- Всёля, что-то мне неважно.
- Вижу.
- Отдых не помогает. Что делать будем?
- Ольга, я перехвачу управление твоими руками. Только не дернись. Будь как сейчас – расслабленная, глаза не закрывай, расфокусируй взгляд, будто смотришь, но не видишь.
- Хорошо.
- И думать не нужно. Плыви по волнам звуков и образов.
- Да…
Мои руки продолжали двигаться, а я сама будто оторвалась от пола и парила в какой-то едва уловимо звенящей сверкающей пустоте, слова Валентина превратились в мягкий поток образов, лишь отчасти похожих на слова, чуть размазанным эхом, отзвуком, вибрирующим в сверкании.
- Отец отсоветовал похищать. И я начал медленную осаду. Помнишь, Лика, как я приезжал к тебе через день? Это было непросто - континент большой, сдвиг по времени и ресурсы... Но я приезжал.
Парень окружил Лику заботой, понемногу перетягивая её в столицу, где была его жизнь. Создал целый институт биоинженерии, чтобы её, как талантливого молодого специалиста пригласили работать в столицу, нашёл надёжного человека на место Лики в провинции - она волновалась, чтобы не пропали её наработки.
Голос Валентина заплетался в хоровод блёсток, когда он смеялся над тем, как Лика сопротивлялась ухаживаниям, требовала скрывать их отношения, с неохотой и невероятно медленно склонялась к мысли о женитьбе, и каким терпеливым и настойчивым он был.
Я слушала и не слушала, плыла по сияющим волнам, контролируя лишь расслабленность в теле, а руки погружали кустик за кустиком на их новые места. И радовалась, что не могу видеть, как Валентин смотрит на свою невесту.
Наверное, если бы я была в полном осознании, то не одному манекену в зале силы пришлось бы несладко, а моё тело снова гудело бы от нагрузок на полосе препятствий. Но я была слишком отстранена, и просто, без привычного отторжения, слушала и понимала: Валентин любит свою Лику, и ради неё сделает много. Уже сделал.
А вот Игорь... Игорь не любил меня. Никогда.
В воспоминаниях мелькнуло лицо наследника Роом-Шандов, его приподнятая бровь, кривоватая ухмылка, наглый взгляд. Мне хватало только этого, чтобы смотреть в его глаза не отрываясь, развязывать шнуровку платья и хватать ртом воздух задыхаясь.
Обо мне никто не заботился, меня никто не привязывал, не жертвовал чем-то ради меня. И здесь, в этот момент, в обычном состоянии у меня потекли бы слёзы, а может, снова случилась бы истерика. Но сейчас – нет.
Я вспоминала, как прижималась к Игорю, терлась о его руку щекой, а потом заглядывала в глаза и всё спрашивала и спрашивала:
- Ну скажи, ты меня любишь? Ну? Скажи!
Он улыбался уголком губ и молчал. А потом хватал меня за затылок и впивался в губы поцелуем. Жестко, властно, больно. Когда отстранялся, говорил:
- Ещё какие-то вопросы остались, Лёля?
И я замечала в глубине его глаз тот опасный огонёк сумасшествия, что пугал абсолютно всех, и все вопросы, действительно, мгновенно исчезали. Иногда огонёк тут же гас и жизнь шла своим чередом. А иногда разгорался, и тогда мало мне не казалось, и я проклинала своё неуёмное желание быть любимой.
Теперь я понимала, что это – не любовь. Что угодно, но не любовь.
И ещё - с прозрачной отчётливостью передо мной поднималась правда - какой же я была наивной дурочкой.
- Ольга, всё. Оль-га! – тихий Всёлин голос понемногу возвращал меня в реальность.
Я осмотрелась. Валентина в комнате не было, Лика в полусне лежала на кровати, рядом в круглой металлической подставке – инструменты, пустые пластины матриц, а на голове – аккуратные латки. Так, без увеличения, рассмотреть волоски было невозможно. Но рана не бугрилась краснотой, накрытая тонким слоем кожи, швы чуть краснели там, где лазерным лучом я приклеивала по контуру кусочки, когда все луковички были приживлены.
Сколько же было сделано работы!
Без сил я опустилась прямо на пол. Устала. Как же я устала!
- Ольга-се! Пить горячее! – строго промяукала над моим ухом Машэ.
Откуда она здесь? Но большую кружку из её рук я приняла и наслаждением выпила чашку сладкого крепкого чая. Появился и Валентин, присел напротив.
- Вам плохо, Ольга?
Я покачала головой.
- Нет, - тихо пробормотала. – Мне хорошо.
- Но вы плачете!
- Это от усталости. Помогите мне встать.
И они вдвоём – Валентин и Машэ – помогли мне подняться. И я сделала пару шагов и прижалась щекой к стене, раскинула руки и тихо прошептала:
- Всёля, спасибо тебе!
***
Мы с Машэ стояли у входной двери – провожали гостей.
Лика смотрелась невероятно дико с коротенькой порослью на голове. Следы от ожогов на лице были ещё слегка заметны. Но только если рассматривать лицо и не замечать короткие волосы.
Солнце обрисовывало её тонкую, женственную фигуру в красивом платье с пышной юбкой, подчёркивало и тонкую талию, и стройные длинные ноги, золотилось в короткой щетине на голове. Это чудовищное, на мой взгляд, противоречие кричало о себе, заставляло слёзы выступать на глазах.
Но Валентин, что бережно держал в руках тонкую кисть своей невесты, смотрел на неё так, что удержать слёзы всё равно не смогла. И мне не было стыдно, будь я одна такая. Но рядом стояла Машэ и тоже плакала.
Только на губах её гуляла улыбка и слышался шепот: «Вот, Ольга-се, так правильно – голова чистая!». Она прижимала свои маленькие ладошки к груди. Её слёзы были слезами счастья.
А я плакала по другой причине – я уже не завидовала, я плакала о своих утраченных иллюзиях, напрасно потерянном времени, ошибках. Мне казалось, что моей любви хватит на двоих, что Игорь меня если не любит, то полюбит обязательно, только чуть позже, ведь нельзя не ответить на чувство той силы, что жило в моём сердце. И всё это было иллюзией, видением, моими фантазиями.
Лика была слаба после всех травм и лекарств, а ещё - волновалась. Валентин обнимал, поддерживая её за талию, и смотрел. Смотрел с такой нежностью и любовью, что слёзы текли у меня по щекам сами по себе. И они уже не мешали мне завидовать одной счастливой девушке, которую искренне любил мужчина не за то, кто она, а за то, кто он рядом с ней.
Лика обняла меня слабыми руками и улыбнулась.
- Спасибо тебе, Ольга!
А потом повернулась к жениху:
- Жаль, волосы не успеют отрасти... – Лика аккуратно потрогала пальцем голову и чуть нахмурилась. - Как же я лысая и на свадьбе?
- До свадьбы отрастут.
- Когда ещё они вырастут, - она сожалела, но это была грусть, а не горе.
Валентин взглянул на меня вопросительно.
Нет, я не богиня. В других обстоятельствах можно было бы попробовать и ускорить рост волос, но не после того, что перенесла Лика. Поэтому отрицательно качнула головой.
- Тогда, - решительно поговорил Валентин, - мы выберем тебе другое платье. Чтоб подходило под твою новую причёску! А лучше… - Валентин задумался, улыбнулся и стал похожим на мальчишку, - мы введём новую моду на короткие женские стрижки.
Они уже стояли за порогом. Оба обернулись, улыбнулись нам с Машэ и помахали на прощанье.
Дверь закрылась.
- Машэ, ты боишься вида крови?
Она перевела взгляд с закрывшейся двери на меня, округлила глаза и пролепетала:
- Пусть не гневается госпожа богиня! Машэ не хотела!
- Как драться со мной, так не боишься, а как раны увидела, так в обморок хлопнулась... - пробурчала я и уселась на диван. - А я хотела тебя себе в помощницы взять.
Глаза у Машэ стали совсем большими, она опустилась у моих ног и почти взмолилась:
- Ольга-се хорошая! Она не сделает это!
- Не сделаю, - тяжело вздохнула я.
И память подбросила воспоминания о моём первом пациенте. Я ведь и сама боялась крови и вообще всего, была трусихой даже большей, чем Машэ!
- Нет, не была, - возмутилась Всёля.
Я только хмыкнула. Чтобы не говорила моя невидимая помощница, я-то помню.
Уважаемые мои читатели, у меня возник вопрос. Как вы относитесь к такой глубине проработки второстепенных персонажей, как в случае Лики и Валентина? Надо оно вообще? Или хватило бы нескольких абзацев, чтобы раскрыть их роль в жизни главной героини?
- Ольга, ты собачек любишь?
Я доедала завтрак, пытаясь не видеть того, что мне транслирует прямо в мысли Всёля.
Собачек? Я замерла. Вопрос был неожиданный, разбудивший воспоминания.
Игорь не любил слабость. А собака, что лежала поперёк дорожки Графского парка, была слаба - наверное, ранена на охоте, отбилась от своры, а теперь только и смогла, что выползти на тропинку, где ходили люди. Люди, она знала, ей помогут.
Мой любимый мужчина, завидев лежащее поперёк дорожки тело, спешился. Держа коня в поводу, подошел к псине и пнул её. Собака слабо визгнула, а Игорь, который ненавидел слабость, вспыхнул, разозлился и пнул ещё. Только сильнее. Так, что собака закричала.
Я закричала почти одновременно с ней, и пока спешилась, пока подбежала к Игорю, он вошел в раж и уже бил и топтал беспомощное животное сапогами, призвав на помощь ещё и магическую плеть . Я цеплялась за его руки и локти, просила остановиться, а он с лёгкостью стряхивал меня и бил дальше.
Псина уже превратилось в кусок окровавленного меха, а он будто не замечал, снова и снова замахиваясь и нанося удар по безвольному телу на тропе.
- Игорь! - дернув его за локоть, я успела стать перед ним до следующего пинка. Схватила его за лицо двумя ладонями и глянула в глаза. Зрачок расширен почти на всю радужку, кровавый огонёк бешенства в глубине, дыхание частое, сорванное, гримаса ярости и наслаждения на лице.
Ромшанство! И я сделала единственно возможное - впилась поцелуем в его оскаленный рот. Я дарила всю свою любовь, всю нежность, всю страсть, на которые только была способна, взамен несчастной твари, умирающей у нас под ногами.
Я поцеловала, и он ответил. Ответил со всей мощью урагана, бушевавшего в нём в ту минуту.
Потом неделю я не могла лежать на спине - кожа, содранная о кору ближайшего дерева, заживала медленно. Я и сидела потом с трудом, но это хотя бы прошло быстрее. Всё же занозы и мелкая древесная крошка в ранах на спине мешали заживлению, и регенерация там шла медленнее, чем в другом месте.
После того случая я с осторожностью и недоверием относилась к собакам. Головой я понимала, что влезла сама, что рассудочно приняла то решение, но тело... Тело помнило боль и связывало её с появлением собаки на нашем пути.
- Не знаю, люблю ли я собачек, но точно без восторга, - со вздохом ответила я Всёле.
- Это хорошо, что с опаской. Потому что с большими собачками так и надо. Вставай, пойдём.
- Всёля, куда? - но я уже поднялась из-за идеально чистого, абсолютно белого стола, который всё ещё казался непривычным без скатерти. «Негигиенично», - на мою просьбу постелить хоть что-то самое простое ответила Всёля. Уже разворачиваясь, чтобы уйти, я ещё раз провела пальцем по гладкой поверхности, похожей на отполированный камень, но не каменной - слишком тёплой и блестящей.
Мыслям о природе окружавших меня вещей места больше не осталось.
Сначала Всёля приказала одеться так, чтобы можно было пройти где угодно, и я с нетерпением одела тот костюм, который она воплотила по моему желанию. Это сменило моё большое уважение на безмерное. Темные, почти чёрные штаны, черная блуза в обтяжку и просторный плащ дополнялись удивительными ботинками. Я видела такой костюм в одной из подвижных картинок, которые мне во множестве показывала Всёля, знакомя со своим устройством и многоликостью.
«Это называется ролики, Ольга!»
Меня потрясла ловкость девушки, одетой в такую одежду и особенно - вот эти ботинки. Они сами по себе были отличным средством защиты и, возможно, нападения — толстая подошва с ребрами, высокая шнуровка и при этом - мягкие и гибкие, будто сшитые из змеиной кожи.
И пока я одевалась, по-детски радуясь новому наряду, и пока шла к выходу, неожиданно открывшемуся простой дверью в самой большой из комнат, Всёля «транслировала» мне картинки скелетов.
- Это собаки, - поясняла она мне между краткими указаниями, куда идти. - Так нужно обрабатывать кожу перед операцией, - и я видела как малюсенькая гребенка на толстой ручке снимала шерсть с бока животного, - а вот расположение внутренних органов, - наблюдала я подвижные картинки со светящимися сердцами, кишками и рёбрами сквозь стволы леса, напоминавшего продуманно заросший благоустроенный парк.
Смотреть одновременно и на одну, и на другую реальность было трудно. Но даже это не мешало бояться всё сильнее. Идти, правда, пришлось недолго - на полянке, под развесистым кустом лежала... лежало... В общем, огромная зверюга с короткой чёрной шерстью с хрипом дышала, лёжа на боку под нависшими ветвями. На шее поблескивал ремешок.
Ошейник? А где тогда хозяин? И... кто он?
Я оглянулась - вокруг совершенно такие же деревья, как в лесах у моего отца.
- Всёля, где мы? И кто это?
Несомненно, это была паника. Она прозвучала в голосе пронзительным звоном, пробежала дрожью по позвоночнику и выступила холодным потом на ладонях. Страшно!
- Ольга, не стоит волноваться, мы в другом мире. А это... Это собачка, - сказала моя подруга, и в тоне я услышала то ли ласку, то ли тонкую издёвку.
А, может, в непривычной обстановке я плохо расслышала интонации? Здесь, за пределами стенами станции, к которой я уже начала привыкать, голос Всёли звучал по-другому.
- Госпожа Вселенная, ты спасаешь собачек? - уточнила я.
Чужой мир - это здорово, потому что неприятные своей неожиданностью встречи исключены. И от облегчения я, наверное, не сдержала неуместную насмешку.
- Ольга, - голос потерял всякую эмоциональную окраску, - займись животным. Не забудь tunika.
Я отбросила ненужные разговоры и потребовала:
- Туника!
И снова с затаённым восторгом наблюдала, как мелькнули и сомкнулись вокруг моего тела белые пластины лат, в мгновение становясь невидимыми. А потом взгляд на собачищу, сделала шаг вперёд и присела рядом.
Пёс зарычал и приподнял голову.
- Чш! Тихо! - строго приказала я, копируя тон нашего псаря, и наклонилась поближе.
На тёмной шерсти более светлым оттенком поблескивала рана. Из неё торчало что-то белое, и даже на вид острое. Косточка. Тонкая, плоская. Ребро?
Я сглотнула подкатившую к горлу муть. Отвернулась. Нет, не хочу! Не умею! Не получится!
- Ольга! – строгий голос в голове.
- Нет!
Я так и сидела - отвернувшись и давя дурноту, строя планы отступления.
- Сканируй! - вывела меня из оцепенения Всёля.
- Как?! - голос сорвался и захрипел. – Может, не надо?
- Надо. Руками проведи вдоль всего тела. Начни с морды. Между ладонями представь то зеркало, в которое ты смотрела в своей ванной комнате. Давай.
Спокойный голос Всёли отсёк мои эмоции и привёл меня в то монотонное состояние, в котором размеренно что-то делаешь, и посторонним мыслям, эмоциям, страхам места уже не остаётся. Я будто со стороны следила за своими ладонями, которые развела по обе стороны от головы собаки. Вот между ними возникла едва заметная сияющая светло-голубая полоска. Растопырив пальцы, я растянула её в плоскость. А проводя ею через тело огромного животного, видела повреждения так же, как тогда, в первый раз, когда смотрела на себя в зеркале ванной комнаты.
- Передняя лапа справа сломана, даже в двух местах. В правом боку рваная рана, и там ещё рёбра сломаны. Два ребра.
- Вижу.
- Отдых не помогает. Что делать будем?
- Ольга, я перехвачу управление твоими руками. Только не дернись. Будь как сейчас – расслабленная, глаза не закрывай, расфокусируй взгляд, будто смотришь, но не видишь.
- Хорошо.
- И думать не нужно. Плыви по волнам звуков и образов.
- Да…
Мои руки продолжали двигаться, а я сама будто оторвалась от пола и парила в какой-то едва уловимо звенящей сверкающей пустоте, слова Валентина превратились в мягкий поток образов, лишь отчасти похожих на слова, чуть размазанным эхом, отзвуком, вибрирующим в сверкании.
- Отец отсоветовал похищать. И я начал медленную осаду. Помнишь, Лика, как я приезжал к тебе через день? Это было непросто - континент большой, сдвиг по времени и ресурсы... Но я приезжал.
Парень окружил Лику заботой, понемногу перетягивая её в столицу, где была его жизнь. Создал целый институт биоинженерии, чтобы её, как талантливого молодого специалиста пригласили работать в столицу, нашёл надёжного человека на место Лики в провинции - она волновалась, чтобы не пропали её наработки.
Голос Валентина заплетался в хоровод блёсток, когда он смеялся над тем, как Лика сопротивлялась ухаживаниям, требовала скрывать их отношения, с неохотой и невероятно медленно склонялась к мысли о женитьбе, и каким терпеливым и настойчивым он был.
Я слушала и не слушала, плыла по сияющим волнам, контролируя лишь расслабленность в теле, а руки погружали кустик за кустиком на их новые места. И радовалась, что не могу видеть, как Валентин смотрит на свою невесту.
Наверное, если бы я была в полном осознании, то не одному манекену в зале силы пришлось бы несладко, а моё тело снова гудело бы от нагрузок на полосе препятствий. Но я была слишком отстранена, и просто, без привычного отторжения, слушала и понимала: Валентин любит свою Лику, и ради неё сделает много. Уже сделал.
А вот Игорь... Игорь не любил меня. Никогда.
В воспоминаниях мелькнуло лицо наследника Роом-Шандов, его приподнятая бровь, кривоватая ухмылка, наглый взгляд. Мне хватало только этого, чтобы смотреть в его глаза не отрываясь, развязывать шнуровку платья и хватать ртом воздух задыхаясь.
Обо мне никто не заботился, меня никто не привязывал, не жертвовал чем-то ради меня. И здесь, в этот момент, в обычном состоянии у меня потекли бы слёзы, а может, снова случилась бы истерика. Но сейчас – нет.
Я вспоминала, как прижималась к Игорю, терлась о его руку щекой, а потом заглядывала в глаза и всё спрашивала и спрашивала:
- Ну скажи, ты меня любишь? Ну? Скажи!
Он улыбался уголком губ и молчал. А потом хватал меня за затылок и впивался в губы поцелуем. Жестко, властно, больно. Когда отстранялся, говорил:
- Ещё какие-то вопросы остались, Лёля?
И я замечала в глубине его глаз тот опасный огонёк сумасшествия, что пугал абсолютно всех, и все вопросы, действительно, мгновенно исчезали. Иногда огонёк тут же гас и жизнь шла своим чередом. А иногда разгорался, и тогда мало мне не казалось, и я проклинала своё неуёмное желание быть любимой.
Теперь я понимала, что это – не любовь. Что угодно, но не любовь.
И ещё - с прозрачной отчётливостью передо мной поднималась правда - какой же я была наивной дурочкой.
- Ольга, всё. Оль-га! – тихий Всёлин голос понемногу возвращал меня в реальность.
Я осмотрелась. Валентина в комнате не было, Лика в полусне лежала на кровати, рядом в круглой металлической подставке – инструменты, пустые пластины матриц, а на голове – аккуратные латки. Так, без увеличения, рассмотреть волоски было невозможно. Но рана не бугрилась краснотой, накрытая тонким слоем кожи, швы чуть краснели там, где лазерным лучом я приклеивала по контуру кусочки, когда все луковички были приживлены.
Сколько же было сделано работы!
Без сил я опустилась прямо на пол. Устала. Как же я устала!
- Ольга-се! Пить горячее! – строго промяукала над моим ухом Машэ.
Откуда она здесь? Но большую кружку из её рук я приняла и наслаждением выпила чашку сладкого крепкого чая. Появился и Валентин, присел напротив.
- Вам плохо, Ольга?
Я покачала головой.
- Нет, - тихо пробормотала. – Мне хорошо.
- Но вы плачете!
- Это от усталости. Помогите мне встать.
И они вдвоём – Валентин и Машэ – помогли мне подняться. И я сделала пару шагов и прижалась щекой к стене, раскинула руки и тихо прошептала:
- Всёля, спасибо тебе!
***
Мы с Машэ стояли у входной двери – провожали гостей.
Лика смотрелась невероятно дико с коротенькой порослью на голове. Следы от ожогов на лице были ещё слегка заметны. Но только если рассматривать лицо и не замечать короткие волосы.
Солнце обрисовывало её тонкую, женственную фигуру в красивом платье с пышной юбкой, подчёркивало и тонкую талию, и стройные длинные ноги, золотилось в короткой щетине на голове. Это чудовищное, на мой взгляд, противоречие кричало о себе, заставляло слёзы выступать на глазах.
Но Валентин, что бережно держал в руках тонкую кисть своей невесты, смотрел на неё так, что удержать слёзы всё равно не смогла. И мне не было стыдно, будь я одна такая. Но рядом стояла Машэ и тоже плакала.
Только на губах её гуляла улыбка и слышался шепот: «Вот, Ольга-се, так правильно – голова чистая!». Она прижимала свои маленькие ладошки к груди. Её слёзы были слезами счастья.
А я плакала по другой причине – я уже не завидовала, я плакала о своих утраченных иллюзиях, напрасно потерянном времени, ошибках. Мне казалось, что моей любви хватит на двоих, что Игорь меня если не любит, то полюбит обязательно, только чуть позже, ведь нельзя не ответить на чувство той силы, что жило в моём сердце. И всё это было иллюзией, видением, моими фантазиями.
Лика была слаба после всех травм и лекарств, а ещё - волновалась. Валентин обнимал, поддерживая её за талию, и смотрел. Смотрел с такой нежностью и любовью, что слёзы текли у меня по щекам сами по себе. И они уже не мешали мне завидовать одной счастливой девушке, которую искренне любил мужчина не за то, кто она, а за то, кто он рядом с ней.
Лика обняла меня слабыми руками и улыбнулась.
- Спасибо тебе, Ольга!
А потом повернулась к жениху:
- Жаль, волосы не успеют отрасти... – Лика аккуратно потрогала пальцем голову и чуть нахмурилась. - Как же я лысая и на свадьбе?
- До свадьбы отрастут.
- Когда ещё они вырастут, - она сожалела, но это была грусть, а не горе.
Валентин взглянул на меня вопросительно.
Нет, я не богиня. В других обстоятельствах можно было бы попробовать и ускорить рост волос, но не после того, что перенесла Лика. Поэтому отрицательно качнула головой.
- Тогда, - решительно поговорил Валентин, - мы выберем тебе другое платье. Чтоб подходило под твою новую причёску! А лучше… - Валентин задумался, улыбнулся и стал похожим на мальчишку, - мы введём новую моду на короткие женские стрижки.
Они уже стояли за порогом. Оба обернулись, улыбнулись нам с Машэ и помахали на прощанье.
Дверь закрылась.
- Машэ, ты боишься вида крови?
Она перевела взгляд с закрывшейся двери на меня, округлила глаза и пролепетала:
- Пусть не гневается госпожа богиня! Машэ не хотела!
- Как драться со мной, так не боишься, а как раны увидела, так в обморок хлопнулась... - пробурчала я и уселась на диван. - А я хотела тебя себе в помощницы взять.
Глаза у Машэ стали совсем большими, она опустилась у моих ног и почти взмолилась:
- Ольга-се хорошая! Она не сделает это!
- Не сделаю, - тяжело вздохнула я.
И память подбросила воспоминания о моём первом пациенте. Я ведь и сама боялась крови и вообще всего, была трусихой даже большей, чем Машэ!
- Нет, не была, - возмутилась Всёля.
Я только хмыкнула. Чтобы не говорила моя невидимая помощница, я-то помню.
Уважаемые мои читатели, у меня возник вопрос. Как вы относитесь к такой глубине проработки второстепенных персонажей, как в случае Лики и Валентина? Надо оно вообще? Или хватило бы нескольких абзацев, чтобы раскрыть их роль в жизни главной героини?
Глава 6. Первый пациент
- Ольга, ты собачек любишь?
Я доедала завтрак, пытаясь не видеть того, что мне транслирует прямо в мысли Всёля.
Собачек? Я замерла. Вопрос был неожиданный, разбудивший воспоминания.
Игорь не любил слабость. А собака, что лежала поперёк дорожки Графского парка, была слаба - наверное, ранена на охоте, отбилась от своры, а теперь только и смогла, что выползти на тропинку, где ходили люди. Люди, она знала, ей помогут.
Мой любимый мужчина, завидев лежащее поперёк дорожки тело, спешился. Держа коня в поводу, подошел к псине и пнул её. Собака слабо визгнула, а Игорь, который ненавидел слабость, вспыхнул, разозлился и пнул ещё. Только сильнее. Так, что собака закричала.
Я закричала почти одновременно с ней, и пока спешилась, пока подбежала к Игорю, он вошел в раж и уже бил и топтал беспомощное животное сапогами, призвав на помощь ещё и магическую плеть . Я цеплялась за его руки и локти, просила остановиться, а он с лёгкостью стряхивал меня и бил дальше.
Псина уже превратилось в кусок окровавленного меха, а он будто не замечал, снова и снова замахиваясь и нанося удар по безвольному телу на тропе.
- Игорь! - дернув его за локоть, я успела стать перед ним до следующего пинка. Схватила его за лицо двумя ладонями и глянула в глаза. Зрачок расширен почти на всю радужку, кровавый огонёк бешенства в глубине, дыхание частое, сорванное, гримаса ярости и наслаждения на лице.
Ромшанство! И я сделала единственно возможное - впилась поцелуем в его оскаленный рот. Я дарила всю свою любовь, всю нежность, всю страсть, на которые только была способна, взамен несчастной твари, умирающей у нас под ногами.
Я поцеловала, и он ответил. Ответил со всей мощью урагана, бушевавшего в нём в ту минуту.
Потом неделю я не могла лежать на спине - кожа, содранная о кору ближайшего дерева, заживала медленно. Я и сидела потом с трудом, но это хотя бы прошло быстрее. Всё же занозы и мелкая древесная крошка в ранах на спине мешали заживлению, и регенерация там шла медленнее, чем в другом месте.
После того случая я с осторожностью и недоверием относилась к собакам. Головой я понимала, что влезла сама, что рассудочно приняла то решение, но тело... Тело помнило боль и связывало её с появлением собаки на нашем пути.
- Не знаю, люблю ли я собачек, но точно без восторга, - со вздохом ответила я Всёле.
- Это хорошо, что с опаской. Потому что с большими собачками так и надо. Вставай, пойдём.
- Всёля, куда? - но я уже поднялась из-за идеально чистого, абсолютно белого стола, который всё ещё казался непривычным без скатерти. «Негигиенично», - на мою просьбу постелить хоть что-то самое простое ответила Всёля. Уже разворачиваясь, чтобы уйти, я ещё раз провела пальцем по гладкой поверхности, похожей на отполированный камень, но не каменной - слишком тёплой и блестящей.
Мыслям о природе окружавших меня вещей места больше не осталось.
Сначала Всёля приказала одеться так, чтобы можно было пройти где угодно, и я с нетерпением одела тот костюм, который она воплотила по моему желанию. Это сменило моё большое уважение на безмерное. Темные, почти чёрные штаны, черная блуза в обтяжку и просторный плащ дополнялись удивительными ботинками. Я видела такой костюм в одной из подвижных картинок, которые мне во множестве показывала Всёля, знакомя со своим устройством и многоликостью.
«Это называется ролики, Ольга!»
Меня потрясла ловкость девушки, одетой в такую одежду и особенно - вот эти ботинки. Они сами по себе были отличным средством защиты и, возможно, нападения — толстая подошва с ребрами, высокая шнуровка и при этом - мягкие и гибкие, будто сшитые из змеиной кожи.
И пока я одевалась, по-детски радуясь новому наряду, и пока шла к выходу, неожиданно открывшемуся простой дверью в самой большой из комнат, Всёля «транслировала» мне картинки скелетов.
- Это собаки, - поясняла она мне между краткими указаниями, куда идти. - Так нужно обрабатывать кожу перед операцией, - и я видела как малюсенькая гребенка на толстой ручке снимала шерсть с бока животного, - а вот расположение внутренних органов, - наблюдала я подвижные картинки со светящимися сердцами, кишками и рёбрами сквозь стволы леса, напоминавшего продуманно заросший благоустроенный парк.
Смотреть одновременно и на одну, и на другую реальность было трудно. Но даже это не мешало бояться всё сильнее. Идти, правда, пришлось недолго - на полянке, под развесистым кустом лежала... лежало... В общем, огромная зверюга с короткой чёрной шерстью с хрипом дышала, лёжа на боку под нависшими ветвями. На шее поблескивал ремешок.
Ошейник? А где тогда хозяин? И... кто он?
Я оглянулась - вокруг совершенно такие же деревья, как в лесах у моего отца.
- Всёля, где мы? И кто это?
Несомненно, это была паника. Она прозвучала в голосе пронзительным звоном, пробежала дрожью по позвоночнику и выступила холодным потом на ладонях. Страшно!
- Ольга, не стоит волноваться, мы в другом мире. А это... Это собачка, - сказала моя подруга, и в тоне я услышала то ли ласку, то ли тонкую издёвку.
А, может, в непривычной обстановке я плохо расслышала интонации? Здесь, за пределами стенами станции, к которой я уже начала привыкать, голос Всёли звучал по-другому.
- Госпожа Вселенная, ты спасаешь собачек? - уточнила я.
Чужой мир - это здорово, потому что неприятные своей неожиданностью встречи исключены. И от облегчения я, наверное, не сдержала неуместную насмешку.
- Ольга, - голос потерял всякую эмоциональную окраску, - займись животным. Не забудь tunika.
Я отбросила ненужные разговоры и потребовала:
- Туника!
И снова с затаённым восторгом наблюдала, как мелькнули и сомкнулись вокруг моего тела белые пластины лат, в мгновение становясь невидимыми. А потом взгляд на собачищу, сделала шаг вперёд и присела рядом.
Пёс зарычал и приподнял голову.
- Чш! Тихо! - строго приказала я, копируя тон нашего псаря, и наклонилась поближе.
На тёмной шерсти более светлым оттенком поблескивала рана. Из неё торчало что-то белое, и даже на вид острое. Косточка. Тонкая, плоская. Ребро?
Я сглотнула подкатившую к горлу муть. Отвернулась. Нет, не хочу! Не умею! Не получится!
- Ольга! – строгий голос в голове.
- Нет!
Я так и сидела - отвернувшись и давя дурноту, строя планы отступления.
- Сканируй! - вывела меня из оцепенения Всёля.
- Как?! - голос сорвался и захрипел. – Может, не надо?
- Надо. Руками проведи вдоль всего тела. Начни с морды. Между ладонями представь то зеркало, в которое ты смотрела в своей ванной комнате. Давай.
Спокойный голос Всёли отсёк мои эмоции и привёл меня в то монотонное состояние, в котором размеренно что-то делаешь, и посторонним мыслям, эмоциям, страхам места уже не остаётся. Я будто со стороны следила за своими ладонями, которые развела по обе стороны от головы собаки. Вот между ними возникла едва заметная сияющая светло-голубая полоска. Растопырив пальцы, я растянула её в плоскость. А проводя ею через тело огромного животного, видела повреждения так же, как тогда, в первый раз, когда смотрела на себя в зеркале ванной комнаты.
- Передняя лапа справа сломана, даже в двух местах. В правом боку рваная рана, и там ещё рёбра сломаны. Два ребра.
