Она не могла говорить дальше, но он и не ждал этого – крепко обнимал и тоже молчал. Лёля сделала телевизор громче, потому что зазвучала одна из её любимых песен, вода продолжала бить посуду и стучать в ушах, но двое таких далёких и всё же родных людей не слышали ничего. Вокруг было только биение противоположного сердца и боль, от которой в груди так громко стучало.
Прода от 15.06.2022, 03:28
Глава 21
Годы работы следователем, а после частным детективом не прошли даром и вскоре Александра знала не только количество проживаемых людей по заданному адресу, но и имела не такие уж и скудные сведения о каждом из них. Теперь её нервы накалились до предела, поскольку возможных жертв оказалось две. Бизнесмен Герман Белов, руководивший фирмой родителей, сразу отпал, потому как ошибка «Хранителя» была женского пола. А вот его дочь, пятилетнюю Лёлю исключать было никак нельзя. Пусть убитой и стала взрослая женщина, близкая по возрасту к некой Майе, Александра нутром чувствовала, что заказавшая убийство ни перед чем не остановится. И это было страшно.
Долгое время детектив разглядывала снимок маленькой девочки не глазами, а собственным сердцем, отгоняя дурное предчувствие, но интуиция заглушала все доводы разума, пугая своими догадками.
Разыгравшееся воображение рисовало кровавые сцены, от которых начиналась дурнота, и Александра, боясь увязнуть в страхе за малышку, в необоснованном, но каком-то глубинном страхе, перевела взгляд на фотографию матери.
Рыжая женщина казалась знакомой. Огонь волос, приятные черты лица, печаль в невероятно добрых глазах – во всём этом было что-то неуловимо родное. Словно смотреть в зеркало, но не на себя, а на ту, кем бы ты хотела быть. Странное ощущение в груди усиливалось, отдавалось в груди резкими толчками, как если бы Александра вдруг нашла того, кого давно потеряла.
Серые глаза. Огонь волос…
В память остриём вонзился день рождения Диминого брата, Андрея Гольцева. У них с Димой были разные фамилии, разные отцы, но одна мать. Следом вспыхнула находка – старый фотоальбом. Множество страниц отображало детство и юность сводных братьев. Там же обнаружилась фотография с ярко-рыжей девчонкой. Андрей вспомнил, как сильно Дима любил свою Огонёк, тут же извинился за то, что не учёл чувств Александры. Но в тот миг её сердце уже было слишком задето, чтобы принимать его извинения, ведь мужчина, с которым они так по-глупому расстались, человек, чей образ всё ещё тревожил душу, по-настоящему был заинтересован этой девчонкой. Настолько, что даже сохранил её детское фото, хотя знакомство пары случилось намного позднее, о чём тоже поведал подвыпивший Андрей. Гольцев не слишком жаловал алкоголь, но в день собственного рождения, ожидая хотя бы какого-то намёка на судьбу пропавшего брата, удержаться не смог. Он топил недовольство, обиду и злость в алкоголе, делая упор на виски – напиток Димы. Но никто его не осуждал, и Саша тоже молчала. Однако выслушивать чужую историю любви, смотреть на страдания Андрея она не могла – ушла раньше всех, сославшись на срочное дело. Банально? Конечно. Только эта ложь не имела значения. Важным было лишь то, с каким чувством она вернулась домой, и как часто после этого дня рождения ей стали сниться кошмары, в которых Дима бросал её не просто на самом романтичном мосту Петербурга – на Поцелуевом мосту, но и скрывался в вихре снега не один, а с ней, с рыжей девчонкой, с той, кого так ласково называл Огоньком.
Саша вновь и вновь всматривалась в фото, улавливая схожесть с тем снимком из альбома. Глаза… сердце… отказывались верить. Нет. Это не могло быть правдой, но не могло быть и совпадением, потому что в такое совпадение она ни за что бы не поверила.
Прода от 18.06.2022, 18:50
Теряясь в ощущениях, борясь с интуицией, вмиг ставшей не верной подругой, а заклятым врагом, Саша бросилась к зеркалу в ванной комнате и долго смотрела на своё отражение. Ей необходимо было отвлечься или даже проснуться от того кошмара, каким так внезапно стало всё вокруг. Ведь если эта Майя та самая, значит… в голове всё путалось. С одной стороны, в сердце лёгким трепетом звучала радость, ведь угроза жизни Майе означала возможность увидеть Диму. У Саши не возникало и толики сомнений в том, что он «крутой» детектив, если жив, то несомненно знает о том, как дела у дорогой ему женщины, а значит в курсе нависшей опасности и не исключено, что уже ищет пути решения, тайком охраняет или… Этого тоже нельзя было отрицать, назло мужу Майи открыто находится рядом.
Если жив…
И здесь сердце начинало кричать от боли, потому что верить хотелось, но факты говорили сами за себя. За эти годы, а казалось прошёл не год, не два, а вечность – Дима ни разу не дал о себе знать ни матери, ни брату, ни бывшим коллегам или друзьям. Саша наводила справки, пытаясь выцепить хоть какую-то о нём информацию, но сталкивалась с пустотой. Как однажды сказал Андрей, если его брат не захочет, чтобы его нашли, его не найдут. Однако раньше исчезая, он хотя бы присылал СМС-ки на дни рождения, а в этот раз не сделал и этого.
Неужели он…
Губы предательски задрожали, тело бросило в жар. Влажные глаза с недоверием смотрели в зеркало, но мгновением спустя недоверие сменилось яростью, и Саша закричала:
– Ты жив! Слышишь, Соколов? Ты, дьявольская муть, жив! Ты обязательно жив!
И тут в отражении появилась другая, растерянная Саша. Сердце забило набатом, руки похолодели, эмоции, вышедшие яростью, накрыли ледяной волной.
– А если жив и заботишься о ней, то… То значит я для тебя совсем ничего не значу…
Саша почувствовала, как её оставляют силы. Эта мысль будто заела в мозгу и теперь доставляла нестерпимую боль. Необоснованная, накрученная, иррациональная, совершенно бездоказательная, она тем не менее мучила ничуть не меньше страха Диминой смерти.
– Я эгоистка, – тихо прошептали губы, пока глаза с отражённым в них глубинным страданием изучали черты лица, казавшиеся многим красивым. – Пусть он любит её, пусть всё будет хорошо, главное, чтобы он был жив, я ведь этого хотела. Тогда… почему же мне сейчас так больно? Почему я желаю ей смерти? Почему я хочу, чтобы Дима прижал меня к себе и никогда не отпускал?
Саша не замечала слёзы, а они и не собирались останавливаться, ложась на щёки, шею ненавистью к самой себе… Оставаясь на домашней кофте пятнами презрения к неправильным мыслям.
Она уже начала заниматься сравнением собственной внешности с внешностью Майи и неизвестно к чему бы её самобичевание и неуверенность привели, но зазвучал спасительный звонок, и на экране появился улыбающийся снимок Вани.
Он звонил долго и настойчиво, будто тревожась, и Саша решила ответить просто для того, чтобы он не донимал, хотя в глубине души испытывала совсем иное. Не способная сейчас трезво мыслить о Диме и Майе, она тем не менее безмерно была рада тому, что именно сейчас друг вспомнил о ней. Бриз был ей очень нужен.
– Пуля, слушай, тут…
Она его перебила:
– Бриз, мне нужно с тобой поговорить. Мне… это необходимо.
По её голосу он сразу понял, что дело серьёзное. Да и они были слишком близки, чтобы Ваня отказался схватиться за ту тонкую ниточку доверия, что была между ними.
– Скоро буду. Я с пиццей. Поэтому и звонил. Отец заказал по ошибке на две больше, так что… В общем выезжаю. Саш, ты только не плачь, ладно? Я рядом.
– Я не плачу, – соврала она и положила трубку.
Несмотря на долгое знакомство и тёплые отношения, искренность для Саши была табу. Она могла обмолвиться парой слов, упомянуть о личном, приоткрыть щёлочку в двери души, но на этом всё. Быть настоящей, быть собой что-то мешало. Психолог, с которой она работала после дела о «Кружевах лжи», назвала бы это «что-то» не чем иным, как очередным комплексом, идущим из детства. Проблемой, от которой вполне можно было бы избавиться и даже легче, чем победить необъяснимую боязнь огня, но, как всегда, Саша сама же себя в этом ущемляла. Не давала себе свободы в борьбе с демонами. Попросту боялась проиграть.
И тем не менее, когда полчаса они с Ваней пробыли вместе, слушая тишину, слова, так долго не желавшие выходить наружу, наконец обрушились градом, и Саша поделилась по-настоящему сокровенным – тем, что мучило её с того момента, как на мосту они расстались с Димой.
– Почему ты молчала? – Только и спросил он, осторожно поглаживая её тонкие пальцы, лежащие поверх коробки с полусъеденной пиццей. – Почему не говорила, что винишь во всём себя?
Она не ответила, почувствовав предательские слёзы. Они вот-вот должны были вновь сломать маску сильной женщины.
Ваня вспомнил тот вечер. Саша ворвалась в квартиру и бросилась к нему в объятия, рыдая. Тогда он решил, что она переживает из-за болезни его матери, но позже осознал, что причина была в другом и сейчас это подтвердилось.
Боль. Она накрывала с головой. Притупляла разум и терзала душу. Вызывала ненависть к неподвластному чувству, которое по-прежнему билось в груди по отношению к Саше. Ваня знал… Он всегда знал, что они друзья и только. Что для любимой женщины существует лишь Соколов. И всё же… Тот пропал и крохотная надежда, лучик веры на счастье и для него иногда проникал в душу, рисуя совсем уж немыслимые картины. Что ж… Они друзья, а это уже много. К тому же… Разве его отец не повторял много раз, что они с женой были прежде всего друзьями?
– Я должна его забыть?
Вопрос застал его врасплох и вырвал из собственных мыслей. Ваня взвесил все «за» и «против», принял её боль, как собственную прежде, чем ответить не разумом, а сердцем:
– Да.
Она вздохнула, и он позволил себе сжать её в объятиях.
Саша не помнила, когда Ваня поднялся из-за стола, но не стала сопротивляться его объятиям. В них было хорошо, уютно, тепло. А слёзы казались не такими горькими.
– Бриз… – Произнесла она тихо, поднимая глаза. – Если я думаю такие вещи о нём… И о ней, значит я монстр?
Он стёр большим пальцем крупную слезу с её щеки и твёрдо произнёс:
– Это значит, что ты просто человек.
Она вновь вздохнула, а он поспешно добавил:
– А я-то иногда боялся, что ты окажешься инопланетянкой. Столько есть сладкого и не толстеть!
Саша нахмурилась, не приняв его шутки.
– А вообще, – он посерьёзнел. – Чувства чувствами, но я верю твоей интуиции, ты должна встретиться с Майей.
– Чтобы убедиться, почему он выбрал её?
– Потому что она может что-то знать о Соколове, глупенькая. И потому что для тебя это важно.
Какое-то время они побыли вместе. В раздумьях. В молчании. Пересекаясь взглядами. А потом он уехал, одарив её ободряющей, верной улыбкой. Саша смотрела ему вслед и раздумывала над идеей поговорить с Майей. Но в итоге закрыла нетбук, так в тот день ни на что и не решившись.
Прода от 19.06.2022, 15:25
Глава 22
Наступил понедельник. После трудных выходных Майя с Германом всё же сумели обрести хотя бы временный покой и в некотором роде спустили ситуацию на тормоза. Поставили проблему на паузу. Когда-нибудь их дочь, возможно, и узнает правду, но сейчас об этом лучше не думать.
Откровенность Майи привела к тому, что муж лишь больше стал её любить. Его восхищала её сила, о которой сама она не подозревала. Столько лет держать всё в себе, изгрызать душу чувством вины… Быть собственноручно загнанной в ловушку, из которой нет выхода, как сама она называла произошедшее. Но почему-то утром, впервые помогая собирать дочь в садик, Герман не поцеловал любимую женщину, ограничившись лишь добрым утром. А когда Лёлька повисла у папы на шее, посмотрел в её голубые-голубые глаза, не его голубые глаза – и испытал разочарование.
Майя же старалась не замечать перемены в муже, хотя та и была очевидна. Его слова оставались такими же тёплыми, но пахли ложью. Она понимала, что так просто быть счастливыми не получится. И если раньше их мир раскалывался из-за неё, то сейчас молотком по стёклам отношений бил и муж. Как он смотрел на Лёлика! Он даже не подал ей попрощаться Пуфа! Дочь в силу возраста ничего не поняла, но легче от этого Майе не стало.
Когда уже надо было выходить из дома, она его спросила:
– Встретимся вечером у сада? Ты обещал.
– Решим позднее, ладно?
Майя попросила дочь подождать в коридоре, а сама повела мужа в комнату. За закрытой дверью шёпотом попыталась извиниться за всё и попросила его не срывать обиду на Лёлике. Он тоже извинился, а затем сказал, что ему нужно время.
– Маюш, пойми, вчера я знал, что нужно делать, а сегодня…
– А сегодня мы должны делать тоже, что и собирались. Жить дальше, будто всё хорошо!
– Только она не моя дочь, Май, а я не твой любимый мужчина.
– Гер…
Он уже вышел.
– Пап! А мама идёт? Я хочу идти с мамой.
Майя сделала глубокий вдох и натянула улыбку.
– А где тётя? – Спросила девочка, когда мама закрывала дверь.
– Какая тётя?
– Котолая здоловается.
– Не знаю, – Майя пожала плечами. – Наверное, ушла пораньше.
На улице никто не обмолвился и словом. Лёля смотрела по сторонам, явно кого-то выискивая. А двое взрослых смотрели на дорогу, но ничего не видели, занятые поисками искорок счастья, горевших вчера. Майя с Германом настолько отвлеклись от настоящего, что не сразу заметили машину, и только когда водитель проворчал что-то в открытое окно, предварительно посигналив, встрепенулись, будто ото сна.
– Лёлик, ты в порядке? – Опомнилась Майя, ощупывая дочь.
– Нас чуть не задавили, – надула губки девочка. – А меня ждёт Костик. Воклуг его нет.
Майя крепче сжала руку дочери. Герман вытащил свою из кармана и сделал тоже самое.
Уже в садике родители изо всех сил старались делать вид, будто всё нормально. Герман отметил, какая сегодня Лёлька красивая. Майя подтвердила. Дочь удивилась.
– Я всегда класивая, – сказала она. – А сегодня на мне синяя юбочка. Костику нлавится моя синяя юбочка, – закружилась, демонстрируя пышный низ. – И моя кошечка на свителе.
– На футболке, – поправила Майя, наконец заметив то, что дочь оделась так же, как и в пятницу, хотя после выходных или болезни всегда просила надеть что-то новое, нередко купленное накануне.
– Тебе очень нравится Костик, да? – Догадалась Майя.
Дочка улыбнулась:
– Я завтла стану его женой, как ты с папой.
– Хорошо. Ну, иди в группу, – сказала Майя. – Там уже, по-моему, завтрак.
Лёля обернулась, увидела на тарелке любимую кашу и, чмокнув по очереди родителей, побежала мыть руки.
– Каша «Дружба»… – Протянула Майя, наблюдая за тем, как дочь посылает воздушный поцелуй белобрысому мальчику, видимо, тому самому новенькому, Костику. Затем взяла за руку мужа и спросила:
– Дружба?
– Пшено и рис… – Вспомнил Герман состав каши. Лёлька часто говорила, что в садике её дают всё время, и ей нравится. Название ей тоже нравилось. Притянул жену к себе и, вздохнув, ответил. – Дружба. А хотелось бы любви.
Майя не сразу поняла свою ошибку, ляпнула в шутку, а вышло… Но Герман уже отстранился и стремительно покинул раздевалку Лёлиной группы.
Всё утро супруги провели в мучениях, но страдали по-разному. Майя наготовила целых шесть салатов и три вида печенья, купила пару платьев в местном магазинчике и очередные леггинсы. До блеска намыла полы, вытяжку, протёрла батареи.
