Нет. Нет, нет!
Нет, не хочу об этом думать. Не хочу. Не буду! Слишком больно...
На следующий день, как и обещала, я снова появилась в царском дворце. Все, от самого первого стражника у ступеней до слуги у дверей в комнату четвёртой жены царя, встречали меня, уткнувшись носом в пол. Шепотки «Богиня! Богиня!» шли впереди меня.
Потому, наверное, и в комнате меня уже ждали.
Юная Лейла лежала в кровати на высоких подушках и слабо улыбалась, а царь, убрав руки за спину, с нежным чувством наблюдал за малышами, что сдвоенным криком сообщали о своём несогласии с переодеванием, которое учинили с ними няньки.
- Госпожа! - царь не упал на колени, как вся его челядь, и это чудесно! Но поклонился низко и даже искренне. - Рад видеть вас в нашем дворце!
- Ваше мудрейшее величество! - обратилась я к нему.
Всёля провела мне утром урок этикета в новом мире и объяснила, как нужно приветствовать правителя и каких ошибок я наделала вчера. Например, не поклонилась, представ перед царём, командовала им, словно слугой, не проявила должной почтительности ну и так, по мелочи. А посему нужно исправлять ошибки – сохранить лицо царя перед подданными.
Потому я и терпела все эти неуместные поклоны и благосклонно кивала падающим ниц людям. Не то, чтобы за ночь это стало мне больше нравиться. Нет. Просто Всёля в довольно резкой форме отчитала и заставила меня считаться с интересами людей другой культуры.
- Кто выше царя? Кто может приказывать ему? Только бог. Ну или богиня. Тем более что они тебя ждали, ты была им обещана пророчеством. Так что будь любезна, соответствуй!
Ну я и соответствовала.
- Рада приветствовать вас и вашу драгоценнейшую супругу! Как самочувствие прекрасной Лейлы?
Я расшаркивалась как могла, демонстрируя почтение, которого вчера, боюсь, и в самом деле было слишком мало, изо всех сил заглаживая и выравнивая вчерашнюю свою почтительность.
- Госпожа богиня! - царь ещё раз сдержанно поклонился. - Ваше могущество совершило чудо!
Я сделала совершенно невозмутимое лицо — спасибо бабушке, которая учила меня не только вышивать. Моё могущество! Ну надо же такое сказать! Я чувствовала себя самозванкой на королевском балу. Кроме прочего, нужно было осмотреть женщину и детей. Покосилась на опустевшие флаконы внутривенной помпы, что затрудняли движения левой руки Лейлы.
- Ваше мудрейшее величество! Позвольте остаться наедине с вашей прекрасной женой для благословения, - я отзеркалила царский поклон. Он, вот уж кто был на своём месте, одним движением брови приказал нянькам удалиться и величественно выплыл сам.
Когда я осталась наедине с юной Лейлой, осмотрела её, просканировала и убедилась, что всё идёт нормально, она норовила ухватить меня за руку и поцеловать. На глазах её были слёзы, но выглядела она счастливой. Она уже улыбалась, на её лицо вернулись краски жизни, и молодая мать и чувствовала себя, и выглядела намного лучше, чем вчера. Я сняла помпу, материализовала инъектор. Увидев чудовищное орудие в моей руке, красавица испугалась.
- Не бойся, дитя. Здесь то, что сделает тебя здоровой, - пришлось сильно обобщить, но по-другому, боюсь, она не поняла бы. - Ты же хочешь ещё порадовать своего драгоценного мужа сыновьями и дочерями?
- Сыновьями, - улыбнулась она смущённо и нерешительно протянула подрагивающую руку под инъекцию.
Мне очень хотелось у неё спросить, за что она любит своего мужа. Ещё - почему умиравшая в родах сутки назад, сегодня она снова готова дарить любимому детей. Хотелось узнать, за что муж любит её, и что она делает, чтобы он был счастлив. Вопросов было много, но ни один я не задала.
Особенно интересно было увидеть малышей. Вчера не до того было. Я осмотрела их и просканировала. Всё было в порядке. Было заметно, что один мальчик смуглый и черноволосый, а другой хоть смуглый, но светленький и курчавый.
Пока я их разворачивала, осматривала, сканировала, было ещё ничего, и я радовалась, что всё так хорошо. Но потом, приглядевшись, я вдруг поняла, кого же мне напоминает кучерявая макушка. И стало просто невыносимо: малыш был похож на того, кого я видела в своих глупых и ранящих мечтах.
Я повернулась к Лейле и попросила:
- Любите друг друга и своих детей. Любите всегда.
Она только кивнула и улыбнулась - эта просьба не казалась ей невыполнимой.
- А теперь тебе надо отдохнуть, девочка, - я тоже улыбнулась и отвернулась – опять подступали слёзы.
Пытаясь их унять, я прошла к двери. Нельзя позволить себе этой роскоши - расплакаться, словно я не всемогущая богиня, а малолетняя девчонка. Ведь надо ещё поговорить с его мудрейшеством. В распахнутые двери с поклонами и всей возможной почтительностью вошли няньки и занялись младенцами, а царь стоял на пороге и с лаской во взгляде смотрел на Лейлу.
- Ваше мудрейшее величество, - обратилась, с трудом отвлекая его от этого занятия, - с Лейлой и малышами всё хорошо, ваши любовь и забота спасли их.
- Это же вы, госпожа богиня, спасли их, утешив моё горюющее сердце! - воскликнул царь.
- Какой-то он… пафосный. Что-нибудь, кроме как говорить, он ещё умеет? - подумала с горечью.
Всёля хмыкнула.
- Ты не думай, что он мягкий. Ничего подобного. Он построил огромную империю - такое мягкой рукой не делается. И сыновья ему ой как нужны и не просто как наследники, а ещё и как единомышленники и продолжатели его дела. Просто именно эта девочка, Лейла, делает его мягче. Но и сильнее.
Я снова оглянулась на юную царскую жену. Она как раз перевела взгляд с малыша, которого держала в руках, на мужа.
Да, ради такого взгляда можно было не только империю построить...
- Мне пора, - проговорила я, надеясь, что богини именно так и разговаривают. - Берегите Лейлу, ваше мудрейшее величество. Только с ней у вас всё получится.
Он глянул на меня остро, будто услышала в моих словах какие-то ещё смыслы. Те, которые я, боюсь, туда не вкладывала. А я улыбнулась и кивнула: сказала, значит, так и должно быть. Тем более, что я была убеждена в правоте своих слов.
- Тебе только кажется, что не вкладывала. Просто их вложила твоя интуиция, Ольга. Не разум, - проговорила Всёля, и вот в этом голосе я услышала отзвук божественного величия.
Услышала, но промолчала.
Что ж, я закончила здесь, и мне в самом деле пора уходить.
Дверь в тот мир, где царь любит свою четвёртую жену, а она его, закрылась за моей спиной. В приёмном зале сидела на диване Машэ и, открыв рот, смотрела ролики. Всёля в очередной раз показывала ей что-то увлекательное. И это снова были бои.
Проходя мимо, я погладила Машку по отросшим волосам, сияющим в ярком свете станционного освещения. Она словила мою руку, обернулась и улыбнулась. Потёрлась о ладонь щекой и спросила:
- Ольга-се грустная. Бегать надо? Или драться?
Эх, девочка, мне бы поплакать… Я вложила в улыбку всё свою усталость, а печаль спрятала поглубже.
- Спасибо, Машэ, я лучше посплю.
Драться с ней не буду. Уж очень агрессивное у меня настроение - не сдержусь, а девчонка только обрадуется и надаёт мне в полную свою силу. Может, ей и казалось, что она всё ловко скрывает, но я-то чувствовала, что сражается она ну очень осторожно, видимо, опасаясь мне не навредить.
И я спряталась в своей комнате. Поплакала, поцарапала и поколотила эти белые стены, повыла, а когда немного успокоилась, терпеливая и мудрая Всёля позвала:
- Ольга, иди в лабораторию – нужно опробовать новый скальпель.
И до мушек в глазах и ломоты в спине мы с ней вместе резали мышей, пытаясь отрегулировать толщину тонкой пенной струи. «Умная» пена заполняла рану, расширяла её, пару мгновений застывала, а потом… Потом я пыталась её разрезать, да так, чтобы не задеть ткани, расположенные под ней.
И задача эта была ничуть не легче, чем впитать всё множество книжных знаний по медицине, что Всёля впихивала в меня, пользуясь любой удобной минутой.
- Всё к лучшему, Ольга, всё к лучшему. Когда бы ещё ты такое придумала? - утешала она меня и подсовывала нового подопытного. – А так – сколько пользы!
Я только кивала и снова бралась за инструменты – не хотелось думать, вспоминать и сравнивать. Работа, только работа!
- Ольга, Ольга! - аккуратно потеребила меня Всёля.
Я поморгала, зажмурилась и снова открыла глаза. Задремала прямо над книгой. Вот засоня! Машэ что-то смотрела на панели, но звук сделал тихонько, чтобы меня не тревожить - заботливая. Я улыбнулась и потянулась, ощущая радость оттого, что ничего не болит, что разбудивший голос - ласковый и добрый, оттого, что вокруг спокойствие, что я на станции, где очень нужна.
Вот, опять.
- Ольга, нужна твоя помощь. Там, возле входа. Пойди, посмотри.
Я глянула на хроно. Плохо видные в ярком свете станционных ламп цифры показывали, что у нас ранний вечер.
- Быстро нужно? - лениво поднялась с дивана.
- Даже не знаю. Только, Лёлечка, тунику обязательно надень.
И вот это «Лёлечка» встревожило, обдало холодом как прыжок в ледяную воду. Мгновенно проснулась, растеряла беззаботность. Потёрла лицо, а потом, как была в белом просторном домашнем платье, побежала к выходу, на ходу вызывая тунику. Только успела крикнуть:
- Машэ, будет пациент!
Распахнула дверь. К лицу плотным сырым покрывалом прижался густой туман с запахом прели, леса и чего-то незнакомого. Сквозь эту пелену и густые сумерки ничего не было видно, лишь неясные колеблющиеся тени.
- Два шага вперёд.
Я их сделала и остановилась - звуки в тумане причудливо искажались и глохли, но мне послышался то ли стон, то ли какое-то слово.
- Внизу, - подсказала Всёля.
Я резко присела, и моя рука сразу же наткнулась на ткань.
- Всёля, что ж я как слепая! Свет!
Фонарь от входной двери запутался в закручивающихся лохмотьях тумана, и единственное, что я смогла рассмотреть в этом умирающем свете, была фигура в тёмной одежде. Она лежала будто упавший слепой - неловко, неестественно подогнув голову и вывернув одну ногу. Жив ли человек?
- Жив. Давай его на станцию.
- Транспорт! - скомандовала я, и фигура чуть приподнялась и поплыла к источнику света. - Всёля, давай стол прямо в приёмном зале.
- Он останется у нас какое-то время, - тихо прошелестело у меня в голове.
- Всё так плохо?
- Даже хуже...
- Тогда отдельную комнату.
Провожая взглядом плывущую к двери лежащую фигуру, я потёрла плечи - этот туман явно был не лучшим соседом для моего легкого платьица.
Когда оказалась среди привычных белых стен, а дверь за моей спиной с тихим шипеньем закрылась, я облегчённо выдохнула. Надо же, а ведь даже не заметила, что там, снаружи, неясная тревога плавила всё внутри, мешая думать. Даже находку нашу не рассмотрела как следует, пока не зашла внутрь.
А посмотреть было на что. Мужчина. Кажется, очень высокий, в длинном плаще, закрывающем его от шеи до пят. И мне не показалось - он действительно лежал вниз лицом, и не только ноги и голова были в неловкой позе. Оглянулась - Машэ уже и след простыл. И хорошо. Чую, что-то тут совсем плохое.
- Всёля, давай быстро на осмотр. Что там?
Транспорт резво двигался в коридор к лаборатории. Там уже была дверь в новую комнату.
- Сейчас сама всё увидишь.
И я увидела. Когда перевернула мужчину с помощью всё того же слегка модифицированного транспорта.
- О боги милосердные...
Я закрыла рот рукой. Это было похоже... похоже...
Мне многое пришлось повидать благодаря Всёле: и колотые раны от холодного оружия, и раны от оружия огнестрельного, и открытые переломы. И роды я принимала. И душевные раны бинтовала.
Но вот такого...
Такого я ещё не видела.
Теперь человек лежал, безвольно запрокинув голову и свесив руку, измятую какой-то неизвестной силой в совершенно нереальное положение. Плащ завернулся, и ярким жутким пятном в животе человека зияла ярко-алая рана, похожая на кратер вулкана, - широкая снаружи, с узким основанием, а края – как на картинке в книгах – слои человеческих внутренностей...
Я судорожно сглотнула.
- С таким не живут!.. – сипло выдохнула, борясь с тошнотой.
Похожая рана - рваная воронка, только поменьше, зияла ниже, на боку. И при таких страшных ранениях человек дышал, едва заметно, слабо, но дышал! Это было ненормально. Я видела его внутренности, будто рассечённые тупым ножом, но крови при этом не было!
- Туника! - реакция была мгновенная. - Свет!
- Всёля, что это? - спросила, чувствуя, как от ужаса по спине бегут мурашки, но осмотр не прервала. - Отчего такое бывает?
Я просканировала мужчину с ног до головы, заодно срезала одежду и сняла обувь.
Тяжело выдохнула. Работы предстояло много: частичное восстановление желудка, кишечника, печени, селезёнки и, кажется, поджелудочной. Их разорвало и вынесло из организма будто взрывом. Странным точечным взрывом изнутри, с довольно аккуратными для такой раны краями...
Как такое может быть? И бывает ли вообще? Этот вопрос полностью занимал мои мысли.
- Впервые вижу, - прошелестела Всёля.
Насос для внутривенного введения заправила самым сильным снотворным и обезболивающим и уже приставила к сгибу локтя, как глаза мужчины открылись.
Лицо, когда я убрала с него слой грязи и мусора, прилипшего после встречи с почвой леса, было бледно до синевы. Под глазами черные круги, а сами глаза, казалось, потеряли цвет от боли или нечеловеческого напряжения - на фоне кровоподтёков на склерах от полопавшихся сосудов они выглядели вылинявшими, почти бесцветными.
Он шевельнул такими же блеклыми сухими губами, чуть двинул бровями, будто силился, но не смог сказать ни слова. Прикрыл глаза на мгновенье, сглотнул сухим горлом, снова открыл и выдавил:
- Не сдался... Пусть умрёт...
- Сейчас станет лучше, - пробормотала я, даже не пытаясь понять, о чём он говорит. В таком состоянии, по-моему, говорить вообще невозможно!
Разве только бредить…
Или агонизировать.
Но вот агония – это не про нас. Если у нас со Всёлей есть живой человек, то он должен выжить. Не для того же он попал к нам на станцию, чтобы умереть, верно?
Для меня и, думаю, для Всёли тоже, это был вопрос чести.
Такие операции, как нам предстояла, мы с ней не делали. Частично нарастить ткани к имеющимся, залатать дыру, собрать разорванные внутренние органы, например, желудок, мы могли. Уже делали. Не без трудностей, огромных вливаний сил Всёли, моих молитв всем возможным и невозможным богам и самых отборных ругательств, но делали. Но вот что делать, когда такое?..
Как он до сих пор не умер? Ещё и в сознание пришёл.
Срочно приступаю! Про дело чести я уже говорила.
И я стала восстанавливать то, что спасти было можно, брала образцы тканей и укладывала их в репликатор для выращивания на замену того, что спасти, возможно, не удастся.
Провозились мы долго. И даже голос Всёли, казалась, был уставшим, когда я, наконец, отвалилась от стола, где лежал уже в целом собранный мужчина. Его организм вёл себя странно. Казалось, что органы будто помогают затягивать раны, наращивать плоть, сами смыкаются под шовным материалом. Но всё это, должно быть, казалось мне от усталости. Ведь такого просто не могло быть.
С обеими дырами мы справились, оставив возможность для ревизии, восстановили чудовищно покорёженную руку (представить, чем можно было такое вытворить с человеческим организмом, я так и смогла), надели фиксирующую повязку.
Нет, не хочу об этом думать. Не хочу. Не буду! Слишком больно...
На следующий день, как и обещала, я снова появилась в царском дворце. Все, от самого первого стражника у ступеней до слуги у дверей в комнату четвёртой жены царя, встречали меня, уткнувшись носом в пол. Шепотки «Богиня! Богиня!» шли впереди меня.
Потому, наверное, и в комнате меня уже ждали.
Юная Лейла лежала в кровати на высоких подушках и слабо улыбалась, а царь, убрав руки за спину, с нежным чувством наблюдал за малышами, что сдвоенным криком сообщали о своём несогласии с переодеванием, которое учинили с ними няньки.
- Госпожа! - царь не упал на колени, как вся его челядь, и это чудесно! Но поклонился низко и даже искренне. - Рад видеть вас в нашем дворце!
- Ваше мудрейшее величество! - обратилась я к нему.
Всёля провела мне утром урок этикета в новом мире и объяснила, как нужно приветствовать правителя и каких ошибок я наделала вчера. Например, не поклонилась, представ перед царём, командовала им, словно слугой, не проявила должной почтительности ну и так, по мелочи. А посему нужно исправлять ошибки – сохранить лицо царя перед подданными.
Потому я и терпела все эти неуместные поклоны и благосклонно кивала падающим ниц людям. Не то, чтобы за ночь это стало мне больше нравиться. Нет. Просто Всёля в довольно резкой форме отчитала и заставила меня считаться с интересами людей другой культуры.
- Кто выше царя? Кто может приказывать ему? Только бог. Ну или богиня. Тем более что они тебя ждали, ты была им обещана пророчеством. Так что будь любезна, соответствуй!
Ну я и соответствовала.
- Рада приветствовать вас и вашу драгоценнейшую супругу! Как самочувствие прекрасной Лейлы?
Я расшаркивалась как могла, демонстрируя почтение, которого вчера, боюсь, и в самом деле было слишком мало, изо всех сил заглаживая и выравнивая вчерашнюю свою почтительность.
- Госпожа богиня! - царь ещё раз сдержанно поклонился. - Ваше могущество совершило чудо!
Я сделала совершенно невозмутимое лицо — спасибо бабушке, которая учила меня не только вышивать. Моё могущество! Ну надо же такое сказать! Я чувствовала себя самозванкой на королевском балу. Кроме прочего, нужно было осмотреть женщину и детей. Покосилась на опустевшие флаконы внутривенной помпы, что затрудняли движения левой руки Лейлы.
- Ваше мудрейшее величество! Позвольте остаться наедине с вашей прекрасной женой для благословения, - я отзеркалила царский поклон. Он, вот уж кто был на своём месте, одним движением брови приказал нянькам удалиться и величественно выплыл сам.
Когда я осталась наедине с юной Лейлой, осмотрела её, просканировала и убедилась, что всё идёт нормально, она норовила ухватить меня за руку и поцеловать. На глазах её были слёзы, но выглядела она счастливой. Она уже улыбалась, на её лицо вернулись краски жизни, и молодая мать и чувствовала себя, и выглядела намного лучше, чем вчера. Я сняла помпу, материализовала инъектор. Увидев чудовищное орудие в моей руке, красавица испугалась.
- Не бойся, дитя. Здесь то, что сделает тебя здоровой, - пришлось сильно обобщить, но по-другому, боюсь, она не поняла бы. - Ты же хочешь ещё порадовать своего драгоценного мужа сыновьями и дочерями?
- Сыновьями, - улыбнулась она смущённо и нерешительно протянула подрагивающую руку под инъекцию.
Мне очень хотелось у неё спросить, за что она любит своего мужа. Ещё - почему умиравшая в родах сутки назад, сегодня она снова готова дарить любимому детей. Хотелось узнать, за что муж любит её, и что она делает, чтобы он был счастлив. Вопросов было много, но ни один я не задала.
Особенно интересно было увидеть малышей. Вчера не до того было. Я осмотрела их и просканировала. Всё было в порядке. Было заметно, что один мальчик смуглый и черноволосый, а другой хоть смуглый, но светленький и курчавый.
Пока я их разворачивала, осматривала, сканировала, было ещё ничего, и я радовалась, что всё так хорошо. Но потом, приглядевшись, я вдруг поняла, кого же мне напоминает кучерявая макушка. И стало просто невыносимо: малыш был похож на того, кого я видела в своих глупых и ранящих мечтах.
Я повернулась к Лейле и попросила:
- Любите друг друга и своих детей. Любите всегда.
Она только кивнула и улыбнулась - эта просьба не казалась ей невыполнимой.
- А теперь тебе надо отдохнуть, девочка, - я тоже улыбнулась и отвернулась – опять подступали слёзы.
Пытаясь их унять, я прошла к двери. Нельзя позволить себе этой роскоши - расплакаться, словно я не всемогущая богиня, а малолетняя девчонка. Ведь надо ещё поговорить с его мудрейшеством. В распахнутые двери с поклонами и всей возможной почтительностью вошли няньки и занялись младенцами, а царь стоял на пороге и с лаской во взгляде смотрел на Лейлу.
- Ваше мудрейшее величество, - обратилась, с трудом отвлекая его от этого занятия, - с Лейлой и малышами всё хорошо, ваши любовь и забота спасли их.
- Это же вы, госпожа богиня, спасли их, утешив моё горюющее сердце! - воскликнул царь.
- Какой-то он… пафосный. Что-нибудь, кроме как говорить, он ещё умеет? - подумала с горечью.
Всёля хмыкнула.
- Ты не думай, что он мягкий. Ничего подобного. Он построил огромную империю - такое мягкой рукой не делается. И сыновья ему ой как нужны и не просто как наследники, а ещё и как единомышленники и продолжатели его дела. Просто именно эта девочка, Лейла, делает его мягче. Но и сильнее.
Я снова оглянулась на юную царскую жену. Она как раз перевела взгляд с малыша, которого держала в руках, на мужа.
Да, ради такого взгляда можно было не только империю построить...
- Мне пора, - проговорила я, надеясь, что богини именно так и разговаривают. - Берегите Лейлу, ваше мудрейшее величество. Только с ней у вас всё получится.
Он глянул на меня остро, будто услышала в моих словах какие-то ещё смыслы. Те, которые я, боюсь, туда не вкладывала. А я улыбнулась и кивнула: сказала, значит, так и должно быть. Тем более, что я была убеждена в правоте своих слов.
- Тебе только кажется, что не вкладывала. Просто их вложила твоя интуиция, Ольга. Не разум, - проговорила Всёля, и вот в этом голосе я услышала отзвук божественного величия.
Услышала, но промолчала.
Что ж, я закончила здесь, и мне в самом деле пора уходить.
Дверь в тот мир, где царь любит свою четвёртую жену, а она его, закрылась за моей спиной. В приёмном зале сидела на диване Машэ и, открыв рот, смотрела ролики. Всёля в очередной раз показывала ей что-то увлекательное. И это снова были бои.
Проходя мимо, я погладила Машку по отросшим волосам, сияющим в ярком свете станционного освещения. Она словила мою руку, обернулась и улыбнулась. Потёрлась о ладонь щекой и спросила:
- Ольга-се грустная. Бегать надо? Или драться?
Эх, девочка, мне бы поплакать… Я вложила в улыбку всё свою усталость, а печаль спрятала поглубже.
- Спасибо, Машэ, я лучше посплю.
Драться с ней не буду. Уж очень агрессивное у меня настроение - не сдержусь, а девчонка только обрадуется и надаёт мне в полную свою силу. Может, ей и казалось, что она всё ловко скрывает, но я-то чувствовала, что сражается она ну очень осторожно, видимо, опасаясь мне не навредить.
И я спряталась в своей комнате. Поплакала, поцарапала и поколотила эти белые стены, повыла, а когда немного успокоилась, терпеливая и мудрая Всёля позвала:
- Ольга, иди в лабораторию – нужно опробовать новый скальпель.
И до мушек в глазах и ломоты в спине мы с ней вместе резали мышей, пытаясь отрегулировать толщину тонкой пенной струи. «Умная» пена заполняла рану, расширяла её, пару мгновений застывала, а потом… Потом я пыталась её разрезать, да так, чтобы не задеть ткани, расположенные под ней.
И задача эта была ничуть не легче, чем впитать всё множество книжных знаний по медицине, что Всёля впихивала в меня, пользуясь любой удобной минутой.
- Всё к лучшему, Ольга, всё к лучшему. Когда бы ещё ты такое придумала? - утешала она меня и подсовывала нового подопытного. – А так – сколько пользы!
Я только кивала и снова бралась за инструменты – не хотелось думать, вспоминать и сравнивать. Работа, только работа!
Глава 9. Новый постоялец
- Ольга, Ольга! - аккуратно потеребила меня Всёля.
Я поморгала, зажмурилась и снова открыла глаза. Задремала прямо над книгой. Вот засоня! Машэ что-то смотрела на панели, но звук сделал тихонько, чтобы меня не тревожить - заботливая. Я улыбнулась и потянулась, ощущая радость оттого, что ничего не болит, что разбудивший голос - ласковый и добрый, оттого, что вокруг спокойствие, что я на станции, где очень нужна.
Вот, опять.
- Ольга, нужна твоя помощь. Там, возле входа. Пойди, посмотри.
Я глянула на хроно. Плохо видные в ярком свете станционных ламп цифры показывали, что у нас ранний вечер.
- Быстро нужно? - лениво поднялась с дивана.
- Даже не знаю. Только, Лёлечка, тунику обязательно надень.
И вот это «Лёлечка» встревожило, обдало холодом как прыжок в ледяную воду. Мгновенно проснулась, растеряла беззаботность. Потёрла лицо, а потом, как была в белом просторном домашнем платье, побежала к выходу, на ходу вызывая тунику. Только успела крикнуть:
- Машэ, будет пациент!
Распахнула дверь. К лицу плотным сырым покрывалом прижался густой туман с запахом прели, леса и чего-то незнакомого. Сквозь эту пелену и густые сумерки ничего не было видно, лишь неясные колеблющиеся тени.
- Два шага вперёд.
Я их сделала и остановилась - звуки в тумане причудливо искажались и глохли, но мне послышался то ли стон, то ли какое-то слово.
- Внизу, - подсказала Всёля.
Я резко присела, и моя рука сразу же наткнулась на ткань.
- Всёля, что ж я как слепая! Свет!
Фонарь от входной двери запутался в закручивающихся лохмотьях тумана, и единственное, что я смогла рассмотреть в этом умирающем свете, была фигура в тёмной одежде. Она лежала будто упавший слепой - неловко, неестественно подогнув голову и вывернув одну ногу. Жив ли человек?
- Жив. Давай его на станцию.
- Транспорт! - скомандовала я, и фигура чуть приподнялась и поплыла к источнику света. - Всёля, давай стол прямо в приёмном зале.
- Он останется у нас какое-то время, - тихо прошелестело у меня в голове.
- Всё так плохо?
- Даже хуже...
- Тогда отдельную комнату.
Провожая взглядом плывущую к двери лежащую фигуру, я потёрла плечи - этот туман явно был не лучшим соседом для моего легкого платьица.
Когда оказалась среди привычных белых стен, а дверь за моей спиной с тихим шипеньем закрылась, я облегчённо выдохнула. Надо же, а ведь даже не заметила, что там, снаружи, неясная тревога плавила всё внутри, мешая думать. Даже находку нашу не рассмотрела как следует, пока не зашла внутрь.
А посмотреть было на что. Мужчина. Кажется, очень высокий, в длинном плаще, закрывающем его от шеи до пят. И мне не показалось - он действительно лежал вниз лицом, и не только ноги и голова были в неловкой позе. Оглянулась - Машэ уже и след простыл. И хорошо. Чую, что-то тут совсем плохое.
- Всёля, давай быстро на осмотр. Что там?
Транспорт резво двигался в коридор к лаборатории. Там уже была дверь в новую комнату.
- Сейчас сама всё увидишь.
И я увидела. Когда перевернула мужчину с помощью всё того же слегка модифицированного транспорта.
- О боги милосердные...
Я закрыла рот рукой. Это было похоже... похоже...
Мне многое пришлось повидать благодаря Всёле: и колотые раны от холодного оружия, и раны от оружия огнестрельного, и открытые переломы. И роды я принимала. И душевные раны бинтовала.
Но вот такого...
Такого я ещё не видела.
Теперь человек лежал, безвольно запрокинув голову и свесив руку, измятую какой-то неизвестной силой в совершенно нереальное положение. Плащ завернулся, и ярким жутким пятном в животе человека зияла ярко-алая рана, похожая на кратер вулкана, - широкая снаружи, с узким основанием, а края – как на картинке в книгах – слои человеческих внутренностей...
Я судорожно сглотнула.
- С таким не живут!.. – сипло выдохнула, борясь с тошнотой.
Похожая рана - рваная воронка, только поменьше, зияла ниже, на боку. И при таких страшных ранениях человек дышал, едва заметно, слабо, но дышал! Это было ненормально. Я видела его внутренности, будто рассечённые тупым ножом, но крови при этом не было!
- Туника! - реакция была мгновенная. - Свет!
- Всёля, что это? - спросила, чувствуя, как от ужаса по спине бегут мурашки, но осмотр не прервала. - Отчего такое бывает?
Я просканировала мужчину с ног до головы, заодно срезала одежду и сняла обувь.
Тяжело выдохнула. Работы предстояло много: частичное восстановление желудка, кишечника, печени, селезёнки и, кажется, поджелудочной. Их разорвало и вынесло из организма будто взрывом. Странным точечным взрывом изнутри, с довольно аккуратными для такой раны краями...
Прода от 04.12.2021 02:53
Как такое может быть? И бывает ли вообще? Этот вопрос полностью занимал мои мысли.
- Впервые вижу, - прошелестела Всёля.
Насос для внутривенного введения заправила самым сильным снотворным и обезболивающим и уже приставила к сгибу локтя, как глаза мужчины открылись.
Лицо, когда я убрала с него слой грязи и мусора, прилипшего после встречи с почвой леса, было бледно до синевы. Под глазами черные круги, а сами глаза, казалось, потеряли цвет от боли или нечеловеческого напряжения - на фоне кровоподтёков на склерах от полопавшихся сосудов они выглядели вылинявшими, почти бесцветными.
Он шевельнул такими же блеклыми сухими губами, чуть двинул бровями, будто силился, но не смог сказать ни слова. Прикрыл глаза на мгновенье, сглотнул сухим горлом, снова открыл и выдавил:
- Не сдался... Пусть умрёт...
- Сейчас станет лучше, - пробормотала я, даже не пытаясь понять, о чём он говорит. В таком состоянии, по-моему, говорить вообще невозможно!
Разве только бредить…
Или агонизировать.
Но вот агония – это не про нас. Если у нас со Всёлей есть живой человек, то он должен выжить. Не для того же он попал к нам на станцию, чтобы умереть, верно?
Для меня и, думаю, для Всёли тоже, это был вопрос чести.
Такие операции, как нам предстояла, мы с ней не делали. Частично нарастить ткани к имеющимся, залатать дыру, собрать разорванные внутренние органы, например, желудок, мы могли. Уже делали. Не без трудностей, огромных вливаний сил Всёли, моих молитв всем возможным и невозможным богам и самых отборных ругательств, но делали. Но вот что делать, когда такое?..
Как он до сих пор не умер? Ещё и в сознание пришёл.
Срочно приступаю! Про дело чести я уже говорила.
И я стала восстанавливать то, что спасти было можно, брала образцы тканей и укладывала их в репликатор для выращивания на замену того, что спасти, возможно, не удастся.
Провозились мы долго. И даже голос Всёли, казалась, был уставшим, когда я, наконец, отвалилась от стола, где лежал уже в целом собранный мужчина. Его организм вёл себя странно. Казалось, что органы будто помогают затягивать раны, наращивать плоть, сами смыкаются под шовным материалом. Но всё это, должно быть, казалось мне от усталости. Ведь такого просто не могло быть.
С обеими дырами мы справились, оставив возможность для ревизии, восстановили чудовищно покорёженную руку (представить, чем можно было такое вытворить с человеческим организмом, я так и смогла), надели фиксирующую повязку.
