Голос Влада был глухим и непроницаемым, будто, когда он говорил, невидимый фильтр вывел из слов все чувства, и слова вышли в мир чистыми, дистиллированными. Пустыми.
И я так же пусто кивнула, соглашаясь...
...В подвале было сыро. Гулко. И, что немаловажно, безлюдно. Не помню, почему мне захотелось спуститься туда – несмотря на мрачные рассказы Даши, желания поглядеть на пыточную Эрика не возникало. До сегодня.
Меня штормило, и перед глазами бегали мошки. А еще жар – жила горела, переплавляя заемный кен, смешивая с кеном сольвейга и превращая в лекарство для ясновидцев. И вокруг пахло ванилью, несмотря на сырость и затхлость этого места. Наверное, я и сама сейчас вся ею пропахла – столько Влад не давал мне никогда. Столько его в себе я никогда не хранила, и, наверное, раньше была бы рада такому подарку...
Раньше. Теперь хотелось спрятаться, зарыться поглубже и не попадаться на глаза Эрику. Сегодняшний обмен осел на душе слоем нового предательства. Странно, ведь у меня даже желания не возникло, даже мысли, а чувствовала себя так, будто снова не сдержалась.
В горле пересохло, но на кухню я идти не посмела. Прошмыгнула мимо и отворила дубовую дверь, которая противно скрипнула, возмущаясь вторжением.
Шаги по лестнице откликались гулким эхом. И непривычная тишина окутывала, обнимала. Темно было, лишь из небольшого окошка под потолком с улицы сочился свет фонарей. Камень на стенах был шершавым, холодным, а ступени поскрипывали под ступнями. Старый дом. Он будто ожил, напитался кеном за несколько столетий. Дышал. И в подвале это дыхание слышалось явно.
Свет от телефона, которым я освещала дорогу, помогал разглядеть мрачную обстановку этого места. Высокий потолок, и в углу с него спускается цепь почти до самого пола. На бетонном пятачке – коричневые пятна. Видно, впиталась, просочилась в трещины чья-то кровь. Казалось, даже воздух пахнет кровью – сладкий, дурманящий аромат.
Стена напротив обшита деревом, утыкана металлическими штырями. Напротив – массивный деревянный стол, покрытый полосами глубоких порезов. Они были шершавыми на ощупь, скалились мелкими щепками.
С другой стороны стола – широкая лавка, а у стены – металлический стул с наручами на подлокотниках. О том, что все это оборудовал Эрик, думалось легко. И страшно не было, в груди только щемило. Я представляла его тут, злого, несчастного, запутавшегося.
Сильным людям сложнее всего – от них ждут подвигов и не прощают ошибок. И лишь близкие видят их такими, какие они есть. Несовершенными. Не богами.
Я присела на лавку, устроила локти на столе и уткнулась лицом в ладони. Устала. И переполненная кеном жила распирала изнутри.
Не верилось, что завтра мы увидим Гарди. И Лив с огромными черными глазами. Я отдам ей нож и тогда...
– Здесь сыро, простудишься.
От неожиданности я вздрогнула. Обернулась.
Она застыла бледной тенью на лестнице – призраком в подземелье, которое не любило непрошенных гостей. Белая туника, расклешенные светлые брюки и волосы темным полотном по плечам. Кожа бледная, и в свете, льющемся из окна, вся ее фигура смотрелась готично.
– Пыльно к тому же, – согласилась я, наблюдая, как Ира спускается ко мне. – Заброшенный угол дома.
– Потому ты здесь.
Вопроса не прозвучало, и отвечать я не торопилась. Смотрела, как полы ее брюк подметают пол. От нее пахло сладко – жасмин и гвоздика, что, в принципе, логично, но...
Грудь сдавило еще больше. И я пожалела о том, что она меня нашла.
Ира умела так смотреть. Ее взгляд давил, напирал, требовал раскрыться. Обнажить правду, и ее – голую – разрешить препарировать. В прошлом правительница, она умела приказывать взглядом. И вся моя суть сейчас бунтовала против ее приказов.
– У меня нет дара предвидения, – произнесла она тихо. Ее взгляды скользили по мне, будто оглаживая, щупая на предмет возможных изъянов. – Но даже я чувствую это...
– Это?
– Смерть. Будто она бродит вокруг дома, выжидая.
Чего? Или правильнее спросить, кого?
– Эрик с Гектором позаботятся о защите.
– Бога ради, Полина, он все равно войдет! – почти выкрикнула Ира, и слова эхом отрикошетили от стен. Здесь, в пустынной задумчивости, заброшенности этого места, в ее голосе слышалось явное отчаяние. И словно ощутив его кожей, она прошептала: – Он войдет, и тогда... Что мы будем делать тогда?
Умирать?
– Драться.
Это слово было сухим. Шелестящим, как оберточная бумага, как осенняя листва под подошвой ботинок. Оно царапнуло губы острыми краями.
– Вылечи его, – выдохнула Ира со злостью. – Вылечи чертового ясновидца!
Странно, но жила откликнулась на эти слова, натянулась, выплеснув в вены порцию ванильного кена. Значит ли это, что мы теперь связаны иначе, чем раньше? Значит ли это, что связь стала сильнее, глубже?
Ира еще несколько минут постояла молча, не глядя на меня и, казалось, забыв вовсе, что я нахожусь вместе с ней в мрачном, темном подвале дома скади. А потом ушла бесшумно, едва заметной тенью скользнув по лестнице. Чуть позже ушла и я – поднялась наверх и уснула на небольшом диванчике, рядом с кроваткой Алана.
Утром я проснулась в своей постели, и меня уже ждал Дэн. Стоял у окна, сложив руки за спиной, а когда почувствовал, что я не сплю, обернулся.
– Готова к свершениям?
Он пытался шутить, но на его лице плотной маской лежала тень тревоги. Сольвейги – отличные эмпаты, и тревога эта тут же передалась мне. Невысказанные вопросы стервятниками кружили в воздухе.
Получится ли у меня? Хватит ли кена на Первого? И что случится, если хватит? Согласится ли Гарди помогать нам? А Лив?
Я рассеянно кивнула, понимая, что ответов не найду до тек пор, как...
Кен Дэна был тяжелым. Пряным. Лайм и жгучий перец – от него горчило во рту, и жила вскипала, будто отторгая. Чувство наполненности настолько вскружило голову, что я растерялась. Перед глазами плыло, и ноги стали ватными настолько, что я едва их передвигала. Спускаться по лестнице мне помогал Дэн.
Мир вдруг стал ярче. Насыщеннее. Краски сгустились, зрение обрело невиданную ранее четкость, слух мог различить любой шорох, шепоток, шарканье ног. Запахи опьяняли – я могла на расстоянии нескольких метров узнать хищного по аромату его кена.
Корица. Кардамон. Мед. Лимон. Ваниль.
Карамель...
Запахи смешались в коктейль, и этот коктейль дурманил, сводил с ума.
Словно мир обрушился на меня, подобно ведру холодной воды. Опьянил. Я чувствовала себя везде и нигде одновременно. Растворенной в воздухе смесью. Цепочкой чужих мыслей. Всеобщим страхом и всеобщей же надеждой.
Я ловила взгляды людей, обращенные к другим людям, и могла объяснить каждый такой взгляд.
Сожаление в глазах Риты при взгляде на Филиппа. Нежность в глазах Глеба, когда он шептался о чем-то с Никой. Тепло Лидии, обволакивающее Гектора подобно уютному пледу. Тревога Дэна за сольвейгов.
Ревность Иры – она жгла мне спину, пробирала до костей, кололась злым ежиком под кожей. Реальная, осязаемая боль Даши. Защитница стояла у окна и буравила взглядом Влада, который говорил о чем-то с Эльвирой. Жгучий интерес Богдана.
От чужих эмоций потемнело в глазах, и я сильнее сжала руку Дэна, стараясь не упасть.
– Порядок? – Его вопрос я услышала будто сквозь вату и рассеянно кивнула. – Осталось потерпеть совсем чуть-чуть.
Забота. Страх... за меня?
Люсия обняла меня сзади, и стало легче.
– Все быть хорошо, – уверила она меня.
– Непременно, – улыбнулась я и переплела наши пальцы. Так же были всегда переплетены наши души. От нее пахло яблоками и полевыми цветами. Солнечная моя, светлая девочка. Моя тропинка, выход из тьмы, связь с сольвейгами. Если она уверена, что у меня получится, как я могу подвести?
– Не бояться. – Горячий шепот опалил ухо, сполз по шее приятным теплом. Тепло поселилось в груди, забилось вместе с сердцем. – Я видеть тебя на песок, у вода. Чувствовать счастье. Слышать мысли... Все быть хорошо.
Ее хотелось слушать. Она – единственная, кто верит в лучшее. И единственная, кто никогда не ошибался, когда говорил обо мне. Люсия видела мою судьбу. Может, ей являлся в видениях мой личный рай? Тот самый, который являлся мне самой? Хельза, теплый песок, темная гладь озера. Барт. И если так, то, возможно, после смерти я его увижу...
– Странно, – вернул меня из задумчивости голос Дэна, – они ведут себя. Не находишь?
– Сейчас все ведут себя странно.
Когда Даша ответила, я поняла, что вопрос предназначался не мне. Люсия куда-то делась – спину больше не согревало ее спокойное тепло. Я была далеко и одновременно внутри каждой молекулы этой комнаты. Звуки парили над головой, впивались в мозг, каждое движение сопровождалось звоном в ушах. Поэтому я не сразу поняла, о чем они.
Люди вокруг. Гул невообразимый – разговоры, образы, запахи, мысли. Все смешалось в клубок, спуталось, хлынуло в сознание, переполняя. Я проследила за взглядом Дэна.
Роб у окна. Лара что-то шепчет ему на ухо, а он не шевелится. Альфред читает книгу в нескольких шагах от них. Он прислонился к стене и делает вид, что его не трогает суета. Элен заботливо стирает пыль с широких листьев монстеры.
Чуть левее – Эрик и Влад говорят о чем-то...
– Твой брат ведь не... – Дэн замолчал, будто ожидая, что Даша и сама все поймет.
– Нет, – упрямо покачала она головой. – Эрик не станет бить в спину.
– Хорошо.
Дэн не поверил. Это слышалось в тоне его голоса, во взгляде, отведенном в сторону и то и дело возвращающегося...
Эрик и Влад. Эрик говорит, Влад сосредоточенно кивает и вставляет редкие реплики. Соглашается с ним?
Это смотрится так неестественно. Странно, и странность пугает меня.
О чем они говорят?
– Побудь с ней, – обеспокоенно бросил Дэн и оставил меня с Дашей. Она, в свою очередь, вздохнула и покосилась на охотника. Богдан, ни капли не стесняясь, ей подмигнул, и Даша покраснела.
– Думаешь, если вы вылечите Гарди, Хаук уйдет? – спросила защитница, не глядя мне в глаза и ковыряя носком туфли паркет.
– Надеюсь, что уйдет, – искренне ответила я.
Она кивнула. Помолчала немного и добавила:
– Я рада.
Лицо у нее при этом было таким кислым, так и искрилось пресловутой «радостью». Аура полыхала раздражением, интересом и стыдом одновременно. Сногсшибательный коктейль.
– По тебе не скажешь, – заметила я.
– Война, – пожала она плечами. В глаза смотреть все так же избегала, полировала взглядом перила лестницы и затоптанный темный ковер, который не рассчитывал на такое количество гостей. За эти несколько месяцев он истерся, ворса прохудилась, а цвет потерял былую яркость.
– Война или... Эльвира?
– При чем тут... – Даша вскинулась, и меня окатило ее злостью, как из душа. – Что она тебе наговорила?
– Ничего. Я вообще не разговаривала с Элей. Эрик сказал.
Она шумно выдохнула и полыхнула яростью.
– Эрик лезет не в свое дело!
– Это не его дело, – согласилась я. – Только твое и Влада.
– Только мое, – поправила она. – И все. Не вздумай ему сказать, поняла?
– Даже в мыслях не было. Только тебе самой станет легче, если скажешь. По крайней мере, он при тебе не станет... вести себя, как козел. Ты – одна из тех, кто ему по-настоящему близок.
– Забудь, – отмахнулась она. – Меня это уже не волнует.
Ложь. И я бы распознала ее, даже не будь во мне столько кена. Впрочем, любопытство иногда просыпается и во мне, а играть в игры за столько лет я научилась прекрасно.
Разговор с Дашей отвлекал от предстоящего действа, помогал расслабиться. Да и ее давно пора расшевелить.
– Вот как? – усмехнулась я. – Из-за Богдана?
Даша нахмурилась и тряхнула головой.
– Ты слишком много замечаешь.
– Побочные эффекты от избытка кена. Мне кажется, жила вот-вот взорвется, а с ней и голова. А Богдану ты нравишься – это сразу видно.
– Он ненавидит нас всех и не скрывает этого, – скривилась Даша.
– Тебя не ненавидит.
Ненависти там и правда не было. Была другая эмоция, но на ненависть она была похожа мало. Надеюсь, сегодня вечером я смогу отдохнуть от чужих переживаний – своих предостаточно, и с ними смириться.
– Неважно, – тускло прокомментировала Даша. – Если не сработает с Гарди, мы все умрем.
Если не сработает с Гарди, у меня есть план «Б». Барт редко ошибался, и в этот раз, я уверена, продумал все до мелочей.
Я мысленно повторила пассы, которые ставят печать.
Захотелось тепла. Поддержки. Пусть невольной, от человека, который далек от интриг и хитроумных планов. Рука сама потянулась к Даше. У нее была мягкая ладонь. Тонкие пальцы, унизанные перстнями. Аккуратно подстриженные ногти, тронутые лаком телесного цвета.
– Мы каждый день рискуем умереть, Даша. Неважно, кто нам угрожает: армия охотников, сбрендивший колдун, драугр или же Первые. Именно потому нужно уметь отпускать себя. И делать то, что хочется. – Я поймала взгляд Эрика – серьезный и глубокий – и добавила: – Хоть иногда...
...Дорога вилась лентой. Зеленели свежей травой газоны, бурыми мрачными кучами у дворов лежали прошлогодние листья. Хозяева трудились в палисадниках, орудуя граблями и лопатами. Покрывались свежей краской низкие заборчики, окучивались клумбы, на крышах пухлыми булками сушились подушки.
Медленно, плавно просыпалась жизнь. Весна питала ее. Впитывалась в землю зимняя влага, и земля благодарно делилась с миром зеленью. Ярко светило солнце, нежились на голубом полотне неба полупрозрачные облака.
В машине нас было четверо – я, Эрик, Богдан и Глеб. Эрик за рулем, я рядом. Богдан с Глебом на заднем сиденье. В воздухе повисло неприятное молчание, от Эрика исходили сильные волны раздражения. Его пальцы вцепились в руль и побелели, а губы сжались в тонкую линию.
Эрик ненавидел Богдана. Впрочем, тот отвечал ему взаимностью – охотник всю дорогу просидел, отвернувшись к окну.
С нами ехали еще две машины. Влад с Мирославом, Дэном и Алексом в одной. В другой – Роберт с Дашей и Гектором. Эрик не доверял Богдану, потому мы взяли с собой страховку.
Город встретил нас суетой. Грязными улицами, цветущими абрикосами и запахом древесной смолы. Давно я не была в Липецке – казалось, вся жизнь прошла в старинном доме скади, окруженном деревьями и тишиной. Скрытая мороком усадьба... И я будто выпала из жизни, и вот она хлынула в меня звуками сигнализаций, гулом голосов, ревом моторов и цоканьем каблуков о тротуары.
Квартира, в которой, по словам Богдана, скрывались Лив и Гарди, находилась в центре. Запруженная улица выпустила нас неохотно – мы простояли в пробке на светофоре минут пятнадцать, прежде чем свернули в нужный двор. Час пик даже в небольших городах отнимает время.
Подъезд был грязен и явно требовал ремонта – обшарпанные стены, краска на которых выцвела и потускнела, затянутые паутиной и пылью потолки, сальные перила и запах старости, вывести который поможет лишь капитальный ремонт.
Третий этаж, а до него – молчание, лишь шаркающие по лестнице шаги нарушают тишину. Напряжение такое, что от него в ушах звенит. С каждым шагом волнение усиливается, давит изнутри черепной коробки, и пульсом отдается в висках. Взгляды – настороженные, пугливые, и среди них глубокие взгляды Эрика особенно различимы. Он смотрит не на меня – в меня, проникает под кожу, расплывается там, впитывается в кровь. На него откликается жила. Странно, во мне ни капли его кена – тот, что оставался, давно использован, вместо него в венах бродит ваниль. А все же именно на Эрика такая реакция, что от каждого прикосновения хочется вскрикнуть.
И я так же пусто кивнула, соглашаясь...
...В подвале было сыро. Гулко. И, что немаловажно, безлюдно. Не помню, почему мне захотелось спуститься туда – несмотря на мрачные рассказы Даши, желания поглядеть на пыточную Эрика не возникало. До сегодня.
Меня штормило, и перед глазами бегали мошки. А еще жар – жила горела, переплавляя заемный кен, смешивая с кеном сольвейга и превращая в лекарство для ясновидцев. И вокруг пахло ванилью, несмотря на сырость и затхлость этого места. Наверное, я и сама сейчас вся ею пропахла – столько Влад не давал мне никогда. Столько его в себе я никогда не хранила, и, наверное, раньше была бы рада такому подарку...
Раньше. Теперь хотелось спрятаться, зарыться поглубже и не попадаться на глаза Эрику. Сегодняшний обмен осел на душе слоем нового предательства. Странно, ведь у меня даже желания не возникло, даже мысли, а чувствовала себя так, будто снова не сдержалась.
В горле пересохло, но на кухню я идти не посмела. Прошмыгнула мимо и отворила дубовую дверь, которая противно скрипнула, возмущаясь вторжением.
Шаги по лестнице откликались гулким эхом. И непривычная тишина окутывала, обнимала. Темно было, лишь из небольшого окошка под потолком с улицы сочился свет фонарей. Камень на стенах был шершавым, холодным, а ступени поскрипывали под ступнями. Старый дом. Он будто ожил, напитался кеном за несколько столетий. Дышал. И в подвале это дыхание слышалось явно.
Свет от телефона, которым я освещала дорогу, помогал разглядеть мрачную обстановку этого места. Высокий потолок, и в углу с него спускается цепь почти до самого пола. На бетонном пятачке – коричневые пятна. Видно, впиталась, просочилась в трещины чья-то кровь. Казалось, даже воздух пахнет кровью – сладкий, дурманящий аромат.
Стена напротив обшита деревом, утыкана металлическими штырями. Напротив – массивный деревянный стол, покрытый полосами глубоких порезов. Они были шершавыми на ощупь, скалились мелкими щепками.
С другой стороны стола – широкая лавка, а у стены – металлический стул с наручами на подлокотниках. О том, что все это оборудовал Эрик, думалось легко. И страшно не было, в груди только щемило. Я представляла его тут, злого, несчастного, запутавшегося.
Сильным людям сложнее всего – от них ждут подвигов и не прощают ошибок. И лишь близкие видят их такими, какие они есть. Несовершенными. Не богами.
Я присела на лавку, устроила локти на столе и уткнулась лицом в ладони. Устала. И переполненная кеном жила распирала изнутри.
Не верилось, что завтра мы увидим Гарди. И Лив с огромными черными глазами. Я отдам ей нож и тогда...
– Здесь сыро, простудишься.
От неожиданности я вздрогнула. Обернулась.
Она застыла бледной тенью на лестнице – призраком в подземелье, которое не любило непрошенных гостей. Белая туника, расклешенные светлые брюки и волосы темным полотном по плечам. Кожа бледная, и в свете, льющемся из окна, вся ее фигура смотрелась готично.
– Пыльно к тому же, – согласилась я, наблюдая, как Ира спускается ко мне. – Заброшенный угол дома.
– Потому ты здесь.
Вопроса не прозвучало, и отвечать я не торопилась. Смотрела, как полы ее брюк подметают пол. От нее пахло сладко – жасмин и гвоздика, что, в принципе, логично, но...
Грудь сдавило еще больше. И я пожалела о том, что она меня нашла.
Ира умела так смотреть. Ее взгляд давил, напирал, требовал раскрыться. Обнажить правду, и ее – голую – разрешить препарировать. В прошлом правительница, она умела приказывать взглядом. И вся моя суть сейчас бунтовала против ее приказов.
– У меня нет дара предвидения, – произнесла она тихо. Ее взгляды скользили по мне, будто оглаживая, щупая на предмет возможных изъянов. – Но даже я чувствую это...
– Это?
– Смерть. Будто она бродит вокруг дома, выжидая.
Чего? Или правильнее спросить, кого?
– Эрик с Гектором позаботятся о защите.
– Бога ради, Полина, он все равно войдет! – почти выкрикнула Ира, и слова эхом отрикошетили от стен. Здесь, в пустынной задумчивости, заброшенности этого места, в ее голосе слышалось явное отчаяние. И словно ощутив его кожей, она прошептала: – Он войдет, и тогда... Что мы будем делать тогда?
Умирать?
– Драться.
Это слово было сухим. Шелестящим, как оберточная бумага, как осенняя листва под подошвой ботинок. Оно царапнуло губы острыми краями.
– Вылечи его, – выдохнула Ира со злостью. – Вылечи чертового ясновидца!
Странно, но жила откликнулась на эти слова, натянулась, выплеснув в вены порцию ванильного кена. Значит ли это, что мы теперь связаны иначе, чем раньше? Значит ли это, что связь стала сильнее, глубже?
Ира еще несколько минут постояла молча, не глядя на меня и, казалось, забыв вовсе, что я нахожусь вместе с ней в мрачном, темном подвале дома скади. А потом ушла бесшумно, едва заметной тенью скользнув по лестнице. Чуть позже ушла и я – поднялась наверх и уснула на небольшом диванчике, рядом с кроваткой Алана.
Утром я проснулась в своей постели, и меня уже ждал Дэн. Стоял у окна, сложив руки за спиной, а когда почувствовал, что я не сплю, обернулся.
– Готова к свершениям?
Он пытался шутить, но на его лице плотной маской лежала тень тревоги. Сольвейги – отличные эмпаты, и тревога эта тут же передалась мне. Невысказанные вопросы стервятниками кружили в воздухе.
Получится ли у меня? Хватит ли кена на Первого? И что случится, если хватит? Согласится ли Гарди помогать нам? А Лив?
Я рассеянно кивнула, понимая, что ответов не найду до тек пор, как...
Кен Дэна был тяжелым. Пряным. Лайм и жгучий перец – от него горчило во рту, и жила вскипала, будто отторгая. Чувство наполненности настолько вскружило голову, что я растерялась. Перед глазами плыло, и ноги стали ватными настолько, что я едва их передвигала. Спускаться по лестнице мне помогал Дэн.
Мир вдруг стал ярче. Насыщеннее. Краски сгустились, зрение обрело невиданную ранее четкость, слух мог различить любой шорох, шепоток, шарканье ног. Запахи опьяняли – я могла на расстоянии нескольких метров узнать хищного по аромату его кена.
Корица. Кардамон. Мед. Лимон. Ваниль.
Карамель...
Запахи смешались в коктейль, и этот коктейль дурманил, сводил с ума.
Словно мир обрушился на меня, подобно ведру холодной воды. Опьянил. Я чувствовала себя везде и нигде одновременно. Растворенной в воздухе смесью. Цепочкой чужих мыслей. Всеобщим страхом и всеобщей же надеждой.
Я ловила взгляды людей, обращенные к другим людям, и могла объяснить каждый такой взгляд.
Сожаление в глазах Риты при взгляде на Филиппа. Нежность в глазах Глеба, когда он шептался о чем-то с Никой. Тепло Лидии, обволакивающее Гектора подобно уютному пледу. Тревога Дэна за сольвейгов.
Ревность Иры – она жгла мне спину, пробирала до костей, кололась злым ежиком под кожей. Реальная, осязаемая боль Даши. Защитница стояла у окна и буравила взглядом Влада, который говорил о чем-то с Эльвирой. Жгучий интерес Богдана.
От чужих эмоций потемнело в глазах, и я сильнее сжала руку Дэна, стараясь не упасть.
– Порядок? – Его вопрос я услышала будто сквозь вату и рассеянно кивнула. – Осталось потерпеть совсем чуть-чуть.
Забота. Страх... за меня?
Люсия обняла меня сзади, и стало легче.
– Все быть хорошо, – уверила она меня.
– Непременно, – улыбнулась я и переплела наши пальцы. Так же были всегда переплетены наши души. От нее пахло яблоками и полевыми цветами. Солнечная моя, светлая девочка. Моя тропинка, выход из тьмы, связь с сольвейгами. Если она уверена, что у меня получится, как я могу подвести?
– Не бояться. – Горячий шепот опалил ухо, сполз по шее приятным теплом. Тепло поселилось в груди, забилось вместе с сердцем. – Я видеть тебя на песок, у вода. Чувствовать счастье. Слышать мысли... Все быть хорошо.
Ее хотелось слушать. Она – единственная, кто верит в лучшее. И единственная, кто никогда не ошибался, когда говорил обо мне. Люсия видела мою судьбу. Может, ей являлся в видениях мой личный рай? Тот самый, который являлся мне самой? Хельза, теплый песок, темная гладь озера. Барт. И если так, то, возможно, после смерти я его увижу...
– Странно, – вернул меня из задумчивости голос Дэна, – они ведут себя. Не находишь?
– Сейчас все ведут себя странно.
Когда Даша ответила, я поняла, что вопрос предназначался не мне. Люсия куда-то делась – спину больше не согревало ее спокойное тепло. Я была далеко и одновременно внутри каждой молекулы этой комнаты. Звуки парили над головой, впивались в мозг, каждое движение сопровождалось звоном в ушах. Поэтому я не сразу поняла, о чем они.
Люди вокруг. Гул невообразимый – разговоры, образы, запахи, мысли. Все смешалось в клубок, спуталось, хлынуло в сознание, переполняя. Я проследила за взглядом Дэна.
Роб у окна. Лара что-то шепчет ему на ухо, а он не шевелится. Альфред читает книгу в нескольких шагах от них. Он прислонился к стене и делает вид, что его не трогает суета. Элен заботливо стирает пыль с широких листьев монстеры.
Чуть левее – Эрик и Влад говорят о чем-то...
– Твой брат ведь не... – Дэн замолчал, будто ожидая, что Даша и сама все поймет.
– Нет, – упрямо покачала она головой. – Эрик не станет бить в спину.
– Хорошо.
Дэн не поверил. Это слышалось в тоне его голоса, во взгляде, отведенном в сторону и то и дело возвращающегося...
Эрик и Влад. Эрик говорит, Влад сосредоточенно кивает и вставляет редкие реплики. Соглашается с ним?
Это смотрится так неестественно. Странно, и странность пугает меня.
О чем они говорят?
– Побудь с ней, – обеспокоенно бросил Дэн и оставил меня с Дашей. Она, в свою очередь, вздохнула и покосилась на охотника. Богдан, ни капли не стесняясь, ей подмигнул, и Даша покраснела.
– Думаешь, если вы вылечите Гарди, Хаук уйдет? – спросила защитница, не глядя мне в глаза и ковыряя носком туфли паркет.
– Надеюсь, что уйдет, – искренне ответила я.
Она кивнула. Помолчала немного и добавила:
– Я рада.
Лицо у нее при этом было таким кислым, так и искрилось пресловутой «радостью». Аура полыхала раздражением, интересом и стыдом одновременно. Сногсшибательный коктейль.
– По тебе не скажешь, – заметила я.
– Война, – пожала она плечами. В глаза смотреть все так же избегала, полировала взглядом перила лестницы и затоптанный темный ковер, который не рассчитывал на такое количество гостей. За эти несколько месяцев он истерся, ворса прохудилась, а цвет потерял былую яркость.
– Война или... Эльвира?
– При чем тут... – Даша вскинулась, и меня окатило ее злостью, как из душа. – Что она тебе наговорила?
– Ничего. Я вообще не разговаривала с Элей. Эрик сказал.
Она шумно выдохнула и полыхнула яростью.
– Эрик лезет не в свое дело!
– Это не его дело, – согласилась я. – Только твое и Влада.
– Только мое, – поправила она. – И все. Не вздумай ему сказать, поняла?
– Даже в мыслях не было. Только тебе самой станет легче, если скажешь. По крайней мере, он при тебе не станет... вести себя, как козел. Ты – одна из тех, кто ему по-настоящему близок.
– Забудь, – отмахнулась она. – Меня это уже не волнует.
Ложь. И я бы распознала ее, даже не будь во мне столько кена. Впрочем, любопытство иногда просыпается и во мне, а играть в игры за столько лет я научилась прекрасно.
Разговор с Дашей отвлекал от предстоящего действа, помогал расслабиться. Да и ее давно пора расшевелить.
– Вот как? – усмехнулась я. – Из-за Богдана?
Даша нахмурилась и тряхнула головой.
– Ты слишком много замечаешь.
– Побочные эффекты от избытка кена. Мне кажется, жила вот-вот взорвется, а с ней и голова. А Богдану ты нравишься – это сразу видно.
– Он ненавидит нас всех и не скрывает этого, – скривилась Даша.
– Тебя не ненавидит.
Ненависти там и правда не было. Была другая эмоция, но на ненависть она была похожа мало. Надеюсь, сегодня вечером я смогу отдохнуть от чужих переживаний – своих предостаточно, и с ними смириться.
– Неважно, – тускло прокомментировала Даша. – Если не сработает с Гарди, мы все умрем.
Если не сработает с Гарди, у меня есть план «Б». Барт редко ошибался, и в этот раз, я уверена, продумал все до мелочей.
Я мысленно повторила пассы, которые ставят печать.
Захотелось тепла. Поддержки. Пусть невольной, от человека, который далек от интриг и хитроумных планов. Рука сама потянулась к Даше. У нее была мягкая ладонь. Тонкие пальцы, унизанные перстнями. Аккуратно подстриженные ногти, тронутые лаком телесного цвета.
– Мы каждый день рискуем умереть, Даша. Неважно, кто нам угрожает: армия охотников, сбрендивший колдун, драугр или же Первые. Именно потому нужно уметь отпускать себя. И делать то, что хочется. – Я поймала взгляд Эрика – серьезный и глубокий – и добавила: – Хоть иногда...
...Дорога вилась лентой. Зеленели свежей травой газоны, бурыми мрачными кучами у дворов лежали прошлогодние листья. Хозяева трудились в палисадниках, орудуя граблями и лопатами. Покрывались свежей краской низкие заборчики, окучивались клумбы, на крышах пухлыми булками сушились подушки.
Медленно, плавно просыпалась жизнь. Весна питала ее. Впитывалась в землю зимняя влага, и земля благодарно делилась с миром зеленью. Ярко светило солнце, нежились на голубом полотне неба полупрозрачные облака.
В машине нас было четверо – я, Эрик, Богдан и Глеб. Эрик за рулем, я рядом. Богдан с Глебом на заднем сиденье. В воздухе повисло неприятное молчание, от Эрика исходили сильные волны раздражения. Его пальцы вцепились в руль и побелели, а губы сжались в тонкую линию.
Эрик ненавидел Богдана. Впрочем, тот отвечал ему взаимностью – охотник всю дорогу просидел, отвернувшись к окну.
С нами ехали еще две машины. Влад с Мирославом, Дэном и Алексом в одной. В другой – Роберт с Дашей и Гектором. Эрик не доверял Богдану, потому мы взяли с собой страховку.
Город встретил нас суетой. Грязными улицами, цветущими абрикосами и запахом древесной смолы. Давно я не была в Липецке – казалось, вся жизнь прошла в старинном доме скади, окруженном деревьями и тишиной. Скрытая мороком усадьба... И я будто выпала из жизни, и вот она хлынула в меня звуками сигнализаций, гулом голосов, ревом моторов и цоканьем каблуков о тротуары.
Квартира, в которой, по словам Богдана, скрывались Лив и Гарди, находилась в центре. Запруженная улица выпустила нас неохотно – мы простояли в пробке на светофоре минут пятнадцать, прежде чем свернули в нужный двор. Час пик даже в небольших городах отнимает время.
Подъезд был грязен и явно требовал ремонта – обшарпанные стены, краска на которых выцвела и потускнела, затянутые паутиной и пылью потолки, сальные перила и запах старости, вывести который поможет лишь капитальный ремонт.
Третий этаж, а до него – молчание, лишь шаркающие по лестнице шаги нарушают тишину. Напряжение такое, что от него в ушах звенит. С каждым шагом волнение усиливается, давит изнутри черепной коробки, и пульсом отдается в висках. Взгляды – настороженные, пугливые, и среди них глубокие взгляды Эрика особенно различимы. Он смотрит не на меня – в меня, проникает под кожу, расплывается там, впитывается в кровь. На него откликается жила. Странно, во мне ни капли его кена – тот, что оставался, давно использован, вместо него в венах бродит ваниль. А все же именно на Эрика такая реакция, что от каждого прикосновения хочется вскрикнуть.
