– Извини. – Кирилл понурил голову и выглядел пристыженно. – Я боялся говорить с тобой. Ты ведь еле выкарабкалась, Полина. Мне пришлось буквально вытаскивать тебя с того света.
– Но ты не можешь скрывать правду вечно, – уже спокойнее сказала я. – И будет лучше, если я подготовлюсь. Еще одного удара в спину я точно не переживу.
Последующие несколько недель я перебирала варианты. Что толку страдать и злиться, если все равно придется примириться с действительностью? Пришла к выводу, что ребенка оставить не смогу – лучше умереть. Жизнь в доме атли после возвращения Влада виделась фарсом и невыносимой пыткой. Думаю, он тоже понимал это. Именно поэтому предупредил. Лучше нам не видеться вообще. Ну, или свести встречи к минимуму, ведь совсем не видеться не получится. Он отец будущего ребенка.
Отец...
Как же все так нечестно? Почему? Разве этого я хотела? Разве об этом мечтала? В итоге все, что у меня есть – поломанная психика и изуродованное тело.
Но будущее уже не казалось таким безрадостным. Ради дочери, я смогу через себя переступить. Идти на компромиссы я всегда умела.
Готов ли Влад на них идти?
Единственно верная мысль пришла неожиданно, за завтраком. Аппетит пропал напрочь, и я рассеянно ковыряла салат, раздумывая о возможном выходе. Статус пострадавшей стороны давал мне преимущество – я могла требовать.
То, что Владу плевать на меня, я понимала четко. Значит, дело не в ревности. А так как у Глеба есть своя квартира, мы вполне можем жить там вдвоем... втроем. Глеб не откажет, я была уверена. Он сможет защитить меня и малышку, а я смогу сбежать подальше от этого дома и связанных с ним воспоминаний.
Только вот в отношении Глеба это совсем-совсем нечестно...
Совесть копошилась в груди, побуждала думать в первую очередь о нем. Глеб – мой лучший друг. Он достаточно настрадался за это время. Наверное, будет рад вернуться в дом, к атли. А еще наш замятый давно разговор не давал покоя.
Он отрекся из-за меня. И не слишком-то отрицал, что влюблен.
Тяжелый выбор. Снова.
Хотя, возможно, он сам не захочет здесь жить. После всего, что произошло, он и Влад в одном доме – не лучшая идея. Того и гляди действительно хватит ума вызвать Влада на поединок. Нет, все же мое решение казалось лучшим со всех сторон. С минимальными потерями для всех.
Я озвучила его Глебу на следующий день. Он долго думал, ходил о комнате, пару раз вздыхал, а в итоге кивнул.
– Все же будет лучше, если я его вызову, – хмуро сказал друг, но я решительно замотала головой.
– Нет. Дай мне оправиться. Не хочу переживать еще и за тебя.
Он согласился. Возможно, сделал вид, а может, и правда решил меня не расстраивать. Я надеялась, что все же второе. Не смогу без него – пропаду.
А в августе – раньше положенного срока на два месяца у меня начались схватки. Я не успела испугаться, как уже была в клинике, а вокруг суетились люди. Затем все ушли, остался лишь лекарь атли.
Кирилл все время был рядом. Если бы не он, я бы просто сошла с ума от боли. Она накатывала волнами, накрывала с головой, отсекая остальные мысли, как острым лезвием. Время потеряло значение – я уже не следила за ним.
Кирилл хмурился, поглядывал на часы и частенько косился на дверь. Затем снова развлекал меня историями из их с Филиппом детства, рассказывал о старом доме атли, который сгорел, о родителях, которых убил охотник в Австрии.
А потом мне делали уколы в вену, но я помнила смутно – почти лишилась сил. После них усилились схватки, боль стала невыносимой, и я впервые подумала: что-то не так.
Кирилл куда-то позвонил, а потом подошел ко мне и сказал ласково:
– Ты слаба. Нужно делать кесарево.
Я почувствовала злость и обиду. Слово «слабая» уже казалось ругательством. Черт, и Глеба нет рядом. Он мне очень-очень нужен сейчас.
Я молча кивнула, Кирилл улыбнулся и стер слезинку с моей щеки.
– Я все время буду рядом с тобой, слышишь! Все будет хорошо.
Я обняла его. Порывисто. Крепко.
Неважно, как появится моя дочь – я уже ее люблю. Так люблю, как не любила никого и никогда. А это значит, я справлюсь! Что бы ни случилось.
В операционной симпатичный анестезиолог шутил, готовя меня к уколу, и выпрашивал телефончик. Удачная попытка расслабить женщину, правда, место для знакомства выбрано странное. Но я улыбнулась и немного расслабилась.
Вокруг суетились женщины в медицинских халатах и латекстных перчатках, а потом появился Кирилл. Преобразившись из знакомого мне мужчины в серьезного хирурга, вызывал доверие и успокаивал страхи.
Подошел ко мне, взял за руку.
– Готова?
Я кивнула и сжала его ладонь.
– Пусть она родится здоровенькой.
Он улыбнулся и кивнул анестезиологу. Мне пожелали видеть хорошие сны и велели считать от десяти до одного. На счет девять я провалилась в теплую и уютную темноту.
Мягкий теплый песок согревает ступни, волны щекочут пальцы ног, принося к берегу мелкие разноцветные камешки. Лазурная, почти прозрачная гладь успокаивает.
Я сижу, поджав колени к подбородку, и смотрю вдаль. Впервые за последние месяцы по-настоящему счастливая, в месте, откуда не хочется уходить.
– Красиво, – говорит незнакомый мужчина, которого я повстречала тут в прошлый раз. Во сне после ритуала.
Улыбаюсь.
– Это ведь не хельза?
Он качает головой.
– Это место, где ты хочешь быть.
– Кто ты? Мой ангел-хранитель?
– Я больше. Я – это ты.
Белые перины облаков размеренно плывут по небу, словно разнежившиеся от жары барышни. Воздух прозрачный и чистый, разбавленный лишь всплесками волн и пением птиц.
– Я не знаю, кто я, – спокойно говорю и ложусь на спину. Мне хорошо.
– В твой дом идет беда, – серьезно произносит мужчина. – И она ближе, чем ты думаешь. Побереги себя, Полина.
– Не хочу, – беспечно отзываюсь я, закрываю глаза и... просыпаюсь.
Я открыла глаза и тут же зажмурилась от яркого света. Голова кружилась, а во рту был неприятный металлический привкус и сухость. Немного поморгав, привыкла к освещению, облизала потрескавшиеся губы.
В поле зрения возникло заботливое лицо Кирилла. Он уже успел переодеться в светлую футболку и просторные льняные брюки цвета хаки.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил, всматриваясь мне в лицо, пощупал пульс и удовлетворенно кивнул.
– Хорошо, – прохрипела я. – Где она?
Кирилл метнулся к кроватке, аккуратно взял розовый сверток и протянул мне.
Маленький комочек – смуглое, сморщенное личико темные глаза и курчавые иссиня-черные волосы. Малышка смотрела на меня и хмурилась, а я тихо рыдала в кровати, не в силах отвести от нее глаз.
Подумать только, сколько я прошла! Сколько мы прошли. Сколько пережили опасностей, страхов, отчаяния. Черт, это стоило того, чтобы вот так лежать и прижимать к себе маленький комочек, в котором для меня сосредоточился весь мир.
Как я могла сомневаться? Плевать на всех! Никуда ее не отпущу, ни на секунду не отведу взгляда и, если понадобится, буду сутками сидеть и смотреть на нее. Потому что она – мое все.
И она навеки, до самой смерти связывает меня с Владом...
От этой мысли стало неспокойно. Я понимала, что могу разорвать все узы – уйти из племени, уехать, забыть его, но в такой не похожей ни на одного из нас девочке смешана наша кровь. А от этого никуда не деться.
Переживу. Она у меня есть, и это главное.
– Ты уже придумала имя? – спросил Кирилл, присаживаясь рядом.
– Да. Есть один человек, благодаря которому она появилась на свет – назову девочку в его честь. – Я посмотрела на лекаря атли. – Как тебе имя Кира?
Он покраснел и отвел взгляд.
– Я – атли, и должен помогать тебе, Полина, – произнес смущенно.
– Пусть так. Я не росла среди хищных и привыкла ценить добро.
Через неделю я вернулась домой. Переступать порог ставшего вмиг негостеприимным помещения оказалось труднее, чем я думала. Атли встречали нас в гостиной: плачущая от умиления Рита, улыбающийся Филипп, хмурая Лара и хлопочущие и суетящиеся вокруг меня Оля с Линой.
Заметно не хватало Глеба – именно в тот день остро, до помешательства. Возникло желание вернуться в Липецк – сесть в такси и рвануть на Достоевского, но я подавила его. Понимала, что верить Владу нельзя, но интуиция подсказывала: Глеб вернется. Скоро – нужно подождать. День, два, неделю... Неважно. Я ждала так долго, что эти крохи ничего не изменят.
Сославшись на усталость, с помощью Кирилла поднялась наверх. Он уложил спящую Киру в кроватку с балдахином, которую, наверное, купила Рита за то время, пока мы были в больнице. Посоветовал выспаться, так как неизвестно, когда еще мне это удастся, и вышел.
Я осмотрелась.
Комната преобразилась, превратившись из моей в нашу – наполнилась ощущением младенчества, а также всякими его атрибутами – рюшами, плюшевыми мишками и погремушками. Игрушки были везде – на кровати, на полу, в кресле. Даже совятам на подоконнике пришлось потесниться и уступить место мишке Тедди с заплаткой на лбу.
Жесть какая! Половину уберу сразу же, как приду в себя.
Если не съеду.
Накатило дикое желание плакать. Я не успела подумать, как уже рыдала в подушку, как можно тише, закусив кулак, чтобы не разбудить дочь. Хотелось кричать от безысходности, крушить все вокруг, бить посуду.
Его дом...
Как я не осознавала этого раньше? Жила здесь, словно ничего не произошло, избегая лишь одной двери – там, где оставила последние крохи собственной наивности.
А сейчас словно кто-то открыл ее, и весь дом пропитался фальшью, ложью и предательством, отчего воздух сделался затхлым, тяжелым и поглощаться легкими решительно не хотел.
Кира проснулась и потребовала кушать. Вытерев слезы и приказав себе не раскисать, я достала из сумки термобутылочку и взяла малышку на руки. Молоко у меня сразу пропало, да и не было его почти. Кирилл сказал, из-за стресса, а я чувствовала собственную ущербность, невозможность дать малышке элементарного природного питания. И поняла, насколько изломана внутри, истерзана недоверием ко всему, мрачными мыслями, призраками прошлого.
И сказала себе: я все изменю. Стану сильной – такой, что никто больше не посмеет сделать больно. Буду дышать всем назло, жить ради дочери. Я справлюсь. И больше никогда не буду плакать.
На следующий день собрала вещи. Их было все так же немного, как и в день, когда я переехала сюда – наполненная страхами побольше, чем сегодня. Сейчас я хотя бы знаю, чего ждать. Опыт – всегда оружие, а мой опыт – вообще танк.
Поняла: как только Влад вернется, я съеду. Буду напирать, выдержу тяжелый взгляд, выиграю словесную битву. У меня в атли есть союзники, один из них – сильный воин.
Ночами подолгу смотрела, как спит черноволосое существо. Как маленький носик раздувается, как смешно подрагивают в треморе ручки, морщится лобик. В такие моменты грудь распирало от странного, непонятного чувства – смеси единства, принадлежности и любви. Словно я вся обросла невидимой, но твердой скорлупой – не пробьешь. А внутри притаилось мягкое, уязвимое существо, зародыш новой меня.
Каким человеком станет этот зародыш – неизвестно. Но ясно было одно: старую себя я похоронила у жертвенного камня, излила кровью и кеном и открестилась.
Хватит!
Со временем я привыкла: к бессонным ночам, к кормлению по расписанию, к радости выходного дня увидеть зеркало, когда меня сменяла Рита – на полчаса, не больше. Больше я не могла себе позволить не видеть дочь. Настолько вросла в нее, вжилась, втиснулась, что буквально ощущала нас единым целым – неразлучным и неделимым. Иногда старалась дышать в унисон с Кирой, представляя, как стук наших сердец сливается в один ритмичный звук.
Привыкла к дому, от которого после возвращения воротило. К испытывающим взглядам защитницы, словно она затаила злобу на меня за малышку. К странному поведению Филиппа, который всячески набивался ко мне в друзья, старательно ухаживал и напрашивался помочь. К их ссорам с Ритой, которые нехотя ассоциировались с нелицеприятной сценой в кабинете атли.
А потом я плюнула на них – пусть сами разбираются. У меня впереди проблемы посерьезнее, о них нужно думать. Впрочем, спустя месяц, эти проблемы нагнали меня сами.
Кирилл осторожно постучал и, когда я впустила его, осведомился, как себя чувствую. После заверений, что все в порядке, посмотрел серьезно:
– Завтра.
Мне не нужны были объяснения. Сердце забилось быстрее, в голове зашумело. Я покосилась на стоящую в углу сумку – я не распаковывала ее, пользуясь минимумом одежды. Сидела, как на пороховой бочке, ожидая дня, когда придется уйти.
И вот рвануло.
– Хорошо.
– Не передумала?
Я замотала головой.
– Нет.
– Я поддержу тебя на совете. – Кирилл сжал мою руку, и я благодарно улыбнулась.
– Спасибо. Надеюсь, созывать совет не придется.
Эту ночь я не спала вовсе – сидела у колыбели и смотрела в одну точку. Превратилась в пучок напряженных нервов, казалось, взорвусь от любого звука или прикосновения.
Вторую половину ночи Кира спала беспокойно, и я качала ее, пересекая пространство комнаты и напевая мотивы давно забытых колыбельных. Прижимая к себе дочь, терялась в страхах и догадках, строя всевозможные варианты исхода завтрашнего дня.
И ни один из них не оказался верным.
Они вернулись вдвоем – Влад и Глеб. Вошли в дом атли, молчаливые, заметно потрепанные, испачканные. Сразу видно: дрались. Я даже удивилась, хотя, по сути, должна была предположить, что они могут попытаться поубивать друг друга. Во всяком случае, Глеб. Хорошо, что не думала об этом – извелась бы вся.
У Глеба была свезена щека и безнадежно испорчена куртка. Влад коснулся рассеченной губы и поморщился. Я даже позлорадствовала при виде запекшейся крови на его лице.
Но не могла не признать, что обрадовалась.
Он все же вернул Глеба в племя – аура друга была чистой, цельной, и не скажешь, что отрекался. Хотя защитника он, скорее всего не сохранил, но снова был с нами – а это уже немало.
Филипп, понурившись, стоял у окна. Нелегко, наверное, отдавать то, что уже посчитал навеки твоим, но в тот момент мне было плевать. Совсем другие мысли метались в голове, сменяя друг друга.
Влад посмотрел на меня пронзительно, и тут же захотелось спрятаться. Дыхание сбилось, щеки полыхнули, но взгляд я не отвела – выдержала. Глеб поравнялся со мной, но в глаза не посмотрел. Буркнул только:
– Нужно поговорить.
– Глеб! – окликнул его Влад. Друг замер, и на лице застыла маска – полу-страх, полу-отчаяние.
Отчего-то стало жутко. И в тот момент я поняла: ничего не будет хорошо. Вспомнился приятный незнакомец из сна, и его слова – непонятные и пугающие.
Там не было страшно. Но Влад вернулся, а с ним возвратился и ужас.
– Помню. Ни слова, – процедил Глеб и взял меня за руку. Крепко сжал – я чуть не вскрикнула – и потащил в свою комнату.
В голове пронеслась мысль, что Рита где-то там, внизу с моей дочерью. Вместе со всеми атли. Рядом с Владом.
От этой мысли по коже пополз озноб. Глеб втащил меня внутрь и захлопнул дверь с такой силой, что я даже испугалась. Рванула было к выходу, но он преградил путь.
– Мне нужно забрать оттуда дочь! – резко сказала я.
– Ничего с ней не случится. Там все наши, расслабься.
– Что происходит? – настороженно спросила я, не сводя испуганного взгляда с друга.
– Сядь, Полевая.
– Не хочу я садиться...
– Сядь!
– Влад заразил тебя высокомерием и сволочизмом? – огрызнулась я, но все же присела в кресло. Глеб опустился рядом, у моих ног, понурил голову. Вздохнул.
– Но ты не можешь скрывать правду вечно, – уже спокойнее сказала я. – И будет лучше, если я подготовлюсь. Еще одного удара в спину я точно не переживу.
Последующие несколько недель я перебирала варианты. Что толку страдать и злиться, если все равно придется примириться с действительностью? Пришла к выводу, что ребенка оставить не смогу – лучше умереть. Жизнь в доме атли после возвращения Влада виделась фарсом и невыносимой пыткой. Думаю, он тоже понимал это. Именно поэтому предупредил. Лучше нам не видеться вообще. Ну, или свести встречи к минимуму, ведь совсем не видеться не получится. Он отец будущего ребенка.
Отец...
Как же все так нечестно? Почему? Разве этого я хотела? Разве об этом мечтала? В итоге все, что у меня есть – поломанная психика и изуродованное тело.
Но будущее уже не казалось таким безрадостным. Ради дочери, я смогу через себя переступить. Идти на компромиссы я всегда умела.
Готов ли Влад на них идти?
Единственно верная мысль пришла неожиданно, за завтраком. Аппетит пропал напрочь, и я рассеянно ковыряла салат, раздумывая о возможном выходе. Статус пострадавшей стороны давал мне преимущество – я могла требовать.
То, что Владу плевать на меня, я понимала четко. Значит, дело не в ревности. А так как у Глеба есть своя квартира, мы вполне можем жить там вдвоем... втроем. Глеб не откажет, я была уверена. Он сможет защитить меня и малышку, а я смогу сбежать подальше от этого дома и связанных с ним воспоминаний.
Только вот в отношении Глеба это совсем-совсем нечестно...
Совесть копошилась в груди, побуждала думать в первую очередь о нем. Глеб – мой лучший друг. Он достаточно настрадался за это время. Наверное, будет рад вернуться в дом, к атли. А еще наш замятый давно разговор не давал покоя.
Он отрекся из-за меня. И не слишком-то отрицал, что влюблен.
Тяжелый выбор. Снова.
Хотя, возможно, он сам не захочет здесь жить. После всего, что произошло, он и Влад в одном доме – не лучшая идея. Того и гляди действительно хватит ума вызвать Влада на поединок. Нет, все же мое решение казалось лучшим со всех сторон. С минимальными потерями для всех.
Я озвучила его Глебу на следующий день. Он долго думал, ходил о комнате, пару раз вздыхал, а в итоге кивнул.
– Все же будет лучше, если я его вызову, – хмуро сказал друг, но я решительно замотала головой.
– Нет. Дай мне оправиться. Не хочу переживать еще и за тебя.
Он согласился. Возможно, сделал вид, а может, и правда решил меня не расстраивать. Я надеялась, что все же второе. Не смогу без него – пропаду.
А в августе – раньше положенного срока на два месяца у меня начались схватки. Я не успела испугаться, как уже была в клинике, а вокруг суетились люди. Затем все ушли, остался лишь лекарь атли.
Кирилл все время был рядом. Если бы не он, я бы просто сошла с ума от боли. Она накатывала волнами, накрывала с головой, отсекая остальные мысли, как острым лезвием. Время потеряло значение – я уже не следила за ним.
Кирилл хмурился, поглядывал на часы и частенько косился на дверь. Затем снова развлекал меня историями из их с Филиппом детства, рассказывал о старом доме атли, который сгорел, о родителях, которых убил охотник в Австрии.
А потом мне делали уколы в вену, но я помнила смутно – почти лишилась сил. После них усилились схватки, боль стала невыносимой, и я впервые подумала: что-то не так.
Кирилл куда-то позвонил, а потом подошел ко мне и сказал ласково:
– Ты слаба. Нужно делать кесарево.
Я почувствовала злость и обиду. Слово «слабая» уже казалось ругательством. Черт, и Глеба нет рядом. Он мне очень-очень нужен сейчас.
Я молча кивнула, Кирилл улыбнулся и стер слезинку с моей щеки.
– Я все время буду рядом с тобой, слышишь! Все будет хорошо.
Я обняла его. Порывисто. Крепко.
Неважно, как появится моя дочь – я уже ее люблю. Так люблю, как не любила никого и никогда. А это значит, я справлюсь! Что бы ни случилось.
В операционной симпатичный анестезиолог шутил, готовя меня к уколу, и выпрашивал телефончик. Удачная попытка расслабить женщину, правда, место для знакомства выбрано странное. Но я улыбнулась и немного расслабилась.
Вокруг суетились женщины в медицинских халатах и латекстных перчатках, а потом появился Кирилл. Преобразившись из знакомого мне мужчины в серьезного хирурга, вызывал доверие и успокаивал страхи.
Подошел ко мне, взял за руку.
– Готова?
Я кивнула и сжала его ладонь.
– Пусть она родится здоровенькой.
Он улыбнулся и кивнул анестезиологу. Мне пожелали видеть хорошие сны и велели считать от десяти до одного. На счет девять я провалилась в теплую и уютную темноту.
Мягкий теплый песок согревает ступни, волны щекочут пальцы ног, принося к берегу мелкие разноцветные камешки. Лазурная, почти прозрачная гладь успокаивает.
Я сижу, поджав колени к подбородку, и смотрю вдаль. Впервые за последние месяцы по-настоящему счастливая, в месте, откуда не хочется уходить.
– Красиво, – говорит незнакомый мужчина, которого я повстречала тут в прошлый раз. Во сне после ритуала.
Улыбаюсь.
– Это ведь не хельза?
Он качает головой.
– Это место, где ты хочешь быть.
– Кто ты? Мой ангел-хранитель?
– Я больше. Я – это ты.
Белые перины облаков размеренно плывут по небу, словно разнежившиеся от жары барышни. Воздух прозрачный и чистый, разбавленный лишь всплесками волн и пением птиц.
– Я не знаю, кто я, – спокойно говорю и ложусь на спину. Мне хорошо.
– В твой дом идет беда, – серьезно произносит мужчина. – И она ближе, чем ты думаешь. Побереги себя, Полина.
– Не хочу, – беспечно отзываюсь я, закрываю глаза и... просыпаюсь.
Я открыла глаза и тут же зажмурилась от яркого света. Голова кружилась, а во рту был неприятный металлический привкус и сухость. Немного поморгав, привыкла к освещению, облизала потрескавшиеся губы.
В поле зрения возникло заботливое лицо Кирилла. Он уже успел переодеться в светлую футболку и просторные льняные брюки цвета хаки.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил, всматриваясь мне в лицо, пощупал пульс и удовлетворенно кивнул.
– Хорошо, – прохрипела я. – Где она?
Кирилл метнулся к кроватке, аккуратно взял розовый сверток и протянул мне.
Маленький комочек – смуглое, сморщенное личико темные глаза и курчавые иссиня-черные волосы. Малышка смотрела на меня и хмурилась, а я тихо рыдала в кровати, не в силах отвести от нее глаз.
Подумать только, сколько я прошла! Сколько мы прошли. Сколько пережили опасностей, страхов, отчаяния. Черт, это стоило того, чтобы вот так лежать и прижимать к себе маленький комочек, в котором для меня сосредоточился весь мир.
Как я могла сомневаться? Плевать на всех! Никуда ее не отпущу, ни на секунду не отведу взгляда и, если понадобится, буду сутками сидеть и смотреть на нее. Потому что она – мое все.
И она навеки, до самой смерти связывает меня с Владом...
От этой мысли стало неспокойно. Я понимала, что могу разорвать все узы – уйти из племени, уехать, забыть его, но в такой не похожей ни на одного из нас девочке смешана наша кровь. А от этого никуда не деться.
Переживу. Она у меня есть, и это главное.
– Ты уже придумала имя? – спросил Кирилл, присаживаясь рядом.
– Да. Есть один человек, благодаря которому она появилась на свет – назову девочку в его честь. – Я посмотрела на лекаря атли. – Как тебе имя Кира?
Он покраснел и отвел взгляд.
– Я – атли, и должен помогать тебе, Полина, – произнес смущенно.
– Пусть так. Я не росла среди хищных и привыкла ценить добро.
Через неделю я вернулась домой. Переступать порог ставшего вмиг негостеприимным помещения оказалось труднее, чем я думала. Атли встречали нас в гостиной: плачущая от умиления Рита, улыбающийся Филипп, хмурая Лара и хлопочущие и суетящиеся вокруг меня Оля с Линой.
Заметно не хватало Глеба – именно в тот день остро, до помешательства. Возникло желание вернуться в Липецк – сесть в такси и рвануть на Достоевского, но я подавила его. Понимала, что верить Владу нельзя, но интуиция подсказывала: Глеб вернется. Скоро – нужно подождать. День, два, неделю... Неважно. Я ждала так долго, что эти крохи ничего не изменят.
Сославшись на усталость, с помощью Кирилла поднялась наверх. Он уложил спящую Киру в кроватку с балдахином, которую, наверное, купила Рита за то время, пока мы были в больнице. Посоветовал выспаться, так как неизвестно, когда еще мне это удастся, и вышел.
Я осмотрелась.
Комната преобразилась, превратившись из моей в нашу – наполнилась ощущением младенчества, а также всякими его атрибутами – рюшами, плюшевыми мишками и погремушками. Игрушки были везде – на кровати, на полу, в кресле. Даже совятам на подоконнике пришлось потесниться и уступить место мишке Тедди с заплаткой на лбу.
Жесть какая! Половину уберу сразу же, как приду в себя.
Если не съеду.
Накатило дикое желание плакать. Я не успела подумать, как уже рыдала в подушку, как можно тише, закусив кулак, чтобы не разбудить дочь. Хотелось кричать от безысходности, крушить все вокруг, бить посуду.
Его дом...
Как я не осознавала этого раньше? Жила здесь, словно ничего не произошло, избегая лишь одной двери – там, где оставила последние крохи собственной наивности.
А сейчас словно кто-то открыл ее, и весь дом пропитался фальшью, ложью и предательством, отчего воздух сделался затхлым, тяжелым и поглощаться легкими решительно не хотел.
Кира проснулась и потребовала кушать. Вытерев слезы и приказав себе не раскисать, я достала из сумки термобутылочку и взяла малышку на руки. Молоко у меня сразу пропало, да и не было его почти. Кирилл сказал, из-за стресса, а я чувствовала собственную ущербность, невозможность дать малышке элементарного природного питания. И поняла, насколько изломана внутри, истерзана недоверием ко всему, мрачными мыслями, призраками прошлого.
И сказала себе: я все изменю. Стану сильной – такой, что никто больше не посмеет сделать больно. Буду дышать всем назло, жить ради дочери. Я справлюсь. И больше никогда не буду плакать.
На следующий день собрала вещи. Их было все так же немного, как и в день, когда я переехала сюда – наполненная страхами побольше, чем сегодня. Сейчас я хотя бы знаю, чего ждать. Опыт – всегда оружие, а мой опыт – вообще танк.
Поняла: как только Влад вернется, я съеду. Буду напирать, выдержу тяжелый взгляд, выиграю словесную битву. У меня в атли есть союзники, один из них – сильный воин.
Ночами подолгу смотрела, как спит черноволосое существо. Как маленький носик раздувается, как смешно подрагивают в треморе ручки, морщится лобик. В такие моменты грудь распирало от странного, непонятного чувства – смеси единства, принадлежности и любви. Словно я вся обросла невидимой, но твердой скорлупой – не пробьешь. А внутри притаилось мягкое, уязвимое существо, зародыш новой меня.
Каким человеком станет этот зародыш – неизвестно. Но ясно было одно: старую себя я похоронила у жертвенного камня, излила кровью и кеном и открестилась.
Хватит!
Со временем я привыкла: к бессонным ночам, к кормлению по расписанию, к радости выходного дня увидеть зеркало, когда меня сменяла Рита – на полчаса, не больше. Больше я не могла себе позволить не видеть дочь. Настолько вросла в нее, вжилась, втиснулась, что буквально ощущала нас единым целым – неразлучным и неделимым. Иногда старалась дышать в унисон с Кирой, представляя, как стук наших сердец сливается в один ритмичный звук.
Привыкла к дому, от которого после возвращения воротило. К испытывающим взглядам защитницы, словно она затаила злобу на меня за малышку. К странному поведению Филиппа, который всячески набивался ко мне в друзья, старательно ухаживал и напрашивался помочь. К их ссорам с Ритой, которые нехотя ассоциировались с нелицеприятной сценой в кабинете атли.
А потом я плюнула на них – пусть сами разбираются. У меня впереди проблемы посерьезнее, о них нужно думать. Впрочем, спустя месяц, эти проблемы нагнали меня сами.
Кирилл осторожно постучал и, когда я впустила его, осведомился, как себя чувствую. После заверений, что все в порядке, посмотрел серьезно:
– Завтра.
Мне не нужны были объяснения. Сердце забилось быстрее, в голове зашумело. Я покосилась на стоящую в углу сумку – я не распаковывала ее, пользуясь минимумом одежды. Сидела, как на пороховой бочке, ожидая дня, когда придется уйти.
И вот рвануло.
– Хорошо.
– Не передумала?
Я замотала головой.
– Нет.
– Я поддержу тебя на совете. – Кирилл сжал мою руку, и я благодарно улыбнулась.
– Спасибо. Надеюсь, созывать совет не придется.
Эту ночь я не спала вовсе – сидела у колыбели и смотрела в одну точку. Превратилась в пучок напряженных нервов, казалось, взорвусь от любого звука или прикосновения.
Вторую половину ночи Кира спала беспокойно, и я качала ее, пересекая пространство комнаты и напевая мотивы давно забытых колыбельных. Прижимая к себе дочь, терялась в страхах и догадках, строя всевозможные варианты исхода завтрашнего дня.
И ни один из них не оказался верным.
Они вернулись вдвоем – Влад и Глеб. Вошли в дом атли, молчаливые, заметно потрепанные, испачканные. Сразу видно: дрались. Я даже удивилась, хотя, по сути, должна была предположить, что они могут попытаться поубивать друг друга. Во всяком случае, Глеб. Хорошо, что не думала об этом – извелась бы вся.
У Глеба была свезена щека и безнадежно испорчена куртка. Влад коснулся рассеченной губы и поморщился. Я даже позлорадствовала при виде запекшейся крови на его лице.
Но не могла не признать, что обрадовалась.
Он все же вернул Глеба в племя – аура друга была чистой, цельной, и не скажешь, что отрекался. Хотя защитника он, скорее всего не сохранил, но снова был с нами – а это уже немало.
Филипп, понурившись, стоял у окна. Нелегко, наверное, отдавать то, что уже посчитал навеки твоим, но в тот момент мне было плевать. Совсем другие мысли метались в голове, сменяя друг друга.
Влад посмотрел на меня пронзительно, и тут же захотелось спрятаться. Дыхание сбилось, щеки полыхнули, но взгляд я не отвела – выдержала. Глеб поравнялся со мной, но в глаза не посмотрел. Буркнул только:
– Нужно поговорить.
– Глеб! – окликнул его Влад. Друг замер, и на лице застыла маска – полу-страх, полу-отчаяние.
Отчего-то стало жутко. И в тот момент я поняла: ничего не будет хорошо. Вспомнился приятный незнакомец из сна, и его слова – непонятные и пугающие.
Там не было страшно. Но Влад вернулся, а с ним возвратился и ужас.
– Помню. Ни слова, – процедил Глеб и взял меня за руку. Крепко сжал – я чуть не вскрикнула – и потащил в свою комнату.
В голове пронеслась мысль, что Рита где-то там, внизу с моей дочерью. Вместе со всеми атли. Рядом с Владом.
От этой мысли по коже пополз озноб. Глеб втащил меня внутрь и захлопнул дверь с такой силой, что я даже испугалась. Рванула было к выходу, но он преградил путь.
– Мне нужно забрать оттуда дочь! – резко сказала я.
– Ничего с ней не случится. Там все наши, расслабься.
– Что происходит? – настороженно спросила я, не сводя испуганного взгляда с друга.
– Сядь, Полевая.
– Не хочу я садиться...
– Сядь!
– Влад заразил тебя высокомерием и сволочизмом? – огрызнулась я, но все же присела в кресло. Глеб опустился рядом, у моих ног, понурил голову. Вздохнул.
