Расстелив у изголовья больной полотенце, он поставил на него баночку с бальзамом и чашу.
Его подопечная широко раскрытыми от волнения глазами смотрела, как сеньор наливает бренди в чашку и поджигает от свечи. Прокалив на огне остриё кинжала милосердия или стилета, как его называют итальянцы, он задул пламя. Потом долил крепкого напитка до самых краёв и поднёс к её губам, напомнив, что надо выпить.
Закрыв глаза, она сделала несколько больших глотков жгучей жидкости, почти задохнулась, но все-таки продолжала пить, пока не проглотила всё до последней капли. Еле отдышавшись, приоткрыла веки и увидела у губ ещё одну наполненную бренди чашу. В голове начинало шуметь, перед глазами кружиться, зато вторая порция крепкого напитка прошла легче. На третьей кружке сеньор не настаивал. Да и не было уже надобности. Перед глазами у раненой всё больше расстилался разноцветный туман, и скоро она пьяно откинула голову на подушку.
— Теперь внимательнее осмотрим вашу рану синьорина, — прошептал шевалье и, смочив руки всё тем же дешёвым деревенским самогоном, стал прощупывать воспалившееся место. — Да вы вся горите! Будет очень больно, но нужно потерпеть!
После этих слов д’Аген скрутил в плотный рулончик полотенце и вставил девушке промеж зубов. Смочив место ранения жгущим бренди, шевалье посмотрел прямо в глаза своей подопечной:
— Сейчас будет очень больно, и мне надо бы позвать кого-нибудь себе на помощь, так как вас потребуется удерживать. Либо мне нужно вас крепко привязать к кровати, — шевалье умолк, однако уловив нотки возражения в глазах синьорины, продолжил: — Но я вижу, вы — девушка стойкая и сможете перетерпеть любую боль. Я сейчас начну. Сожмите зубы и старайтесь сильно не дёргаться, иначе мне придётся позвать Жана и хозяйку, чтобы они вас держали.
— Я полностью доверяю вам, мессер, и буду терпеть. Не нужно никого звать или привязывать меня, — невнятно проговорила баронесса. — Начинайте!
Прищурив глаза, больная откинула голову на подушку. Ощутив на себе его холодную ладонь, непроизвольно задрожала и, желая разглядеть, что происходит, чуть склонила голову: левой рукой шевалье ощупывал её рану, время от времени несильно надавливая, и тогда боль усиливалась. Вот пальцы её лекаря замерли на самом болезненном и пульсирующем месте. Сеньор медленно поднял стилет. Она отвела взгляд, и тут правую сторону груди пронзила резкая и острая боль.
Брызнула кровь. Напрягшаяся девушка вздрогнула, крепче стиснув зубы. Из уголков глаз проступили слезинки, и она непроизвольно сомкнула веки, мелко дрожа и чувствуя, как пульсация в груди постепенно проходит, а следом уходит и боль. Дышать стало легче и тут снова обожгло — выпустив из раны гнилую кровь, шевалье плеснул самогоном.
— Тихо! Тихо! — успокаивал свою терпеливую пациентку де Аген. — Уже всё закончилось, и больше боли не будет! Сейчас наложу бальзам, и всё. Потом его нужно будет наносить два раза в день. Он не позволит ране затягиваться снаружи, и заживать она станет медленно изнутри. Дырочка от рапиры здесь очень маленькая и когда всё заживёт, то шрама, думаю, почти не останется.
Выразив мимолётной улыбкой на исхудалом лице полное доверие и согласие с этими словами, де Фантуа кивнула головой, и вопросительно подняла на сеньора глаза, как бы спрашивая: «Откуда вам известно ремесло лекаря?»
— Здесь нет особого секрета, — устало усмехнулся де Аген. — Мне довелось поучаствовать в длительном военном походе, где поневоле пришлось научиться многому, в том числе и лечить раны. Не овладей я этой премудростью и мне бы не удалось тогда выжить. Мы были слишком наивны и юны, когда поступили на службу в Венецианскую компанию и отправились в Анатолию. Окрылённые первыми успехами, были уверены в себе, однако османы в итоге пересилили. В числе избранных судьбой мне удалось не остаться в тех песках. Мы все были ранены. Голодали и долго скитались. У нас кончились стрелы, а тетива на луках пришла в негодность. Нам пришлось съесть своих коней, чтобы не умереть с голода. Одежда изодралась в лохмотья, но мы сохранили мечи и рыцарские знаки и избежали пленения. Возможно, когда-нибудь я подробнее расскажу вам историю своих скитаний. А сейчас спите, думаю, что проснётесь вы уже наполовину здоровой.
— Вы просто кудесник, — пьяно прошептала охмелевшая от бренди девушка, прикрывая глаза. — У меня уже ничего не болит. Погодите! Пока сон не сморил меня, хочу рассказать и объяснить... Только не останавливайте меня, пока я не передумала.
«Я урождённая Беатрис де Фантуа. Мои отец и брат меньше года назад были подло убиты их же компаньоном. А всё дело началось с того, что лен почти не давал доход. Отцовы средства кончились. Он даже не смог довести до конца ремонт замка, и ему пришлось заняться не совсем честными делами. В компаньоны он взял главаря местных контрабандистов. Поначалу это было выгодно им обоим. Всё происходило через доверенных лиц, и отец не боялся, что его имя свяжут с незаконным промыслом. Я по-прежнему жила в Марселе, только теперь в новом доме. Там же отец приобрёл несколько складов и судно. Дело процветало.
Я не знаю, что случилось, но в первый день весны отец и брат приехали в наш дом в Марселе. Они были взволнованы и вооружены и с ними были наёмные ландскнехты. Отец приказал собираться. Посадил меня в закрытую повозку без знаков и гербов, и словно простолюдинку отвёз к монахиням. Оказывается, он оплатил моё пребывание у них наперёд. Уже потом, после того как их всех убили, я поняла, что он хотел меня спрятать и обезопасить.
Когда настоятельница сказала, что отец и брат погибли, я в растерянности проплакала два дня. Матушка предложила мне стать послушницей. Но я не желала быть монашкой. Из монастыря я ушла и вернулась в наш дом в Марселе. Только оказалось, он заложен.
Средств не было. Прислуга забрала последнее и сбежала. Я была в панике, и тут появился компаньон отца. Принёс закладные на все дарованные нам земли. Предложил выйти за него. Тогда бы он без лишних тяжб получал баронство, а я б не сделалась нищенкой. Однако на закладных была не отцовская рука. Я отказалась от его предложения, но отцовский компаньон лишь рассмеялся мне в лицо и приказал своим людям запереть меня в моём же марсельском доме.
На следующий же день он снова пришёл и с издёвкой поинтересовался, не передумала ли я.
В ответ я обозвала его иудой, но он снова расхохотался и заявил, что хочу ли я того или нет, но церемония бракосочетания состоится уже завтра, а брачная ночь будет накануне, и чтобы я готовилась. Он ушёл устраивать дела, и обещал вернуться до темноты.
Слава Господу! В нашем марсельском доме отец устроил потайную калитку. Я смогла сбежать! Добралась до матушки аббатисы и всё рассказала. С её помощью через поверенного оспорила закладные. Пошла тяжба за тяжбой. Только скоро оказалось, что женщина ограничена в правах, и я не могла выиграть ни одного дела. Тогда в отчаянье я взяла одежду брата. Мы с ним похожи. Он был всего на полтора года старше. Я только чуть ниже ростом. Под именем брата я вернулась в поместье. Под именем брата сумела доказать ложность притязаний отцовского компаньона. Замок я покидать боялась, действовала через поверенных. На это ушли последние средства, и мне пришлось отпустить почти всю прислугу и продать золотую утварь и большую часть серебряной. Сбор ренты с крестьян немного поправил мои дела.
Дальнейшее вы уже знаете. В том послании, которое я сожгла, компаньон отца утверждал, что ему известно, кто я на самом деле. Он грозился захватить замок и взять меня силой, а потом принудить к венчанию с ним. Там ещё была приписка, что если я буду артачиться, то он убьёт меня, а право на лен просто купит!»
— Вот вся моя история, — пьяно и нерадостно улыбнулась рассказчица. — Боюсь, что всё-таки им удалось лишить меня земель. Поместье сгорело дотла, а заодно и все грамоты и пожалования. Теперь у меня нет состояния, нет лена и возможности вести судебные тяжбы. Нет денег, чтобы нанять лекаря или заплатить за ночлег, не за что даже купить еду. У меня даже нет своей одежды! Обращаться за помощью к сюзерену и просить у него аудиенции и справедливости наивно и бесполезно. Он занят войной, и мои хлопоты его не интересуют. Ему сейчас как никогда нужны деньги и солдаты, и он отдаст баронство моего отца в руки того, кто больше заплатит. Ох, сударь! Лучше вам было бы не вмешиваться и оставить меня умирать на руинах поместья!
— Зато теперь у вас, синьорина, есть друг! — горячо воскликнул шевалье. — Я здесь чужеземец, но всё-таки у меня найдутся кое-какие средства и возможности!
— Вы не сумеете мне помочь! — с жаром произнесла она в ответ. — Я хочу вас попросить лишь об одном. Если мне станет получше, то отвезите меня в монастырь, к матушке аббатисе. Она знает меня. Я передам все свои земли церкви и приму послушание. По крайней мере, так баронство моего отца и брата не достанется их убийцам! Вырвать из рук церкви лен они точно не сумеют!
— Я обещаю вам свою помощь и защиту, — галантно кивнул д’Аген. — Если стать монахиней никогда не являлось настоящим вашим желанием, то пусть уход в монастырь будет отложен, на случай, если наши совместные попытки не увенчаются успехом.
— Хорошо, — устало склонила голову молоденькая баронесса. — Я отдаюсь под вашу защиту и надеюсь, что потом смогу отблагодарить за это. Вначале отыщите мою кормилицу. Она, наверное, думает, что я заживо сгорела в замке и очень переживает. Ей наверняка удалось спастись. Я посылала её за помощью в деревню. Уверена, она до сих пор находится где-то там.
— Я пошлю на поиски Жана. Он местный и малый не промах, и, думаю, ему удастся её разыскать, — сказал шевалье.
— Извините, мессер, но меня неудержимо клонит ко сну. Если Жану удастся её найти, то пусть сразу же приведёт сюда.
— Вам незачем извиняться. Спокойно засыпайте и набирайтесь сил, они вам понадобятся в самое ближайшее время, чтобы уже без помех прогуливаться по собственным землям.
Осторожно задвинув полог её кровати, д’Аген тихонько вышел из комнаты и позвал Жана Пэнтера.
* * *
Выполнить просьбу Беатрис особого труда не составило. Жан нашёл кормилицу бродящей среди обгорелых стен поместья. Вместе с тремя уцелевшими молоденькими служанками она пыталась отыскать хоть что-нибудь стоящее на пепелище. Женщина не переставала плакать, видя в каждой головешке погибшую сеньору, а тайком переглядывающиеся за её спиной девицы беспрестанно хихикали, не слишком переживая, ни из-за гибели хозяйки, ни из-за потерянной в момент захвата замка невинности. Для девушек их положения это было обыденным делом на войне.
Когда шевалье д’Аген снова навестил свою подопечную, все женщины уже привычно хлопотали вокруг её постели. При виде вошедшего рыцаря, щёчки баронессы, давно проснувшейся от бурных причитаний служанок, чуть заметно разгорелись, и как-то смущённо кивнув рыцарю, она умолкла на полуслове, но потом, с самым искренним выражением лица вторя своему окружению, продолжила удивляться, что жар спал, и дело пошло на поправку.
— Оставьте нас! — указал прислуге на двери д’Аген.
— Я, наверное, вчера спьяну много чего наговорила? — потупив взгляд и ещё больше зардевшись, пробубнила Беатрис.
— Не переживайте. Если потребуется, все ваши тайны, умрут вместе со мной, — улыбнулся ей сеньор.
— О, я очень вам благодарна! — подняла она на него глаза.
— Не благодарите. Я просто поступил согласно рыцарской чести. И сейчас зашёл попрощаться.
— Понимаю, и не могу просить большего, — бледнея, слегка приподнялась на локтях Беатрис. — Вы сделали для меня очень много и я благодарна за это.
— Вы не так меня поняли, — покачал головой д’Аген. — Мне лишь требуется завершить кое-какие дела, а потом я вернусь. Жана оставлю здесь. С отливом в Геную уходит небольшой бот. Я отправляюсь на нём. Не думаю, что это будет продолжительное путешествие.
— Возвращайтесь поскорей, — снова заливаясь румянцем, произнесла Беатрис. — Хотя за мной теперь есть кому присмотреть, но всё же вас мне будет не хватать...
— Рад слышать это от вас, синьорина, — улыбнулся он. — Выздоравливайте. По возможности чаще бывайте на свежем воздухе. Я дам вашей кормилице подробные наставления по поводу моего бальзама, хотя она женщина сведущая и сама хорошо всё знает.
— Да, моя кормилица Силвана, прекрасно разбирается в травах и настоях, — кивнула баронесса. — Какое счастье, что вам удалось так быстро её отыскать.
— Пойду, — помялся у дверей шевалье. — Отлив не станет долго ждать.
* * *
Уже став в силах совершать небольшие пешие прогулки в сопровождении кормилицы или кого-то из прислуги, Беатрис облюбовала уединённую беседку внутри двора. Заботы Силваны не прошли даром, и госпожа уже могла непринуждённо и без устали болтать со своими служанками под прохладными зелёными сводами из вьющейся лозы. Сейчас Беатрис была с Жанеттой — самой молоденькой из всех.
— Те травы, что даёт вам пить Силвана, заметно прибавляют бодрости и сил, та же горькая гадость, которой она пичкает меня, вызывает лишь тошноту и головокружение, — жаловалась она.
— И всё-таки тебе нужно продолжать пить её настои до наступления кровотечения, как и у остальных, чтобы полностью вывести мерзкое семя тех ублюдков.
— Ну от того молоденького, кареглазого, что сунул мне это серебряное колечко, — она словно украдкой погладила надетый на безымянный пальчик блестящий ободок, — пусть простят меня госпожа и моя святая, — странно вздохнула девица, понурив взгляд, — я совсем не прочь бы понести. Он до сих пор мне снится. В нём чувствовалась благородная кровь не то, что у нашей деревенщины. Хотя, если будет от того плешивого, — она вздрогнула и подняла на сеньору взволнованные глаза, — то лучше я продолжу пить настои.
— Ты продолжишь их пить в любом случае! — строго произнесла Беатрис. — Смотри! Я прикажу следить за тобой!
— Да, сеньора, — кивнула служанка.
Тут в оплетённую виноградом калитку почти на полном скаку въехал запылённый всадник. Испуганно ойкнув, Жанетта присела на корточки, но увидев озарившееся улыбкой лицо своей сеньоры, вскочила и отбежала в сторону. Откуда-то из дровяного сарая наперерез лошади выскочил с тяжёлым колуном в руках Жан Пэнтер, но узнав шевалье д’Агена, остановился и облегчённо смахнул выступивший на лбу пот.
Спрыгнув с седла, сеньор чуть заметно кивнул Жану в ответ на его поклон. Заметить сквозь неплотную листву яркий наряд баронессы было не сложно и, указав Пэнтеру на притороченные к бокам жеребца сумки, шевалье направился к беседке.
Шагнув ему навстречу, Беатрис живой статуей застыла посреди зелёной арки и вдруг протянула дрожащую ладонь для поцелуя.
— Я спешил, как мог. Слава Богу, что вы уже почти здоровы! У меня есть для вас подарок. Даже два. Флорентийское платье и изделие некого мастера Леонардо. — Распрямившись, произнёс д’Аген, так и не выпустив кончиков её пальцев из своей руки, а она слушала его, смотрела в глаза и словно не замечала этого. — Французы его называют пистолем. Он небольшой, как раз для дамы, и его будет удобно прятать в складках платья. А ещё у него два ствола. При желании можно выстрелить сразу из обоих, либо поочерёдно. Но самое главное — это механизм! Здесь нет фитиля! Только колёсики.
Его подопечная широко раскрытыми от волнения глазами смотрела, как сеньор наливает бренди в чашку и поджигает от свечи. Прокалив на огне остриё кинжала милосердия или стилета, как его называют итальянцы, он задул пламя. Потом долил крепкого напитка до самых краёв и поднёс к её губам, напомнив, что надо выпить.
Закрыв глаза, она сделала несколько больших глотков жгучей жидкости, почти задохнулась, но все-таки продолжала пить, пока не проглотила всё до последней капли. Еле отдышавшись, приоткрыла веки и увидела у губ ещё одну наполненную бренди чашу. В голове начинало шуметь, перед глазами кружиться, зато вторая порция крепкого напитка прошла легче. На третьей кружке сеньор не настаивал. Да и не было уже надобности. Перед глазами у раненой всё больше расстилался разноцветный туман, и скоро она пьяно откинула голову на подушку.
— Теперь внимательнее осмотрим вашу рану синьорина, — прошептал шевалье и, смочив руки всё тем же дешёвым деревенским самогоном, стал прощупывать воспалившееся место. — Да вы вся горите! Будет очень больно, но нужно потерпеть!
После этих слов д’Аген скрутил в плотный рулончик полотенце и вставил девушке промеж зубов. Смочив место ранения жгущим бренди, шевалье посмотрел прямо в глаза своей подопечной:
— Сейчас будет очень больно, и мне надо бы позвать кого-нибудь себе на помощь, так как вас потребуется удерживать. Либо мне нужно вас крепко привязать к кровати, — шевалье умолк, однако уловив нотки возражения в глазах синьорины, продолжил: — Но я вижу, вы — девушка стойкая и сможете перетерпеть любую боль. Я сейчас начну. Сожмите зубы и старайтесь сильно не дёргаться, иначе мне придётся позвать Жана и хозяйку, чтобы они вас держали.
— Я полностью доверяю вам, мессер, и буду терпеть. Не нужно никого звать или привязывать меня, — невнятно проговорила баронесса. — Начинайте!
Прищурив глаза, больная откинула голову на подушку. Ощутив на себе его холодную ладонь, непроизвольно задрожала и, желая разглядеть, что происходит, чуть склонила голову: левой рукой шевалье ощупывал её рану, время от времени несильно надавливая, и тогда боль усиливалась. Вот пальцы её лекаря замерли на самом болезненном и пульсирующем месте. Сеньор медленно поднял стилет. Она отвела взгляд, и тут правую сторону груди пронзила резкая и острая боль.
Брызнула кровь. Напрягшаяся девушка вздрогнула, крепче стиснув зубы. Из уголков глаз проступили слезинки, и она непроизвольно сомкнула веки, мелко дрожа и чувствуя, как пульсация в груди постепенно проходит, а следом уходит и боль. Дышать стало легче и тут снова обожгло — выпустив из раны гнилую кровь, шевалье плеснул самогоном.
— Тихо! Тихо! — успокаивал свою терпеливую пациентку де Аген. — Уже всё закончилось, и больше боли не будет! Сейчас наложу бальзам, и всё. Потом его нужно будет наносить два раза в день. Он не позволит ране затягиваться снаружи, и заживать она станет медленно изнутри. Дырочка от рапиры здесь очень маленькая и когда всё заживёт, то шрама, думаю, почти не останется.
Выразив мимолётной улыбкой на исхудалом лице полное доверие и согласие с этими словами, де Фантуа кивнула головой, и вопросительно подняла на сеньора глаза, как бы спрашивая: «Откуда вам известно ремесло лекаря?»
— Здесь нет особого секрета, — устало усмехнулся де Аген. — Мне довелось поучаствовать в длительном военном походе, где поневоле пришлось научиться многому, в том числе и лечить раны. Не овладей я этой премудростью и мне бы не удалось тогда выжить. Мы были слишком наивны и юны, когда поступили на службу в Венецианскую компанию и отправились в Анатолию. Окрылённые первыми успехами, были уверены в себе, однако османы в итоге пересилили. В числе избранных судьбой мне удалось не остаться в тех песках. Мы все были ранены. Голодали и долго скитались. У нас кончились стрелы, а тетива на луках пришла в негодность. Нам пришлось съесть своих коней, чтобы не умереть с голода. Одежда изодралась в лохмотья, но мы сохранили мечи и рыцарские знаки и избежали пленения. Возможно, когда-нибудь я подробнее расскажу вам историю своих скитаний. А сейчас спите, думаю, что проснётесь вы уже наполовину здоровой.
— Вы просто кудесник, — пьяно прошептала охмелевшая от бренди девушка, прикрывая глаза. — У меня уже ничего не болит. Погодите! Пока сон не сморил меня, хочу рассказать и объяснить... Только не останавливайте меня, пока я не передумала.
«Я урождённая Беатрис де Фантуа. Мои отец и брат меньше года назад были подло убиты их же компаньоном. А всё дело началось с того, что лен почти не давал доход. Отцовы средства кончились. Он даже не смог довести до конца ремонт замка, и ему пришлось заняться не совсем честными делами. В компаньоны он взял главаря местных контрабандистов. Поначалу это было выгодно им обоим. Всё происходило через доверенных лиц, и отец не боялся, что его имя свяжут с незаконным промыслом. Я по-прежнему жила в Марселе, только теперь в новом доме. Там же отец приобрёл несколько складов и судно. Дело процветало.
Я не знаю, что случилось, но в первый день весны отец и брат приехали в наш дом в Марселе. Они были взволнованы и вооружены и с ними были наёмные ландскнехты. Отец приказал собираться. Посадил меня в закрытую повозку без знаков и гербов, и словно простолюдинку отвёз к монахиням. Оказывается, он оплатил моё пребывание у них наперёд. Уже потом, после того как их всех убили, я поняла, что он хотел меня спрятать и обезопасить.
Когда настоятельница сказала, что отец и брат погибли, я в растерянности проплакала два дня. Матушка предложила мне стать послушницей. Но я не желала быть монашкой. Из монастыря я ушла и вернулась в наш дом в Марселе. Только оказалось, он заложен.
Средств не было. Прислуга забрала последнее и сбежала. Я была в панике, и тут появился компаньон отца. Принёс закладные на все дарованные нам земли. Предложил выйти за него. Тогда бы он без лишних тяжб получал баронство, а я б не сделалась нищенкой. Однако на закладных была не отцовская рука. Я отказалась от его предложения, но отцовский компаньон лишь рассмеялся мне в лицо и приказал своим людям запереть меня в моём же марсельском доме.
На следующий же день он снова пришёл и с издёвкой поинтересовался, не передумала ли я.
В ответ я обозвала его иудой, но он снова расхохотался и заявил, что хочу ли я того или нет, но церемония бракосочетания состоится уже завтра, а брачная ночь будет накануне, и чтобы я готовилась. Он ушёл устраивать дела, и обещал вернуться до темноты.
Слава Господу! В нашем марсельском доме отец устроил потайную калитку. Я смогла сбежать! Добралась до матушки аббатисы и всё рассказала. С её помощью через поверенного оспорила закладные. Пошла тяжба за тяжбой. Только скоро оказалось, что женщина ограничена в правах, и я не могла выиграть ни одного дела. Тогда в отчаянье я взяла одежду брата. Мы с ним похожи. Он был всего на полтора года старше. Я только чуть ниже ростом. Под именем брата я вернулась в поместье. Под именем брата сумела доказать ложность притязаний отцовского компаньона. Замок я покидать боялась, действовала через поверенных. На это ушли последние средства, и мне пришлось отпустить почти всю прислугу и продать золотую утварь и большую часть серебряной. Сбор ренты с крестьян немного поправил мои дела.
Дальнейшее вы уже знаете. В том послании, которое я сожгла, компаньон отца утверждал, что ему известно, кто я на самом деле. Он грозился захватить замок и взять меня силой, а потом принудить к венчанию с ним. Там ещё была приписка, что если я буду артачиться, то он убьёт меня, а право на лен просто купит!»
— Вот вся моя история, — пьяно и нерадостно улыбнулась рассказчица. — Боюсь, что всё-таки им удалось лишить меня земель. Поместье сгорело дотла, а заодно и все грамоты и пожалования. Теперь у меня нет состояния, нет лена и возможности вести судебные тяжбы. Нет денег, чтобы нанять лекаря или заплатить за ночлег, не за что даже купить еду. У меня даже нет своей одежды! Обращаться за помощью к сюзерену и просить у него аудиенции и справедливости наивно и бесполезно. Он занят войной, и мои хлопоты его не интересуют. Ему сейчас как никогда нужны деньги и солдаты, и он отдаст баронство моего отца в руки того, кто больше заплатит. Ох, сударь! Лучше вам было бы не вмешиваться и оставить меня умирать на руинах поместья!
— Зато теперь у вас, синьорина, есть друг! — горячо воскликнул шевалье. — Я здесь чужеземец, но всё-таки у меня найдутся кое-какие средства и возможности!
— Вы не сумеете мне помочь! — с жаром произнесла она в ответ. — Я хочу вас попросить лишь об одном. Если мне станет получше, то отвезите меня в монастырь, к матушке аббатисе. Она знает меня. Я передам все свои земли церкви и приму послушание. По крайней мере, так баронство моего отца и брата не достанется их убийцам! Вырвать из рук церкви лен они точно не сумеют!
— Я обещаю вам свою помощь и защиту, — галантно кивнул д’Аген. — Если стать монахиней никогда не являлось настоящим вашим желанием, то пусть уход в монастырь будет отложен, на случай, если наши совместные попытки не увенчаются успехом.
— Хорошо, — устало склонила голову молоденькая баронесса. — Я отдаюсь под вашу защиту и надеюсь, что потом смогу отблагодарить за это. Вначале отыщите мою кормилицу. Она, наверное, думает, что я заживо сгорела в замке и очень переживает. Ей наверняка удалось спастись. Я посылала её за помощью в деревню. Уверена, она до сих пор находится где-то там.
— Я пошлю на поиски Жана. Он местный и малый не промах, и, думаю, ему удастся её разыскать, — сказал шевалье.
— Извините, мессер, но меня неудержимо клонит ко сну. Если Жану удастся её найти, то пусть сразу же приведёт сюда.
— Вам незачем извиняться. Спокойно засыпайте и набирайтесь сил, они вам понадобятся в самое ближайшее время, чтобы уже без помех прогуливаться по собственным землям.
Осторожно задвинув полог её кровати, д’Аген тихонько вышел из комнаты и позвал Жана Пэнтера.
* * *
Выполнить просьбу Беатрис особого труда не составило. Жан нашёл кормилицу бродящей среди обгорелых стен поместья. Вместе с тремя уцелевшими молоденькими служанками она пыталась отыскать хоть что-нибудь стоящее на пепелище. Женщина не переставала плакать, видя в каждой головешке погибшую сеньору, а тайком переглядывающиеся за её спиной девицы беспрестанно хихикали, не слишком переживая, ни из-за гибели хозяйки, ни из-за потерянной в момент захвата замка невинности. Для девушек их положения это было обыденным делом на войне.
Когда шевалье д’Аген снова навестил свою подопечную, все женщины уже привычно хлопотали вокруг её постели. При виде вошедшего рыцаря, щёчки баронессы, давно проснувшейся от бурных причитаний служанок, чуть заметно разгорелись, и как-то смущённо кивнув рыцарю, она умолкла на полуслове, но потом, с самым искренним выражением лица вторя своему окружению, продолжила удивляться, что жар спал, и дело пошло на поправку.
— Оставьте нас! — указал прислуге на двери д’Аген.
— Я, наверное, вчера спьяну много чего наговорила? — потупив взгляд и ещё больше зардевшись, пробубнила Беатрис.
— Не переживайте. Если потребуется, все ваши тайны, умрут вместе со мной, — улыбнулся ей сеньор.
— О, я очень вам благодарна! — подняла она на него глаза.
— Не благодарите. Я просто поступил согласно рыцарской чести. И сейчас зашёл попрощаться.
— Понимаю, и не могу просить большего, — бледнея, слегка приподнялась на локтях Беатрис. — Вы сделали для меня очень много и я благодарна за это.
— Вы не так меня поняли, — покачал головой д’Аген. — Мне лишь требуется завершить кое-какие дела, а потом я вернусь. Жана оставлю здесь. С отливом в Геную уходит небольшой бот. Я отправляюсь на нём. Не думаю, что это будет продолжительное путешествие.
— Возвращайтесь поскорей, — снова заливаясь румянцем, произнесла Беатрис. — Хотя за мной теперь есть кому присмотреть, но всё же вас мне будет не хватать...
— Рад слышать это от вас, синьорина, — улыбнулся он. — Выздоравливайте. По возможности чаще бывайте на свежем воздухе. Я дам вашей кормилице подробные наставления по поводу моего бальзама, хотя она женщина сведущая и сама хорошо всё знает.
— Да, моя кормилица Силвана, прекрасно разбирается в травах и настоях, — кивнула баронесса. — Какое счастье, что вам удалось так быстро её отыскать.
— Пойду, — помялся у дверей шевалье. — Отлив не станет долго ждать.
* * *
Уже став в силах совершать небольшие пешие прогулки в сопровождении кормилицы или кого-то из прислуги, Беатрис облюбовала уединённую беседку внутри двора. Заботы Силваны не прошли даром, и госпожа уже могла непринуждённо и без устали болтать со своими служанками под прохладными зелёными сводами из вьющейся лозы. Сейчас Беатрис была с Жанеттой — самой молоденькой из всех.
— Те травы, что даёт вам пить Силвана, заметно прибавляют бодрости и сил, та же горькая гадость, которой она пичкает меня, вызывает лишь тошноту и головокружение, — жаловалась она.
— И всё-таки тебе нужно продолжать пить её настои до наступления кровотечения, как и у остальных, чтобы полностью вывести мерзкое семя тех ублюдков.
— Ну от того молоденького, кареглазого, что сунул мне это серебряное колечко, — она словно украдкой погладила надетый на безымянный пальчик блестящий ободок, — пусть простят меня госпожа и моя святая, — странно вздохнула девица, понурив взгляд, — я совсем не прочь бы понести. Он до сих пор мне снится. В нём чувствовалась благородная кровь не то, что у нашей деревенщины. Хотя, если будет от того плешивого, — она вздрогнула и подняла на сеньору взволнованные глаза, — то лучше я продолжу пить настои.
— Ты продолжишь их пить в любом случае! — строго произнесла Беатрис. — Смотри! Я прикажу следить за тобой!
— Да, сеньора, — кивнула служанка.
Тут в оплетённую виноградом калитку почти на полном скаку въехал запылённый всадник. Испуганно ойкнув, Жанетта присела на корточки, но увидев озарившееся улыбкой лицо своей сеньоры, вскочила и отбежала в сторону. Откуда-то из дровяного сарая наперерез лошади выскочил с тяжёлым колуном в руках Жан Пэнтер, но узнав шевалье д’Агена, остановился и облегчённо смахнул выступивший на лбу пот.
Спрыгнув с седла, сеньор чуть заметно кивнул Жану в ответ на его поклон. Заметить сквозь неплотную листву яркий наряд баронессы было не сложно и, указав Пэнтеру на притороченные к бокам жеребца сумки, шевалье направился к беседке.
Шагнув ему навстречу, Беатрис живой статуей застыла посреди зелёной арки и вдруг протянула дрожащую ладонь для поцелуя.
— Я спешил, как мог. Слава Богу, что вы уже почти здоровы! У меня есть для вас подарок. Даже два. Флорентийское платье и изделие некого мастера Леонардо. — Распрямившись, произнёс д’Аген, так и не выпустив кончиков её пальцев из своей руки, а она слушала его, смотрела в глаза и словно не замечала этого. — Французы его называют пистолем. Он небольшой, как раз для дамы, и его будет удобно прятать в складках платья. А ещё у него два ствола. При желании можно выстрелить сразу из обоих, либо поочерёдно. Но самое главное — это механизм! Здесь нет фитиля! Только колёсики.
