- Я похожа на папеньку? - спросила я, огорченная своей категорической непохожестью на прекрасных маменьку и Анасту.
- Посмотрите внимательно, - голос Лианы звенел от удовольствия.
- У Вашего папеньки глаза серые, волосы русые, нос короткий и аккуратный. Вы, леди, не похожи на Ваших родителей. Но хуже всего, леди, то, что Вы дурно себя ведете, а должны вести себя со скромностью и смирением. Должны стараться радовать старших. Скромные девочки не обращаются к взрослым без важного дела, молчат, пока их не спросят, и стараются во всем быть полезными окружающим. – Лиана глубоко вздохнула. Похоже, устала от собственных нотаций. Она немного помолчала и закончила:
- Маменька добавила Вам еще неделю наказания в покоях, и велела запомнить сказанное и извлечь из наказания урок.
Лиана распахнула дверь, поставила стул на прежнее место, и вышла из комнаты. Встрепанные мужчины занавесили картину тканью и прежним порядком вынесли за дверь. Появилась нянька, и стала стелить постель. Я сидела без движения на диване, пока меня не позвали пить молоко, и готовиться ко сну.
Оставшись одна, подошла к зеркалу. Тихо плакала, рассматривая свое отражение. Лиана права. Глаза у меня были неправильные. Наружный уголок глаз был отчетливо вытянут к вискам. А еще художник мне польстил. Вблизи радужка не была серо-коричневая, она была непонятного цвета, точнее, разноцветная. Серо-синий, почти черный наружный ободок переходил в серый с желтоватыми и синеватыми вкраплениями. Дальше шла серая, почти бесцветная полоса, из нее прорастали рыжие черточки, которые, утолщаясь, сливались вокруг зрачка в ободок, похожий цветом на цвет глаз кошки, но бледнее и с каким-то оранжевым оттенком. И тоже какой-то водянистый. Брр. Таким глазам лучше быть поменьше и прятаться за челкой, но челки не было, был высокий лоб, коричневые брови и глаза, слишком большие для моего лица. Ресницы да. Ресницы мне нравились. Длинные и пушистые. Хотя темно коричневый цвет их был неравномерным. Некоторые реснички были светлые, как ободок вокруг зрачка. Некоторые черные. Но если смотреть на расстоянии, ресницы сливались в темно-коричневый пушистый частокол. И выглядели симпатично, но картину не спасали. Уродина. Я посмотрела на свои руки с длинными тонкими пальцами, и снова заплакала. Не было в них аристократической округлости и мягкости, как у маменьки и Анасты. И длина была неприличной. Мои пальцы уже сейчас были не меньше маменькиных.
- Хорошо, хоть не на ногах, - пошутила как-то портниха. Так она утешила маменьку, сетовавшую на мою неприглядную внешность. Когда мне заказывали платье, маменька всегда напоминала портнихе, что мои руки на ладонь длиннее, чем следует.
Вторая неделя наказания прошла, как в тумане. Я почти не плакала. От нечего делать повторила все выученные с Анастой уроки. Пыталась читать книгу легенд об Империи, которую с таким трудом утащила из библиотеки. Но то ли книга была слишком сложна для чтения по слогам, то ли я была слишком рассеяна. Только слоги складывались в длинные слова, которые скользили по краю моего сознания, не желая раскрывать свой смысл. Фигурки людей и нелюдей надоели. Построила дом из стульев, собрав их вокруг кресла и накрыв пледом. Замечательно провела несколько часов, но была изобличена нянькой и притихла. Последние пару дней просидела на стуле посреди комнаты, не пытаясь найти себе занятие. Сначала я думала обо всем, что случилось. О маменьке, которая меня не любит. Об Анасте, она неплохая, но думать про нее противно. О няньке, которая сама меня не обижала, но рассказывала маменьке все, о чем хотелось умолчать. Хотела подумать про папеньку, но про него категорически не думалось.
Тяжелые мысли заставили плакать. Стараться бесполезно, меня никто не любит. Слезы не приносили облегчения. Раньше я обижалась, жалела себя, старалась исправиться. Теперь обида ушла, осталось горе. Бесполезно искать выход, которого нет. Настал момент, когда слезы кончились. Уныло сидела на стуле посреди комнаты. Безразличие заполнило душу, лишив красок яркий солнечный день. Есть не хотелось. Нянька начала уговаривать. Чтобы избавиться от уговоров, затолкала в себя суп и второе. Отстранено удивилась собственному нежеланию припрятать яблоко или булку. Поход на конюшню уже не казался интересным.
Вся моя жизнь оказалась бессмысленной и никому не нужной, как и я сама. Холод и пустота заполнили душу и тело. Наконец, нянька ушла. Сжалась в клубок под одеялом, но согреться не удалось даже во сне. Несколько раз просыпалась от того, что всхлипывала и мерзла.
- Ты знаешь, кто я такая? - голос женщины звучал мягко. Я видела ее так же ясно, как няньку или горничную. Высокая, красивая, в простом белом платье. Большие продолговатые глаза перекликались цветом с волосами. Пышные волнистые пряди цвета темного меда спускались ниже колен, вместо лент их удерживали собственные косы, заплетенные от висков.
- Ты ведь знаешь, кто я? - женщина повторила вопрос. Звучный, наполняющий собой пространство голос звучал обеспокоенно и ласково. Не было нетерпения или гнева, обычных для маменьки. Не было издевки, сквозившей в голосах прислуги. В голосе незнакомки непостижимо сливались величие и нежность. Внешность, голос, вся эта леди была необыкновенная.
- Ты Боженька, - сама не знаю, от кого я услышала это слово, кажется от одной из череды сменявших друг друга нянек. Она заглянула мне в глаза.
- Называй меня Белая Дева, - женщина присела на кровать рядом со мной, и я уже не видела ее лицо.
- Ты плакала, отчего? - По голосу показалось, что она улыбается.
- Здравствуйте, леди Белая дева. – Теплые пальцы коснулись судорожно сжатых кулаков. Мои ладони послушно распластались по одеялу. Вслед за ними расслабилось тело, рыдания прекратились.
Дальше я сбивчиво объясняла свою беду, а меня гладили по волосам. Лед обиды, сжимавшей мое маленькое сердечко, растаял. На мгновение в глазах расплылось, как от слез. Волны тепла растекались по телу, смывая холод отчаяния и безнадежности. Все, что было сжато и скомкано внутри меня, напиталось этим теплом и расправилось. Так сморщенное семечко напитывается влагой, расправляется, чтобы треснуть изнутри под давлением рвущегося к жизни ростка.
Кажется, я задремала. И вспомнила водный день. Или увидела во сне. Этот день случился наяву прошедшей весной. Тогда после многодневного снегопада выглянула солана, и ее жаркие лучи растопили зиму. Потоки воды от быстро растаявшего снега неслись по улицам, омывая все вокруг. Вода стекала и капала с крыш домов, попадала в лужи и подскакивала веселыми звонкими брызгами. Лучи соланы окрасили воду в розово - золотой, заставив поверхность воды и каждую капельку, сиять ярче, чем бриллианты при свете свечи. Звонкая капель сливалась с журчанием текущих потоков и гомоном птиц, ошалевших от буйства света и воды в симфонию весны. Теперь этот блеск сливался в сияние и в нем звучал знакомый голос. Сияние и этот голос заполнили мою голову, грудь, а потом и все тело теплом. Я плавилась в этом тепле. Потоки тепла перетекали сквозь мое тело, делаясь все горячее. Как же больно! Кажется, с кровью по телу пронесся жидкий огонь. Оставив после себя невыносимое жжение. Снова зазвучал знакомый голос, врезался в сознание, заставив слушать и запоминать каждое слово.
- Если что-то покажется тебе плохим, неправильным, или несправедливым, ты должна с закрытыми глазами увидеть картинку, где все будет правильно, так как должно быть. Увидишь ее во всех подробностях и деталях. Потом ты сильно захочешь, чтобы картинка стала правдой. Ты почувствуешь, что желание растет и заполняет твое сердце. Когда оно переполнится, потоки желания с кровью побегут по твоему телу, и желание исполнится.
Есть условие. Ты научишься желать, а потом забудешь свой навык до нужного дня. Но будешь всегда помнить, что твоя жизнь посвящена заветам Белой Девы. Будь верна моим заветам, и я тебя не оставлю.
Голос продолжал звучать, заполняя пространство. Неслись и сверкали в лучах соланы потоки воды, унося с собой боль. Сон продолжался. Потоки снова раскалились, превращаясь в огонь. Жгучее пламя протекало сквозь мое тело. Сжалась в испуге. Но боли не было. Огонь больше не обжигал, он бежал по телу, оставляя приятное ощущение собственной силы. Его сменили прохладные потоки и снова тепло. Согревшись, я потерялась в дремоте и очнулась оттого, что уже не видела сверкающих потоков, все утонуло во тьме. Сквозь меня неслись темные реки прохлады, их изредка разрывали разряды черных молний. Оставлявшие после себя колкое ощущение острой льдинки в прохладном потоке. Наконец тьма растворилась в обычном сне.
Рано утром еще до прихода няньки, в голове зазвучал знакомый голос. Повторял, как правильно хотеть, чтобы все получилось. Голос еще не умолк, когда вспомнилась женщина из сна. Необычные волосы и глаза. Какого же цвета у нее глаза? Не могла вспомнить точно, но была уверена, что она была не похожа на маменьку и Анасту. И она была красива! Может быть, я хоть чуть-чуть на нее похожа? Невнятные мысли, и образы бродили в моей голове. Я нежилась с закрытыми глазами, не желая просыпаться. В покоях появилась нянька, раздвинула шторы. Луч соланы упал на лицо и прогнал меня с постели.
Такое чудесное утро. Желто-розовый свет озарял спальню радостью. Все было чудесным, даже хмурое нянькино лицо вызывало доверие. Не помню, чем занималась в этот день, как и когда, рассказывала няньке про чудо. Но точно рассказала.
Перед обедом меня позвала маменька и долго читала нотацию о том, что приличным леди снятся приличные сны. Я согласно кивала, стараясь спрятать неуместную сейчас улыбку. Маменька назвала мой сон бредом и прошлась по моей гостье. Сжала кулаки, и впервые в жизни намеренно спорила с маменькой. Невозможно было отречься от чудесной леди, даже на словах. А маменька сердилась все сильнее. Холод и неприятие неожиданно сменились яростью и злобой. Женщина буквально тряслась от злости, но я упорно повторяла:
-Леди Белая Дева лучше всех на свете.
Сначала маменька разозлилась на меня, потом, на то, что я своим упрямством и тупостью заставила ее потерять лицо. И теперь я скучала в одиночестве без обеда и вечерней прогулки. Без всяких слез и терзаний наблюдала, как сгущались вечерние тени по углам моей комнаты. Чуть слышно скрипнула дверь, прошуршало платье. Вздрогнув, я отодвинулась от диванной подушки, под которой прятались безделушки. Осторожно подняла голову. На пороге моей комнаты, испуганно озиралась Анаста.
-Что-то случилось? - удивленно уставилась на обычно уверенную в себе сестрицу.
- Пикник, на днях будет пикник. Там будет весь свет, - Анаста понизила голос, но последние слова прозвучали торжественно и звонко. - Мама сказала, поедут только хорошие девочки. Ты, пожалуйста, исправься, веди себя хорошо. Все будут с сестрами и братьями. Я хочу, чтобы мы поехали вместе, - Анаста опустила голову. Наверное, она сама не верила, что одна, потихоньку от всех явилась ко мне в комнату.
- Я постараюсь, правда, изо всех сил постараюсь. Только, ты же знаешь, у меня не получается, – меня тронул поступок сестрицы. Кажется, впервые в жизни она заботилась обо мне. Я неловко вскочила с дивана, хотелось обнять Анасту, но я не решилась.
- Послушай. Леди Орвида сегодня сказала маменьке, что на пикник берут всех детей. Даже самых маленьких. Я думаю, если за ужином ты будешь молчать, пока не спросят, смотреть на свои руки и улыбаться уголками губ, все получится. Только не спорь с маменькой. Отвечай только да или нет. Если не согласна с ее словами - молчи, – голосок Анасты окреп. Но тут она снова оглянулась и шепотом добавила: - И пожалуйста, не говори, что я к тебе приходила. - Шелест платья, и Анаста исчезла за еле слышно скрипнувшей дверью.
Через короткое время громкий стук в мою дверь возвестил, что пора на ужин. Я поправила складки на платье и пошла в столовую.
За ужином обсуждали пикник. Я плохо представляла, что это такое. Но это точно было что-то хорошее. Там уже побывала прошлым летом Анаста. Она с восторгом щебетала про цветы, бабочек и весь свет. Весь свет, это, наверное, все люди на свете. И я немножко беспокоилась, что на поляне будет тесно. Ну и пусть тесно, мне все равно хотелось поехать на настоящий пикник вместе со всем светом. Анаста покосилась в мою сторону:
- Мама, а правда, что поедут только хорошие девочки? - Маменька подтвердила, и объявила, что непослушные дети останутся дома с няней. А я за плохое поведение проведу этот день в своей комнате.
- Без игрушек? - напряженно спросила Анаста.
- Нет, игрушки мы ей оставим, она не так сильно провинилась, - маменька с улыбкой обняла Анасту, и коснулась губами ее волос.
-Я не хочу быть хуже всех, без младшей сестры.
-О чем ты, дорогая? - Маменька напряглась.
- Все будут с братьями и сестрами, а я одна. Я буду хуже всех.
- Ты поедешь со мной и папенькой. – Не ожидавшая отказа Анаста сделала печальное лицо. Маменька внимательно посмотрела на Анасту, на меня, и ее улыбка стала холодной.
-Юным леди нечего делать в столовой после ужина, - маменька явно гневалась.
-Доброй ночи, маменька, папенька, - пропели мы хором. Мне кивнули, и я потопала в свою комнату, не дожидаясь, пока Анасту поцелуют перед сном.
Поплакала, помечтала о поездке на пикник, понимая, что все поедут, а я так и буду сидеть в четырех стенах. Уплыла в мечты, представляла, как поеду со всеми и увижу все своими глазами. Вспомнился вчерашний сон. Недолго поколебалась, и решилась попробовать. Мучилась, не зная, как выглядит пикник и что себе представить. После долгих попыток, увидела себя и Анасту в коляске, и захотела изо всех сил. Наверное, у меня получилось, потому что утром меня позвали в гостиную, и маменька долго говорила о том, что я должна быть благодарна ей и папеньке за то, что имею. И что во время поездки я должна вести себя, как настоящая леди.
Невероятно, сработало! Спасибо тебе, леди Белая Дева.
Все оставшееся время я была тише воды, ниже травы. Не открывала рот, пока не спросят. В присутствии взрослых сидела на стуле, сложив руки на коленях. Если ко мне обращались, отвечала негромко, медленно и с почтительным реверансом. Мои старания были вознаграждены. Маменька позвала няньку и велела приготовить мне платье на завтра.
И вот мы с Анастой, наряженные как принцессы, с настоящими взрослыми прическами и в шляпках, украшенных цветами из воздушной ткани, сидим на скамейке открытого экипажа. Маменька, такая красивая в синей амазонке, едет верхом рядом с папенькой. На папеньке шейный платок такого же цвета, как и маменькина амазонка. Анаста в голубом платье с синим поясом в тон маменькиному костюму. Мое платье персикового цвета с бордовым поясом очень красиво, но совершенно не гармонирует с маменькиным. Синий пояс мне не дали, от этого хочется плакать. Но леди не плачут, особенно если хотят попасть на пикник. И я надменно поднимаю голову и улыбаюсь уголками губ, по сторонам смотрю рассеянно, не поворачивая головы, как и положено леди.
Ласковые лучи соланы заливают мир, изгоняя утреннюю прохладу. Зеленая трава сияет под теплыми лучами. Незнакомые мне птицы поют в придорожных кустах, не пугаясь шума экипажа. Огорчение от платья, словно облачко, оставило легкую тень, но не смогло заслонить огромную радость, наполнявшую сердце. Я еду на пикник. Там будет весь свет, и цветы, и бабочки.
- Посмотрите внимательно, - голос Лианы звенел от удовольствия.
- У Вашего папеньки глаза серые, волосы русые, нос короткий и аккуратный. Вы, леди, не похожи на Ваших родителей. Но хуже всего, леди, то, что Вы дурно себя ведете, а должны вести себя со скромностью и смирением. Должны стараться радовать старших. Скромные девочки не обращаются к взрослым без важного дела, молчат, пока их не спросят, и стараются во всем быть полезными окружающим. – Лиана глубоко вздохнула. Похоже, устала от собственных нотаций. Она немного помолчала и закончила:
- Маменька добавила Вам еще неделю наказания в покоях, и велела запомнить сказанное и извлечь из наказания урок.
Лиана распахнула дверь, поставила стул на прежнее место, и вышла из комнаты. Встрепанные мужчины занавесили картину тканью и прежним порядком вынесли за дверь. Появилась нянька, и стала стелить постель. Я сидела без движения на диване, пока меня не позвали пить молоко, и готовиться ко сну.
Оставшись одна, подошла к зеркалу. Тихо плакала, рассматривая свое отражение. Лиана права. Глаза у меня были неправильные. Наружный уголок глаз был отчетливо вытянут к вискам. А еще художник мне польстил. Вблизи радужка не была серо-коричневая, она была непонятного цвета, точнее, разноцветная. Серо-синий, почти черный наружный ободок переходил в серый с желтоватыми и синеватыми вкраплениями. Дальше шла серая, почти бесцветная полоса, из нее прорастали рыжие черточки, которые, утолщаясь, сливались вокруг зрачка в ободок, похожий цветом на цвет глаз кошки, но бледнее и с каким-то оранжевым оттенком. И тоже какой-то водянистый. Брр. Таким глазам лучше быть поменьше и прятаться за челкой, но челки не было, был высокий лоб, коричневые брови и глаза, слишком большие для моего лица. Ресницы да. Ресницы мне нравились. Длинные и пушистые. Хотя темно коричневый цвет их был неравномерным. Некоторые реснички были светлые, как ободок вокруг зрачка. Некоторые черные. Но если смотреть на расстоянии, ресницы сливались в темно-коричневый пушистый частокол. И выглядели симпатично, но картину не спасали. Уродина. Я посмотрела на свои руки с длинными тонкими пальцами, и снова заплакала. Не было в них аристократической округлости и мягкости, как у маменьки и Анасты. И длина была неприличной. Мои пальцы уже сейчас были не меньше маменькиных.
- Хорошо, хоть не на ногах, - пошутила как-то портниха. Так она утешила маменьку, сетовавшую на мою неприглядную внешность. Когда мне заказывали платье, маменька всегда напоминала портнихе, что мои руки на ладонь длиннее, чем следует.
Вторая неделя наказания прошла, как в тумане. Я почти не плакала. От нечего делать повторила все выученные с Анастой уроки. Пыталась читать книгу легенд об Империи, которую с таким трудом утащила из библиотеки. Но то ли книга была слишком сложна для чтения по слогам, то ли я была слишком рассеяна. Только слоги складывались в длинные слова, которые скользили по краю моего сознания, не желая раскрывать свой смысл. Фигурки людей и нелюдей надоели. Построила дом из стульев, собрав их вокруг кресла и накрыв пледом. Замечательно провела несколько часов, но была изобличена нянькой и притихла. Последние пару дней просидела на стуле посреди комнаты, не пытаясь найти себе занятие. Сначала я думала обо всем, что случилось. О маменьке, которая меня не любит. Об Анасте, она неплохая, но думать про нее противно. О няньке, которая сама меня не обижала, но рассказывала маменьке все, о чем хотелось умолчать. Хотела подумать про папеньку, но про него категорически не думалось.
Тяжелые мысли заставили плакать. Стараться бесполезно, меня никто не любит. Слезы не приносили облегчения. Раньше я обижалась, жалела себя, старалась исправиться. Теперь обида ушла, осталось горе. Бесполезно искать выход, которого нет. Настал момент, когда слезы кончились. Уныло сидела на стуле посреди комнаты. Безразличие заполнило душу, лишив красок яркий солнечный день. Есть не хотелось. Нянька начала уговаривать. Чтобы избавиться от уговоров, затолкала в себя суп и второе. Отстранено удивилась собственному нежеланию припрятать яблоко или булку. Поход на конюшню уже не казался интересным.
Вся моя жизнь оказалась бессмысленной и никому не нужной, как и я сама. Холод и пустота заполнили душу и тело. Наконец, нянька ушла. Сжалась в клубок под одеялом, но согреться не удалось даже во сне. Несколько раз просыпалась от того, что всхлипывала и мерзла.
Глава 2
- Ты знаешь, кто я такая? - голос женщины звучал мягко. Я видела ее так же ясно, как няньку или горничную. Высокая, красивая, в простом белом платье. Большие продолговатые глаза перекликались цветом с волосами. Пышные волнистые пряди цвета темного меда спускались ниже колен, вместо лент их удерживали собственные косы, заплетенные от висков.
- Ты ведь знаешь, кто я? - женщина повторила вопрос. Звучный, наполняющий собой пространство голос звучал обеспокоенно и ласково. Не было нетерпения или гнева, обычных для маменьки. Не было издевки, сквозившей в голосах прислуги. В голосе незнакомки непостижимо сливались величие и нежность. Внешность, голос, вся эта леди была необыкновенная.
- Ты Боженька, - сама не знаю, от кого я услышала это слово, кажется от одной из череды сменявших друг друга нянек. Она заглянула мне в глаза.
- Называй меня Белая Дева, - женщина присела на кровать рядом со мной, и я уже не видела ее лицо.
- Ты плакала, отчего? - По голосу показалось, что она улыбается.
- Здравствуйте, леди Белая дева. – Теплые пальцы коснулись судорожно сжатых кулаков. Мои ладони послушно распластались по одеялу. Вслед за ними расслабилось тело, рыдания прекратились.
Дальше я сбивчиво объясняла свою беду, а меня гладили по волосам. Лед обиды, сжимавшей мое маленькое сердечко, растаял. На мгновение в глазах расплылось, как от слез. Волны тепла растекались по телу, смывая холод отчаяния и безнадежности. Все, что было сжато и скомкано внутри меня, напиталось этим теплом и расправилось. Так сморщенное семечко напитывается влагой, расправляется, чтобы треснуть изнутри под давлением рвущегося к жизни ростка.
Кажется, я задремала. И вспомнила водный день. Или увидела во сне. Этот день случился наяву прошедшей весной. Тогда после многодневного снегопада выглянула солана, и ее жаркие лучи растопили зиму. Потоки воды от быстро растаявшего снега неслись по улицам, омывая все вокруг. Вода стекала и капала с крыш домов, попадала в лужи и подскакивала веселыми звонкими брызгами. Лучи соланы окрасили воду в розово - золотой, заставив поверхность воды и каждую капельку, сиять ярче, чем бриллианты при свете свечи. Звонкая капель сливалась с журчанием текущих потоков и гомоном птиц, ошалевших от буйства света и воды в симфонию весны. Теперь этот блеск сливался в сияние и в нем звучал знакомый голос. Сияние и этот голос заполнили мою голову, грудь, а потом и все тело теплом. Я плавилась в этом тепле. Потоки тепла перетекали сквозь мое тело, делаясь все горячее. Как же больно! Кажется, с кровью по телу пронесся жидкий огонь. Оставив после себя невыносимое жжение. Снова зазвучал знакомый голос, врезался в сознание, заставив слушать и запоминать каждое слово.
- Если что-то покажется тебе плохим, неправильным, или несправедливым, ты должна с закрытыми глазами увидеть картинку, где все будет правильно, так как должно быть. Увидишь ее во всех подробностях и деталях. Потом ты сильно захочешь, чтобы картинка стала правдой. Ты почувствуешь, что желание растет и заполняет твое сердце. Когда оно переполнится, потоки желания с кровью побегут по твоему телу, и желание исполнится.
Есть условие. Ты научишься желать, а потом забудешь свой навык до нужного дня. Но будешь всегда помнить, что твоя жизнь посвящена заветам Белой Девы. Будь верна моим заветам, и я тебя не оставлю.
Голос продолжал звучать, заполняя пространство. Неслись и сверкали в лучах соланы потоки воды, унося с собой боль. Сон продолжался. Потоки снова раскалились, превращаясь в огонь. Жгучее пламя протекало сквозь мое тело. Сжалась в испуге. Но боли не было. Огонь больше не обжигал, он бежал по телу, оставляя приятное ощущение собственной силы. Его сменили прохладные потоки и снова тепло. Согревшись, я потерялась в дремоте и очнулась оттого, что уже не видела сверкающих потоков, все утонуло во тьме. Сквозь меня неслись темные реки прохлады, их изредка разрывали разряды черных молний. Оставлявшие после себя колкое ощущение острой льдинки в прохладном потоке. Наконец тьма растворилась в обычном сне.
Рано утром еще до прихода няньки, в голове зазвучал знакомый голос. Повторял, как правильно хотеть, чтобы все получилось. Голос еще не умолк, когда вспомнилась женщина из сна. Необычные волосы и глаза. Какого же цвета у нее глаза? Не могла вспомнить точно, но была уверена, что она была не похожа на маменьку и Анасту. И она была красива! Может быть, я хоть чуть-чуть на нее похожа? Невнятные мысли, и образы бродили в моей голове. Я нежилась с закрытыми глазами, не желая просыпаться. В покоях появилась нянька, раздвинула шторы. Луч соланы упал на лицо и прогнал меня с постели.
Такое чудесное утро. Желто-розовый свет озарял спальню радостью. Все было чудесным, даже хмурое нянькино лицо вызывало доверие. Не помню, чем занималась в этот день, как и когда, рассказывала няньке про чудо. Но точно рассказала.
Перед обедом меня позвала маменька и долго читала нотацию о том, что приличным леди снятся приличные сны. Я согласно кивала, стараясь спрятать неуместную сейчас улыбку. Маменька назвала мой сон бредом и прошлась по моей гостье. Сжала кулаки, и впервые в жизни намеренно спорила с маменькой. Невозможно было отречься от чудесной леди, даже на словах. А маменька сердилась все сильнее. Холод и неприятие неожиданно сменились яростью и злобой. Женщина буквально тряслась от злости, но я упорно повторяла:
-Леди Белая Дева лучше всех на свете.
Сначала маменька разозлилась на меня, потом, на то, что я своим упрямством и тупостью заставила ее потерять лицо. И теперь я скучала в одиночестве без обеда и вечерней прогулки. Без всяких слез и терзаний наблюдала, как сгущались вечерние тени по углам моей комнаты. Чуть слышно скрипнула дверь, прошуршало платье. Вздрогнув, я отодвинулась от диванной подушки, под которой прятались безделушки. Осторожно подняла голову. На пороге моей комнаты, испуганно озиралась Анаста.
-Что-то случилось? - удивленно уставилась на обычно уверенную в себе сестрицу.
- Пикник, на днях будет пикник. Там будет весь свет, - Анаста понизила голос, но последние слова прозвучали торжественно и звонко. - Мама сказала, поедут только хорошие девочки. Ты, пожалуйста, исправься, веди себя хорошо. Все будут с сестрами и братьями. Я хочу, чтобы мы поехали вместе, - Анаста опустила голову. Наверное, она сама не верила, что одна, потихоньку от всех явилась ко мне в комнату.
- Я постараюсь, правда, изо всех сил постараюсь. Только, ты же знаешь, у меня не получается, – меня тронул поступок сестрицы. Кажется, впервые в жизни она заботилась обо мне. Я неловко вскочила с дивана, хотелось обнять Анасту, но я не решилась.
- Послушай. Леди Орвида сегодня сказала маменьке, что на пикник берут всех детей. Даже самых маленьких. Я думаю, если за ужином ты будешь молчать, пока не спросят, смотреть на свои руки и улыбаться уголками губ, все получится. Только не спорь с маменькой. Отвечай только да или нет. Если не согласна с ее словами - молчи, – голосок Анасты окреп. Но тут она снова оглянулась и шепотом добавила: - И пожалуйста, не говори, что я к тебе приходила. - Шелест платья, и Анаста исчезла за еле слышно скрипнувшей дверью.
Через короткое время громкий стук в мою дверь возвестил, что пора на ужин. Я поправила складки на платье и пошла в столовую.
За ужином обсуждали пикник. Я плохо представляла, что это такое. Но это точно было что-то хорошее. Там уже побывала прошлым летом Анаста. Она с восторгом щебетала про цветы, бабочек и весь свет. Весь свет, это, наверное, все люди на свете. И я немножко беспокоилась, что на поляне будет тесно. Ну и пусть тесно, мне все равно хотелось поехать на настоящий пикник вместе со всем светом. Анаста покосилась в мою сторону:
- Мама, а правда, что поедут только хорошие девочки? - Маменька подтвердила, и объявила, что непослушные дети останутся дома с няней. А я за плохое поведение проведу этот день в своей комнате.
- Без игрушек? - напряженно спросила Анаста.
- Нет, игрушки мы ей оставим, она не так сильно провинилась, - маменька с улыбкой обняла Анасту, и коснулась губами ее волос.
-Я не хочу быть хуже всех, без младшей сестры.
-О чем ты, дорогая? - Маменька напряглась.
- Все будут с братьями и сестрами, а я одна. Я буду хуже всех.
- Ты поедешь со мной и папенькой. – Не ожидавшая отказа Анаста сделала печальное лицо. Маменька внимательно посмотрела на Анасту, на меня, и ее улыбка стала холодной.
-Юным леди нечего делать в столовой после ужина, - маменька явно гневалась.
-Доброй ночи, маменька, папенька, - пропели мы хором. Мне кивнули, и я потопала в свою комнату, не дожидаясь, пока Анасту поцелуют перед сном.
Поплакала, помечтала о поездке на пикник, понимая, что все поедут, а я так и буду сидеть в четырех стенах. Уплыла в мечты, представляла, как поеду со всеми и увижу все своими глазами. Вспомнился вчерашний сон. Недолго поколебалась, и решилась попробовать. Мучилась, не зная, как выглядит пикник и что себе представить. После долгих попыток, увидела себя и Анасту в коляске, и захотела изо всех сил. Наверное, у меня получилось, потому что утром меня позвали в гостиную, и маменька долго говорила о том, что я должна быть благодарна ей и папеньке за то, что имею. И что во время поездки я должна вести себя, как настоящая леди.
Невероятно, сработало! Спасибо тебе, леди Белая Дева.
Все оставшееся время я была тише воды, ниже травы. Не открывала рот, пока не спросят. В присутствии взрослых сидела на стуле, сложив руки на коленях. Если ко мне обращались, отвечала негромко, медленно и с почтительным реверансом. Мои старания были вознаграждены. Маменька позвала няньку и велела приготовить мне платье на завтра.
И вот мы с Анастой, наряженные как принцессы, с настоящими взрослыми прическами и в шляпках, украшенных цветами из воздушной ткани, сидим на скамейке открытого экипажа. Маменька, такая красивая в синей амазонке, едет верхом рядом с папенькой. На папеньке шейный платок такого же цвета, как и маменькина амазонка. Анаста в голубом платье с синим поясом в тон маменькиному костюму. Мое платье персикового цвета с бордовым поясом очень красиво, но совершенно не гармонирует с маменькиным. Синий пояс мне не дали, от этого хочется плакать. Но леди не плачут, особенно если хотят попасть на пикник. И я надменно поднимаю голову и улыбаюсь уголками губ, по сторонам смотрю рассеянно, не поворачивая головы, как и положено леди.
Ласковые лучи соланы заливают мир, изгоняя утреннюю прохладу. Зеленая трава сияет под теплыми лучами. Незнакомые мне птицы поют в придорожных кустах, не пугаясь шума экипажа. Огорчение от платья, словно облачко, оставило легкую тень, но не смогло заслонить огромную радость, наполнявшую сердце. Я еду на пикник. Там будет весь свет, и цветы, и бабочки.
