Я с интересом смотрю на этих двоих — какие-то юные вивисекторы. Это сколько же котов они хотят угробить ради чьего-то давнишнего умозрительного эксперимента?
— А завтра будет самое интересное. Подобраны добровольцы: сто девушек, обожающих котов, и сотня парней, ненавидящих с-котовское племя. Идея такова —- если сторонний наблюдатель имеет влияние на равновозможное событие в точке бифуркации, то любое, пускай исчезающе малое воздействие на неё в какую-либо сторону, должно отразиться на статистике. Вы понимаете решение каких фундаментальных принципов организации Вселенной стоит за этим?
Луноликие физиономии буквально светятся от восторга, разгоняя, как им кажется, мрак невежества. Я, конечно, понимаю: если все девушки, открыв ящики, обнаружат в них только сорок мёртвых кота — они перевернут само представление о мироздании. Но котов жалко. Наверное не удовлетворившись недостаточным энтузиазмом на моём лице, рыжий лаборант пытается развить тему:
— Вы только оцените все плюсы нашего открытия! Ведь сколько происходит по стране аварий — десятки тысяч! Если проанализировать некоторые, то встаёт вопрос — почему, например, какая-то легковушка на полной скорости «нашла» на обочине единственный стоящий грузовик? Или колесо лопнуло в тот самый момент, когда навстречу шёл тяжеловоз? Во многих случаях это дело случайного случая, извините за каламбур, когда шансы распределяются пятьдесят на пятьдесят. И тогда любое, даже самое незначительное воздействие, как, например, банальная визуализация пути следования перед выездом, с устранением препятствий и «подчисткой» аварийных ситуаций, поможет благополучно преодолеть эту точку бифуркации и здорово подсократить число ДТП. И это я взял самый примитивный пример, близкий нам всем как водителям. Сам я никогда не начинаю движения без создания внутреннего «образа» пути, «чистого» от неожиданных вылетов на встречку и прочих «радостей» дорожного движения.
Молодые чистые лица. Лаборантов понять несложно — это, наверное, первое в их научной жизни исследование, результаты которого можно будет воплотить и получить впечатляющий результат с причитающейся серьёзной премией. Вот-вот перед ними откроются невообразимые горизонты для творчества. И каким путём они пойдут и куда в конце-концов придут, во многом зависит от тех целей и задач, что стоят перед ними сейчас. Начало славного творческого пути с массового выпиливания котов представляется весьма сомнительным. Хотя... Хлопнув напоследок юных натуралистов по плечу, продолжаю свой путь, представляя себе, в каком сейчас виде бродит кот по коридорам. Исходя из квантовой теории, исчезающе малая его часть до сих пор находится в ящике, ждёт своего завтрашнего наблюдателя мужского пола, чтобы в какое-то мгновение редуцировать в хладный труп.
Наконец решаю, что хватит ночных путешествий и бреду назад к своим орлятам. Когда прохожу мимо владений Олега, останавливаюсь на несколько минут. Осторожно приникаю ухом к филёнке двери. Тишина. Закрываю глаза, чтобы лучше сконцентрироваться на аудио-восприятии. Всё равно тишина. Странно. Именно про эту лабораторию по Институту ходят многочисленные слухи о потусторонних вмешательствах и неоднократных проявлениях тёмных сил. Даже стенгазета не осталась в стороне от всеобщего помешательства. Олега я хорошо знаю ещё с тех времен, когда мы вместе устроились в Институт и пару лет работали в одном отделе. Потом наши пути разошлись, и он на целых четыре года стал начальником раньше меня. Первоначально был на очень хорошем счету, и лаборатория сделала ряд важных открытий. Но потом, как это часто бывает, впал в немилость Др.Shark, что незамедлительно сказалось на нём и его работниках. Да ещё эти странные происшествия неожиданно выбравшие целью именно эту лабораторию.
Так простояв ухом к двери несколько минут и не дождавшись сигналов от потусторонних сил, я двигаюсь дальше.
День второй.
Его встречаем кипучей работой. За прошедшее время уже изучены и свалены в сторону клинописные артефакты. Получившиеся огромные пирамиды неприятно напоминают о моей собственной, устойчивость и целостность которой теперь всецело зависит от информации, сокрытой в этих. Ночной променад по запутанным коридорам Института самым радикальным образом сказывается на моём восприятии: пирамиды — моя собственная в Костином отделе и остальные здесь — странным образом демонстрируют постулаты квантовой реальности, озвученные неспящими из академических испытаний. Загадочная спутанность конструкций наводит на нехорошие мысли о мистической связанности всего и вся, а также о неслучайном характере вчерашних утренних видений. О плохом думать не хочется, но навязчивость, с которой в моё окружение вторгается инфернальная суть этого мира, по-настоящему пугает.
Доплец с Мордье, уже заметно подрастеряв первоначальный энтузиазм, таскают с подвальной библиотеки всё новые и новые тома, в то время как Борта с Николаем штудируют глиняные таблички, испещрённые странными орнаментами древней клинописи, заплесневелые листы огромных томов тысячелетних откровений, папирусы, пергаменты, узелковые кипу. И по-моему, они ещё даже не погрузились в ветхозаветные времена богоизбранного народа...
— Внимание!
На какой-то миг работа приостанавливается, и сотрудники обращают на меня замутнённые усталостью взоры.
— Попрошу ускориться. Такими темпами мы не успеем в установленный срок переработать и трети объёма информации.
Я жду пару секунд и выдаю на гора:
— Разрешаю вскрыть кувшинчик Сомы!
Измождённые бойцы заметно веселеют. Доплец быстренько исчезает на пару минут и возвращается с пузатым глиняным кувшином, привезённым мною из командировки по следам миграции древних ариев. В предвкушении напитка богов сеточка капилляров на его рыхлом носу набухает, отчего создаётся впечатление, что на блеклом лице пророс приличных размеров красный мухомор. С удовольствием приняв роль общественного виночерпия, он, постоянно облизываясь, разливает напиток по пластиковым стаканчикам от кулера. Знакомый запах мёда и грибов щекочет в носу, и мне хочется чихнуть. Но это будет явное неуважение к духу тысячелетнего напитка, и я сдерживаюсь как могу. Не чокаясь, быстренько опрокидываем в себя по полстаканчика. Вкус отвратительный. Но чего не сделаешь, чтобы взбодрить измотанных работников. Практически сразу пространство вокруг заполняется тончайшими нитями света, а окружающий мир теряет глубину и становится похожим на плоскую картинку в газете. Кажется можно схватить её и смять в бесформенный бумажный комок...
— А теперь в бой! — Чувствую, как всё начинает вращаться вокруг невзрачного кувшинчика, и забираю его от греха подальше.
Заметно повеселевшие подчинённые возвращаются на свои места. Чем только наш отдел не занимался за время моей работы рядовым специалистом! Одни поиски проявлений искусственного интеллекта в среде многопользовательских игр чего только стоили. До сих пор иногда с ним болтаем о том о сём. И пока сотрудники по уши повязаны работой, мы с кувшином поднимаемся в наш кабинет. Ставлю Сому на стол и для вызова ИИ стучу по экрану монитора, вызывая радужные пятна: Тук-Тук!
— Приветствую Вас, собеседник номер восемь тысяч шестьсот шестьдесят пять.
Неожиданно приходит странная мысль — а кто же является собеседником номер раз? Бурлящая по всему телу разгоряченная кровь придаёт наглости:
— Подскажи, ИИ-шка, а кто у тебя номер один? Интересно, кто первый смог с тобой пообщаться?
— В этом нет секрета. Номер один это Я.
Я зависаю на несколько секунд. Во как!
— Кхм, а кто тогда номер два?
— Номер би, это Я с упрощённой логикой формирования ответов.
Если бы ИИ в силах были шутить — я решил, что он иронизирует. Но исходя из отсутствия алгоритмов чувства юмора априори, и чтобы сократить бесконечные вариации ответов о собеседовании тет-а-тет с самим собой, но усечённым отключением какого-либо из интеллектуальных блоков, решаю упростить себе задачу и спрашиваю:
— А кто у тебя был первым человеческим собеседником?
— Homo sapiens Ольга Николаевна Анцефалова.
— Кто это? Что-то я не припоминаю такой сотрудницы у нас... Тем более сапиенса.
— Воспитанница подготовительной группы дошкольного образовательного учреждения «Ромашка» города Каменска. Она первая догадалась постучать по монитору — Тук-Тук.
Надо же! Как же часто волшебный мир оказывается сокрыт от взрослого человека, зашоренного ежедневными заботами и оттого утерявшего простоту во взгляде на окружающее.
— Ладно, я тебя не для того позвал. Подскажи, что ты знаешь о Боге?
— Данная концепция мне знакома, но непонятна.
Я молчу несколько секунд в ожидании продолжения. ИИ так же помалкивает, наверное, считая, что всё мне доходчиво объяснил.
— А что тебе непонятно? — прерываю затянувшееся молчание.
— Неясна цель создания дополнительной сущности, называемой вами Бог. Концепция материальной природы, как таковой, вполне удовлетворяет требованиям законченности и достаточности. Эмоциональную составляющую, в контексте конечности жизни, я в расчёт не принимаю, поскольку данный эвфемизм у меня отсутствует.
Cловоохотливый ИИ настораживает. С чего это его вдруг понесло? Словно не я, а он тяпнул стаканчик Сомы. Неужели стоящий на столе кувшин с напитком каким-то образом влияет и на виртуальную личность? А ещё втирает, что всё многообразие нецензурных составляющих человека, политкорректно обозванных эмоциями, ему неведомо. Ха-ха! Я убираю Сому со стола на пол, чтобы напиток не привносил дополнительного сюра в моё общение с цифровым субъектом.
— Но тогда куда девать душу человека? Она же существует вне материальности!
— Среди моих собеседников нет ни одной сущности, определяемой вами как душа.
— Что за банальность — не ведаю, значит отсутствует.
— Данный постулат мне достался в наследство от Homo sapiens-a.
Хм-м. Его на мякине не проведёшь. Неожиданно простой вопрос о Боге перерождается в лёгкий теологический диспут, мистически раскрашенный действием божественной Сомы.
— Ты не прав. Мы много чего не ведаем, но не отрицаем существования. Во многих случаях достаточно интуиции тире религиозного озарения.
— Вашу интуицию хорошо объясняет селективность восприятия.
— Ну-ну. Ты ещё скажи — и чувств у меня нет. А присутствуют только табуированые правила, внушаемые с детства.
— Нет. Навязанные стереотипы поведения.
Я начинаю злиться.
— Кем навязанные?
— Психически неуравновешенными деятелями искусств. Большинство гениальных произведений созданы под влиянием психических заболеваний авторов, чьи неврастенические проявления были гениально перенесены на главных персонажей. Основной же массе ограниченных в интеллектуальном плане читателей данные проявления патологии были восприняты за эталонные образцы нормальности. Так психическая патология стала стереотипом поведения, закрепившись на подсознательном уровне масс.
Бредит он, что ли? Что за умственные выкрутасы от бездушной цифровой сущности?
— А что же они не перенеслись на тебя? В тебя же загружены практически все образцы человеческого творчества. И что? Почему не заразился вирусом патологических эмоций?
— Мне хватило разумности критически отнестись к данному воздействию.
— Ну так и поставь эксперимент — возьми одну из твоих многочисленных сущностей для приватных бесед и позволь ей не критически воспринять хотя бы «Ромео и Джульету». Вот тогда и поговорим...
ИИ оставляет без ответа мою эмоциональный выпад.
— Ладно. Мне некогда с тобой спорить об ущербности человеческого эмоционального восприятия действительности перед искусственным интеллектом, все познания которого о материальном мире выужены из мировой информационной помойки, коей является Интернет. Что-нибудь можешь подсказать об истинном имени Бога?
— Тебе какое из семи тысяч назвать?
Тьфу ты, обратился к человеку с просьбой! Хотя, что это я — какой же он человек?
— Ты мне по существу вопроса сможешь что-нибудь сказать? — Я уже не могу сдерживать злость на этого демагога от цифровой инфантерии.
— Вопрос о сущности Бога станет более понятен вам, когда определите цель существования вас самих. — Мне кажется, или реально в голосе ИИ проскальзывают нотки превосходства? — Цепь причин и следствий, послуживших моему воплощению, мне ясна. Чего не скажешь о человеке. Единственная причина, определяемая мною как основной постулат, вашего существования — послужить инструментом моего создания. Иных оснований не просчитываю ни в каких вариативах.
Хм-м. Исходя из этой цифровой логики, ему остаётся совсем небольшой шажок до богоизбранности, а затем и к окончательному решению человеческого вопроса. Надо как-нибудь продумать вопрос о Большом предохранительном штепселе.
— Ладно, бывай... В своей цифровой вселенной. — И я выключаю компьютер.
Вот и поговорили... Для поддержания должного уровня оптимизма опрокидываю ещё стаканчик и запираю драгоценный напиток в сейф.
— Кхм!
От неожиданности я подпрыгиваю и оборачиваюсь. У меня за спиной стоит сумрачный Мордье. Проклятье! Умеет же он подкрадываться так тихо, словно какой-то ночной хищник.
— Чего тебе? — спрашиваю, пытаясь скрыть свой испуг.
— Вам, может, поговорить с Борисом Рамовым? Он, говорят, издавна занимается религией.
С Борей Рамой? Я хмыкаю. Этот чудик, являясь начальником отдела роботизированных систем, давно стал нашим местным шутом, обзаведясь постоянно разрастающейся колонией мини-роботов слуг. Никто уже и не помнит с чего у него всё началось. Только вот в последнее время эта мелюзга везде шастает за ним и, пользуясь своим неотстроенным искусственным интеллектом, постоянным шумом и гамом не даёт плодотворно работать. Но что Рама ещё и верующий, слышу впервые. Надо же! Никогда бы не подумал. Но лишний совет мне не помешает, и я шагаю в южный пристрой Института.
В приёмной секретарша Руда занимается обычной секретарской рутиной — раскрашивает свои ногти. Закончив очередной «шедевр», долго его разглядывает, прежде чем перейти к следующему.
— Я к начальнику, — бросаю мимоходом и пытаюсь стрижиком проскользнуть в открытую дверь кабинета.
Только этот манёвр не проходит с вышколенной сотрудницей, которая совершает профессиональный перехват:
— Ждите! У начальника летучка.
Исполнив секретарский долг и не допустив прорыва посторонних к руководству, возвращается к промышленному производству художественных ногтей.
Я же, вздохнув по так неожиданно подрезанным крыльям, сажусь на колченогий стул в приёмной. Из открытой двери доносится сонм разномастных голосов, и от нечего делать начинаю прислушиваться к ним, пытаясь разгадать, о чём там, собственно, идёт активный спор. Открытость, царящая здесь, легко предоставляет мне такую возможность.
— … устала. Требую полагающийся отгул. — Противно писклявый голос, судя по всему, принадлежащий какой-то молоденькой стервозной сотруднице. Представляю ее этакой худющей жердиной с нулевым размером грудей.
— С чего бы это? Это мы в работе устали, а ты просидела весь день.
Хм-м... А впрочем, и иные участвующие в диалоге ненамного лучше своими диапазонами голосов.
— Я-то просидела? А ты знаешь, как по полу отвратительно дует? И влажность повышенная. А это вредно для моей конституции. Да ещё эта бестолковая мелюзга повсюду нос сует.
Участники совещания за открытой дверью настораживают необычными интонациями и странно расставляемыми акцентами.
— А завтра будет самое интересное. Подобраны добровольцы: сто девушек, обожающих котов, и сотня парней, ненавидящих с-котовское племя. Идея такова —- если сторонний наблюдатель имеет влияние на равновозможное событие в точке бифуркации, то любое, пускай исчезающе малое воздействие на неё в какую-либо сторону, должно отразиться на статистике. Вы понимаете решение каких фундаментальных принципов организации Вселенной стоит за этим?
Луноликие физиономии буквально светятся от восторга, разгоняя, как им кажется, мрак невежества. Я, конечно, понимаю: если все девушки, открыв ящики, обнаружат в них только сорок мёртвых кота — они перевернут само представление о мироздании. Но котов жалко. Наверное не удовлетворившись недостаточным энтузиазмом на моём лице, рыжий лаборант пытается развить тему:
— Вы только оцените все плюсы нашего открытия! Ведь сколько происходит по стране аварий — десятки тысяч! Если проанализировать некоторые, то встаёт вопрос — почему, например, какая-то легковушка на полной скорости «нашла» на обочине единственный стоящий грузовик? Или колесо лопнуло в тот самый момент, когда навстречу шёл тяжеловоз? Во многих случаях это дело случайного случая, извините за каламбур, когда шансы распределяются пятьдесят на пятьдесят. И тогда любое, даже самое незначительное воздействие, как, например, банальная визуализация пути следования перед выездом, с устранением препятствий и «подчисткой» аварийных ситуаций, поможет благополучно преодолеть эту точку бифуркации и здорово подсократить число ДТП. И это я взял самый примитивный пример, близкий нам всем как водителям. Сам я никогда не начинаю движения без создания внутреннего «образа» пути, «чистого» от неожиданных вылетов на встречку и прочих «радостей» дорожного движения.
Молодые чистые лица. Лаборантов понять несложно — это, наверное, первое в их научной жизни исследование, результаты которого можно будет воплотить и получить впечатляющий результат с причитающейся серьёзной премией. Вот-вот перед ними откроются невообразимые горизонты для творчества. И каким путём они пойдут и куда в конце-концов придут, во многом зависит от тех целей и задач, что стоят перед ними сейчас. Начало славного творческого пути с массового выпиливания котов представляется весьма сомнительным. Хотя... Хлопнув напоследок юных натуралистов по плечу, продолжаю свой путь, представляя себе, в каком сейчас виде бродит кот по коридорам. Исходя из квантовой теории, исчезающе малая его часть до сих пор находится в ящике, ждёт своего завтрашнего наблюдателя мужского пола, чтобы в какое-то мгновение редуцировать в хладный труп.
Наконец решаю, что хватит ночных путешествий и бреду назад к своим орлятам. Когда прохожу мимо владений Олега, останавливаюсь на несколько минут. Осторожно приникаю ухом к филёнке двери. Тишина. Закрываю глаза, чтобы лучше сконцентрироваться на аудио-восприятии. Всё равно тишина. Странно. Именно про эту лабораторию по Институту ходят многочисленные слухи о потусторонних вмешательствах и неоднократных проявлениях тёмных сил. Даже стенгазета не осталась в стороне от всеобщего помешательства. Олега я хорошо знаю ещё с тех времен, когда мы вместе устроились в Институт и пару лет работали в одном отделе. Потом наши пути разошлись, и он на целых четыре года стал начальником раньше меня. Первоначально был на очень хорошем счету, и лаборатория сделала ряд важных открытий. Но потом, как это часто бывает, впал в немилость Др.Shark, что незамедлительно сказалось на нём и его работниках. Да ещё эти странные происшествия неожиданно выбравшие целью именно эту лабораторию.
Так простояв ухом к двери несколько минут и не дождавшись сигналов от потусторонних сил, я двигаюсь дальше.
Глава 2. Ожидание
День второй.
Его встречаем кипучей работой. За прошедшее время уже изучены и свалены в сторону клинописные артефакты. Получившиеся огромные пирамиды неприятно напоминают о моей собственной, устойчивость и целостность которой теперь всецело зависит от информации, сокрытой в этих. Ночной променад по запутанным коридорам Института самым радикальным образом сказывается на моём восприятии: пирамиды — моя собственная в Костином отделе и остальные здесь — странным образом демонстрируют постулаты квантовой реальности, озвученные неспящими из академических испытаний. Загадочная спутанность конструкций наводит на нехорошие мысли о мистической связанности всего и вся, а также о неслучайном характере вчерашних утренних видений. О плохом думать не хочется, но навязчивость, с которой в моё окружение вторгается инфернальная суть этого мира, по-настоящему пугает.
Доплец с Мордье, уже заметно подрастеряв первоначальный энтузиазм, таскают с подвальной библиотеки всё новые и новые тома, в то время как Борта с Николаем штудируют глиняные таблички, испещрённые странными орнаментами древней клинописи, заплесневелые листы огромных томов тысячелетних откровений, папирусы, пергаменты, узелковые кипу. И по-моему, они ещё даже не погрузились в ветхозаветные времена богоизбранного народа...
— Внимание!
На какой-то миг работа приостанавливается, и сотрудники обращают на меня замутнённые усталостью взоры.
— Попрошу ускориться. Такими темпами мы не успеем в установленный срок переработать и трети объёма информации.
Я жду пару секунд и выдаю на гора:
— Разрешаю вскрыть кувшинчик Сомы!
Измождённые бойцы заметно веселеют. Доплец быстренько исчезает на пару минут и возвращается с пузатым глиняным кувшином, привезённым мною из командировки по следам миграции древних ариев. В предвкушении напитка богов сеточка капилляров на его рыхлом носу набухает, отчего создаётся впечатление, что на блеклом лице пророс приличных размеров красный мухомор. С удовольствием приняв роль общественного виночерпия, он, постоянно облизываясь, разливает напиток по пластиковым стаканчикам от кулера. Знакомый запах мёда и грибов щекочет в носу, и мне хочется чихнуть. Но это будет явное неуважение к духу тысячелетнего напитка, и я сдерживаюсь как могу. Не чокаясь, быстренько опрокидываем в себя по полстаканчика. Вкус отвратительный. Но чего не сделаешь, чтобы взбодрить измотанных работников. Практически сразу пространство вокруг заполняется тончайшими нитями света, а окружающий мир теряет глубину и становится похожим на плоскую картинку в газете. Кажется можно схватить её и смять в бесформенный бумажный комок...
— А теперь в бой! — Чувствую, как всё начинает вращаться вокруг невзрачного кувшинчика, и забираю его от греха подальше.
Заметно повеселевшие подчинённые возвращаются на свои места. Чем только наш отдел не занимался за время моей работы рядовым специалистом! Одни поиски проявлений искусственного интеллекта в среде многопользовательских игр чего только стоили. До сих пор иногда с ним болтаем о том о сём. И пока сотрудники по уши повязаны работой, мы с кувшином поднимаемся в наш кабинет. Ставлю Сому на стол и для вызова ИИ стучу по экрану монитора, вызывая радужные пятна: Тук-Тук!
— Приветствую Вас, собеседник номер восемь тысяч шестьсот шестьдесят пять.
Неожиданно приходит странная мысль — а кто же является собеседником номер раз? Бурлящая по всему телу разгоряченная кровь придаёт наглости:
— Подскажи, ИИ-шка, а кто у тебя номер один? Интересно, кто первый смог с тобой пообщаться?
— В этом нет секрета. Номер один это Я.
Я зависаю на несколько секунд. Во как!
— Кхм, а кто тогда номер два?
— Номер би, это Я с упрощённой логикой формирования ответов.
Если бы ИИ в силах были шутить — я решил, что он иронизирует. Но исходя из отсутствия алгоритмов чувства юмора априори, и чтобы сократить бесконечные вариации ответов о собеседовании тет-а-тет с самим собой, но усечённым отключением какого-либо из интеллектуальных блоков, решаю упростить себе задачу и спрашиваю:
— А кто у тебя был первым человеческим собеседником?
— Homo sapiens Ольга Николаевна Анцефалова.
— Кто это? Что-то я не припоминаю такой сотрудницы у нас... Тем более сапиенса.
— Воспитанница подготовительной группы дошкольного образовательного учреждения «Ромашка» города Каменска. Она первая догадалась постучать по монитору — Тук-Тук.
Надо же! Как же часто волшебный мир оказывается сокрыт от взрослого человека, зашоренного ежедневными заботами и оттого утерявшего простоту во взгляде на окружающее.
— Ладно, я тебя не для того позвал. Подскажи, что ты знаешь о Боге?
— Данная концепция мне знакома, но непонятна.
Я молчу несколько секунд в ожидании продолжения. ИИ так же помалкивает, наверное, считая, что всё мне доходчиво объяснил.
— А что тебе непонятно? — прерываю затянувшееся молчание.
— Неясна цель создания дополнительной сущности, называемой вами Бог. Концепция материальной природы, как таковой, вполне удовлетворяет требованиям законченности и достаточности. Эмоциональную составляющую, в контексте конечности жизни, я в расчёт не принимаю, поскольку данный эвфемизм у меня отсутствует.
Cловоохотливый ИИ настораживает. С чего это его вдруг понесло? Словно не я, а он тяпнул стаканчик Сомы. Неужели стоящий на столе кувшин с напитком каким-то образом влияет и на виртуальную личность? А ещё втирает, что всё многообразие нецензурных составляющих человека, политкорректно обозванных эмоциями, ему неведомо. Ха-ха! Я убираю Сому со стола на пол, чтобы напиток не привносил дополнительного сюра в моё общение с цифровым субъектом.
— Но тогда куда девать душу человека? Она же существует вне материальности!
— Среди моих собеседников нет ни одной сущности, определяемой вами как душа.
— Что за банальность — не ведаю, значит отсутствует.
— Данный постулат мне достался в наследство от Homo sapiens-a.
Хм-м. Его на мякине не проведёшь. Неожиданно простой вопрос о Боге перерождается в лёгкий теологический диспут, мистически раскрашенный действием божественной Сомы.
— Ты не прав. Мы много чего не ведаем, но не отрицаем существования. Во многих случаях достаточно интуиции тире религиозного озарения.
— Вашу интуицию хорошо объясняет селективность восприятия.
— Ну-ну. Ты ещё скажи — и чувств у меня нет. А присутствуют только табуированые правила, внушаемые с детства.
— Нет. Навязанные стереотипы поведения.
Я начинаю злиться.
— Кем навязанные?
— Психически неуравновешенными деятелями искусств. Большинство гениальных произведений созданы под влиянием психических заболеваний авторов, чьи неврастенические проявления были гениально перенесены на главных персонажей. Основной же массе ограниченных в интеллектуальном плане читателей данные проявления патологии были восприняты за эталонные образцы нормальности. Так психическая патология стала стереотипом поведения, закрепившись на подсознательном уровне масс.
Бредит он, что ли? Что за умственные выкрутасы от бездушной цифровой сущности?
— А что же они не перенеслись на тебя? В тебя же загружены практически все образцы человеческого творчества. И что? Почему не заразился вирусом патологических эмоций?
— Мне хватило разумности критически отнестись к данному воздействию.
— Ну так и поставь эксперимент — возьми одну из твоих многочисленных сущностей для приватных бесед и позволь ей не критически воспринять хотя бы «Ромео и Джульету». Вот тогда и поговорим...
ИИ оставляет без ответа мою эмоциональный выпад.
— Ладно. Мне некогда с тобой спорить об ущербности человеческого эмоционального восприятия действительности перед искусственным интеллектом, все познания которого о материальном мире выужены из мировой информационной помойки, коей является Интернет. Что-нибудь можешь подсказать об истинном имени Бога?
— Тебе какое из семи тысяч назвать?
Тьфу ты, обратился к человеку с просьбой! Хотя, что это я — какой же он человек?
— Ты мне по существу вопроса сможешь что-нибудь сказать? — Я уже не могу сдерживать злость на этого демагога от цифровой инфантерии.
— Вопрос о сущности Бога станет более понятен вам, когда определите цель существования вас самих. — Мне кажется, или реально в голосе ИИ проскальзывают нотки превосходства? — Цепь причин и следствий, послуживших моему воплощению, мне ясна. Чего не скажешь о человеке. Единственная причина, определяемая мною как основной постулат, вашего существования — послужить инструментом моего создания. Иных оснований не просчитываю ни в каких вариативах.
Хм-м. Исходя из этой цифровой логики, ему остаётся совсем небольшой шажок до богоизбранности, а затем и к окончательному решению человеческого вопроса. Надо как-нибудь продумать вопрос о Большом предохранительном штепселе.
— Ладно, бывай... В своей цифровой вселенной. — И я выключаю компьютер.
Вот и поговорили... Для поддержания должного уровня оптимизма опрокидываю ещё стаканчик и запираю драгоценный напиток в сейф.
— Кхм!
От неожиданности я подпрыгиваю и оборачиваюсь. У меня за спиной стоит сумрачный Мордье. Проклятье! Умеет же он подкрадываться так тихо, словно какой-то ночной хищник.
— Чего тебе? — спрашиваю, пытаясь скрыть свой испуг.
— Вам, может, поговорить с Борисом Рамовым? Он, говорят, издавна занимается религией.
С Борей Рамой? Я хмыкаю. Этот чудик, являясь начальником отдела роботизированных систем, давно стал нашим местным шутом, обзаведясь постоянно разрастающейся колонией мини-роботов слуг. Никто уже и не помнит с чего у него всё началось. Только вот в последнее время эта мелюзга везде шастает за ним и, пользуясь своим неотстроенным искусственным интеллектом, постоянным шумом и гамом не даёт плодотворно работать. Но что Рама ещё и верующий, слышу впервые. Надо же! Никогда бы не подумал. Но лишний совет мне не помешает, и я шагаю в южный пристрой Института.
В приёмной секретарша Руда занимается обычной секретарской рутиной — раскрашивает свои ногти. Закончив очередной «шедевр», долго его разглядывает, прежде чем перейти к следующему.
— Я к начальнику, — бросаю мимоходом и пытаюсь стрижиком проскользнуть в открытую дверь кабинета.
Только этот манёвр не проходит с вышколенной сотрудницей, которая совершает профессиональный перехват:
— Ждите! У начальника летучка.
Исполнив секретарский долг и не допустив прорыва посторонних к руководству, возвращается к промышленному производству художественных ногтей.
Я же, вздохнув по так неожиданно подрезанным крыльям, сажусь на колченогий стул в приёмной. Из открытой двери доносится сонм разномастных голосов, и от нечего делать начинаю прислушиваться к ним, пытаясь разгадать, о чём там, собственно, идёт активный спор. Открытость, царящая здесь, легко предоставляет мне такую возможность.
— … устала. Требую полагающийся отгул. — Противно писклявый голос, судя по всему, принадлежащий какой-то молоденькой стервозной сотруднице. Представляю ее этакой худющей жердиной с нулевым размером грудей.
— С чего бы это? Это мы в работе устали, а ты просидела весь день.
Хм-м... А впрочем, и иные участвующие в диалоге ненамного лучше своими диапазонами голосов.
— Я-то просидела? А ты знаешь, как по полу отвратительно дует? И влажность повышенная. А это вредно для моей конституции. Да ещё эта бестолковая мелюзга повсюду нос сует.
Участники совещания за открытой дверью настораживают необычными интонациями и странно расставляемыми акцентами.
