Если первое время, пробуя блюда, команда кивала: "Пончик старается, да, старается Пончик", и, пускай даже нехотя, но съедала положенное, то теперь не съедала, а кушала. С удовольствием. Говорить приходилось уже о призвании, том самом Призвании, которое так не любили в Учении Вечных.
Но в море свои законы, и то, что на суше считалось ересью, преображалось и становилось каноном.
В этот раз повар решил удивить еще больше. К югу от Солнечной расположено много различных стран, есть и пустыни, а в этих пустынях водятся странные существа - что-то вроде помеси рака и таракана, а может быть, паука. При том это странное существо имело и хвост, весьма неприятный, загнутый, будто рогалик. Вперед. На конце находилась игла, с мешочком, в мешочке был яд. Звали существ скорпионами.
На рынке нижней Ассуны (зловонном и многолюдном месте) их продавали в коробках, по многу. А значит, были места, где эти твари плодились, как тараканы в харчевне. Воображение Листика рисовало мерзкие сцены, но, стоя на рынке, парень смотрел на Писаря, и понимал, что плотника крутит - тот был впечатлительным.
Стоили те скорпионы дешево. Пончик купил, наверно, полсотни, чем, надо сказать, удивил всю команду, за исключением, может, Убийцы - удивляться тот не умел. Никто не хотел их есть, не потому что они ядовиты - хвост отрубали, а потому что мерзко. Однако со временем все согласились, Пончик забрал коробку и вынес наверх.
И тут же Тулуп закричал:
- Земля!
Повар остановился. Остановилось всё - ноги, взгляд, даже шарф перестал развиваться. Руки ослабли, коробка упала. Её содержимое разбежалось.
Но парень как будто не видел, все его чувства стремились туда - куда смотрела команда.
Наконец вскинул руки и закричал:
- Земля! Земля! Землянюшечка! Ну наконец, наконец! Отдохнем и душой, и телом!
- И телом... - кивнул Вуди Рока, который стоял, скрестив руки. Потом улыбнулся, - пойдем, капитан, тут есть на что посмотреть.
Команда сбежалась на нос, и смотрела на берег, уже не далёкий, туманный, а близкий. Большие отвесные камни и зелень, которой они обросли.
- Здесь нет голых скал. Здесь так плодородно, что скалы покрыты травой... - сказал капитан, - и даже кустарником.
- Нет, - штурман вздохнул, - смотрите.
"Веточка" приближалась. Пончик плясал от восторга. Листик пытался понять и увидеть.
Но первым увидел Писарь.
- Это не скалы, - он произнес это медленно и печально, но в то же время восторженно, как только один и умел, - это город, покрытый лесом.
- Плененный лесом, - поправил Рока, - здесь давно никто не живет, и природа взяла свое. Когда-то на берегу стоял город, прекрасный портовый город, шумный и населенный, когда-то, когда еще не было этих проклятий. Но... боги, они обижаются. Боги как люди.
- Но только обиды богов стоят дороже, - Писарь с печалью смотрел на берег.
- Да, дорогой, - Рока простер свою руку, ветер трепал рукава белочнежной рубашки. Штурман всегда одевался строго - верх белый, низ черный, все время меняя одежду, но одевался он одинаково. Как будто бы прихоть, а, может быть, стиль - стиль лучшего штурмана юга.
- Там, - повторил Вуди Рока, - когда-то был город, море людей.
- Но море людей отхлынуло, - продолжил за штурмана Писарь. Казалось, сейчас он возьмет свою лютню и заиграет. Но ветер играл волосами, а парень стоял и смотрел.
И Листик смотрел. И видел - огромные башни, зеленые от травы, покрывшей их полностью, большие дома, из окон которых тянулся плющ. Крыши-сады. Башенки, домики - эти увидеть было непросто - настолько они заросли.
Издалека будто и правда - скалы, покрытые лесом.
- Мы подплывем?- спросил он у Рока.
- Зачем? Там никто не живет. Давно не живет. Мы ищем людей, не так ли?
- Но где эти люди?
- Их мало. Они здесь, рядом с морем, не в глубине. В глубине, в местах доживания, старики. А молодые уходят к морю.
- Прекрасные молодые девахи, - Пончик прижал руки к сердцу. Ветер терзал его длинный цветастый шарф.
- Волосатые и с хвостом? - Листик смутился.
- Ну почему волосатые? Так, немного. А хвостик - он не мешает.
Пончик хихикнул.
- Люди, они такие - если уж что-то меняется, ищут виновных. Понятно, что виноваты те самые, что обижали богинь. Но тех уже нет, не найдешь. время идет, исправлять что-то надо. Какую-то надо строить систему, новую, если все поменялось, - штурман взглянул на Листика. Тот понимал, - и решили, что те, у кого хвост длиннее, не важно - деваха ты, парень, виновны как будто бы больше, и, значит, служат всем тем, у кого хвост короче.
- Печально.
- Печально?? Да это прекрасно! - Пончик плясал, - иноземных парней, без хвостов, обожают. Да, Рока, да? - повар смотрел на штурмана. В глазах блестел огонек, щеки смеялись. Да так, что казалось, что, казалось, лопнут от счастья.
Штурман смотрел на повара:
- Дорогой. Да, да и да. Тебя будут любить.
- Да, да и да!
- Здешние женщины любят приезжих, не потому что у них нет хвостов, и статус как будто бы выше. Точнее, не только поэтому. Ходит легенда, что скоро появится тот, кто сломает проклятие, первое и второе - мужчина, живущий по ту сторону моря. Славный, веселый и добрый.
- Как Пончик, - сказал капитан. Так тихо, что повар не слышал.
- Как Пончик, - ответил штурман. И улыбнулся.
- Потому он и радуется?
- Да, - Роки выдохнул, - Мне этот парень нравится. После стольких походов, всего, что случилось... приелось. Все знаю, все пробовал, ничто не цепляет. А Пончик - такой жизнерадостный, все то ему интересно, всему удивляется. Я вспоминаю себя, вспоминаю то время, когда вышел в море. Впервые.
Берег был пуст. Города, поселки, большие и маленькие, их было много, и все они были брошены. Большая страна казалась пустыней. Вернее, пустошью. Чертовской, но почему-то приятной.
Пончик сумел взять себя в руки, перестав созерцать дальний берег, бегал по палубе, заглядывал в разные щели, вылавливал скорпионов.
Потом приготовил суп. И никто не поморщился, не поморщился даже Писарь - суп оказался вкусным.
- Ведь, в сущности, скорпионы почти как раки, да и по вкусу похоже, - сказал капитан, - спасибо нашему повару.
Пончик прижал руки к сердцу:
- Мой капитан, как приятно. Такие слова, капитан. Мы посетим эту пустошь, я изучу местную кухню, и, знаете, я вас порадую чем-нибудь вкусненьким.
- Даа, - Писарь уплыл в своих мыслях, - как много животных из мифов, и вот одного мы попробовали. Что дальше - виканы и змеешейки? А может, циисы?
- Нет, - усмехнулся Рока, - на север мы не плывем. Да и циисы - они же разумны. Как есть того, кто разумен?
- Разумны? - Писарь задумался, - драконы - я думаю, тоже. Драконов мы не попробуем.
Грифель зашелся смехом.
- Разумны и неразумны. Ох, насмешил. Драконов... Он хочет убить дракона - огромное существо, которого НЕТ. Гляди - альбатрос, - критик казал пальцем вверх, - ты видишь, какие крылья? Вот это крылья! А он не большой. Он маленький. Если крылья обрезать, - Грифель сделал движение рукой, как будто бы он мясник, - на площади Вечных, помнишь? Один дурак хотел полететь. И что, полетел? Упал и разбился, на крыльях длиной с колокольню. Колокольню Нормального распределения! Дракон. Размером с корабль. Ага, полетит...
Писарь смутился:
- Возможно, ты прав. Но скорпионы же есть. А это твари из мифов.
- "Но скорпионы же есть", - Грифель сплюнул, - скорпионы - рачки, только пустынные. Животина вполне себе животина. А драконы там, змеешейки с двумя головами, виканы, что кушают страх, тем более призраки и циисы - всё это бред.
- Но это красивый бред, - Писарь глянул на боцмана. Словно искал поддержки.
- Там что-то горит, - боцман встал в полный рост и, прищурясь, смотрел на берег.
- Ух ты ж, - Рока поднялся, - похоже, костер. Дым слишком тонкий, направленный.
Пончик вскочил. И побежал, на самый нос корабля. За ним, укутавшись в плащ, еще ухмыляясь, вышагивал Грифель.
- Пойдем, капитан, - Рока смотрел на Листика, - костер разожгли для нас.
Листик поднялся, надо сказать, весьма разомлевший.
Как только корабль приблизился, стали видны детали.
Огромный костер, а рядом стояли люди, держа полотно, огромное, удивительное. Удивительное потому что на том плакате были написаны - нет, никакие не формулы, не рисунки. На плакате стояли буквы, стояли в ряд, слово к слову. Что было странно - звукобуквенный знали немногие, а среди моряков, возможно, никто. И так было всюду - на Острове, в Солнечной, на Северных островах.
"Лучше бы рисовали рисунки" - подумал Листик. В то время как Пончик плясал. Буквально плясал от радости:
- Девульки! Девчата! Девушечки!
- Писарь, ты изучал звукобуквенный. Как успехи?
- Я изучаю, - парень смотрел на плакат, - это сложно.
И вздохнул, так глубоко, протяжно, что Листик понял, нет - Листик знал, что звукобуквенный - вещь препротивная.
- Но я мечтаю однажды ему научиться, - добавил Писарь, словно беря в кавычки последнюю мысль капитана.
- Так, может, прочтешь? - Листик с надеждой смотрел на парня.
- Что-то... Возможно... Д. О... Бэ... Дэобэ... Рэ.О... Уффф.
- Это непросто. Я понимаю, - Листик вздохнул.
- Вроде Дэбрэ о пэжлэ...
- Добро пожаловать, - подсказал Грифель.
И усмехнулся.
- Ты умеешь читать? - спросил капитан.
- Нет, просто это логично.
Да, Листик помнил, как бросилась на него Росинка, после того, как его завалило в штольне. Как повисла на шее, когда он, здоровый и невредимый, но ослабевший, валился с ног.
Но парень был рад, потому что это была Росинка. Одна.
Теперь же их облепило с полсотни разгоряченных девах - весь молодой фонд когда-то огромной страны.
Возможно, их было меньше. Ну да, конечно же меньше.
Но они так кричали, толкались, так обнимали и щупали, что нет, пожалуй, он не ошибся - их было с полсотни.
Не все молодые, были постарше, но, в общем, девахи красивые - пустошки (так называл их Рока) следили за телом, ведь все они ждали мужчину, того мужчину, который освободит и отгонит проклятия.
Мужчины, стояли чуть поодаль, кучкой. Мужчины были не рады. Мужчины хмурились. Ведь появились невесть кто, невесть откуда, и все их девахи сбежались к ним. Но эти невесть откуда не имели хвостов, значит, стояли выше, гораздо выше их в иерархии чертовски приятной пустоши, а, значит, и недовольство можно выражать только молча.
Да, девахи были что надо. Спелые, сочные. Полураздетые. Их так хотелось взять и раздеть - окончательно. Но, думая так, капитан вспоминал о Росинке, и мысли его пленяло то чувство, которое люди считают лучшим, самым прекрасным чувством на свете.
Пончик смеялся, девахи смеялись с ним, им было весело. Гарем уходил, все дальше и дальше. Им было так славно, так весело, словно они были созданы друг для друга - Пончик, девахи. Девахи, Пончик.
Листик шел берегом, погрузившись в далекие мысли. Он вспоминал, как смялась Росинка, как щекотала его по утрам, как кусала за нос. Ему так хотелось к ней прикоснуться, хотелось ее притянуть, тело к телу...
Он уселся на камень. И не заметил, что рядом кто-то сидит.
- Ухо, ты здесь? - Листик очнулся, - я думал, ты тоже ушел. С девахами.
- Да, капитан. Я было ушел. Но подумал, что будто терзаться все время. Они хотят семя. Но если я стану отцом? Я буду потом беспокоиться, переживать, и после вернусь, обязательно. Я не смогу не вернуться.
- Вряд ли, - Листик закинул камешек, - как объяснил Вуди Рока, дети рождаются редко, особенно от приезжих. Вероятность стремится к нули, сказал бы наш пастор.
- А как же легенда?
- Легенда? Вот Грифель не верит в легенды.
- И все таки, капитан. Легенды однажды сбываются.
- Раз в тысячу лет. Возможно. Хотя... - Листик смотрел на море, точнее, за море, как будто хотел что-то видеть, - я тоже вот не пошел. И это Росинка. Как вспомню первую ночь. Она меня укусила, за шею. Взяла и набросилась: "я тебя съем". Я приготовился к боли, а тут, - парень сглотнул, - не укус, а просто касание, зубками. Как приятно, как щекотно - Листик задумался, - это, знаешь, как кошка, которая гладит тебя своими подушечками, за которыми спрятаны коготки. И ты все ждешь, что она их выпустит, а кошка мурлычит и гладит. Росинка...
В доме сидело трое. Кремень стоял у окна и беседовал с Писарем. Вуди сидел, развалившись, и что-то жевал.
- О, капитан. Вы не пошли за утехами? - штурман кивнул в окно.
- Да, не пошел. Вы, гляжу, тоже.
- Ну, я-то я, - Рока заложил руки за голову, - знаете, капитан, я дал обет одной дамочке. Она, видите ли... Угощайтесь, - он протянул кулек.
- Что это?
- Фэшки. Что-то вроде семечек этих мест. Но только это не семечки. Это такие... кузнечики, скажем так.
- Я раньше не ел кузнечиков, - Листик поморщился.
- Ну это совсем не кузнечики. Эти вкусные. Попробуйте, - Рока придвинул кулек чуть поближе.
- Их слишком солят. А так - они вкусные, - Ухо взял из кулька.
- Ладно. Потом, - сказал Листик, - расскажите лучше о дамочке.
- Дамочке? - штурман задумался. На секунду, - она мне сказала, что я тащусь за любой. Что я высовываю свой мускулистый язык, чтобы раздвинуть губы и сделать приятное каждой.
- И?
- Это не так, - Рока слегка покраснел, - я же туда не пошел, - он кивнул на окно, за которым слышались крики.
- Вы цените эту дамочку?
- Какое имеет значение? - штурман казался взволнованным. Вуди Рока, обычно такой хладнокровный, - Давайте поговорим о хорошем. А лучше сыграем. Эй, Писарь! Сыграй что-нибудь вдохновляющее. Пускай у них весело, у нас будет лучше!
Парень достал свою лютню:
- Я знаю одну балладу...
- К чертям из тринадцатой бездны баллады! МУЗЫКУ!
Боцман слегка улыбнулся:
- Бусинка.
Писарь кивнул.
И затянул песню о Бусинке, песню, знакомую каждому.
Послушай, добрый люд, послушай мой рассказ
О Бусинке готов я петь немало раз.
Девахи красивей не видел этот свет.
Девахи красивей на этом свете нет.
Таков ответ.
К ней сватался стратег, к ней сватался моряк,
Уставший рудокоп, изнеженный тюфяк.
Вставали под окно. Но ветер мимо трав.
Любила карлика горбатого, чей став
Кривее, чем бурав.
Тот карлик, вечно хмур, да глуп, да ростом мал,
Она в слезах, он слезы выпивал.
“Ну, ладно, - говорит, - раз любишь, будет так.
Останусь я с тобой”. А сам сбежал, дурак.
С уродиной в кабак.
И тут судьба как вдруг шепнула ей - давай,
Вот счастье, вот придет, смотри, не прозевай.
Торговец молодой, что брал столичных дам,
Лишь только посмотрев,
Упал к ее ногам.
Сказала: Вам я дам.
Высок, как тополь, муж, и злато в сундуках,
Глаза — как мед, и власть в его руках.
А выбрал он её — не за приданое и двор,
А выбрал он её - за сердце доброе и тихий разговор.
Купалась Бусинка в богатстве, как в росе,
Но в сердце тень— и, значит, быть тоске.
Судьба - лиса. И вот одной порой
Встречает карлика, и - в ноги: “Милый мой”
Но хрюкнул тот в ответ, сбежав к себе домой.
В свинарник свой.
Лишь пятки в пыль.
А Бусинка - в карету. Вбежала к мужу. Жадно целовать.
Но в море свои законы, и то, что на суше считалось ересью, преображалось и становилось каноном.
В этот раз повар решил удивить еще больше. К югу от Солнечной расположено много различных стран, есть и пустыни, а в этих пустынях водятся странные существа - что-то вроде помеси рака и таракана, а может быть, паука. При том это странное существо имело и хвост, весьма неприятный, загнутый, будто рогалик. Вперед. На конце находилась игла, с мешочком, в мешочке был яд. Звали существ скорпионами.
На рынке нижней Ассуны (зловонном и многолюдном месте) их продавали в коробках, по многу. А значит, были места, где эти твари плодились, как тараканы в харчевне. Воображение Листика рисовало мерзкие сцены, но, стоя на рынке, парень смотрел на Писаря, и понимал, что плотника крутит - тот был впечатлительным.
Стоили те скорпионы дешево. Пончик купил, наверно, полсотни, чем, надо сказать, удивил всю команду, за исключением, может, Убийцы - удивляться тот не умел. Никто не хотел их есть, не потому что они ядовиты - хвост отрубали, а потому что мерзко. Однако со временем все согласились, Пончик забрал коробку и вынес наверх.
И тут же Тулуп закричал:
- Земля!
Повар остановился. Остановилось всё - ноги, взгляд, даже шарф перестал развиваться. Руки ослабли, коробка упала. Её содержимое разбежалось.
Но парень как будто не видел, все его чувства стремились туда - куда смотрела команда.
Наконец вскинул руки и закричал:
- Земля! Земля! Землянюшечка! Ну наконец, наконец! Отдохнем и душой, и телом!
- И телом... - кивнул Вуди Рока, который стоял, скрестив руки. Потом улыбнулся, - пойдем, капитан, тут есть на что посмотреть.
Команда сбежалась на нос, и смотрела на берег, уже не далёкий, туманный, а близкий. Большие отвесные камни и зелень, которой они обросли.
- Здесь нет голых скал. Здесь так плодородно, что скалы покрыты травой... - сказал капитан, - и даже кустарником.
- Нет, - штурман вздохнул, - смотрите.
"Веточка" приближалась. Пончик плясал от восторга. Листик пытался понять и увидеть.
Но первым увидел Писарь.
- Это не скалы, - он произнес это медленно и печально, но в то же время восторженно, как только один и умел, - это город, покрытый лесом.
- Плененный лесом, - поправил Рока, - здесь давно никто не живет, и природа взяла свое. Когда-то на берегу стоял город, прекрасный портовый город, шумный и населенный, когда-то, когда еще не было этих проклятий. Но... боги, они обижаются. Боги как люди.
- Но только обиды богов стоят дороже, - Писарь с печалью смотрел на берег.
- Да, дорогой, - Рока простер свою руку, ветер трепал рукава белочнежной рубашки. Штурман всегда одевался строго - верх белый, низ черный, все время меняя одежду, но одевался он одинаково. Как будто бы прихоть, а, может быть, стиль - стиль лучшего штурмана юга.
- Там, - повторил Вуди Рока, - когда-то был город, море людей.
- Но море людей отхлынуло, - продолжил за штурмана Писарь. Казалось, сейчас он возьмет свою лютню и заиграет. Но ветер играл волосами, а парень стоял и смотрел.
И Листик смотрел. И видел - огромные башни, зеленые от травы, покрывшей их полностью, большие дома, из окон которых тянулся плющ. Крыши-сады. Башенки, домики - эти увидеть было непросто - настолько они заросли.
Издалека будто и правда - скалы, покрытые лесом.
- Мы подплывем?- спросил он у Рока.
- Зачем? Там никто не живет. Давно не живет. Мы ищем людей, не так ли?
- Но где эти люди?
- Их мало. Они здесь, рядом с морем, не в глубине. В глубине, в местах доживания, старики. А молодые уходят к морю.
- Прекрасные молодые девахи, - Пончик прижал руки к сердцу. Ветер терзал его длинный цветастый шарф.
- Волосатые и с хвостом? - Листик смутился.
- Ну почему волосатые? Так, немного. А хвостик - он не мешает.
Пончик хихикнул.
- Люди, они такие - если уж что-то меняется, ищут виновных. Понятно, что виноваты те самые, что обижали богинь. Но тех уже нет, не найдешь. время идет, исправлять что-то надо. Какую-то надо строить систему, новую, если все поменялось, - штурман взглянул на Листика. Тот понимал, - и решили, что те, у кого хвост длиннее, не важно - деваха ты, парень, виновны как будто бы больше, и, значит, служат всем тем, у кого хвост короче.
- Печально.
- Печально?? Да это прекрасно! - Пончик плясал, - иноземных парней, без хвостов, обожают. Да, Рока, да? - повар смотрел на штурмана. В глазах блестел огонек, щеки смеялись. Да так, что казалось, что, казалось, лопнут от счастья.
Штурман смотрел на повара:
- Дорогой. Да, да и да. Тебя будут любить.
- Да, да и да!
- Здешние женщины любят приезжих, не потому что у них нет хвостов, и статус как будто бы выше. Точнее, не только поэтому. Ходит легенда, что скоро появится тот, кто сломает проклятие, первое и второе - мужчина, живущий по ту сторону моря. Славный, веселый и добрый.
- Как Пончик, - сказал капитан. Так тихо, что повар не слышал.
- Как Пончик, - ответил штурман. И улыбнулся.
- Потому он и радуется?
- Да, - Роки выдохнул, - Мне этот парень нравится. После стольких походов, всего, что случилось... приелось. Все знаю, все пробовал, ничто не цепляет. А Пончик - такой жизнерадостный, все то ему интересно, всему удивляется. Я вспоминаю себя, вспоминаю то время, когда вышел в море. Впервые.
Берег был пуст. Города, поселки, большие и маленькие, их было много, и все они были брошены. Большая страна казалась пустыней. Вернее, пустошью. Чертовской, но почему-то приятной.
Пончик сумел взять себя в руки, перестав созерцать дальний берег, бегал по палубе, заглядывал в разные щели, вылавливал скорпионов.
Потом приготовил суп. И никто не поморщился, не поморщился даже Писарь - суп оказался вкусным.
- Ведь, в сущности, скорпионы почти как раки, да и по вкусу похоже, - сказал капитан, - спасибо нашему повару.
Пончик прижал руки к сердцу:
- Мой капитан, как приятно. Такие слова, капитан. Мы посетим эту пустошь, я изучу местную кухню, и, знаете, я вас порадую чем-нибудь вкусненьким.
- Даа, - Писарь уплыл в своих мыслях, - как много животных из мифов, и вот одного мы попробовали. Что дальше - виканы и змеешейки? А может, циисы?
- Нет, - усмехнулся Рока, - на север мы не плывем. Да и циисы - они же разумны. Как есть того, кто разумен?
- Разумны? - Писарь задумался, - драконы - я думаю, тоже. Драконов мы не попробуем.
Грифель зашелся смехом.
- Разумны и неразумны. Ох, насмешил. Драконов... Он хочет убить дракона - огромное существо, которого НЕТ. Гляди - альбатрос, - критик казал пальцем вверх, - ты видишь, какие крылья? Вот это крылья! А он не большой. Он маленький. Если крылья обрезать, - Грифель сделал движение рукой, как будто бы он мясник, - на площади Вечных, помнишь? Один дурак хотел полететь. И что, полетел? Упал и разбился, на крыльях длиной с колокольню. Колокольню Нормального распределения! Дракон. Размером с корабль. Ага, полетит...
Писарь смутился:
- Возможно, ты прав. Но скорпионы же есть. А это твари из мифов.
- "Но скорпионы же есть", - Грифель сплюнул, - скорпионы - рачки, только пустынные. Животина вполне себе животина. А драконы там, змеешейки с двумя головами, виканы, что кушают страх, тем более призраки и циисы - всё это бред.
- Но это красивый бред, - Писарь глянул на боцмана. Словно искал поддержки.
- Там что-то горит, - боцман встал в полный рост и, прищурясь, смотрел на берег.
- Ух ты ж, - Рока поднялся, - похоже, костер. Дым слишком тонкий, направленный.
Пончик вскочил. И побежал, на самый нос корабля. За ним, укутавшись в плащ, еще ухмыляясь, вышагивал Грифель.
- Пойдем, капитан, - Рока смотрел на Листика, - костер разожгли для нас.
Листик поднялся, надо сказать, весьма разомлевший.
Как только корабль приблизился, стали видны детали.
Огромный костер, а рядом стояли люди, держа полотно, огромное, удивительное. Удивительное потому что на том плакате были написаны - нет, никакие не формулы, не рисунки. На плакате стояли буквы, стояли в ряд, слово к слову. Что было странно - звукобуквенный знали немногие, а среди моряков, возможно, никто. И так было всюду - на Острове, в Солнечной, на Северных островах.
"Лучше бы рисовали рисунки" - подумал Листик. В то время как Пончик плясал. Буквально плясал от радости:
- Девульки! Девчата! Девушечки!
- Писарь, ты изучал звукобуквенный. Как успехи?
- Я изучаю, - парень смотрел на плакат, - это сложно.
И вздохнул, так глубоко, протяжно, что Листик понял, нет - Листик знал, что звукобуквенный - вещь препротивная.
- Но я мечтаю однажды ему научиться, - добавил Писарь, словно беря в кавычки последнюю мысль капитана.
- Так, может, прочтешь? - Листик с надеждой смотрел на парня.
- Что-то... Возможно... Д. О... Бэ... Дэобэ... Рэ.О... Уффф.
- Это непросто. Я понимаю, - Листик вздохнул.
- Вроде Дэбрэ о пэжлэ...
- Добро пожаловать, - подсказал Грифель.
И усмехнулся.
- Ты умеешь читать? - спросил капитан.
- Нет, просто это логично.
Да, Листик помнил, как бросилась на него Росинка, после того, как его завалило в штольне. Как повисла на шее, когда он, здоровый и невредимый, но ослабевший, валился с ног.
Но парень был рад, потому что это была Росинка. Одна.
Теперь же их облепило с полсотни разгоряченных девах - весь молодой фонд когда-то огромной страны.
Возможно, их было меньше. Ну да, конечно же меньше.
Но они так кричали, толкались, так обнимали и щупали, что нет, пожалуй, он не ошибся - их было с полсотни.
Не все молодые, были постарше, но, в общем, девахи красивые - пустошки (так называл их Рока) следили за телом, ведь все они ждали мужчину, того мужчину, который освободит и отгонит проклятия.
Мужчины, стояли чуть поодаль, кучкой. Мужчины были не рады. Мужчины хмурились. Ведь появились невесть кто, невесть откуда, и все их девахи сбежались к ним. Но эти невесть откуда не имели хвостов, значит, стояли выше, гораздо выше их в иерархии чертовски приятной пустоши, а, значит, и недовольство можно выражать только молча.
Да, девахи были что надо. Спелые, сочные. Полураздетые. Их так хотелось взять и раздеть - окончательно. Но, думая так, капитан вспоминал о Росинке, и мысли его пленяло то чувство, которое люди считают лучшим, самым прекрасным чувством на свете.
Пончик смеялся, девахи смеялись с ним, им было весело. Гарем уходил, все дальше и дальше. Им было так славно, так весело, словно они были созданы друг для друга - Пончик, девахи. Девахи, Пончик.
Листик шел берегом, погрузившись в далекие мысли. Он вспоминал, как смялась Росинка, как щекотала его по утрам, как кусала за нос. Ему так хотелось к ней прикоснуться, хотелось ее притянуть, тело к телу...
Он уселся на камень. И не заметил, что рядом кто-то сидит.
- Ухо, ты здесь? - Листик очнулся, - я думал, ты тоже ушел. С девахами.
- Да, капитан. Я было ушел. Но подумал, что будто терзаться все время. Они хотят семя. Но если я стану отцом? Я буду потом беспокоиться, переживать, и после вернусь, обязательно. Я не смогу не вернуться.
- Вряд ли, - Листик закинул камешек, - как объяснил Вуди Рока, дети рождаются редко, особенно от приезжих. Вероятность стремится к нули, сказал бы наш пастор.
- А как же легенда?
- Легенда? Вот Грифель не верит в легенды.
- И все таки, капитан. Легенды однажды сбываются.
- Раз в тысячу лет. Возможно. Хотя... - Листик смотрел на море, точнее, за море, как будто хотел что-то видеть, - я тоже вот не пошел. И это Росинка. Как вспомню первую ночь. Она меня укусила, за шею. Взяла и набросилась: "я тебя съем". Я приготовился к боли, а тут, - парень сглотнул, - не укус, а просто касание, зубками. Как приятно, как щекотно - Листик задумался, - это, знаешь, как кошка, которая гладит тебя своими подушечками, за которыми спрятаны коготки. И ты все ждешь, что она их выпустит, а кошка мурлычит и гладит. Росинка...
В доме сидело трое. Кремень стоял у окна и беседовал с Писарем. Вуди сидел, развалившись, и что-то жевал.
- О, капитан. Вы не пошли за утехами? - штурман кивнул в окно.
- Да, не пошел. Вы, гляжу, тоже.
- Ну, я-то я, - Рока заложил руки за голову, - знаете, капитан, я дал обет одной дамочке. Она, видите ли... Угощайтесь, - он протянул кулек.
- Что это?
- Фэшки. Что-то вроде семечек этих мест. Но только это не семечки. Это такие... кузнечики, скажем так.
- Я раньше не ел кузнечиков, - Листик поморщился.
- Ну это совсем не кузнечики. Эти вкусные. Попробуйте, - Рока придвинул кулек чуть поближе.
- Их слишком солят. А так - они вкусные, - Ухо взял из кулька.
- Ладно. Потом, - сказал Листик, - расскажите лучше о дамочке.
- Дамочке? - штурман задумался. На секунду, - она мне сказала, что я тащусь за любой. Что я высовываю свой мускулистый язык, чтобы раздвинуть губы и сделать приятное каждой.
- И?
- Это не так, - Рока слегка покраснел, - я же туда не пошел, - он кивнул на окно, за которым слышались крики.
- Вы цените эту дамочку?
- Какое имеет значение? - штурман казался взволнованным. Вуди Рока, обычно такой хладнокровный, - Давайте поговорим о хорошем. А лучше сыграем. Эй, Писарь! Сыграй что-нибудь вдохновляющее. Пускай у них весело, у нас будет лучше!
Парень достал свою лютню:
- Я знаю одну балладу...
- К чертям из тринадцатой бездны баллады! МУЗЫКУ!
Боцман слегка улыбнулся:
- Бусинка.
Писарь кивнул.
И затянул песню о Бусинке, песню, знакомую каждому.
Послушай, добрый люд, послушай мой рассказ
О Бусинке готов я петь немало раз.
Девахи красивей не видел этот свет.
Девахи красивей на этом свете нет.
Таков ответ.
К ней сватался стратег, к ней сватался моряк,
Уставший рудокоп, изнеженный тюфяк.
Вставали под окно. Но ветер мимо трав.
Любила карлика горбатого, чей став
Кривее, чем бурав.
Тот карлик, вечно хмур, да глуп, да ростом мал,
Она в слезах, он слезы выпивал.
“Ну, ладно, - говорит, - раз любишь, будет так.
Останусь я с тобой”. А сам сбежал, дурак.
С уродиной в кабак.
И тут судьба как вдруг шепнула ей - давай,
Вот счастье, вот придет, смотри, не прозевай.
Торговец молодой, что брал столичных дам,
Лишь только посмотрев,
Упал к ее ногам.
Сказала: Вам я дам.
Высок, как тополь, муж, и злато в сундуках,
Глаза — как мед, и власть в его руках.
А выбрал он её — не за приданое и двор,
А выбрал он её - за сердце доброе и тихий разговор.
Купалась Бусинка в богатстве, как в росе,
Но в сердце тень— и, значит, быть тоске.
Судьба - лиса. И вот одной порой
Встречает карлика, и - в ноги: “Милый мой”
Но хрюкнул тот в ответ, сбежав к себе домой.
В свинарник свой.
Лишь пятки в пыль.
А Бусинка - в карету. Вбежала к мужу. Жадно целовать.
