Я войду спокойно и попрошу Алису выйти. Дождусь, когда она – раздосадованная и злая – закроет за собой дверь. Выдержу тяжелый взгляд Эрика. Скажу о Гарди. О Хауке. О том, что сейчас не то время, чтобы ссориться.
Дожидаюсь, пока коридор, ведущий к кабинету, опустеет. Ловлю запахи жареного мяса и вспоминаю, что хорошо бы поесть. И, возможно, сегодня я буду обедать со всеми, в столовой.
Но сначала разговор. Настраиваюсь на то, чтобы говорить спокойно, рассудительно. Вдыхаю и нажимаю на ручку двери.
Распахнуть не успеваю, лишь приоткрыть. Но мне хватает.
– Чувствуешь? – спрашивает Эрик.
– Да, – выдыхает она так, как я не умею – томно.
Я не вижу их, но воображение рисует картинки, от которых мутит.
– Еще хочу, – почти шепчет Алиса, и моя рука сжимает ручку двери, будто бы силясь ее сломать.
– Позже.
Эрик говорит это мягко, но в голосе – категоричность. От слов «еще» и «позже» у меня кружится голова. И уйти бы – я явно тут лишняя – только любопытство держит. И еще одна непонятная мне эмоция. И вдруг я отчетливо понимаю: мне нужно знать. Здесь и сейчас.
– Ты подумаешь о моей просьбе? – елейно спрашивает Алиса. И через несколько секунд, не дождавшись ответа, напоминает о себе: – Эрик?
– Не о чем думать, – отвечает он глухо.
Я почему-то представляю его, стоящего у окна, со сцепленными за спиной руками. И в своем воображении не позволяю ему обернуться к ней. Смотреть на нее. Отвечать тоже не позволила бы, если бы это было в моей власти.
Больно дышать. И вокруг все тусклое. Но нужно дослушать.
– Почему? – Алиса раздражена. Шуршит одежда, шаркают шаги. Хотелось бы уметь запрещать ей приближаться к Эрику. – Я давно хочу быть скади. Я сильная, ты сам говорил. От меня в племени будет польза.
Дыхание. Стук в висках. Напряжение в пальцах.
А потом Эрик говорит:
– Это невозможно, ты знаешь.
– В скади принимают женщин!
Она настойчива и отступать не привыкла.
– Только перед венчанием с кем-то из скади, – соглашается Эрик.
И я уже понимаю, к чему ведет этот разговор. Знаю, какой будет следующая реплика Алисы.
– В чем проблема? Ты мог бы на мне жениться.
Я зажимаю рот рукой, чтобы не закричать. Отпускаю ручку. Нарастающий шум в ушах глушит ответ Эрика. Я не хочу его знать, не хочу слышать.
Ничего не хочу.
Обида душит, дерет горло. Тыльной стороной ладони остервенело стираю блеск с губ. Банальщина какая! Накрасилась, будто на свидание собралась. Дура!
И заплакать бы, а не плачется. Злость только, и от злости ноет жила. Ладони чешутся, перед глазами – белая пелена. Как тогда, у очага атли. От греха подальше выхожу из дома через черный ход. Я рада, что прошло время, и мое предательство – не главная сплетня в доме. Оно потускнело, к нему потеряли интерес, а потому резкий мой уход остается почти незамеченным.
Почти...
К вечеру весна отступает, прячется. Поднимается холодный, промозглый ветер. Он рвет тонкие ветви деревьев, швыряет в лицо замерзающие на лету капли дождя. Надо же, а ведь еще днем было солнце. Я зажмуриваюсь, подставляю ладони, стараясь почувствовать хоть часть того единства с защитником, которое было в атли. Пусто. Ничего. Моя жила трансформировалась навсегда. Это просто дождь. Холодный, колючий, безразличный.
– Замерзнешь, – отметил кто-то и заботливо укрыл мои плечи пледом.
Обернулась – Лидия. Смотрит на меня жалостливо, и жалость с ее лица хочется стереть. Сжимаю кулаки, сдерживая рвущийся на волю кен.
– Уходи, – процедила я сквозь зубы и отвернулась.
– Она ему не нравится, – тем же спокойным тоном продолжила Лидия, игнорируя мою реплику. Стала рядом и обняла себя за плечи. Хрупкая. Раньше я не замечала, насколько. Острые скулы, прямой нос, во взгляде – некая доля обреченности, свойственная для всех ясновидцев. – Вернее, нравится, но... не так.
– А как? – вырвалось прежде, чем я успела себя остановить.
Злость утихала. Остывала на холоде жила, расслаблялись вены, переставали гореть ладони.
– У Алисы уникальный дар. Эрику нравится его развивать.
Дар. Хорошая отговорка и повод остаться наедине. Слушать томный шепот, касаться руки, направлять своим кеном. Бессилие рождало паранойю, и Лидия, как ни старалась, помочь не могла.
– Нет ничего непреодолимого, Полина, – сказала она тихо, и мне показалось, в тот момент она была очень похожа на отца. Надолго лишенная нормальной жизни, оттого к ней неравнодушная. Мудра не по годам. Сильная? Тут уж не мне судить, но кена на нее ушло больше, чем на ясновидца, которого я исцелила в селении Барта.
Знает ли она, что нас ждет? Выражение лица непроницаемо, и не поймешь. В какой-то мере она права – нет ничего непреодолимого...
– Кроме смерти, – вырвалось у меня.
– Ты чертовски права!
Обернулись мы с Лидией синхронно. Он стоял, облокотившись о косяк двери, и смотрел на нас насмешливо. Высокий. Длинные русые волосы до плеч явно нуждались в расческе. Кожаные штаны... Черт, сейчас кто-то такое носит? Рокеры разве что. Жилетка в тон. На поясе – кинжал в ножнах. Глаза – то ли серые, то ли светло-голубые – сверкают азартом. В целом – ничего особенного. Хищный как хищный. Только вот...
– Ты в курсе, что в городе не выцепишь ни одного ясновидца? – пожаловался он и шагнул к нам. Лидия напряглась и ко мне придвинулась, будто бы искала защиты. – Беспредел!
– Кому сейчас легко?
Я нервно усмехнулась и Лидию осторожно обошла, чтобы ясновидица оказалась за моей спиной. Нет, не то, чтобы я думала, что смогу с ним сладить... Кто я, а кто он? Но инстинктивно свое «детище» защитить хотелось. Я столько кена на нее потратила. Не позволю, чтобы весь труд насмарку пошел!
– Сложно, да, – согласился он и усмехнулся. – Но я фартовый. Ты вот сама вышла!
– Я...
Его глаза гипнотизируют, мир вокруг меркнет, плавятся, размываются очертания, охватывает блаженство, и я ловлю себя на мысли, что улыбаюсь ему. Мне легко. Я счастлива. И то, что совсем недавно хотелось плакать, кажется смешным.
Очнулась я, когда он взял Лидию за руку. Наверное, если бы не ее вскрик, я бы и дальше улыбалась ему. Оцепенение спало, проснулась злость.
– А ну отвали! – раздраженно выдохнула я и потянула ясновидицу на себя. Она мелко дрожала, и, показалось, ее испуг вот-вот перерастет в истерику. – Ее трогать не смей.
– А она что, особенная?
– Послушай, – я тряхнула головой, стараясь избавиться от его влияния – сладкого, тягучего, как патока, – если ты пришел помочь...
– Он не помочь пришел! – выкрикнула Лидия, стараясь вырваться из цепкой хватки. – Зови Эрика!
Он покачал головой.
– Никто никого не будет звать.
Звон в ушах оглушил. Помню, что в глазах потемнело. И его ладонь помню – теплую, шершавую. Запах древесной смолы. И глаза, глядящие прямо в душу.
Картинки.
Тяжелое свинцовое небо над лесом. Пруд – темный, холодный – и по поверхности воды разбросаны желтые листья. Туман запутался в кустарнике полупрозрачной ватой. Камни у реки обросли темно-зеленым, мягким мхом. Мох устлал и землю пушистым ковром.
Бугристая кора дерева больно впивается в спину. На бедрах – мужские руки. Дыхание в ухо, хриплый шепот. Стон, срывающийся с моих губ.
– Лив...
Клубника. Древесная смола.
– Моя Лив...
Мир завертелся воронкой. И мне бы вспомнить про Лидию...
Лидия? Кто это? Ее нет, она еще не родилась. Родится. Позже.
Древесная смола и клубника...
– Не бойся.
Не боюсь. Как его можно бояться? Он ведь мой, я всегда это знала. Мой... Херсир.
Очнуться меня заставила боль в жиле. Резкая – она отрезвила. И голос, будто бы из тумана настойчиво приказал:
– Иди в дом.
Звуки смешались, мир расплывался уродливыми кляксами. Картинка меркла. Лес? Озеро? Клен?
Клен качался и бил голыми ветками по навесу крыльца.
– Иди в дом, Полина! – настойчиво повторил Влад.
Меня больше никто не держал, и рука была свободна. Херсир посмеивался и не спускал с меня внимательного взгляда. Впрочем, Лидию он так и не выпустил.
– Ты – Первый, – зачем-то сказала я.
Влад повернулся к растерянному Глебу и велел:
– Живо!
Что он имел в виду под словом «живо», я не поняла. Но Глеб послушался и скрылся в доме. Голова кружилась, а вокруг дурманящее пахло клубникой.
– Приемчики охотника, – поморщился Первый, качая головой. – Где нахватался?
– Там уже не преподают, – отмахнулся Влад и зачем-то ко мне придвинулся. – Нехорошо обижать девочек.
– Нехорошо мешать старшим.
– Даже если у этих «старших» напрочь крыша слетела?
– Это древнее проклятие, – нахмурился Херсир. – И я его сниму.
– Какое проклятие? – Собственный голос я слышала словно сквозь вату. Холод пробирался к телу медленно, рождая крупную дрожь. Плед, наброшенный Лидией, уже не спасал. К слову, она дрожала не меньше.
– А пусть Первый расскажет, – предложил Влад. – Довольно занимательная история выходит.
– Тянешь время. Умно.
Как он снова оказался рядом, я не поняла. Словно бы перетек по воздуху вместе с Лидией. Рядом с Первым кружилась голова. И пьянящие образы всплывали в памяти. Запах прелых листьев, древесной смолы и клубники.
– Свою кровь я чую прекрасно. Он не успеет.
Когда он снова взял меня за руку, стало хорошо. Спокойно. И спать захотелось. Лидия, казалось, уже дремала, устроив голову на плече Херсира.
– Подожди. – В голосе Влада послышалась обреченность.
И чего переживать? Хорошо ведь все. Уютно. А там, куда мы отправимся, трещат в камине поленья. Свечи горят. Магический круг на полу. Книга.
Там все закончится. Наконец-то не будет больно.
Голос Херсира в мыслях успокаивал.
– Разве у тебя есть все... для ритуала?
– Хочешь напроситься?
– Хочу.
– Хорошо, – кивнул Первый. – Только больше никаких охотничьих трюков. Иначе на цепь посажу.
Реальность смялась, скомкалась картинка, и нас выплюнуло в небольшую комнатку с низким потолком.
Стены, обшитые деревом. Деревянный пол. Пасть камина, прикрытая шторкой. Ритуальный круг нарисован красным, около привычных символов стихий будто бы в спешке начертаны незнакомые мне вязи рун. Свечи. Запах ладана и мирры.
Старая софа у окна, а само окно с наружной стороны наполовину залеплено снегом. И если так, то... Где мы?
Где-то справа брякнул металл, и я обернулась. В темном углу, прикованный к полу цепями сидел Богдан. Выходит, про цепи Херсир не шутил... Охотник взглянул на нас с Владом с ненавистью, а на Первого – с опаской.
Херсир выпустил мою руку, и я выдохнула с облегчением. Все же первобытной мощи мне на сегодня явно достаточно.
– Располагайтесь, – гостеприимно сказал он и подтолкнул оцепеневшую Лидию к софе. – Мне нужно приготовиться. И да, – на этот раз он повернулся к Владу, и за внешней насмешкой проступила угроза, – дабы предотвратить ненужные попытки... этот дом защищен.
– Никто не выйдет, – задумчиво кивнул Влад.
– И не войдет, – уточнил Первый и исчез.
Готовиться, видать, пошел.
К чему?
– Зачем мы здесь?
Лидия опомнилась быстрее меня. Она испуганно озиралась, косилась на Богдана, словно искала в охотнике поддержки.
– Он нас убьет, – зло выплюнул Богдан и дернул цепь, будто пытаясь вырвать из пола кольцо, к которому она была прикреплена. – Чертов зверь!
– Убьет?..
Мои губы онемели. Пересохло горло – от испуга, наверное. Все же такого поворота я явно не ждала и к нему не готовилась.
– Послушай, Полина. – Влад развернул меня к себе и сильно сжал плечи. – Времени у нас не так много, так что придется импровизировать. Херсир считает, есть ритуал, способный умилостивить богов, чтобы те сняли проклятие с него, Лив и Гарди.
– Какое проклятие?
– Вернуть все, как было. Сделать их такими, какими они родились изначально. Людьми. Херсир боится Хаука, Поля, и не собирается больше убегать.
– Хочешь сказать, есть ритуал, способный сделать Первых людьми?! – удивилась я.
Влад покачал головой.
– Не только Первых. Нас всех.
Прозвучало неправдоподобно. Дико. Я и вдруг человек... Без кена, дара предвидения, без способностей сольвейга. Попыталась вспомнить себя прежнюю, до знакомства с атли. Не получилось. Казалось, я с рождения в курсе о принадлежности к хищным.
– Мы станем людьми, – повторила вслух, чтобы свыкнуться.
– Мы не станем, – откликнулся охотник и еще раз с остервенением рванул цепь. Та, естественно, не поддалась. – Оглохла, что ли? Мы умрем!
– Богам нужна жертва, – мрачно подтвердил Влад. – По одному представителю каждого вида.
– Мы – жертва?!
Богдан кивнул. Лидия заплакала, закрыв лицо ладонями.
Ну же, ясновидица, ты сильная. Подумаешь, умрем...
Умрем.
Мы. Умрем.
Я больше никогда не вернусь домой... Алана не увижу. От него пахнет молоком и лавандовым маслом, а когда я целую его в макушку, торчащие волосы щекочут нос.
Но, наверное, это милосерднее – умереть тут. Во всяком случае, лучше, чем от щупалец Хаука. Для меня.
А для них?
– Постой, ты сказал, по одному каждого вида. – Я повернулась к Владу. – Богдан – охотник. Лидия – ясновидец. Только не говори, что пришел сюда умирать вместо меня!
– Вместо тебя не получится, увы. Потомок Лив Херсиру тоже нужен.
– Потомок... Лив?
– Не ожидала? Я тоже. Считается, что их не осталось, кроме Первого сольвейга. Однако оказалось, у Лив был еще ребенок – от хищного. Так что ты тоже часть древности, привыкай.
Сегодня прям день крышесносных открытий! Я – потомок Лив? Быть не может! Хотя... Картинки там, на пороге: древний лес, мягкий мох, шепот на ухо – все это могли быть ее воспоминания. Проснувшаяся кровь? Не она ли привлекла нас с Эриком друг другу? Древность к древности. И тогда наши чувства могут оказаться ненастоящими, навязанными генетической памятью... Удобно так думать. Особенно, когда перед глазами встает довольное лицо Алисы.
– Бла-бла, – подал голос Богдан. – Пустые разговоры. Мне показалось, у тебя есть план.
– Такой себе план, – честно признался Влад. – Херсир боится Эрика. А если не боится, то опасается. Иначе он не торопился бы так, чтобы успеть раньше, чем Глеб сообщит Эрику.
– Насколько я вижу, Эрика тут нет, – скептически отозвался Богдан. – Так что план действительно такой себе.
– Эрика нет, – согласился Влад и посмотрел на меня. – Но есть та, кого он услышит.
Меня? Серьезно? Я – последняя, кого Эрик станет слушать! Да и кеном мы давно не обменивались – связь могла затереться, особенно если расстояние между этим местом и домом значительное.
– На твоей жиле его печать, – уточнил Влад уже тише.
Печать. Ее я чувствую. Легкое жжение в животе. Натянутая жила. Она стремится к тому, кто ее заклеймил. Зовет. Дозовется ли? Услышит ли он? А если услышит, то...
– Постарайся, Полина. У нас действительно мало времени...
Несмотря на сомнения, я послушно закрыла глаза. Постаралась отрешиться от реальности, которая грозила гибелью, и гибель эта рождала страх. Страх – естественная реакция организма на опасность. Проявление инстинкта самосохранения. Его у меня иногда получалось приглушить. Возможно, и сейчас получится.
Вторым слоем шел страх иного рода. Эрик наверняка меня ненавидит. Не желает общаться. И если раньше это удавалось игнорировать, скрываясь в полутемной, пыльной спальне, то сейчас укрытия пали. Прятаться негде. И на волю вырвался страх быть отвергнутой. Ведь если Эрик сейчас не услышит, не откликнется, перед смертью я буду знать, что он меня бросил. Окончательно.
Не этого ли ты хотела, Полина – определенности?
Дожидаюсь, пока коридор, ведущий к кабинету, опустеет. Ловлю запахи жареного мяса и вспоминаю, что хорошо бы поесть. И, возможно, сегодня я буду обедать со всеми, в столовой.
Но сначала разговор. Настраиваюсь на то, чтобы говорить спокойно, рассудительно. Вдыхаю и нажимаю на ручку двери.
Распахнуть не успеваю, лишь приоткрыть. Но мне хватает.
– Чувствуешь? – спрашивает Эрик.
– Да, – выдыхает она так, как я не умею – томно.
Я не вижу их, но воображение рисует картинки, от которых мутит.
– Еще хочу, – почти шепчет Алиса, и моя рука сжимает ручку двери, будто бы силясь ее сломать.
– Позже.
Эрик говорит это мягко, но в голосе – категоричность. От слов «еще» и «позже» у меня кружится голова. И уйти бы – я явно тут лишняя – только любопытство держит. И еще одна непонятная мне эмоция. И вдруг я отчетливо понимаю: мне нужно знать. Здесь и сейчас.
– Ты подумаешь о моей просьбе? – елейно спрашивает Алиса. И через несколько секунд, не дождавшись ответа, напоминает о себе: – Эрик?
– Не о чем думать, – отвечает он глухо.
Я почему-то представляю его, стоящего у окна, со сцепленными за спиной руками. И в своем воображении не позволяю ему обернуться к ней. Смотреть на нее. Отвечать тоже не позволила бы, если бы это было в моей власти.
Больно дышать. И вокруг все тусклое. Но нужно дослушать.
– Почему? – Алиса раздражена. Шуршит одежда, шаркают шаги. Хотелось бы уметь запрещать ей приближаться к Эрику. – Я давно хочу быть скади. Я сильная, ты сам говорил. От меня в племени будет польза.
Дыхание. Стук в висках. Напряжение в пальцах.
А потом Эрик говорит:
– Это невозможно, ты знаешь.
– В скади принимают женщин!
Она настойчива и отступать не привыкла.
– Только перед венчанием с кем-то из скади, – соглашается Эрик.
И я уже понимаю, к чему ведет этот разговор. Знаю, какой будет следующая реплика Алисы.
– В чем проблема? Ты мог бы на мне жениться.
Я зажимаю рот рукой, чтобы не закричать. Отпускаю ручку. Нарастающий шум в ушах глушит ответ Эрика. Я не хочу его знать, не хочу слышать.
Ничего не хочу.
Обида душит, дерет горло. Тыльной стороной ладони остервенело стираю блеск с губ. Банальщина какая! Накрасилась, будто на свидание собралась. Дура!
И заплакать бы, а не плачется. Злость только, и от злости ноет жила. Ладони чешутся, перед глазами – белая пелена. Как тогда, у очага атли. От греха подальше выхожу из дома через черный ход. Я рада, что прошло время, и мое предательство – не главная сплетня в доме. Оно потускнело, к нему потеряли интерес, а потому резкий мой уход остается почти незамеченным.
Почти...
К вечеру весна отступает, прячется. Поднимается холодный, промозглый ветер. Он рвет тонкие ветви деревьев, швыряет в лицо замерзающие на лету капли дождя. Надо же, а ведь еще днем было солнце. Я зажмуриваюсь, подставляю ладони, стараясь почувствовать хоть часть того единства с защитником, которое было в атли. Пусто. Ничего. Моя жила трансформировалась навсегда. Это просто дождь. Холодный, колючий, безразличный.
– Замерзнешь, – отметил кто-то и заботливо укрыл мои плечи пледом.
Обернулась – Лидия. Смотрит на меня жалостливо, и жалость с ее лица хочется стереть. Сжимаю кулаки, сдерживая рвущийся на волю кен.
– Уходи, – процедила я сквозь зубы и отвернулась.
– Она ему не нравится, – тем же спокойным тоном продолжила Лидия, игнорируя мою реплику. Стала рядом и обняла себя за плечи. Хрупкая. Раньше я не замечала, насколько. Острые скулы, прямой нос, во взгляде – некая доля обреченности, свойственная для всех ясновидцев. – Вернее, нравится, но... не так.
– А как? – вырвалось прежде, чем я успела себя остановить.
Злость утихала. Остывала на холоде жила, расслаблялись вены, переставали гореть ладони.
– У Алисы уникальный дар. Эрику нравится его развивать.
Дар. Хорошая отговорка и повод остаться наедине. Слушать томный шепот, касаться руки, направлять своим кеном. Бессилие рождало паранойю, и Лидия, как ни старалась, помочь не могла.
– Нет ничего непреодолимого, Полина, – сказала она тихо, и мне показалось, в тот момент она была очень похожа на отца. Надолго лишенная нормальной жизни, оттого к ней неравнодушная. Мудра не по годам. Сильная? Тут уж не мне судить, но кена на нее ушло больше, чем на ясновидца, которого я исцелила в селении Барта.
Знает ли она, что нас ждет? Выражение лица непроницаемо, и не поймешь. В какой-то мере она права – нет ничего непреодолимого...
– Кроме смерти, – вырвалось у меня.
– Ты чертовски права!
Обернулись мы с Лидией синхронно. Он стоял, облокотившись о косяк двери, и смотрел на нас насмешливо. Высокий. Длинные русые волосы до плеч явно нуждались в расческе. Кожаные штаны... Черт, сейчас кто-то такое носит? Рокеры разве что. Жилетка в тон. На поясе – кинжал в ножнах. Глаза – то ли серые, то ли светло-голубые – сверкают азартом. В целом – ничего особенного. Хищный как хищный. Только вот...
– Ты в курсе, что в городе не выцепишь ни одного ясновидца? – пожаловался он и шагнул к нам. Лидия напряглась и ко мне придвинулась, будто бы искала защиты. – Беспредел!
– Кому сейчас легко?
Я нервно усмехнулась и Лидию осторожно обошла, чтобы ясновидица оказалась за моей спиной. Нет, не то, чтобы я думала, что смогу с ним сладить... Кто я, а кто он? Но инстинктивно свое «детище» защитить хотелось. Я столько кена на нее потратила. Не позволю, чтобы весь труд насмарку пошел!
– Сложно, да, – согласился он и усмехнулся. – Но я фартовый. Ты вот сама вышла!
– Я...
Его глаза гипнотизируют, мир вокруг меркнет, плавятся, размываются очертания, охватывает блаженство, и я ловлю себя на мысли, что улыбаюсь ему. Мне легко. Я счастлива. И то, что совсем недавно хотелось плакать, кажется смешным.
Очнулась я, когда он взял Лидию за руку. Наверное, если бы не ее вскрик, я бы и дальше улыбалась ему. Оцепенение спало, проснулась злость.
– А ну отвали! – раздраженно выдохнула я и потянула ясновидицу на себя. Она мелко дрожала, и, показалось, ее испуг вот-вот перерастет в истерику. – Ее трогать не смей.
– А она что, особенная?
– Послушай, – я тряхнула головой, стараясь избавиться от его влияния – сладкого, тягучего, как патока, – если ты пришел помочь...
– Он не помочь пришел! – выкрикнула Лидия, стараясь вырваться из цепкой хватки. – Зови Эрика!
Он покачал головой.
– Никто никого не будет звать.
Звон в ушах оглушил. Помню, что в глазах потемнело. И его ладонь помню – теплую, шершавую. Запах древесной смолы. И глаза, глядящие прямо в душу.
Картинки.
Тяжелое свинцовое небо над лесом. Пруд – темный, холодный – и по поверхности воды разбросаны желтые листья. Туман запутался в кустарнике полупрозрачной ватой. Камни у реки обросли темно-зеленым, мягким мхом. Мох устлал и землю пушистым ковром.
Бугристая кора дерева больно впивается в спину. На бедрах – мужские руки. Дыхание в ухо, хриплый шепот. Стон, срывающийся с моих губ.
– Лив...
Клубника. Древесная смола.
– Моя Лив...
Мир завертелся воронкой. И мне бы вспомнить про Лидию...
Лидия? Кто это? Ее нет, она еще не родилась. Родится. Позже.
Древесная смола и клубника...
– Не бойся.
Не боюсь. Как его можно бояться? Он ведь мой, я всегда это знала. Мой... Херсир.
Глава 10. Четвертый элемент
Очнуться меня заставила боль в жиле. Резкая – она отрезвила. И голос, будто бы из тумана настойчиво приказал:
– Иди в дом.
Звуки смешались, мир расплывался уродливыми кляксами. Картинка меркла. Лес? Озеро? Клен?
Клен качался и бил голыми ветками по навесу крыльца.
– Иди в дом, Полина! – настойчиво повторил Влад.
Меня больше никто не держал, и рука была свободна. Херсир посмеивался и не спускал с меня внимательного взгляда. Впрочем, Лидию он так и не выпустил.
– Ты – Первый, – зачем-то сказала я.
Влад повернулся к растерянному Глебу и велел:
– Живо!
Что он имел в виду под словом «живо», я не поняла. Но Глеб послушался и скрылся в доме. Голова кружилась, а вокруг дурманящее пахло клубникой.
– Приемчики охотника, – поморщился Первый, качая головой. – Где нахватался?
– Там уже не преподают, – отмахнулся Влад и зачем-то ко мне придвинулся. – Нехорошо обижать девочек.
– Нехорошо мешать старшим.
– Даже если у этих «старших» напрочь крыша слетела?
– Это древнее проклятие, – нахмурился Херсир. – И я его сниму.
– Какое проклятие? – Собственный голос я слышала словно сквозь вату. Холод пробирался к телу медленно, рождая крупную дрожь. Плед, наброшенный Лидией, уже не спасал. К слову, она дрожала не меньше.
– А пусть Первый расскажет, – предложил Влад. – Довольно занимательная история выходит.
– Тянешь время. Умно.
Как он снова оказался рядом, я не поняла. Словно бы перетек по воздуху вместе с Лидией. Рядом с Первым кружилась голова. И пьянящие образы всплывали в памяти. Запах прелых листьев, древесной смолы и клубники.
– Свою кровь я чую прекрасно. Он не успеет.
Когда он снова взял меня за руку, стало хорошо. Спокойно. И спать захотелось. Лидия, казалось, уже дремала, устроив голову на плече Херсира.
– Подожди. – В голосе Влада послышалась обреченность.
И чего переживать? Хорошо ведь все. Уютно. А там, куда мы отправимся, трещат в камине поленья. Свечи горят. Магический круг на полу. Книга.
Там все закончится. Наконец-то не будет больно.
Голос Херсира в мыслях успокаивал.
– Разве у тебя есть все... для ритуала?
– Хочешь напроситься?
– Хочу.
– Хорошо, – кивнул Первый. – Только больше никаких охотничьих трюков. Иначе на цепь посажу.
Реальность смялась, скомкалась картинка, и нас выплюнуло в небольшую комнатку с низким потолком.
Стены, обшитые деревом. Деревянный пол. Пасть камина, прикрытая шторкой. Ритуальный круг нарисован красным, около привычных символов стихий будто бы в спешке начертаны незнакомые мне вязи рун. Свечи. Запах ладана и мирры.
Старая софа у окна, а само окно с наружной стороны наполовину залеплено снегом. И если так, то... Где мы?
Где-то справа брякнул металл, и я обернулась. В темном углу, прикованный к полу цепями сидел Богдан. Выходит, про цепи Херсир не шутил... Охотник взглянул на нас с Владом с ненавистью, а на Первого – с опаской.
Херсир выпустил мою руку, и я выдохнула с облегчением. Все же первобытной мощи мне на сегодня явно достаточно.
– Располагайтесь, – гостеприимно сказал он и подтолкнул оцепеневшую Лидию к софе. – Мне нужно приготовиться. И да, – на этот раз он повернулся к Владу, и за внешней насмешкой проступила угроза, – дабы предотвратить ненужные попытки... этот дом защищен.
– Никто не выйдет, – задумчиво кивнул Влад.
– И не войдет, – уточнил Первый и исчез.
Готовиться, видать, пошел.
К чему?
– Зачем мы здесь?
Лидия опомнилась быстрее меня. Она испуганно озиралась, косилась на Богдана, словно искала в охотнике поддержки.
– Он нас убьет, – зло выплюнул Богдан и дернул цепь, будто пытаясь вырвать из пола кольцо, к которому она была прикреплена. – Чертов зверь!
– Убьет?..
Мои губы онемели. Пересохло горло – от испуга, наверное. Все же такого поворота я явно не ждала и к нему не готовилась.
– Послушай, Полина. – Влад развернул меня к себе и сильно сжал плечи. – Времени у нас не так много, так что придется импровизировать. Херсир считает, есть ритуал, способный умилостивить богов, чтобы те сняли проклятие с него, Лив и Гарди.
– Какое проклятие?
– Вернуть все, как было. Сделать их такими, какими они родились изначально. Людьми. Херсир боится Хаука, Поля, и не собирается больше убегать.
– Хочешь сказать, есть ритуал, способный сделать Первых людьми?! – удивилась я.
Влад покачал головой.
– Не только Первых. Нас всех.
Прозвучало неправдоподобно. Дико. Я и вдруг человек... Без кена, дара предвидения, без способностей сольвейга. Попыталась вспомнить себя прежнюю, до знакомства с атли. Не получилось. Казалось, я с рождения в курсе о принадлежности к хищным.
– Мы станем людьми, – повторила вслух, чтобы свыкнуться.
– Мы не станем, – откликнулся охотник и еще раз с остервенением рванул цепь. Та, естественно, не поддалась. – Оглохла, что ли? Мы умрем!
– Богам нужна жертва, – мрачно подтвердил Влад. – По одному представителю каждого вида.
– Мы – жертва?!
Богдан кивнул. Лидия заплакала, закрыв лицо ладонями.
Ну же, ясновидица, ты сильная. Подумаешь, умрем...
Умрем.
Мы. Умрем.
Я больше никогда не вернусь домой... Алана не увижу. От него пахнет молоком и лавандовым маслом, а когда я целую его в макушку, торчащие волосы щекочут нос.
Но, наверное, это милосерднее – умереть тут. Во всяком случае, лучше, чем от щупалец Хаука. Для меня.
А для них?
– Постой, ты сказал, по одному каждого вида. – Я повернулась к Владу. – Богдан – охотник. Лидия – ясновидец. Только не говори, что пришел сюда умирать вместо меня!
– Вместо тебя не получится, увы. Потомок Лив Херсиру тоже нужен.
– Потомок... Лив?
– Не ожидала? Я тоже. Считается, что их не осталось, кроме Первого сольвейга. Однако оказалось, у Лив был еще ребенок – от хищного. Так что ты тоже часть древности, привыкай.
Сегодня прям день крышесносных открытий! Я – потомок Лив? Быть не может! Хотя... Картинки там, на пороге: древний лес, мягкий мох, шепот на ухо – все это могли быть ее воспоминания. Проснувшаяся кровь? Не она ли привлекла нас с Эриком друг другу? Древность к древности. И тогда наши чувства могут оказаться ненастоящими, навязанными генетической памятью... Удобно так думать. Особенно, когда перед глазами встает довольное лицо Алисы.
– Бла-бла, – подал голос Богдан. – Пустые разговоры. Мне показалось, у тебя есть план.
– Такой себе план, – честно признался Влад. – Херсир боится Эрика. А если не боится, то опасается. Иначе он не торопился бы так, чтобы успеть раньше, чем Глеб сообщит Эрику.
– Насколько я вижу, Эрика тут нет, – скептически отозвался Богдан. – Так что план действительно такой себе.
– Эрика нет, – согласился Влад и посмотрел на меня. – Но есть та, кого он услышит.
Меня? Серьезно? Я – последняя, кого Эрик станет слушать! Да и кеном мы давно не обменивались – связь могла затереться, особенно если расстояние между этим местом и домом значительное.
– На твоей жиле его печать, – уточнил Влад уже тише.
Печать. Ее я чувствую. Легкое жжение в животе. Натянутая жила. Она стремится к тому, кто ее заклеймил. Зовет. Дозовется ли? Услышит ли он? А если услышит, то...
– Постарайся, Полина. У нас действительно мало времени...
Несмотря на сомнения, я послушно закрыла глаза. Постаралась отрешиться от реальности, которая грозила гибелью, и гибель эта рождала страх. Страх – естественная реакция организма на опасность. Проявление инстинкта самосохранения. Его у меня иногда получалось приглушить. Возможно, и сейчас получится.
Вторым слоем шел страх иного рода. Эрик наверняка меня ненавидит. Не желает общаться. И если раньше это удавалось игнорировать, скрываясь в полутемной, пыльной спальне, то сейчас укрытия пали. Прятаться негде. И на волю вырвался страх быть отвергнутой. Ведь если Эрик сейчас не услышит, не откликнется, перед смертью я буду знать, что он меня бросил. Окончательно.
Не этого ли ты хотела, Полина – определенности?
