Она старалась не думать о внезапном убийстве сестры, не злиться на вездесущие СМИ, что сорняками вились возле дома Алисии и дома, где Амалия жила вместе с парнем. Дрожа, задыхаясь от боли, прогоняя страшные образы, женщина звала кота, умоляла прохожих о помощи. Бежала…
От жуткой смерти, горя, скорби. Бежала прочь от осознания того, что сестры больше нет.
А Марина держала в руках планшет, снова и снова пытаясь вызвать воспоминания, но пока ничего не получалось. Система Ботику тоже не поддавалась, и сердце Марины билось настороженно, словно предчувствуя что-то неладное.
Ощущая беду.
В это же время дождь стекал по окнам кафе, чертил лишь ему понятные знаки.
– Что… я должен… сделать? – одними губами прошелестел Герман.
– Самую малость, – улыбнулся убийца. – Снова поиграть с природой и доставить ангела и детектива к нам домой.
– К к-кому, к нам?
– В дом «Истинных».
Шелковиц стал похож на мертвеца:
– А… почему ты сам… не можешь… этого сделать?
– Правила, – вздохнул убийца, – их устанавливал не я. Жертв могут приводить только посторонние, а мы, братья и сёстры можем лишь ожидать внутри.
Герман молчал, переваривая информацию, стараясь не выплеснуть на пол содержание завтрака. Ему было тошно.
И страшно.
А глаза убийцы, ставшие лиловыми, будто гипнотизировали.
– Кстати, Гера, в нашем доме ты можешь делать с женщинами всё, что захочется. Представляешь, какой редкий случай: ублажить себя не с одной женщиной, а с двумя, да ещё с какими! Два… – задумался, – полтора ангела, – рассмеялся, – и надоевшая всем детективша. Когда ещё выпадет такая возможность, Гера?
Шелковиц задумался. Страх лип к горлу, тревога жгла душу, но предложение звучало очень заманчиво. К тому же, и этого нельзя было не признать, в чём-то в отношении ангелов убийца был прав.
Воображение мигом разогнало сомнения и нарисовало эротические картины, которые так всегда волновали Германа. Картины, существовавшие лишь в фантазиях.
«Не пора ли сладким мечтам сбыться? – подумал Шелковиц, находя всё более привлекательным замысел убийцы. – Я лишь поиграю с женщинами, а что там с ними будет дальше, уже меня не касается».
Протянул руку, пожал холодные пальцы:
– Я… согласен. Меня беспокоит только один момент.
– Какой, Гера?
– Я до сих пор не знаю, как мне обращаться к… компаньону?
Убийца засмеялся звонко и как-то пугающе, а потом ответил:
– Истинный. Называй меня просто Истинный.
После разговора с убийцей Герман чувствовал себя на подъёме, только на каком-то странном подъёме. Словно он поднимался на вершину горы, видел её манящую верхушку, чувствовал дуновение ветра и свежесть, летящую с потоками воздуха, ощущал вибрации горного массива, но при этом медленно соскальзывал в пропасть, раскрывшую пасть внизу, в прекрасной долине, заполненной яркими цветами, манящими не меньше, чем горный пик, а может, и больше.
Цветы символизировали женщин, чьи тела неизменно всплывали в мечтах и во снах, стоило ему увидеть красивое лицо, соблазнительную попку или выдающуюся грудь, как у Амалии.
Блогерша выгодно отличалась фигурой от младшей сестры: позаметнее округлости, потоньше талия, подлиннее ноги. И вообще, глядя на неё, сразу становилось понятно: она занимается спортом, и ей не чужда пластика. Подтверждения последнему Герман не имел – Амалия ни разу не демонстрировала в Сети или на канале акробатические трюки. Но тело ангела прямо убеждало в правильности предположений. Шелковиц без труда представлял, как Амалия садится на шпагат и… Дальше фантазия уводила Германа в мир бескрайнего удовольствия. Такой полёт нередко завершался совершеннейшим экстазом.
Он и на Алисию-то обратил внимание изначально из-за сестры: понимал, до Амалии не добраться. Причин было несколько. Во-первых, известная блогерша проигнорировала все двадцать девять писем, что он прислал ей на электронку. В каждом Шелковиц немного рассказывал о себе, привирая, естественно, и предлагал встретиться. Говорил, что им нужно обсудить обоюдовыгодное сотрудничество. Безусловно, это была ложь. Да, Амалия подходила на роль новой звезды, ведь прекрасно в ней было всё, начиная от голоса – имелись вокальные данные, – заканчивая умением держаться на публике. Не говоря уже о подходящей внешности и в целом облике, не требующем корректировки. Но делить желанную женщину с толпой фанатов и даже сценой Герман не собирался. Для него это был прежде всего способ привлечь красавицу ангела.
Амалия не велась.
Почти полгода Шелковиц следил за ней, притворялся тайным воздыхателем. Он присылал букеты, коробки конфет. Узнав, что ангел с детства любит игрушечных динозавриков, договорился с курьером о еженедельной доставке. Выбирал редкие экземпляры, сопровождал их записками, надеясь, что Амалия в итоге заинтересуется и сама напишет. Но та принимала подарки с улыбкой и не более. Никакой реакции Герман так и не дождался.
А затем он увидел рядом с ней мужчину: не столь успешного, но каким-то образом сумевшего покорить красавицу.
Пара стала появляться везде вместе. Ангел представила парня своим зрителям, подключила к ведению блога. Теперь некий Андрей предлагал ей создание образа, а Амалия с удовольствием выполняла «заказ» на камеру.
Андрея Герман ненавидел. Белобрысый парень выбирал для блога дешёвых звёзд из второсортных фильмов и тупых блокбастеров. Но Амалия… Амалия даже вульгарную ведьму Эльвиру из одноимённого «шедевра» превращала в соблазнительную, но при том красивую героиню.
Амалия была совершенством.
Недосягаемым, желанным, болезненным.
Герман не мог к ней прикоснуться, не мог заговорить, да и парень шавкой следовал повсюду. Но Шелковиц всё же умудрился однажды застать ангела одну, не без собственных стараний, естественно.
В тот день у Андрея неожиданно прокололи колесо, и он застрял в дороге. Амалия ждала его у дома. Тогда-то Герман и рискнул. Подошёл, заговорил, постарался обаять. Герман припомнил все способы соблазнения, какие знал, все уловки, вплоть до устаревшей «Я тону в ваших глазах. Прошу, спасите». Ангел лишь скромно улыбнулась, поблагодарила за внимание и объяснила, что у неё уже есть парень.
Пока оплёванный Герман пытался осознать полнейший провал, Амалия вызвала такси и поехала к своему парню. А он так бы и стоял в полной прострации, не выйди из подъезда Алисия. Герман и до этого её видел, но не обращал внимание. А тут сестра прошла мимо, обдав его цитрусовым ароматом.
Герман обожал цитрусовые.
Он поднял взгляд и посмотрел на Алисию так, как до этого не смотрел. Уже через минуту его тень следовала за младшим ангелом. Сердце билось непривычно быстро.
Шелковиц и сам не знал, как так вышло, но что-то в сестре Амалии его покорило. Чувства к ней не шли ни в какое сравнение с теми, другими. К Амалии была страсть, животная похоть, желание обладать, присвоить, иметь такую, какой ни у кого больше нет. С Алисией Герман впервые за свои почти сорок задумался о семье, об уютном домике где-то под Питером. О коте.
Он представлял пушистого питомца только вкупе с Алисией, хотя котов и любил всегда. Но только вместе с Алисией готов был возложить на себя ответственность за живое существо.
Готов был на многое.
Алисию привлечь оказалось проще. Талантливая программист с радостью приняла предложение поступить к нему в «Штампы» – там платили намного лучше, чем на её прошлом месте работы, – а затем понемногу стала общаться с Германом и вне стен офиса.
У них нашлось не так много общего, но всё-таки оно было: цитрусы, коты, фруктовый лёд, тёплое лето – именно тёплое, не жаркое – прогулки по пляжу в вечерних сумерках.
Алисия обожала белый цвет и цифры. Он тоже любил белый: костюмы, постельное бельё, шторы в спальне; цифры, особенно четырёхзначные.
Герман каждый день убеждался в судьбоносном знакомстве с ангелом. Но в итоге ошибся. Эта дрянь не была его судьбой.
Эта дрянь разбила ему сердце.
В основном они встречались в кафе и пересекались на работе. У неё дома он бывал всего пару раз, когда Алисия болела.
Как и многие ангелы, не до конца привыкшие к жизни на Земле, она легко подхватывала простуду и даже малейший насморк переносила тяжело: с высокой температурой, ознобом. Нередко, горячкой.
И каждый раз в такие минуты звала отца. Плакала, словно дитя и просила объятий, ласки.
Герман с готовностью ехал к ней, как только ангел дрожащим голосом сообщала, что берёт больничный, и, конечно, не скрывая удовольствия, утешал рыдающую Алисию. А ещё с радостью подкармливал её апельсинами. Она часто пачкала одежду, и он переодевал её в чистое.
Они могли часами сидеть на кровати и утопать в обоюдной нежности. Герман чувствовал, он готов был в этом поклясться: пускай, ангел и зовёт отца, но в нём видит не папу, а любимого мужчину, и это делало его счастливым.
Нередко он оставался ночевать у Алисии: обнимал её, целовал. Дарил всю свою ласку, позволяя себе дотрагиваться до её самых сокровенных мест.
Иногда по ночам она кричала: ей снился огромный пёс. Самый большой страх ангела шёл из детских воспоминаний. Они с сестрой качались на качели. Её смастерил отец. Девочки взлетали вверх, пытались дотянуться до верхушек деревьев за дачными домиками и звонко смеялись. Детское веселье оборвал грозный рык. Собака большая и грязная выскочила из кустов как раз в тот момент, когда Алисия спрыгнула на землю. Девочка хотела в туалет. Не успела.
Пёс бросился на неё, и неизвестно, чем бы всё закончилось, не окажись рядом отец. Он возвращался из магазина: мама попросила купить что-нибудь к чаю.
Бледный перепуганный отец, собака в ярости и маленькая девочка, описавшаяся от страха. Алисия навсегда запомнила тот день и то жуткое чувство, когда страх сжимает мокрыми щупальцами, а затем вгрызается острыми когтями.
Долгое время после случившегося ей снился даже не пёс – чудовище. Огромное, клыкастое, кровожадное. Безумное.
Алисии сделали уколы от бешенства, но страх перед собаками уничтожить не смогли. Пса отец убил: измолотил валявшейся палкой от забора, правда, об этом обе девочки узнали лишь спустя годы. Мать настояла на молчании. Она не хотела ещё больше травмировать детскую психику. Она боялась, что девочки станут и на родного папу смотреть, как на монстра.
Повзрослевшего ангела кошмары тревожили только во время горячки, но Герман, узнавший всё это, подслушивая разговоры Алисии, пребывал в уверенности, что полностью лишиться страшных снов можно, если перебивать их чем-то приятным. Поэтому считал своим долгом делиться страстью с ангелом, как только та просыпалась от собственного крика.
«Я буду любить тебя с такой горячностью, – шептал он, оголяя женские плечи, грудь, – что ты забудешь об всех своих страхах и раз и навсегда перестанешь бояться».
Он знал, что Алисия ничего не вспомнит: случившееся останется для неё странным сном, наваждением, но при этом её душа будет понемногу исцеляться. И ради этой цели он готов был снова и снова закрывать себе рот в пик наслаждения.
«Я не потревожу тебя, – говорил он, доставая салфетки, – спи спокойно. Теперь тебе будет сниться радость, а не страх».
В такие дни Герман был счастлив, как никогда. Ему нравилось чувствовать себя нужным, нравилось осознавать важность своей персоны в жизни Алисии. Он представлял, как пройдёт ещё немного времени, и она, наконец, согласится переехать к нему, но время шло, а она не соглашалась. Её не привлекал дом под Питером, хотя он обустроил его по её вкусу – не зря подслушивал, следил. Не зря изучал.
Герман показывал Алисии фотографии и видел, как она с удовольствием смотрит на кремовые обои, огромный книжный шкаф, каждая полка которого раскрашена в серебряный. Как с нежностью проводит по белому дивану.
Он буквально видел их вдвоём в самых откровенных позах: на диване, за ним, сбоку. Ни секунды не сомневался: она мечтает о том же.
Сотни поводов поехать вместе в чудесный дом и столько же отказов. Миллион шансов, что всё будет хорошо. Ведь не зря она делала паузу, обращаясь к нему? Наверняка, это говорило о её плохо скрываемых чувствах.
Герман мог беспрерывно приводить примеры её особого к нему отношения: она всегда встречала его с распущенными волосами – он обожал зарываться пальцами в пряди, вдыхать аромат шампуня, кожи. Иногда духов. Пота.
Она не могла не знать об этом. Каждая женщина чувствует, что именно возбуждает в ней мужчину, а, значит, делала это нарочно.
Всегда надевала на работу юбку – длинную, но облегающую. Белая ткань обтягивала ягодицы, вызывая непреодолимое желание. Лекарством в такие моменты выступали фотографии и снятое видео. Герман доставал телефон и закрывался в кабинете.
Не считая тех моментов, когда Алисия заигрывала с коллегами по отделу, Германа всё в принципе устраивало: он понимал, рано или поздно, и надеялся, что это «поздно» всё же наступит совсем-совсем скоро, ангел станет принадлежать ему без остатка и осознает сколь посредственны окружающие её мужчины. Где они, а где он. Серый планктон, способный лишь на вычислительные операции… Другое дело – он, Герман с аристократичной фамилией Шелковиц, добившийся успеха, уважаемый руководителями других компаний. Самодостаточный, богатый, уверенный. Способный положить весь мир к ногам любимой женщины. И ведь Алисия такая же! Да, пускай, она не богата, хотя зарплату получает достойную, но, что касается прочего, всё совпадает. Фамилия Шувалова происходит из дворянского рода, самодостаточности у ангела хоть отбавляй, уверенности поменьше, но Герману и не нужна самоуверенная гордячка – характер Алисии как раз дополняет его собственный. Уважение есть: в коллективе многие смотрят на неё с восхищением, хотя Герман подозревал, эмоции мужчин связаны не столько с успехами и способностями ангела, сколько с её внешностью и принадлежностью к противоположному полу в принципе. Шутка ли! Быть единственной женщиной в стае китов!
Он, безусловно, делал всё возможное, чтобы ей работалось приятно и в какой-то мере даже легко, но не мог же он всё делать сам! Алисия строила глазки коллегам, принимала комплименты, соглашалась на совместные проекты, и, естественно, такое поведение с её стороны не могло остаться незамеченным. Неудивительно, что мужская часть офиса вожделела его любимую женщину. Только, чтобы эти прыщи там себе не напридумывали, она принадлежала только ему. Она была создана для него.
По крайней мере так он считал за месяц до трагедии. До того дня, когда её флирт с одним из сотрудников не пересёк дозволенные рамки. Недоумок поцеловал её. В щёку. Но сам факт оскорблял чувства Германа. Он к ней со всей душой, а она… Шелковиц не знал, как реагировать.
На переговорах, интервью думал только об увиденном. Пытался осмыслить картину, но не получалось. Объяснений не находил ни наглости сотрудничку, ни фривольности возлюбленной. Как она могла?.. Это всё, что волновало его на тот момент.
До вечера Герман маялся от неизвестности: как назло, дела были неотлагательными, встречи серьёзными, а Алисия неуловимой. В те редкие минуты, когда он мог уделить время на разговор, она или была в туалете, или обедала с проклятой сестрой, или создавала схему, необходимую уже на следующее утро.
«Чёртова работа!» – бесился Шелковиц, барабаня в дверь ангела. Вечер наступил. Его, наконец, отпустили, она давно сидела дома – Герман проверил по камере, подключённой к её мобильному.
От жуткой смерти, горя, скорби. Бежала прочь от осознания того, что сестры больше нет.
А Марина держала в руках планшет, снова и снова пытаясь вызвать воспоминания, но пока ничего не получалось. Система Ботику тоже не поддавалась, и сердце Марины билось настороженно, словно предчувствуя что-то неладное.
Ощущая беду.
В это же время дождь стекал по окнам кафе, чертил лишь ему понятные знаки.
– Что… я должен… сделать? – одними губами прошелестел Герман.
– Самую малость, – улыбнулся убийца. – Снова поиграть с природой и доставить ангела и детектива к нам домой.
– К к-кому, к нам?
– В дом «Истинных».
Шелковиц стал похож на мертвеца:
– А… почему ты сам… не можешь… этого сделать?
– Правила, – вздохнул убийца, – их устанавливал не я. Жертв могут приводить только посторонние, а мы, братья и сёстры можем лишь ожидать внутри.
Герман молчал, переваривая информацию, стараясь не выплеснуть на пол содержание завтрака. Ему было тошно.
И страшно.
А глаза убийцы, ставшие лиловыми, будто гипнотизировали.
– Кстати, Гера, в нашем доме ты можешь делать с женщинами всё, что захочется. Представляешь, какой редкий случай: ублажить себя не с одной женщиной, а с двумя, да ещё с какими! Два… – задумался, – полтора ангела, – рассмеялся, – и надоевшая всем детективша. Когда ещё выпадет такая возможность, Гера?
Шелковиц задумался. Страх лип к горлу, тревога жгла душу, но предложение звучало очень заманчиво. К тому же, и этого нельзя было не признать, в чём-то в отношении ангелов убийца был прав.
Воображение мигом разогнало сомнения и нарисовало эротические картины, которые так всегда волновали Германа. Картины, существовавшие лишь в фантазиях.
«Не пора ли сладким мечтам сбыться? – подумал Шелковиц, находя всё более привлекательным замысел убийцы. – Я лишь поиграю с женщинами, а что там с ними будет дальше, уже меня не касается».
Протянул руку, пожал холодные пальцы:
– Я… согласен. Меня беспокоит только один момент.
– Какой, Гера?
– Я до сих пор не знаю, как мне обращаться к… компаньону?
Убийца засмеялся звонко и как-то пугающе, а потом ответил:
– Истинный. Называй меня просто Истинный.
Прода от 23.04.2020, 11:46
Часть вторая - Амалиси
После разговора с убийцей Герман чувствовал себя на подъёме, только на каком-то странном подъёме. Словно он поднимался на вершину горы, видел её манящую верхушку, чувствовал дуновение ветра и свежесть, летящую с потоками воздуха, ощущал вибрации горного массива, но при этом медленно соскальзывал в пропасть, раскрывшую пасть внизу, в прекрасной долине, заполненной яркими цветами, манящими не меньше, чем горный пик, а может, и больше.
Цветы символизировали женщин, чьи тела неизменно всплывали в мечтах и во снах, стоило ему увидеть красивое лицо, соблазнительную попку или выдающуюся грудь, как у Амалии.
Блогерша выгодно отличалась фигурой от младшей сестры: позаметнее округлости, потоньше талия, подлиннее ноги. И вообще, глядя на неё, сразу становилось понятно: она занимается спортом, и ей не чужда пластика. Подтверждения последнему Герман не имел – Амалия ни разу не демонстрировала в Сети или на канале акробатические трюки. Но тело ангела прямо убеждало в правильности предположений. Шелковиц без труда представлял, как Амалия садится на шпагат и… Дальше фантазия уводила Германа в мир бескрайнего удовольствия. Такой полёт нередко завершался совершеннейшим экстазом.
Он и на Алисию-то обратил внимание изначально из-за сестры: понимал, до Амалии не добраться. Причин было несколько. Во-первых, известная блогерша проигнорировала все двадцать девять писем, что он прислал ей на электронку. В каждом Шелковиц немного рассказывал о себе, привирая, естественно, и предлагал встретиться. Говорил, что им нужно обсудить обоюдовыгодное сотрудничество. Безусловно, это была ложь. Да, Амалия подходила на роль новой звезды, ведь прекрасно в ней было всё, начиная от голоса – имелись вокальные данные, – заканчивая умением держаться на публике. Не говоря уже о подходящей внешности и в целом облике, не требующем корректировки. Но делить желанную женщину с толпой фанатов и даже сценой Герман не собирался. Для него это был прежде всего способ привлечь красавицу ангела.
Амалия не велась.
Почти полгода Шелковиц следил за ней, притворялся тайным воздыхателем. Он присылал букеты, коробки конфет. Узнав, что ангел с детства любит игрушечных динозавриков, договорился с курьером о еженедельной доставке. Выбирал редкие экземпляры, сопровождал их записками, надеясь, что Амалия в итоге заинтересуется и сама напишет. Но та принимала подарки с улыбкой и не более. Никакой реакции Герман так и не дождался.
А затем он увидел рядом с ней мужчину: не столь успешного, но каким-то образом сумевшего покорить красавицу.
Пара стала появляться везде вместе. Ангел представила парня своим зрителям, подключила к ведению блога. Теперь некий Андрей предлагал ей создание образа, а Амалия с удовольствием выполняла «заказ» на камеру.
Андрея Герман ненавидел. Белобрысый парень выбирал для блога дешёвых звёзд из второсортных фильмов и тупых блокбастеров. Но Амалия… Амалия даже вульгарную ведьму Эльвиру из одноимённого «шедевра» превращала в соблазнительную, но при том красивую героиню.
Амалия была совершенством.
Недосягаемым, желанным, болезненным.
Герман не мог к ней прикоснуться, не мог заговорить, да и парень шавкой следовал повсюду. Но Шелковиц всё же умудрился однажды застать ангела одну, не без собственных стараний, естественно.
В тот день у Андрея неожиданно прокололи колесо, и он застрял в дороге. Амалия ждала его у дома. Тогда-то Герман и рискнул. Подошёл, заговорил, постарался обаять. Герман припомнил все способы соблазнения, какие знал, все уловки, вплоть до устаревшей «Я тону в ваших глазах. Прошу, спасите». Ангел лишь скромно улыбнулась, поблагодарила за внимание и объяснила, что у неё уже есть парень.
Пока оплёванный Герман пытался осознать полнейший провал, Амалия вызвала такси и поехала к своему парню. А он так бы и стоял в полной прострации, не выйди из подъезда Алисия. Герман и до этого её видел, но не обращал внимание. А тут сестра прошла мимо, обдав его цитрусовым ароматом.
Герман обожал цитрусовые.
Он поднял взгляд и посмотрел на Алисию так, как до этого не смотрел. Уже через минуту его тень следовала за младшим ангелом. Сердце билось непривычно быстро.
Шелковиц и сам не знал, как так вышло, но что-то в сестре Амалии его покорило. Чувства к ней не шли ни в какое сравнение с теми, другими. К Амалии была страсть, животная похоть, желание обладать, присвоить, иметь такую, какой ни у кого больше нет. С Алисией Герман впервые за свои почти сорок задумался о семье, об уютном домике где-то под Питером. О коте.
Он представлял пушистого питомца только вкупе с Алисией, хотя котов и любил всегда. Но только вместе с Алисией готов был возложить на себя ответственность за живое существо.
Готов был на многое.
Алисию привлечь оказалось проще. Талантливая программист с радостью приняла предложение поступить к нему в «Штампы» – там платили намного лучше, чем на её прошлом месте работы, – а затем понемногу стала общаться с Германом и вне стен офиса.
У них нашлось не так много общего, но всё-таки оно было: цитрусы, коты, фруктовый лёд, тёплое лето – именно тёплое, не жаркое – прогулки по пляжу в вечерних сумерках.
Алисия обожала белый цвет и цифры. Он тоже любил белый: костюмы, постельное бельё, шторы в спальне; цифры, особенно четырёхзначные.
Герман каждый день убеждался в судьбоносном знакомстве с ангелом. Но в итоге ошибся. Эта дрянь не была его судьбой.
Эта дрянь разбила ему сердце.
Прода от 25.04.2020, 18:25
В основном они встречались в кафе и пересекались на работе. У неё дома он бывал всего пару раз, когда Алисия болела.
Как и многие ангелы, не до конца привыкшие к жизни на Земле, она легко подхватывала простуду и даже малейший насморк переносила тяжело: с высокой температурой, ознобом. Нередко, горячкой.
И каждый раз в такие минуты звала отца. Плакала, словно дитя и просила объятий, ласки.
Герман с готовностью ехал к ней, как только ангел дрожащим голосом сообщала, что берёт больничный, и, конечно, не скрывая удовольствия, утешал рыдающую Алисию. А ещё с радостью подкармливал её апельсинами. Она часто пачкала одежду, и он переодевал её в чистое.
Они могли часами сидеть на кровати и утопать в обоюдной нежности. Герман чувствовал, он готов был в этом поклясться: пускай, ангел и зовёт отца, но в нём видит не папу, а любимого мужчину, и это делало его счастливым.
Нередко он оставался ночевать у Алисии: обнимал её, целовал. Дарил всю свою ласку, позволяя себе дотрагиваться до её самых сокровенных мест.
Иногда по ночам она кричала: ей снился огромный пёс. Самый большой страх ангела шёл из детских воспоминаний. Они с сестрой качались на качели. Её смастерил отец. Девочки взлетали вверх, пытались дотянуться до верхушек деревьев за дачными домиками и звонко смеялись. Детское веселье оборвал грозный рык. Собака большая и грязная выскочила из кустов как раз в тот момент, когда Алисия спрыгнула на землю. Девочка хотела в туалет. Не успела.
Пёс бросился на неё, и неизвестно, чем бы всё закончилось, не окажись рядом отец. Он возвращался из магазина: мама попросила купить что-нибудь к чаю.
Бледный перепуганный отец, собака в ярости и маленькая девочка, описавшаяся от страха. Алисия навсегда запомнила тот день и то жуткое чувство, когда страх сжимает мокрыми щупальцами, а затем вгрызается острыми когтями.
Долгое время после случившегося ей снился даже не пёс – чудовище. Огромное, клыкастое, кровожадное. Безумное.
Алисии сделали уколы от бешенства, но страх перед собаками уничтожить не смогли. Пса отец убил: измолотил валявшейся палкой от забора, правда, об этом обе девочки узнали лишь спустя годы. Мать настояла на молчании. Она не хотела ещё больше травмировать детскую психику. Она боялась, что девочки станут и на родного папу смотреть, как на монстра.
Повзрослевшего ангела кошмары тревожили только во время горячки, но Герман, узнавший всё это, подслушивая разговоры Алисии, пребывал в уверенности, что полностью лишиться страшных снов можно, если перебивать их чем-то приятным. Поэтому считал своим долгом делиться страстью с ангелом, как только та просыпалась от собственного крика.
«Я буду любить тебя с такой горячностью, – шептал он, оголяя женские плечи, грудь, – что ты забудешь об всех своих страхах и раз и навсегда перестанешь бояться».
Он знал, что Алисия ничего не вспомнит: случившееся останется для неё странным сном, наваждением, но при этом её душа будет понемногу исцеляться. И ради этой цели он готов был снова и снова закрывать себе рот в пик наслаждения.
«Я не потревожу тебя, – говорил он, доставая салфетки, – спи спокойно. Теперь тебе будет сниться радость, а не страх».
В такие дни Герман был счастлив, как никогда. Ему нравилось чувствовать себя нужным, нравилось осознавать важность своей персоны в жизни Алисии. Он представлял, как пройдёт ещё немного времени, и она, наконец, согласится переехать к нему, но время шло, а она не соглашалась. Её не привлекал дом под Питером, хотя он обустроил его по её вкусу – не зря подслушивал, следил. Не зря изучал.
Герман показывал Алисии фотографии и видел, как она с удовольствием смотрит на кремовые обои, огромный книжный шкаф, каждая полка которого раскрашена в серебряный. Как с нежностью проводит по белому дивану.
Он буквально видел их вдвоём в самых откровенных позах: на диване, за ним, сбоку. Ни секунды не сомневался: она мечтает о том же.
Сотни поводов поехать вместе в чудесный дом и столько же отказов. Миллион шансов, что всё будет хорошо. Ведь не зря она делала паузу, обращаясь к нему? Наверняка, это говорило о её плохо скрываемых чувствах.
Герман мог беспрерывно приводить примеры её особого к нему отношения: она всегда встречала его с распущенными волосами – он обожал зарываться пальцами в пряди, вдыхать аромат шампуня, кожи. Иногда духов. Пота.
Она не могла не знать об этом. Каждая женщина чувствует, что именно возбуждает в ней мужчину, а, значит, делала это нарочно.
Всегда надевала на работу юбку – длинную, но облегающую. Белая ткань обтягивала ягодицы, вызывая непреодолимое желание. Лекарством в такие моменты выступали фотографии и снятое видео. Герман доставал телефон и закрывался в кабинете.
Прода от 26.04.2020, 17:54
Не считая тех моментов, когда Алисия заигрывала с коллегами по отделу, Германа всё в принципе устраивало: он понимал, рано или поздно, и надеялся, что это «поздно» всё же наступит совсем-совсем скоро, ангел станет принадлежать ему без остатка и осознает сколь посредственны окружающие её мужчины. Где они, а где он. Серый планктон, способный лишь на вычислительные операции… Другое дело – он, Герман с аристократичной фамилией Шелковиц, добившийся успеха, уважаемый руководителями других компаний. Самодостаточный, богатый, уверенный. Способный положить весь мир к ногам любимой женщины. И ведь Алисия такая же! Да, пускай, она не богата, хотя зарплату получает достойную, но, что касается прочего, всё совпадает. Фамилия Шувалова происходит из дворянского рода, самодостаточности у ангела хоть отбавляй, уверенности поменьше, но Герману и не нужна самоуверенная гордячка – характер Алисии как раз дополняет его собственный. Уважение есть: в коллективе многие смотрят на неё с восхищением, хотя Герман подозревал, эмоции мужчин связаны не столько с успехами и способностями ангела, сколько с её внешностью и принадлежностью к противоположному полу в принципе. Шутка ли! Быть единственной женщиной в стае китов!
Он, безусловно, делал всё возможное, чтобы ей работалось приятно и в какой-то мере даже легко, но не мог же он всё делать сам! Алисия строила глазки коллегам, принимала комплименты, соглашалась на совместные проекты, и, естественно, такое поведение с её стороны не могло остаться незамеченным. Неудивительно, что мужская часть офиса вожделела его любимую женщину. Только, чтобы эти прыщи там себе не напридумывали, она принадлежала только ему. Она была создана для него.
По крайней мере так он считал за месяц до трагедии. До того дня, когда её флирт с одним из сотрудников не пересёк дозволенные рамки. Недоумок поцеловал её. В щёку. Но сам факт оскорблял чувства Германа. Он к ней со всей душой, а она… Шелковиц не знал, как реагировать.
На переговорах, интервью думал только об увиденном. Пытался осмыслить картину, но не получалось. Объяснений не находил ни наглости сотрудничку, ни фривольности возлюбленной. Как она могла?.. Это всё, что волновало его на тот момент.
До вечера Герман маялся от неизвестности: как назло, дела были неотлагательными, встречи серьёзными, а Алисия неуловимой. В те редкие минуты, когда он мог уделить время на разговор, она или была в туалете, или обедала с проклятой сестрой, или создавала схему, необходимую уже на следующее утро.
«Чёртова работа!» – бесился Шелковиц, барабаня в дверь ангела. Вечер наступил. Его, наконец, отпустили, она давно сидела дома – Герман проверил по камере, подключённой к её мобильному.
