– Подельники все еще там? – нарушил гнетущую тишину Соколов.
Рукавица кивнул.
– Жучок на машине Марыхина, – догадалась Александра и стерла запись на стекле.
– Нет, мы подозревали Рохина.
– Еще и он, – вздохнула Селиверстова.
– А Василисочка? – еле слышно прозвучало в салоне. – Она… она у него? У Андрея?
– Думаю, да. И, возможно, еще жива.
– Еще… – прошелестела губами Клавдия Евгеньевна и закрыла глаза.
– Мягче, – наставительно произнесла Александра, сверля затылок Рукавицы.
Тот не ответил, зато голос подал Соколов:
– Кто бы говорил.
Селиверстова едва удержалась, чтобы не показать язык. Этот мужчина ее раздражал, бесил, вызывал невероятную гамму эмоций и… всегда оказывался прав. В том числе и сейчас. Часто ли она сама жалела чувства других, когда вела расследование? Часто ли была учтива и тактична с жертвами и их семьями? Но признаваться в собственных ошибках перед теми, кто не посвятил ее в детали дела, не желала. Не поворачиваясь к Алексею, она попросила:
– Расскажите о жене.
Реакции не последовало. Атмосфера между тем накалилась до предела. Она бросила взгляд на Клавдию Евгеньевну, до сих пор сидящую с закрытыми глазами, и обратила внимание на ее сжатые покрасневшие от напряжения фаланги пальцев. Перевела взгляд на Алексея и увидела настолько отрешенное лицо, что впору было испугаться, забыть о своем обещании и отправить обоих домой. Но они были уже далеко – по ее наблюдениям, примерно на половине пути – и Селиверстова, не зная ради кого больше: этих чужих для нее людей или себя самой, решила выйти из зоны комфорта и поддержать их. Похлопала Алексея по плечу и сказала:
– Он ее не убьет пока. Вы должны в это верить. Оба.
Прозвучавшая фраза никак не ободряла, и она это понимала. У нее и раньше не получалось подбирать нужные слова. Соколов хмыкнул и обронил что-то вроде: «Не очень мягко». Александра сделала вид, что не услышала, и обратилась к Рукавице:
– Владимир Андреевич, включите музыку.
– Селиверстова, ты рехнулась?!
– А вы хотите привезти два трупа? Взгляните! На них лица нет. Еще немного и придется спасать не только Василису, но и ее родных! Напряжение такое плотное, что хоть ножом режь, позвольте им отвлечься, привести нервы в порядок.
– Ерунду говоришь. Ты сама-то в такой ситуации стала бы слушать музыку?
– Да, Владимир Андреевич, а еще я бы подпевала, снимая таким образом внутреннее напряжение!
Повисла тишина. Клавдия Евгеньевна кусала губы и по-прежнему отчаянно сжимала пальцы. Рукавица хмурился – это было видно в боковое зеркало. Соколов постукивал по рулю правой рукой – той самой, в которой была железка.
«Больно ли ему? – вдруг задумалась Александра. – Какого это знать, что в руке инородный предмет? Может Кирилл Андреевич прав, и мне стоит проявлять больше внимания? К нему… К Бризу… Что друг скрывает? А вдруг навсегда отдалится? Если уж любовь может стать ненавистью, то что говорить о дружбе? Она еще более шаткая. Не рушу ли я ее своим нежеланием делать первый шаг? Возможно, научись мы говорить друг с другом без обид и упреков, самовозведенных рамок, прикрытых собственными страхами, или просто ленью слушать другого, то стало бы меньше тайн? А что, если Весников злится поэтому? Что, если он – больной человек, не сумевший найти понимания у любимой женщины, не нашел другого выхода, кроме как стать чудовищем? Оправдывает ли это его поступки? Нет. Он все равно перешел границу. Убитые были ни при чем. А со своими монстрами каждый должен бороться самостоятельно».
– Василек любит Коко Шанель, – внезапно прорвался в ее размышления тусклый, почти механический голос.
Александра подняла глаза на Алексея.
– И музыку любит той эпохи. Я бы тоже послушал. И Клавдия Евгеньевна. Вы правы. Нам нельзя падать духом. Мы должны быть сильными и не впадать в уныние, – повысил голос, – включите музыку! Пожалуйста.
Соколов перестал выбивать несуществующий такт и уточнил:
– Вы уверены?
– Да.
– Радио я не слишком часто слушаю, но знаю частоту шансона.
– Сойдет, – тут же согласился Алексей, – я тоже в дороге его слушаю.
– Под «Владимирский централ» я танцевала на свадьбе, – подала голос Клавдия Евгеньевна.
– Веселенькая свадьба, – не удержался от комментария Рукавица.
А через минуту салон заполнился музыкой. Селиверстова посмотрела на пожилую женщину и увидела, как возвращается решимость и невероятная твердость духа. Еще мгновение, и своим поставленным учительским голосом Клавдия Евгеньевна начала подпевать. Вскоре к ней присоединился Алексей. Даже Соколов тихонько насвистывал. Понемногу обстановка разрядилась.
Когда песня закончилась, Алексей сказал:
– Я чувствую, что Василек жива.
Клавдия Евгеньевна кивнула. И они снова запели – еще громче, чем до этого.
– Психотерапевт в юбке, – хмыкнул Соколов.
Александра никак не отреагировала. Она поймала в зеркале взгляд Рукавицы. Владимир Андреевич одобрительно кивнул.
Прода от 11.07.2019, 07:56
Глава 34
– Тебе плохо? Надо же, – произнес незнакомец и медленно направился в ее сторону.
В приближающемся старике Василиса узнала инвалида из торгового центра. Разум отказывался воспринимать происходящее. Она просто смотрела на то, как он берет веревку, связывает ей ноги и ухмыляется, говоря что-то о первой любви и сыне. Вникнуть в смысл произносимых слов было тяжело. Живот снова тянуло.
– Ты тоже любишь зиму, как и мама, правда? – Весников приблизился к ней вплотную и провел ладонью по темным едва покрытым сединой волосам. – Значит тебе будет хорошо. Хорошо и холодно. Да, иначе и быть не может.
Василиса не слушала. Она с ужасом осматривалась по сторонам. Вокруг было полно каких-то обломков, кирпичной крошки. Что делать? Что делать? В кармане только семечки, а убийца хоть и стар, но явно сильнее, чем она – беременная, до смерти напуганная.
– Давай руки: ни к чему все усложнять, – Весников покончил с ногами и выжидающе смотрел на Василису.
В доли секунды она успела подумать о спасении ребенка, о том, как ей рано умирать, о том, какая сильная ее мама, плачущая по ночам, но никогда не показывающая слабости при свете дня, и решилась. Наклон в бок, будто снова тошнит, руку в карман и семечки прямо в лицо. А затем отползти, дотянуться до любого обломка и ударить.
Все вышло хорошо. Семечки попали в цель, на мгновение лишив старика уверенности в действиях. Василиса сумела отползти, даже коснулась спасительного предмета, оказавшегося куском какой-то трубы, но тут ее резко потащили обратно.
– Не порти план, Рыж! – закричал он, переворачивая ее на спину и брызгая слюной прямо в лицо. Завязал руки так туго, что у нее невольно покатились слезы, подтащил к стене, засунул в рот тряпку, которая жутко напоминала платок с головы Лиды, и двинулся к какому-то аппарату. Тот издал звук, похожий на шум мотора, а следом она услышала довольный голос:
– Заработал. Да, иначе и быть не может.
...
Машина остановилась недалеко от заброшенного хладокомбината, но на достаточном расстоянии, чтобы из проемов, бывшими некогда окнами, ее невозможно было приметить. Музыку выключили еще за два квартала.
– Вы трое остаетесь здесь. Сидите и соблюдаете тишину, – командовал Рукавица, – Селиверстова, слушай. Подельники там же, значит помимо Весникова минимум еще двое. Мои ребята справятся, но, если вдруг что-то пойдет не так, отправь сообщение.
Александра смотрела вопросительно.
– Сделай тоже, что и во время операции с «Инспирой». И не смотри так: Соколов мне все рассказал. Я в курсе твоих подвигов. Уверен, все пройдет как по маслу, однако страховка лишней не бывает. Что-то я разболтался. Нехорошо. Соколов, за мной. Будь готов. Идем до мусорного бака. Ребята на месте. Вперед, – и они побежали к группе.
– Муть! Он забыл отпугиватель! – Александра молниеносно перелезла на переднее сидение и открыла бардачок, – вы оба сидите здесь, я сейчас вернусь! Ясно?
И тут раздался выстрел. Один, затем второй.
– Василисочка! – закричала Клавдия Евгеньевна и начала расстегивать ремень.
– Василек… – Алексей рванул со всех ног к зданию.
Селиверстова кинулась следом.
…
Оставив аппарат для подачи льда, Весников удивленно взирал на пистолет: Марыхин целился в грудь старика.
– Какого?! Ты охренел?!
– Не ожидал, Андрей Степанович? Продумал, да не все? Как тебе такой поворот?
– Коля, не дури. Я тебе заплатил. Могу дать еще. Все останется в тайне. Не порти наших отношений. Вали отсюда.
– Отношений?! Ты меня шантажировал! Это ты называешь отношениями? Я стану звездой.
– Че ты мелишь? Тронулся умом?
– Я? Нет. А ты – да.
– Коля, отпусти пистолет и разойдемся по-хорошему.
– Боишься, что испорчу твою месть, и убью бабенку раньше времени?
– Это не твое дело, мое. Личное. Отдай пистолет.
– Нет. Сначала я убью тебя и стану звездой отдела.
– Да что ты мелешь?! Твою мать!
– Я брат того самого шизофреника! Двоюродный.
Весников остолбенел.
– Моя мать была очень дружна с матерью Егорки. Она очень жалела, когда узнала о его заболевании и просила меня помогать. Так получилось, что когда она умерла, приютила меня мать Егорки. Разве я мог не помочь ее психу? Ты, когда нашел Егорку, не стал разбираться в его семейных делах и так был увлечен своей больной идеей, что не подумал, откуда у неработающего психа машина, квартира. А это я подогнал машину, я давал деньги на съем квартиры…
– Ты больной…
Тот как ни в чем не бывало продолжил:
– Мать Егорки начала жаловаться. Говорила его состояние ухудшилось, хотя, казалось бы, куда там. – Марыхин переводил пистолет с Весникова на Василису туда-обратно.
Старик от злобы скрипел зубами, но слушал. Василиса была ему нужна живой. Он жалел, что собственное оружие оставил в сумке за агрегатом.
– Я проследил за ним и узнал о «Благодатной». Шарашкина контора, которую давно уже пора прикрыть, как оказалось, расцветала и сдирала деньги с Егорки. Деньги, которые на лечение выделяла его несчастная мать. Там я узнал, что мой двоюродный брат-псих с кем-то сдружился. Конечно, меня это заинтересовало! Кто мог общаться с психом? Только такой же псих! Ну а дальше, спасибо моей специальности, выяснил всю твою подноготную. Знаешь, что во всем этом хорошо? Ты за меня сделал грязную работу: сам бы я не смог сдать брата в дурку.
– Хорошо. Признаю – ты умен, но дай мне довести дело до конца! Я столько лет к этому готовился! Тебе-то зачем все усложнять? Хочешь денег?
– Денег, – хмыкнул Марыхин, переводя взгляд на чуть живую Василису.
– Славы я хочу. Поймать маньяка! Кто из отдела об этом не мечтает? Поэтому и взялся тебе помогать. Видишь, как славно все получилось.
– Но маньяк пойман. Полиция думает, что это твой брат. Улик на меня у них нет. Я все предусмотрел.
– Ни хрена! Бывший мент, а о том, что кто-то из нас может тебя подставить не подумал. Еще и сам притащил на место преступления все улики! Что у тебя в сумке?
Весников покосился на холодильник.
– Вспомнил, да? Сам говорил, хотел, чтобы эта баба, – кивком указал на Василису, – поняла, почему столько людей погибло. Доказательства притащил! Вот я вас обоих замочу и предоставлю коллегам улики. Обработаю все так, что я и ни при делах был. Выставлю все так, будто подставили меня!
– На этих уликах нет моих отпечатков, – зло бросил Весников, – ты в обломе.
– В обломе? Ошибаешься! Я следил за братом. Я все видел. Я видел на месте преступления тебя! И снял на телефон. Не ожидал?
...
Рукавица и Соколов испепеляли взглядами подоспевшую Александру. Отпугиватель не понадобился. Собаки мирно спали под действием снотворного. Алексея и Клавдии Евгеньевны видно не было.
– Где они? – одними губами спросил Владимир Андреевич. В его глазах стояло бешенство.
Она очень надеялась, что теща и зять все-таки стали благоразумными и где-то спрятались, но увидев Алексея, крадущегося с противоположной стороны от спецназа, смачно про себя выругалась. Те тоже его заметили. Алексей с куском трубы в руках подбирался к холодильнику.
– Тебя… поймают, – старик побледнел.
Василиса застонала.
– Не думаю: рассказать правду некому. Степа труп, а вы – почти.
Еще один выстрел ввел в замешательство и преступников, и полицию. Из соседнего цеха выполз окровавленный Степа. Не ожидавший подобного Марыхин на мгновение растерялся. Степа промазал, ранив его в предплечье. Марыхин перевел пистолет на нового противника, а Весников кинулся к сумке и столкнулся с разъяренным Алексеем. Завязалась драка.
Спецы бросились в атаку: одни скрутили Марыхина, другие прикрыли Василису, третьи схватили Весникова, оттеснив Алексея. Труба выпала из его рук. Сам он прислонился к стене, схватившись за плечо. В голове двоилось.
– Доченька! – закричала Клавдия Евгеньевна, вынырнув из укрытия и бросившись к дочери.
– Мама… – прошептала Василиса и лишилась сознания.
Александра вызвала скорую. Вскоре с улицы заорала сирена.
Прода от 12.07.2019, 00:34
Глава 35
Василису и ребенка удалось спасти, но их положили в больницу на сохранение. Алексей со сломанной рукой и сотрясением мозга приходил каждый день и сидел пока жена не засыпала. Тогда он вызывал такси до другой больницы, где лежала Клавдия Евгеньевна. На выходе из заброшенного хладокомбината у нее случился сердечный приступ. Все обошлось, но женщина была слаба и нуждалась в уходе. Василиса же думала, что мама сидит дома и набирается сил после перенесенного эмоционального потрясения – правду ей не говорили боясь последствий.
Алексей дал показания против Весникова и Марыхина. Оказалось, он не просто безрассудно прятался за холодильником, но и записывал разговор на диктофон. К счастью, во время драки мобильник «выжил», правда экран теперь был в трещинах.
Степа, а точнее Степан Аркадьевич Рохин, умер, не доехав до больницы, и таким образом единственным доказательством причастности его и Марыхина к преступлениям Весникова оставалась телефонная запись.
Журналиста-редактора, друга Марыхина, повязать не смогли, поскольку единственным его нарушением было соглашение о выпуске статей. Однако против его газеты начались активные проверки на предмет коррупции и связей с криминальными элементами.
Среди найденных в сумке вещей обнаружились улики, которые до конца развеяли оставшиеся у кого-либо сомнения насчет истинного лица старика с родинкой на правой щеке. Андрей Стапанович
Весников, прикрываясь инвалидностью, знакомился с посетителями «Максипиццы», втирался в доверие. Женщины легко велись. Кто откажет старику-инвалиду? Кто поверит, что этот человек психически неуравновешенный тип, способный на скорую расправу с любым, чья смерть поможет в осуществлении безумного плана? Консультант из «Сокровищницы» вообще согласилась привезти ему домой продукты. Теперь всем стало понятно, что она делала перед смертью в чужом районе.
Весников поведал полиции, что иногда убивал Петров, иногда он сам. В случае самоличной расправы, старик привозил женщин на бывший хладокомбинат. Замучав жертву, он отпускал ее на свободу – в холодную ночь, где ту поджидала смерть.
В отношении владельца бывшего «Хладокомбината №1» велись проверки: Следователей очень заинтересовала фирма, которая по бумагам отвечала за разрушенное здание и должна была в ближайшие сроки построить развлекательный центр.
