Успела! От напряжения даже слёзы на глазах наворачиваются и ноги как ватные. Я сажусь на лавку, аккуратно складываю платье, коруну, снимаю макияж, но сердце всё ещё стучит, как бешенное. В животе громко урчит, в комнату кто-то входит, подскакиваю от неожиданности, но вовремя вспоминаю, что бояться теперь нечего. Волосы вернули свой цвет, и теперь о том, что я только что вернулась сюда ничего не говорит.
- А ты чего без света сидишь? - спрашивает меня вошедшая рыжая девица в зелёном платье, в руке у неё подсвечник. Я вздрагиваю, когда она приоткрывает дверь.
- Так тут нет, и никто не дал, - жалуюсь я, и зачем-то добавляю, - вот, барышню жду.
- Ясно, - заключает девушка, и уходит, забрав с собой подсвечник.
Меня начинает разбирать истерический хохот, смешанный со слезами - Боже, как же было страшно! Сначала бал, потом этот Никита... и кто бы мог подумать, что внук Деда Мороза пьянчуга? Хорошо ещё, что сбежать спокойно дал, а ну как схватил бы за руку и допытываться стал, кто я такая? Или стражу бы позвал? Софа говорила, она здесь есть.
Окончив смеяться, я устраиваюсь на лавке поудобнее, накинув свой тулуп. Он не такой изысканный, как у Никиты, но от воспоминаний удержаться всё равно не могу. Позволяю мыслям о нём занять в голову, вспоминая его голос, синие глаза, ухмылку, и ненароком придремываю, потеряв счёт времени.
- Евгения, - раздается над ухом голос Арсения Ильича, - княжна уезжает.
Вырванная из мира грёз, резко подскакиваю, беру сумку и иду за управляющим. Сначала в карету сажусь я, Арсений пристраивается рядом с кучером, потом мы едем к главному крыльцу, где залезают князь и Софа. Она вся светится от счастья, а я времени не теряю, снимаю с неё туфли и надеваю тёплые мягкие валенки, потом кутаю шалью.
Дома надежда лечь поспать рушится сразу, потому что надо экстренно снять платье с княжны, которая еле дотерпела до туалета, потом идти за горячими бутербродами и чаем с лимоном. Софа сидит за столом бодрая и болтает без умолку, хоть на часах уже перевалило за полночь.
- Представляешь, заявился под самый конец! Такой высокий, красивый, только вот холодный с виду, - характеризует она Мороза, - но это и хорошо даже, что под конец пришёл, потому что мне он не понравился, - заключает княжна с набитым ртом. - А у тебя как всё прошло?
Я не выдерживаю, и рассказываю Софе про ледяной сад и Никиту. Она слушает, не переставая работать челюстями, а под конец заходится таким смехом, что я начинаю невольно смеяться с ней.
- С бутылкой, говоришь? А я думала, что мне казалось, что от него медовухой пахнет, - говорит она через смех, - А вот что имя не сказала, это хорошо.
Я громко зеваю, и наконец, Софа отпускает меня спать. В сон проваливаюсь сразу, как только голова касается подушки.
Утром я как всегда встаю с будильником, но чувствую себя плохо - озноб и болит голова. Одеваюсь, привожу себя в порядок настолько, насколько это возможно. А София и не думает просыпаться. На тумбочке лежит смятый пакет из-под чипсов, тех самых, что я купила последний раз в городе. Княжна что-то мычит, означающее, что она сегодня отсыпается, и накрывается одеялом с головой. Чтобы быть поближе к хозяйке, я присаживаюсь на диванчик, стоящий возле окна. Голова гудит и совсем нет аппетита, глаза медленно закрываются, пока сознание не проваливается в сон.
Будит меня звяканье ложки о бокал. Я пытаюсь наладить контакт с окружающим миром и вижу, что рядом сидит Софа и мешает что-то в большой кружке.
- Вот чай с лимоном, а вот пышки с мёдом, - пропевает княжна, подставляя чай мне под нос. Чтобы меня не облили, приходится взять его.
- Сколько времени? - хриплю я, морщась от боли в горле. Вот тут чай оказывается как нельзя кстати, с удовольствием втягиваю ароматный кипяток, а вот глоток даётся с трудом.
- Я только что пообедала, - сообщает Софа, наблюдая за мной. Я вытаращиваю глаза, отчего голова болит ещё сильнее.
- Пей, - снова подталкивает княжна стакан ко мне, - ты вчера голая по саду бегала, этого следовало ожидать.
Она подаёт мне медовую плюшку.
- У повара есть отличная настойка, на ноги ставит на второй же день.
- А как же работать, - шепчу я обречено.
- А у тебя сегодня дел нет - у меня ужин с девицами-красавицами, так что я сейчас в ванную, потом одеваться, и уеду на весь вечер. А ты не переживай, горячую воду себе смогу сама включить!
Софа идёт в ванную, а я разваливаюсь на диванчике, попивая чаёк. Как княжна и говорила, вскоре она собирается и уезжает в закрытый девичий клуб, на ужин у Невмержицких в честь неё. Одевается она на этот раз не в платье, а в бордовые замшевые брюки и чёрную полупрозрачную блузку. Волосы элегантными волнами спадают по плечам, на ушах и пальцах красуются изысканные украшения. Пара капель парфюма, шубка на плечи, сумочка, и, послав мне воздушный поцелуй, княжна упорхала в общество богатых наследниц правящих домов.
Я хлопаюсь спать в своей комнате, и валяюсь до позднего вечера, пока не приходит горничная Ася и не говорит, что баня истоплена. Хочется прирасти к постели и не вставать, пока тело не перестанет ломить, но женщина настаивает, чтобы я искупалась, пришлось послушать её и голос разума, говорящий, что следующая баня будет через три дня, а голова уже грязная. По ощущениям температура тела нормальная, а значит можно использовать доступное народное средство, а именно хорошенько пропариться, так папа мой всегда лечится.
Купаемся втроём, женским коллективом - я, Ася и прачка Нина. Эти две женщины мне в матери годятся, но по отчеству они не хотят чтоб я их звала. Мы сначала паримся в простынях, хлещемся вениками, мылимся, потом голые за ширмой обливаемся водой. Раньше я не очень любила баню, но здесь, в Волшебном Устюге, для меня это единственный способ помыться. Местные дворяне здесь имеют ванные комнаты, например как моя Софа, но князь любит попариться, для господ баня отдельная, отделанная с княжеским размахом. Я там ни разу не была, но вот к хозяину туда частенько наведываются в гости другие главы двенадцати семей.
От жара и запаха берёзового веника (их закупают в человеческом мире) меня сладко расслабляет. Начал дышать нос, и я осознала, насколько он до этого был заложен. После бани и смены ежедневного платья спускаюсь в кухню ужинать, Софы ведь нет, компанию составлять некому в горнице. После водных процедур хочется спать и есть. Как и говорила княжна, как только повар Тит узнал о моём недуге, предложил настойку. Заверив меня, что там нет алкоголя, он накапал её в чай и дал выпить. Горло и весь рот обожгло мятным огнём, я чуть не задохнулась от такой свежести и горьковато-сладкого привкуса, на что другие только посмеялись, а Тит с победным видом улыбался.
- И что, завтра буду здорова? - с недоверием спрашиваю я.
- А то, - только и говорит повар.
Через силу допив этот демонический напиток, отправляюсь спать. Возвращения Софы я не слышу, так до будильника и дрыхну без задних ног.
- С добрым утром, - приветствует меня княжна, уплетающая йогурт за своим туалетным столиком, когда я выползаю на свет божий.
- Я проспала? - недоверчиво кошусь на настенные часы в виде золотого солнца.
- Нет, просто я раньше поднялась, - успокаивает меня княжна. И одновременно удивляет. - Как самочувствие?
- Не так плохо, как вчера, - призадумываюсь, облизывая сухие губы. Очень хочется пить.
- Настойка помогла?
- Пока непонятно, - отвечаю я, вдоволь утолив жажду водой из кувшина. И, правда, трудно сказать, насколько лучше стало состояние, но аппетит появился, это уже хорошо. Я приступаю к своим обязанностям, приношу завтрак, заправляю постель, ем с княжной, прибираюсь, и чувствую, что это не приносит мучений, симптомы болезни есть, но слабые.
- Слушай, Тит колдун что ли? - любопытствую я у Софы за чашкой чая.
- Нет, он лекарь-травник, - смеётся она, - знает силу лекарственных трав.
- Значит, он тоже имеет доступ к человеческому миру?
- Нет, ему травы приносит торговец, - понимает княжна ход моих мыслей.
Я задумываюсь. Во всём доме из обычных людей только я. Остальные местные. Одним из волшебных свойств этого зимнего мира, является медленный ход жизненного цикла, то есть живущие в Волшебном Устюге словно застывают в развитии, продлевая свой век в полтора, а то и два раза. А вот я, обычный человек, здесь старею как обычно, и должна здесь пробыть не более пяти лет, потому, что секунда промедления будет стоить слишком много - я навсегда здесь останусь. Это очень страшная перспектива, потому что мне даже покидать на короткое время нельзя будет этот город, иначе превращусь в тот же миг в прах, который развеет ветер.
Таких как я, завербованных на земле, мало, но зачем-то всё-таки наши услуги требуются. Да и не каждый себе позволить такую роскошь может. Зато в простом люде здесь недостатка нет, коренные жители даже размножаются, трудясь в услужении у князей, в мастерских, то есть здесь преобладает ручной труд, но это очень качественный труд мастеров, которые знают и хранят тайны ремесла.
Животных, как ни странно, тут держат - волшебным образом добывая им корм, выращивая в теплицах нужные ингредиенты, особенно любят коней. А так же есть охота, рыбалка, и всё в таком роде. Софа говорит, что мир этот создавали в студеную зиму, которая здесь навсегда зависла. Летом снег всё равно лежит, но температура бывает - 1 или даже ноль, позволяя в солнечную погоду одеваться "по-летнему".
Много сотен лет Волшебный Устюг был закрыт для людей, и тогда здесь стали наступать голодные времена, так что волшебным князьям приходилось с помощью магии поддерживать народ, чтобы не наступил конец всему хорошему, заключающийся в каннибальстве или бунте. Теперь можно поставлять продукты из человеческого мира, и князьям это делать легче за деньги, чем тратить драгоценную магию. Десять процентов от своих доходов главы двенадцати родов должны платить Деду Морозу, и как я поняла, это очень большие деньги. Так что Волшебный Устюг сейчас в самом расцвете сил.
В размышлениях и влажной уборке комнаты проходит первая половина дня. Софа настаивает, чтобы я отдыхала ещё, но после недомоганий на меня обычно находит такая активность, что аж не остановить. Тем более что ясно мыслящая голова так и подкидывает воспоминания с бала, заставляя тереть деревянный пол интенсивнее.
Княжна почему-то сегодня очень молчалива и задумчива, сидит на диване и читает книжку, когда я прихожу с улицы, вытряхнув коврики.
- Опять бегала на улицу, только же полегчало, - бурчит она в мою сторону и опять утыкается носом в страницу. А мне, наоборот, от свежего воздуха становится хорошо, и этой капризной ворчунье советую выйти из комнаты, чтобы проветрить тут, но княжна идёт не в гостевую залу, как я планировала, а плюхается на кровать в моей каморке. Открываю окна настежь и иду на улицу за остальными коврами. У княжны весь пол ими устлан, причем старинные ковры с замысловатым орнаментом вперемежку с экземплярами в звездочку и в горошек. Ещё в комнате есть печь, выложенная изразцовой плиткой, мы любим лежать и болтать на полу долгими вечерами, прижавшись к ней пятками. Стены из сруба, по ним развешаны картины, портреты членов семьи, а так же часы, зеркала, гирлянды и прочая мишура. У восточной стены стоит кровать с малиновым балдахином, напротив дверь в гардеробную, рядом - в ванную. Дверь в мою каморку в углу, слева от входной. Посреди комнаты стоит круглый белый стол, два стула. На столе композиция на подносе, из ароматических свечей, шишек, золоченых орехов и прочей бутафории. Около кровати тумбочка и туалетный стол, у южного окошка диван и пуфики.
Софа не любит гостей в комнату приглашать, её подруги обычно принимаются в гостевой зале, которая почти не используется, ведь князь всё время находится у себя в кабинете. Я была там, и размеров он приличных, хоть свадьбы проводи.
Не успела закончить с уборкой, как пора идти за обедом - это делаю с радостью, так как порядком проголодалась. За столом оказывается, что аппетита у княжны нет.
- Уж не влюбилась ли ты, голубушка? - шучу я и получаю укоризненный взгляд из-под длинных ресниц.
- Что, правда влюбилась? - хочу ещё уточнить, не в Никиту ли... Вот сама удивляюсь, как это в голову пришло!
- Нет, - выдыхает Софа, вернув свой взгляд на тарелку с супом-пюре.
- Не знаю, - тут же добавляет княжна.
- Неоднозначный ответ, - замечаю я, - может, расскажешь?
Девушка водит ложкой по тарелке, чертя загадочные круги. После моего вопроса она немного медлит, но, не может сдержать улыбку и расцветает как декабрьская роза.
- Так, ничего особенного, - предупреждает она сразу, - просто на балу, ты наверно не видела этого, я танцевала с княжичем Ярославским, с Антоном. Он старший брат Арины, - поясняет Софа для меня, так как парней в Волшебном Устюге я видела мало, а Арину знаю.
- Ууу, - протягиваю, чувствуя штраф от князя, - и что с ним, с этим Антоном?
- Да ничего особенного, - пожимаю плечами моя грустная княжна, - но он такой потрясающий был! Высокий, обходительный и танцует отменно! Комплиментов мне наговорил. А ещё… у нас с ним совместимость, понимаешь? Мы как-то раз стащили журнал совместимостей у Татьяны Афанасьевны, и вот там сказано, что с ним у меня всего 10 процентов родства. Я даже и не помню, чтобы наш род с Ярославскими когда-то сочетался браком.
- Что-то мне не нравится уже этот танцор, - бормочу я в кружку, но Софа слышит. Она грустно смеётся, - Я думаю, твоему отцу это не понравится.
- Знаю сама, можешь ничего не говорить мне об этом. Отец со свету сживёт, если узнает о моём романе. Он спит и видит, чтобы выдать меня выгоднее замуж. И это в век феминизма!
Я качаю головой. Что сказать Софии? Она в курсе, какое наказание ей грозит за ослушание отца, но сердце девичье дрогнуло в этом царстве холода и патриархальных устоев, и надо этот порыв держать в узде, иначе плохо будет и ей, и мне.
После обеда я гружу посуду на поднос, но Софа просит посидеть с ней. На княжну напала хандра, и мы, примостившись на диванчике, уютно устраиваемся. Она кладет голову на мои колени, а я расчесываю их гребешком из слоновой кости, какой-то семенной реликвией. Всё-таки, как же этой снежной девочке не хватает матери! Она осиротела в пять лет, и отец, воспользовавшись тем, что Устюг стал открыт для перемещений, отправил её в какой-то пансионат в Европе.
Я как сейчас помню, встречала с остальной челядью княжну. Всех согнали на крыльцо, и мы там полчаса стояли на морозе. Князь же наблюдал в окошко, и когда на двор широкий влетели сани расписные, вышел с распростертыми объятьями встречать доченьку родную, ненаглядную. София вылезла с саней, слуги ей по пояс поклонились, как учил князь. Она посмотрела на всех так, будто сейчас её стошнит, облобызалась с батюшкой три раза, выслушала поздравления с прибытием, бормоча под нос благодарности, и я пошла показывать ей горницу, светелку девичью. Там ещё не было ни ковров, ни других современных мелочей, помещение говорило, что там умер царь, а не что там будет жить шестнадцатилетняя девушка.
Первое время Софа мало со мной разговаривала, больше указания давала, порой даже не благодарила за службу, не смотрела в мою сторону. А я, так как ещё толком не привыкла к временному заключению в волшебной тюрьме, ходила темнее ночи, хмурнее тучи.
- А ты чего без света сидишь? - спрашивает меня вошедшая рыжая девица в зелёном платье, в руке у неё подсвечник. Я вздрагиваю, когда она приоткрывает дверь.
- Так тут нет, и никто не дал, - жалуюсь я, и зачем-то добавляю, - вот, барышню жду.
- Ясно, - заключает девушка, и уходит, забрав с собой подсвечник.
Меня начинает разбирать истерический хохот, смешанный со слезами - Боже, как же было страшно! Сначала бал, потом этот Никита... и кто бы мог подумать, что внук Деда Мороза пьянчуга? Хорошо ещё, что сбежать спокойно дал, а ну как схватил бы за руку и допытываться стал, кто я такая? Или стражу бы позвал? Софа говорила, она здесь есть.
Окончив смеяться, я устраиваюсь на лавке поудобнее, накинув свой тулуп. Он не такой изысканный, как у Никиты, но от воспоминаний удержаться всё равно не могу. Позволяю мыслям о нём занять в голову, вспоминая его голос, синие глаза, ухмылку, и ненароком придремываю, потеряв счёт времени.
- Евгения, - раздается над ухом голос Арсения Ильича, - княжна уезжает.
Вырванная из мира грёз, резко подскакиваю, беру сумку и иду за управляющим. Сначала в карету сажусь я, Арсений пристраивается рядом с кучером, потом мы едем к главному крыльцу, где залезают князь и Софа. Она вся светится от счастья, а я времени не теряю, снимаю с неё туфли и надеваю тёплые мягкие валенки, потом кутаю шалью.
Дома надежда лечь поспать рушится сразу, потому что надо экстренно снять платье с княжны, которая еле дотерпела до туалета, потом идти за горячими бутербродами и чаем с лимоном. Софа сидит за столом бодрая и болтает без умолку, хоть на часах уже перевалило за полночь.
- Представляешь, заявился под самый конец! Такой высокий, красивый, только вот холодный с виду, - характеризует она Мороза, - но это и хорошо даже, что под конец пришёл, потому что мне он не понравился, - заключает княжна с набитым ртом. - А у тебя как всё прошло?
Я не выдерживаю, и рассказываю Софе про ледяной сад и Никиту. Она слушает, не переставая работать челюстями, а под конец заходится таким смехом, что я начинаю невольно смеяться с ней.
- С бутылкой, говоришь? А я думала, что мне казалось, что от него медовухой пахнет, - говорит она через смех, - А вот что имя не сказала, это хорошо.
Я громко зеваю, и наконец, Софа отпускает меня спать. В сон проваливаюсь сразу, как только голова касается подушки.
Утром я как всегда встаю с будильником, но чувствую себя плохо - озноб и болит голова. Одеваюсь, привожу себя в порядок настолько, насколько это возможно. А София и не думает просыпаться. На тумбочке лежит смятый пакет из-под чипсов, тех самых, что я купила последний раз в городе. Княжна что-то мычит, означающее, что она сегодня отсыпается, и накрывается одеялом с головой. Чтобы быть поближе к хозяйке, я присаживаюсь на диванчик, стоящий возле окна. Голова гудит и совсем нет аппетита, глаза медленно закрываются, пока сознание не проваливается в сон.
Будит меня звяканье ложки о бокал. Я пытаюсь наладить контакт с окружающим миром и вижу, что рядом сидит Софа и мешает что-то в большой кружке.
- Вот чай с лимоном, а вот пышки с мёдом, - пропевает княжна, подставляя чай мне под нос. Чтобы меня не облили, приходится взять его.
- Сколько времени? - хриплю я, морщась от боли в горле. Вот тут чай оказывается как нельзя кстати, с удовольствием втягиваю ароматный кипяток, а вот глоток даётся с трудом.
- Я только что пообедала, - сообщает Софа, наблюдая за мной. Я вытаращиваю глаза, отчего голова болит ещё сильнее.
- Пей, - снова подталкивает княжна стакан ко мне, - ты вчера голая по саду бегала, этого следовало ожидать.
Она подаёт мне медовую плюшку.
- У повара есть отличная настойка, на ноги ставит на второй же день.
- А как же работать, - шепчу я обречено.
- А у тебя сегодня дел нет - у меня ужин с девицами-красавицами, так что я сейчас в ванную, потом одеваться, и уеду на весь вечер. А ты не переживай, горячую воду себе смогу сама включить!
Софа идёт в ванную, а я разваливаюсь на диванчике, попивая чаёк. Как княжна и говорила, вскоре она собирается и уезжает в закрытый девичий клуб, на ужин у Невмержицких в честь неё. Одевается она на этот раз не в платье, а в бордовые замшевые брюки и чёрную полупрозрачную блузку. Волосы элегантными волнами спадают по плечам, на ушах и пальцах красуются изысканные украшения. Пара капель парфюма, шубка на плечи, сумочка, и, послав мне воздушный поцелуй, княжна упорхала в общество богатых наследниц правящих домов.
Я хлопаюсь спать в своей комнате, и валяюсь до позднего вечера, пока не приходит горничная Ася и не говорит, что баня истоплена. Хочется прирасти к постели и не вставать, пока тело не перестанет ломить, но женщина настаивает, чтобы я искупалась, пришлось послушать её и голос разума, говорящий, что следующая баня будет через три дня, а голова уже грязная. По ощущениям температура тела нормальная, а значит можно использовать доступное народное средство, а именно хорошенько пропариться, так папа мой всегда лечится.
Купаемся втроём, женским коллективом - я, Ася и прачка Нина. Эти две женщины мне в матери годятся, но по отчеству они не хотят чтоб я их звала. Мы сначала паримся в простынях, хлещемся вениками, мылимся, потом голые за ширмой обливаемся водой. Раньше я не очень любила баню, но здесь, в Волшебном Устюге, для меня это единственный способ помыться. Местные дворяне здесь имеют ванные комнаты, например как моя Софа, но князь любит попариться, для господ баня отдельная, отделанная с княжеским размахом. Я там ни разу не была, но вот к хозяину туда частенько наведываются в гости другие главы двенадцати семей.
От жара и запаха берёзового веника (их закупают в человеческом мире) меня сладко расслабляет. Начал дышать нос, и я осознала, насколько он до этого был заложен. После бани и смены ежедневного платья спускаюсь в кухню ужинать, Софы ведь нет, компанию составлять некому в горнице. После водных процедур хочется спать и есть. Как и говорила княжна, как только повар Тит узнал о моём недуге, предложил настойку. Заверив меня, что там нет алкоголя, он накапал её в чай и дал выпить. Горло и весь рот обожгло мятным огнём, я чуть не задохнулась от такой свежести и горьковато-сладкого привкуса, на что другие только посмеялись, а Тит с победным видом улыбался.
- И что, завтра буду здорова? - с недоверием спрашиваю я.
- А то, - только и говорит повар.
Через силу допив этот демонический напиток, отправляюсь спать. Возвращения Софы я не слышу, так до будильника и дрыхну без задних ног.
- С добрым утром, - приветствует меня княжна, уплетающая йогурт за своим туалетным столиком, когда я выползаю на свет божий.
- Я проспала? - недоверчиво кошусь на настенные часы в виде золотого солнца.
- Нет, просто я раньше поднялась, - успокаивает меня княжна. И одновременно удивляет. - Как самочувствие?
- Не так плохо, как вчера, - призадумываюсь, облизывая сухие губы. Очень хочется пить.
- Настойка помогла?
- Пока непонятно, - отвечаю я, вдоволь утолив жажду водой из кувшина. И, правда, трудно сказать, насколько лучше стало состояние, но аппетит появился, это уже хорошо. Я приступаю к своим обязанностям, приношу завтрак, заправляю постель, ем с княжной, прибираюсь, и чувствую, что это не приносит мучений, симптомы болезни есть, но слабые.
- Слушай, Тит колдун что ли? - любопытствую я у Софы за чашкой чая.
- Нет, он лекарь-травник, - смеётся она, - знает силу лекарственных трав.
- Значит, он тоже имеет доступ к человеческому миру?
- Нет, ему травы приносит торговец, - понимает княжна ход моих мыслей.
Я задумываюсь. Во всём доме из обычных людей только я. Остальные местные. Одним из волшебных свойств этого зимнего мира, является медленный ход жизненного цикла, то есть живущие в Волшебном Устюге словно застывают в развитии, продлевая свой век в полтора, а то и два раза. А вот я, обычный человек, здесь старею как обычно, и должна здесь пробыть не более пяти лет, потому, что секунда промедления будет стоить слишком много - я навсегда здесь останусь. Это очень страшная перспектива, потому что мне даже покидать на короткое время нельзя будет этот город, иначе превращусь в тот же миг в прах, который развеет ветер.
Таких как я, завербованных на земле, мало, но зачем-то всё-таки наши услуги требуются. Да и не каждый себе позволить такую роскошь может. Зато в простом люде здесь недостатка нет, коренные жители даже размножаются, трудясь в услужении у князей, в мастерских, то есть здесь преобладает ручной труд, но это очень качественный труд мастеров, которые знают и хранят тайны ремесла.
Животных, как ни странно, тут держат - волшебным образом добывая им корм, выращивая в теплицах нужные ингредиенты, особенно любят коней. А так же есть охота, рыбалка, и всё в таком роде. Софа говорит, что мир этот создавали в студеную зиму, которая здесь навсегда зависла. Летом снег всё равно лежит, но температура бывает - 1 или даже ноль, позволяя в солнечную погоду одеваться "по-летнему".
Много сотен лет Волшебный Устюг был закрыт для людей, и тогда здесь стали наступать голодные времена, так что волшебным князьям приходилось с помощью магии поддерживать народ, чтобы не наступил конец всему хорошему, заключающийся в каннибальстве или бунте. Теперь можно поставлять продукты из человеческого мира, и князьям это делать легче за деньги, чем тратить драгоценную магию. Десять процентов от своих доходов главы двенадцати родов должны платить Деду Морозу, и как я поняла, это очень большие деньги. Так что Волшебный Устюг сейчас в самом расцвете сил.
В размышлениях и влажной уборке комнаты проходит первая половина дня. Софа настаивает, чтобы я отдыхала ещё, но после недомоганий на меня обычно находит такая активность, что аж не остановить. Тем более что ясно мыслящая голова так и подкидывает воспоминания с бала, заставляя тереть деревянный пол интенсивнее.
Княжна почему-то сегодня очень молчалива и задумчива, сидит на диване и читает книжку, когда я прихожу с улицы, вытряхнув коврики.
- Опять бегала на улицу, только же полегчало, - бурчит она в мою сторону и опять утыкается носом в страницу. А мне, наоборот, от свежего воздуха становится хорошо, и этой капризной ворчунье советую выйти из комнаты, чтобы проветрить тут, но княжна идёт не в гостевую залу, как я планировала, а плюхается на кровать в моей каморке. Открываю окна настежь и иду на улицу за остальными коврами. У княжны весь пол ими устлан, причем старинные ковры с замысловатым орнаментом вперемежку с экземплярами в звездочку и в горошек. Ещё в комнате есть печь, выложенная изразцовой плиткой, мы любим лежать и болтать на полу долгими вечерами, прижавшись к ней пятками. Стены из сруба, по ним развешаны картины, портреты членов семьи, а так же часы, зеркала, гирлянды и прочая мишура. У восточной стены стоит кровать с малиновым балдахином, напротив дверь в гардеробную, рядом - в ванную. Дверь в мою каморку в углу, слева от входной. Посреди комнаты стоит круглый белый стол, два стула. На столе композиция на подносе, из ароматических свечей, шишек, золоченых орехов и прочей бутафории. Около кровати тумбочка и туалетный стол, у южного окошка диван и пуфики.
Софа не любит гостей в комнату приглашать, её подруги обычно принимаются в гостевой зале, которая почти не используется, ведь князь всё время находится у себя в кабинете. Я была там, и размеров он приличных, хоть свадьбы проводи.
Не успела закончить с уборкой, как пора идти за обедом - это делаю с радостью, так как порядком проголодалась. За столом оказывается, что аппетита у княжны нет.
- Уж не влюбилась ли ты, голубушка? - шучу я и получаю укоризненный взгляд из-под длинных ресниц.
- Что, правда влюбилась? - хочу ещё уточнить, не в Никиту ли... Вот сама удивляюсь, как это в голову пришло!
- Нет, - выдыхает Софа, вернув свой взгляд на тарелку с супом-пюре.
- Не знаю, - тут же добавляет княжна.
- Неоднозначный ответ, - замечаю я, - может, расскажешь?
Девушка водит ложкой по тарелке, чертя загадочные круги. После моего вопроса она немного медлит, но, не может сдержать улыбку и расцветает как декабрьская роза.
- Так, ничего особенного, - предупреждает она сразу, - просто на балу, ты наверно не видела этого, я танцевала с княжичем Ярославским, с Антоном. Он старший брат Арины, - поясняет Софа для меня, так как парней в Волшебном Устюге я видела мало, а Арину знаю.
- Ууу, - протягиваю, чувствуя штраф от князя, - и что с ним, с этим Антоном?
- Да ничего особенного, - пожимаю плечами моя грустная княжна, - но он такой потрясающий был! Высокий, обходительный и танцует отменно! Комплиментов мне наговорил. А ещё… у нас с ним совместимость, понимаешь? Мы как-то раз стащили журнал совместимостей у Татьяны Афанасьевны, и вот там сказано, что с ним у меня всего 10 процентов родства. Я даже и не помню, чтобы наш род с Ярославскими когда-то сочетался браком.
- Что-то мне не нравится уже этот танцор, - бормочу я в кружку, но Софа слышит. Она грустно смеётся, - Я думаю, твоему отцу это не понравится.
- Знаю сама, можешь ничего не говорить мне об этом. Отец со свету сживёт, если узнает о моём романе. Он спит и видит, чтобы выдать меня выгоднее замуж. И это в век феминизма!
Я качаю головой. Что сказать Софии? Она в курсе, какое наказание ей грозит за ослушание отца, но сердце девичье дрогнуло в этом царстве холода и патриархальных устоев, и надо этот порыв держать в узде, иначе плохо будет и ей, и мне.
После обеда я гружу посуду на поднос, но Софа просит посидеть с ней. На княжну напала хандра, и мы, примостившись на диванчике, уютно устраиваемся. Она кладет голову на мои колени, а я расчесываю их гребешком из слоновой кости, какой-то семенной реликвией. Всё-таки, как же этой снежной девочке не хватает матери! Она осиротела в пять лет, и отец, воспользовавшись тем, что Устюг стал открыт для перемещений, отправил её в какой-то пансионат в Европе.
Я как сейчас помню, встречала с остальной челядью княжну. Всех согнали на крыльцо, и мы там полчаса стояли на морозе. Князь же наблюдал в окошко, и когда на двор широкий влетели сани расписные, вышел с распростертыми объятьями встречать доченьку родную, ненаглядную. София вылезла с саней, слуги ей по пояс поклонились, как учил князь. Она посмотрела на всех так, будто сейчас её стошнит, облобызалась с батюшкой три раза, выслушала поздравления с прибытием, бормоча под нос благодарности, и я пошла показывать ей горницу, светелку девичью. Там ещё не было ни ковров, ни других современных мелочей, помещение говорило, что там умер царь, а не что там будет жить шестнадцатилетняя девушка.
Первое время Софа мало со мной разговаривала, больше указания давала, порой даже не благодарила за службу, не смотрела в мою сторону. А я, так как ещё толком не привыкла к временному заключению в волшебной тюрьме, ходила темнее ночи, хмурнее тучи.
