Амадео тихо застонал и накрыл голову подушкой. Опять Ксавьер. Когда он уже оставит его в покое? Сколько можно думать о нем?
В библиотеке Амадео ловил себя на том, что просматривает поступающие в тюрьму газеты в поисках хоть какой-то информации о бывшем друге, и каждый раз одергивал себя. Какая разница, что сейчас делает Ксавьер? Раз не пишут, значит, нечего писать. Шумиха с его родней давно утихла, все сплетни вытеснил арест самого Амадео.
Какое ему вообще дело до этого предателя?
Кое-как прогнав набившие оскомину мысли, Амадео наконец задремал.
Вскоре в коридоре и камерах зажегся свет. Мгновение спустя начали раздаваться вялые возмущенные голоса – заключенные недоумевали, почему их лишают заслуженного отдыха.
- Построиться!! – гаркнул Роджерс, остановившись посреди коридора. Рядом с ним застыли двое надзирателей: Бенедикт и Кортес. Все трое держали наготове дубинки. – Всем! Живо!
Заключенные, потирая глаза и зевая, высыпали из камер. Переговариваться никто не решался – надзиратели выглядели слишком уж свирепо.
Амадео встал рядом с Йоханом. Бетонный пол неприятно холодил босые ноги – заключенным не дали времени обуться.
- Вы слышали? – шепнул ему сосед. – Убили того новенького, Уильямса.
Амадео чуть повернул голову, не отводя, однако, взгляда от надзирателей.
- Не шутишь? Куда же смотрела охрана?
- В некоторых случаях она очень крепко спит. – Сосед криво усмехнулся. – Он же только прибыл, кому успел насолить?
Амадео лишь покачал головой. От Йохана он знал, что Уильямс спрашивал о нем, и друг недвусмысленно посоветовал даже не приближаться. Лишь бы надзиратели не прознали об этой стычке.
Но сегодня небеса явно были не на их стороне. Роджерс, прохаживаясь вдоль шеренги, постукивал дубинкой по ладони.
- Двадцать минут назад произошло ЧП. Погиб заключенный, недавно переведенный сюда. Его имя Крис Уильямс. Если кто-то из вас что-то слышал, я требую, чтобы доложили об этом. Конфликтные ситуации, споры, даже просто тычок плечом. Что угодно. Ну? Никто не хочет помочь следствию? Вы меня разочаровываете. Решили выйти отсюда законопослушными гражданами, а на деле рты раскрыть не можете?
- Господин надзиратель! – раздался заискивающий голос из заднего ряда, справа от Амадео.
Роджерс остановился и привстал на цыпочки, чтобы лучше видеть говорившего.
- Хочешь что-то сообщить? Выйди сюда.
Амадео получил хороший удар под ребра, когда нежданный свидетель прошел мимо. Выпрямившись, увидел Кудрявого, который с застенчивой улыбкой встал напротив Роджерса. Тот недовольно скривился: этот тип оставался проблемой для всего блока, даже несмотря на то, что его дружка перевели отсюда подальше.
- Что ты хотел сказать? – спросил он. – Не тяни резину.
- Дело в том, господин надзиратель, что, – Кудрявый оглянулся на Амадео и торжествующе улыбнулся, – я слышал, как Йохан Торн спорил с этим погибшим заключенным. Громко так, вот я случайно и подслушал.
- Правда? – Роджерс не отводил взгляда от Кудрявого, хотя все головы в шеренге повернулись к Йохану. – И о чем же они спорили?
- Да конечно об этом арист… ээ… об Амадео Солитарио, господин надзиратель.
- Да что ты… – начал Йохан, но Амадео наступил ему на ногу.
- Тише. Сделаешь только хуже.
- Но он…
- Я сказал, тише, Йохан. Ты тут ни при чем, вот и не веди себя, как виноватый.
Кудрявый глядел прямо перед собой, торжествующе улыбаясь. Роджерс некоторое время с неприязнью изучал его, затем отправил обратно в строй.
- Приму к сведению. А теперь разойтись! – рявкнул он. – Отбой.
Амадео и Йохан вернулись в камеру. Последний пылал праведным возмущением, однако Амадео успокоил его, сказав, что доказательств причастности к этому преступлению все равно нет. Кудрявому нужно было взбаламутить воду, вот и все, а, учитывая его персональную нелюбовь к Амадео, бить он будет не напрямую, а использует Йохана.
Парень успокоился и полез на кровать. Амадео, удостоверившись, что гнев друга остыл, тоже улегся. Вскоре в блоке погас свет, и с верхней койки донесся тихий храп. Сам же Амадео долго лежал без сна, но наконец задремал. И когда через два часа дверь камеры распахнулась, даже не пошевелился.
Амадео плавал в темной дымке сна и никак не мог проснуться. Чувствовал, как кто-то трясет его, но не мог разлепить глаза.
- Солитарио! – рявкнул в ухо громовой голос. – Живо встал, или я тебя сам поставлю!
Амадео вздрогнул. Над ним возвышался надзиратель Роджерс, поигрывая дубинкой.
- Крепко же ты спишь, Солитарио. Как младенец. Неужели твоя совесть настолько чиста? Вставай.
Амадео поднялся и потер глаза, прогоняя сон. Второй надзиратель светил фонарем в камеру, заставляя щуриться.
- В чем дело?
- Что за чертовщина происходит? – Йохан сонно заморгал от яркого света, когда луч метнулся к нему.
- Солитарио, Торн, на выход, – скомандовал Роджерс. – Живее, я ждать не люблю.
Амадео потянулся за футболкой, однако второй надзиратель, Бенедикт, ударил его фонарем по руке. Дубинка, с которой он никогда не расставался, на этот раз болталась у пояса, а не крутилась в затянутой в перчатку руке.
- Не трать время, она тебе не понадобится.
Амадео прикусил губу. Удар пришелся по локтю и ощутимо отдался во всей руке от запястья до плеча. Спорить было себе дороже, поэтому он просто поднялся и вышел из камеры.
Некстати Бенедикт решил, что света больше не потребуется, и опустил фонарь – Амадео, ослепленный внезапной темнотой, налетел на надзирателя. Тот от неожиданности выронил фонарь, который стукнулся о пол и укатился под кровать.
- Солитарио, где у тебя глаза, мать твою?! – взревел он, наградив Амадео хорошим тычком в спину.
- Прошу прощения, – сипло ответил тот – удар выбил воздух из легких.
- Ты сам виноват, Бенедикт, – резюмировал Роджерс, выводя из камеры Йохана. – Лицом к стене, Солитарио, руки за спину, чтобы мы их видели. Торн, тебя тоже касается, хватит строить из себя сонную муху.
- В чем дело, начальник? – протянул тот, зевая. – Мы же ничего не сделали…
- Рты закрыть! – рявкнул Бенедикт, опускаясь на колени. Фонарь продолжал ярко светить, что свидетельствовало о том, что он каким-то чудом не разбился от удара о бетон. Затем надзиратель вышел и направил яркий луч между Амадео и Йоханом, которые послушно застыли у стены, заложив руки за спины. – Роджерс, начинайте обыск.
Амадео чуть повернул голову, но разглядеть, что происходит в камере, не удавалось. Их подняли среди ночи, выгнали наружу и теперь обыскивали камеру от пола до потолка.
- Как думаешь, чего это они? – шепнул Йохан, за что моментально получил в бок фонарем.
- Я сказал, закрыть рты! – рявкнул Бенедикт. – Какое из этих слов ты не понял, Торн?
Амадео едва заметно покачал головой, призывая Йохана хранить молчание.
Не прошло и минуты, как Роджерс вышел из камеры.
- Солитарио. Повернуться.
Амадео выполнил приказ и уставился на верхнюю пуговицу форменной рубашки надзирателя. В глаза смотреть не стоило, это могло вызвать очередную вспышку агрессии, которая, к примеру, у Бенедикта уже хлестала через край. Однако дубинку тот все еще не доставал, светя фонарем Амадео в лицо.
В руках Роджерс держал остро заточенный карандаш и махал им перед носом Амадео. На дереве виднелись плохо отмытые красные потеки.
- Это твой?
- Нет. Не мой.
- Не смей врать, карандаш найден в твоей камере.
- Я не вру. Это не моя собственность.
- Обращайся ко мне «господин надзиратель», если не хочешь, чтобы он стал собственностью твоей глазницы.
- Я не вру, господин надзиратель, карандаш не мой, – терпеливо повторил Амадео.
- А чей же? Торна?
- Уверен, что и не его тоже, господин надзиратель.
- Тогда откуда он взялся? Эту камеру вы делите на двоих, сладкая парочка.
- Не имею ни малейшего понятия, господин надзиратель. – Голос Амадео оставался спокойным, что еще больше разозлило Бенедикта, который прыгал вокруг Роджерса, как разъяренный кролик.
- Хватит препираться! – рявкнул он, в порыве ярости достав дубинку. Лицо на мгновение перекосила странная гримаса, однако он справился с собой. Дубинка снова отправилась в кольцо, закрепленное у пояса, а Амадео получил удар в живот рукоятью фонаря. – Это твое, сознавайся! Ты у нас библиотекарь, чего стоило припрятать один, а потом воткнуть в горло Уильямсу!
Амадео разогнулся, даже не поморщившись. Это еще больше взбесило Бенедикта.
- Отвечай, когда тебя спрашивают, Солитарио, или я сочту твое молчание за неповиновение приказу!
- Снимите отпечатки пальцев, если не верите, господин надзиратель, но я уверяю вас, что карандаш мне не принадлежит. В библиотеке используется другая марка, вы можете легко это проверить, – сказал он, на этот раз глядя прямо в глаза Бенедикту. – И письменные принадлежности используются строго под надзором охраны.
Бенедикт и Роджерс пытали его внимательными взглядами, но Амадео даже не шелохнулся. Йохан потирал бок и одними губами что-то шептал, не отворачиваясь от стены, так как ему на это разрешения не давали.
- Да он врет! – наконец взорвался Бенедикт. – Это его камера, кто заходил туда кроме него и Торна?
- Подожди, не ори, Бенедикт, – прервал его Роджерс. – То есть, ты утверждаешь, Солитарио, что карандаш, который наверняка использовался как оружие, тебе подкинули.
- Да, господин надзиратель.
- И кого же ты в этом подозреваешь? – Лицо Роджерса осталось непроницаемым, однако в глазах мелькнул огонек.
- Наши камеры регулярно убираются, господин надзиратель, – Амадео бросил едва заметный, но от этого не менее красноречивый взгляд на фонарь в руке Бенедикта. – Спросите у уборщиков.
Бенедикт размахнулся и снова ударил Амадео.
- Ты самый умный, что ли? Кто будет разбираться с такой мразью, как ты? За нарушение правил потопаешь в карцер, все ясно?!
- Не вижу необходимости, господин надзиратель, – хладнокровно ответил Амадео, ничем не показывая, что ему больно. – Я ничего не сделал, чтобы попасть туда.
- Ну все, Солитарио, на этот раз ты нарвался. – Бенедикт схватил его за плечо свободной рукой, однако тут же убрал ладонь. На лице снова промелькнуло то же странное выражение, что и минуту назад.
- Хватит, – оборвал его Роджерс. – Похоже, не врет, это действительно не его. Тогда откуда взялся этот карандаш?
- Не хочу с этим разбираться, оружие найдено под его матрасом, и…
- Давай хотя бы оставим это до утра. Мы перебудили половину блока.
Слова Роджерса не были преувеличением. Большинство заключенных проснулись от шума и торчали у решеток, с любопытством глядя на разыгравшуюся сцену.
- Вы что, выспались?! – рявкнул на них Бенедикт. – А ну живо досматривать свои детские сны!
Амадео и Йохану милостиво разрешили вернуться в камеру. Матрасы, одеяла и подушки валялись на полу, больше ничего не тронуто. Амадео привел кровать в порядок и улегся. Вряд ли надзиратель Роджерс так просто поверил словам Кудрявого о ссоре Уильямса с Йоханом. Кто-то специально дал наводку на их камеру.
- И почему Бенедикт решил убрать фонарь в такой тьме? – пробормотал он, укрываясь одеялом.
- А? – мгновенно отреагировал с верхней кровати Йохан.
- Ничего. Спи.
Сосед засопел практически мгновенно. Амадео же еще долго лежал без сна.
Наутро Амадео, не дав толком проснуться, поволокли на аудиенцию к начальнику тюрьмы. Убийство заключенного накануне не успело наделать много шума – больше половины блока еще видело сладкие сны, но Амадео то и дело ловил любопытные взгляды сквозь решетчатые двери камер. Кудрявый широко улыбнулся ему и сделал неприличный жест.
Конрад Эфрейн выглядел так, будто не спал всю ночь. Амадео подозревал, что так оно и было – на щеках начала проступать щетина, будто Эфрейн не успел побриться, рубашка застегнута не на все пуговицы. Большой клетчатый платок так и мелькал в руках.
- Ну-с, Солитарио. – Он указал Амадео на стул. – Начинай. Что случилось вчера в блоке С?
- Надзиратели подняли нас вскоре после отбоя и объявили, что совершено убийство.
- А потом? Что произошло после того, как они снова отправили вас спать?
- Меня и моего сокамерника разбудили чуть позже, чтобы обыскать камеру.
- С какой целью? Вам сказали?
- Нет.
- Надзиратели нашли что-нибудь?
Амадео ждал этого вопроса. Эфрейн, разумеется, был в курсе всего, что произошло, однако хотел выслушать версию другой стороны.
- Карандаш. Под моим матрасом.
- И ты сказал, что он тебе не принадлежит, не так ли?
- Да.
- Он действительно тебе не принадлежит?
- Ни в коем случае.
- Но ты заведуешь библиотекой, а там полно письменных принадлежностей.
- Они выдаются только надзирателями и подлежат обязательному учету. И потом, я хорошо разглядел карандаш, когда надзиратель Роджерс показывал мне его. Такие карандаши производятся фирмой «Форресто». В нашей же библиотеке – «Дримо». Я уже говорил об этом надзирателю Роджерсу.
Эфрейн снова вытер вспотевший лоб платком. Эта ситуация не доставляла ему ровно никакого удовольствия, и он предпочел бы просто пустить все на самотек и наказать того, на кого пало подозрение, однако Амадео Солитарио был не простым заключенным, а отпрыском знаменитой семьи. Так ли нужна тюрьме подобная реклама?
- Месяц назад к тебе приходил брат, – заметил он скорее для проформы, нежели для установления истины. – Он мог передать карандаш.
- Он ничего мне не передавал. Хотел, чтобы я подписал кое-какие бумаги, но карандашом для этого не пользуются. Охрана, присутствовавшая тогда, может подтвердить, что он так и не передал мне ни бумаг, ни ручку.
Эфрейн молчал, изучая Амадео. Тот держался хладнокровно и слишком спокойно для человека, только вчера совершившего убийство.
- Скажите, начальник Эфрейн. – Амадео наклонился чуть вперед. – На карандаше найдены следы крови? Вы наверняка отправили его на экспертизу, чтобы убедиться, то ли это оружие, которым был убит заключенный, не так ли?
Эфрейн протер лоб платком.
- Солитарио, я, кажется, говорил, что ты слишком настырный. Это материалы расследования, с чего мне делиться такой информацией?
- Начальник Эфрейн, от вашего ответа зависит моя невиновность, ничего удивительного, что я хочу знать больше. Вы ничем не рискуете, за пределы тюрьмы эта информация не выйдет при всем моем желании.
Эфрейн складывал и снова разворачивал платок. Обычно он не цацкался с заключенными, этими отбросами, не заслуживающими ни единого доброго слова, но к Солитарио питал неизъяснимое чувство. Что-то вроде уважения, если это слово можно применить к убийце. В прошлый раз попустительствовал ему с библиотекой, заказав новую литературу, затем разрешил внедрить практику по досрочному освобождению, которую тот предложил. Каким образом этому сосунку удается вызывать такое доверие? Уж точно не своим смазливым личиком, которое у многих здесь вызывало одно, вполне естественное желание – сделать его менее привлекательным. Кто-то уже постарался на этот счет – небольшой шрам виднелся на лбу и терялся в волосах, аккуратно убранных в хвост.
Так в чем же секрет этого странного убийцы? Все дело в том, наконец решил Эфрейн, что все свои предложения Солитарио умело аргументировал, не оставляя ни малейшей лазейки, ни единой причины для отказа. И где только он этому научился?
- Я никуда не отправлял этот карандаш. Пока что, – ответил начальник тюрьмы, решив, что вреда не будет, если заключенные получат повод для сплетен.
В библиотеке Амадео ловил себя на том, что просматривает поступающие в тюрьму газеты в поисках хоть какой-то информации о бывшем друге, и каждый раз одергивал себя. Какая разница, что сейчас делает Ксавьер? Раз не пишут, значит, нечего писать. Шумиха с его родней давно утихла, все сплетни вытеснил арест самого Амадео.
Какое ему вообще дело до этого предателя?
Кое-как прогнав набившие оскомину мысли, Амадео наконец задремал.
Вскоре в коридоре и камерах зажегся свет. Мгновение спустя начали раздаваться вялые возмущенные голоса – заключенные недоумевали, почему их лишают заслуженного отдыха.
- Построиться!! – гаркнул Роджерс, остановившись посреди коридора. Рядом с ним застыли двое надзирателей: Бенедикт и Кортес. Все трое держали наготове дубинки. – Всем! Живо!
Заключенные, потирая глаза и зевая, высыпали из камер. Переговариваться никто не решался – надзиратели выглядели слишком уж свирепо.
Амадео встал рядом с Йоханом. Бетонный пол неприятно холодил босые ноги – заключенным не дали времени обуться.
- Вы слышали? – шепнул ему сосед. – Убили того новенького, Уильямса.
Амадео чуть повернул голову, не отводя, однако, взгляда от надзирателей.
- Не шутишь? Куда же смотрела охрана?
- В некоторых случаях она очень крепко спит. – Сосед криво усмехнулся. – Он же только прибыл, кому успел насолить?
Амадео лишь покачал головой. От Йохана он знал, что Уильямс спрашивал о нем, и друг недвусмысленно посоветовал даже не приближаться. Лишь бы надзиратели не прознали об этой стычке.
Но сегодня небеса явно были не на их стороне. Роджерс, прохаживаясь вдоль шеренги, постукивал дубинкой по ладони.
- Двадцать минут назад произошло ЧП. Погиб заключенный, недавно переведенный сюда. Его имя Крис Уильямс. Если кто-то из вас что-то слышал, я требую, чтобы доложили об этом. Конфликтные ситуации, споры, даже просто тычок плечом. Что угодно. Ну? Никто не хочет помочь следствию? Вы меня разочаровываете. Решили выйти отсюда законопослушными гражданами, а на деле рты раскрыть не можете?
- Господин надзиратель! – раздался заискивающий голос из заднего ряда, справа от Амадео.
Роджерс остановился и привстал на цыпочки, чтобы лучше видеть говорившего.
- Хочешь что-то сообщить? Выйди сюда.
Амадео получил хороший удар под ребра, когда нежданный свидетель прошел мимо. Выпрямившись, увидел Кудрявого, который с застенчивой улыбкой встал напротив Роджерса. Тот недовольно скривился: этот тип оставался проблемой для всего блока, даже несмотря на то, что его дружка перевели отсюда подальше.
- Что ты хотел сказать? – спросил он. – Не тяни резину.
- Дело в том, господин надзиратель, что, – Кудрявый оглянулся на Амадео и торжествующе улыбнулся, – я слышал, как Йохан Торн спорил с этим погибшим заключенным. Громко так, вот я случайно и подслушал.
- Правда? – Роджерс не отводил взгляда от Кудрявого, хотя все головы в шеренге повернулись к Йохану. – И о чем же они спорили?
- Да конечно об этом арист… ээ… об Амадео Солитарио, господин надзиратель.
- Да что ты… – начал Йохан, но Амадео наступил ему на ногу.
- Тише. Сделаешь только хуже.
- Но он…
- Я сказал, тише, Йохан. Ты тут ни при чем, вот и не веди себя, как виноватый.
Кудрявый глядел прямо перед собой, торжествующе улыбаясь. Роджерс некоторое время с неприязнью изучал его, затем отправил обратно в строй.
- Приму к сведению. А теперь разойтись! – рявкнул он. – Отбой.
Амадео и Йохан вернулись в камеру. Последний пылал праведным возмущением, однако Амадео успокоил его, сказав, что доказательств причастности к этому преступлению все равно нет. Кудрявому нужно было взбаламутить воду, вот и все, а, учитывая его персональную нелюбовь к Амадео, бить он будет не напрямую, а использует Йохана.
Парень успокоился и полез на кровать. Амадео, удостоверившись, что гнев друга остыл, тоже улегся. Вскоре в блоке погас свет, и с верхней койки донесся тихий храп. Сам же Амадео долго лежал без сна, но наконец задремал. И когда через два часа дверь камеры распахнулась, даже не пошевелился.
Амадео плавал в темной дымке сна и никак не мог проснуться. Чувствовал, как кто-то трясет его, но не мог разлепить глаза.
- Солитарио! – рявкнул в ухо громовой голос. – Живо встал, или я тебя сам поставлю!
Амадео вздрогнул. Над ним возвышался надзиратель Роджерс, поигрывая дубинкой.
- Крепко же ты спишь, Солитарио. Как младенец. Неужели твоя совесть настолько чиста? Вставай.
Амадео поднялся и потер глаза, прогоняя сон. Второй надзиратель светил фонарем в камеру, заставляя щуриться.
- В чем дело?
- Что за чертовщина происходит? – Йохан сонно заморгал от яркого света, когда луч метнулся к нему.
- Солитарио, Торн, на выход, – скомандовал Роджерс. – Живее, я ждать не люблю.
Амадео потянулся за футболкой, однако второй надзиратель, Бенедикт, ударил его фонарем по руке. Дубинка, с которой он никогда не расставался, на этот раз болталась у пояса, а не крутилась в затянутой в перчатку руке.
- Не трать время, она тебе не понадобится.
Амадео прикусил губу. Удар пришелся по локтю и ощутимо отдался во всей руке от запястья до плеча. Спорить было себе дороже, поэтому он просто поднялся и вышел из камеры.
Некстати Бенедикт решил, что света больше не потребуется, и опустил фонарь – Амадео, ослепленный внезапной темнотой, налетел на надзирателя. Тот от неожиданности выронил фонарь, который стукнулся о пол и укатился под кровать.
- Солитарио, где у тебя глаза, мать твою?! – взревел он, наградив Амадео хорошим тычком в спину.
- Прошу прощения, – сипло ответил тот – удар выбил воздух из легких.
- Ты сам виноват, Бенедикт, – резюмировал Роджерс, выводя из камеры Йохана. – Лицом к стене, Солитарио, руки за спину, чтобы мы их видели. Торн, тебя тоже касается, хватит строить из себя сонную муху.
- В чем дело, начальник? – протянул тот, зевая. – Мы же ничего не сделали…
- Рты закрыть! – рявкнул Бенедикт, опускаясь на колени. Фонарь продолжал ярко светить, что свидетельствовало о том, что он каким-то чудом не разбился от удара о бетон. Затем надзиратель вышел и направил яркий луч между Амадео и Йоханом, которые послушно застыли у стены, заложив руки за спины. – Роджерс, начинайте обыск.
Амадео чуть повернул голову, но разглядеть, что происходит в камере, не удавалось. Их подняли среди ночи, выгнали наружу и теперь обыскивали камеру от пола до потолка.
- Как думаешь, чего это они? – шепнул Йохан, за что моментально получил в бок фонарем.
- Я сказал, закрыть рты! – рявкнул Бенедикт. – Какое из этих слов ты не понял, Торн?
Амадео едва заметно покачал головой, призывая Йохана хранить молчание.
Не прошло и минуты, как Роджерс вышел из камеры.
- Солитарио. Повернуться.
Амадео выполнил приказ и уставился на верхнюю пуговицу форменной рубашки надзирателя. В глаза смотреть не стоило, это могло вызвать очередную вспышку агрессии, которая, к примеру, у Бенедикта уже хлестала через край. Однако дубинку тот все еще не доставал, светя фонарем Амадео в лицо.
В руках Роджерс держал остро заточенный карандаш и махал им перед носом Амадео. На дереве виднелись плохо отмытые красные потеки.
- Это твой?
- Нет. Не мой.
- Не смей врать, карандаш найден в твоей камере.
- Я не вру. Это не моя собственность.
- Обращайся ко мне «господин надзиратель», если не хочешь, чтобы он стал собственностью твоей глазницы.
- Я не вру, господин надзиратель, карандаш не мой, – терпеливо повторил Амадео.
- А чей же? Торна?
- Уверен, что и не его тоже, господин надзиратель.
- Тогда откуда он взялся? Эту камеру вы делите на двоих, сладкая парочка.
- Не имею ни малейшего понятия, господин надзиратель. – Голос Амадео оставался спокойным, что еще больше разозлило Бенедикта, который прыгал вокруг Роджерса, как разъяренный кролик.
- Хватит препираться! – рявкнул он, в порыве ярости достав дубинку. Лицо на мгновение перекосила странная гримаса, однако он справился с собой. Дубинка снова отправилась в кольцо, закрепленное у пояса, а Амадео получил удар в живот рукоятью фонаря. – Это твое, сознавайся! Ты у нас библиотекарь, чего стоило припрятать один, а потом воткнуть в горло Уильямсу!
Амадео разогнулся, даже не поморщившись. Это еще больше взбесило Бенедикта.
- Отвечай, когда тебя спрашивают, Солитарио, или я сочту твое молчание за неповиновение приказу!
- Снимите отпечатки пальцев, если не верите, господин надзиратель, но я уверяю вас, что карандаш мне не принадлежит. В библиотеке используется другая марка, вы можете легко это проверить, – сказал он, на этот раз глядя прямо в глаза Бенедикту. – И письменные принадлежности используются строго под надзором охраны.
Бенедикт и Роджерс пытали его внимательными взглядами, но Амадео даже не шелохнулся. Йохан потирал бок и одними губами что-то шептал, не отворачиваясь от стены, так как ему на это разрешения не давали.
- Да он врет! – наконец взорвался Бенедикт. – Это его камера, кто заходил туда кроме него и Торна?
- Подожди, не ори, Бенедикт, – прервал его Роджерс. – То есть, ты утверждаешь, Солитарио, что карандаш, который наверняка использовался как оружие, тебе подкинули.
- Да, господин надзиратель.
- И кого же ты в этом подозреваешь? – Лицо Роджерса осталось непроницаемым, однако в глазах мелькнул огонек.
- Наши камеры регулярно убираются, господин надзиратель, – Амадео бросил едва заметный, но от этого не менее красноречивый взгляд на фонарь в руке Бенедикта. – Спросите у уборщиков.
Бенедикт размахнулся и снова ударил Амадео.
- Ты самый умный, что ли? Кто будет разбираться с такой мразью, как ты? За нарушение правил потопаешь в карцер, все ясно?!
- Не вижу необходимости, господин надзиратель, – хладнокровно ответил Амадео, ничем не показывая, что ему больно. – Я ничего не сделал, чтобы попасть туда.
- Ну все, Солитарио, на этот раз ты нарвался. – Бенедикт схватил его за плечо свободной рукой, однако тут же убрал ладонь. На лице снова промелькнуло то же странное выражение, что и минуту назад.
- Хватит, – оборвал его Роджерс. – Похоже, не врет, это действительно не его. Тогда откуда взялся этот карандаш?
- Не хочу с этим разбираться, оружие найдено под его матрасом, и…
- Давай хотя бы оставим это до утра. Мы перебудили половину блока.
Слова Роджерса не были преувеличением. Большинство заключенных проснулись от шума и торчали у решеток, с любопытством глядя на разыгравшуюся сцену.
- Вы что, выспались?! – рявкнул на них Бенедикт. – А ну живо досматривать свои детские сны!
Амадео и Йохану милостиво разрешили вернуться в камеру. Матрасы, одеяла и подушки валялись на полу, больше ничего не тронуто. Амадео привел кровать в порядок и улегся. Вряд ли надзиратель Роджерс так просто поверил словам Кудрявого о ссоре Уильямса с Йоханом. Кто-то специально дал наводку на их камеру.
- И почему Бенедикт решил убрать фонарь в такой тьме? – пробормотал он, укрываясь одеялом.
- А? – мгновенно отреагировал с верхней кровати Йохан.
- Ничего. Спи.
Сосед засопел практически мгновенно. Амадео же еще долго лежал без сна.
Наутро Амадео, не дав толком проснуться, поволокли на аудиенцию к начальнику тюрьмы. Убийство заключенного накануне не успело наделать много шума – больше половины блока еще видело сладкие сны, но Амадео то и дело ловил любопытные взгляды сквозь решетчатые двери камер. Кудрявый широко улыбнулся ему и сделал неприличный жест.
Конрад Эфрейн выглядел так, будто не спал всю ночь. Амадео подозревал, что так оно и было – на щеках начала проступать щетина, будто Эфрейн не успел побриться, рубашка застегнута не на все пуговицы. Большой клетчатый платок так и мелькал в руках.
- Ну-с, Солитарио. – Он указал Амадео на стул. – Начинай. Что случилось вчера в блоке С?
- Надзиратели подняли нас вскоре после отбоя и объявили, что совершено убийство.
- А потом? Что произошло после того, как они снова отправили вас спать?
- Меня и моего сокамерника разбудили чуть позже, чтобы обыскать камеру.
- С какой целью? Вам сказали?
- Нет.
- Надзиратели нашли что-нибудь?
Амадео ждал этого вопроса. Эфрейн, разумеется, был в курсе всего, что произошло, однако хотел выслушать версию другой стороны.
- Карандаш. Под моим матрасом.
- И ты сказал, что он тебе не принадлежит, не так ли?
- Да.
- Он действительно тебе не принадлежит?
- Ни в коем случае.
- Но ты заведуешь библиотекой, а там полно письменных принадлежностей.
- Они выдаются только надзирателями и подлежат обязательному учету. И потом, я хорошо разглядел карандаш, когда надзиратель Роджерс показывал мне его. Такие карандаши производятся фирмой «Форресто». В нашей же библиотеке – «Дримо». Я уже говорил об этом надзирателю Роджерсу.
Эфрейн снова вытер вспотевший лоб платком. Эта ситуация не доставляла ему ровно никакого удовольствия, и он предпочел бы просто пустить все на самотек и наказать того, на кого пало подозрение, однако Амадео Солитарио был не простым заключенным, а отпрыском знаменитой семьи. Так ли нужна тюрьме подобная реклама?
- Месяц назад к тебе приходил брат, – заметил он скорее для проформы, нежели для установления истины. – Он мог передать карандаш.
- Он ничего мне не передавал. Хотел, чтобы я подписал кое-какие бумаги, но карандашом для этого не пользуются. Охрана, присутствовавшая тогда, может подтвердить, что он так и не передал мне ни бумаг, ни ручку.
Эфрейн молчал, изучая Амадео. Тот держался хладнокровно и слишком спокойно для человека, только вчера совершившего убийство.
- Скажите, начальник Эфрейн. – Амадео наклонился чуть вперед. – На карандаше найдены следы крови? Вы наверняка отправили его на экспертизу, чтобы убедиться, то ли это оружие, которым был убит заключенный, не так ли?
Эфрейн протер лоб платком.
- Солитарио, я, кажется, говорил, что ты слишком настырный. Это материалы расследования, с чего мне делиться такой информацией?
- Начальник Эфрейн, от вашего ответа зависит моя невиновность, ничего удивительного, что я хочу знать больше. Вы ничем не рискуете, за пределы тюрьмы эта информация не выйдет при всем моем желании.
Эфрейн складывал и снова разворачивал платок. Обычно он не цацкался с заключенными, этими отбросами, не заслуживающими ни единого доброго слова, но к Солитарио питал неизъяснимое чувство. Что-то вроде уважения, если это слово можно применить к убийце. В прошлый раз попустительствовал ему с библиотекой, заказав новую литературу, затем разрешил внедрить практику по досрочному освобождению, которую тот предложил. Каким образом этому сосунку удается вызывать такое доверие? Уж точно не своим смазливым личиком, которое у многих здесь вызывало одно, вполне естественное желание – сделать его менее привлекательным. Кто-то уже постарался на этот счет – небольшой шрам виднелся на лбу и терялся в волосах, аккуратно убранных в хвост.
Так в чем же секрет этого странного убийцы? Все дело в том, наконец решил Эфрейн, что все свои предложения Солитарио умело аргументировал, не оставляя ни малейшей лазейки, ни единой причины для отказа. И где только он этому научился?
- Я никуда не отправлял этот карандаш. Пока что, – ответил начальник тюрьмы, решив, что вреда не будет, если заключенные получат повод для сплетен.
