– Перебрось, - снисходительно сказал Морган.
Гарри недовольно закряхтел, с подозрением поглядывая на своего соперника. Ввиду своего мерзкого характера, он примерял его на всех и заподозрил подвох. Райс, наклонившись под стол, сам достал костяшку, и поставил её на стол.
Фергюс выдохнул с облегчением. Кость, упавшая на пол четвёрткой вверх, показалась сброшенной щелчком Высших сил. Мальчик никогда не был особо набожным, но сейчас был готов поверить в любого Бога. И молиться, как и его мать сейчас. Лили продолжала сидеть с закрытыми глазами на ступеньке лестницы и истово молилась.
Кабан недолго тряс стаканчик и осторожно скинул кости на стол.
– Четыре-пять, - очередная кружка опрокинулась в бездонную утробу.
Морган накрыл стаканом кости, лежавшие на столе, сделал несколько круговых движений по столу и поднял его.
– Пять-пять, - он посмотрел в глаза трактирщика.
Испитое лицо Кабана посерело. Трактирщик понял, что потерпел поражение, и тут же вспомнил о своём топоре. Для того чтобы до него добраться, нужно было отвлечь пирата и проскочить вглубь зала. План был примитивен – перевернуть стол и броситься бежать.
Райс тут же заметил бегающий взгляд своего соперника и кивком указал на свой кортик, лежащий на скамье.
– Половину из того, что лежит на столе, ты забираешь с собой и никогда не появляешься поблизости от этого места. Я всё равно об этом узнаю. Дальнейшая твоя судьба меня не интересует. Помни, я везде найду тебя. У тебя времени до полуночи, чтоб забрать и вывезти свой скарб.
Гарри, в мгновение ока ставший бывшим трактирщиком, сгрёб со стола монеты и отправился в свою комнату, бормоча проклятия. Стоило двери захлопнуться, как тут же раздался оглушительный грохот. То ли Кабан вымещал злобу на мебели, то ли начал сборы – было неясно.
Фергюс буквально взлетел по лестнице к маме. Лили плакала от счастья, а сын, повзрослев всего за один вечер, сидел у неё в ногах и ладошкой утирал слезы. Они оба не могли поверить, что их жизнь так сильно изменилась за столь короткий срок.
Морган сидел за столом, вытянув длинные ноги. Он был абсолютно спокоен, словно ничего и не происходило. На его лице не отражались эмоции, но и холодной маской оно не выглядело. Только что он навсегда изменил судьбы двух человек, но выглядел так, словно просто зашёл выпить вина и съесть окорок.
Дождавшись, когда Лили успокоится и уйдет в свою комнату, пират подозвал к себе Фергюса. Тот спустился вниз и подошёл к столу, предварительно налив в кувшин воды для гостя.
– Садись, - сказал Морган, указав мальчику на скамью напротив. – Через два дня я отправляюсь в море. Можешь отправиться со мной и в будущем ты станешь капитаном, я обучу тебя всему, что знаю. Или же ты можешь остаться здесь и до конца жизни будешь трактирщиком. Уходя со мной, помни, никто и никогда не тронет твою маму. Времени на размышление у тебя до утра. Всё, иди к матери и передай ей эти деньги.
Прислонившись спиной к стене, пират надвинул шляпу на глаза и, по многолетней привычке, тут же заснул чутким сном. Разговор был окончен. До утра.
Фергюс взял кошель с монетами и поднялся к матери, растерянной и безмерно счастливой. Лили за один вечер превратилась из портовой проститутки во владелицу трактира. Что делать с внезапно обретенной свободой и имуществом, она пока не знала.
– Я ухожу с господином Райсом, - твёрдым, не требующим возражения голосом, сказал Фергюс матери.
Бедную женщину захлестнула буря эмоций, и она снова заплакала. Ей не хотелось отпускать сына от себя, но при этом понимала, что рано или поздно, с его характером, он всё равно уйдёт. Фергюс был единственным сыном Лили и уходил, оставляя мать одну, вынуждая её на тяжёлый труд, но она понимала, что это – его шанс обрести светлое будущее и прославиться.
– Мам, найми слуг, этого хватит на полгода. К тому времени я вернусь. Я обязательно вернусь, - Фергюс выложил на стол несколько золотых.
Лили крепко обняла сына и заплакала ещё сильнее. Разумом она уже отпустила сына, но материнское сердце всё ещё не могло примириться с этим решением. До утра мать и сын не спали, разговаривая обо всем на свете, и зная о том, что им никто не запрещает это делать. Лили не могла привыкнуть к неожиданной свободе, сын же напротив, будучи свободным в душе, дышал полной грудью.
Утром новая хозяйка трактира приготовила завтрак для двоих, уходящих в неизвестность. Она собрала нехитрый узелок для сына – краюху хлеба, старую рубаху и башмаки. И долго смотрела вслед, когда они ушли.
– Уходя, не оборачивайся. Не прощайся. Держись меня, но живи своим разумом. Помни о доме, теперь он у тебя есть. Всегда желай в него вернуться, даже если не можешь. То, что ты видел ранее, поверь, ничто! Будущее будет более страшным, но предоставит множество возможностей. Верь, с твоим характером, всё возможно, - так Морган наставлял очередного «приёмного сына».
Они ушли по рынку в сторону порта. Порой Райс приказывал Фергюсу остановиться, а сам отходил в сторону и разговаривал с какими-то оборванцами. Лишь позже мальчик понял, что Морган, раздавая им золотые монеты, обеспечивал безопасность его матери.
Когда Райс проходил между рядами, многие торговцы его узнали и пытались угодить. Они предлагали ему всё – начиная от свежих овощей со своего огорода и заканчивая разнообразными поделками. Пират лишь улыбался и, слегка склонив голову, прикладывал руку к сердцу, отказываясь от всех предложений.
Морган шёл к кораблю, предчувствуя неладное. Отсутствие капитана на судне, команда которого ходит по берегу и разносит всё побережье, могло привести к очень неприятным последствиям. В этот раз обошлось. Десяток убитых матросов с других кораблей и тройка раненых своих были не в счёт.
Взойдя на корабль, Морган сразу же позвал к себе боцмана. Нужно было срочно готовить судно к отплытию, и он на какое-то время забыл про мальчика. Фергюс же «хвостом» ходил за ним, пытаясь не привлекать внимания, но запоминая каждое его слово, жест и даже направление взгляда. Мальчишка прекрасно понимал, чем обязан своему покровителю, и искренне пытался уместить в своей маленькой голове все новые знания.
Это было очень сложно сделать, потому что Фергюс то и дело замирал от восторга, глядя по сторонам с открытым ртом. Он видел рыболовецкие шхуны, яхты китобоев, но такого корабля он себе даже представить не мог. Фрегат казался ему таким огромным! Мальчик был готов просто сесть на палубу и, задрав голову, бесконечно смотреть на все эти мачты и паруса.
Сорокопушечный фрегат «Астрид» некогда был одним из самых удачливых кораблей, бороздящих моря и океаны под испанским флагом. Он перевозил золото, сопровождал экспедиции и всегда выходил относительно целым из многочисленных стычек с пиратами. До встречи с молодым и амбициозным Райсом, который в то время грабил испанские суда на быстроходном и маневренном бриге «Крошка Мэри». После быстрого и жестокого абордажа фрегат полностью перешёл во власть пиратов и был переименован.
Первым делом капитан объявил сбор загулявшей команды. Он отправил дежурных на берег, чтобы те собрали насмерть пьяных морских «волков». Весь экипаж прекрасно помнил и строго соблюдал правило Райса: «Если ты лежишь головой в сторону корабля, тебя принесут на борт, в каком состоянии бы ты ни был. Если ногами – тогда ты останешься на берегу, в какой бы части мира не находился».
Раздавая приказы налево и направо, Морган собственноручно проверял такелаж и орудия. Он не любил отсиживаться в каюте, какой бы удобной она не была. В порту он предпочитал заниматься всеми делами сам, на палубе, не пренебрегая любой, даже самой грязной работой. Сейчас он предвкушал встречу с испанским галеоном, везущим золото из Нового Света, поэтому работы прибавилось – нужно было точно просчитать маршрут судна-жертвы и перехватить его. Для того чтобы «отломить» очередной зубец от испанской короны, нужно было работать не только руками, но и мозгами.
Отплытие было назначено в восемь склянок, ранним утром.
Фергюс бродил по фрегату, пытаясь изучить его в деталях. Команда знала, что мальчишка прибыл с капитаном, и поэтому его никто не трогал. Лишь пару раз кто-то отвесил ему подзатыльник и всё.
Главный шутник «Астрид» по прозвищу Арлекин заприметил мальчугана и дал ему молоток, попросив забить кнехт , к которому крепятся швартовы. Фергюс сначала бил молотком из чувства долга, потом уже с азартом, и лишь затем, когда он стал выбиваться из сил, к нему вдруг пришла злость. Он начал остервенело молотить по кнехту со всей своей силы. Этот громкий стук даже капитана заставил отвлечься от карт и компаса.
Райс приказал боцману остановить это действо и отправить малыша на ют, дав ему самое большое ведро и самую большую палубную швабру. Фергюс принял этот очередной урок с достоинством и начал драить палубу без лишних слов.
Капитан, с момента поднятия на корабль, впервые обратился к нему.
– Мы в порту, шлюпка еще может вывезти тебя на берег. Да или нет?
– Нет, сэр! Дважды нет, сэр! - прокричал Фергюс, вытянувшись во фрунт .
– Спускайся в трюм. Смотри, что делают остальные и учись.
– Да, сэр! - звонким голосом прокричал новоявленный пират.
– Не ори, как самка альбатроса. Это я должен слышать лишь на абордаже, - поморщился Райс.
Подготовка шла своим чередом. Канониры надраивали ядра, чтобы они быстрее проходили сквозь жерла пушек, выстругивали противооткатные колодки и сушили фитили. Абордажная команда точила ножи, сабли и топоры. В ближнем бою лишь их храбрость и острота клинка имели решающее значение. Вернувшихся с берега загулявших пиратов Райс быстро отрезвил, загнав на мачты для проверки парусов. То тут, то там сновали «пороховые обезьяны» с поручениями.
Постороннему человеку вся эта суета на корабле показалась бы бессистемной, но для Фергюса… Его заворожила слаженная работа всей команды. И впервые в своей короткой жизни он почувствовал себя на своём месте.
Старый мэр Бристоля – граф Уильям Бейли – был человеком почтенного возраста и очень сурового нрава. Все горожане до сих пор боялись его жестокости и мести за неосторожные слова, хотя он и отошел от управления городом довольно давно. Возможно, именно всенародная нелюбовь придавала истории о его сыновьях такую популярность среди простых горожан. Запретное привлекало и будоражило. Все боялись графа, но обсуждали его сыновей.
Граф овдовел в раннем возрасте. Его любимая супруга Августина подарила жизнь двум очаровательным мальчикам-близнецам, но сама не выдержала мучительных родов и умерла. Глава семейства был безутешен. Он женился по любви, что было по тем временем исключительной редкостью среди дворян, и, потеряв свою любимую, оказался совершенно уничтожен горем. Его разбитое на тысячи мелких осколков сердце долго не чаяло исцеления. А, со временем, и вовсе утратило способность чувствовать.
Бейли возненавидел сыновей с самого их рождения. Сразу же, как только узнал о смерти супруги, отправил своих новорожденных сыновей к прислуге, не пожелав даже увидеть. Несколько лет мальчики оставались на полном попечении многочисленных нянь и кормилиц. Слуги кормили, мыли, одевали, развлекали малышей. А их родной отец пытался унять свою боль и боролся с горем, как мог. Алкоголь, охота и долгие конные прогулки – вот, что занимало его тогда. Наследникам даже не осмеивались дать имена, поскольку это было исключительным правом отца.
Лишь в день, когда его сыновьям исполнилось три года, граф соизволил навестить их. Мальчики испуганно жались к своей любимой няне Фелиции, словно бы пытаясь найти у той защиту от незнакомого мужчины. Они впервые в жизни видели своего родного отца. И, конечно же, боялись его.
– Вы их пугаете, - твердо проговорила няня, пряча малышей позади себя. Мальчики крепко ухватились за её пышные юбки, и, кажется, собирались находиться там вечно. Лишь изредка из-за накрахмаленного льна появлялись каштановые кудряшки.
– Вздор! Как я могу их пугать? Я же их отец! - не терпящим возражений тоном провозгласил граф. Он находился в той степени опьянения, когда перечить ему было бесполезно и даже опасно.
Фелиция была одной из тех служанок, которые работали в родовом поместье Бейли дольше всех остальных. Почти десять лет прошло с того момента, как её отдали в услужение богатому дворянину. Несмотря на долгие годы верной службы, она не утратила способность здраво мыслить и, в случае необходимости, идти наперекор воле своего хозяина. В ней, этой крепкой женщине средних лет, не было ни капли раболепия и страха. Вот и тогда она была готова защитить мальчиков от пьяных выходок графа, пусть даже и ценой своей работы или даже жизни. Рука у Бейли была тяжёлая, многие из слуг уже испытали её удары на себе.
– Не стоить беспокоить детей прямо сейчас, - упрямо повторяла няня. – Вы можете прийти к ним завтра, когда будете более…
– Более что? Что? - загремел граф. – Да как ты смеешь указывать мне, как я должен себя вести?
Мужчина пнул со всей силы резную скамью, стоящую возле стены. Она ударилась об стену и, вполне вероятно, разлетелась бы на куски, но её спас толстый гобелен с изображением соколиной охоты. Мальчики не издали ни звука. А няня лишь крепко ухватила их за руки и вывела из-за спины. Она вызывающе дерзко смотрела на графа.
– Да что ж вы все монстра из меня делаете, а? - заревел тот, едва не хватаясь за голову. Кем были эти «вы», уточнять не стал. – Не уж то вы думаете, что я могу навредить своим детям?
Граф заметался по детской, словно загнанный зверь. Он мерил широкими шагами всё пространство от угла до угла, огибая столы, кресла и громаду клавесина. Фелиция явно ожидала какой-то очередной выходки. Ее пальцы, крепко ухватившие детские ручонки, мелко дрожали.
– Папа? - робкий детский голос, раздавшийся в густом от напряжения воздухе, заставил обоих взрослых застыть от удивления. Младший из братьев выступил из-за юбки служанки и сделал шаг вперёд. Голубые глаза мальчика смотрели серьёзно и без страха.
– Ты же наш папа, правда?
Граф, казалось, начинал трезветь. На лице грозного мужчины отразилось невиданное доселе выражение – нежность. Смягчились его черты, потеплел взгляд. Вся его агрессия улетучилась в мгновение ока, уступив место глубокой, затаенной печали. Он опустился перед сыном на одно колено и неуверенно улыбнулся, протянув широкую ладонь.
– Да, Конрад, я твой отец, - граф машинально дал имя мальчику, и с тех пор его младшего сына начали называть именно так. – Не бойся меня!
– А я и не боюсь! – мальчик упрямо задрал подбородок и уверенно вложил свою ладошку в руку отца. Няня судорожно выдохнула, когда маленькие пальчики утонули в сжимающемся кулаке графа. – А где наша мама?
Менее решительный близнец осторожно выглянул из-за юбки няни. Несмотря на старшинство и первородство, он был более пугливым и настороженным, чем его младший брат. По испуганному взгляду малыша было понятно, что он опасается незнакомого мужчины, но тоже очень интересуется вопросом о матери.
– Наша мама уже на небесах и оттуда присматривает за вами, - в глазах графа блеснули слёзы, но он сдержал их и протянул свободную руку и второму сыну. – А ты, Эдвард, почему прячешься? Подойди, дай я посмотрю на тебя!
Теперь уже оба сына были наречены именами и оказались на виду.
Гарри недовольно закряхтел, с подозрением поглядывая на своего соперника. Ввиду своего мерзкого характера, он примерял его на всех и заподозрил подвох. Райс, наклонившись под стол, сам достал костяшку, и поставил её на стол.
Фергюс выдохнул с облегчением. Кость, упавшая на пол четвёрткой вверх, показалась сброшенной щелчком Высших сил. Мальчик никогда не был особо набожным, но сейчас был готов поверить в любого Бога. И молиться, как и его мать сейчас. Лили продолжала сидеть с закрытыми глазами на ступеньке лестницы и истово молилась.
Кабан недолго тряс стаканчик и осторожно скинул кости на стол.
– Четыре-пять, - очередная кружка опрокинулась в бездонную утробу.
Морган накрыл стаканом кости, лежавшие на столе, сделал несколько круговых движений по столу и поднял его.
– Пять-пять, - он посмотрел в глаза трактирщика.
Испитое лицо Кабана посерело. Трактирщик понял, что потерпел поражение, и тут же вспомнил о своём топоре. Для того чтобы до него добраться, нужно было отвлечь пирата и проскочить вглубь зала. План был примитивен – перевернуть стол и броситься бежать.
Райс тут же заметил бегающий взгляд своего соперника и кивком указал на свой кортик, лежащий на скамье.
– Половину из того, что лежит на столе, ты забираешь с собой и никогда не появляешься поблизости от этого места. Я всё равно об этом узнаю. Дальнейшая твоя судьба меня не интересует. Помни, я везде найду тебя. У тебя времени до полуночи, чтоб забрать и вывезти свой скарб.
Гарри, в мгновение ока ставший бывшим трактирщиком, сгрёб со стола монеты и отправился в свою комнату, бормоча проклятия. Стоило двери захлопнуться, как тут же раздался оглушительный грохот. То ли Кабан вымещал злобу на мебели, то ли начал сборы – было неясно.
Фергюс буквально взлетел по лестнице к маме. Лили плакала от счастья, а сын, повзрослев всего за один вечер, сидел у неё в ногах и ладошкой утирал слезы. Они оба не могли поверить, что их жизнь так сильно изменилась за столь короткий срок.
Морган сидел за столом, вытянув длинные ноги. Он был абсолютно спокоен, словно ничего и не происходило. На его лице не отражались эмоции, но и холодной маской оно не выглядело. Только что он навсегда изменил судьбы двух человек, но выглядел так, словно просто зашёл выпить вина и съесть окорок.
Дождавшись, когда Лили успокоится и уйдет в свою комнату, пират подозвал к себе Фергюса. Тот спустился вниз и подошёл к столу, предварительно налив в кувшин воды для гостя.
– Садись, - сказал Морган, указав мальчику на скамью напротив. – Через два дня я отправляюсь в море. Можешь отправиться со мной и в будущем ты станешь капитаном, я обучу тебя всему, что знаю. Или же ты можешь остаться здесь и до конца жизни будешь трактирщиком. Уходя со мной, помни, никто и никогда не тронет твою маму. Времени на размышление у тебя до утра. Всё, иди к матери и передай ей эти деньги.
Прислонившись спиной к стене, пират надвинул шляпу на глаза и, по многолетней привычке, тут же заснул чутким сном. Разговор был окончен. До утра.
Фергюс взял кошель с монетами и поднялся к матери, растерянной и безмерно счастливой. Лили за один вечер превратилась из портовой проститутки во владелицу трактира. Что делать с внезапно обретенной свободой и имуществом, она пока не знала.
– Я ухожу с господином Райсом, - твёрдым, не требующим возражения голосом, сказал Фергюс матери.
Бедную женщину захлестнула буря эмоций, и она снова заплакала. Ей не хотелось отпускать сына от себя, но при этом понимала, что рано или поздно, с его характером, он всё равно уйдёт. Фергюс был единственным сыном Лили и уходил, оставляя мать одну, вынуждая её на тяжёлый труд, но она понимала, что это – его шанс обрести светлое будущее и прославиться.
– Мам, найми слуг, этого хватит на полгода. К тому времени я вернусь. Я обязательно вернусь, - Фергюс выложил на стол несколько золотых.
Лили крепко обняла сына и заплакала ещё сильнее. Разумом она уже отпустила сына, но материнское сердце всё ещё не могло примириться с этим решением. До утра мать и сын не спали, разговаривая обо всем на свете, и зная о том, что им никто не запрещает это делать. Лили не могла привыкнуть к неожиданной свободе, сын же напротив, будучи свободным в душе, дышал полной грудью.
***
Утром новая хозяйка трактира приготовила завтрак для двоих, уходящих в неизвестность. Она собрала нехитрый узелок для сына – краюху хлеба, старую рубаху и башмаки. И долго смотрела вслед, когда они ушли.
– Уходя, не оборачивайся. Не прощайся. Держись меня, но живи своим разумом. Помни о доме, теперь он у тебя есть. Всегда желай в него вернуться, даже если не можешь. То, что ты видел ранее, поверь, ничто! Будущее будет более страшным, но предоставит множество возможностей. Верь, с твоим характером, всё возможно, - так Морган наставлял очередного «приёмного сына».
Они ушли по рынку в сторону порта. Порой Райс приказывал Фергюсу остановиться, а сам отходил в сторону и разговаривал с какими-то оборванцами. Лишь позже мальчик понял, что Морган, раздавая им золотые монеты, обеспечивал безопасность его матери.
Когда Райс проходил между рядами, многие торговцы его узнали и пытались угодить. Они предлагали ему всё – начиная от свежих овощей со своего огорода и заканчивая разнообразными поделками. Пират лишь улыбался и, слегка склонив голову, прикладывал руку к сердцу, отказываясь от всех предложений.
Морган шёл к кораблю, предчувствуя неладное. Отсутствие капитана на судне, команда которого ходит по берегу и разносит всё побережье, могло привести к очень неприятным последствиям. В этот раз обошлось. Десяток убитых матросов с других кораблей и тройка раненых своих были не в счёт.
Взойдя на корабль, Морган сразу же позвал к себе боцмана. Нужно было срочно готовить судно к отплытию, и он на какое-то время забыл про мальчика. Фергюс же «хвостом» ходил за ним, пытаясь не привлекать внимания, но запоминая каждое его слово, жест и даже направление взгляда. Мальчишка прекрасно понимал, чем обязан своему покровителю, и искренне пытался уместить в своей маленькой голове все новые знания.
Это было очень сложно сделать, потому что Фергюс то и дело замирал от восторга, глядя по сторонам с открытым ртом. Он видел рыболовецкие шхуны, яхты китобоев, но такого корабля он себе даже представить не мог. Фрегат казался ему таким огромным! Мальчик был готов просто сесть на палубу и, задрав голову, бесконечно смотреть на все эти мачты и паруса.
Сорокопушечный фрегат «Астрид» некогда был одним из самых удачливых кораблей, бороздящих моря и океаны под испанским флагом. Он перевозил золото, сопровождал экспедиции и всегда выходил относительно целым из многочисленных стычек с пиратами. До встречи с молодым и амбициозным Райсом, который в то время грабил испанские суда на быстроходном и маневренном бриге «Крошка Мэри». После быстрого и жестокого абордажа фрегат полностью перешёл во власть пиратов и был переименован.
Первым делом капитан объявил сбор загулявшей команды. Он отправил дежурных на берег, чтобы те собрали насмерть пьяных морских «волков». Весь экипаж прекрасно помнил и строго соблюдал правило Райса: «Если ты лежишь головой в сторону корабля, тебя принесут на борт, в каком состоянии бы ты ни был. Если ногами – тогда ты останешься на берегу, в какой бы части мира не находился».
Раздавая приказы налево и направо, Морган собственноручно проверял такелаж и орудия. Он не любил отсиживаться в каюте, какой бы удобной она не была. В порту он предпочитал заниматься всеми делами сам, на палубе, не пренебрегая любой, даже самой грязной работой. Сейчас он предвкушал встречу с испанским галеоном, везущим золото из Нового Света, поэтому работы прибавилось – нужно было точно просчитать маршрут судна-жертвы и перехватить его. Для того чтобы «отломить» очередной зубец от испанской короны, нужно было работать не только руками, но и мозгами.
Отплытие было назначено в восемь склянок, ранним утром.
Фергюс бродил по фрегату, пытаясь изучить его в деталях. Команда знала, что мальчишка прибыл с капитаном, и поэтому его никто не трогал. Лишь пару раз кто-то отвесил ему подзатыльник и всё.
Главный шутник «Астрид» по прозвищу Арлекин заприметил мальчугана и дал ему молоток, попросив забить кнехт , к которому крепятся швартовы. Фергюс сначала бил молотком из чувства долга, потом уже с азартом, и лишь затем, когда он стал выбиваться из сил, к нему вдруг пришла злость. Он начал остервенело молотить по кнехту со всей своей силы. Этот громкий стук даже капитана заставил отвлечься от карт и компаса.
Райс приказал боцману остановить это действо и отправить малыша на ют, дав ему самое большое ведро и самую большую палубную швабру. Фергюс принял этот очередной урок с достоинством и начал драить палубу без лишних слов.
Капитан, с момента поднятия на корабль, впервые обратился к нему.
– Мы в порту, шлюпка еще может вывезти тебя на берег. Да или нет?
– Нет, сэр! Дважды нет, сэр! - прокричал Фергюс, вытянувшись во фрунт .
– Спускайся в трюм. Смотри, что делают остальные и учись.
– Да, сэр! - звонким голосом прокричал новоявленный пират.
– Не ори, как самка альбатроса. Это я должен слышать лишь на абордаже, - поморщился Райс.
Подготовка шла своим чередом. Канониры надраивали ядра, чтобы они быстрее проходили сквозь жерла пушек, выстругивали противооткатные колодки и сушили фитили. Абордажная команда точила ножи, сабли и топоры. В ближнем бою лишь их храбрость и острота клинка имели решающее значение. Вернувшихся с берега загулявших пиратов Райс быстро отрезвил, загнав на мачты для проверки парусов. То тут, то там сновали «пороховые обезьяны» с поручениями.
Постороннему человеку вся эта суета на корабле показалась бы бессистемной, но для Фергюса… Его заворожила слаженная работа всей команды. И впервые в своей короткой жизни он почувствовал себя на своём месте.
Глава 2
Старый мэр Бристоля – граф Уильям Бейли – был человеком почтенного возраста и очень сурового нрава. Все горожане до сих пор боялись его жестокости и мести за неосторожные слова, хотя он и отошел от управления городом довольно давно. Возможно, именно всенародная нелюбовь придавала истории о его сыновьях такую популярность среди простых горожан. Запретное привлекало и будоражило. Все боялись графа, но обсуждали его сыновей.
Граф овдовел в раннем возрасте. Его любимая супруга Августина подарила жизнь двум очаровательным мальчикам-близнецам, но сама не выдержала мучительных родов и умерла. Глава семейства был безутешен. Он женился по любви, что было по тем временем исключительной редкостью среди дворян, и, потеряв свою любимую, оказался совершенно уничтожен горем. Его разбитое на тысячи мелких осколков сердце долго не чаяло исцеления. А, со временем, и вовсе утратило способность чувствовать.
Бейли возненавидел сыновей с самого их рождения. Сразу же, как только узнал о смерти супруги, отправил своих новорожденных сыновей к прислуге, не пожелав даже увидеть. Несколько лет мальчики оставались на полном попечении многочисленных нянь и кормилиц. Слуги кормили, мыли, одевали, развлекали малышей. А их родной отец пытался унять свою боль и боролся с горем, как мог. Алкоголь, охота и долгие конные прогулки – вот, что занимало его тогда. Наследникам даже не осмеивались дать имена, поскольку это было исключительным правом отца.
Лишь в день, когда его сыновьям исполнилось три года, граф соизволил навестить их. Мальчики испуганно жались к своей любимой няне Фелиции, словно бы пытаясь найти у той защиту от незнакомого мужчины. Они впервые в жизни видели своего родного отца. И, конечно же, боялись его.
– Вы их пугаете, - твердо проговорила няня, пряча малышей позади себя. Мальчики крепко ухватились за её пышные юбки, и, кажется, собирались находиться там вечно. Лишь изредка из-за накрахмаленного льна появлялись каштановые кудряшки.
– Вздор! Как я могу их пугать? Я же их отец! - не терпящим возражений тоном провозгласил граф. Он находился в той степени опьянения, когда перечить ему было бесполезно и даже опасно.
Фелиция была одной из тех служанок, которые работали в родовом поместье Бейли дольше всех остальных. Почти десять лет прошло с того момента, как её отдали в услужение богатому дворянину. Несмотря на долгие годы верной службы, она не утратила способность здраво мыслить и, в случае необходимости, идти наперекор воле своего хозяина. В ней, этой крепкой женщине средних лет, не было ни капли раболепия и страха. Вот и тогда она была готова защитить мальчиков от пьяных выходок графа, пусть даже и ценой своей работы или даже жизни. Рука у Бейли была тяжёлая, многие из слуг уже испытали её удары на себе.
– Не стоить беспокоить детей прямо сейчас, - упрямо повторяла няня. – Вы можете прийти к ним завтра, когда будете более…
– Более что? Что? - загремел граф. – Да как ты смеешь указывать мне, как я должен себя вести?
Мужчина пнул со всей силы резную скамью, стоящую возле стены. Она ударилась об стену и, вполне вероятно, разлетелась бы на куски, но её спас толстый гобелен с изображением соколиной охоты. Мальчики не издали ни звука. А няня лишь крепко ухватила их за руки и вывела из-за спины. Она вызывающе дерзко смотрела на графа.
– Да что ж вы все монстра из меня делаете, а? - заревел тот, едва не хватаясь за голову. Кем были эти «вы», уточнять не стал. – Не уж то вы думаете, что я могу навредить своим детям?
Граф заметался по детской, словно загнанный зверь. Он мерил широкими шагами всё пространство от угла до угла, огибая столы, кресла и громаду клавесина. Фелиция явно ожидала какой-то очередной выходки. Ее пальцы, крепко ухватившие детские ручонки, мелко дрожали.
– Папа? - робкий детский голос, раздавшийся в густом от напряжения воздухе, заставил обоих взрослых застыть от удивления. Младший из братьев выступил из-за юбки служанки и сделал шаг вперёд. Голубые глаза мальчика смотрели серьёзно и без страха.
– Ты же наш папа, правда?
Граф, казалось, начинал трезветь. На лице грозного мужчины отразилось невиданное доселе выражение – нежность. Смягчились его черты, потеплел взгляд. Вся его агрессия улетучилась в мгновение ока, уступив место глубокой, затаенной печали. Он опустился перед сыном на одно колено и неуверенно улыбнулся, протянув широкую ладонь.
– Да, Конрад, я твой отец, - граф машинально дал имя мальчику, и с тех пор его младшего сына начали называть именно так. – Не бойся меня!
– А я и не боюсь! – мальчик упрямо задрал подбородок и уверенно вложил свою ладошку в руку отца. Няня судорожно выдохнула, когда маленькие пальчики утонули в сжимающемся кулаке графа. – А где наша мама?
Менее решительный близнец осторожно выглянул из-за юбки няни. Несмотря на старшинство и первородство, он был более пугливым и настороженным, чем его младший брат. По испуганному взгляду малыша было понятно, что он опасается незнакомого мужчины, но тоже очень интересуется вопросом о матери.
– Наша мама уже на небесах и оттуда присматривает за вами, - в глазах графа блеснули слёзы, но он сдержал их и протянул свободную руку и второму сыну. – А ты, Эдвард, почему прячешься? Подойди, дай я посмотрю на тебя!
Теперь уже оба сына были наречены именами и оказались на виду.
