, внешне мало отличному от ушастого. Разве что эти самые уши были у него скруглёнными, а верх головы закрывал плоский предмет одежды.
— Доложите обстановку, сержант Кригс, — продолжил вошедший, за спиной которого прятались силуэты ещё двух гуманоидов.
— Всё штатно. Происшествий не было, — без запинки отчитался брюнет.
Так, так… значит, мои попытки не в счёт? Ну ладно…
Кивнув, субъект вышел, зато теперь оказались в зоне видимости те, кто скрывался за его спиной.
Первое, что я ощутил сразу, — они разные. Не в смысле расового облика, хотя он тоже имел отличия, а совсем иначе. Однако объяснить, как именно “иначе”, в чём заключаются эти самые “различия”, я пока не мог.
Второе — с этой парой я уже пересекался. Перед небытием, после которого я осознал, что меня волокут в клетку, они были последними, кого я воспринимал рядом.
Воспоминание о появлении рядом темноволосого и физически более крупного субъекта, отражались в сознании двойственно: сначала нейтрально — лишь как факт близкого присутствия, раздражающего от невозможности взять то, что мне было необходимо; затем мощно — как приступ ярости, потому что именно его оружие, заставило меня взорваться яркой сверхновой, потеряв самого себя.
Реакция на другого — более щуплого гуманоида с волосами чуть светлей, была куда более неоднозначной. Сумбурной, противоречивой, клокочущей. В ней было так много намешано, что мне пришлось постараться, чтобы разобраться в этом сложном переплетении. Я вспомнил, как крайне неосмотрительно приближалось ко мне это существо, буквально истекая такой желанной энергией. Как в лаборатории я бился в путах удерживающей меня оболочки, сходя с ума от невозможности её взять! Как неимоверным усилием всё же прорвал оковы, клеймя то, что теперь по праву было моим! Было, но не стало. Потому что энергию этой особи я так и не забрал. Не успел.
“Чем мы все лучше?”
Последняя мысль прозвучала словно брошенная со стороны. Не мной, кем-то другим.
Резким движением, заставив гуманоидов отскочить, хоть и находились они в безопасности, я развернулся, впиваясь взглядом в собрата по несчастью — того самого, что вяло шевелился в паре метров от края клетки, наверняка также не в силах выбраться из статичной материальной формы. И этот факт стал настоящим открытием — до этого момента я был уверен, что кроме меня из нас уже никого не осталось.
“Кто?” — я напрягся, посылая обычный сигнал опознания.
“Тас, — вернулась волна. — А ты?”
“Кин”, — сообщил, стараясь скрыть разочарование. Тас был самым слабым и глупым в группе. Я вообще полагал, что его развеяло во время последнего столкновения с материальным противником. Очень уж атака была мощной и неожиданной.
“Помоги, — предсказуемо заныл Тас. — Что происходит? Где мы? Я хочу отсюда уйти. Мне тесно”.
Имел он в виду вовсе не мир, всего лишь тело, и я это понял. Но самое главное — услышал обнадёживающее “мы”.
“Пока не получим контроля за происходящим, уйти не получится. Где остальные?”
“Восприятие расширь”, — донеслось до меня ещё одно сообщение. Близкое настолько, что не опознать отправителя было невозможно.
“Орш”, — коротко среагировал я, подтверждая узнавание. Снова напугав гуманоидов, перевернулся, отыскивая глазами очередное физическое воплощение. Массивное, грязное, серокожее, с тёмными уплотнениями на плечах и спутанными чёрными волосами, закрывающими лицо, но при этом несущее в себе того, кто никогда не отступал и не бросал начатого на половине.
“Где тебя носило, Кин? — яростно сверкнули фиолетовым отблеском глаза, за которыми прятался практически равный мне по силе собрат. — Раз ты жив, почему не с нами?”
“Знал бы я сам”, — осадил я его. Конкурентами мы никогда не были, но и причислять меня к дезертирам я не позволю.
“Что помнишь из последнего?” — не сдался Орш.
Хороший вопрос. Однако прежде, чем я смог на него ответить, мне пришлось ждать, пока из глотки наружу не выйдет то, что материальные уроды зачем-то запихнули в навязанную мне оболочку. Гадкое тело!
“Мы рвали на атомы планетоид, — ушёл мыслями в прошлое, чтобы снова, как наяву ощутить триумфальное чувство свободы и торжества. — Энергии в нём было много, текла она легко и быстро. Я увлёкся поглощением, не заметил приближения опасности”.
“Никто не заметил”, — вплёлся в моё признание ещё один собеседник, но я не придал этому значения. Продолжил:
“Понял, что нас окружили, когда оказался в тисках неструктурированной энергии. Пробиться сквозь неё я не смог, поглотить тоже. Привычного мира не стало. Материальный исчез. Двигаться было некуда. Энергии становилось всё меньше, я слабел, казалось, это конец. А потом неожиданно понял, что...”
“Что прочно заперт внутри физической оболочки, — перебив меня, признался Орш, видимо, испытавший то же самое. — А разорвать её и выбраться не получается”.
“Я её рвал! — внёс коррективы. — Трижды”.
“Силён, — признал Орш. — Где взял подпитку?”
“Не вникал. Кто первым подвернулся, у того и высосал, — отрезал я, смутно припоминая дёргающееся в конвульсиях тело. Вернее, два таких тела, наполненных желанной энергией. — Только времени на полноценную подпитку не хватало. Меня каждый раз скручивало в тиски. Потом фаза небытия и новое возвращение в навязанную оболочку”, — закончил, наконец заставив тело отползти в сторону от муторной зелёной жижи, над которой оно всё это время так и нависало, покачиваясь.
“Видимо, тебя держали отдельно, раз впервые оказался здесь”, — высказал догадку Орш.
“А я тебе говорил, — опять проявил себя неизвестный, — что у гуманоидов не одно помещение, где с нами… работают”.
“Работают? — издевательски бросил Орш. — Хас, ты, оказывается, гуманист”.
Хас? Хас, Хас… Я задумался, перебирая известные мне комбинации. Хм, мне этот собрат не знаком.
“Ты же не с нами проходил через брешь миров. А мы ушли в неё первыми. Значит, была вторая волна экспансии в это пространство?” — предположил.
“Вторая была, — согласился Хас. — Но я из третьей. И мы едва успели проскочить. Брешь закрылась бесследно, а я попал в плен, не успев даже начать поглощение“.
“Ого... — встрепенулся я, ощущая, как теряю опору. Во всех смыслах: и моему самосознанию стало не по себе, и моя бренная оболочка завалилась на бок, чувствительно приложившись бедром об пол. — Мы здесь застряли? Нам домой не вернуться?“
“Если не откроется новая брешь...” — философски протянул Хас.
“Если мы вообще выживем!” — бросил Орш.
“Если перестанете лить энергию попусту”, — тихо прошипел...
“Щег! — опознал я. — И ты здесь!”
От неожиданного осознания того, что нас не так уж и мало, я испытал воодушевление. Завозился на холодном покрытии, рыкнул с досады, заставляя непривычное, чуждое мне тело подчиняться. Оттолкнулся и наконец встал. Обретя равновесие, сфокусировался и осмотрелся.
Примитивные гуманоиды меня больше не интересовали. Взгляд скользнул дальше, пробежав по невзрачным серым стенам, силовым полям, ограничивающим наше пространство для жизни, низкому металлическому потолку, полу, где-то чистому, а где-то покрытому спёкшейся органикой. Именно на нём сейчас кто-то неподвижно, а кто-то осторожно перемещаясь, в разных позах находились те самые физические тела, что на самом деле являлись для нас клетками. Такие же гуманоидные, как пленившие нас существа, и всё же чем-то от них отличные. Впрочем, внешний вид оболочек меня волновал меньше всего. Не они важны сами по себе, как не важна примитивным существам их одежда. А вот количество...
“Так сколько же нас?” — спросил сам себя, но ответ получил от других:
“Восемнадцать”.
Немного… В моей группе было больше тысячи подобных мне, и мы были первым отрядом, отправившимся на освоение новых источников энергии. После нас, судя по заявлению Хаса, были и другие. Не знаю пока, насколько многочисленные, но… Но из всех только мы выжили?
Значит, восемнадцать... Возможно всё же больше, ведь здесь, определённо, не все. Кто-то, как и я до этого, может находится в бессознательном состоянии в других… местах.
Где именно?
Ответ на вопрос дался с трудом — образы, вызванные отдельным усилием, выходили размытыми и отрывистыми.
Тьма. Вспышка. Энергия совсем рядом — манящая, притягательная, но взять её нет никакой возможности. Непонимание. Что не так?! Краткий миг забытья. Снова всполох пробуждения. “Хороший экземпляр... в моей лаборатории… степень фиксации семьдесят процентов… вводи первую дозу… реакция пошла… надо повторить...” — звуки, раздражающие в своей бессмысленности. Тесный плен оболочки, которая скована так же, как и я. Попытка вырваться. Белые границы, за которые нет хода. Сжимающие, удушающие тиски. И снова тьма.
Воспоминание, от которого хотелось лишь одного — разорвать, испепелить, уничтожить тех, кто лишил меня свободы. И поглотить! Выпить! Забрать у них то, что до сих пор манило, несмотря на ограничения...
Среагировало и тело. Кулаки сжались, взбугрились мышцы, словно силясь разорвать несуществующие путы, а из горла неожиданно вырвался яростный рокот низких частот.
— Смотри-ка ты, совсем ожил, — раздался дерзкий смех, скрывая за собой очередную волну страха. — Живучая тварь.
— Отойди, Ральюс, не провоцируй, а то опять выговор получим.
Считающая себя вершиной пищевой пирамиды особь проявляет осторожность? Это интересно. Я вернулся взглядом к своим тюремщикам, на этот раз изучая внимательнее. Делать это, используя ограниченные возможности навязанного тела, было… невыносимо, но иных вариантов не оставалось.
Первый, тот что вёл себя наглее, — высокий, двуногий, беловолосый — классический примитивный гуманоид демонстративно скалился, выражая презрение. Только он не мог знать, что своей бравадой спровоцировал вспышку интереса с моей стороны. Неосознанная опция ставшего тюрьмой тела вдруг проявились, подарив сверхъестественную зоркость — я отчетливо увидел предназначенными для этого элементами тела учащенно пульсирующую за ухом тюремщика жилку и спешно скользящую по отвратительно розовой коже капельку влаги. Страх… Он знаком этому существу. Именно его он прячет за своим показным бесстрашием. Жалкий. Лёгкая добыча.
То есть, он был бы лёгкой добычей, будь я собой прежним.
Но я запомнил этот вид местных. С таким расовым типом раньше мне сталкиваться не доводилось, хотя, на самом деле, я не особенно обращал внимания на такие детали как цвет волос и крепость нервов пищи.
Второй, куда более осмотрительный, — крепкий, коренастый, остроухий брюнет, с мрачным насторожённым взглядом. А вот этих я помню. Сотня таких на моём личном счету, плюс два звездолёта и орбитальная станция. Энергии я тогда накачал знатно, жаль до самой их планеты добраться не успел. Так и не понял, куда она исчезла под самым “носом”. То ли другие из моего отряда успели раньше, чем я смог на неё переключиться, то ли ушастые нашли способ её спрятать. И сами сбежали, потому что после этого я взаимодействовал с кем угодно, но не с ними.
Всех их, неожиданно сумевших совладать с нами, придётся изучить. Они убеждены, что пленили нас, заточив в бесполезных оболочках? Сделали подобными себе? Ничтожными, ограниченными и… подконтрольными? Что ж… зря. Я сумею приспособиться, сумею вырваться, сумею… забрать их всех.
Мы сумеем.
— Да что он мне сделает? — не внял дельному совету беловолосый. — Сидит себе в клетке… Он слаб словно новорожденный, только и способен, что на ноги встать.
Подошёл он близко. Так близко, что удержаться я не смог. А может, просто не захотел, больше всего желая сейчас наказать этого примитивного гуманоида, возомнившего себя победителем. Такое знакомое по прошлому, практически рефлекторное поведение — стремительный бросок к идущей прямо ко мне добыче.
Быстрый выпад в его сторону, и острое сожаление: вместо сгустка энергии вперед дёрнулась непривычная обуза, неловко управляемая мною, — раздражающее тело. А вместо такого приятного притока живительной питающей энергии я получил силовой разряд от энергетических брусьев клетки, пронзивший навязанное тело и отбросивший его на пол.
Ощутил я это вопреки пониманию. Что за чувство? Невыносимое, тягучее и разрывающее на части? Уже знакомое по вспышкам пробуждения в лаборатории.
“Кин, брось, — запоздало предупредил Орш. — Это бессмысленно. Без оболочки ты, может, и прошёл бы ограничительное поле, а с ней...”
“В смысле “может”? — опешил я. — Ты не пытался?”
“Ты меня вообще слышал? — обрушилась на меня волна раздражения. — Мы в них жёстко зафиксированы. Не вырваться из оболочки. Она как кандалы, и её через энергетическую клетку не протащишь”.
“А ты меня слышал? — всё ещё испытывая странную агонию, взвыл я не менее яростно. — Я трижды из неё выходил!”
— Что, гад, не выходит? — сбивая с мысли и одновременно, словно меня услышав, выкрикнул беловолосый. — Лапки коротки? Теперь всё иначе! Вот она — расплата. Удивлён? Не знал подобного? Так запомни — эта боль отныне станет твоей постоянной спутницей. — Он засмеялся, наслаждаясь собой и чувством безопасного превосходства. — Давай, давай, поднимайся, амеба треклятая. Сделай так ещё! Повесели нас!
Издевается. А ведь сам реально напуган, даже отскочил едва ли не дальше, чем меня отбросило. Дышит рвано, и за оружие схватился — невзрачную на вид рукоять, энергия в которой совершенно бесструктурная. И опасная...
— Цыпа, цыпа, иди к папочке. Мигом станешь грилем, — вновь посыпались глумливые смешки. — Знакомая штучка, а? Думали, сожрёте нас всех? А вот мы не так просты и нашли чем вас уделать. Превратили вас в ничто! Даже праха не осталось! Один большой пшик — и нет прожорливого амиота. Всех вас нет!!!
Силясь не упустить контроля за происходящим вокруг — а знание сейчас важнее всего — я сосредоточился, заставляя себя не думать о… как сказал ничтожный? О боли! Пришлось пересилить отвращение, вновь пытаясь понять как “работает” это видение через элементы чуждой оболочки.
Амиоты? Слово кольнуло узнаванием. Прежде я слышал его в лаборатории. Так эти… материальные называли нас — эдаити.
Но всё внимание сейчас было сосредоточено на оружии охранника. Знакомая? Так он сказал? Да, очень знакомая. Настолько, что новых “встреч” мне не хотелось. Это ведь после контакта с ней настает то самое беспамятство, при котором надолго теряешь понимание самого себя.
— Остынь. — Положив руку на судорожно сжатый кулак беловолосого, второй гуманоид заставил оружие опустить. — Чего завёлся-то? Расслабься. Скоро смена придёт. Не лезь к нему. Получим нагоняй, если сдохнет тут внезапно.
Значит, меня ждёт передышка. И новый шанс разузнать о тюремщиках больше.
“Часто они меняются?” — бросил вопрос своим.
“Да, довольно часто. А на время кормления и для транспортировки в лабораторию прибывает дополнительная пара охранников”, — пришёл глухой отклик от Щега.
Кормления?!
“Это же не?..”
“Именно”.
Отвращение накрыло волной, стоило вспомнить ощущения продвижения в недра этого жалкого тела твёрдой и склизкой субстанции… Как они её называют? Еда?
Сколько ещё мерзостей нам уготовано испытать в этом коконе-тюрьме?
— Смирно!
Хорошо поставленный голос вновь привлёк моё внимание к происходящему за пределами клетки. Принадлежал он ещё одному гуманоиду, внешне мало отличному от ушастого. Разве что эти самые уши были у него скруглёнными, а верх головы закрывал плоский предмет одежды.
— Доложите обстановку, сержант Кригс, — продолжил вошедший, за спиной которого прятались силуэты ещё двух гуманоидов.
— Всё штатно. Происшествий не было, — без запинки отчитался брюнет.
Так, так… значит, мои попытки не в счёт? Ну ладно…
Кивнув, субъект вышел, зато теперь оказались в зоне видимости те, кто скрывался за его спиной.
Первое, что я ощутил сразу, — они разные. Не в смысле расового облика, хотя он тоже имел отличия, а совсем иначе. Однако объяснить, как именно “иначе”, в чём заключаются эти самые “различия”, я пока не мог.
Второе — с этой парой я уже пересекался. Перед небытием, после которого я осознал, что меня волокут в клетку, они были последними, кого я воспринимал рядом.
Воспоминание о появлении рядом темноволосого и физически более крупного субъекта, отражались в сознании двойственно: сначала нейтрально — лишь как факт близкого присутствия, раздражающего от невозможности взять то, что мне было необходимо; затем мощно — как приступ ярости, потому что именно его оружие, заставило меня взорваться яркой сверхновой, потеряв самого себя.
Реакция на другого — более щуплого гуманоида с волосами чуть светлей, была куда более неоднозначной. Сумбурной, противоречивой, клокочущей. В ней было так много намешано, что мне пришлось постараться, чтобы разобраться в этом сложном переплетении. Я вспомнил, как крайне неосмотрительно приближалось ко мне это существо, буквально истекая такой желанной энергией. Как в лаборатории я бился в путах удерживающей меня оболочки, сходя с ума от невозможности её взять! Как неимоверным усилием всё же прорвал оковы, клеймя то, что теперь по праву было моим! Было, но не стало. Потому что энергию этой особи я так и не забрал. Не успел.
