- Не открывай сразу глаза, - продолжил голосок.
- Почему? - спросила, сохраняя блаженную неподвижность.
- Пусть адаптируются.
- Что? - не поняла я.
- Пусть привыкнут видеть всё в обычном размере. Это первый раз так, потом будет легче.
- Потом? - я села на топчане и открыла глаза. Всё нормально было с глазами, немного слезились, как после быстрой скачки, но я их потёрла кулаками и вообще всё стало замечательно – вокруг белые стены, зеркало, ванна.
- Да, Ольга. Мне нужен аssistant, ты подходишь идеально.
- Конечно! - сказала я наиграно радостно, испытывая чувства мыши, заганнаной в мышеловку. Наконец, этот кто-то из моей головы расскажет кто он и зачем я здесь. - А ты кто вообще? Где мы находимся? Это нормально, когда я слышу голоса?
- Я? - писклявый монотонный голос замолк на мгновенье. – Я Вселенная. А находимся в центре Здания Мира, в центре Вселенной. И этот центр легко перемещается между мирами, - интонации всё повышались и всё больше кого-то мне напоминали.
- Иногда нужна такая помощь, для которой хорошо бы иметь ловкие пальцы на очень ловких руках, а к ним в придачу - мощную интуицию. Я могу дотянуться до тех, кому нужна помощь, но у меня нет рук, а если бы были, то они были слишком большими. Поэтому мне нужен помощник. Ты идеально подходишь. А голоса в голове… Вообще-то нет, это ненормально, но у нас особый случай. Ты же мой ассистент. Так что всё в порядке.
В голосе, в интонациях слышалось человеческое, и напоминало оно мне... меня.
И это не было проблемой. Проблема была в другом - мне не хотелось быть никаким ассистентом. Или помощником.
Потому что мне не нравилось, когда за меня выбирали. Даже когда родители, объясняя заботой о моей подпорченной репутации, нашли мне подходящего жениха и заключили помолвку, я не согласилась. Более того, я взбунтовалась. Увалень Коростышевский - и мой жених? Да ни за что на свете! Я из-за этого из дому сбежала.
А тут мне предлагают смотреть на то, как в людей вгоняют иголки, и собирать сломанные костяные пластинки?
Я была возмущена насилием над моими желаниями и волей, я готова была спорить и драться, кричать и возмущаться. Я вскочила на ноги и охнула - ту, в которую я выстрелила из игольчатого пистолета, продёрнуло болью.
- Ольга! Не наступай пока на ногу! - взвыл голосок в голове.
Я с тяжёлым вздохом присела на краешек высокого белого постамента, названного кушеткой.
Возмущение моё питалось скорее беспомощностью, чем злостью. Что я могу? Магия меня не слушается, дома у меня нет - родители не примут, а к Игорю вернуться... Нет, не смогу. Обида, огромная, как небо, как море, душила, перехватывая дыхание. Смогу ли я его простить? Понять - да, но вот простить...
И вот теперь меня загнали в угол (или это я сама себя?..), обстоятельства против меня, моим мнением не интересуются, а прямо объявляют, что я хороший помощник и идеально подхожу.
А я хочу? Почему меня никто никогда не спрашивает?!
Я закрыла лицо руками. Так хочется плакать, а слёз нет.
Но, с другой стороны... Чего я хочу? Что я умею? Где меня ждут? А без дела я не смогу.
Ассистент, помощник… Центр мироздания, Вселенная. Помощь тем, кому нужна.
Я горько рассмеялась. Уходя из дома, отказываясь навечно от своей семьи, я шла помогать, шла спасать Игоря – от того дурного, что было в нём. Не спасла. Да он и не просил. Но ведь есть те, кто просит?
- Есть, Ольга. И много, - шепнул тихий голос.
Может, это Милосердные боги подсказывают мне путь?
И я сдалась.
- А эта туника снимается? Или я так и буду всю жизнь наблюдать, как поживают мои внутренности?
В зеркале всё ещё отражалось мерное зеленоватое мерцание в области сердца. Это нервировало.
- Конечно. Пожелай, и я сниму её с тебя. Можно желать мысленно.
- Хочу снять тунику, - быстро проговорила я. Какой-то миг, и белые латы сверкнули, и в зеркале я больше не видела ни своих костей, ни биения сердца. Выдохнула облегчённо.
- Хорошо. Тогда ещё вопрос. Где ты находишься? Покажись.
- Я везде. Ты во мне. Я вокруг тебя.
Я представила себя маленькой рыбкой в животе у большой рыбины и передёрнула плечами.
- Не совсем так. Ты живая, я - нет. Ты на станции, в моём воплощении, ты мой житель, но при этом я в тебе тоже, иначе ты не слышала бы меня.
Я потёрла ногу в том месте, где только что ровняла кость, прикрыла глаза. Не понимаю. Дом? Дом, который может мыслить?
- А туника? - я потрогала себя за плечо, где блеснули, исчезая, белые латы.
- Tunica - это...
И дальше пошла какая-то тарабарщина из знакомых слов, но в таком сочетании, что понять было невозможно. Брови мои взлетели вверх, да так и застыли.
- Допустим, - остановила я непонятную болтовню. - Зачем она?
- Она помогает мне сделать из тебя идеального ассистента.
- Ещё более идеального?
- Когда ты в Tunica, мы абсолютно едины, я могу двигать руками, они и твои тоже, конечно, но и немного мои, мне легче воспринимать твои мысли и интуицию и, значит, легче воплощать твои желания и мысли.
И в глазах замелькали картинки, поясняющие, показывающие всё то, о чём говорил голос. А потом я прикрыла глаза, пытаясь отключиться от этих чудных и жутковатых картинок, чтобы обдумать услышанное.
- Значит, тот, кто говорит у меня в голове, это ты? И ты... - спросила, наконец, уловив мысль.
- Я. Я Вселенная. Большая Вселенная, в которой живут такие существа, как ты. Помнишь, как ты складывала костяные пластинки?
- Да.
- Если бы ты делала это пальцами, то у тебя ничего не получилось. Верно?
- Да.
- И у тебя в руках появились инструменты, которые сделали возможным твою помощь. Так?
- Так.
- Вот и у меня так же: ты подобна инструментам, которые делают возможным то, что ранее было невозможно. Вы, люди, очень маленькие, а я слишком большая. Но я от вас завишу, как, например, большой лес от муравьёв.
Я долго молчала, переваривая услышанное. В общем-то, всё было понятно, но... Чувствовать себя инструментом было неприятно. Я же живой человек, со своими мыслями и желаниями, а не какая-то бездушная железка.
- А как ты находишь тех, кому надо помочь?
- Среди муравьёв есть те, от благополучия которых зависят очень многие. Вроде самых главных муравьёв в каждом муравейнике леса. А есть другие, не такие важные, но они так сильно чего-то хотят, что я слышу их голоса и спешу на помощь. И как мне помочь кому-то из маленьких муравьёв? Только через такого же муравья, с которым я могу общаться. Для меня этот муравей - ты. Понимаешь? Ты - мои руки.
Так и вправду было лучше - не бездушный инструмент, а очень особенная среди всех. Мне очень-очень хотелось быть особенной и неповторимой, хотелось быть полезной и незаменимой. Единственной.
И я приняла предложение Вселенной, моей Всёли, стать её руками.
А ещё... Мне было хорошо в закрытом белом помещении станции, хорошо и спокойно.
Не страшно.
- Иди, - тихое Всёлино, и дверь передо мной распахнулась.
И я пошла.
Несколько шагов в ярком солнечном свете, и я сощурилась, глядя себе под ноги. Легче не стало – что-то белое, сияющее резало глаза. И только мои сапоги, что мерно показывались из-под плаща при каждом шаге, успокаивали взгляд, хотя и смотрелись дико на белом… мраморе? Я приподняла голову – передо мной поднималась лестница. Широкая, длинная, красивая и очень торжественная. Где это я? Даже хмыкнула. Дворец? Оглянулась по сторонам.
Надо мной возвышалось огромное сверкающее белизной здание, и голова кружилась от попытки увидеть, что там, вверху. Оно слепило, сияло в лучах горячего, жгучего солнца. Этот беспощадный жар пока отражался длинным плащом, но я чувствовала - ещё пара десятков шагов, и темная ткань раскалится, а по спине потекут струйки пота.
Я чуть ускорила шаг и взбежала по лестнице в благодатную тень, которая спрятала меня под своим блаженным покрывалом прохлады. И теперь под высокими расписными сводами гулким эхом отдавались мои шаги, будто отражённые от колонн полированного камня, что блестели глубоким желтоватым цветом, от каменного же пола в чудесных узорах. Но все эти красоты я замечала лишь отчасти, краем сознания, тем малым краешком, который нужен, чтобы не споткнуться и не поскользнуться на гладких каменных плитах, отшлифованных до зеркального блеска.
А всё потому, что Всёля снова показывала мне ролики.
- Визуализировала! - по её собственному выражению.
Коротенькие истории показывали мне «чудесные» картинки операций, о которых я только слышала или читала - раньше эти знания Всёля мне не давала в столь развёрнутом виде.
Сегодня же…
Сначала я несколько раз наблюдала, как рождается ребёнок. Собственно, я это уже видела несколько раз и вживую. Только довелось мне пару раз принимать роды - один раз в чистом поле, ночью, у костра, другой днём, рядом с полыхающим пожаром. Условия были не идеальными, но оба раза детки были самыми обычными и шли головой. А вот сегодня Всёля знакомила меня и с другими вариантами: малюсенькие ягодицы или ножка, а то и вовсе ручка рождались первыми.
- Вот так придерживать, вот так поворачивать, - терпеливо подсказывала Всёля.
Потом начались какие-то совсем уж дикие картины. Такое даже в пьяном бреду не могло привидеться, разве что присниться в страшном сне.
Хотя мои кошмары были совсем другого содержания...
Всёля впихивала мне в голову картинки, полные крови, и мне приходилось наблюдать, как тонкий нож надрезает кожу на большом животе, а пальцы другой руки делают рану шире, и снова нож, он режет что-то плотное, белеющее сквозь красные потёки, а вот пальцы отодвигают... мышцы? Ещё ножом, отворачивают слой, разрез на следующем. Это уже мышечный мешок. И из него - мощный поток, и рана захлёбывается в крови, но пальцы быстро ныряют внутрь, а ножницы делают разрез ещё длиннее, кровь прибывает, заливает всё, покрывая и делая невидимым рану. Какие-то ещё руки пытаются это кровотечение остановить, другие ныряют вглубь и выуживают что-то, что заполняет рану, выворачивая её края наружу, и наконец появляется… Что это? Головка младенца?! И те же руки достают из раны, ловко повернув в одну, потом в другую сторону темно-синего, в чём-то белом и крови измазанного ребёнка. Малюсенького, скрюченного. Фу!
И эти «весёлые» картинки прокручиваются в разных вариантах несколько раз — разрез то вдоль, то поперёк, то голова малыша показывается первой, то ножка. Снова и снова крови так много, что мне становится трудно дышать.
- Всёля! У нас сложные роды?
- Да.
- А давай как-то крови поменьше, а?
И кажется, что даже мысленный голос у меня дрожит.
- А как?
- Ну я не знаю... - жалобно пищу, сдерживая спазмы в желудке. - А можно как-то перекрыть сосуды?
- Например?
- Чем-то заклеивать их? Сразу, как только разрезаешь.
Размышляя так, чтобы меня слышала Всёля, стараюсь идти очень неспешно, хотя дворец огромен, и времени, чтобы добраться до цели, у нас много. И дорога сама открывается перед нами – сквозь картинки я вижу людей. Кажется, это слуги.
- Чем можно заклеить? Напор крови немаленький.
Я морщилась и смотрела через картинки по сторонам: слуги, образовавший живой коридор, раскланивались со мной, не давая ошибиться с направлением.
Но Всёля показывала отдельно действия с женщиной, чей живот зиял огромной кровавой раной, отдельно - с младенцем, который постепенно менял цвет с темного на нормальный, человеческий, затем плакал, разевая беззубый ротик и морща крохотное личико.
- Всёля, я плохо вижу, куда идти, - попробовала я остановить свою великую помощницу.
Я не понимала тихих вскриков, что слышались вокруг, меня беспокоили люди, падающие на колени и утыкающиеся лицом в пол. Но вездесущая Всёля успевала и тут. Её голос в голове переводил, тихо нашёптывая на понятном языке то, что говорили слуги:
- Богиня! Богиня! Она пришла! Пророчество сбывается!
- Какое пророчество? - уточнила я.
- Какая разница? Ты для них богиня, Ольга.
Дальше вообще были чудеса. Все двери передо мной открывались сами, кто-то шел рядом и причитая что-то мне рассказывал. Кто это был и что он говорил, я воспринимала с трудом - живые картинки всё ещё мелькали перед глазами: животы, острые лезвия, рассечение слой за слоем человеческой плоти, кровь, младенцы, иногда живые, иногда нет.
Я остановилась, когда у высокой двухстворчатой двери, сейчас прикрытой, меня встретил мужчина. Он собой перекрывал проход и что-то говорил мне.
- Всёленька, убери ролики, прошу!
Я слабо улыбнулась, наконец получив нормальное видение.
Одежда, осанка, выражение лица мужчины - всё выдавало в нём высокопоставленную особу, хозяина. Вот только непривычно согнутые плечи и просящий взгляд выбивались из всего этого портрета высокомерного гордеца.
- Госпожа богиня! - обратился он ко мне.
В не очень ярком освещении коридора я рассмотрела, что мужчина был всё ещё красив, но следы минувшей юности давно были стёрты не только наметившимися морщинами, но и лишним весом. На лице обозначились круглые щеки и намёк на второй подбородок, углубились носо-губные складки, а в изящной бородке проступала ещё редкая, но яркая седина.
- Я не богиня. Называйте меня госпожа Ольга. У вас роженица, - перешла сразу к делу.
Последнее я скорее уже не спрашивала, но круглые карие глаза мужчины, расширяясь, раздвинули складки век. Его явный испуг говорил, что Всёля неслучайно примчала меня сюда, едва не снеся помпезную белокаменную лестницу.
- Говорите что и как. Быстро!
Я не сразу поняла, что не поинтересовалась его именем, да и вела себя неподобающе с особой, весьма высокопоставленной. Это мне дали понять его изысканный слог.
- Лейла — любимая жена, фиалка моего гарема, нежная, как лепесток, и такая же ароматная!
У меня бровь поползла вверх от странных и столь несвоевременных сравнений. И мужчина с уважительным поклоном распахнул двери за своей спиной, провожая меня в большую, тоже затенённую комнату. У дальней стены стояла кровать, настолько огромная, что на ней терялась маленькая фигурка.
- Она так юна! И почти сутки не может родить... О госпожа, я так боюсь за неё, так боюсь!
Увлажнившиеся глаза мужчины смотрели на маленькую женщину, почти девочку, что с мучительным стоном выгнулась под белым покрывалом. Огромный живот торчал вверх и даже на вид, даже прикрытый, казался твёрдым.
Я только выдохнула.
- Туника! - скомандовала не задумываясь.
Нестройный грохот сопроводил мелькание белых пластин. Огляделась. Вокруг кровати коленопреклонённые люди лбами прижались к полу.
Досадливо сморщилась.
- Руки! - и белая искра пробежала по ладоням, делая их чистыми.
Я была уже возле несчастной.
На ощупь живот был твёрдым, девушка - насквозь мокрой от пота. Бледность на смуглой коже выглядела плохо, а тёмные круги под глазами говорили, что она измучена до предела.
- Сканировать!
Голубая тонкая плоскость между моими ладонями прошла от головы до самых пяток беременной.
Все - и женщина, и оба плода — были истощены. Один из младенцев лежал поперёк и не пускал другого. Его шея несколько раз была обвита пуповиной и не давала ему двигаться. И состояние малышей было опасным - сердцебиение приглушенное и замедленное.
- Почему? - спросила, сохраняя блаженную неподвижность.
- Пусть адаптируются.
- Что? - не поняла я.
- Пусть привыкнут видеть всё в обычном размере. Это первый раз так, потом будет легче.
- Потом? - я села на топчане и открыла глаза. Всё нормально было с глазами, немного слезились, как после быстрой скачки, но я их потёрла кулаками и вообще всё стало замечательно – вокруг белые стены, зеркало, ванна.
- Да, Ольга. Мне нужен аssistant, ты подходишь идеально.
- Конечно! - сказала я наиграно радостно, испытывая чувства мыши, заганнаной в мышеловку. Наконец, этот кто-то из моей головы расскажет кто он и зачем я здесь. - А ты кто вообще? Где мы находимся? Это нормально, когда я слышу голоса?
- Я? - писклявый монотонный голос замолк на мгновенье. – Я Вселенная. А находимся в центре Здания Мира, в центре Вселенной. И этот центр легко перемещается между мирами, - интонации всё повышались и всё больше кого-то мне напоминали.
- Иногда нужна такая помощь, для которой хорошо бы иметь ловкие пальцы на очень ловких руках, а к ним в придачу - мощную интуицию. Я могу дотянуться до тех, кому нужна помощь, но у меня нет рук, а если бы были, то они были слишком большими. Поэтому мне нужен помощник. Ты идеально подходишь. А голоса в голове… Вообще-то нет, это ненормально, но у нас особый случай. Ты же мой ассистент. Так что всё в порядке.
В голосе, в интонациях слышалось человеческое, и напоминало оно мне... меня.
И это не было проблемой. Проблема была в другом - мне не хотелось быть никаким ассистентом. Или помощником.
Потому что мне не нравилось, когда за меня выбирали. Даже когда родители, объясняя заботой о моей подпорченной репутации, нашли мне подходящего жениха и заключили помолвку, я не согласилась. Более того, я взбунтовалась. Увалень Коростышевский - и мой жених? Да ни за что на свете! Я из-за этого из дому сбежала.
А тут мне предлагают смотреть на то, как в людей вгоняют иголки, и собирать сломанные костяные пластинки?
Я была возмущена насилием над моими желаниями и волей, я готова была спорить и драться, кричать и возмущаться. Я вскочила на ноги и охнула - ту, в которую я выстрелила из игольчатого пистолета, продёрнуло болью.
- Ольга! Не наступай пока на ногу! - взвыл голосок в голове.
Я с тяжёлым вздохом присела на краешек высокого белого постамента, названного кушеткой.
Возмущение моё питалось скорее беспомощностью, чем злостью. Что я могу? Магия меня не слушается, дома у меня нет - родители не примут, а к Игорю вернуться... Нет, не смогу. Обида, огромная, как небо, как море, душила, перехватывая дыхание. Смогу ли я его простить? Понять - да, но вот простить...
И вот теперь меня загнали в угол (или это я сама себя?..), обстоятельства против меня, моим мнением не интересуются, а прямо объявляют, что я хороший помощник и идеально подхожу.
А я хочу? Почему меня никто никогда не спрашивает?!
Я закрыла лицо руками. Так хочется плакать, а слёз нет.
Но, с другой стороны... Чего я хочу? Что я умею? Где меня ждут? А без дела я не смогу.
Ассистент, помощник… Центр мироздания, Вселенная. Помощь тем, кому нужна.
Я горько рассмеялась. Уходя из дома, отказываясь навечно от своей семьи, я шла помогать, шла спасать Игоря – от того дурного, что было в нём. Не спасла. Да он и не просил. Но ведь есть те, кто просит?
- Есть, Ольга. И много, - шепнул тихий голос.
Может, это Милосердные боги подсказывают мне путь?
И я сдалась.
- А эта туника снимается? Или я так и буду всю жизнь наблюдать, как поживают мои внутренности?
В зеркале всё ещё отражалось мерное зеленоватое мерцание в области сердца. Это нервировало.
- Конечно. Пожелай, и я сниму её с тебя. Можно желать мысленно.
- Хочу снять тунику, - быстро проговорила я. Какой-то миг, и белые латы сверкнули, и в зеркале я больше не видела ни своих костей, ни биения сердца. Выдохнула облегчённо.
- Хорошо. Тогда ещё вопрос. Где ты находишься? Покажись.
- Я везде. Ты во мне. Я вокруг тебя.
Я представила себя маленькой рыбкой в животе у большой рыбины и передёрнула плечами.
- Не совсем так. Ты живая, я - нет. Ты на станции, в моём воплощении, ты мой житель, но при этом я в тебе тоже, иначе ты не слышала бы меня.
Я потёрла ногу в том месте, где только что ровняла кость, прикрыла глаза. Не понимаю. Дом? Дом, который может мыслить?
- А туника? - я потрогала себя за плечо, где блеснули, исчезая, белые латы.
- Tunica - это...
И дальше пошла какая-то тарабарщина из знакомых слов, но в таком сочетании, что понять было невозможно. Брови мои взлетели вверх, да так и застыли.
- Допустим, - остановила я непонятную болтовню. - Зачем она?
- Она помогает мне сделать из тебя идеального ассистента.
- Ещё более идеального?
- Когда ты в Tunica, мы абсолютно едины, я могу двигать руками, они и твои тоже, конечно, но и немного мои, мне легче воспринимать твои мысли и интуицию и, значит, легче воплощать твои желания и мысли.
И в глазах замелькали картинки, поясняющие, показывающие всё то, о чём говорил голос. А потом я прикрыла глаза, пытаясь отключиться от этих чудных и жутковатых картинок, чтобы обдумать услышанное.
- Значит, тот, кто говорит у меня в голове, это ты? И ты... - спросила, наконец, уловив мысль.
- Я. Я Вселенная. Большая Вселенная, в которой живут такие существа, как ты. Помнишь, как ты складывала костяные пластинки?
- Да.
- Если бы ты делала это пальцами, то у тебя ничего не получилось. Верно?
- Да.
- И у тебя в руках появились инструменты, которые сделали возможным твою помощь. Так?
- Так.
- Вот и у меня так же: ты подобна инструментам, которые делают возможным то, что ранее было невозможно. Вы, люди, очень маленькие, а я слишком большая. Но я от вас завишу, как, например, большой лес от муравьёв.
Я долго молчала, переваривая услышанное. В общем-то, всё было понятно, но... Чувствовать себя инструментом было неприятно. Я же живой человек, со своими мыслями и желаниями, а не какая-то бездушная железка.
- А как ты находишь тех, кому надо помочь?
- Среди муравьёв есть те, от благополучия которых зависят очень многие. Вроде самых главных муравьёв в каждом муравейнике леса. А есть другие, не такие важные, но они так сильно чего-то хотят, что я слышу их голоса и спешу на помощь. И как мне помочь кому-то из маленьких муравьёв? Только через такого же муравья, с которым я могу общаться. Для меня этот муравей - ты. Понимаешь? Ты - мои руки.
Так и вправду было лучше - не бездушный инструмент, а очень особенная среди всех. Мне очень-очень хотелось быть особенной и неповторимой, хотелось быть полезной и незаменимой. Единственной.
И я приняла предложение Вселенной, моей Всёли, стать её руками.
А ещё... Мне было хорошо в закрытом белом помещении станции, хорошо и спокойно.
Не страшно.
ГЛАВА 8. Близнецы
- Иди, - тихое Всёлино, и дверь передо мной распахнулась.
И я пошла.
Несколько шагов в ярком солнечном свете, и я сощурилась, глядя себе под ноги. Легче не стало – что-то белое, сияющее резало глаза. И только мои сапоги, что мерно показывались из-под плаща при каждом шаге, успокаивали взгляд, хотя и смотрелись дико на белом… мраморе? Я приподняла голову – передо мной поднималась лестница. Широкая, длинная, красивая и очень торжественная. Где это я? Даже хмыкнула. Дворец? Оглянулась по сторонам.
Надо мной возвышалось огромное сверкающее белизной здание, и голова кружилась от попытки увидеть, что там, вверху. Оно слепило, сияло в лучах горячего, жгучего солнца. Этот беспощадный жар пока отражался длинным плащом, но я чувствовала - ещё пара десятков шагов, и темная ткань раскалится, а по спине потекут струйки пота.
Я чуть ускорила шаг и взбежала по лестнице в благодатную тень, которая спрятала меня под своим блаженным покрывалом прохлады. И теперь под высокими расписными сводами гулким эхом отдавались мои шаги, будто отражённые от колонн полированного камня, что блестели глубоким желтоватым цветом, от каменного же пола в чудесных узорах. Но все эти красоты я замечала лишь отчасти, краем сознания, тем малым краешком, который нужен, чтобы не споткнуться и не поскользнуться на гладких каменных плитах, отшлифованных до зеркального блеска.
А всё потому, что Всёля снова показывала мне ролики.
- Визуализировала! - по её собственному выражению.
Коротенькие истории показывали мне «чудесные» картинки операций, о которых я только слышала или читала - раньше эти знания Всёля мне не давала в столь развёрнутом виде.
Сегодня же…
Сначала я несколько раз наблюдала, как рождается ребёнок. Собственно, я это уже видела несколько раз и вживую. Только довелось мне пару раз принимать роды - один раз в чистом поле, ночью, у костра, другой днём, рядом с полыхающим пожаром. Условия были не идеальными, но оба раза детки были самыми обычными и шли головой. А вот сегодня Всёля знакомила меня и с другими вариантами: малюсенькие ягодицы или ножка, а то и вовсе ручка рождались первыми.
- Вот так придерживать, вот так поворачивать, - терпеливо подсказывала Всёля.
Потом начались какие-то совсем уж дикие картины. Такое даже в пьяном бреду не могло привидеться, разве что присниться в страшном сне.
Хотя мои кошмары были совсем другого содержания...
Всёля впихивала мне в голову картинки, полные крови, и мне приходилось наблюдать, как тонкий нож надрезает кожу на большом животе, а пальцы другой руки делают рану шире, и снова нож, он режет что-то плотное, белеющее сквозь красные потёки, а вот пальцы отодвигают... мышцы? Ещё ножом, отворачивают слой, разрез на следующем. Это уже мышечный мешок. И из него - мощный поток, и рана захлёбывается в крови, но пальцы быстро ныряют внутрь, а ножницы делают разрез ещё длиннее, кровь прибывает, заливает всё, покрывая и делая невидимым рану. Какие-то ещё руки пытаются это кровотечение остановить, другие ныряют вглубь и выуживают что-то, что заполняет рану, выворачивая её края наружу, и наконец появляется… Что это? Головка младенца?! И те же руки достают из раны, ловко повернув в одну, потом в другую сторону темно-синего, в чём-то белом и крови измазанного ребёнка. Малюсенького, скрюченного. Фу!
И эти «весёлые» картинки прокручиваются в разных вариантах несколько раз — разрез то вдоль, то поперёк, то голова малыша показывается первой, то ножка. Снова и снова крови так много, что мне становится трудно дышать.
- Всёля! У нас сложные роды?
- Да.
- А давай как-то крови поменьше, а?
И кажется, что даже мысленный голос у меня дрожит.
- А как?
- Ну я не знаю... - жалобно пищу, сдерживая спазмы в желудке. - А можно как-то перекрыть сосуды?
- Например?
- Чем-то заклеивать их? Сразу, как только разрезаешь.
Размышляя так, чтобы меня слышала Всёля, стараюсь идти очень неспешно, хотя дворец огромен, и времени, чтобы добраться до цели, у нас много. И дорога сама открывается перед нами – сквозь картинки я вижу людей. Кажется, это слуги.
- Чем можно заклеить? Напор крови немаленький.
Я морщилась и смотрела через картинки по сторонам: слуги, образовавший живой коридор, раскланивались со мной, не давая ошибиться с направлением.
Но Всёля показывала отдельно действия с женщиной, чей живот зиял огромной кровавой раной, отдельно - с младенцем, который постепенно менял цвет с темного на нормальный, человеческий, затем плакал, разевая беззубый ротик и морща крохотное личико.
- Всёля, я плохо вижу, куда идти, - попробовала я остановить свою великую помощницу.
Я не понимала тихих вскриков, что слышались вокруг, меня беспокоили люди, падающие на колени и утыкающиеся лицом в пол. Но вездесущая Всёля успевала и тут. Её голос в голове переводил, тихо нашёптывая на понятном языке то, что говорили слуги:
- Богиня! Богиня! Она пришла! Пророчество сбывается!
- Какое пророчество? - уточнила я.
- Какая разница? Ты для них богиня, Ольга.
Дальше вообще были чудеса. Все двери передо мной открывались сами, кто-то шел рядом и причитая что-то мне рассказывал. Кто это был и что он говорил, я воспринимала с трудом - живые картинки всё ещё мелькали перед глазами: животы, острые лезвия, рассечение слой за слоем человеческой плоти, кровь, младенцы, иногда живые, иногда нет.
Я остановилась, когда у высокой двухстворчатой двери, сейчас прикрытой, меня встретил мужчина. Он собой перекрывал проход и что-то говорил мне.
- Всёленька, убери ролики, прошу!
Я слабо улыбнулась, наконец получив нормальное видение.
Одежда, осанка, выражение лица мужчины - всё выдавало в нём высокопоставленную особу, хозяина. Вот только непривычно согнутые плечи и просящий взгляд выбивались из всего этого портрета высокомерного гордеца.
- Госпожа богиня! - обратился он ко мне.
В не очень ярком освещении коридора я рассмотрела, что мужчина был всё ещё красив, но следы минувшей юности давно были стёрты не только наметившимися морщинами, но и лишним весом. На лице обозначились круглые щеки и намёк на второй подбородок, углубились носо-губные складки, а в изящной бородке проступала ещё редкая, но яркая седина.
- Я не богиня. Называйте меня госпожа Ольга. У вас роженица, - перешла сразу к делу.
Последнее я скорее уже не спрашивала, но круглые карие глаза мужчины, расширяясь, раздвинули складки век. Его явный испуг говорил, что Всёля неслучайно примчала меня сюда, едва не снеся помпезную белокаменную лестницу.
- Говорите что и как. Быстро!
Я не сразу поняла, что не поинтересовалась его именем, да и вела себя неподобающе с особой, весьма высокопоставленной. Это мне дали понять его изысканный слог.
- Лейла — любимая жена, фиалка моего гарема, нежная, как лепесток, и такая же ароматная!
У меня бровь поползла вверх от странных и столь несвоевременных сравнений. И мужчина с уважительным поклоном распахнул двери за своей спиной, провожая меня в большую, тоже затенённую комнату. У дальней стены стояла кровать, настолько огромная, что на ней терялась маленькая фигурка.
- Она так юна! И почти сутки не может родить... О госпожа, я так боюсь за неё, так боюсь!
Увлажнившиеся глаза мужчины смотрели на маленькую женщину, почти девочку, что с мучительным стоном выгнулась под белым покрывалом. Огромный живот торчал вверх и даже на вид, даже прикрытый, казался твёрдым.
Я только выдохнула.
- Туника! - скомандовала не задумываясь.
Нестройный грохот сопроводил мелькание белых пластин. Огляделась. Вокруг кровати коленопреклонённые люди лбами прижались к полу.
Досадливо сморщилась.
Прода от 27.11.2021 02:34
- Руки! - и белая искра пробежала по ладоням, делая их чистыми.
Я была уже возле несчастной.
На ощупь живот был твёрдым, девушка - насквозь мокрой от пота. Бледность на смуглой коже выглядела плохо, а тёмные круги под глазами говорили, что она измучена до предела.
- Сканировать!
Голубая тонкая плоскость между моими ладонями прошла от головы до самых пяток беременной.
Все - и женщина, и оба плода — были истощены. Один из младенцев лежал поперёк и не пускал другого. Его шея несколько раз была обвита пуповиной и не давала ему двигаться. И состояние малышей было опасным - сердцебиение приглушенное и замедленное.
