и нервно заправила прядь волос за ухо, – должны остановиться и понять… – Майя заставила себя смотреть ему в глаза, чувствуя, как сердце разрывается от испытываемой боли и продолжила: – Мы должны понять, что есть вещи дороже любви. – Замолчала, пытаясь найти утешение в обручальном кольце – принялась крутить его в попытке повернуть время вспять… до того дня, когда повстречала Диму. До рокового признания самой себе – без него не смыслит жизни.
«Какая же я дура!»
Из лёгких пропал весь воздух. В ожидании ответа Майя начала тонуть, опускаясь всё глубже и глубже. Умирая.
А Дима давно умер. Ещё пять лет назад, когда сам отказался от Майи. Знал, что поступает правильно – он не хотел подвергать её опасности – но всё же заставил страдать. Это он тоже знал. И думал, она его никогда не простит. Но она простила, потому что она была его Огоньком, потому что всегда понимала. Ей самой казалось будто не хватает мудрости и смелости для верных решений, но она ошибалась. Она всё делала так, как надо. Даже замуж вышла правильно. Такой человек никогда не обидит, не поднимет руку. Это важно. Но что ещё важнее: Герман Белов не Дима и чист перед собой и законом. А ещё у них была дочь. Прекрасная девочка Лёля. И ради счастья ребёнка Дима должен был отступить.
В глубине души, хотя себе не признавался, он всё же ждал, когда она решится, потому что сам повторить слова прощания не мог. Да, тогда Дима бросил Майю, но он был глуп, горяч и молод. После того, как оставил её одну, он подрался в одной из подворотен. Подрался сильно. Выжил. Но на время пропал с семейного радара и почти что стал отшельником. Сейчас же Дима бросить её не мог. Не сам. Пусть, это слабо и совсем не по-мужски, но Диме не хватало смелости взять и уйти. К тому же он всё ещё верил, что они могут быть вместе. Однажды.
«Тупой романтик…»
Произнесённая Майей фраза о том, что есть вещи дороже любви, напомнила о другой женщине, о Саше, но образ храброй, сумасбродной брюнетки легко выпал из памяти, ведь то, что было с ней оказалось лишь нелепой попыткой забыться и забыть её, Майю. Дима нехотя встал и подошёл к своему Огоньку:
– Я тебя не буду провожать до остановки. Ладно?
Она сжала дрожащие губы, не сдержалась и бросилась к нему в объятья:
– Не провожай меня, не надо, не надо. Просто уходи. Прошу тебя, Дима, умоляю, уходи. – И Майя крепче вцепилась в его куртку.
В памяти закружились бережно спрятанные воспоминания о том, как пять лет назад они познакомились. Майя пыталась жить дальше, мирилась со смертью родителей и бесцельно бродила по парку, а Дима там же сидел на скамейке и нещадно смолил. Она села рядом, потому что остальные скамейки были заняты и отодвинулась на соседний край.
«Если противно от курева, зачем села?»
«Я села не к вам, а на свободное место. И, пожалуйста, курите дальше. Не мешайте мне».
«А мне ничье разрешение не требуется. Хочу и курю».
«Это ваше здоровье. Только вы вредите не только себе, но и мне, потому что я рядом», – и Майя демонстративно уткнулась в телефон.
«Я – Дима». – Неожиданно представился парень и, смягчившись, спросил, – «хреновый день?»
«Вся жизнь».
Так на общей волне пессимизма они разговорились и из парка уже выходили чуть менее одинокими, чем до знакомства.
Сначала не было никакой любви. Поддержка, улыбки, совместная грусть и даже злость. Каждый делился чем-то очень личным, пропуская на запретную до этого территорию. И никто из них не смог бы сказать в какой миг это что-то, напоминающее дружбу, переросло в гораздо большее. Но это произошло. Двое людей стали одним целым.
Майя думала, что теперь всё будет хорошо и так будет всегда, но Диму бросали из крайности в крайность собственные монстры. Он боялся стать таким, как родной отец. Майя боролась вместе с ним, и в конце концов, они победили, но потом случилась авария, ставшая предвестником конца. Дима получил серьёзную травму головы: его лобная доля перестала в полной мере контролировать эмоции. Врачи говорили, что это не столь ужасно, но для него, и без того вспыльчивого это значило полный крах.
Она помнила, как он называл себя психом, как боялся к ней прикасаться, ограничивал встречи и бесконечно молчал. Его лучшей подругой стала сигарета, и Майя терпела. Ждала. Продолжала борьбу, но уже в одиночку. Она нашла психолога, но так и не смогла привести к нему Диму. Все её попытки быть рядом с ним превращались для него в каторгу. И он этого не скрывал.
А потом он её очень сильно обидел и после отказался, сославшись на заботу. Она тогда решила никогда его не прощать и нашла другого.
Майя в настоящем продолжала крепко цепляться за куртку Димы и вспоминала, как четыре проклятых года назад не смогла устоять перед всё ещё любимым мужчиной.
Он ворвался в её семейную жизнь точно так же, как и в первый раз: то ли случайно, то ли волей судьбы. Майя гуляла с Лёлей в том же парке, когда к ним подошёл Дима. Обменялись парой слов, чуть-чуть поговорили. Он не пытался её обнять, прикоснуться, зная, что теперь всё под запретом. А она ждала и саму себя ругала, останавливая рвение сердца мыслями о дочери. Майя попросила больше его не появляться рядом, и он пообещал. А потом Дима узнал её номер, прислал поздравление с Днём рождения Лёли и оставил у двери игрушку – плюшевого Мистера Пуфа. Майя собиралась выбросить подарок, но маленькая Лёля неожиданно им заинтересовалась, заплакала, когда Майя попыталась убрать игрушку и уснула лишь, когда рядом лёг Мистер Пуф. Всего за два дня истерик котёнок стал членом семьи, и Майя, признав, что это всего лишь игрушка, отпустила ситуацию.
В один из вечеров Майя поблагодарила Диму за Пуфа, а после уже и сама не смогла без его простого, но такого важного «Доброе утро», «Хорошего дня», или «Спокойной ночи».
Сначала были только СМС-ки, потом звонки. Майя была замужем, но сердцем принадлежала другому. Когда Лёлик заболела, а муж был в командировке, она не стала тревожить Германа и обратилась к Диме.
Они сидели на её кухне. Родные, но чужие. И она плакала, прикрываясь тревогой за болеющую Лёлю. А Дима просто молчал и обнимал. Просто был рядом.
После того дня они сблизились. Майя стала рассказывать о всех проблемах, а их было много: родители давили на Германа, душили опекой Майю с Лёлей и забывали о родной дочери Тамаре. Иногда Майе казалось, что та её ненавидит, но, возможно, это было лишь ревностью из-за изменившихся отношений с братом, ведь он теперь уделял Тамаре меньше времени. А ещё у Майи не шли заказы, и Лёля часто болела.
С мужем у неё никогда не было откровенности, а с Димой всё было прозрачно. Они делились страхами, удачами и говорили обо всём. Майя радовалась тому, что он бросил курить и знала, что он был в отношениях. Знала, что с этой Сашей они расстались плохо. Дима не хотел, чтобы она его нашла и делал всё возможное, чтобы оставаться невидимкой. Майя считала это неправильным, но не пыталась его переубедить. Она и сама вела себя неправильно, позволяя Диме целовать её, пока муж был на работе, а Лёля не видела. Она не имела право учить его морали.
Месяц за месяцем, год за годом они всё больше сближались, и Майя убеждала себя в том, что это не измена.
Черту они перешли два года назад, когда он вновь выписывался из больницы после неудачной драки, и Майя, как и раньше, встречала его на улице с горячим супом. С Лёлей тогда сидел Герман, а она «навещала хорошую подругу».
К супу так никто и не притронулся. Оказавшись в его квартире, посыпались её обвинения, полились её слёзы. Его поцелуи смывали солёную влагу, пока руки занимались одеждой. Пока обоюдное желание разбивало все запреты.
После Майя призналась себе в том, что без него не может, но всё же ушла, обещая, что эта слабость не повторится. И она держалась. Они оба держались.
Но кем они стали? Друзьями? Между ними вспыхивали искры совсем не дружбы. Любовниками? Были, но в прошлом. Союзниками? Возможно. Но это был союз, скреплённый разочарованием, болью и кровью не единожды разбитых надежд.
Гораздо больше они были друг для друга отдельными мирами. Той территорией, где не надо было хранить секреты, где можно было оставаться собой, при этом ничего не теряя: ни нежности, ни совести, ни тепла. И поэтому они продолжали быть рядом, но держаться на расстоянии, помнить о границах и всегда думать о людях, что не должны страдать из-за их неудавшегося романа. Майя берегла мужа и дочь, но оставляла себе крохотную частичку личного счастья. Было ли это преступлением? Она хотела думать, что нет.
Пальцы болели от напряжения. Майя всё ещё сжимала куртку, а Дима продолжал обнимать её. Продолжал держать.
– Давай… умрём друг для друга. Так будет легче. Ладно? – Майя в прошлом оттолкнула Диму. Майя в настоящем потянулась к его лицу, но в последний миг всё же отпрянула. Дима не сумел совладать с эмоциями, и когда его жадные губы нашли её, Майя сдалась.
Так они и стояли, безумные, опьянённые, но от того, что каждый знал, это в последний раз, их чувства только обострялись, затмевали разум, удушали. Делали двух несчастных людей ещё несчастнее.
И всё-таки они не смогли расстаться. Вот так. Просто. И снова перешли черту. Майя быстро собралась и вызвала такси – спешила забрать дочь из сада. Ушла, ни разу не взглянув на Диму. А он сел на кровати и закурил сигарету, будто никогда и не бросал.
Саша просматривала фильмы про Аннабель. Правильнее было бы сказать, проматывала. И умудрялась делать какие-то цветные пометки, расходуя лист за листом. Наблюдая за тем, как уменьшается пачка офисной бумаги, Ваня начинал понимать, что станет идеальным подарком помимо носков на её приближающийся день рождения. Он собирался к листам добавить максимально большой набор маркеров. Саша как-то обмолвилась, что на ручках меньше уделяют внимание нюансам оттенков, а для неё это было важно. Все в окружении Александры имели понятие о роли цвета в её жизни. Можно сказать, главной роли.
Ваня опустил взгляд на Сашины ноги и невольно улыбнулся. Время едва подобралось к двум дня, а она сменила уже четыре пары. Последние две за последний час. Она нервничала, и он это понимал. Пускай, Саша и храбрилась, но гораздо лучше слов о её состоянии говорил выбор цвета. Оранжевые с ночи сменились красными, а те в свою очередь – серыми и, наконец, фиолетовыми. Ваня давно научился различать настроение Саши по палитре оттенков и ни капли не сомневался: фиолетовый – цвет напряжения. Он и сам нервничал, но дело заключалось не в роли куклы и даже не во встрече с опасным фанатиком. Саша. Его волновала сама Саша, слишком часто в последнее время теряющая бдительность во время работы. Причину он понимал – недосыпание. Но только Саша никогда не была человеком, предпочитающим здоровый сон разгадыванию замыслов мутных типов или хоть тому же чтению книг, и при этом всегда отличалась собранностью и внимательностью. Но сейчас что-то изменилось. Что-то в её неспокойных ночах задевало больше прежнего. Кошмары? Возможно. Но она была бойцом и умела бороться со страхами, доказывая это каждое расследование. Тогда же что являлось ей по ночам, терзая, мучая? Лишая покоя? Или правильнее поставить вопрос: КТО?
– Сама кукла двигается не так часто. Думаю, мне стоит оживить образ. Как думаешь, Бриз, продемонстрировать силу Сатаны? Магазинчик для этого идеальное место. К тому же, во всех частях демон Аннабель использовал прочие игрушки. Бриз? Или опираться исключительно на его фанатизм? Бриз!
– Пуль… как ты спишь?
– Лёжа. Ты, что, меня не слушаешь?
– Слушаю и думаю тебе нужно быть осторожной.
– То есть по-быстрому вытянуть информацию и всё? Что ты киваешь? Я буду разыгрывать сцену ужасов в магазине игрушек, а ты предлагаешь мне не воспользоваться такой возможностью? Кто знает, может быть, впечатлённый «Хранитель» выдаст не только свои тайны, но и других участников форума. Я не хочу упускать свой шанс.
– Если ты всё решила, зачем спрашиваешь?
– Потому что «играть» буду не только я, но и ты. – Саша выключила ноутбук. – Запоминай слова. «Ночь» – команда включить «друга» Аннабель.
– Какого ещё друга?
– Любую игрушку, расположенную в поле зрения «Хранителя». «Дом» – команда выключить. А теперь проверим звук.
Ваня остался в гостиной, а Саша вышла на лестницу, спустилась на один пролёт и зашептала первое, что пришло в голову.
– Я тоже не очень доволен тем, что родители убитой будут следить за операцией. Это дополнительный риск. Но ничего не поделаешь. Приказ начальства.
Саша вернулась с улыбкой:
– Чёрт с ними. Связь отличная. Нам надо ещё всё подготовить, так что пора выезжать. На дорогу уйдёт два часа. Если без пробок. А это вряд ли. Так что будем на месте в четыре, четыре пятнадцать. «Хранитель» приедет в пять тридцать, но может и раньше. Например, чтобы произвести впечатление на Аннабель. Бриз, не забудь стул. Прикрепишь его на крышу машины. В багажник не поместится. И не надо говорить, что фанатик не обратит внимание на мой рост.
– Пуль, но ведь мы создаём лишь иллюзию. Рост действительно неважен.
– Разве? – В дверях Саша обернулась. – Только на таких мелких деталях обычно и прокалываются.
От обычной пятиэтажки отъехала вереница из трёх машин. В первой рулил Ваня, на пассажирском сидел сотрудник Рукавицы, на заднем расположилась кукла Саша. Во второй были Рукавица и ещё двое: все были взяты по его собственной инициативе – для подстраховки. Замыкающими стали Копыловы. Им уже было плевать на то, сколько людей участвует в операции: мысли кружились вокруг одного – поймать подонка. Копылов в мечтах дубасил фанатика, снова и снова, а жена видела решимость в его глазах и полностью поддерживала.
Как и предполагала Саша на дорогу ушло два часа. Используя метро, потратили бы меньше времени, но рисковать не могли. Даже один ролик, одно фото детектива в роли куклы могло поставить под угрозу расследование. К тому же внимание пассажиров было бы явно лишним. Поэтому объезжали по возможности пробки, лавировали среди машин и добирались до пункта назначения, расположенного в самой северной части Питера, мучительно долго.
Наконец всё было готово. Хозяин частного, давно закрытого магазина показал, где запасной выход – там остался Рукавица, пожелал удачи и вышел в гостевой «карман» дома. С разрешения Рукавицы он наблюдал за происходящим, сидя на скамейке у подъезда напротив – никогда не видел, как ловят преступников. Рядом в машине изнемогали Копыловы. Один сотрудник встал за углом магазина, двое спрятались во втором зале, Ваня – за кассовым аппаратом в первом. Ещё раз проверили связь, «поиграли» с освещением. Затем Саша с трудом поставила громоздкий стул, забралась на него, чувствуя себя маленькой девочкой, кивнула Ване, и свесив ноги в кукольных башмачках, закрытых подолом белого платья, стала ждать.
«Опаздывает», – подумал Ваня.
«Что-то не так», – решил Рукавица. Обменялся парой слов с ребятами. Никто не заметил ничего подозрительного: к магазину никто не спешил, хотя, судя по времени фанатик должен был мчаться со всех ног.
– Провальная затея, – визгливо пожаловалась Копылова мужу.
«Какая же я дура!»
Из лёгких пропал весь воздух. В ожидании ответа Майя начала тонуть, опускаясь всё глубже и глубже. Умирая.
А Дима давно умер. Ещё пять лет назад, когда сам отказался от Майи. Знал, что поступает правильно – он не хотел подвергать её опасности – но всё же заставил страдать. Это он тоже знал. И думал, она его никогда не простит. Но она простила, потому что она была его Огоньком, потому что всегда понимала. Ей самой казалось будто не хватает мудрости и смелости для верных решений, но она ошибалась. Она всё делала так, как надо. Даже замуж вышла правильно. Такой человек никогда не обидит, не поднимет руку. Это важно. Но что ещё важнее: Герман Белов не Дима и чист перед собой и законом. А ещё у них была дочь. Прекрасная девочка Лёля. И ради счастья ребёнка Дима должен был отступить.
В глубине души, хотя себе не признавался, он всё же ждал, когда она решится, потому что сам повторить слова прощания не мог. Да, тогда Дима бросил Майю, но он был глуп, горяч и молод. После того, как оставил её одну, он подрался в одной из подворотен. Подрался сильно. Выжил. Но на время пропал с семейного радара и почти что стал отшельником. Сейчас же Дима бросить её не мог. Не сам. Пусть, это слабо и совсем не по-мужски, но Диме не хватало смелости взять и уйти. К тому же он всё ещё верил, что они могут быть вместе. Однажды.
«Тупой романтик…»
Произнесённая Майей фраза о том, что есть вещи дороже любви, напомнила о другой женщине, о Саше, но образ храброй, сумасбродной брюнетки легко выпал из памяти, ведь то, что было с ней оказалось лишь нелепой попыткой забыться и забыть её, Майю. Дима нехотя встал и подошёл к своему Огоньку:
– Я тебя не буду провожать до остановки. Ладно?
Она сжала дрожащие губы, не сдержалась и бросилась к нему в объятья:
– Не провожай меня, не надо, не надо. Просто уходи. Прошу тебя, Дима, умоляю, уходи. – И Майя крепче вцепилась в его куртку.
В памяти закружились бережно спрятанные воспоминания о том, как пять лет назад они познакомились. Майя пыталась жить дальше, мирилась со смертью родителей и бесцельно бродила по парку, а Дима там же сидел на скамейке и нещадно смолил. Она села рядом, потому что остальные скамейки были заняты и отодвинулась на соседний край.
«Если противно от курева, зачем села?»
«Я села не к вам, а на свободное место. И, пожалуйста, курите дальше. Не мешайте мне».
«А мне ничье разрешение не требуется. Хочу и курю».
«Это ваше здоровье. Только вы вредите не только себе, но и мне, потому что я рядом», – и Майя демонстративно уткнулась в телефон.
«Я – Дима». – Неожиданно представился парень и, смягчившись, спросил, – «хреновый день?»
«Вся жизнь».
Так на общей волне пессимизма они разговорились и из парка уже выходили чуть менее одинокими, чем до знакомства.
Сначала не было никакой любви. Поддержка, улыбки, совместная грусть и даже злость. Каждый делился чем-то очень личным, пропуская на запретную до этого территорию. И никто из них не смог бы сказать в какой миг это что-то, напоминающее дружбу, переросло в гораздо большее. Но это произошло. Двое людей стали одним целым.
Майя думала, что теперь всё будет хорошо и так будет всегда, но Диму бросали из крайности в крайность собственные монстры. Он боялся стать таким, как родной отец. Майя боролась вместе с ним, и в конце концов, они победили, но потом случилась авария, ставшая предвестником конца. Дима получил серьёзную травму головы: его лобная доля перестала в полной мере контролировать эмоции. Врачи говорили, что это не столь ужасно, но для него, и без того вспыльчивого это значило полный крах.
Она помнила, как он называл себя психом, как боялся к ней прикасаться, ограничивал встречи и бесконечно молчал. Его лучшей подругой стала сигарета, и Майя терпела. Ждала. Продолжала борьбу, но уже в одиночку. Она нашла психолога, но так и не смогла привести к нему Диму. Все её попытки быть рядом с ним превращались для него в каторгу. И он этого не скрывал.
А потом он её очень сильно обидел и после отказался, сославшись на заботу. Она тогда решила никогда его не прощать и нашла другого.
Майя в настоящем продолжала крепко цепляться за куртку Димы и вспоминала, как четыре проклятых года назад не смогла устоять перед всё ещё любимым мужчиной.
Он ворвался в её семейную жизнь точно так же, как и в первый раз: то ли случайно, то ли волей судьбы. Майя гуляла с Лёлей в том же парке, когда к ним подошёл Дима. Обменялись парой слов, чуть-чуть поговорили. Он не пытался её обнять, прикоснуться, зная, что теперь всё под запретом. А она ждала и саму себя ругала, останавливая рвение сердца мыслями о дочери. Майя попросила больше его не появляться рядом, и он пообещал. А потом Дима узнал её номер, прислал поздравление с Днём рождения Лёли и оставил у двери игрушку – плюшевого Мистера Пуфа. Майя собиралась выбросить подарок, но маленькая Лёля неожиданно им заинтересовалась, заплакала, когда Майя попыталась убрать игрушку и уснула лишь, когда рядом лёг Мистер Пуф. Всего за два дня истерик котёнок стал членом семьи, и Майя, признав, что это всего лишь игрушка, отпустила ситуацию.
В один из вечеров Майя поблагодарила Диму за Пуфа, а после уже и сама не смогла без его простого, но такого важного «Доброе утро», «Хорошего дня», или «Спокойной ночи».
Сначала были только СМС-ки, потом звонки. Майя была замужем, но сердцем принадлежала другому. Когда Лёлик заболела, а муж был в командировке, она не стала тревожить Германа и обратилась к Диме.
Они сидели на её кухне. Родные, но чужие. И она плакала, прикрываясь тревогой за болеющую Лёлю. А Дима просто молчал и обнимал. Просто был рядом.
После того дня они сблизились. Майя стала рассказывать о всех проблемах, а их было много: родители давили на Германа, душили опекой Майю с Лёлей и забывали о родной дочери Тамаре. Иногда Майе казалось, что та её ненавидит, но, возможно, это было лишь ревностью из-за изменившихся отношений с братом, ведь он теперь уделял Тамаре меньше времени. А ещё у Майи не шли заказы, и Лёля часто болела.
С мужем у неё никогда не было откровенности, а с Димой всё было прозрачно. Они делились страхами, удачами и говорили обо всём. Майя радовалась тому, что он бросил курить и знала, что он был в отношениях. Знала, что с этой Сашей они расстались плохо. Дима не хотел, чтобы она его нашла и делал всё возможное, чтобы оставаться невидимкой. Майя считала это неправильным, но не пыталась его переубедить. Она и сама вела себя неправильно, позволяя Диме целовать её, пока муж был на работе, а Лёля не видела. Она не имела право учить его морали.
Месяц за месяцем, год за годом они всё больше сближались, и Майя убеждала себя в том, что это не измена.
Черту они перешли два года назад, когда он вновь выписывался из больницы после неудачной драки, и Майя, как и раньше, встречала его на улице с горячим супом. С Лёлей тогда сидел Герман, а она «навещала хорошую подругу».
К супу так никто и не притронулся. Оказавшись в его квартире, посыпались её обвинения, полились её слёзы. Его поцелуи смывали солёную влагу, пока руки занимались одеждой. Пока обоюдное желание разбивало все запреты.
После Майя призналась себе в том, что без него не может, но всё же ушла, обещая, что эта слабость не повторится. И она держалась. Они оба держались.
Но кем они стали? Друзьями? Между ними вспыхивали искры совсем не дружбы. Любовниками? Были, но в прошлом. Союзниками? Возможно. Но это был союз, скреплённый разочарованием, болью и кровью не единожды разбитых надежд.
Гораздо больше они были друг для друга отдельными мирами. Той территорией, где не надо было хранить секреты, где можно было оставаться собой, при этом ничего не теряя: ни нежности, ни совести, ни тепла. И поэтому они продолжали быть рядом, но держаться на расстоянии, помнить о границах и всегда думать о людях, что не должны страдать из-за их неудавшегося романа. Майя берегла мужа и дочь, но оставляла себе крохотную частичку личного счастья. Было ли это преступлением? Она хотела думать, что нет.
Пальцы болели от напряжения. Майя всё ещё сжимала куртку, а Дима продолжал обнимать её. Продолжал держать.
– Давай… умрём друг для друга. Так будет легче. Ладно? – Майя в прошлом оттолкнула Диму. Майя в настоящем потянулась к его лицу, но в последний миг всё же отпрянула. Дима не сумел совладать с эмоциями, и когда его жадные губы нашли её, Майя сдалась.
Так они и стояли, безумные, опьянённые, но от того, что каждый знал, это в последний раз, их чувства только обострялись, затмевали разум, удушали. Делали двух несчастных людей ещё несчастнее.
И всё-таки они не смогли расстаться. Вот так. Просто. И снова перешли черту. Майя быстро собралась и вызвала такси – спешила забрать дочь из сада. Ушла, ни разу не взглянув на Диму. А он сел на кровати и закурил сигарету, будто никогда и не бросал.
Прода от 01.04.2022, 19:10
Глава 11
Саша просматривала фильмы про Аннабель. Правильнее было бы сказать, проматывала. И умудрялась делать какие-то цветные пометки, расходуя лист за листом. Наблюдая за тем, как уменьшается пачка офисной бумаги, Ваня начинал понимать, что станет идеальным подарком помимо носков на её приближающийся день рождения. Он собирался к листам добавить максимально большой набор маркеров. Саша как-то обмолвилась, что на ручках меньше уделяют внимание нюансам оттенков, а для неё это было важно. Все в окружении Александры имели понятие о роли цвета в её жизни. Можно сказать, главной роли.
Ваня опустил взгляд на Сашины ноги и невольно улыбнулся. Время едва подобралось к двум дня, а она сменила уже четыре пары. Последние две за последний час. Она нервничала, и он это понимал. Пускай, Саша и храбрилась, но гораздо лучше слов о её состоянии говорил выбор цвета. Оранжевые с ночи сменились красными, а те в свою очередь – серыми и, наконец, фиолетовыми. Ваня давно научился различать настроение Саши по палитре оттенков и ни капли не сомневался: фиолетовый – цвет напряжения. Он и сам нервничал, но дело заключалось не в роли куклы и даже не во встрече с опасным фанатиком. Саша. Его волновала сама Саша, слишком часто в последнее время теряющая бдительность во время работы. Причину он понимал – недосыпание. Но только Саша никогда не была человеком, предпочитающим здоровый сон разгадыванию замыслов мутных типов или хоть тому же чтению книг, и при этом всегда отличалась собранностью и внимательностью. Но сейчас что-то изменилось. Что-то в её неспокойных ночах задевало больше прежнего. Кошмары? Возможно. Но она была бойцом и умела бороться со страхами, доказывая это каждое расследование. Тогда же что являлось ей по ночам, терзая, мучая? Лишая покоя? Или правильнее поставить вопрос: КТО?
– Сама кукла двигается не так часто. Думаю, мне стоит оживить образ. Как думаешь, Бриз, продемонстрировать силу Сатаны? Магазинчик для этого идеальное место. К тому же, во всех частях демон Аннабель использовал прочие игрушки. Бриз? Или опираться исключительно на его фанатизм? Бриз!
– Пуль… как ты спишь?
– Лёжа. Ты, что, меня не слушаешь?
– Слушаю и думаю тебе нужно быть осторожной.
– То есть по-быстрому вытянуть информацию и всё? Что ты киваешь? Я буду разыгрывать сцену ужасов в магазине игрушек, а ты предлагаешь мне не воспользоваться такой возможностью? Кто знает, может быть, впечатлённый «Хранитель» выдаст не только свои тайны, но и других участников форума. Я не хочу упускать свой шанс.
– Если ты всё решила, зачем спрашиваешь?
– Потому что «играть» буду не только я, но и ты. – Саша выключила ноутбук. – Запоминай слова. «Ночь» – команда включить «друга» Аннабель.
– Какого ещё друга?
– Любую игрушку, расположенную в поле зрения «Хранителя». «Дом» – команда выключить. А теперь проверим звук.
Ваня остался в гостиной, а Саша вышла на лестницу, спустилась на один пролёт и зашептала первое, что пришло в голову.
– Я тоже не очень доволен тем, что родители убитой будут следить за операцией. Это дополнительный риск. Но ничего не поделаешь. Приказ начальства.
Саша вернулась с улыбкой:
– Чёрт с ними. Связь отличная. Нам надо ещё всё подготовить, так что пора выезжать. На дорогу уйдёт два часа. Если без пробок. А это вряд ли. Так что будем на месте в четыре, четыре пятнадцать. «Хранитель» приедет в пять тридцать, но может и раньше. Например, чтобы произвести впечатление на Аннабель. Бриз, не забудь стул. Прикрепишь его на крышу машины. В багажник не поместится. И не надо говорить, что фанатик не обратит внимание на мой рост.
– Пуль, но ведь мы создаём лишь иллюзию. Рост действительно неважен.
– Разве? – В дверях Саша обернулась. – Только на таких мелких деталях обычно и прокалываются.
От обычной пятиэтажки отъехала вереница из трёх машин. В первой рулил Ваня, на пассажирском сидел сотрудник Рукавицы, на заднем расположилась кукла Саша. Во второй были Рукавица и ещё двое: все были взяты по его собственной инициативе – для подстраховки. Замыкающими стали Копыловы. Им уже было плевать на то, сколько людей участвует в операции: мысли кружились вокруг одного – поймать подонка. Копылов в мечтах дубасил фанатика, снова и снова, а жена видела решимость в его глазах и полностью поддерживала.
Как и предполагала Саша на дорогу ушло два часа. Используя метро, потратили бы меньше времени, но рисковать не могли. Даже один ролик, одно фото детектива в роли куклы могло поставить под угрозу расследование. К тому же внимание пассажиров было бы явно лишним. Поэтому объезжали по возможности пробки, лавировали среди машин и добирались до пункта назначения, расположенного в самой северной части Питера, мучительно долго.
Наконец всё было готово. Хозяин частного, давно закрытого магазина показал, где запасной выход – там остался Рукавица, пожелал удачи и вышел в гостевой «карман» дома. С разрешения Рукавицы он наблюдал за происходящим, сидя на скамейке у подъезда напротив – никогда не видел, как ловят преступников. Рядом в машине изнемогали Копыловы. Один сотрудник встал за углом магазина, двое спрятались во втором зале, Ваня – за кассовым аппаратом в первом. Ещё раз проверили связь, «поиграли» с освещением. Затем Саша с трудом поставила громоздкий стул, забралась на него, чувствуя себя маленькой девочкой, кивнула Ване, и свесив ноги в кукольных башмачках, закрытых подолом белого платья, стала ждать.
Прода от 05.04.2022, 09:31
Глава 12
«Опаздывает», – подумал Ваня.
«Что-то не так», – решил Рукавица. Обменялся парой слов с ребятами. Никто не заметил ничего подозрительного: к магазину никто не спешил, хотя, судя по времени фанатик должен был мчаться со всех ног.
– Провальная затея, – визгливо пожаловалась Копылова мужу.
