Он склонил голову и постоял минуту. Легкий ветерок играл его жесткими, чуть побелевшими прядями, выбившимися из косы. Потом он поднял глаза и обвел всех тусклым горестным взглядом.
– Мой ребенок... – голос его еле заметно дрогнул, – стоит сейчас перед вами и ждет вашего решения. Но, клянусь, если бы это был один из ваших детей, я б сказал то же самое!
В толпе зашумели, особенно женщины.
– Ты учишь нас Закону Божьему, Маккензи, а твой беспутный сынок что творит?.. – взвизгивали со всех сторон. – Завтра, не ровен час, он пойдет насиловать наших дочерей!.. Ишь, понавыростили нам ублюдков!..
Толпа возбуждалась. Крики раздавались все громче, яростнее. Джейми нутром ощущал, как дрожит каждый нерв Роджера Маккензи – и его, впрочем, тоже – будто стоят они один на один перед стадом разъяренных вепрей. И голос зятя становится все пронзительнее, хотя тот изо всех сил старается выглядеть спокойным.
Маккензи повернулся всем торсом, закостеневшим от напряжения, в сторону кричавших:
– Нет! Не пойдет! Думаю, он все понял, – он бросил мимолетный взгляд на сына, который опять начал плакать, исступленно растирая заплывшие глаза. – Мы все поняли! Это будет хорошим уроком и для него, и... для меня. Обещаю, дома он будет наказан, как следует! А сейчас, перед этим досточтимым Собранием и перед всеми людьми его, я ручаюсь, что такого больше не повторится, и беру за это ответственность на себя. Надеюсь, мое слово что-нибудь значит для вас?
Он обвел толпу суровым взглядом, и рокот стал стихать, кое-где вспыхивая сдержанными возгласами, что раньше надо было думать и драть малолетних охальников с утра до ночи – без жалости. Но все уже стали гораздо спокойнее в результате.
Джейми перевел дыхание. Он чувствовал холодную руку жены в своей стиснутой ладони. И осознал, что его руки тоже стали ледяными.
– Так вот, – опять возвысил голос Роджер, – повторяю, если бы один из ваших детей стоял здесь, я бы сказал то же самое. Ответьте тогда, люди, кто из нас без греха? Истинно говорю вам, не жестокость спасет нас, но милосердие. Иисус завещал нам! Он был милосердным и спас всех нас! И сейчас – тот самый случай, поверьте! Если когда-нибудь вы или... дитя ваше, окажетесь в... беде, – он указал на обессилевших мальчишек, – то сможете рассчитывать на милосердие, потому что ВЫ ПОСЕЯЛИ ЕГО. Каждый из вас, – он вновь окинул людей потемневшим взором, – принимая решение, пусть помнит об этом!
Потом Маккензи кивнул Хираму, отступая назад:
– Я все сказал! И могу только добавить, что НЕ ДАМ рубить руки своим детям! Скорее вы возьмете мою!
– Граждане Риджа! – прохрипел Кромби, явно пытаясь вернуть себе потерянные позиции. – Но вы должны помнить и о том, в какой опасности будут наши дети, если мы откроем этот ящик Пандоры и выпустим Диавола, что возрадуется своей безнаказанности! А мы своей мягкостью поспособствуем этому!..
– Ладно, Хирам! Давай уже голосовать! – это выкрикнул Ронни, и Джейми взглянул на него с благодарностью. – Хватит мучать мальцов. Может, они и заслужили наказания, но не пыток.
Староста сверкнул глазами в сторону Ронни, поджав сухие узкие губы. Но, тем не менее, приступил к делу.
– Итак, люди, кто из вас отдаст свой голос за то, чтобы отсечь сим преступникам их непотребную руку, оскверненную мерзким грехом малакия? Конечно, исключительно во имя спасения их оступившихся душ и в назидание всем остальным, помышляющим о недобром...
Все замерли на несколько долгих секунд, настороженно посматривая друг на друга и рыская внимательными взглядами по толпе, гудевшей в сомнениях. Одна... две руки поднялись нерешительно, но на них грозно зашикали, и они исчезли. Джейми заметил, что это были новые арендаторы, окруженные домочадцами, в основном, женского пола, в том числе и маленькими большеглазыми пигалицами, льнувшими испуганно к их ногам.
Что эти новички вообще могут понимать в ситуации? Конечно, ими руководит лишь страх за своих дочерей! А еще он увидел – внутренности захолонуло испугом – Клэр поискала глазами свой медицинский сундучок, который она оставила на скамье у забора, когда пришла...
Голова гудела, в ушах шумело и пульсировало, сердце бешено колотилось где-то в висках. Джейми ощутил с растущим беспокойством, как в потемневшем воздухе пляшут черные мушки. Иисус, как бы из носа снова не пошла кровь, как тогда, когда однажды он слишком переволновался за жену.
Хотя тем, что кровь истекла в тот момент, после сообщила ему Клэр, он был спасен от участи своего отца – внезапно умереть от удара или на много дней стать бездвижимым телом. Великолепно! Иисус, срочно нужно успокоиться. Еще не хватало!..
«Пока все идет нормально, дыши, давай, – приказал он себе, – никто руки никому отрубать не собирается, хвала Господу! Большинство людей в Ридже все-таки вменяемые и, наверняка, отдают себе отчет о последствиях».
Да, так и было. Вопрос с отрубанием мальчишеских конечностей однозначно отпал. Теперь решался более вероятный выбор между крапивой и положенным по закону количеством плетей. Сколько там? 20, 30, 40... Иисус!..
Джейми опять перестал дышать. «Хотя, положим, это не так страшно... В крайнем случае, – усмехнулся он недобро, – вон Роджер Мак, кажется, сам готов их получить, судя по его отчаянному виду. Вот пусть и отрабатывает, папаша, за неподобающее воспитание сынка!»
Но на сорок плетей, взглянув на худосочные тела мальчишек, никто особо тоже не согласился, несмотря на то, что Кромби упорно настаивал. Хотя бы на двадцати... Мерзкий святоша!
Джейми видел, что голоса за двадцать плетей – не так уж и много, в общем, за этакий грех! – разделились почти пополам, и, когда Хирам подсчитал, перевес за плети был всего в три голоса. В том числе – разрази Господь его предательскую душу! – и голос самого старосты.
Ох, Иисус твою ж Рузвельт Христос, как говорит Клэр! Да кто он вообще такой, этот, мать его, Рузвельт?!
Он решительно расправил плечи. Мальчишек не дам! Ладно, пусть Роджер Мак терпит порку за сына, а он пойдет за Айдана, тогда. Что ж, не привыкать ему, подумаешь, каких-то двадцать плетей... Тьфу. Только вот спину свою изувеченную выставлять на всеобщее обозрение как-то не особо хотелось. Это его... позорное, несмываемое клеймо. Навеки.
Про него и так ходят всяческие слухи, в чем Джейми не раз убеждался. Все-таки безвинных овечек, по мнению людей, плетьми не секут – а только трижды опасных пройдох и головорезов. Преступников, в общем... Не докажешь ведь, что он-то, как раз, получил свои шрамы незаслуженно. Да и, в общем, не собирался он ничего доказывать.
И тут он, что называется, открыл рот в изумлении. Марина просочилась сквозь первые ряды зрителей и бесстрашно ступила в круг: руки в бока, глаза сощурены. Если бы женщины могли становиться пиратами, она наверняка бы заделалась, чертовка нахальная! Даже капитаном пиратского судна, с большой вероятностью.
По сборищу пронесся неодобрительный гомон – женщинам не по статусу выступать на общем собрании. И все же... когда она изящно развернулась к толпе и чуть нагнула свою прелестную головку, разметав упругие кудри по плечам, взгляды мужчин безотчетно потянулись к ее грациозной фигуре.
Вынесло же эту шельму нелегкая! Джейми напрягся в ожидании новой козни, когда над поляной зычно разнесся ее низковатый бархатный голос, с характерным, чуть обострившимся от волнения немецким акцентом. Но, к всеобщему удивлению, фрау вдруг почему-то встала на защиту парнишек. Он даже и не понял этого сначала, пока не стал улавливать смысл ее речи.
«Люди! Как вы можете калечить этих несчастных мальцов? – прокричала она запальчиво. – Они ведь совсем еще дети и совершили все это не со зла! И они во всем раскаиваются! Глядите! Они усвоили урок! И, главное, – добавила она, – наша семья, как основные пострадавшие, совсем не против, если охламоны просто получат крапивой по заднице».
И – о радость и великое облегчение! Дай же Бог им всяческого здравия – все Рихтеры согласно закивали! А за ним – и почти весь народ, собравшийся на поляне. Ох, ты ж, он поймал себя на мысли, что просто готов расцеловать эту блудливую... лицедейку, даже несмотря на то, что она сама, бестия заигравшаяся, и втянула их в этот сумасшедший водоворот.
После этого почти все жители Риджа, пристыженные, облегченно позволили себе выбрать крапиву в качестве кары для малолетних разгильдяев – значительно более мягкая альтернатива в сравнении с плетьми. Все останутся живы, хвала Иисусу, и сравнительно здоровы!
«Ладно, – Джейми мельком глянул на парнишек, застывших в ступоре, – потерпите ребята: десять минут позора – и вы свободны!»
Он мог представить себе, как тяжело им вынести все это, особенно в их ранимом возрасте, но старался отрешиться от горькой реальности, не позволить себе никаких переживаний. Просто дать отмашку и смотреть за временем. Всё! Об остальном позаботится Хирам.
Тот с особой тщательностью и какой-то упоительной значимостью руководил подготовкой к расправе – велел принести скамьи, нарвать большие веники едкого растения. Потом… мальчишкам велели снять рубахи, единственную, не слишком надежную защиту, прикрывавшую их наготу, и зачем-то особо тщательно прикрутили к лавкам...
И ему впервые подумалось тогда, что Брайн, возможно, умер не от позора за него, непутевого сына, как Джейми всегда казалось, а потому что пожалел о нем. Это открытие обдало сердце Фрейзера пожаром, словно его самого хлестнули по внутренностям едкими пучками, и он почувствовал, как трудно стало дышать, а резанувшие глаза неожиданно налились тягучей влагой.
Как в тумане, лэрд подал знак начинать и, с того самого мгновения, просто выключился. Ничего не видел и не слышал. По крайне мере, сейчас он вообще не мог ничего воспроизвести в своей памяти. Помнил только, как его сознание отчитывало вязкие секунды, которые вдруг растянулись в вечность, и – дрожавшие пальцы Клэр, в агонии впившиеся в мышцу его плеча...
Тогда Джейми даже не ощутил никакой боли, потому как боль, в десять раз худшая, терзала его изнутри, но позже он заметил, как сильно она постаралась – вон даже синяки остались, хотя на его непробиваемой плоти оставить их ох как непросто.
Стоило ли удивляться, что он чуть не пришиб этого неуемного ханжу, когда тот, бесы его забери, хотел сделать то же самое с невинными девчонками. Как его Господь в ту же секунду молнией-то не поразил?! Но его, лэрда, ангельское терпение точно чуть не лопнуло – чудом удержался!
Клэр рассказала ему, что Марина привела к ней одну из этих девочек, горевшую в лихорадке, с реальными ожогами – надо же, оказывается у девчушки непереносимость крапивного яда – такими, что жене пришлось даже оставить бедняжку под своим наблюдением на пару дней. Представить сложно, что случилось бы, если бы ей досталось крапивой по всему телу. Наверное бы, не выжила. Бедный ребенок!..
На самом деле, Фрейзер был безумно благодарен всем жителям Риджа, которые поддержали именно их семью, а не этого скользкого Кромби, и тем самым спасли пацанят – впрочем, скорее, его и Роджера – от столь тяжкой участи, которую уготовил им Хирам. И это несмотря на то, что решение такого острого вопроса для людей, которые всего на свете опасались, было действительно непростым.
Джейми с тихим трепетом вспомнил, как уже собирался расстаться со своей рукой...
Еще тогда он решил, что вполне готов задать некоторым паразитам такого перцу, чтоб с неделю садились особливо аккуратно, охламоны бестолковые, и попы свои вздрюченные, морщась, поджимали!
И вот теперь, Айдан, злодей мелкий, таращился на него с непередаваемым ужасом. Страшно ему, поди ж-ко ты! А когда он, Джейми Фрейзер, сам трясся во время Собрания, как игральные кости в стакане – ничего, да? И все из-за этих невероятных обормотов!
Нет уж, дорогой, чьи-то задницы должны за всё сегодня рассчитаться! Так что, давай-ка, паразит, живо на лавку, нечего пялиться на него тут, словно на зверюгу кошмарную!..
ГЛАВА 15. ОТЦОВСКОЕ НАКАЗАНИЕ
...Папы страшен оскал, я от папы скакал, как лошадка в галопе.
И как всадник коня папа шлепал меня, по гарцующей попе.
У всех отцов богатый опыт по мастерству шлепанья попы.
Вот, подрасту и буду шлепать папу я сам.
Вадим Егоров
– ПОСЛУШАЙ, АЙДАН, – ДЖЕЙМИ ДОБАВИЛ ЛЕДЯНЫХ ноток в голос, с сомнением наблюдая за крайней степенью волнения мальчишки: казалось, его тело сейчас просто рассыплется от сотрясения, – никто тебя здесь насильно скручивать не собирается. Если тебе кажется, что ты не заслужил, можешь уходить. Ты меня слышишь?
Айдан, видимо, слышал совсем плохо. Некоторое время он, обездвиженный, с отчаянием пялился на грозного лэрда, словно узрев в его взгляде свой смертный час. И без конца сглатывал сбегавшие слезы. Потом вдруг резко развернулся и, не говоря ни слова, задал стрекача.
– Что?! – Джем пораженно посмотрел вслед сбежавшему приятелю, потом перевел округлившиеся глаза на деда. – И я тоже могу уйти?
– Нет, ты не можешь!
– Почему?! Так не честно! – возмущению Джема не было предела: губы паренька обиженно выпятились, насупленный взгляд метал сердитые молнии из-под спутанных прядей.
– НЕ ЧЕСТНО?! – в свою очередь, раскрыл в изумлении глаза Джейми, – НЕ ЧЕСТНО?! – его потемневшее от солнца лицо вмиг стало пунцовым, а брови слились у переносицы в грозный изгиб. – Это кто мне здесь смеет толковать о какой-то честности?! Шалопай, из-за которого мы с твоим отцом чуть вчера в штаны не наделали? И краснели до самых чертовых кончиков волос перед всеми людьми Риджа! Да ты понимаешь хоть, КАК ты нас подставил, Джеремая Маккензи?!
Моментально сбавив обороты, Джем смотрел на рассвирепевшего деда испуганно.
– Я же случайно, дед... Я не знал... Я не подумал просто...
Джем уже пожалел, что раскрыл рот: рассерженный дед – не самый приятный на свете собеседник.
– Не подумал он! Да когда ты начнешь уже думать, Джеремая? Вроде, на вид вполне себе здоровый парень. А мозги так и не выросли. Видимо, всё в тело пошло!.. Да? – Джейми прищурился, и у виновного возникло явственное ощущение, что его сейчас испепелят на месте пронзительные синие глаза, ставшие вдруг почти черными. – Вернее, мне представляется, в один такой чертов орган, который думать совсем не обязан, хотя и пытается тут нагло всем заправлять! Так, что ли?
– Н-нет… дед, я буду думать, сказал же! Честно!.. Просто... может же человек ошибаться!
– Может! – Фрейзер рыкнул так, что все в амуничнике подскочили. – Но когда этот человек ошибается, он должен понимать, что придется заплатить!
– Да меня же наказали вчера! Почему этого мало?! Думаете мне не больно было? – голос парнишки дрожал близкими слезами. – А еще родня называется!..
– Вот именно! Родня! Понимаешь ли ты, мой разлюбезный внук, что самое ценное в жизни человека – это его род? И дети его! По тому, каким растешь ты, люди будут судить о твоем отце и... обо мне. Достойные ли мы люди, – Джейми подошел к набычившемуся внуку и крепко стиснул его плечо.
