Мне тоже пытались мстить. В основном, невеста Игоря. Не так чудовищно, но очень изобретательно – попытка похищения, отравленное вино, змея в постели. Игорь всегда оказывался на полшага впереди и, смеясь, пресекал любые попытки – сметал магией похитителей, выливал вино и испепелял змею. Вместе с постелью. В одном только не успел – в средствах женской красоты, подаренных мне кем-то неизвестным.
Я не спешила ими пользоваться, зато выделенная мне служанка, норовившая хоть мелкой кражей мне насолить, навсегда осталась без бровей, ресниц и ногтей.
Валентин присел на стул у кровати, взял девичью ладонь, обмазанную заживляющей мазью, в свои руки.
- Это неважно.
- Что? - Я как раз меняла флакон в помпе, и обернулась к нему с изумлением.
- Неважно как она выглядит, - он поцеловал непострадавший участок запястья. - Я же люблю её не за то, какая она.
- А за что? – я разогнулась и даже замерла, боясь пропустить ответ.
Ни о чём и ни о ком я сейчас не вспоминаю! И ни с кем этого Валентина не сравниваю! И плакать мне совсем не хочется. Не хочется!
Совсем...
- Я её люблю за то, кто я рядом с ней.
«Кто?! Кто ты рядом с ней?!» - рвался с языка вопрос. Но я боялась не удержать слёз. Да и голос мог дрогнуть.
Промолчала.
Опустила глаза на свои руки, ещё раз их обеззаразила, не было необходимости, просто так, чтобы чем-то заняться, хотела уже снять тунику, но бросила осторожный взгляд на Валентина. И вовремя – он смотрел на меня, вернее, на мои руки, на которых только-только потухла белая вспышка.
Я вспомнила, что хотела и его просканировать!
- Давайте я и вас осмотрю на всякий случай, - проговорила, заталкивая подальше усталость и внезапно навалившееся желание поспать, - а потом вы сможете пойти домой и отдохнуть.
- Нет! - он, кажется, испугался – так резко ответил и даже привстал. - Я не пойду домой без неё!
- Ну хорошо, - я только пожала плечами - преодолевать его сопротивление не хотелось. - Останетесь тут, но сначала - осмотр.
Он согласился, а я, убедившись, что ничего серьезнее нервного напряжения с ним не случилось, ушла к себе. Валентин остался у Лики, отказавшись от отдельной комнаты.
Удивительная преданность.
А я долго лежала на кровати в своей успокаивающе белой комнате и смотрела в белый, идеально ровный потолок, и не могла уснуть. От усталости ломило плечи и руки, перед глазами мелькали образы обработанных ран и ранок, но сон не шёл. Я размышляла, и размышления мои были болезненными. Я думала. Одна мысль всё билась и билась в сознании, оставаясь без ответа: а кем чувствовал себя Игорь рядом со мной?
Я постоянно доказывала ему свою любовь.
Я оставила всё: семью, родителей, сестёр, чтобы быть с ним - разве не доказательство?
Выбрила висок, словно падшая девка — доказательство?
Всегда была рядом с ним, во всех пьянках, гулянках, дебошах. Доказательство?
Восхищалась его талантом, помнила все его мелодии наизусть, хранила его небрежные записи нот, сбегала вместе с ним в кабак, чтобы слушать, плакать, восторгаться его игрой и жарче всех хлопать в ладоши. Доказательство?
Останавливала от безумств, страдая сама - вечные синяки, ссадины, ушибы и разрывы, и ни единого слова укора. Это доказательство? Или нет?!.
А он? Он любил меня?
Не однажды я слышала шепотки за спиной - и неуравновешенная я, и недальновидная, и умом тронувшаяся, и что размениваю свою жизнь на человека, которому не нужна, который не любит и не ценит меня. А я не верила! Потому что хотела быть с ним, потому что любила!
И я любила бы его всякого – со шрамами или без, с глазами или без них…
Утро было трудным – мало сна, много работы, в итоге – ломота во всём теле, плохо открывающиеся глаза и тоска в желудке. Но жемчужную воду просить у Всёли не стала – не до того. На границе сна и яви мелькнула догадка, и я вскочила с постели и как была, неодетая и неприбранная, помчалась в лабораторию – боялась забыть.
- Луковицы, луковицы… Луковички мои… - приплясывала я в одном пеньюаре и с нечёсаным гнездом на голове вокруг второй фляги, в которой покоилась матрица с волосяными луковичками из разных участком скальпа Лики.
Пересчитала. Пять видов волос. Проверила на сильном увеличении туники – большая часть луковиц цела и вполне жизнеспособна. Отлично! И, потирая руки и забыв про завтрак, я потребовала:
- Всёля, форма раны, положение на голове!
И вот передо мной голова. Лысая, в натуральную величину. Не очень похожа на Лику, но мне не портреты рисовать, а главное там и так видно – синим цветом отмечено поле поражения, россыпь пятен поменьше и совсем маленьких. Синий это химический ожог. Он во многих местах украшен красными вкраплениями. Это уже порезы, следы от стекла.
- Всёля, сними выкройку поражённого участка и разверни.
Синее пятно будто соскользнуло с медленно вращающейся перед моими глазами головы, развернулось в кляксу с неровными краями.
- Разметь типы волос.
И клякса закрасилась в три разных оттенка. Я потёрла лицо, размышляя, как это красиво разделить на удобные куска – к виску пойдут тонкие волосинки, это одна матрица, а вот два остальных вида… Я опять посмотрела на картинку.
Представила, как буду это делать и решительно вздохнула. Если Валентину всё равно как выглядит Лика, то заниматься ювелирной вышивкой на её голове я не стану – и без этого предстоит долгая и кропотливая работа. Что ж, задача сразу упростилась.
- Делаем пять матриц, - скомандовала я. – С тонкими волосками одну, вторую – со средними. Форма вот такая, - обрисовала в воздухе область. – А остальное делим вот так и так. Последний кусок оставляем самым большим. Из него буду латки нарезать уже в процессе.
Лёгкие металлические пластины с тихим стуком воплотились на столе. Я перебрала их, любуясь гладкостью и тусклым блеском металла. Так, хорошо, матрицы есть. Набросала на листке общий контур и сектора, сверяясь с висящим изображением. Так, это чтобы не забыть.
- Стерильность! – переложила металлические пластины с едва заметными отверстиями на подставку рядом с репликатором – аппарат уже ждал меня в лаборатории, когда я сюда ворвалась, и его наличию я радовалась, сотрясая стены счастливыми, но совершенно неприличными воплями. Хорошо, что тут звукоизоляция на высоте.
По матрицам пробежали белые искры. Не отрывая взгляда от них, потянулась к матрице с волосяными луковицами. Небольшую порцию биораствора с образцом кожи Лики распылила на матрицы, а их поместила в репликатор. Дверца с окошком плотно прилегла и со щелчком закрылась.
Довольно потёрла ладони и, приплясывая, пошла к себе – нужно навестить Лику, проверить её состояние, но сначала успокоить желудок, что сигнализировал мне тошнотой и тянущей болью, что пора позавтракать, и вообще, стоит питаться регулярно. Хотя прежде всего – проходя мимо зеркала в ванной, подкорректировала свои планы – привести себя в порядок.
Лика меня порадовала.
Ещё сонная от лекарств, она пыталась улыбнуться одной стороной рта. Это было непросто – сколько не сдерживайся, а рот растягивался и в другую, более пострадавшую сторону, причиняя как минимум неудобства, как максимум – боль. Но если хочет улыбаться, значит, всё не так плохо, как казалось ночью.
Валентин тоже выглядел получше. Он явно побывал снаружи, вопреки своим словам о том, что без Лики домой не пойдёт, - переоделся, и теперь не выглядел, как пострадавший от взрыва официальный посол в своём строгом, но грязном костюме на фоне белых стен станции в ярком свете.
Честь ему и хвала. Меня вот только зеркало и заставило умыться, причесаться и переодеться.
Теперь Валентин в мягких свободных брюках и блузе скорее напоминал богатого аристократа на отдыхе – воспитание и осанку одеждой не скрыть. И я только улыбнулась, отметив это для себя. Интересно, моё воспитание и осанка так же легко определяются?
Я только улыбнулась: какая ерунда лезет в голову после воспоминаний о прошлом!
А Валентин молодец! Устроиться с комфортом даже в пещере может не каждый. Нет, у нас не пещера, конечно, но вчера я слишком устала, чтобы выдать Всёле свои пожелания относительно устройства гостей – полотенец, мыла и прочего. Даже кормила их не я, а добросердечная Машэ - знакомый запах её любимого супа ещё витал в комнате, а глубокие пустые плошки предательски громоздились скромной кучкой на белом столике в углу.
Надеюсь, гости простят меня. Вчера я слишком устала, и не только физически. Хоть Машэ не смогла мне помочь в лечении больной, но выступила заботливой хозяйкой. Надо будет найти её, поблагодарить.
Я призвала тунику, очистила руки, призвала круговую лампу и принялась за осмотр. И здесь всё было неплохо: раны в приемлемом состоянии. За ночь они, конечно, не зажили, но и не стали хуже, это уже результат. Значит, в порезах яда не осталось. От сердца отлегло.
Видение осколка с каплей яда, вонзающегося в нежную кожу, наконец растворилось – оно так и крутилось на задворках сознания, как я его не отгоняла, даже во сне.
Ну что ж, пора.
Я материализовала баллон биораствора с клетками кожи Лики, приподняла её голову одной рукой, другой – нажала на кнопку. С шипением полился белый туман, тонким слоем оседая на коже и закрывая рану. Голова девушки покрылась тонкой блестящей плёнкой.
- Ну вот и прекрасно! - я улыбнулась, подождала пока плёнка на ранах подсохнет и потеряет лаковый блеск и только потом осторожно опустила голову на мембранную подушку. Перешла к ранам поменьше, распыляя из флакона раствор и на них.
Оглянулась на Валентина. Он, затаив дыхание, наблюдал за работой.
- Что это за лекарство? - спросил, не отводя взгляда от баллона в моей руке.
- Это биораствор, о котором я вам вчера рассказывала. Теперь раны защищены, да и плёнка поможет восстановить пострадавшие ткани. А через день-два попробуем вернуть Лике её причёску, - добавила я, потрогав короко и неровно обстриженные волосы на менее постарадавшей части головы девушки
Валентин смотрел на меня неверяще. Я засмеялась.
- Нет, отрастить ей волосы за два дня я не смогу, но сейчас в специальном... специальной машине выращиваются луковички её волос и, если всё пойдёт, как я задумала, через денёк-другой попробую приживить их на места ранения.
Сама Лика вяло реагировала на мои слова – она что-то хрипло шептала Валентину, который выбирая здоровые участки, прикасался к ней. После моих слов, он улыбнулся и прикрыл глаза, а потом склонился и аккуратно обнял лежащую в постели девушку.
Подошел ко мне, взял за руку и поцеловал её.
- Вы поистине богиня, - кажется, глаза его блестели чуть сильнее, чем обычно.
Я тоже спрятала глаза и поджала губы. Нет, не богиня я, совсем нет…
- Вам надо хорошо питаться. Надо заняться этим вопросом, - и на ходу снимая тунику, я вышла за дверь.
Трижды в день я открывала дверь в комнату Лики и… Валентина.
Плёнка, закрывавшая раны, требовала ухода, и я приходила, чтобы её обработать то одним, то другим раствором. Одно лекарство против воспаления, другое - для заживления ран, ещё одно - для восстановления кожи.
Трижды в день я встречала взгляд Валентина, сидевшего рядом с Ликой. Казалось, что он не сходит с места, здесь же ест, пьёт и спит. Да, и ещё - пока я делала своё дело, он развлекал нас рассказами.
Лика чувствовала себя всё лучше, хотя говорила мало. Я не сразу поняла, почему она такая немногословная. Только потом догадалась – если рядом такой балагур, как Валентин, то слово, порой, и вставить некуда. Зато она почти всё время улыбалась и смотрела на Валентина, скашивая взгляд в его сторону, боясь шевелить головой, пока я над ней корпела.
Всёля мне, конечно, обрисовывала миры, в которых нам приходилось бывать. Но рассказ того, кто смотрит снаружи сильно отличается от того, что говорят местные, глядящие на ситуацию изнутри. А если ещё и рассказчик – Валентин, то истории наполнялись жизнью, и слушая, я видела всё своими глазами, будто смотрела Всёлины «ролики».
- Мой отец – очень скромный человек, он контролирует только третью часть континента. Под его контролем несколько неравнозначных отраслей. Чтобы хорошо использовать ресурсы, что есть у него в руках, приходится быть скромным и очень деловитым – постоянно сверяться в своих действиях с двумя другими магнатами, контролирующими две другие части экономики нашего материка.
- В этом мире нет королевств, как у вас, - разъясняла тихонько Всёля. - Здесь управление исключительно экономическое, то есть нет короля или другой власти государства, кроме тех магнатов, что контролируют экономику.
- На других континентах тоже есть люди, такие же скромные, как мой отец, - улыбался Валентин и стерильной салфеткой промакивал сбежавшую по ноге Лики каплю лекарства. – Там распределение отраслей другое. У самого скромного – одна-две, но зато самые мощные, а у остальных отраслей побольше, но не таких сильных.
Я оторвалась от обработки ран и бросила на него удивленный взгляд. Парень подарил сияющую улыбку Лике и остатками озарил и меня:
- О, не переживайте, Ольга! Это тоже равновесие. Скромность магнатов заставляет их считаться со своими соправителями, и в результате это работает на благо всей человеческой цивилизации.
- Я и мои два старших брата помогаем отцу. Не факт, что кто-то из нас займёт его место, но наши шансы намного выше, чем у тех, кто не входит в круг, близкий к скромным людям.
- То есть в круг, близкий к магнатам? – отвлеклась я на секунду от инструментов и перевязочного материала, чтобы поменять флаконы в помпе на руке Лики.
- Вроде того, - он подал мне полный флакон и забрал пустой.
- Лика тоже дочь магната? Как вы встретились? – спросила, пуская огонёк очистки на руках и вновь принимаясь за раны.
- С Ликой, - Валентин ласково гладил девушку по зажившей ладони, - мы встретились в университете.
- Университет – это место, где молодые люди получают знания, - тихо подсказывала мне Всёля, отзываясь на мои невысказанные вопросы.
Так вот, в месте, где молодые люди получают знания, в каком-то соревновании он выступал от корпорации отца, а Лика - в команде университета. Он заинтересовался ею, а она им – нет. После завершения мероприятия участники ещё долго шумели вокруг сынка соправителя, что-то рассказывая о себе, университете, успешном достижении поставленных задач и прохождении соревнований. Это было привычно, так было всегда – участники пытались завязать связи или произвести впечатление, и не так друг на друга, как на представителя правящей семьи.
Валентин кивал, улыбался и ожидаемо скучал – он знал все вопросы наперёд и способы привлечь его внимание тоже не были оригинальными. Он улыбался, кивал, пожимал руки, то есть просто ждал, когда утихнет шум, все разойдутся, и он сможет заговорить с одной из девушек. Вот только она не толкалась и ничего не рассказывала о себе в этой шумной толпе, и не стояла поодаль, а вышла из раздевалки - он увидел это через головы молодых людей - и, закинув на плечо спортивную сумку, ушла. Хвост светлых волос подпрыгивал в такт шагам.
И вот это как раз было странно. И очень необычно.
Много женщин оказывали ему внимание, но ни одна, которой он улыбнулся, а он улыбался Лике несколько раз во время соревнований, не развернулась и не ушла.
Я не спешила ими пользоваться, зато выделенная мне служанка, норовившая хоть мелкой кражей мне насолить, навсегда осталась без бровей, ресниц и ногтей.
Валентин присел на стул у кровати, взял девичью ладонь, обмазанную заживляющей мазью, в свои руки.
- Это неважно.
- Что? - Я как раз меняла флакон в помпе, и обернулась к нему с изумлением.
- Неважно как она выглядит, - он поцеловал непострадавший участок запястья. - Я же люблю её не за то, какая она.
- А за что? – я разогнулась и даже замерла, боясь пропустить ответ.
Ни о чём и ни о ком я сейчас не вспоминаю! И ни с кем этого Валентина не сравниваю! И плакать мне совсем не хочется. Не хочется!
Совсем...
- Я её люблю за то, кто я рядом с ней.
«Кто?! Кто ты рядом с ней?!» - рвался с языка вопрос. Но я боялась не удержать слёз. Да и голос мог дрогнуть.
Промолчала.
Опустила глаза на свои руки, ещё раз их обеззаразила, не было необходимости, просто так, чтобы чем-то заняться, хотела уже снять тунику, но бросила осторожный взгляд на Валентина. И вовремя – он смотрел на меня, вернее, на мои руки, на которых только-только потухла белая вспышка.
Я вспомнила, что хотела и его просканировать!
- Давайте я и вас осмотрю на всякий случай, - проговорила, заталкивая подальше усталость и внезапно навалившееся желание поспать, - а потом вы сможете пойти домой и отдохнуть.
- Нет! - он, кажется, испугался – так резко ответил и даже привстал. - Я не пойду домой без неё!
- Ну хорошо, - я только пожала плечами - преодолевать его сопротивление не хотелось. - Останетесь тут, но сначала - осмотр.
Он согласился, а я, убедившись, что ничего серьезнее нервного напряжения с ним не случилось, ушла к себе. Валентин остался у Лики, отказавшись от отдельной комнаты.
Удивительная преданность.
А я долго лежала на кровати в своей успокаивающе белой комнате и смотрела в белый, идеально ровный потолок, и не могла уснуть. От усталости ломило плечи и руки, перед глазами мелькали образы обработанных ран и ранок, но сон не шёл. Я размышляла, и размышления мои были болезненными. Я думала. Одна мысль всё билась и билась в сознании, оставаясь без ответа: а кем чувствовал себя Игорь рядом со мной?
Я постоянно доказывала ему свою любовь.
Я оставила всё: семью, родителей, сестёр, чтобы быть с ним - разве не доказательство?
Выбрила висок, словно падшая девка — доказательство?
Всегда была рядом с ним, во всех пьянках, гулянках, дебошах. Доказательство?
Восхищалась его талантом, помнила все его мелодии наизусть, хранила его небрежные записи нот, сбегала вместе с ним в кабак, чтобы слушать, плакать, восторгаться его игрой и жарче всех хлопать в ладоши. Доказательство?
Останавливала от безумств, страдая сама - вечные синяки, ссадины, ушибы и разрывы, и ни единого слова укора. Это доказательство? Или нет?!.
А он? Он любил меня?
Не однажды я слышала шепотки за спиной - и неуравновешенная я, и недальновидная, и умом тронувшаяся, и что размениваю свою жизнь на человека, которому не нужна, который не любит и не ценит меня. А я не верила! Потому что хотела быть с ним, потому что любила!
И я любила бы его всякого – со шрамами или без, с глазами или без них…
Глава 5. Лика и волосы
Утро было трудным – мало сна, много работы, в итоге – ломота во всём теле, плохо открывающиеся глаза и тоска в желудке. Но жемчужную воду просить у Всёли не стала – не до того. На границе сна и яви мелькнула догадка, и я вскочила с постели и как была, неодетая и неприбранная, помчалась в лабораторию – боялась забыть.
- Луковицы, луковицы… Луковички мои… - приплясывала я в одном пеньюаре и с нечёсаным гнездом на голове вокруг второй фляги, в которой покоилась матрица с волосяными луковичками из разных участком скальпа Лики.
Пересчитала. Пять видов волос. Проверила на сильном увеличении туники – большая часть луковиц цела и вполне жизнеспособна. Отлично! И, потирая руки и забыв про завтрак, я потребовала:
- Всёля, форма раны, положение на голове!
И вот передо мной голова. Лысая, в натуральную величину. Не очень похожа на Лику, но мне не портреты рисовать, а главное там и так видно – синим цветом отмечено поле поражения, россыпь пятен поменьше и совсем маленьких. Синий это химический ожог. Он во многих местах украшен красными вкраплениями. Это уже порезы, следы от стекла.
- Всёля, сними выкройку поражённого участка и разверни.
Синее пятно будто соскользнуло с медленно вращающейся перед моими глазами головы, развернулось в кляксу с неровными краями.
- Разметь типы волос.
И клякса закрасилась в три разных оттенка. Я потёрла лицо, размышляя, как это красиво разделить на удобные куска – к виску пойдут тонкие волосинки, это одна матрица, а вот два остальных вида… Я опять посмотрела на картинку.
Представила, как буду это делать и решительно вздохнула. Если Валентину всё равно как выглядит Лика, то заниматься ювелирной вышивкой на её голове я не стану – и без этого предстоит долгая и кропотливая работа. Что ж, задача сразу упростилась.
- Делаем пять матриц, - скомандовала я. – С тонкими волосками одну, вторую – со средними. Форма вот такая, - обрисовала в воздухе область. – А остальное делим вот так и так. Последний кусок оставляем самым большим. Из него буду латки нарезать уже в процессе.
Лёгкие металлические пластины с тихим стуком воплотились на столе. Я перебрала их, любуясь гладкостью и тусклым блеском металла. Так, хорошо, матрицы есть. Набросала на листке общий контур и сектора, сверяясь с висящим изображением. Так, это чтобы не забыть.
- Стерильность! – переложила металлические пластины с едва заметными отверстиями на подставку рядом с репликатором – аппарат уже ждал меня в лаборатории, когда я сюда ворвалась, и его наличию я радовалась, сотрясая стены счастливыми, но совершенно неприличными воплями. Хорошо, что тут звукоизоляция на высоте.
По матрицам пробежали белые искры. Не отрывая взгляда от них, потянулась к матрице с волосяными луковицами. Небольшую порцию биораствора с образцом кожи Лики распылила на матрицы, а их поместила в репликатор. Дверца с окошком плотно прилегла и со щелчком закрылась.
Довольно потёрла ладони и, приплясывая, пошла к себе – нужно навестить Лику, проверить её состояние, но сначала успокоить желудок, что сигнализировал мне тошнотой и тянущей болью, что пора позавтракать, и вообще, стоит питаться регулярно. Хотя прежде всего – проходя мимо зеркала в ванной, подкорректировала свои планы – привести себя в порядок.
****
Лика меня порадовала.
Ещё сонная от лекарств, она пыталась улыбнуться одной стороной рта. Это было непросто – сколько не сдерживайся, а рот растягивался и в другую, более пострадавшую сторону, причиняя как минимум неудобства, как максимум – боль. Но если хочет улыбаться, значит, всё не так плохо, как казалось ночью.
Валентин тоже выглядел получше. Он явно побывал снаружи, вопреки своим словам о том, что без Лики домой не пойдёт, - переоделся, и теперь не выглядел, как пострадавший от взрыва официальный посол в своём строгом, но грязном костюме на фоне белых стен станции в ярком свете.
Честь ему и хвала. Меня вот только зеркало и заставило умыться, причесаться и переодеться.
Теперь Валентин в мягких свободных брюках и блузе скорее напоминал богатого аристократа на отдыхе – воспитание и осанку одеждой не скрыть. И я только улыбнулась, отметив это для себя. Интересно, моё воспитание и осанка так же легко определяются?
Я только улыбнулась: какая ерунда лезет в голову после воспоминаний о прошлом!
А Валентин молодец! Устроиться с комфортом даже в пещере может не каждый. Нет, у нас не пещера, конечно, но вчера я слишком устала, чтобы выдать Всёле свои пожелания относительно устройства гостей – полотенец, мыла и прочего. Даже кормила их не я, а добросердечная Машэ - знакомый запах её любимого супа ещё витал в комнате, а глубокие пустые плошки предательски громоздились скромной кучкой на белом столике в углу.
Надеюсь, гости простят меня. Вчера я слишком устала, и не только физически. Хоть Машэ не смогла мне помочь в лечении больной, но выступила заботливой хозяйкой. Надо будет найти её, поблагодарить.
Я призвала тунику, очистила руки, призвала круговую лампу и принялась за осмотр. И здесь всё было неплохо: раны в приемлемом состоянии. За ночь они, конечно, не зажили, но и не стали хуже, это уже результат. Значит, в порезах яда не осталось. От сердца отлегло.
Видение осколка с каплей яда, вонзающегося в нежную кожу, наконец растворилось – оно так и крутилось на задворках сознания, как я его не отгоняла, даже во сне.
Ну что ж, пора.
Я материализовала баллон биораствора с клетками кожи Лики, приподняла её голову одной рукой, другой – нажала на кнопку. С шипением полился белый туман, тонким слоем оседая на коже и закрывая рану. Голова девушки покрылась тонкой блестящей плёнкой.
- Ну вот и прекрасно! - я улыбнулась, подождала пока плёнка на ранах подсохнет и потеряет лаковый блеск и только потом осторожно опустила голову на мембранную подушку. Перешла к ранам поменьше, распыляя из флакона раствор и на них.
Оглянулась на Валентина. Он, затаив дыхание, наблюдал за работой.
- Что это за лекарство? - спросил, не отводя взгляда от баллона в моей руке.
- Это биораствор, о котором я вам вчера рассказывала. Теперь раны защищены, да и плёнка поможет восстановить пострадавшие ткани. А через день-два попробуем вернуть Лике её причёску, - добавила я, потрогав короко и неровно обстриженные волосы на менее постарадавшей части головы девушки
Валентин смотрел на меня неверяще. Я засмеялась.
- Нет, отрастить ей волосы за два дня я не смогу, но сейчас в специальном... специальной машине выращиваются луковички её волос и, если всё пойдёт, как я задумала, через денёк-другой попробую приживить их на места ранения.
Сама Лика вяло реагировала на мои слова – она что-то хрипло шептала Валентину, который выбирая здоровые участки, прикасался к ней. После моих слов, он улыбнулся и прикрыл глаза, а потом склонился и аккуратно обнял лежащую в постели девушку.
Подошел ко мне, взял за руку и поцеловал её.
- Вы поистине богиня, - кажется, глаза его блестели чуть сильнее, чем обычно.
Я тоже спрятала глаза и поджала губы. Нет, не богиня я, совсем нет…
- Вам надо хорошо питаться. Надо заняться этим вопросом, - и на ходу снимая тунику, я вышла за дверь.
Прода от 15.11.2021 04:57
Трижды в день я открывала дверь в комнату Лики и… Валентина.
Плёнка, закрывавшая раны, требовала ухода, и я приходила, чтобы её обработать то одним, то другим раствором. Одно лекарство против воспаления, другое - для заживления ран, ещё одно - для восстановления кожи.
Трижды в день я встречала взгляд Валентина, сидевшего рядом с Ликой. Казалось, что он не сходит с места, здесь же ест, пьёт и спит. Да, и ещё - пока я делала своё дело, он развлекал нас рассказами.
Лика чувствовала себя всё лучше, хотя говорила мало. Я не сразу поняла, почему она такая немногословная. Только потом догадалась – если рядом такой балагур, как Валентин, то слово, порой, и вставить некуда. Зато она почти всё время улыбалась и смотрела на Валентина, скашивая взгляд в его сторону, боясь шевелить головой, пока я над ней корпела.
Всёля мне, конечно, обрисовывала миры, в которых нам приходилось бывать. Но рассказ того, кто смотрит снаружи сильно отличается от того, что говорят местные, глядящие на ситуацию изнутри. А если ещё и рассказчик – Валентин, то истории наполнялись жизнью, и слушая, я видела всё своими глазами, будто смотрела Всёлины «ролики».
- Мой отец – очень скромный человек, он контролирует только третью часть континента. Под его контролем несколько неравнозначных отраслей. Чтобы хорошо использовать ресурсы, что есть у него в руках, приходится быть скромным и очень деловитым – постоянно сверяться в своих действиях с двумя другими магнатами, контролирующими две другие части экономики нашего материка.
- В этом мире нет королевств, как у вас, - разъясняла тихонько Всёля. - Здесь управление исключительно экономическое, то есть нет короля или другой власти государства, кроме тех магнатов, что контролируют экономику.
- На других континентах тоже есть люди, такие же скромные, как мой отец, - улыбался Валентин и стерильной салфеткой промакивал сбежавшую по ноге Лики каплю лекарства. – Там распределение отраслей другое. У самого скромного – одна-две, но зато самые мощные, а у остальных отраслей побольше, но не таких сильных.
Я оторвалась от обработки ран и бросила на него удивленный взгляд. Парень подарил сияющую улыбку Лике и остатками озарил и меня:
- О, не переживайте, Ольга! Это тоже равновесие. Скромность магнатов заставляет их считаться со своими соправителями, и в результате это работает на благо всей человеческой цивилизации.
- Я и мои два старших брата помогаем отцу. Не факт, что кто-то из нас займёт его место, но наши шансы намного выше, чем у тех, кто не входит в круг, близкий к скромным людям.
- То есть в круг, близкий к магнатам? – отвлеклась я на секунду от инструментов и перевязочного материала, чтобы поменять флаконы в помпе на руке Лики.
- Вроде того, - он подал мне полный флакон и забрал пустой.
- Лика тоже дочь магната? Как вы встретились? – спросила, пуская огонёк очистки на руках и вновь принимаясь за раны.
- С Ликой, - Валентин ласково гладил девушку по зажившей ладони, - мы встретились в университете.
- Университет – это место, где молодые люди получают знания, - тихо подсказывала мне Всёля, отзываясь на мои невысказанные вопросы.
Так вот, в месте, где молодые люди получают знания, в каком-то соревновании он выступал от корпорации отца, а Лика - в команде университета. Он заинтересовался ею, а она им – нет. После завершения мероприятия участники ещё долго шумели вокруг сынка соправителя, что-то рассказывая о себе, университете, успешном достижении поставленных задач и прохождении соревнований. Это было привычно, так было всегда – участники пытались завязать связи или произвести впечатление, и не так друг на друга, как на представителя правящей семьи.
Валентин кивал, улыбался и ожидаемо скучал – он знал все вопросы наперёд и способы привлечь его внимание тоже не были оригинальными. Он улыбался, кивал, пожимал руки, то есть просто ждал, когда утихнет шум, все разойдутся, и он сможет заговорить с одной из девушек. Вот только она не толкалась и ничего не рассказывала о себе в этой шумной толпе, и не стояла поодаль, а вышла из раздевалки - он увидел это через головы молодых людей - и, закинув на плечо спортивную сумку, ушла. Хвост светлых волос подпрыгивал в такт шагам.
И вот это как раз было странно. И очень необычно.
Много женщин оказывали ему внимание, но ни одна, которой он улыбнулся, а он улыбался Лике несколько раз во время соревнований, не развернулась и не ушла.
