По словам Кирилла, Розалия не сразу согласилась на встречу - "все уже решено, ничего не изменится, встретимся у нотариуса", но потом нехотя согласилась и предложила поговорить около бывшего кинотеатра. "Знаешь, как он называется? - хихикнула Розалия. - "Родина"! Интересная деталь, не правда ли? Итак, в 21.30 и не опаздывай, мое время дорого стоит!"
Обозленный Кирилл шел на встречу, желая надавать неверной жене оплеух, но понимал, что в этом случае Роза его еще и посадит - чтобы легче было прибрать к рукам его имущество. Итак, придется договариваться, как он и решил, миром. Но и бежать трусцой, как слуга на зов барыни, тоже не хотелось. "Ей в кайф было кого-то унизить, под себя подмять, - говорил художник, - а я не желал совсем уж в пресмыкающееся превращаться". Он опоздал на протокольных 15 минут, зная, что помешанная на светском этикете Розалия подождет эти четверть часа. А то и сама задержится... Это она тоже может.
Придя к кинотеатру, Кирилл увидел, что единственная уцелевшая скамейка под единственным работающим фонарем пуста. Это его обозлило: похоже на Розу: сначала требует не опаздывать, а сама заставляет ждать. А сейчас еще и покуражиться, наверное, решила, показать, кто тут диктует правила игры...
Потоптавшись под фонарем, чтобы Розалия, придя, увидела его издалека, Гельсингфорский разозлился еще сильнее (не без участия алкогольных паров), посмотрел на часы, увидел, что уже 22.35, плюнул от злости и ушел.
- А вокруг вы не осматривались? - спросила Алена, пораженная тем, что художник целый час просидел неподалеку от тела только что убитой жены и не заметил ее... Да, туда, где нашли Розалию, свет не падал, но неужели художник столько времени сидел истуканом, куря одну сигарету за другой и не интересуясь окружающей обстановкой? И заодно ясно, кому принадлежат восемь окурков от контрабандных финских сигарет "Мальборо", найденных под скамейкой...
- Не смотрел, - смущенно ответил Кирилл
- А по пути вы что-нибудь подозрительное видели? - без особой надежды спросила Панферова. Вряд ли. Скорее всего нет. Набережная Алустоса пока еще живет в режиме курорта, круглые сутки бодрствует, и в этой яркой весело круговерти просто невозможно вычленить отдельные детали... Особенно если человек "не просыхает" несколько дней...
- Нет, - покачал лохматой головой фотохудожник, - я был... Немного нетрезв и в расстроенных чувствах. Ну, пролетел навстречу какой-то придурок на самокате. А так - все как обычно: люди гуляют, музыка играет, нормальный курорт... А что? - встревожился он. - Вы думаете, что пока я время тянул, Розу убили? А если бы я не выеживался, а вовремя пришел, этого бы не случилось? Может, этот, на самокате, ее и убил и улепетывал?..
Панферова только вздохнула: поработай-ка с таким фигурантом! Прямо как у Высоцкого: "Ой, где был я вчера, не пойму, хоть убей, только помню, что стены с обоями"... Но она добросовестно билась с памятью Гельсингфорского еще час, прежде чем вызвать конвой. Нельзя его пока выпускать. Уж больно шатко выглядят его показания... И к месту преступления во время, названное экспертом, ближе всех был именно он.
Допрос парня, арестованного за сбыт украденных у Розалии украшений, тоже ничего не дал. Этот человек давно уже жил в своем мире, ограниченном только поиском "закладки" и расчетами с поставщиком, и на внешние проявления реальности реагировал слабо. Драгоценности с убитой женщины снял потому, что нужно было выплатить долг, а "скорую помощь" не вызвал потому, что торопился "по своим делам" да и "по ходу, не подумал".
"А он и не думает, - вздохнула Алена, вызывая конвой, чтобы парня отвели обратно в камеру, - живет от кайфа до кайфа. Ничего не видел, ничего не слышал, ничего не помнит... Пожалуй, он не лжет, но и отпускать его пока не стоит, на всякий случай..."
Неожиданностью стали показания одного из работников отеля. Он в тот вечер дежурил в бассейне и слышал, как потерпевшая бурно выясняла отношения с юристом из Петербурга. "Она его трусом обозвала и убежала, а он обозлился и так по кабинке долбанул, что чуть не снес. И обругал ее на идише почем зря и пожелал убиться об стену... У меня бабушка еврейка, поэтому я идиш хорошо знаю..."
Надо было еще раз поговорить с Наумом Моисеевичем. Судя по рассказу служащего, слова Розалии сильно задели самолюбие адвоката. Насколько сильно? Но с другой стороны, трудно представить себе, чтобы такой многоопытный и искушенный юрист в пылу обиды погнался за беспардонной особой с кирпичом в руках... Такие люди, как Гершвин, умеют по-иному отплатить за оскорбление.
Потом Панферова вспомнила фото и видео, где разгневанная Орлова замахивается на Гельсингфорскую шаром для боулинга. Судя по словам свидетелей, перед этим Гельсингфорская весьма недвусмысленно заигрывала со спутником журналистки, а потом осыпала колкостями ее саму. Значит, и Орлову тоже надо вызвать повесткой.
И Ярослава Кратова не стоит пока вычеркивать из списка. Несомненно, страстным любовником он только прикидывался, а на самом деле его утомляла роль чичисбея при взбалмошной даме. Да, парень долгое время сидел в баре и много выпил. Но говорят, что он пару раз отлучался...
Да и сам Морской не кажется безгрешным. Насколько сильно его озлобила попытка Гельсингфорской и Кратова взломать его банковский счет?
Понимая, что раскрыть это дело по горячим следам едва ли получится, Алена быстро набросала в блокноте план дальнейших следственных мероприятий: кого нужно опросить в первую очередь, какие запросы разослать, какие задания дать оперативной группе.
Горничную из "Морского" Вероника узнала издалека. Девушка выделялась яркой и в то же время утонченной, изысканной южной красотой - тоненькая статуэтка, персидская княжна, и ни у какого разбойника не поднялась бы рука бросить в воду это хрупкое создание с большими карими глазами олененка Бэмби, нежным смуглым личиком и шелковистой копной черных кудрей. А у Розалии рука не дрогнула подбросить в тележку девушки свое кольцо и потом заявить о краже. Ника вспомнила, с каким довольным хихиканьем Гельсингфорская рассказывала ей, как проучила "горняшку", на которую засмотрелся Ярослав: "Задом перед ним крутила, вот пусть теперь идет на "точку" зарабатывать!"
Сейчас девушка стояла на одном из изгибов бесконечной набережной с букетиками лаванды, шерстяными носками, шапочками и варежками, неуместными в жаркий сентябрьский день и весами "Точный вес - 10 рублей".
Сначала Ника обернулась в сторону ниши, услышав оттуда крики и увидела бывшую служащую "Морского", на которую наскакивала разгневанная туристка. Упитанная блондинка, до треска затянутая в розовые слаксы и короткий декольтированный топик, держала за руку такого же пухлого карапуза лет пяти-шести и, брызгая слюной, орала на девушку с весами:
- Да кто ты вообще такая, чтобы моему ребенку замечания делать, сопля?! Своих роди и воспитывай! Я со своим сама разберусь! Будет еще босота всякая тут командовать! Да ты, небось, без лицензии тут стоишь, и еще варнякаешь! Да я напишу куда следует, тебе п...й накидают!
- А зачем он на весах прыгал? - спросила проходившая мимо пожилая, но крепкая женщина с корзиной прикрытой белым полотенцем душистой пахлавы. - Правда же сломать мог.
- О, защитница нашлась! Небось, когда пьяные мужики тут бузят, вы и не вякнете, а на ребенка вызверились, дети всех бесят! Весы ср...е вам жалко! Да подавитесь вы ими!
Мальчик задергал мать за руку и стал настойчиво ныть, требуя пахлаву. Она сердито выдернула руку:
- Не ной, замолчал! В кафе пойдем, поедим! Потому, что я сказала: нефиг всякое г... с рук покупать! Нажарят на горклом масле и продают! Опять дристать захотел?
Проходящие мимо подростки со скейтбордами приостановились, посмотрели на крикливую даму и дружно заржали.
У девушки в глазах блеснули слезы. Продавщица пахлавы растерянно молчала. Довольная своей победой, толстуха в розовых слаксах с довольным видом развернулась, было, чтобы продолжать шествие, но остановилась, встретившись взглядом с Вероникой. Орлова мерила ее презрительным взглядом, и от этого торжество в глазах "нимфы" пригасло.
Орлова поразилась тому, как эта бабища похожа на покойную Розалию - то же стремление подавить, унизить, смешать с грязью и радость, когда удается вытереть о человека ноги. И тоже напала на эту робкую безответную девочку - почуяв потенциально безопасный объект для самоутверждения...
Подавив желание хорошенько пнуть хамку под необъятную задницу, чтобы треснули эти безобразные розовые штаны, журналистка негромко сказала:
- Умный человек извинился бы, а вы наоборот начали выливать на людей свой ночной горшок. Да еще думаете, что правы. Все с вами ясно! - припечатала Орлова.
- Что ясно-то? Что вам ясно? Чего вы вообще? Я что, неправа? - заголосила блондинка, но уже без прежнего апломба. Агрессивно нападать на Веронику она не отважилась, почуяв в этой коротковолосой молодой женщине с суровым лицом опасного противника.
- Да, неправы, - коротко ответила Ника.
- Тоже мне самая умная, - буркнула окончательно утратившая свой запал толстуха и спешно ретировалась в сторону столовой, волоча за руку упирающегося сынишку.
"Наверное, накануне отъезда финансы поют романсы, - подумала Вероника, - на обед в эконом-столовой деньги еще есть, а на пахлаву уже нет, но признаваться-то в своем безденежье не хочется, вот и обругала "еду с рук"...
Она купила золотистую пахлаву - тонкие лепестки сладкого теста, густой мед, аромат свежего масла, и присела на парапет, чтобы перекусить после купания.
Девушка проверяла свои весы.
- Ну, вот, помяли да еще не заплатили, - сокрушенно сказала она, - фу, вроде нормально работают, - она встала на весы. - Или цифры тоже сбились? Сорок пять, а у меня всегда было сорок восемь...
- Да ты же роздыху не знаешь, - вздохнула присевшая рядом продавщица пахлавы, - мечешься по объявлениям, с весами цельный день стоишь, от темна до темна, перекусить на десять минут не сбегаешь, вот и схуднула. Чего с работой-то?
- Да не берут никуда, тетя Стеша. Как услышат, где я раньше работала, тут же вспоминают, за что меня уволили, и отказывают.
- Да уж, - сочувственно посмотрела на нее женщина и достала из корзины пахлаву покрупнее. - На, посластись, худоба, а то скоро насквозь светиться станешь. Бери, говорю, угощаю! Дома-то как?
- Все то же, - ответила девушка, откусывая от пахлавы, - отцу новое лекарство выписали, он с утра в социальную аптеку поехал, очередь занимать. Мама готовится в роддом, говорит, двойня у нее. Мал-мала кто где, одни в школе, другие в садике. Мина болеет опять...
- Двойня, значит, - с неодобрением сказала тетя Стеша, - и опять, небось, на тебя навьючить постараются. И Мина эта на словах болеет, а на деле - хоть в плуг запрягай. А по плечам ли тебе этакая ноша - фактически всю семью на себя взяла, заместо мужика лямку тянешь?
- Материнский капитал дадут, льготы есть для многодетных, - пояснила девушка, - да и я старшая, взрослая уже, неловко дармоедкой сидеть...
- Слушай-ка, - оживилась тетя Стеша, - ты лучше к моей Женьке толкнись, у нее кофейня-пекарня тут на холме, на площади. Киосочек такой, день через день работать. Место бойкое, хорошо покупают, и оплата - тысяча за смену плюс процент от выручки. Все лучше, чем с весами тут стоять, да от всяких, тьфу, гадости выслушивать. С Женей раньше подруга работала, Лиза, да замуж вышла за отдыхающего, в Тулу с ним уехала. Женя моя хорошая, не обидит, да она с песочницы детсадовской тебя знает...
- Спасибо, тетя Стеша. Но у меня нет диплома бариста...
- Да ты кофе варишь - пальчики оближешь, - улыбнулась пожилая женщина, - получше некоторых с дипломами, барсистов этих...
- Бариста, - тоже улыбнулась девушка.
- Да все путаю. Больно слово заумное, и придумают же. Работает один в парке: дипломы на стене не помещаются, а кофе - хоть вылей. А ты без всяких дипломов мастерица.
- Я фраппучино готовить не умею.
- Научишься. Не боги горшки обжигают, а дед Гаврила. Соглашайся, мне потом спасибо скажешь. Здесь три копейки заработаешь, да на тысячу нервов потянут. Вчера тот, скотина пьяная, в номер звал, за руки хватал, сегодня эта мымра...
- А Женя знает, за что меня уволили? - спросила горничная. - А то я пойду с надеждой, а она скажет: "Э-э, да тебя за кражу вытурили, мне таких не надо"...
- Женя тебя сроду знает, - отрезала тетя Стеша, - и верит тебе, а не какой-то, Господи прости, пройде, бестии продувной. Она знает: ты никогда копейки чужой не возьмешь. А эта, поди, сама тебе цацку свою подкинула, есть такие людишки гнилые, им в радость кому-то навредить.
Ника поразилась проницательности тети Стеши. Так все и было... А эта тихая робкая девушка совсем не похожа на разбитную особу, способную кокетничать с постояльцами. Зато Ярослав очень охотно глазел на всех окружающих девушек, буквально взглядом их ощупывал, и это очень не нравилось Розалии. Вот она и отомстила юной хорошенькой горничной - банальная зависть стареющей женщины с реденькими "мышиными" волосами, тусклой кожей, острым крысиным личиком и непропорционально большим ртом ко всем, кто моложе и привлекательнее. Вот и придумала, как насолить горничной, похожей на Русалку Арзы из Мисхора... Воспользовавшись правилом "клиент всегда прав", Розалия сделала так, что девушку уволили со скандалом и довольно потерла руки. А девушка теперь не может найти работу, стоит на набережной, предлагая отдыхающим взвеситься или купить букетик лаванды, следить, чтобы не разбили весы и терпеть хамские выходки самодовольных курортников, которым нравится нападать на кого-то безответного. А дома у девушки большая семья, и работает, похоже, из всех домочадцев она одна. Отец болен, мать беременна, сестра не блещет здоровьем, а остальные дети еще маленькие... Работа в "Морском" позволяла девушке помогать семье. А теперь она осталась на бобах из-за злобной постоялицы. Но Розалия и Ярослав уже наказаны. Розалия убита, а Ярослав сидит в отеле меж двух огней - под подпиской о невыезде, как возможный подозреваемый, и боящийся еще больше прогневать грозного Витьку-Святошу. В прокуратуру с повинной Кратову идти не хотелось. Обвинения в убийстве он тоже опасался.
"А ведь он выходил, - подумала Ника, - по-моему, в начале одиннадцатого, - она остановилась возле небольшого стенда с магнитиками, которые продавала бойкая старушка. Вероника стала рассматривать виды Алустоса и юмористические сюжеты из жизни курортников. - Мы еще в окно наблюдали, как он кренделя выписывал по аллее... А потом ушел на набережную и кто знает - не к кинотеатру ли пошел, - Вероника выбирала магнитики для себя и на подарки маме, сестре и друзьям. - Но зачем ему было убивать Розалию? По-моему, ему она наоборот нужна была живой; они вместе вели дела и неплохо зарабатывали, а сейчас на кону был особо крупный куш в случае успеха с музеем, и он даже спьяну не стал бы разбивать голову подельнице, с которой надеялся поиметь выгоду, - Вероника достала кошелек. - Если начнешь вспоминать, кому Розалия тут насолила, пальцев на руках и ногах не хватит. Меня она достала, когда начала кокетничать с Витей и презрительно говорить об "обслуге"... - Орлова забрала сдачу и отошла, чтобы покурить.
К старушке подошла женщина с корзиной пахлавы и стала рассказывать о том, как прошло утро.
Обозленный Кирилл шел на встречу, желая надавать неверной жене оплеух, но понимал, что в этом случае Роза его еще и посадит - чтобы легче было прибрать к рукам его имущество. Итак, придется договариваться, как он и решил, миром. Но и бежать трусцой, как слуга на зов барыни, тоже не хотелось. "Ей в кайф было кого-то унизить, под себя подмять, - говорил художник, - а я не желал совсем уж в пресмыкающееся превращаться". Он опоздал на протокольных 15 минут, зная, что помешанная на светском этикете Розалия подождет эти четверть часа. А то и сама задержится... Это она тоже может.
Придя к кинотеатру, Кирилл увидел, что единственная уцелевшая скамейка под единственным работающим фонарем пуста. Это его обозлило: похоже на Розу: сначала требует не опаздывать, а сама заставляет ждать. А сейчас еще и покуражиться, наверное, решила, показать, кто тут диктует правила игры...
Потоптавшись под фонарем, чтобы Розалия, придя, увидела его издалека, Гельсингфорский разозлился еще сильнее (не без участия алкогольных паров), посмотрел на часы, увидел, что уже 22.35, плюнул от злости и ушел.
- А вокруг вы не осматривались? - спросила Алена, пораженная тем, что художник целый час просидел неподалеку от тела только что убитой жены и не заметил ее... Да, туда, где нашли Розалию, свет не падал, но неужели художник столько времени сидел истуканом, куря одну сигарету за другой и не интересуясь окружающей обстановкой? И заодно ясно, кому принадлежат восемь окурков от контрабандных финских сигарет "Мальборо", найденных под скамейкой...
- Не смотрел, - смущенно ответил Кирилл
- А по пути вы что-нибудь подозрительное видели? - без особой надежды спросила Панферова. Вряд ли. Скорее всего нет. Набережная Алустоса пока еще живет в режиме курорта, круглые сутки бодрствует, и в этой яркой весело круговерти просто невозможно вычленить отдельные детали... Особенно если человек "не просыхает" несколько дней...
- Нет, - покачал лохматой головой фотохудожник, - я был... Немного нетрезв и в расстроенных чувствах. Ну, пролетел навстречу какой-то придурок на самокате. А так - все как обычно: люди гуляют, музыка играет, нормальный курорт... А что? - встревожился он. - Вы думаете, что пока я время тянул, Розу убили? А если бы я не выеживался, а вовремя пришел, этого бы не случилось? Может, этот, на самокате, ее и убил и улепетывал?..
Панферова только вздохнула: поработай-ка с таким фигурантом! Прямо как у Высоцкого: "Ой, где был я вчера, не пойму, хоть убей, только помню, что стены с обоями"... Но она добросовестно билась с памятью Гельсингфорского еще час, прежде чем вызвать конвой. Нельзя его пока выпускать. Уж больно шатко выглядят его показания... И к месту преступления во время, названное экспертом, ближе всех был именно он.
***
Допрос парня, арестованного за сбыт украденных у Розалии украшений, тоже ничего не дал. Этот человек давно уже жил в своем мире, ограниченном только поиском "закладки" и расчетами с поставщиком, и на внешние проявления реальности реагировал слабо. Драгоценности с убитой женщины снял потому, что нужно было выплатить долг, а "скорую помощь" не вызвал потому, что торопился "по своим делам" да и "по ходу, не подумал".
"А он и не думает, - вздохнула Алена, вызывая конвой, чтобы парня отвели обратно в камеру, - живет от кайфа до кайфа. Ничего не видел, ничего не слышал, ничего не помнит... Пожалуй, он не лжет, но и отпускать его пока не стоит, на всякий случай..."
Неожиданностью стали показания одного из работников отеля. Он в тот вечер дежурил в бассейне и слышал, как потерпевшая бурно выясняла отношения с юристом из Петербурга. "Она его трусом обозвала и убежала, а он обозлился и так по кабинке долбанул, что чуть не снес. И обругал ее на идише почем зря и пожелал убиться об стену... У меня бабушка еврейка, поэтому я идиш хорошо знаю..."
Надо было еще раз поговорить с Наумом Моисеевичем. Судя по рассказу служащего, слова Розалии сильно задели самолюбие адвоката. Насколько сильно? Но с другой стороны, трудно представить себе, чтобы такой многоопытный и искушенный юрист в пылу обиды погнался за беспардонной особой с кирпичом в руках... Такие люди, как Гершвин, умеют по-иному отплатить за оскорбление.
Потом Панферова вспомнила фото и видео, где разгневанная Орлова замахивается на Гельсингфорскую шаром для боулинга. Судя по словам свидетелей, перед этим Гельсингфорская весьма недвусмысленно заигрывала со спутником журналистки, а потом осыпала колкостями ее саму. Значит, и Орлову тоже надо вызвать повесткой.
И Ярослава Кратова не стоит пока вычеркивать из списка. Несомненно, страстным любовником он только прикидывался, а на самом деле его утомляла роль чичисбея при взбалмошной даме. Да, парень долгое время сидел в баре и много выпил. Но говорят, что он пару раз отлучался...
Да и сам Морской не кажется безгрешным. Насколько сильно его озлобила попытка Гельсингфорской и Кратова взломать его банковский счет?
Понимая, что раскрыть это дело по горячим следам едва ли получится, Алена быстро набросала в блокноте план дальнейших следственных мероприятий: кого нужно опросить в первую очередь, какие запросы разослать, какие задания дать оперативной группе.
***
Горничную из "Морского" Вероника узнала издалека. Девушка выделялась яркой и в то же время утонченной, изысканной южной красотой - тоненькая статуэтка, персидская княжна, и ни у какого разбойника не поднялась бы рука бросить в воду это хрупкое создание с большими карими глазами олененка Бэмби, нежным смуглым личиком и шелковистой копной черных кудрей. А у Розалии рука не дрогнула подбросить в тележку девушки свое кольцо и потом заявить о краже. Ника вспомнила, с каким довольным хихиканьем Гельсингфорская рассказывала ей, как проучила "горняшку", на которую засмотрелся Ярослав: "Задом перед ним крутила, вот пусть теперь идет на "точку" зарабатывать!"
Сейчас девушка стояла на одном из изгибов бесконечной набережной с букетиками лаванды, шерстяными носками, шапочками и варежками, неуместными в жаркий сентябрьский день и весами "Точный вес - 10 рублей".
Сначала Ника обернулась в сторону ниши, услышав оттуда крики и увидела бывшую служащую "Морского", на которую наскакивала разгневанная туристка. Упитанная блондинка, до треска затянутая в розовые слаксы и короткий декольтированный топик, держала за руку такого же пухлого карапуза лет пяти-шести и, брызгая слюной, орала на девушку с весами:
- Да кто ты вообще такая, чтобы моему ребенку замечания делать, сопля?! Своих роди и воспитывай! Я со своим сама разберусь! Будет еще босота всякая тут командовать! Да ты, небось, без лицензии тут стоишь, и еще варнякаешь! Да я напишу куда следует, тебе п...й накидают!
- А зачем он на весах прыгал? - спросила проходившая мимо пожилая, но крепкая женщина с корзиной прикрытой белым полотенцем душистой пахлавы. - Правда же сломать мог.
- О, защитница нашлась! Небось, когда пьяные мужики тут бузят, вы и не вякнете, а на ребенка вызверились, дети всех бесят! Весы ср...е вам жалко! Да подавитесь вы ими!
Мальчик задергал мать за руку и стал настойчиво ныть, требуя пахлаву. Она сердито выдернула руку:
- Не ной, замолчал! В кафе пойдем, поедим! Потому, что я сказала: нефиг всякое г... с рук покупать! Нажарят на горклом масле и продают! Опять дристать захотел?
Проходящие мимо подростки со скейтбордами приостановились, посмотрели на крикливую даму и дружно заржали.
У девушки в глазах блеснули слезы. Продавщица пахлавы растерянно молчала. Довольная своей победой, толстуха в розовых слаксах с довольным видом развернулась, было, чтобы продолжать шествие, но остановилась, встретившись взглядом с Вероникой. Орлова мерила ее презрительным взглядом, и от этого торжество в глазах "нимфы" пригасло.
Орлова поразилась тому, как эта бабища похожа на покойную Розалию - то же стремление подавить, унизить, смешать с грязью и радость, когда удается вытереть о человека ноги. И тоже напала на эту робкую безответную девочку - почуяв потенциально безопасный объект для самоутверждения...
Подавив желание хорошенько пнуть хамку под необъятную задницу, чтобы треснули эти безобразные розовые штаны, журналистка негромко сказала:
- Умный человек извинился бы, а вы наоборот начали выливать на людей свой ночной горшок. Да еще думаете, что правы. Все с вами ясно! - припечатала Орлова.
- Что ясно-то? Что вам ясно? Чего вы вообще? Я что, неправа? - заголосила блондинка, но уже без прежнего апломба. Агрессивно нападать на Веронику она не отважилась, почуяв в этой коротковолосой молодой женщине с суровым лицом опасного противника.
- Да, неправы, - коротко ответила Ника.
- Тоже мне самая умная, - буркнула окончательно утратившая свой запал толстуха и спешно ретировалась в сторону столовой, волоча за руку упирающегося сынишку.
"Наверное, накануне отъезда финансы поют романсы, - подумала Вероника, - на обед в эконом-столовой деньги еще есть, а на пахлаву уже нет, но признаваться-то в своем безденежье не хочется, вот и обругала "еду с рук"...
Она купила золотистую пахлаву - тонкие лепестки сладкого теста, густой мед, аромат свежего масла, и присела на парапет, чтобы перекусить после купания.
Девушка проверяла свои весы.
- Ну, вот, помяли да еще не заплатили, - сокрушенно сказала она, - фу, вроде нормально работают, - она встала на весы. - Или цифры тоже сбились? Сорок пять, а у меня всегда было сорок восемь...
- Да ты же роздыху не знаешь, - вздохнула присевшая рядом продавщица пахлавы, - мечешься по объявлениям, с весами цельный день стоишь, от темна до темна, перекусить на десять минут не сбегаешь, вот и схуднула. Чего с работой-то?
- Да не берут никуда, тетя Стеша. Как услышат, где я раньше работала, тут же вспоминают, за что меня уволили, и отказывают.
- Да уж, - сочувственно посмотрела на нее женщина и достала из корзины пахлаву покрупнее. - На, посластись, худоба, а то скоро насквозь светиться станешь. Бери, говорю, угощаю! Дома-то как?
- Все то же, - ответила девушка, откусывая от пахлавы, - отцу новое лекарство выписали, он с утра в социальную аптеку поехал, очередь занимать. Мама готовится в роддом, говорит, двойня у нее. Мал-мала кто где, одни в школе, другие в садике. Мина болеет опять...
- Двойня, значит, - с неодобрением сказала тетя Стеша, - и опять, небось, на тебя навьючить постараются. И Мина эта на словах болеет, а на деле - хоть в плуг запрягай. А по плечам ли тебе этакая ноша - фактически всю семью на себя взяла, заместо мужика лямку тянешь?
- Материнский капитал дадут, льготы есть для многодетных, - пояснила девушка, - да и я старшая, взрослая уже, неловко дармоедкой сидеть...
- Слушай-ка, - оживилась тетя Стеша, - ты лучше к моей Женьке толкнись, у нее кофейня-пекарня тут на холме, на площади. Киосочек такой, день через день работать. Место бойкое, хорошо покупают, и оплата - тысяча за смену плюс процент от выручки. Все лучше, чем с весами тут стоять, да от всяких, тьфу, гадости выслушивать. С Женей раньше подруга работала, Лиза, да замуж вышла за отдыхающего, в Тулу с ним уехала. Женя моя хорошая, не обидит, да она с песочницы детсадовской тебя знает...
- Спасибо, тетя Стеша. Но у меня нет диплома бариста...
- Да ты кофе варишь - пальчики оближешь, - улыбнулась пожилая женщина, - получше некоторых с дипломами, барсистов этих...
- Бариста, - тоже улыбнулась девушка.
- Да все путаю. Больно слово заумное, и придумают же. Работает один в парке: дипломы на стене не помещаются, а кофе - хоть вылей. А ты без всяких дипломов мастерица.
- Я фраппучино готовить не умею.
- Научишься. Не боги горшки обжигают, а дед Гаврила. Соглашайся, мне потом спасибо скажешь. Здесь три копейки заработаешь, да на тысячу нервов потянут. Вчера тот, скотина пьяная, в номер звал, за руки хватал, сегодня эта мымра...
- А Женя знает, за что меня уволили? - спросила горничная. - А то я пойду с надеждой, а она скажет: "Э-э, да тебя за кражу вытурили, мне таких не надо"...
- Женя тебя сроду знает, - отрезала тетя Стеша, - и верит тебе, а не какой-то, Господи прости, пройде, бестии продувной. Она знает: ты никогда копейки чужой не возьмешь. А эта, поди, сама тебе цацку свою подкинула, есть такие людишки гнилые, им в радость кому-то навредить.
Ника поразилась проницательности тети Стеши. Так все и было... А эта тихая робкая девушка совсем не похожа на разбитную особу, способную кокетничать с постояльцами. Зато Ярослав очень охотно глазел на всех окружающих девушек, буквально взглядом их ощупывал, и это очень не нравилось Розалии. Вот она и отомстила юной хорошенькой горничной - банальная зависть стареющей женщины с реденькими "мышиными" волосами, тусклой кожей, острым крысиным личиком и непропорционально большим ртом ко всем, кто моложе и привлекательнее. Вот и придумала, как насолить горничной, похожей на Русалку Арзы из Мисхора... Воспользовавшись правилом "клиент всегда прав", Розалия сделала так, что девушку уволили со скандалом и довольно потерла руки. А девушка теперь не может найти работу, стоит на набережной, предлагая отдыхающим взвеситься или купить букетик лаванды, следить, чтобы не разбили весы и терпеть хамские выходки самодовольных курортников, которым нравится нападать на кого-то безответного. А дома у девушки большая семья, и работает, похоже, из всех домочадцев она одна. Отец болен, мать беременна, сестра не блещет здоровьем, а остальные дети еще маленькие... Работа в "Морском" позволяла девушке помогать семье. А теперь она осталась на бобах из-за злобной постоялицы. Но Розалия и Ярослав уже наказаны. Розалия убита, а Ярослав сидит в отеле меж двух огней - под подпиской о невыезде, как возможный подозреваемый, и боящийся еще больше прогневать грозного Витьку-Святошу. В прокуратуру с повинной Кратову идти не хотелось. Обвинения в убийстве он тоже опасался.
"А ведь он выходил, - подумала Ника, - по-моему, в начале одиннадцатого, - она остановилась возле небольшого стенда с магнитиками, которые продавала бойкая старушка. Вероника стала рассматривать виды Алустоса и юмористические сюжеты из жизни курортников. - Мы еще в окно наблюдали, как он кренделя выписывал по аллее... А потом ушел на набережную и кто знает - не к кинотеатру ли пошел, - Вероника выбирала магнитики для себя и на подарки маме, сестре и друзьям. - Но зачем ему было убивать Розалию? По-моему, ему она наоборот нужна была живой; они вместе вели дела и неплохо зарабатывали, а сейчас на кону был особо крупный куш в случае успеха с музеем, и он даже спьяну не стал бы разбивать голову подельнице, с которой надеялся поиметь выгоду, - Вероника достала кошелек. - Если начнешь вспоминать, кому Розалия тут насолила, пальцев на руках и ногах не хватит. Меня она достала, когда начала кокетничать с Витей и презрительно говорить об "обслуге"... - Орлова забрала сдачу и отошла, чтобы покурить.
К старушке подошла женщина с корзиной пахлавы и стала рассказывать о том, как прошло утро.
