Поэтому вот так сурово и грозно, что мурашки по коже: «Адептка! Канпе!», и тело само поднимается на ноги, и глаза открываются тоже сами. Открываются, чтобы глянуть прямо и преданно, спина прямая, подтянутая, руки по швам, чтобы вам, мастер, немилосердные боги даровали по ночам только кошмары!
- Почему вы не используете магию, адептка?!
Он схватил меня за руку, повертел, резко отпустил и уперся мне в лицо своим взглядом. А взгляд такой суровый, тяжелый.
- Ваша печать уже стёрлась.
Да что ж вы, мастер, делаете с несчастной испуганной мной? И вопросы такие странные. Неужели непонятно? Не настолько же вы глупы, уважаемый?
- Плохо владею, - сказала и добавила придури во взгляд.
Это всегда помогало.
Помогло и в этот раз – Хараевский отодвинулся от меня подальше. А то прямо чувствовала его дыхание на своей щеке, про запах его пота вообще молчу. От меня, конечно, тоже несло и ни чуть не лучше. А я стесняюсь, между прочим. И у него взгляд сразу стал такой немного понимающий, но больше – издевательский.
- А, - протянул он саркастически, - домашнее образование!
Я опустила глаза в пол, но подбородок вздёрнула, а губа будто сама собой закусилась. И всё же ответила:
- Оно самое, мастер.
Он отступил на шаг, стал в свою любимую позу - сложил на груди руки - и уставился на меня.
Я надеялась, очень-очень надеялась, что он сейчас покажет мне пальцем на дверь. Ну, или хотя бы скажет, что временно отстраняет меня от занятий. На то самое время, пока не я овладею магией в достаточной мере. И даже тонкая струйка радости запахом весенних цветов начала пробираться ко мне в душу.
Но, приподняв на мгновенье веки, я увидела вовсе не молчаливое негодование. Нет, какое там негодование? Там было удовлетворение. И не просто удовлетворение, а глубокое у-до-влет-во-ре-ни-е. Глубочайшее просто! Будто я ему подарок сделала. И вот прямо почувствовала, что всё, они пришли, явились по мою душу… Большие такие, очень-очень крупные. Неприятности.
И вкусный запах весны и надежды увял, рассеялся дымом над пепелищем моих надежд.
- Давайте отойдём в сторону.
И мы отошли. Декан махнул рукой, и в круг тут же вышла пара адептов и недолго приглядываясь, вцепились друг в друга, а мы стали в сторонке, там, где никого не было. И декан продолжил в очень странном тоне:
- Прекрасно! Я вам помогу овладеть вашей магией.
Я глянула на него исподлобья. Хараевский улыбался. И глаза, и губы улыбались, даже орлиный нос на этом улыбающемся лице, казалось, радовался. И такой преподаватель был весь счастливый, что я поняла – всё. Всё у меня плохо, и даже хуже, чем просто плохо. И мне стало совсем грустно.
- И не надо на меня так смотреть! – его улыбка куда-то спряталась, и снова передо мной был гордый и суровый «самый красивый мужчина Академии». – Я вам помочь хочу!
А я поняла, что у меня тоска. И что тоска пропитала меня насквозь – сверху вниз и сзади наперёд, и даже наискосок крест-накрест. И всё за какие-то мгновенья. Короткие мгновенья между произнесением слов «Я вам помогу овладеть вашей магией» и осознанием, что необходимая помощь будет происходить от того, от кого бы очень не хотелось её получать. Он хочет помочь? А почему выражение лица у него такое… кровожадное? Такое, будто он получил для расправы долгожданную жертву и сейчас будет вкусненько кушать?
Монстр какой-то. Орлиноносый монстр…
Нет, ну правда, что я ему плохого сделала? Почему я, учась совсем на другом факультете, знаю это здание, этот зал, этих адептов-боевиков лучше, чем своё, родное? Может, «самый красивый мужчина Академии» подозревает меня в чём-то? Или хочет, чтобы я ушла из Академии сама?
А вот сейчас, от одной только этой мысли, я начала злиться. Понемногу, по чуть-чуть, я стала закипать. И если моя догадка верна, то он промахнулся.
Я вспомнила ищеек отца, сводных братьев, свою жизнь после смерти мамы и поняла – из Академии меня можно будет только вынести. И вынести мёртвой. Потому что я буду цепляться за это место всем, что у меня есть, даже магией, которая больше похожа на тяжелый и неповоротливый питоний хвост в три метра длиной. Я буду здесь жить столько, сколько будет можно, и я буду учиться! И никакой Хараевский мне не станет помехой, как бы он хороший декан ни был, как бы я его ни опасалась и как бы ему ни хотелось меня съесть!
- Да, мастер, - я натянула маску каменной непоколебимости и сделала ритуальный поклон.
- Вот так-то лучше, - слова вроде по смыслу были одобрительные, но интонация совершенно недовольная.
Что он за человек такой? Что опять не так? Я же согласилась.
И я подняла на него глаза. Он опять сверлил меня взглядом. Губы сжаты в нитку, глаза прищурены, ноздри раздуваются. Что не так?!
- Так, - он приподнял одну бровь. – Два раза в неделю приходите ко мне…
К нему? Это куда же? У меня дрогнули ноги. Опасаясь худшего, опустила взгляд.
- Сюда, в зал. Будем учиться. После тренировок я буду указывать время, когда приходить.
Я смотрела в пол.
Надо, значит, буду.
Теперь не просто хотелось овладеть магией, а хотелось сделать это быстро. Очень-очень быстро.
Я взглянула на Хараевского. Он уже не обращал на меня внимания и внимательно следил за поединком в круге, и такое у него выражение лица было... Моё желание мгновенно овладеть своей магией стало только крепче, потому что нельзя следить за поединком с таким довольным лицом. Ну нет там ничего такого, чтобы быть таким счастливым. Хотя может это тень от носа, конечно…
И я только укрепилась в своем мнении – быстрее, как можно быстрее овладеть магией! А то эти участившиеся встречи с деканом боевого факультета к добру не приведут.
Конечно, принятое решение заставляло меня думать о способах. Как можно овладеть магией быстро? И не просто быстро, а без ущерба для себя?
Но вот заняться вплотную этим вопросом не было ни сил, ни времени. Я говорила себе утром – всё, сегодня же пойду в библиотеку, после занятий и пойду. И я шла. Если не было никаких других занятий или тренировок.
Шла, делала все задания, что нам давали для самостоятельной работы на завтра, все, что мне давали для дополнительной сдачи, а потом вдруг резко нужно было бежать то на ужин, то на тренировочное занятие, то на разбор боёв, то ещё куда-нибудь, и когда освобождалась минутка, её хватало только на то, чтобы подумать: «И сегодня не успела!» и уставшей упасть на неразобранную постель.
Да, так и было — падала и засыпала себя не помня. Потому что уставала, и уставала нечеловечески. Может, кому это не понравилось бы, а я была рада - дурные сны почти не снились. Наверное, организм настолько выматывался, что даже на сны сил не хватало. И меня это радовало – я устала убивать. И быть убитой тоже устала. Неважно, что это просто сон, страшно мне было по-настоящему.
Но мысль сверлила меня и сверлила - надо что-то делать, надо ускорить процесс, что же я бездействую?
Так всегда бывает, что ухо слышит то, что беспокоит голову. И я однажды услышала. На перерыве между занятиями я услышала обрывок чьего-то разговора: «… ну как в детстве, помнишь, ещё в школе нас учили это делать с помощью шарика?»
И оглянулась посмотреть. Одна адептка другой показывала какой-то пасс рукой, будто держала в широко растопыренной ладони шар и поворачивала его пальцами. Другая радостно кивала – да, она помнила.
Мне стало интересно, но ничего не понятно. А у кого спрашивать? Правильно – у Ариши. И за обедом я спросила, а она ответила. Неожиданно эта тема оказалась настолько благодатной, что я удивилась - не только Ариша, но и большинство соседок по столу с увлечением делились тем, как овладевали магией. Всё оказалось довольно просто!
Девицы не только вспоминали смешные и каверзные случаи из начальной магической школы, но и с удовольствием показывали мелкие хитрости и приёмы, которым учат самых маленьких магов, показывали мне, как правильно ставить пальцы, как задерживать или, наоборот, выпускать дыхание. Да с таким рвением, что я только успевала вертеть головой и запоминать, а потом нарабатывать навыки.
Трудность была в том, что мне некогда было отрабатывать то, что у всех уже было доведено до автоматизма и было почти уже их естественным продолжением. Я, конечно, приходила в назначенные дни на занятия к Хараевскому, но он почему-то занимался со мной совсем другим.
Я должна была сидеть на полу с закрытыми глазами и пропускать сквозь себя магию туда и обратно – через руки, ноги, голову, туловище. Магию нужно было раздувать и сжимать внутри себя, скручивать, сворачивать и расплетать в мелкие пряди. У меня получалось плохо. Ощущение рвущегося из рук толстого каната во время ледяного зимнего шторма не покидало меня – магия толстой скользкой змеёй вырывалась из рук, извивалась и норовила шлепнуть меня по носу.
Я выходила с этих занятий мокрая как мышь. Под недовольным взглядом орлиноносого декана чесалась спина. Хорошо, что он не сопровождал свои взгляды словами, а то я вообще не знала бы куда деваться. В общем, это было совсем не то, чего мне не хватало.
Мне казалось, что правильная постановка пальцев, рук и всего корпуса были бы сейчас важнее. Умение получить отклик магии, провести её и сконцентрировать где-то в руке или даже на пальцах – вот то, что меня интересовало. И поэтому я практиковала всё, что слышала от адепток в единственное свободное время – когда перемещалась по Академии. Из столовой в общежитие, из общежития на занятия, из корпуса в корпус – все эти минуты я посвящала правильной постановке пальцев, отработке мелких пассовых движений и попытке сконцентрировать искру магии на пальцах или ладони.
И именно в один из таких моментов я так увлеклась, потеряла из виду Аришу – я всё пыталась одолеть одно особенно заковыристое положение растопыренных пальцев, которое мне никак не давалось. Я, конечно же, не смотрела под ноги, и в толпе, что вечно сопровождала движение адептов по коридорам, столкнулась с кем-то, и стала заваливаться. Меня подхватили сильные руки, и когда я подняла взгляд, то была ослеплена белозубой улыбкой. Парень, что помог мне, смотрел и радостно улыбался.
Вокруг нас тут же начался затор, как на реке по весне, когда льдины, бывает, сцепляются друг с другом и корягами и перекрывают движение.
Высокий и тонкий, какой-то гибкий, как ласка, с темными, блестящими как южные вишни глазами. И на гладкой, матовой смугловатой щеке темнела умильная девчоночья ямочка.
- Ай, красавица, зачем падаешь, дорогая?
Я, ошеломленная неожиданным столкновением и последовавшим за ним панибратством, не нашлась что ответить. Сердце только-только поднялось на своё место и стало восстанавливать нормальный бег, но всё же забивало дыхание.
Я обвела взглядом окружающих. Несколько парней, видимо, шли с этим, с ямочкой на щеке, и остановились рядом. Среди них я увидела знакомое лицо – Джавад, невысокий, приземистый парень, который был на каждом разборе боёв у Хараевского, хотя на тренировочных занятиях мы не встречались ни разу.
Я кивнула знакомому, он кивнул мне.
А потом я словила удивленный взгляд парня, что не дал мне упасть. Он приподнял бровь и перевел свои удивительные темные блестящие глаза с Джавада на меня и, махнув товарищам, чтобы шли дальше, опять улыбнулся, сверкнув ямочкой и подмигнул мне. А потом зашагал следом за всеми.
Я отошла к стене.
Кусая губу, смотрела вслед Джаваду. Он не обернулся, а, как всегда, спокойный и неспешный, свернул за угол. Зато обернулся тот, с глазами-вишнями, ещё раз легонько улыбнулся и тоже скрылся за поворотом.
И он теперь точно знал, что я смотрела вслед.
Джавада я приметила на первом же разборе боёв. Он был похож на утёс, о который бьётся штормовое море: вокруг шумели пришедшие адепты, здоровались, что-то обсуждали, махали руками, смеясь, громко перебрасываясь шуточками, а он сидел спокойный, молчаливый, какой-то умиротворённый и казался таким мирным и сильным, что мне захотелось пойти и сесть рядом. А лучше спрятаться за его спиной. Вот просто подойти тихонько, присесть рядом и сидеть так, отгороженной от всех этих шумных парней, которые норовили то по-мужски поздороваться со мной, то толкнуть в плечо, то что-то громогласно спросить.
Но почти сразу в тот день появился декан, и все занялись делом – смотрели, обсуждали, кое-кто даже пробовал какие-то приёмы на соседе, потом спорили о правильности, снова пробовали.
Джавад внимательно следил за разговором, но не лез, слушал молча, пока его не спросили. А кода спросили, коротко, но очень толково высказал своё мнение и опять замолчал.
Да, рядом с этим сорочьим гнездом он был островком спокойствия и равновесия. И так было на каждом разборе. Мне каждый раз хотелось сесть поближе, но я удерживала себя от этого порыва, и просто незаметно наблюдала за ним.
Я на каждом тренировочном занятии ждала, что вот сегодня, вот сейчас он придёт. Мне было ужасно интересно увидеть, как он будет драться. Ведь по стилю боя можно кое-что узнать о человеке.
Но сколько ни ждала, ещё ни разу не дождалась. Видимо, его занятия были в другое время, и мы никогда не пересекались. А тут такая неожиданная встреча: я увидела его в коридорах Академии. Вот только я в таком смешном и неловком положении…
Хорошо, что хоть повела себя не так глупо: просто кивнула, и он мне просто ответил таким же кивком. Как знакомой, как ровне. И даже не придал значения тому, что я чуть не упала, не отвел взгляд, не стал делать вид, будто мы совсем незнакомы. Приятно!..
А ещё меня несказанно порадовало, что рядом не было Ариши.
Она бы не пропустила ни того, как на меня смотрели, ни того, что я смотрю вслед. Стала бы расспрашивать, забросала бы вопросами, замучила так, что отмолчаться не получилось бы, и если бы не в этот раз, то уж в другой точно выудила из меня всё рассказать.
Хотя рассказывать было нечего. Ну заметила парня, ну на одни занятия ходим. О чем тут говорить?
Он на меня как раз внимания не обращает. Многие парни-боевики сначала не знали как вести себя со мной: кто-то развязно приветствовал, кто-то делал вид, что меня не видит. Но это было до первого боя. А потом, когда я дралась как раненая дикая кошка, загнанная злобная дикая кошка, отстаивающая свою жизнь, не жалея ни себя, ни их, парни уже просто коротко приветствовали, как старого товарища, и девушку во мне, похоже, не видели.
По крайней мере, никто не пытался строить глазки, приглашать на свидание или, спасите немилосердные боги, проявлять внимание как мой сводный братик… Опять заныла, зачесалась спина. Ох уж этот братик… Хоть не вспоминай его совсем.
Хараевский мог думать, что угодно о своём влиянии на адептов, но его заслуги в том, что я хожу на все разборы, не было. Я туда ходила, чтобы хоть иногда встречаться с таким спокойным и симпатичным Джавадом.
На этих занятиях многое было непонятно, а большей части я просто не могла сделать либо потому, что была слишком слаба физически, либо потому, что моя магия была ужасно непослушна и неподатлива. Поэтому пользы в этих разборах я особо не видела.
Я садилась где-то позади всех, но так, чтобы Джавад был виден хоть боковым зрением, и смотрела на мерцающие проекции, слушала, что говорили боевики, и всё ждала, когда раздастся тихий низкий голос.
- Почему вы не используете магию, адептка?!
Он схватил меня за руку, повертел, резко отпустил и уперся мне в лицо своим взглядом. А взгляд такой суровый, тяжелый.
- Ваша печать уже стёрлась.
Да что ж вы, мастер, делаете с несчастной испуганной мной? И вопросы такие странные. Неужели непонятно? Не настолько же вы глупы, уважаемый?
- Плохо владею, - сказала и добавила придури во взгляд.
Это всегда помогало.
Помогло и в этот раз – Хараевский отодвинулся от меня подальше. А то прямо чувствовала его дыхание на своей щеке, про запах его пота вообще молчу. От меня, конечно, тоже несло и ни чуть не лучше. А я стесняюсь, между прочим. И у него взгляд сразу стал такой немного понимающий, но больше – издевательский.
- А, - протянул он саркастически, - домашнее образование!
Я опустила глаза в пол, но подбородок вздёрнула, а губа будто сама собой закусилась. И всё же ответила:
- Оно самое, мастер.
Он отступил на шаг, стал в свою любимую позу - сложил на груди руки - и уставился на меня.
Я надеялась, очень-очень надеялась, что он сейчас покажет мне пальцем на дверь. Ну, или хотя бы скажет, что временно отстраняет меня от занятий. На то самое время, пока не я овладею магией в достаточной мере. И даже тонкая струйка радости запахом весенних цветов начала пробираться ко мне в душу.
Но, приподняв на мгновенье веки, я увидела вовсе не молчаливое негодование. Нет, какое там негодование? Там было удовлетворение. И не просто удовлетворение, а глубокое у-до-влет-во-ре-ни-е. Глубочайшее просто! Будто я ему подарок сделала. И вот прямо почувствовала, что всё, они пришли, явились по мою душу… Большие такие, очень-очень крупные. Неприятности.
И вкусный запах весны и надежды увял, рассеялся дымом над пепелищем моих надежд.
- Давайте отойдём в сторону.
И мы отошли. Декан махнул рукой, и в круг тут же вышла пара адептов и недолго приглядываясь, вцепились друг в друга, а мы стали в сторонке, там, где никого не было. И декан продолжил в очень странном тоне:
- Прекрасно! Я вам помогу овладеть вашей магией.
Я глянула на него исподлобья. Хараевский улыбался. И глаза, и губы улыбались, даже орлиный нос на этом улыбающемся лице, казалось, радовался. И такой преподаватель был весь счастливый, что я поняла – всё. Всё у меня плохо, и даже хуже, чем просто плохо. И мне стало совсем грустно.
- И не надо на меня так смотреть! – его улыбка куда-то спряталась, и снова передо мной был гордый и суровый «самый красивый мужчина Академии». – Я вам помочь хочу!
А я поняла, что у меня тоска. И что тоска пропитала меня насквозь – сверху вниз и сзади наперёд, и даже наискосок крест-накрест. И всё за какие-то мгновенья. Короткие мгновенья между произнесением слов «Я вам помогу овладеть вашей магией» и осознанием, что необходимая помощь будет происходить от того, от кого бы очень не хотелось её получать. Он хочет помочь? А почему выражение лица у него такое… кровожадное? Такое, будто он получил для расправы долгожданную жертву и сейчас будет вкусненько кушать?
Монстр какой-то. Орлиноносый монстр…
Нет, ну правда, что я ему плохого сделала? Почему я, учась совсем на другом факультете, знаю это здание, этот зал, этих адептов-боевиков лучше, чем своё, родное? Может, «самый красивый мужчина Академии» подозревает меня в чём-то? Или хочет, чтобы я ушла из Академии сама?
А вот сейчас, от одной только этой мысли, я начала злиться. Понемногу, по чуть-чуть, я стала закипать. И если моя догадка верна, то он промахнулся.
Я вспомнила ищеек отца, сводных братьев, свою жизнь после смерти мамы и поняла – из Академии меня можно будет только вынести. И вынести мёртвой. Потому что я буду цепляться за это место всем, что у меня есть, даже магией, которая больше похожа на тяжелый и неповоротливый питоний хвост в три метра длиной. Я буду здесь жить столько, сколько будет можно, и я буду учиться! И никакой Хараевский мне не станет помехой, как бы он хороший декан ни был, как бы я его ни опасалась и как бы ему ни хотелось меня съесть!
- Да, мастер, - я натянула маску каменной непоколебимости и сделала ритуальный поклон.
- Вот так-то лучше, - слова вроде по смыслу были одобрительные, но интонация совершенно недовольная.
Что он за человек такой? Что опять не так? Я же согласилась.
И я подняла на него глаза. Он опять сверлил меня взглядом. Губы сжаты в нитку, глаза прищурены, ноздри раздуваются. Что не так?!
- Так, - он приподнял одну бровь. – Два раза в неделю приходите ко мне…
К нему? Это куда же? У меня дрогнули ноги. Опасаясь худшего, опустила взгляд.
- Сюда, в зал. Будем учиться. После тренировок я буду указывать время, когда приходить.
Я смотрела в пол.
Надо, значит, буду.
Теперь не просто хотелось овладеть магией, а хотелось сделать это быстро. Очень-очень быстро.
Я взглянула на Хараевского. Он уже не обращал на меня внимания и внимательно следил за поединком в круге, и такое у него выражение лица было... Моё желание мгновенно овладеть своей магией стало только крепче, потому что нельзя следить за поединком с таким довольным лицом. Ну нет там ничего такого, чтобы быть таким счастливым. Хотя может это тень от носа, конечно…
И я только укрепилась в своем мнении – быстрее, как можно быстрее овладеть магией! А то эти участившиеся встречи с деканом боевого факультета к добру не приведут.
Конечно, принятое решение заставляло меня думать о способах. Как можно овладеть магией быстро? И не просто быстро, а без ущерба для себя?
Но вот заняться вплотную этим вопросом не было ни сил, ни времени. Я говорила себе утром – всё, сегодня же пойду в библиотеку, после занятий и пойду. И я шла. Если не было никаких других занятий или тренировок.
Шла, делала все задания, что нам давали для самостоятельной работы на завтра, все, что мне давали для дополнительной сдачи, а потом вдруг резко нужно было бежать то на ужин, то на тренировочное занятие, то на разбор боёв, то ещё куда-нибудь, и когда освобождалась минутка, её хватало только на то, чтобы подумать: «И сегодня не успела!» и уставшей упасть на неразобранную постель.
Да, так и было — падала и засыпала себя не помня. Потому что уставала, и уставала нечеловечески. Может, кому это не понравилось бы, а я была рада - дурные сны почти не снились. Наверное, организм настолько выматывался, что даже на сны сил не хватало. И меня это радовало – я устала убивать. И быть убитой тоже устала. Неважно, что это просто сон, страшно мне было по-настоящему.
Но мысль сверлила меня и сверлила - надо что-то делать, надо ускорить процесс, что же я бездействую?
Так всегда бывает, что ухо слышит то, что беспокоит голову. И я однажды услышала. На перерыве между занятиями я услышала обрывок чьего-то разговора: «… ну как в детстве, помнишь, ещё в школе нас учили это делать с помощью шарика?»
И оглянулась посмотреть. Одна адептка другой показывала какой-то пасс рукой, будто держала в широко растопыренной ладони шар и поворачивала его пальцами. Другая радостно кивала – да, она помнила.
Мне стало интересно, но ничего не понятно. А у кого спрашивать? Правильно – у Ариши. И за обедом я спросила, а она ответила. Неожиданно эта тема оказалась настолько благодатной, что я удивилась - не только Ариша, но и большинство соседок по столу с увлечением делились тем, как овладевали магией. Всё оказалось довольно просто!
Девицы не только вспоминали смешные и каверзные случаи из начальной магической школы, но и с удовольствием показывали мелкие хитрости и приёмы, которым учат самых маленьких магов, показывали мне, как правильно ставить пальцы, как задерживать или, наоборот, выпускать дыхание. Да с таким рвением, что я только успевала вертеть головой и запоминать, а потом нарабатывать навыки.
Трудность была в том, что мне некогда было отрабатывать то, что у всех уже было доведено до автоматизма и было почти уже их естественным продолжением. Я, конечно, приходила в назначенные дни на занятия к Хараевскому, но он почему-то занимался со мной совсем другим.
Я должна была сидеть на полу с закрытыми глазами и пропускать сквозь себя магию туда и обратно – через руки, ноги, голову, туловище. Магию нужно было раздувать и сжимать внутри себя, скручивать, сворачивать и расплетать в мелкие пряди. У меня получалось плохо. Ощущение рвущегося из рук толстого каната во время ледяного зимнего шторма не покидало меня – магия толстой скользкой змеёй вырывалась из рук, извивалась и норовила шлепнуть меня по носу.
Я выходила с этих занятий мокрая как мышь. Под недовольным взглядом орлиноносого декана чесалась спина. Хорошо, что он не сопровождал свои взгляды словами, а то я вообще не знала бы куда деваться. В общем, это было совсем не то, чего мне не хватало.
Мне казалось, что правильная постановка пальцев, рук и всего корпуса были бы сейчас важнее. Умение получить отклик магии, провести её и сконцентрировать где-то в руке или даже на пальцах – вот то, что меня интересовало. И поэтому я практиковала всё, что слышала от адепток в единственное свободное время – когда перемещалась по Академии. Из столовой в общежитие, из общежития на занятия, из корпуса в корпус – все эти минуты я посвящала правильной постановке пальцев, отработке мелких пассовых движений и попытке сконцентрировать искру магии на пальцах или ладони.
И именно в один из таких моментов я так увлеклась, потеряла из виду Аришу – я всё пыталась одолеть одно особенно заковыристое положение растопыренных пальцев, которое мне никак не давалось. Я, конечно же, не смотрела под ноги, и в толпе, что вечно сопровождала движение адептов по коридорам, столкнулась с кем-то, и стала заваливаться. Меня подхватили сильные руки, и когда я подняла взгляд, то была ослеплена белозубой улыбкой. Парень, что помог мне, смотрел и радостно улыбался.
Вокруг нас тут же начался затор, как на реке по весне, когда льдины, бывает, сцепляются друг с другом и корягами и перекрывают движение.
Высокий и тонкий, какой-то гибкий, как ласка, с темными, блестящими как южные вишни глазами. И на гладкой, матовой смугловатой щеке темнела умильная девчоночья ямочка.
- Ай, красавица, зачем падаешь, дорогая?
Я, ошеломленная неожиданным столкновением и последовавшим за ним панибратством, не нашлась что ответить. Сердце только-только поднялось на своё место и стало восстанавливать нормальный бег, но всё же забивало дыхание.
Я обвела взглядом окружающих. Несколько парней, видимо, шли с этим, с ямочкой на щеке, и остановились рядом. Среди них я увидела знакомое лицо – Джавад, невысокий, приземистый парень, который был на каждом разборе боёв у Хараевского, хотя на тренировочных занятиях мы не встречались ни разу.
Я кивнула знакомому, он кивнул мне.
А потом я словила удивленный взгляд парня, что не дал мне упасть. Он приподнял бровь и перевел свои удивительные темные блестящие глаза с Джавада на меня и, махнув товарищам, чтобы шли дальше, опять улыбнулся, сверкнув ямочкой и подмигнул мне. А потом зашагал следом за всеми.
Я отошла к стене.
Кусая губу, смотрела вслед Джаваду. Он не обернулся, а, как всегда, спокойный и неспешный, свернул за угол. Зато обернулся тот, с глазами-вишнями, ещё раз легонько улыбнулся и тоже скрылся за поворотом.
И он теперь точно знал, что я смотрела вслед.
Джавада я приметила на первом же разборе боёв. Он был похож на утёс, о который бьётся штормовое море: вокруг шумели пришедшие адепты, здоровались, что-то обсуждали, махали руками, смеясь, громко перебрасываясь шуточками, а он сидел спокойный, молчаливый, какой-то умиротворённый и казался таким мирным и сильным, что мне захотелось пойти и сесть рядом. А лучше спрятаться за его спиной. Вот просто подойти тихонько, присесть рядом и сидеть так, отгороженной от всех этих шумных парней, которые норовили то по-мужски поздороваться со мной, то толкнуть в плечо, то что-то громогласно спросить.
Но почти сразу в тот день появился декан, и все занялись делом – смотрели, обсуждали, кое-кто даже пробовал какие-то приёмы на соседе, потом спорили о правильности, снова пробовали.
Джавад внимательно следил за разговором, но не лез, слушал молча, пока его не спросили. А кода спросили, коротко, но очень толково высказал своё мнение и опять замолчал.
Да, рядом с этим сорочьим гнездом он был островком спокойствия и равновесия. И так было на каждом разборе. Мне каждый раз хотелось сесть поближе, но я удерживала себя от этого порыва, и просто незаметно наблюдала за ним.
Я на каждом тренировочном занятии ждала, что вот сегодня, вот сейчас он придёт. Мне было ужасно интересно увидеть, как он будет драться. Ведь по стилю боя можно кое-что узнать о человеке.
Но сколько ни ждала, ещё ни разу не дождалась. Видимо, его занятия были в другое время, и мы никогда не пересекались. А тут такая неожиданная встреча: я увидела его в коридорах Академии. Вот только я в таком смешном и неловком положении…
Хорошо, что хоть повела себя не так глупо: просто кивнула, и он мне просто ответил таким же кивком. Как знакомой, как ровне. И даже не придал значения тому, что я чуть не упала, не отвел взгляд, не стал делать вид, будто мы совсем незнакомы. Приятно!..
А ещё меня несказанно порадовало, что рядом не было Ариши.
Она бы не пропустила ни того, как на меня смотрели, ни того, что я смотрю вслед. Стала бы расспрашивать, забросала бы вопросами, замучила так, что отмолчаться не получилось бы, и если бы не в этот раз, то уж в другой точно выудила из меня всё рассказать.
Хотя рассказывать было нечего. Ну заметила парня, ну на одни занятия ходим. О чем тут говорить?
Он на меня как раз внимания не обращает. Многие парни-боевики сначала не знали как вести себя со мной: кто-то развязно приветствовал, кто-то делал вид, что меня не видит. Но это было до первого боя. А потом, когда я дралась как раненая дикая кошка, загнанная злобная дикая кошка, отстаивающая свою жизнь, не жалея ни себя, ни их, парни уже просто коротко приветствовали, как старого товарища, и девушку во мне, похоже, не видели.
По крайней мере, никто не пытался строить глазки, приглашать на свидание или, спасите немилосердные боги, проявлять внимание как мой сводный братик… Опять заныла, зачесалась спина. Ох уж этот братик… Хоть не вспоминай его совсем.
Хараевский мог думать, что угодно о своём влиянии на адептов, но его заслуги в том, что я хожу на все разборы, не было. Я туда ходила, чтобы хоть иногда встречаться с таким спокойным и симпатичным Джавадом.
На этих занятиях многое было непонятно, а большей части я просто не могла сделать либо потому, что была слишком слаба физически, либо потому, что моя магия была ужасно непослушна и неподатлива. Поэтому пользы в этих разборах я особо не видела.
Я садилась где-то позади всех, но так, чтобы Джавад был виден хоть боковым зрением, и смотрела на мерцающие проекции, слушала, что говорили боевики, и всё ждала, когда раздастся тихий низкий голос.
