Женя ненавидел Лёшу. Он видел, какую боль причиняют Марине его страдания, метания и в конце концов выбор – не в её пользу.
Он хотел бы прекратить её мучения, забрать из вязкого прошлого, но не мог. Из-за Ксюши.
Время шло, а они до сих пор не узнали ничего полезного, и это было нестерпимо больно. С каждой минутой, проходящей впустую, надежды на спасение племянницы истончались, истончались. Исчезали. А потом беспокойство за Марину жутким образом трансформировалось в невиданную злость и к ней, и к Лёше. Женя знал, чувство неправильное, но ничего не мог с этим поделать. И Лёша, и Марина сопротивлялись, застыв в одном месте – проклятом дне аварии – и не желали спасать его девочку. Его Ксюшку.
А когда ему показалось, он почти достучался до Лёши, до того, кто тормозил Марину, затаскивая в общее НИГДЕ, как почувствовал влияние чужого гипноза, прочных установок и разозлился.
Нет. Он не мог помешать другим лишить его племянницы.
НЕ МОГ!
И тогда, оправдывая злость необходимостью, он сделал то, что было жестоко, но так нужно – заставил Марину представить, будто на месте Ксюши её собственная дочь.
Марина помнила всё до мельчайших деталей. Думала, что забыла, что жуткая авария выдрала с корнем переживания того дня. Но она ошибалась.
Жаль.
Они с Лёшей поругались. Из-за его отца. Как всегда. Лёша вставал на его защиту, принимал его сторону, а она, Марина, любимая женщина, по привычке шла где-то в стороне.
Марина помнила, как навалилась усталость, как щёки жгли слёзы, давило сердце. Покидая Лёшу, она уже знала: между ними что-то надломилось и как прежде уже не будет. Демид Викторович всегда будет мешать их отношениям. Он не даст им счастья. По дороге домой Марина обдумывала все «за» и «против». Конечно, их любовь способна выстоять под напором обстоятельств. Должна выстоять, потому что так должно быть. Но сможет ли она сама жить под вечным гнётом волчьего взгляда, не слышать, но чувствовать ненависть Демида Викторовича? Не будет ли она каждое утро просыпаться от пугающей мысли, что их с Лёшей совместная жизнь под угрозой? Что ЕЁ… жизнь под угрозой?
Сколько раз она слышала намёки от Демида Викторовича? Возможно, она слишком боялась его и поэтому сама придумывала несуществующую агрессию, но… Как много полутонов всегда было в его пожеланиях здоровья, удачи? В элементарном «Добрый день»? Нет. Ей не чудилось. Отец любимого мужчины ненавидел её. До смерти.
Сумеет ли она это как-то изменить?
Мысли то и дело вертелись вокруг Лёши, и собираясь на выставку, Марина пыталась убедить себя, что он её защитит. Но стоило поверить, как в память врывались обидные и колкие слова, когда Лёша соглашался с отцом, когда отменял встречу из-за отца, когда объяснял Марине, что они – семья, а она – пока нет.
И снова сердцу больно.
Выставка прошла хорошо. Только Марина её пропустила. Физически она находилась там, среди дарований, людей, которым сама помогла поверить в себя, а на деле была совсем в другом месте – в собственном доме. Лежала на кровати и в очередной раз смотрела, как любимый бросает её ради отца.
Могла ли она его винить? Нет. Кто она? Лишь ещё одна женщина среди многих. Шторм, опрокинувший его корабль и помешавший пути. Разве не так говорил Демид Викторович ей наедине? И что делал Лёша, когда она ему рассказывала?
Не верил.
Со стороны Марина видела несущийся навстречу грузовик. Со стороны самой себе кричала: «Берегись!» И по-настоящему чувствовала, как крошится стекло, врезаясь тоненькими иглами в кожу, как перехватывает дыхание от сильнейшего удара, как боль пронзает тело, поглощая темнотой. В последнее мгновение она подумала о Лёше, о том, что хочет его видеть перед смертью: обнять, коснуться губ и прошептать слова любви. И умереть счастливой, услышав, как бьётся его сердце, выбивая ответный ритм.
Где-то едва слышно звучал голос настоящего, принадлежащий Жене, и тот просил её отпустить прошлое и двигаться вперёд. Но, обернувшись, Марина увидела не Женю, а Лёшу.
– Я сжимаю твою руку. Ты чувствуешь?
Она не ответила.
– Марина! Не теряй со мной связь!
Она бросилась к Лёше, почти не осознавая, что бежит к фантому, к образу из памяти, и тем больнее прозвучало его: «Ты – ошибка, Марина. Я не могу тебя любить».
Упала, как подкошенная, с трудом подняла на него глаза и долго смотрела, не веря услышанному. А он стоял, уверенный, решительный. И смотрел с пренебрежением. Марина поползла к нему, попыталась напомнить о том, какими они были счастливыми, о чём мечтали и как хотели, чтобы у них родилась дочь. Но на её попытки вспомнить хорошее Лёша только злился. С каждым его грубым словом, с растущим желанием выбросить Марину из жизни, из сердца, из памяти, он всё больше напоминал собственного отца. Всё больше её пугал.
Марина перестала пытаться что-то изменить. Он её не слушал, не слышал. Она обливалась слезами, а ему было наплевать.
– Ты – ошибка, слышишь? Я знал, что отец хочет тебя убить. Знал, но ничего не сделал! Я знал!
В то мгновение боль стала невыносимой: Марина закричала в прошлом и в настоящем, а затем повалилась на землю. Она больше ничего не хотела: ни мечтать, ни бороться, ни жить. Истоптанное сердце хотело лишь покоя.
Неподалёку её тело погрузили на каталку, а Лёша даже не подошёл взглянуть на неё последний раз. Кажется… его тогда не было рядом. В действительности не было. В машине были лишь она и таксист – две жертвы. И ещё водитель грузовика. Но затуманенный мозг Марины уже не был ни в чём уверен: он воспринимал прошлое настоящим, раня снова и снова.
И она сдалась. Не выдержала натиска чувств, эмоций. Не смогла победить собственную любовь, ставшую ядом. Закрыла глаза, представляя семью, что не случилась, увидела девочку, тянущую ручки и заплакала. Малышка медленно шла к ней, называя мамой. А потом ускорила шаг, и голос сломался, превращаясь в мужской.
– Вспомни зачем мы здесь, Марина! Выбрось прошлое. Оно уже случилось. Ничего не исправить. Иди вперёд! – просила девочка, переходя на бег. – Ты должна спасти Ксюшку, Нину и всех тех несчастных людей. Ты должна им помочь!
– Мама! – кричала малышка. – Ты ведь будешь моей мамой?
И тут же её черты расплывались, а слова становились другими:
– Марина, ты же не позволишь погибнуть ребёнку? Марина! Услышь меня! Вспомни!
– Мама, пойдём кушать мороженое! Вместе с папой!
– Ты можешь её спасти, Марина! Мы за этим сюда пришли! Вспомни!
– Лёша к тебе вернётся, если я появлюсь на свет, мама. Ты же так хотела дочку!
– Посмотри на меня, Марина, умоляю, посмотри! Посмотри и вспомни!
– Мама!
– Марина!
– Мама! Обними меня! Я могу стать настоящей, мама!
Марина поднялась на колени, раскрыла свои объятья.
– Что бы ты не видела в прошлом, это неважно. Ты должна жить настоящим!
– Живи со мной, мама! Останься!
– Оскин убьёт Ксюшу, если ты не поможешь, чёрт возьми! А ведь это могла бы быть и твоя дочь! Твоя!
Марина вздрогнула, когда малышка начала расплываться:
– Нет… Нет! Доченька, не уходи…
– Твоя дочь, Марина не здесь, а там. В руках убийцы. И совсем скоро она умрёт, если ты её не спасёшь. Спаси свою дочь!
– Нет… Нет! НЕТ!
Малышка грустно улыбнулась, а потом её поднял порыв ветра и понёс прочь. Марина бросилась следом, сквозь носилки с телом и устремилась дальше, за исчезающим силуэтом.
– Спаси свою дочь! – кричал мир вокруг. – Спаси ребёнка!
– Спаси меня, мама… – прошептала малышка, а затем исчезла.
– Я спасу тебя, – плакала Марина. – Спасу…
И тут мир вокруг тоже начал расплываться, напоминая о том, что окружающее – не совсем правда.
– Найди дочь, найди место, где её держат! – кричал голос, разрывался на тысячи отголосков и снова кричал.
Марина глубоко вздохнула, словно высвобождаясь из плена, и сразу узнала голос. Кивнула. Руки сжала в кулаки, скрутила нервы в узел и обернулась. На границе прошлого и настоящего стоял Женя.
– Я сжимаю твою руку. Ты чувствуешь? Марина, ты чувствуешь?
– Да, я чувствую, – прошептала, борясь с новым приступом слёз. – Я тебя чувствую.
– С возвращением, Марина, – Женя плакал.
– Но… как же Лёша? Где Лёша? – Марина стала искать его глазами, увидела полуразмытую фигуру.
Лёша уходил.
И снова Марина бежала и снова раскрывала объятья, но Лёша её не слышал, не видел. Не воспринимал.
– Почему вы её убили? – повторил вопрос монстр. – Почему её убила ты? – он схватил Нину за плечи, содрал кляп и уставился своими рыбьими глазами.
– Я… я… не убивала её, – с трудом произнесла Нина. – По-пожалуйста, отпустите.
– Я видел, как она летела из окна. Почти птица. Такая красивая и нежная. Такая несчастная. Ты, Нина, лучшая ученица школы. Ты та, кто руководит другими. Ты захотела смерти моей Евы. Но я не понимаю, почему? Разве недостаточно ей выпало страданий? Ты знаешь, что в прошлой жизни она умирала от болезни? Порок сердца, у моей Евы был порок сердца! Она так испугалась, так не хотела страдать. И попросила меня помочь ей. И я помог, Нина, помог! Я не мог видеть, как она дрожит от страха. Она стала совсем другой. Она сдавалась, хотя и не хотела сдаваться. Она каждую ночь просыпалась в слезах, потому что ей казалось, что сердце не бьётся! И когда моя Ева вновь ожила, когда я её нашёл, чтобы быть рядом, ты довела её, заставила выброситься из окна. Ты её убила! – С каждым словом похититель становился всё злее и больно впивался пальцами в нежную кожу. А потом так же внезапно отпустил и закрыл лицо ладонями. – Я вас всех ненавижу…
Одно мгновение его слабости. Свет в коридоре. И Нина бросилась к незапертой двери.
Демид внушал сыну ненависть к Марине, когда на телефон посыпались сообщения. Он на секунду отвлёкся и прочитал первое, от одного из членов клуба: Демида обвиняли в торговле кокаином.
Щёлкнул на присланную ссылку и увидел заголовок с именем собственного сына.
Хлопнула дверь, что-то разбилось. Послышался женский крик и голос психа:
– Ты должна умереть!
А потом снова грохот, безумный смех, крик отчаянья и боли.
Телефон продолжал сыпать новыми сообщениями. Демид просмотрел ещё несколько. С незнакомого номера пришло:
– Удивительно как много людей заявили, что визитка – стрекоза, переданная им Алексеем Оскиным, открывала вход в мир, где можно было безгранично кайфовать от наркотиков.
– Что за?!
В этот самый момент Марина вновь попыталась достучаться до Лёши и неожиданно, он, словно очнувшись от кошмара, сжал её руку.
– Ты здесь? Ты со мной? – она крепко обняла его, вдохнула запах одеколона. – Лёша, нам надо действовать. Идти вперёд! Время поджимает!
Он кивнул, и они продолжили Путь.
Чужая воля будто перестала действовать на Лёшу: он шёл уверено и без страха заглядывал в самые тёмные углы. Марина была рядом. Не отпускала руку и смотрела с любовью. Это придавало сил. Но сколько бы они не бродили в воспоминаниях, результата не было.
– Идите туда, где Демид был уязвим, – велел Женя. – Туда, где он забывал об осторожности. Алексей, такое ведь место есть? Оно должны быть! Вспомни!
Оставалось меньше двух часов.
Лёша судорожно рылся в памяти и кривился от боли, погружаясь в новую череду страданий.
– Я пойду туда, где отец вспоминал маму, – наконец прошептал он.
– Хорошо, – Марина не отпускала его руку. – Я с тобой.
Любимым местом отца была комната переговоров, нелюбимым – кухня. Именно там большую часть времени проводила покойная жена. Лёша помнил, что мама всё время что-то пекла, придумывала и всегда звала его, маленького, украшать печенья. Лёше нравилось поливать их шоколадом, посыпать кокосовой стружкой, а потом облизывать пальцы и после получать нагоняй от мамы. Но никому: ни отцу, ни Марине он никогда этого не рассказывал.
Когда мамы не стало, отец закрыл кухню. Повернул ключ в замке и объявил, что теперь они будут есть в большой комнате. Лёша быстро привык есть за другим столом, в помещении, где не пахло выпечкой и жжёным сахаром, потому что в той комнате был огромный телевизор, и приём пищи превратился в увлекательное занятие. Он даже специально ел подольше, чтобы посмотреть побольше мультиков, но с возрастом необходимость в этом пропала.
Уже повзрослевший Лёша начал скучать по кухне, и в этом тоже никому не признавался. Вроде бы совершеннейшая глупость, а ему хотелось так же, как в других семьях. И после знакомства с Мариной желание только усилилось.
Лёша знал, что порой и отец скучает. Он видел, как тот подходил к двери, прижимался к ней лбом, вздыхал и какое-то время стоял, не шевелясь, будто забыв о существовании остального мира. В такие моменты Лёша мог спокойно разговаривать с Мариной по телефону при нём, не беспокоясь о волне гнева и не боясь очередного конфликта.
После аварии Лёша стал чаще замечать, как отец подходит к кухне и однажды даже слышал его извинения. Лёша не вникал в слова отца, ведь чаще всего был занят собственными переживаниями и непростыми отношениями с Мариной, но сейчас, под наводящими вопросами гипнолога, в этом странном состоянии отчётливо вспомнил и произнесённое отцом «грузовик» и «убрать, пока не стало слишком поздно».
Сердце сделало кульбит, подпрыгнуло к горлу и упало вниз. Сердцу было больно.
– Я понимаю, что тебе тяжело, но ты должен вспоминать дальше. Пожалуйста, Лёшенька… – это была Марина.
Лёша снова стоял внизу лестницы, слушал тишину когда-то счастливого дома и пытался разобраться в шёпоте отца. Тогда, в прошлом, Марина позвонила и предложила сходить на выставку современного искусства. Сейчас, здесь, в настоящем, Марина сжала его руку и прошептала:
– Потом будет легче, слышишь? Обязательно будет.
Лёша сделал осторожный шаг, затем ещё один. Выглянул из-за угла. Пьяный отец стоял у двери в кухню. Лёша подобрался ближе и прислушался.
– Я скучаю. Я так сильно по тебе скучаю. Я даже нашёл проклятые украшения, говорят – они сводят с ума. Знаешь… я не против. Пусть заберут мой рассудок, так будет легче тебя забыть. Я, сильный и властный мужчина, не справляюсь с утратой. Смешно… Прошло столько лет, а боль такая же сильная. Боль, причинённая тебе. Почему я тогда накричал на тебя, почему сорвался? Если бы я знал, что больше тебя не увижу, что ты разобьёшься на горном курорте… Зачем я купил тебе лыжи? Зачем?!
Женя нервно смотрел на часы – время исчезало. Марина плакала, чувствуя дрожащую ладонь в своей. Лёша стоял, не двигаясь. Не дыша. И слушал то, что давно уже знал.
– А моё дело идёт в гору: деньги бегут, как мы с тобой и мечтали. Сейчас я бы тебе не путёвку, а целый курорт купил. И ни за что не отпустил одну кататься на лыжах. Я бы тебя вообще никуда не отпустил… А если честно… то на хрен эти деньги, и психов этих на хрен. Я бы с радостью послал их всех. Но как же наш Лёша? Он не выживет без денег и бизнес мой не спасёт. Он привык жить так, как привык. Хотя одного психа я бы с радостью послал прямо сегодня. Чувствую, от него ещё будут проблемы. Кстати, в его доме я и держу проклятые вещи. Здесь не могу – боюсь за Лёшу. А там пусть дожидаются. Псих-то хоть и псих, но чужое не тронет. А дом тот хороший. Я и сам его хотел купить когда-то.
Он хотел бы прекратить её мучения, забрать из вязкого прошлого, но не мог. Из-за Ксюши.
Время шло, а они до сих пор не узнали ничего полезного, и это было нестерпимо больно. С каждой минутой, проходящей впустую, надежды на спасение племянницы истончались, истончались. Исчезали. А потом беспокойство за Марину жутким образом трансформировалось в невиданную злость и к ней, и к Лёше. Женя знал, чувство неправильное, но ничего не мог с этим поделать. И Лёша, и Марина сопротивлялись, застыв в одном месте – проклятом дне аварии – и не желали спасать его девочку. Его Ксюшку.
А когда ему показалось, он почти достучался до Лёши, до того, кто тормозил Марину, затаскивая в общее НИГДЕ, как почувствовал влияние чужого гипноза, прочных установок и разозлился.
Нет. Он не мог помешать другим лишить его племянницы.
НЕ МОГ!
И тогда, оправдывая злость необходимостью, он сделал то, что было жестоко, но так нужно – заставил Марину представить, будто на месте Ксюши её собственная дочь.
Глава 33
Марина помнила всё до мельчайших деталей. Думала, что забыла, что жуткая авария выдрала с корнем переживания того дня. Но она ошибалась.
Жаль.
Они с Лёшей поругались. Из-за его отца. Как всегда. Лёша вставал на его защиту, принимал его сторону, а она, Марина, любимая женщина, по привычке шла где-то в стороне.
Марина помнила, как навалилась усталость, как щёки жгли слёзы, давило сердце. Покидая Лёшу, она уже знала: между ними что-то надломилось и как прежде уже не будет. Демид Викторович всегда будет мешать их отношениям. Он не даст им счастья. По дороге домой Марина обдумывала все «за» и «против». Конечно, их любовь способна выстоять под напором обстоятельств. Должна выстоять, потому что так должно быть. Но сможет ли она сама жить под вечным гнётом волчьего взгляда, не слышать, но чувствовать ненависть Демида Викторовича? Не будет ли она каждое утро просыпаться от пугающей мысли, что их с Лёшей совместная жизнь под угрозой? Что ЕЁ… жизнь под угрозой?
Сколько раз она слышала намёки от Демида Викторовича? Возможно, она слишком боялась его и поэтому сама придумывала несуществующую агрессию, но… Как много полутонов всегда было в его пожеланиях здоровья, удачи? В элементарном «Добрый день»? Нет. Ей не чудилось. Отец любимого мужчины ненавидел её. До смерти.
Сумеет ли она это как-то изменить?
Мысли то и дело вертелись вокруг Лёши, и собираясь на выставку, Марина пыталась убедить себя, что он её защитит. Но стоило поверить, как в память врывались обидные и колкие слова, когда Лёша соглашался с отцом, когда отменял встречу из-за отца, когда объяснял Марине, что они – семья, а она – пока нет.
И снова сердцу больно.
Выставка прошла хорошо. Только Марина её пропустила. Физически она находилась там, среди дарований, людей, которым сама помогла поверить в себя, а на деле была совсем в другом месте – в собственном доме. Лежала на кровати и в очередной раз смотрела, как любимый бросает её ради отца.
Могла ли она его винить? Нет. Кто она? Лишь ещё одна женщина среди многих. Шторм, опрокинувший его корабль и помешавший пути. Разве не так говорил Демид Викторович ей наедине? И что делал Лёша, когда она ему рассказывала?
Не верил.
Со стороны Марина видела несущийся навстречу грузовик. Со стороны самой себе кричала: «Берегись!» И по-настоящему чувствовала, как крошится стекло, врезаясь тоненькими иглами в кожу, как перехватывает дыхание от сильнейшего удара, как боль пронзает тело, поглощая темнотой. В последнее мгновение она подумала о Лёше, о том, что хочет его видеть перед смертью: обнять, коснуться губ и прошептать слова любви. И умереть счастливой, услышав, как бьётся его сердце, выбивая ответный ритм.
Где-то едва слышно звучал голос настоящего, принадлежащий Жене, и тот просил её отпустить прошлое и двигаться вперёд. Но, обернувшись, Марина увидела не Женю, а Лёшу.
– Я сжимаю твою руку. Ты чувствуешь?
Она не ответила.
– Марина! Не теряй со мной связь!
Она бросилась к Лёше, почти не осознавая, что бежит к фантому, к образу из памяти, и тем больнее прозвучало его: «Ты – ошибка, Марина. Я не могу тебя любить».
Упала, как подкошенная, с трудом подняла на него глаза и долго смотрела, не веря услышанному. А он стоял, уверенный, решительный. И смотрел с пренебрежением. Марина поползла к нему, попыталась напомнить о том, какими они были счастливыми, о чём мечтали и как хотели, чтобы у них родилась дочь. Но на её попытки вспомнить хорошее Лёша только злился. С каждым его грубым словом, с растущим желанием выбросить Марину из жизни, из сердца, из памяти, он всё больше напоминал собственного отца. Всё больше её пугал.
Марина перестала пытаться что-то изменить. Он её не слушал, не слышал. Она обливалась слезами, а ему было наплевать.
– Ты – ошибка, слышишь? Я знал, что отец хочет тебя убить. Знал, но ничего не сделал! Я знал!
В то мгновение боль стала невыносимой: Марина закричала в прошлом и в настоящем, а затем повалилась на землю. Она больше ничего не хотела: ни мечтать, ни бороться, ни жить. Истоптанное сердце хотело лишь покоя.
Неподалёку её тело погрузили на каталку, а Лёша даже не подошёл взглянуть на неё последний раз. Кажется… его тогда не было рядом. В действительности не было. В машине были лишь она и таксист – две жертвы. И ещё водитель грузовика. Но затуманенный мозг Марины уже не был ни в чём уверен: он воспринимал прошлое настоящим, раня снова и снова.
И она сдалась. Не выдержала натиска чувств, эмоций. Не смогла победить собственную любовь, ставшую ядом. Закрыла глаза, представляя семью, что не случилась, увидела девочку, тянущую ручки и заплакала. Малышка медленно шла к ней, называя мамой. А потом ускорила шаг, и голос сломался, превращаясь в мужской.
– Вспомни зачем мы здесь, Марина! Выбрось прошлое. Оно уже случилось. Ничего не исправить. Иди вперёд! – просила девочка, переходя на бег. – Ты должна спасти Ксюшку, Нину и всех тех несчастных людей. Ты должна им помочь!
– Мама! – кричала малышка. – Ты ведь будешь моей мамой?
И тут же её черты расплывались, а слова становились другими:
– Марина, ты же не позволишь погибнуть ребёнку? Марина! Услышь меня! Вспомни!
– Мама, пойдём кушать мороженое! Вместе с папой!
– Ты можешь её спасти, Марина! Мы за этим сюда пришли! Вспомни!
– Лёша к тебе вернётся, если я появлюсь на свет, мама. Ты же так хотела дочку!
– Посмотри на меня, Марина, умоляю, посмотри! Посмотри и вспомни!
– Мама!
– Марина!
– Мама! Обними меня! Я могу стать настоящей, мама!
Марина поднялась на колени, раскрыла свои объятья.
– Что бы ты не видела в прошлом, это неважно. Ты должна жить настоящим!
– Живи со мной, мама! Останься!
– Оскин убьёт Ксюшу, если ты не поможешь, чёрт возьми! А ведь это могла бы быть и твоя дочь! Твоя!
Марина вздрогнула, когда малышка начала расплываться:
– Нет… Нет! Доченька, не уходи…
– Твоя дочь, Марина не здесь, а там. В руках убийцы. И совсем скоро она умрёт, если ты её не спасёшь. Спаси свою дочь!
– Нет… Нет! НЕТ!
Малышка грустно улыбнулась, а потом её поднял порыв ветра и понёс прочь. Марина бросилась следом, сквозь носилки с телом и устремилась дальше, за исчезающим силуэтом.
– Спаси свою дочь! – кричал мир вокруг. – Спаси ребёнка!
– Спаси меня, мама… – прошептала малышка, а затем исчезла.
– Я спасу тебя, – плакала Марина. – Спасу…
И тут мир вокруг тоже начал расплываться, напоминая о том, что окружающее – не совсем правда.
– Найди дочь, найди место, где её держат! – кричал голос, разрывался на тысячи отголосков и снова кричал.
Марина глубоко вздохнула, словно высвобождаясь из плена, и сразу узнала голос. Кивнула. Руки сжала в кулаки, скрутила нервы в узел и обернулась. На границе прошлого и настоящего стоял Женя.
– Я сжимаю твою руку. Ты чувствуешь? Марина, ты чувствуешь?
– Да, я чувствую, – прошептала, борясь с новым приступом слёз. – Я тебя чувствую.
– С возвращением, Марина, – Женя плакал.
– Но… как же Лёша? Где Лёша? – Марина стала искать его глазами, увидела полуразмытую фигуру.
Лёша уходил.
И снова Марина бежала и снова раскрывала объятья, но Лёша её не слышал, не видел. Не воспринимал.
Прода от 21 ноября
***
– Почему вы её убили? – повторил вопрос монстр. – Почему её убила ты? – он схватил Нину за плечи, содрал кляп и уставился своими рыбьими глазами.
– Я… я… не убивала её, – с трудом произнесла Нина. – По-пожалуйста, отпустите.
– Я видел, как она летела из окна. Почти птица. Такая красивая и нежная. Такая несчастная. Ты, Нина, лучшая ученица школы. Ты та, кто руководит другими. Ты захотела смерти моей Евы. Но я не понимаю, почему? Разве недостаточно ей выпало страданий? Ты знаешь, что в прошлой жизни она умирала от болезни? Порок сердца, у моей Евы был порок сердца! Она так испугалась, так не хотела страдать. И попросила меня помочь ей. И я помог, Нина, помог! Я не мог видеть, как она дрожит от страха. Она стала совсем другой. Она сдавалась, хотя и не хотела сдаваться. Она каждую ночь просыпалась в слезах, потому что ей казалось, что сердце не бьётся! И когда моя Ева вновь ожила, когда я её нашёл, чтобы быть рядом, ты довела её, заставила выброситься из окна. Ты её убила! – С каждым словом похититель становился всё злее и больно впивался пальцами в нежную кожу. А потом так же внезапно отпустил и закрыл лицо ладонями. – Я вас всех ненавижу…
Одно мгновение его слабости. Свет в коридоре. И Нина бросилась к незапертой двери.
***
Демид внушал сыну ненависть к Марине, когда на телефон посыпались сообщения. Он на секунду отвлёкся и прочитал первое, от одного из членов клуба: Демида обвиняли в торговле кокаином.
Щёлкнул на присланную ссылку и увидел заголовок с именем собственного сына.
Хлопнула дверь, что-то разбилось. Послышался женский крик и голос психа:
– Ты должна умереть!
А потом снова грохот, безумный смех, крик отчаянья и боли.
Телефон продолжал сыпать новыми сообщениями. Демид просмотрел ещё несколько. С незнакомого номера пришло:
– Удивительно как много людей заявили, что визитка – стрекоза, переданная им Алексеем Оскиным, открывала вход в мир, где можно было безгранично кайфовать от наркотиков.
– Что за?!
***
В этот самый момент Марина вновь попыталась достучаться до Лёши и неожиданно, он, словно очнувшись от кошмара, сжал её руку.
– Ты здесь? Ты со мной? – она крепко обняла его, вдохнула запах одеколона. – Лёша, нам надо действовать. Идти вперёд! Время поджимает!
Он кивнул, и они продолжили Путь.
Чужая воля будто перестала действовать на Лёшу: он шёл уверено и без страха заглядывал в самые тёмные углы. Марина была рядом. Не отпускала руку и смотрела с любовью. Это придавало сил. Но сколько бы они не бродили в воспоминаниях, результата не было.
– Идите туда, где Демид был уязвим, – велел Женя. – Туда, где он забывал об осторожности. Алексей, такое ведь место есть? Оно должны быть! Вспомни!
Оставалось меньше двух часов.
Лёша судорожно рылся в памяти и кривился от боли, погружаясь в новую череду страданий.
– Я пойду туда, где отец вспоминал маму, – наконец прошептал он.
– Хорошо, – Марина не отпускала его руку. – Я с тобой.
Глава 34
Любимым местом отца была комната переговоров, нелюбимым – кухня. Именно там большую часть времени проводила покойная жена. Лёша помнил, что мама всё время что-то пекла, придумывала и всегда звала его, маленького, украшать печенья. Лёше нравилось поливать их шоколадом, посыпать кокосовой стружкой, а потом облизывать пальцы и после получать нагоняй от мамы. Но никому: ни отцу, ни Марине он никогда этого не рассказывал.
Когда мамы не стало, отец закрыл кухню. Повернул ключ в замке и объявил, что теперь они будут есть в большой комнате. Лёша быстро привык есть за другим столом, в помещении, где не пахло выпечкой и жжёным сахаром, потому что в той комнате был огромный телевизор, и приём пищи превратился в увлекательное занятие. Он даже специально ел подольше, чтобы посмотреть побольше мультиков, но с возрастом необходимость в этом пропала.
Уже повзрослевший Лёша начал скучать по кухне, и в этом тоже никому не признавался. Вроде бы совершеннейшая глупость, а ему хотелось так же, как в других семьях. И после знакомства с Мариной желание только усилилось.
Лёша знал, что порой и отец скучает. Он видел, как тот подходил к двери, прижимался к ней лбом, вздыхал и какое-то время стоял, не шевелясь, будто забыв о существовании остального мира. В такие моменты Лёша мог спокойно разговаривать с Мариной по телефону при нём, не беспокоясь о волне гнева и не боясь очередного конфликта.
После аварии Лёша стал чаще замечать, как отец подходит к кухне и однажды даже слышал его извинения. Лёша не вникал в слова отца, ведь чаще всего был занят собственными переживаниями и непростыми отношениями с Мариной, но сейчас, под наводящими вопросами гипнолога, в этом странном состоянии отчётливо вспомнил и произнесённое отцом «грузовик» и «убрать, пока не стало слишком поздно».
Сердце сделало кульбит, подпрыгнуло к горлу и упало вниз. Сердцу было больно.
– Я понимаю, что тебе тяжело, но ты должен вспоминать дальше. Пожалуйста, Лёшенька… – это была Марина.
Лёша снова стоял внизу лестницы, слушал тишину когда-то счастливого дома и пытался разобраться в шёпоте отца. Тогда, в прошлом, Марина позвонила и предложила сходить на выставку современного искусства. Сейчас, здесь, в настоящем, Марина сжала его руку и прошептала:
– Потом будет легче, слышишь? Обязательно будет.
Лёша сделал осторожный шаг, затем ещё один. Выглянул из-за угла. Пьяный отец стоял у двери в кухню. Лёша подобрался ближе и прислушался.
– Я скучаю. Я так сильно по тебе скучаю. Я даже нашёл проклятые украшения, говорят – они сводят с ума. Знаешь… я не против. Пусть заберут мой рассудок, так будет легче тебя забыть. Я, сильный и властный мужчина, не справляюсь с утратой. Смешно… Прошло столько лет, а боль такая же сильная. Боль, причинённая тебе. Почему я тогда накричал на тебя, почему сорвался? Если бы я знал, что больше тебя не увижу, что ты разобьёшься на горном курорте… Зачем я купил тебе лыжи? Зачем?!
Женя нервно смотрел на часы – время исчезало. Марина плакала, чувствуя дрожащую ладонь в своей. Лёша стоял, не двигаясь. Не дыша. И слушал то, что давно уже знал.
– А моё дело идёт в гору: деньги бегут, как мы с тобой и мечтали. Сейчас я бы тебе не путёвку, а целый курорт купил. И ни за что не отпустил одну кататься на лыжах. Я бы тебя вообще никуда не отпустил… А если честно… то на хрен эти деньги, и психов этих на хрен. Я бы с радостью послал их всех. Но как же наш Лёша? Он не выживет без денег и бизнес мой не спасёт. Он привык жить так, как привык. Хотя одного психа я бы с радостью послал прямо сегодня. Чувствую, от него ещё будут проблемы. Кстати, в его доме я и держу проклятые вещи. Здесь не могу – боюсь за Лёшу. А там пусть дожидаются. Псих-то хоть и псих, но чужое не тронет. А дом тот хороший. Я и сам его хотел купить когда-то.
