Вот только чему он так обрадовался? Скорости моей реакции или моей реакции вообще?
Следующие несколько минут мы танцевали странный танец – он нападал, а я уходила от ударов. Атаковать больше не получилось ни разу, не то что отшвырнуть его от себя. Мы то сближались, то расходились. У меня заметно сбилось дыхание и взмок лоб, Хараевский даже чаще дышать не стал.
Когда я устала и готова уже была признать, что полностью обессилена, мужчина вдруг спеленал меня магией так, что я стояла как статуя какого-то очень послушного адепта – ноги вместе, руки по швам. А он стал напротив, опять сложил на груди руки и едва заметно улыбался.
- Адептка, почему не пользуетесь магией? У вас отличный источник, хоть и не раскачан резерв. Так почему? – и глаза такие любопытные-любопытные!
Вообще-то, после такого действа, где думать не получалось, приходилось действовать почти на инстинктах.
И лишь проведя приём, я вспоминала, что видела, как такое делала матушка или кто-то из её подопечных. Не успев порадоваться ни своей ловкости, ни даже хорошей памяти, пришлось реагировать на выпады соперника, снова и снова ставить блоки и пытаться пробить защиту этого опытного, как я теперь понимаю, воина. И вот теперь, когда очень хотелось упасть и не двигать даже ресницами, приходилось стоять навытяжку перед преподавателем, ещё и отвечать на его не вполне тактичные, а я бы даже сказала дурацкие, вопросы.
- Это личное, - смогла выдавить я.
Он наклонил голову к плечу и взгляд из любопытного стал заинтересованным. Я приуныла – трудно от такого взгляда что-то спрятать. А потом тревогой застучало в груди – а почему он интересуется?
- Насколько личное?
- Очень, - выдавила я.
И вдруг путы пали, и я почти расслабилась, ощутив, как притягивает меня такой мягкий и симпатичный пол. Но резкий рывок, сильная мужская рука, сжимающая мою рубаху в кулак прямо у самого моего подбородка и его прищуренные глаза, в которых не осталось ни капли мягкости, смотрят мне прямо в душу:
- А не помешает ли это личное твоей учёбе?
Я почувствовала даже запах его дыхания, настолько он был близко.
Запах, кстати, был приятный – мятный. Реакция меня немного подвела, всё же я здорово устала, и ответить ему я не смогла столь же резко, но вывернуться из захвата всё же удалось. И я отскочила подальше, с трудом переводя дыхание:
- Не помешает, а резерв я раскачаю.
Он опять улыбался уголком рта, а руки сложил на груди. Тень от носа легла на щёку, когда он наклонил голову набок, рассматривая меня.
- Да? – и прямо вот издёвка послышалась в его голосе, ехидство совсем такое не маленькое.
Я сделала шаг назад и ещё на подрагивающих ногах (надеюсь, дрожь хорошо была прикрыта широкими штанинами) и наконец оперлась спиной о стену. Так спокойнее. Не хотелось связываться с этим орлиноносым, он мне и раньше не нравился, а сейчас вот даже пугал.
Что он знает?
Я закусила губу.
Что можно рассказать? И стоит ли что-то рассказывать? Не примет ли он любые мои слова сейчас как оправдание?
Но подстраховаться стоило:
- Всё, что вас интересует, спрашивайте у Тэкэры Тошайовны. Она всё знает.
Этот, с носом, понимающе кивнул, хоть насмешка не ушла из его взгляда. Ну и ладно, пусть насмехается. Мне его слова, что слону зубочистка. Я сложила руки в ритуальном жесте и поклонилась:
- Я могу идти, мастер?
- Что, и не спросишь о своих перспективах?
- А нужно спросить? – я так и стояла, слегка склонившись и держа руки вместе. Очень удобно – он не видел моего лица. Хотя и столь же неудобно – его я видела только до пояса, среагировать на любое его движение я, конечно, успею, но вот что там на его носатом лице отражается – не видно.
Короткий смех и:
- Даже страшно представить, насколько домашним было твое образование, - стало мне ответом. – Посмотри на меня.
Пришлось распрямиться, хотя лучше бы я так и стояла в наклоне – его ехидный взгляд вновь впился в моё лицо, и я почувствовала себя бабочкой, пришпиленной к доске. И даже, о немилосердные боги, мне показалось, что я вижу через увеличительное стекло, как огромный глаз исследователя рассматривает меня-бабочку. Одна его рука оперлась о стену у моей головы, а в другой он перебирал какой-то браслет, взгляд был тяжелым и совсем без улыбки.
- У тебя есть данные, девочка. И ты мне нравишься. Но много пробелов. Техники почти никакой, хотя то, что есть, очень непривычно и потому дает интересные возможности для развития. Мне нужно подумать над твоим феноменом.
- Над моим… чем?
Он коротко хохотнул, оттолкнулся от стены рукой, которая своей близостью заставляла меня нервничать, чего уж там – дрожать заставляла, и отошел на полшага назад.
- Потрясающий уровень образования! Но неважно. Мне нужно подумать…
Я вновь сложила руки в ритуальном жесте и повторила вопрос:
- Так я могу идти... – и не удержав сарказма, добавила, надеюсь, добавила совсем чуть-чуть, чтобы только самой себе было заметно, - пока вы будете думать?
- Думать я буду долго, - сказал он и отошел, повернулся ко мне спиной, а я стала потихоньку перемещаться.
Орлиноносый декан резко повернулся и вонзил в меня палец.
Ну как вонзил? Почти вонзил. Или вонзил бы. Если бы я загодя тактически не отступила вплотную к двери. Совсем вплотную – лопатки прямо ощущали рельеф дверного полотна.
- А пока я буду думать, ты будешь ходить на дополнительные занятия по рукопашному бою. Понятно?! И резерв будешь раскачивать под моим контролем.
Я сглотнула. Я опять была пришпиленной бабочкой под увеличительным стеклом.
Ох уж эти глаза острее стали, ох уж этот нос крупнее клюва!
- Да, мастер! – я вывалилась в дверь, которая подозрительно легко подалась под моей спиной. Но я так спешила, что задумываться об этом не стала. Даже на ритуальный поклон меня уже не хватило.
Я спешила по полутёмному коридору к лестнице, что вела наверх. Вокруг сновали адепты, у которых, видимо, начинались вечерние занятия – и здесь переполненность Академии сказывалась на расписании, и я спешила выбраться из толкотни, не обращая внимания на взгляды, свист, словечки, что некоторые несдержанные парни отпускали в мой адрес. Кто-то сзади дёрнул меня за рукав, и я резко повернулась, ожидая кого угодно, но… Это оказалась Ариша. Она испуганно уставилась на меня, а я выдохнула с облегчением.
- Рада! А где твоя юбка?
Я глянула на свои ноги и вздохнула – юбка осталась в том зале, где и носатый декан. Опять туда идти? О, немилосердные боги!
Я подняла страдающий взгляд на Аришу, она, похоже, поняла всё правильно: что я забыла эту важную для женской половины человечества часть туалета в зале тренировок, и что я не хочу за ней возвращаться. Но подруга даже обрадовалась вопреки моим ожиданиям. Это её не огорчило, и даже наоборот – просияла как внезапно вспыхнувший магический светлячок. И не менее ярко сверкнув глазами, выпалила:
- Я сбегаю, принесу! – крутанулась на месте и помчалась обратно, ловко обминая адептов. Я отошла к лестнице, в сторонку, где было потемнее и посвободнее.
Что толку в этой юбке, если переодеться всё равно негде. Да и нервно немного – кто знает этого носатого декана, может, он ещё не всё сказал, что хотел?
Ариша прибежала быстро. Раскрасневшаяся, счастливая, с улыбкой сияющей и довольной.
- Вот, - протянула свёрток. – А ещё декан Хараевский сказал, что расписание твоих тренировок он передаст в наш деканат!
Мы быстро шли наверх. Восторг плескался в подруге, как пенный напиток в кружке пьяного матроса, то есть иногда через край.
- Он сам мне сказал, чтобы я тебе передала! Представляешь?
Я кивнула – ещё бы не представить, несколько минут назад сама с ним разговаривала, еле удрала, сердце до сих пор ещё частит.
- И ещё так посмотрел многозначительно на меня. Представляешь?
Да куда уж, мне - и не представлять? Даже и вспоминать не хочется носище этот его клювообразный.
- А потом вежливо так предложил поспешить за тобой. Представляешь?
Тоже вполне представляю – выставил он Аришу, совершенно откровенно выставил. Хорошо, хоть вежливо. Наверное, поэтому и не поняла подружка, что выставил, ведь вежливо.
- Слушай, а тебе не кажется, что он… ну… того?
- Ненормальный? – я обернулась, чтобы с интересом взглянуть на подругу.
Она состроила такую гневную гримасу, что я поняла – я ошиблась, он не ненормальный. И ещё – я совершенно напрасно ошиблась вслух.
- Он тебе симпатизирует!
Я даже остановилась.
- Что?! – теперь уже я гневно смотрела на Аришу, а она делала невинный вид.
- Ну а что? Он так на тебя смотрел! – и опять её взгляд стал мечтательным и уплыл куда-то в светлые дали, мне совершено не видимые. И тут я вспомнила подозрительно легко открывшуюся дверь и невероятно быстро возникшую у меня за спиной Аришу, которой будто бы и не должно было уже быть в том коридоре.
И я уставилась на подругу, изучая выражение её лица. Вот мелькнуло её любимое «ну а что?», вот удивление, вот смущение, вот решимость и наконец она выдала, отводя взгляд в сторону:
- Я смотрела в щелку… - кто-то толкнул Аришу (мы остановились очень неудачно – в маленьком холле перед входом в корпус Эффе, и на нас то и дело натыкались спешащие на вечерние занятия адепты) и ей пришлось поднять на меня глаза.
- Ты подсматривала?!
И тут она сложила было руки на груди в таком ну просто до боли знакомом жесте... На моё счастье, кто-то неизвестный в очередной раз толкнул Аришу, и она почти упала. И упала бы, не освободи из этого занкомого жеста конечности в попытке восстановить равновесие. А то я ещё одной горделивой позы, но уже в её исполнении, не вынесла бы.
- Ладно, давай выйдем отсюда, - и я покрепче прижала к груди свою юбку и двинулась навстречу потоку адептов, в основном – парней. Ариша шла позади меня. И только выйдя из переполненного помещения, я поняла, что она ужасно недовольна – это сопение за спиной было очень и очень выразительным.
Мы молчали почти до самой нашей комнаты в общежитии. Уже на этаже, у самой двери Ариша наконец высказалась:
- Ну, Радочка… Он такой замечательный! Я не могла удержаться!
Я тяжело вздохнула и обернулась.
- Как это выглядело, ты подумала?
- Радочка, а можно я буду с тобой ходить на тренировки? – и такая вселенская просьба светилась в её глазах, так умильно-просительно были сложены её ладошки под подбородком, что я не смогла ответить грубо, но и напрасную надежду не хотела внушать:
- Глупенькая, не будет же сам декан вести тренировки у таких неумех, как я? Выделят какого-нибудь адъюнкта в лучшем случае, если не старшекурсника в наставники, да и всё.
Она так явно огорчилась, что захотелось её погладить как промокшего, голодного котенка, - поникли плечи, погасла улыбка, безвольно опустились руки.
- Думаешь?
- Уверена!
И я в самом деле была в этом уверена!
Но я ошиблась…
- Профессор, к вам можно?
Вежливый стук в дверь, и Тэкэра Тошайовна улыбается приветливо, гостеприимно поводит рукой, приглашая входить.
- Здравствуйте, дорогой Ильяс Ниирванович! – ректор лучилась радушием и радостью встречи. Щелкнула ногтем по настольному переговорнику, и стало слышно, как в приемной шуршал и звякал чашками секретарь. – Проходи, рассказывай!
- Здравствуйте, Тэкэра Тошайовна !
Декан Хараевский с удовольствием уселся на стул – ректор уважала своих посетителей и гостевые стулья у неё всегда были мягкие, со спинками, очень удобные. Шустрый ректорский секретарь уже принёс черный лаковый разнос, на котором была полная сервировка к чаю – чайник, стаканы в подстаканниках, тонкое хрустящее печенье, кусковой сахар. Вся посуда – серебряная, вплоть до щипчиков в сахарнице.
Да, ректор всегда подчеркивала свое уважение к гостям, пусть они были и коллеги.
И когда дверь за секретарём была крепко прикрыта, ароматный чай источал приятный аромат, а первое печенье ласково похрустывало на зубах тонкими своими лепестками, Хараевский с довольным выражением лица вежливо задал вопрос:
- Тэкэра, дорогая, что с адепткой Канпе не так?
Госпожа ректор всё так же улыбалась, щуря и так узкие раскосые глаза, пила чай и рассматривала тонкое печенье на свет.
- А что не так, дорогой?
- Всё не так!
Тэкэра поощрительно кивала, слушая декана-боевика, и продолжала улыбаться.
– Почему шум из-за пропавшей принцессы совпал с её появлением в Академии? Как девочка на домашнем обучении может показывать такое странное знакомство с приемами боя, которых не встретишь на просторах Бенестарии? Почему её источник такой слабый, а магией она владеет, как десятилетний ребёнок?
Госпожа ректор удивленно приподняла брови:
- Так хорошо владеет?
- Тэкэра! – укоризненно протянул Хараевский.
- Не нервничай, дорогой Ильяс, - успокаивающе подняла она маленькую ладонь с изящными пальчиками, так не вязавшуюся с её массивной приземистой фигурой. – Девочка – дочь моей землячки, почти родственницы. Я выполняю посмертную волю женщины, почти завещание, дорогой. Мать Рады, умирая, просила меня взять её на обучение. Понимаешь?
Орлиный нос Хараевского высокомерно дернулся – он не любил кумовства, и особенно вот этого, восточного, что иногда позволяла себе госпожа ректор. Особенно неприятно его удивляло то, что именно иногда, тогда, когда хитрой толстой азиатке это было удобно. Она свою родину, по идее, должна была бы забыть, коль скоро четыре пятых своей немалой жизни провела в Бенестарии. Что уж говорить про обычаи и порядки…
- Но почему у неё такая аура? Что с источником? Зачем было настаивать на зачислении девчонки на второй курс? – декан не заметил, что начал понемногу злиться и повышать голос.
Но Тэкэра Тошайовна умиротворяющее улыбалась и покачивала легонько головой в такт своим словам:
- Она хорошая девочка, Ильяс! Очень старательная! А мать её давно уже просила, сама готовила дочь, как могла. Я даже место для девочки держала с первого курса! А её источник я распечатала вот только недавно!
- Почему он был запечатан?! И как же тогда девчонку готовили к обучению в Академии?
- Запечатан, да не совсем, дорогой Ильяс. У девочки какая-то незначительная капля оставалась в распоряжении. А почему – не знаю. Её матушка была очень странным человеком, - Тэкэра покрутила своими изящными пальчиками в попытке показать, насколько же странной была матушка Канпе.
- Тогда почему мы приняли её сразу на второй курс?
- Дорогой, ты же сам согласился с тем, что она справится?
Хараевский желал точных ответов на свои вопросы, и потому всё больше и больше кипятился:
- Тэкэра! Это была твоя просьба!Ты же сама настояла на этом! Мы все, каждый в комиссии, лишь согласились с тобой. Меня тревожит другое.
Улыбка ректора всё больше теряла широту и естественность.
- И что же тебя тревожит, Ильяс, дорогой?
Хараевский встал и прошелся по кабинету. Потом стал напротив ректора и, опершись о стол ладонями, наклонился к ней:
- Почему, скажи на милость, всё же приём Канпе совпал с побегом иностранной принцессы? Почему раньше нельзя было принять на обучение эту адептку?
Тэкэра уже не улыбалась, но была всё ещё вежлива и любезна:
- Совпадение? Какое совпадение? Мало ли в жизни бывает совпадений, Ильяс Ниирванович? Совпало и совпало, всякое бывает в жизни.
Хараевский уставился на ректора совершенно неверяще.
- Тэкэра! – возмущенно взвыл Хараевский.
Следующие несколько минут мы танцевали странный танец – он нападал, а я уходила от ударов. Атаковать больше не получилось ни разу, не то что отшвырнуть его от себя. Мы то сближались, то расходились. У меня заметно сбилось дыхание и взмок лоб, Хараевский даже чаще дышать не стал.
Когда я устала и готова уже была признать, что полностью обессилена, мужчина вдруг спеленал меня магией так, что я стояла как статуя какого-то очень послушного адепта – ноги вместе, руки по швам. А он стал напротив, опять сложил на груди руки и едва заметно улыбался.
- Адептка, почему не пользуетесь магией? У вас отличный источник, хоть и не раскачан резерв. Так почему? – и глаза такие любопытные-любопытные!
Вообще-то, после такого действа, где думать не получалось, приходилось действовать почти на инстинктах.
И лишь проведя приём, я вспоминала, что видела, как такое делала матушка или кто-то из её подопечных. Не успев порадоваться ни своей ловкости, ни даже хорошей памяти, пришлось реагировать на выпады соперника, снова и снова ставить блоки и пытаться пробить защиту этого опытного, как я теперь понимаю, воина. И вот теперь, когда очень хотелось упасть и не двигать даже ресницами, приходилось стоять навытяжку перед преподавателем, ещё и отвечать на его не вполне тактичные, а я бы даже сказала дурацкие, вопросы.
- Это личное, - смогла выдавить я.
Он наклонил голову к плечу и взгляд из любопытного стал заинтересованным. Я приуныла – трудно от такого взгляда что-то спрятать. А потом тревогой застучало в груди – а почему он интересуется?
- Насколько личное?
- Очень, - выдавила я.
И вдруг путы пали, и я почти расслабилась, ощутив, как притягивает меня такой мягкий и симпатичный пол. Но резкий рывок, сильная мужская рука, сжимающая мою рубаху в кулак прямо у самого моего подбородка и его прищуренные глаза, в которых не осталось ни капли мягкости, смотрят мне прямо в душу:
- А не помешает ли это личное твоей учёбе?
Я почувствовала даже запах его дыхания, настолько он был близко.
Запах, кстати, был приятный – мятный. Реакция меня немного подвела, всё же я здорово устала, и ответить ему я не смогла столь же резко, но вывернуться из захвата всё же удалось. И я отскочила подальше, с трудом переводя дыхание:
- Не помешает, а резерв я раскачаю.
Он опять улыбался уголком рта, а руки сложил на груди. Тень от носа легла на щёку, когда он наклонил голову набок, рассматривая меня.
- Да? – и прямо вот издёвка послышалась в его голосе, ехидство совсем такое не маленькое.
Я сделала шаг назад и ещё на подрагивающих ногах (надеюсь, дрожь хорошо была прикрыта широкими штанинами) и наконец оперлась спиной о стену. Так спокойнее. Не хотелось связываться с этим орлиноносым, он мне и раньше не нравился, а сейчас вот даже пугал.
Что он знает?
Я закусила губу.
Что можно рассказать? И стоит ли что-то рассказывать? Не примет ли он любые мои слова сейчас как оправдание?
Но подстраховаться стоило:
- Всё, что вас интересует, спрашивайте у Тэкэры Тошайовны. Она всё знает.
Этот, с носом, понимающе кивнул, хоть насмешка не ушла из его взгляда. Ну и ладно, пусть насмехается. Мне его слова, что слону зубочистка. Я сложила руки в ритуальном жесте и поклонилась:
- Я могу идти, мастер?
- Что, и не спросишь о своих перспективах?
- А нужно спросить? – я так и стояла, слегка склонившись и держа руки вместе. Очень удобно – он не видел моего лица. Хотя и столь же неудобно – его я видела только до пояса, среагировать на любое его движение я, конечно, успею, но вот что там на его носатом лице отражается – не видно.
Короткий смех и:
- Даже страшно представить, насколько домашним было твое образование, - стало мне ответом. – Посмотри на меня.
Пришлось распрямиться, хотя лучше бы я так и стояла в наклоне – его ехидный взгляд вновь впился в моё лицо, и я почувствовала себя бабочкой, пришпиленной к доске. И даже, о немилосердные боги, мне показалось, что я вижу через увеличительное стекло, как огромный глаз исследователя рассматривает меня-бабочку. Одна его рука оперлась о стену у моей головы, а в другой он перебирал какой-то браслет, взгляд был тяжелым и совсем без улыбки.
- У тебя есть данные, девочка. И ты мне нравишься. Но много пробелов. Техники почти никакой, хотя то, что есть, очень непривычно и потому дает интересные возможности для развития. Мне нужно подумать над твоим феноменом.
- Над моим… чем?
Он коротко хохотнул, оттолкнулся от стены рукой, которая своей близостью заставляла меня нервничать, чего уж там – дрожать заставляла, и отошел на полшага назад.
- Потрясающий уровень образования! Но неважно. Мне нужно подумать…
Я вновь сложила руки в ритуальном жесте и повторила вопрос:
- Так я могу идти... – и не удержав сарказма, добавила, надеюсь, добавила совсем чуть-чуть, чтобы только самой себе было заметно, - пока вы будете думать?
- Думать я буду долго, - сказал он и отошел, повернулся ко мне спиной, а я стала потихоньку перемещаться.
Орлиноносый декан резко повернулся и вонзил в меня палец.
Ну как вонзил? Почти вонзил. Или вонзил бы. Если бы я загодя тактически не отступила вплотную к двери. Совсем вплотную – лопатки прямо ощущали рельеф дверного полотна.
- А пока я буду думать, ты будешь ходить на дополнительные занятия по рукопашному бою. Понятно?! И резерв будешь раскачивать под моим контролем.
Я сглотнула. Я опять была пришпиленной бабочкой под увеличительным стеклом.
Ох уж эти глаза острее стали, ох уж этот нос крупнее клюва!
- Да, мастер! – я вывалилась в дверь, которая подозрительно легко подалась под моей спиной. Но я так спешила, что задумываться об этом не стала. Даже на ритуальный поклон меня уже не хватило.
Я спешила по полутёмному коридору к лестнице, что вела наверх. Вокруг сновали адепты, у которых, видимо, начинались вечерние занятия – и здесь переполненность Академии сказывалась на расписании, и я спешила выбраться из толкотни, не обращая внимания на взгляды, свист, словечки, что некоторые несдержанные парни отпускали в мой адрес. Кто-то сзади дёрнул меня за рукав, и я резко повернулась, ожидая кого угодно, но… Это оказалась Ариша. Она испуганно уставилась на меня, а я выдохнула с облегчением.
- Рада! А где твоя юбка?
Я глянула на свои ноги и вздохнула – юбка осталась в том зале, где и носатый декан. Опять туда идти? О, немилосердные боги!
Я подняла страдающий взгляд на Аришу, она, похоже, поняла всё правильно: что я забыла эту важную для женской половины человечества часть туалета в зале тренировок, и что я не хочу за ней возвращаться. Но подруга даже обрадовалась вопреки моим ожиданиям. Это её не огорчило, и даже наоборот – просияла как внезапно вспыхнувший магический светлячок. И не менее ярко сверкнув глазами, выпалила:
- Я сбегаю, принесу! – крутанулась на месте и помчалась обратно, ловко обминая адептов. Я отошла к лестнице, в сторонку, где было потемнее и посвободнее.
Что толку в этой юбке, если переодеться всё равно негде. Да и нервно немного – кто знает этого носатого декана, может, он ещё не всё сказал, что хотел?
Ариша прибежала быстро. Раскрасневшаяся, счастливая, с улыбкой сияющей и довольной.
- Вот, - протянула свёрток. – А ещё декан Хараевский сказал, что расписание твоих тренировок он передаст в наш деканат!
Мы быстро шли наверх. Восторг плескался в подруге, как пенный напиток в кружке пьяного матроса, то есть иногда через край.
- Он сам мне сказал, чтобы я тебе передала! Представляешь?
Я кивнула – ещё бы не представить, несколько минут назад сама с ним разговаривала, еле удрала, сердце до сих пор ещё частит.
- И ещё так посмотрел многозначительно на меня. Представляешь?
Да куда уж, мне - и не представлять? Даже и вспоминать не хочется носище этот его клювообразный.
- А потом вежливо так предложил поспешить за тобой. Представляешь?
Тоже вполне представляю – выставил он Аришу, совершенно откровенно выставил. Хорошо, хоть вежливо. Наверное, поэтому и не поняла подружка, что выставил, ведь вежливо.
- Слушай, а тебе не кажется, что он… ну… того?
- Ненормальный? – я обернулась, чтобы с интересом взглянуть на подругу.
Она состроила такую гневную гримасу, что я поняла – я ошиблась, он не ненормальный. И ещё – я совершенно напрасно ошиблась вслух.
- Он тебе симпатизирует!
Я даже остановилась.
- Что?! – теперь уже я гневно смотрела на Аришу, а она делала невинный вид.
- Ну а что? Он так на тебя смотрел! – и опять её взгляд стал мечтательным и уплыл куда-то в светлые дали, мне совершено не видимые. И тут я вспомнила подозрительно легко открывшуюся дверь и невероятно быстро возникшую у меня за спиной Аришу, которой будто бы и не должно было уже быть в том коридоре.
И я уставилась на подругу, изучая выражение её лица. Вот мелькнуло её любимое «ну а что?», вот удивление, вот смущение, вот решимость и наконец она выдала, отводя взгляд в сторону:
- Я смотрела в щелку… - кто-то толкнул Аришу (мы остановились очень неудачно – в маленьком холле перед входом в корпус Эффе, и на нас то и дело натыкались спешащие на вечерние занятия адепты) и ей пришлось поднять на меня глаза.
- Ты подсматривала?!
И тут она сложила было руки на груди в таком ну просто до боли знакомом жесте... На моё счастье, кто-то неизвестный в очередной раз толкнул Аришу, и она почти упала. И упала бы, не освободи из этого занкомого жеста конечности в попытке восстановить равновесие. А то я ещё одной горделивой позы, но уже в её исполнении, не вынесла бы.
- Ладно, давай выйдем отсюда, - и я покрепче прижала к груди свою юбку и двинулась навстречу потоку адептов, в основном – парней. Ариша шла позади меня. И только выйдя из переполненного помещения, я поняла, что она ужасно недовольна – это сопение за спиной было очень и очень выразительным.
Мы молчали почти до самой нашей комнаты в общежитии. Уже на этаже, у самой двери Ариша наконец высказалась:
- Ну, Радочка… Он такой замечательный! Я не могла удержаться!
Я тяжело вздохнула и обернулась.
- Как это выглядело, ты подумала?
- Радочка, а можно я буду с тобой ходить на тренировки? – и такая вселенская просьба светилась в её глазах, так умильно-просительно были сложены её ладошки под подбородком, что я не смогла ответить грубо, но и напрасную надежду не хотела внушать:
- Глупенькая, не будет же сам декан вести тренировки у таких неумех, как я? Выделят какого-нибудь адъюнкта в лучшем случае, если не старшекурсника в наставники, да и всё.
Она так явно огорчилась, что захотелось её погладить как промокшего, голодного котенка, - поникли плечи, погасла улыбка, безвольно опустились руки.
- Думаешь?
- Уверена!
И я в самом деле была в этом уверена!
Но я ошиблась…
Глава 3. Пугающая встреча
- Профессор, к вам можно?
Вежливый стук в дверь, и Тэкэра Тошайовна улыбается приветливо, гостеприимно поводит рукой, приглашая входить.
- Здравствуйте, дорогой Ильяс Ниирванович! – ректор лучилась радушием и радостью встречи. Щелкнула ногтем по настольному переговорнику, и стало слышно, как в приемной шуршал и звякал чашками секретарь. – Проходи, рассказывай!
- Здравствуйте, Тэкэра Тошайовна !
Декан Хараевский с удовольствием уселся на стул – ректор уважала своих посетителей и гостевые стулья у неё всегда были мягкие, со спинками, очень удобные. Шустрый ректорский секретарь уже принёс черный лаковый разнос, на котором была полная сервировка к чаю – чайник, стаканы в подстаканниках, тонкое хрустящее печенье, кусковой сахар. Вся посуда – серебряная, вплоть до щипчиков в сахарнице.
Да, ректор всегда подчеркивала свое уважение к гостям, пусть они были и коллеги.
И когда дверь за секретарём была крепко прикрыта, ароматный чай источал приятный аромат, а первое печенье ласково похрустывало на зубах тонкими своими лепестками, Хараевский с довольным выражением лица вежливо задал вопрос:
- Тэкэра, дорогая, что с адепткой Канпе не так?
Госпожа ректор всё так же улыбалась, щуря и так узкие раскосые глаза, пила чай и рассматривала тонкое печенье на свет.
- А что не так, дорогой?
- Всё не так!
Тэкэра поощрительно кивала, слушая декана-боевика, и продолжала улыбаться.
– Почему шум из-за пропавшей принцессы совпал с её появлением в Академии? Как девочка на домашнем обучении может показывать такое странное знакомство с приемами боя, которых не встретишь на просторах Бенестарии? Почему её источник такой слабый, а магией она владеет, как десятилетний ребёнок?
Госпожа ректор удивленно приподняла брови:
- Так хорошо владеет?
- Тэкэра! – укоризненно протянул Хараевский.
- Не нервничай, дорогой Ильяс, - успокаивающе подняла она маленькую ладонь с изящными пальчиками, так не вязавшуюся с её массивной приземистой фигурой. – Девочка – дочь моей землячки, почти родственницы. Я выполняю посмертную волю женщины, почти завещание, дорогой. Мать Рады, умирая, просила меня взять её на обучение. Понимаешь?
Орлиный нос Хараевского высокомерно дернулся – он не любил кумовства, и особенно вот этого, восточного, что иногда позволяла себе госпожа ректор. Особенно неприятно его удивляло то, что именно иногда, тогда, когда хитрой толстой азиатке это было удобно. Она свою родину, по идее, должна была бы забыть, коль скоро четыре пятых своей немалой жизни провела в Бенестарии. Что уж говорить про обычаи и порядки…
- Но почему у неё такая аура? Что с источником? Зачем было настаивать на зачислении девчонки на второй курс? – декан не заметил, что начал понемногу злиться и повышать голос.
Но Тэкэра Тошайовна умиротворяющее улыбалась и покачивала легонько головой в такт своим словам:
- Она хорошая девочка, Ильяс! Очень старательная! А мать её давно уже просила, сама готовила дочь, как могла. Я даже место для девочки держала с первого курса! А её источник я распечатала вот только недавно!
- Почему он был запечатан?! И как же тогда девчонку готовили к обучению в Академии?
- Запечатан, да не совсем, дорогой Ильяс. У девочки какая-то незначительная капля оставалась в распоряжении. А почему – не знаю. Её матушка была очень странным человеком, - Тэкэра покрутила своими изящными пальчиками в попытке показать, насколько же странной была матушка Канпе.
- Тогда почему мы приняли её сразу на второй курс?
- Дорогой, ты же сам согласился с тем, что она справится?
Хараевский желал точных ответов на свои вопросы, и потому всё больше и больше кипятился:
- Тэкэра! Это была твоя просьба!Ты же сама настояла на этом! Мы все, каждый в комиссии, лишь согласились с тобой. Меня тревожит другое.
Улыбка ректора всё больше теряла широту и естественность.
- И что же тебя тревожит, Ильяс, дорогой?
Хараевский встал и прошелся по кабинету. Потом стал напротив ректора и, опершись о стол ладонями, наклонился к ней:
- Почему, скажи на милость, всё же приём Канпе совпал с побегом иностранной принцессы? Почему раньше нельзя было принять на обучение эту адептку?
Тэкэра уже не улыбалась, но была всё ещё вежлива и любезна:
- Совпадение? Какое совпадение? Мало ли в жизни бывает совпадений, Ильяс Ниирванович? Совпало и совпало, всякое бывает в жизни.
Хараевский уставился на ректора совершенно неверяще.
- Тэкэра! – возмущенно взвыл Хараевский.
