Так было жарко, что несчастная кровать
Стонала. Словно ручейки навстречу
Текли тела, плясали тени, свечи
Сгорали в этот самый лучший вечер.
На следующее утро решили отправиться в город. Заброшенный, как и все здешние города.
Отправились впятером - Пончик, Грифель, Убийца гуляли всю ночь, и до утра так и не появились.
Ехать в повозке, запряженных рабами, было не очень комфортно - здешние дороги пришли в такую же негодность, как города. Листик уже пожалел, что так плотно позавтракал. Буря в его животе не давала покоя.
- И кто же они такие, виканы? Животные, люди? Сущности? - спросил он у штурмана, надеясь отвлечься.
- Никто не знает, капитан, - Рока вздохнул, - говорят, не бывает пустого места. Города опустели, кто-то в них должен жить - так появились виканы. Вроде, и люди, вроде и нет. Ростом с собачку, так, небольшую. А если вдруг наедятся, то вырастают, как человек, а может, и больше.
- Стало быть, сущности.
- Вроде. Но, возможно, все проще. Возможно, виканы - звери, похожие на людей. Как обезьяны. Только питаются страхом.
- Страхом? - Писарь встревожился.
- Представь себе, да.
- Я не совсем понимаю. Точнее, не понимаю совсем.
- Нуу... - продолжал штурман, - любые эмоции - запах. И если ты вдруг боишься, а темном безлюдном городе бояться несложно, виканы чувствуют. Они приближаются, на расстояние, то, которое нужно, и выпивают. Когда выпивают страх, то кажется - выпивают тебя. Ты холодеешь. Потом... Человек становится куклой, бесчувственной. Как будто со страхом его лишили всего, всех ощущений. Он не бежит от опасности.
- Это надолго?
- Ну, как сказать... Навсегда.
- Ого, - Листик присвистнул, - А если ты не боишься? Тебя же они не выпьют?
- Боятся обычно все. Страх - слишком глубокое, древнее чувство, как говорил мне знакомый демик.
- Демики.
- Те, что питаются знаниями. Читают книги в библиотеке так и питаются. Бывает, наедаются так, что тошнит, и знания лезут наружу, в виде бессвязного бреда.
- О...
- Демики далеко. Страна демиков даже дальше, чем Дальний город, на самом, на самом юге. Столь далеко, что там так же холодно, как на Северных островах.
- Но неужели на юге и холодно? - Листик нахмурился. Что кто-то питается чувствами там или знаниями, мозг принимал. Но то, что за жаркими странами - север, - за жаркими странами север?
- Не север, а юг.
- Это сложно... Ну хорошо, - Листик смотрел вперед. Дорога была прямая, как видно, каменная. Но при этом довольно узкая, почти как тропа. Видно, когда-то это была широкая мостовая, ведущая к оживленному городу городу, - давай вернемся к виканам. Виканы питаются страхом.
- Да.
- Они охотятся днем?
Рока кивнул:
- Днем и ночью. Ночью, пожалуй, чаще. Ночью клиентов поменьше, но эти клиенты жирнее.
- Кто же пойдет в темный заброшенный город.
- Бывает, что ходят. Это щекочет нервы, - Рока заулыбался, - как-то попал туда ночью. И все эти звуки, а в темноте слышишь отчетливо, тревожат куда сильнее, чем в темном лесу. В лесу можно увидеть, особенно в лунную ночь. Глаза. Или тень. Прикинуть размеры и расстояния. Что-то решить. Здесь - не получится. Тех, что следят за тобой, никогда не увидишь. Те, что следят за тобой - за стенами. Они тебя видят. И наблюдают.
- Виканы?
- Не только виканы. Не все же питаются страхом. Кто-то питается плотью.
Листик кивнул:
- С плотью куда опаснее. Если питаются страхом - это не страшно, - и замолчал, поняв, что сказал каламбур.
- Ты их не видел, - Рока вздохнул, - тех, кого выпивали. Я видел. Глаза стекленеют, лицо словно воск. И полное безразличие, ко всему. Ко... все... му, - штурман медленно повторил последнее и вздохнул, - это не люди, а тени. Общаться они не хотят, страдания, смех - их не трогают. Работают больше на рынке, все видят, считают прекрасно. Но ничего не хотят.
- Но если они работают, значит, хотят. Тех же денег.
- Это секрет, - Рока вздохнул третий раз, - денег хочется всем, даже тем, кому ничего больше не хочется.
Теперь вздохнули все.
Но больше не потому, что были согласны. Как оказалось, они, наконец, приехали. Рабы подняли повозку на горку, и оттуда раскинулся вид на тот самый заброшенный город, который они видели с палубы корабля.
Но видеть с палубы корабля, со стороны огромного моря - это одно, а оказаться внутри...
Казалось, они попали в гигантский ботанический сад, в котором расли деревья со всех уголков света. Или нет - это было больше похоже, как будто они уменьшились, раз этак в тысячу, и оказались в лесном подлеске.
- Сойдем же, друзья, - Рока, казалось, один не поддался тому оцепенению, которое охватило остальных.
Он спрыгнул на землю, грациозный, как кошка, которая первой вступает в жилище. И такой же, как кошка, беззаботный.
Рабы услышали, выгнули спины и стали себя выпрягать. Поспешно. Дорога их утомила. Но больше они опасались города, и мысль о том, что дальше идти не надо - взбодрила и заставила действовать быстро.
Потом хвостатые твари сбились в нестройную кучку, смотря на приезжих так же, как и тогда, когда команда сошла на берег.
И Листик вдруг понял, почему же у них такие серьезные лица, и тогда, и сейчас. Нет, рабы не боятся, не злятся. Рабы УВАЖАЮТ и преклоняются перед приезжими. Приезжие без хвостов, а, значит, гораздо выше, и лучше, и чище. И значит, им нужно служить. Как служат тем, у кого хвосты покороче, но те то греховны, пусть, но греховны, пусть меньше, но все же греховны, а эти бесхвосты, а значит, безгрешны.
Он понял это по позе - готовой спружинить, если попросят, и побежать исполнять поручение. Рабы внимательно слушали, чтобы исполнить желание тех, кто приплыл.
- Хвостатые и заросшие, - шепнул задумчиво Листик.
Рока услышал:
- Вы, капитан, не видали других. Тех, что живут в Джунглях-Джунглях, в самом сердце Южного материка. Чертята размером с кошку, цепкие, ловкие, с большими такими когтями.
- Люди?
- Конечно же, люди. Их ловят роррорцы, сажают в клетки и возят по городам. Те жмутся друг к дружке - и плачут, беззвучно. Дней через десять они умирают, их собирают, точнее сказать - подметают, жестким колючим веником, на большую лопату. А после бросают, куда-нибудь в яму. Как сор.
- Страшно, - Листик поежился, - роррорцы ужасный народ. Так поступать с людьми.
- Людьми?.. Капитан, это люди, - Рока вздохнул, - мы, люди Южного моря, все понимаем. Роррорцы... немного другие. Роррорцы, как бы сказать... Там, к югу от Солнечной, много народов, не только прыгучие. Я там бывал, в тех краях, и, знаете, капитан. Как бы сказать... Они не плохие, нет, просто другие. У них... отсутствует жалость. Напрочь. Я бы сказал, в чем-то роррорцы правы, жалость - прескверное чувство. Не в этом, конечно, случае.
- Но почему же прескверное?
- Когда жалешь... не знаю. Ты будто бы принижаешь того, кого пожалел, считаешь его кем-то ниже. Помогать хорошо, а жалеть...
Они проходили дом, заросший, будто террасы огромного сада. Команда смотрела в окна и пыталась хоть что-нибудь разглядеть. Движения, лица, жизнь
- А сами, роррорцы... какие?
- Роррорцы? Роррорцы обычные. Как ты или я. Высокие, смугловатые, но в целом - люди как люди.
- Но почему же прыгучие?
- В Рорроре и ты бы запрыгал. Там все становится легче. Двуручный огромный меч я поднимал безо всяких усилий, будто кинжал.
- Я что-то об этом слышал... И все-таки почему? Почему только там все становится легче?
- Не знаю, - штурман пожал плечами, - возможно, кто-то и знает.
- Чародеи из Дальнего?
- Да. У чародеев Система.
- Система?
- Система... Что говорит учение?
- Учение Вечных?
- Да, ваше Учение Вечных. Что есть некий колокол. Так?
- Нормальное распределение?
- Да. И все должно попасть в колокол, - штурман махнул рукой, прочертив полукруг.
- Не все. Есть отклонения, сигмы.
- Ну... Значит, Система - это когда нет отклонений. Совсем.
- Удивительно.
- Да, удивительно, - Рока ушел в раздумья.
"Последнее время он очень задумчивый" - Листик взглянул на штурмана.
И поежился. Город его пугал.
Но почему? Потому что виканы? Возможно, поэтому.
Но было что-то еще.
Листик вспомнил селения Острова, Медные Копи, где добывали медь. Руда исчезла, селения опустели. И обросли, почти также, как этот заброшенный город. Но этот город пугал, а селения - нет. Почему? Да, город зарос, гораздо больше, чем Медные Копи, да, он был больше и выше. Но все же причина в другом...
И Листик вдруг понял.
Здесь было тихо.
Убийственно тихо, мертвецки.
Ни птиц, ни животных. Ни звуков. Ни дальних, ни близких. Вообще никаких. Лишь поступь его команды.
И здания, как исполины сказочных баек о джунглях, лежащих к югу от Солнечной. Стояли, будто склонившись, и слушали. Как он слушали тишину, исполины слушали их.
Вдруг Вуди Рока остановился и поднял ладонь.
Листик остановился тоже.
Остановились все.
Тишина казалась пугающей.
- Возможно, мне показалось, - тихо промолвил Рока, после того, как как прислушался.
- Что показалось? - Писарь сглотнул.
- Что показалось? - сглотнул за Писарем Листик.
Штурман раскрыл ладонь. И начал ее сжимать, медленно-медленно
- Бычий пузырь, или свиной. Ты выпускаешь воздух, чуть-чуть. Пшшш... пшшш... пшшш... Что-то подобное издают и виканы.
Виканы...
Листик нахмурился. Нахмурились все.
Никто даже толком не знает, что это такое, зверье или призрак, когда появились. Может, виканы - проклятие, новое, страшное. Гораздо страшней предыдущих.
- Просто послышалось, - штурман пытался всех успокоить, - вспомнилось.
. Пройдя к полусгнившим дверям, обросшим каким-то мхом, Рока дернул за ручку.
Ручка осталась в руках.
- Нормально, - штурман разглядывал ручку, - Природа берет свое. На то она и природа. Когда-нибудь все сгниет, обрушится и превратитится в руины. Когда-нибудь все развалится. Ведь так говорит Учение? Капитан?
- Так говорит Учение Вечных, что ничего вечного нет.
- Природа лишь помогает Текущему, - продолжил за Листика Ухо.
Штурман отбросил ручку и дернул за дверь. Скрип резанул по нервам.
Пройдя разбитый порог, команда вошла в помещение.
Как оказалось, поросшими стены были не только снаружи. Внутри растительность просто перла из разных щелей. Она поглощала камень. Как будто, если захочет, природа поглотит и переварит все, что создано человеком, в мгновение ока. Но не спешит, жует основательно, жует и жует. Веками.
Листика поражали вещи, которые кто-то оставил. Каждая вещь как будто кричала, из прошлого. Кричала, чтобы ее услышали.
"Здесь был оживленный город".
"Здесь БЫЛ оживленный город".
"Здесь был ОЖИВЛЕННЫЙ город".
Громче кричали игрушки. Не мебель, не утварь, а почему-то игрушки. Повозки, лошадки, клоуны и всякие прочие куклы. Но почему? Возможно, в игрушках жила душа, того ребенка, который когда-то играл, но вот - дети выросли, других детей не было. Остались игрушки . И эти игрушки кричали.
Заросшие мхом половицы противно скрипели и прогибались. Казалось - сейчас они треснут, и ты провалишься. Но, глядя вниз, ты понимал, что те еще крепкие. Крепкие, но скрипучие.
О, если кто-то и был в этом доме, и этот кто-то о них не знал, теперь то он точно знает, так шумно они ходили.
- В Чертовой Пустоши часто делали башенки, - сказал Вуди Рока, когда они поднимались по лестнице, чьи ступеньки (с виду довольно шаткие) спиралью тянулись вверх.
- Первый этаж и башенка. Интересно.
- Да, капитан. Здесь жили люди не бедные. В Пустоши жили богатые люди, свободные, гордые.
- Как же они изменились, - Листик вспомнив тех самых рабов, что глядели им в рот, ожидая приказа.
- Время меняет всех. Время и обстоятельства.
- Время жестоко, - ответил Листик.
- Время жестоко, - Рока кианул
Веранда была просторной. По кругу стояли скамейки, а в центре - каменный стол. "Каменный стол". Листик присвистнул. На Острове эти столы были роскошью, у самых богатых торговцев и самых властных министров, тут же стояли в самом обычном доме.
Крышу держали колонны, покрытые чем-то цепким, вроде плюща. Здесь, на веранде, природа не пожирала, а украшала все то, что когда-то любили люди.
Сверху же этот город в плену у природы не угрожал, а скорее пленял путешественников.
- Здесь как-то уютнее, чем внизу, - сказал Листик.
- Ну, капитан, потому, что мы с вами дошли до верха - сверху никто не свалится, снизу никто не придет. Мы сами поднялись снизу, - Рока развел руками.
- Логично. Как бы ответил Грифель.
- Как бы ответил Грифель.
- Да, интересное место.
- Писарь напишет балладу, как только вернемся, - Рока смотрел на команду.
И замер.
Их было четверо.
Писарь остался внизу.
Его в нашли небольшой, когда то уютной комнатке. Возможно, она была детской.
Да, детской. В углу стояла кроватка, с постелью, удивительно чистой для этого места. Даже сомнительно чистой.
И у кроватки стоял Писарь.
В кроватке что-то лежало.
Может быть, кукла. Может...
Кремень хотел подойти, но Рока что-то шепнул, и тот отошел.
- Святой интеграл, - Листик глядел на кровать.
Нет, это младенец, раздетый. Ножки и ручки, все как обычно. Еще не окрепшее тельце.
Но голова...
С головой было страшно.
Носа, ушей и глаз - всего этого не было. Круглая, словно мяч, голова, круглая абсолютно, и где-то посередине ниточка. Тонкая и противная.
"Рот".
И голова как будто пульсировала.
- Святой интеграл, что же это? - Кремень почти закричал.
- Не с места. Стоять, - штурман раздвинул руки. Последнее слово он процедил.
- Что же это?
- Личинка викана. Личинки особо прожорливы.
- Но как же так? Мы не можем его оставить.
- Мы не можем. Но если сейчас подойдем.
Но боцман не слушал. Он оттолкнул Вуди Рока и бросился к Писарю.
И только приблизившись, встал, словно вкопанный. Позади.
- Еще одного потеряли, - штурман сказал это так, что Листику стало ясно - все очень плохо.
- Убить его можно?
- Убей, - Рока махнул головой в сторону камня.
И Листик вдруг понял, что не способен - настолько немощным стал. Коленки и руки дрожали.
Но камень он взял. И тут же выронил на пол.
" Но почему?"
- Викан излучает волны, - штурман как будто прочел его мысли, - они проникают в тело и ослабляют. Как взгдяд змеешейки.
- Но что-то же надо делать??
- Я думаю.
"Думаю, думаю, думаю..."
Листик услышал. "Пшшш... пшшш..."
Теперь не только одна голова - стало пульсировать тело. Оно наливалась соком, оно розовело. Как спелый фрукт наливается осенью.
- Есть чувства сильнее страха, - добавил Ухо, так тихо, что каждый услышал, - есть боль. Если нам будет больно, мы подойдём.
Штурман закрыл глаза:
- Кто же мы сделает больно? Мы же ослабли.
"Но что-то же надо делать..."
Внезапно личинка вздрогнула. Из головы, прямо в районе рта торчала игла, но для иглы слишком длинная.
"Это стрела".
- Это стрела, - сказал Листик.
И тут же увидел, как чуть ниже шеи в личинку влетела другая, потом третья, снова и снова. Стрелы пронзали тварь, и она извивалась. Как уж, если его придавить.
Из тела сочилась кровь, темная, почти черная. "Пшшш... пшшш" прекратилось. И вместо этого пшиканья услышал звуки, чем-то напоминавшие стон. Как будто стонал ребенок, которому делали больно. Сил плакать не было, и ребенок стонал.
Стонала. Словно ручейки навстречу
Текли тела, плясали тени, свечи
Сгорали в этот самый лучший вечер.
На следующее утро решили отправиться в город. Заброшенный, как и все здешние города.
Отправились впятером - Пончик, Грифель, Убийца гуляли всю ночь, и до утра так и не появились.
Ехать в повозке, запряженных рабами, было не очень комфортно - здешние дороги пришли в такую же негодность, как города. Листик уже пожалел, что так плотно позавтракал. Буря в его животе не давала покоя.
- И кто же они такие, виканы? Животные, люди? Сущности? - спросил он у штурмана, надеясь отвлечься.
- Никто не знает, капитан, - Рока вздохнул, - говорят, не бывает пустого места. Города опустели, кто-то в них должен жить - так появились виканы. Вроде, и люди, вроде и нет. Ростом с собачку, так, небольшую. А если вдруг наедятся, то вырастают, как человек, а может, и больше.
- Стало быть, сущности.
- Вроде. Но, возможно, все проще. Возможно, виканы - звери, похожие на людей. Как обезьяны. Только питаются страхом.
- Страхом? - Писарь встревожился.
- Представь себе, да.
- Я не совсем понимаю. Точнее, не понимаю совсем.
- Нуу... - продолжал штурман, - любые эмоции - запах. И если ты вдруг боишься, а темном безлюдном городе бояться несложно, виканы чувствуют. Они приближаются, на расстояние, то, которое нужно, и выпивают. Когда выпивают страх, то кажется - выпивают тебя. Ты холодеешь. Потом... Человек становится куклой, бесчувственной. Как будто со страхом его лишили всего, всех ощущений. Он не бежит от опасности.
- Это надолго?
- Ну, как сказать... Навсегда.
- Ого, - Листик присвистнул, - А если ты не боишься? Тебя же они не выпьют?
- Боятся обычно все. Страх - слишком глубокое, древнее чувство, как говорил мне знакомый демик.
- Демики.
- Те, что питаются знаниями. Читают книги в библиотеке так и питаются. Бывает, наедаются так, что тошнит, и знания лезут наружу, в виде бессвязного бреда.
- О...
- Демики далеко. Страна демиков даже дальше, чем Дальний город, на самом, на самом юге. Столь далеко, что там так же холодно, как на Северных островах.
- Но неужели на юге и холодно? - Листик нахмурился. Что кто-то питается чувствами там или знаниями, мозг принимал. Но то, что за жаркими странами - север, - за жаркими странами север?
- Не север, а юг.
- Это сложно... Ну хорошо, - Листик смотрел вперед. Дорога была прямая, как видно, каменная. Но при этом довольно узкая, почти как тропа. Видно, когда-то это была широкая мостовая, ведущая к оживленному городу городу, - давай вернемся к виканам. Виканы питаются страхом.
- Да.
- Они охотятся днем?
Рока кивнул:
- Днем и ночью. Ночью, пожалуй, чаще. Ночью клиентов поменьше, но эти клиенты жирнее.
- Кто же пойдет в темный заброшенный город.
- Бывает, что ходят. Это щекочет нервы, - Рока заулыбался, - как-то попал туда ночью. И все эти звуки, а в темноте слышишь отчетливо, тревожат куда сильнее, чем в темном лесу. В лесу можно увидеть, особенно в лунную ночь. Глаза. Или тень. Прикинуть размеры и расстояния. Что-то решить. Здесь - не получится. Тех, что следят за тобой, никогда не увидишь. Те, что следят за тобой - за стенами. Они тебя видят. И наблюдают.
- Виканы?
- Не только виканы. Не все же питаются страхом. Кто-то питается плотью.
Листик кивнул:
- С плотью куда опаснее. Если питаются страхом - это не страшно, - и замолчал, поняв, что сказал каламбур.
- Ты их не видел, - Рока вздохнул, - тех, кого выпивали. Я видел. Глаза стекленеют, лицо словно воск. И полное безразличие, ко всему. Ко... все... му, - штурман медленно повторил последнее и вздохнул, - это не люди, а тени. Общаться они не хотят, страдания, смех - их не трогают. Работают больше на рынке, все видят, считают прекрасно. Но ничего не хотят.
- Но если они работают, значит, хотят. Тех же денег.
- Это секрет, - Рока вздохнул третий раз, - денег хочется всем, даже тем, кому ничего больше не хочется.
Теперь вздохнули все.
Но больше не потому, что были согласны. Как оказалось, они, наконец, приехали. Рабы подняли повозку на горку, и оттуда раскинулся вид на тот самый заброшенный город, который они видели с палубы корабля.
Но видеть с палубы корабля, со стороны огромного моря - это одно, а оказаться внутри...
Казалось, они попали в гигантский ботанический сад, в котором расли деревья со всех уголков света. Или нет - это было больше похоже, как будто они уменьшились, раз этак в тысячу, и оказались в лесном подлеске.
- Сойдем же, друзья, - Рока, казалось, один не поддался тому оцепенению, которое охватило остальных.
Он спрыгнул на землю, грациозный, как кошка, которая первой вступает в жилище. И такой же, как кошка, беззаботный.
Рабы услышали, выгнули спины и стали себя выпрягать. Поспешно. Дорога их утомила. Но больше они опасались города, и мысль о том, что дальше идти не надо - взбодрила и заставила действовать быстро.
Потом хвостатые твари сбились в нестройную кучку, смотря на приезжих так же, как и тогда, когда команда сошла на берег.
И Листик вдруг понял, почему же у них такие серьезные лица, и тогда, и сейчас. Нет, рабы не боятся, не злятся. Рабы УВАЖАЮТ и преклоняются перед приезжими. Приезжие без хвостов, а, значит, гораздо выше, и лучше, и чище. И значит, им нужно служить. Как служат тем, у кого хвосты покороче, но те то греховны, пусть, но греховны, пусть меньше, но все же греховны, а эти бесхвосты, а значит, безгрешны.
Он понял это по позе - готовой спружинить, если попросят, и побежать исполнять поручение. Рабы внимательно слушали, чтобы исполнить желание тех, кто приплыл.
- Хвостатые и заросшие, - шепнул задумчиво Листик.
Рока услышал:
- Вы, капитан, не видали других. Тех, что живут в Джунглях-Джунглях, в самом сердце Южного материка. Чертята размером с кошку, цепкие, ловкие, с большими такими когтями.
- Люди?
- Конечно же, люди. Их ловят роррорцы, сажают в клетки и возят по городам. Те жмутся друг к дружке - и плачут, беззвучно. Дней через десять они умирают, их собирают, точнее сказать - подметают, жестким колючим веником, на большую лопату. А после бросают, куда-нибудь в яму. Как сор.
- Страшно, - Листик поежился, - роррорцы ужасный народ. Так поступать с людьми.
- Людьми?.. Капитан, это люди, - Рока вздохнул, - мы, люди Южного моря, все понимаем. Роррорцы... немного другие. Роррорцы, как бы сказать... Там, к югу от Солнечной, много народов, не только прыгучие. Я там бывал, в тех краях, и, знаете, капитан. Как бы сказать... Они не плохие, нет, просто другие. У них... отсутствует жалость. Напрочь. Я бы сказал, в чем-то роррорцы правы, жалость - прескверное чувство. Не в этом, конечно, случае.
- Но почему же прескверное?
- Когда жалешь... не знаю. Ты будто бы принижаешь того, кого пожалел, считаешь его кем-то ниже. Помогать хорошо, а жалеть...
Они проходили дом, заросший, будто террасы огромного сада. Команда смотрела в окна и пыталась хоть что-нибудь разглядеть. Движения, лица, жизнь
- А сами, роррорцы... какие?
- Роррорцы? Роррорцы обычные. Как ты или я. Высокие, смугловатые, но в целом - люди как люди.
- Но почему же прыгучие?
- В Рорроре и ты бы запрыгал. Там все становится легче. Двуручный огромный меч я поднимал безо всяких усилий, будто кинжал.
- Я что-то об этом слышал... И все-таки почему? Почему только там все становится легче?
- Не знаю, - штурман пожал плечами, - возможно, кто-то и знает.
- Чародеи из Дальнего?
- Да. У чародеев Система.
- Система?
- Система... Что говорит учение?
- Учение Вечных?
- Да, ваше Учение Вечных. Что есть некий колокол. Так?
- Нормальное распределение?
- Да. И все должно попасть в колокол, - штурман махнул рукой, прочертив полукруг.
- Не все. Есть отклонения, сигмы.
- Ну... Значит, Система - это когда нет отклонений. Совсем.
- Удивительно.
- Да, удивительно, - Рока ушел в раздумья.
"Последнее время он очень задумчивый" - Листик взглянул на штурмана.
И поежился. Город его пугал.
Но почему? Потому что виканы? Возможно, поэтому.
Но было что-то еще.
Листик вспомнил селения Острова, Медные Копи, где добывали медь. Руда исчезла, селения опустели. И обросли, почти также, как этот заброшенный город. Но этот город пугал, а селения - нет. Почему? Да, город зарос, гораздо больше, чем Медные Копи, да, он был больше и выше. Но все же причина в другом...
И Листик вдруг понял.
Здесь было тихо.
Убийственно тихо, мертвецки.
Ни птиц, ни животных. Ни звуков. Ни дальних, ни близких. Вообще никаких. Лишь поступь его команды.
И здания, как исполины сказочных баек о джунглях, лежащих к югу от Солнечной. Стояли, будто склонившись, и слушали. Как он слушали тишину, исполины слушали их.
Вдруг Вуди Рока остановился и поднял ладонь.
Листик остановился тоже.
Остановились все.
Тишина казалась пугающей.
- Возможно, мне показалось, - тихо промолвил Рока, после того, как как прислушался.
- Что показалось? - Писарь сглотнул.
- Что показалось? - сглотнул за Писарем Листик.
Штурман раскрыл ладонь. И начал ее сжимать, медленно-медленно
- Бычий пузырь, или свиной. Ты выпускаешь воздух, чуть-чуть. Пшшш... пшшш... пшшш... Что-то подобное издают и виканы.
Виканы...
Листик нахмурился. Нахмурились все.
Никто даже толком не знает, что это такое, зверье или призрак, когда появились. Может, виканы - проклятие, новое, страшное. Гораздо страшней предыдущих.
- Просто послышалось, - штурман пытался всех успокоить, - вспомнилось.
. Пройдя к полусгнившим дверям, обросшим каким-то мхом, Рока дернул за ручку.
Ручка осталась в руках.
- Нормально, - штурман разглядывал ручку, - Природа берет свое. На то она и природа. Когда-нибудь все сгниет, обрушится и превратитится в руины. Когда-нибудь все развалится. Ведь так говорит Учение? Капитан?
- Так говорит Учение Вечных, что ничего вечного нет.
- Природа лишь помогает Текущему, - продолжил за Листика Ухо.
Штурман отбросил ручку и дернул за дверь. Скрип резанул по нервам.
Пройдя разбитый порог, команда вошла в помещение.
Как оказалось, поросшими стены были не только снаружи. Внутри растительность просто перла из разных щелей. Она поглощала камень. Как будто, если захочет, природа поглотит и переварит все, что создано человеком, в мгновение ока. Но не спешит, жует основательно, жует и жует. Веками.
Листика поражали вещи, которые кто-то оставил. Каждая вещь как будто кричала, из прошлого. Кричала, чтобы ее услышали.
"Здесь был оживленный город".
"Здесь БЫЛ оживленный город".
"Здесь был ОЖИВЛЕННЫЙ город".
Громче кричали игрушки. Не мебель, не утварь, а почему-то игрушки. Повозки, лошадки, клоуны и всякие прочие куклы. Но почему? Возможно, в игрушках жила душа, того ребенка, который когда-то играл, но вот - дети выросли, других детей не было. Остались игрушки . И эти игрушки кричали.
Заросшие мхом половицы противно скрипели и прогибались. Казалось - сейчас они треснут, и ты провалишься. Но, глядя вниз, ты понимал, что те еще крепкие. Крепкие, но скрипучие.
О, если кто-то и был в этом доме, и этот кто-то о них не знал, теперь то он точно знает, так шумно они ходили.
- В Чертовой Пустоши часто делали башенки, - сказал Вуди Рока, когда они поднимались по лестнице, чьи ступеньки (с виду довольно шаткие) спиралью тянулись вверх.
- Первый этаж и башенка. Интересно.
- Да, капитан. Здесь жили люди не бедные. В Пустоши жили богатые люди, свободные, гордые.
- Как же они изменились, - Листик вспомнив тех самых рабов, что глядели им в рот, ожидая приказа.
- Время меняет всех. Время и обстоятельства.
- Время жестоко, - ответил Листик.
- Время жестоко, - Рока кианул
Веранда была просторной. По кругу стояли скамейки, а в центре - каменный стол. "Каменный стол". Листик присвистнул. На Острове эти столы были роскошью, у самых богатых торговцев и самых властных министров, тут же стояли в самом обычном доме.
Крышу держали колонны, покрытые чем-то цепким, вроде плюща. Здесь, на веранде, природа не пожирала, а украшала все то, что когда-то любили люди.
Сверху же этот город в плену у природы не угрожал, а скорее пленял путешественников.
- Здесь как-то уютнее, чем внизу, - сказал Листик.
- Ну, капитан, потому, что мы с вами дошли до верха - сверху никто не свалится, снизу никто не придет. Мы сами поднялись снизу, - Рока развел руками.
- Логично. Как бы ответил Грифель.
- Как бы ответил Грифель.
- Да, интересное место.
- Писарь напишет балладу, как только вернемся, - Рока смотрел на команду.
И замер.
Их было четверо.
Писарь остался внизу.
Его в нашли небольшой, когда то уютной комнатке. Возможно, она была детской.
Да, детской. В углу стояла кроватка, с постелью, удивительно чистой для этого места. Даже сомнительно чистой.
И у кроватки стоял Писарь.
В кроватке что-то лежало.
Может быть, кукла. Может...
Кремень хотел подойти, но Рока что-то шепнул, и тот отошел.
- Святой интеграл, - Листик глядел на кровать.
Нет, это младенец, раздетый. Ножки и ручки, все как обычно. Еще не окрепшее тельце.
Но голова...
С головой было страшно.
Носа, ушей и глаз - всего этого не было. Круглая, словно мяч, голова, круглая абсолютно, и где-то посередине ниточка. Тонкая и противная.
"Рот".
И голова как будто пульсировала.
- Святой интеграл, что же это? - Кремень почти закричал.
- Не с места. Стоять, - штурман раздвинул руки. Последнее слово он процедил.
- Что же это?
- Личинка викана. Личинки особо прожорливы.
- Но как же так? Мы не можем его оставить.
- Мы не можем. Но если сейчас подойдем.
Но боцман не слушал. Он оттолкнул Вуди Рока и бросился к Писарю.
И только приблизившись, встал, словно вкопанный. Позади.
- Еще одного потеряли, - штурман сказал это так, что Листику стало ясно - все очень плохо.
- Убить его можно?
- Убей, - Рока махнул головой в сторону камня.
И Листик вдруг понял, что не способен - настолько немощным стал. Коленки и руки дрожали.
Но камень он взял. И тут же выронил на пол.
" Но почему?"
- Викан излучает волны, - штурман как будто прочел его мысли, - они проникают в тело и ослабляют. Как взгдяд змеешейки.
- Но что-то же надо делать??
- Я думаю.
"Думаю, думаю, думаю..."
Листик услышал. "Пшшш... пшшш..."
Теперь не только одна голова - стало пульсировать тело. Оно наливалась соком, оно розовело. Как спелый фрукт наливается осенью.
- Есть чувства сильнее страха, - добавил Ухо, так тихо, что каждый услышал, - есть боль. Если нам будет больно, мы подойдём.
Штурман закрыл глаза:
- Кто же мы сделает больно? Мы же ослабли.
"Но что-то же надо делать..."
Внезапно личинка вздрогнула. Из головы, прямо в районе рта торчала игла, но для иглы слишком длинная.
"Это стрела".
- Это стрела, - сказал Листик.
И тут же увидел, как чуть ниже шеи в личинку влетела другая, потом третья, снова и снова. Стрелы пронзали тварь, и она извивалась. Как уж, если его придавить.
Из тела сочилась кровь, темная, почти черная. "Пшшш... пшшш" прекратилось. И вместо этого пшиканья услышал звуки, чем-то напоминавшие стон. Как будто стонал ребенок, которому делали больно. Сил плакать не было, и ребенок стонал.
