И пусть я маг слабенький, зато Игорь очень силён. А это значит, что ребёнок возьмет и от него, и от меня и всё равно будет сильным магом, и станет тем самым не огранённым алмазом, ради которой образуются пары и ради которой меня едва не отдали этому нюне и мямле Коростышевскому. Этому мерзкому слабаку, у которого даже походка была как у двухлетних малышей — коленки внутрь, пятки врозь. И взгляд... взгляд телёнка: частые помаргивания, глаза навыкате – для кого-то может и милый, но детский, совершенно не мужской взгляд.
И вот я беременна, амулет «сто болезней» стал прозрачно сиреневым, и это не болезнь. Это значит, что у нас с Игорем будет ребёнок, мальчик. Я смотрела на этот прозрачный сиреневый камень в полнейшем недоумении: как к этому относиться? Согласись я с решением родителей, в той, другой жизни, и тогда это значило, что через год я буду свободна. Свободна от навязанного брака, от неприятного мужа, нелепого переростка в вечно мятых штанах, но... и от своего ребёнка. Да, я могла бы уйти от Кострышевского, но пришлось бы оставить сына в семье мужа. Смогла бы я это сделать? Даже не хочу об этом думать!
А сейчас? Что предвещает сиреневый цвет камня сейчас?
Я ведь совсем не думала о детях, когда пришла к Игорю в том, в чём была - в простом домашнем платье, в котором вышла к обеду, а получилось - к ссоре с родителями. Ушла, в чём была, мне ничего и не нужно было, только он, мой Игорь, мой Роом-Шанд, вдохновенный музыкант и чудовищный шутник.
Я так и сказала, когда нашла его в городском особняке: "Я пришла к тебе с пустыми руками Примешь?". Игорь принял. Безо всяких условий, без упрёков или оговорок. Улыбнулся своей кривой наглой улыбкой, сграбастал в объятия и повторил то, что совсем недавно сделало меня из несведущей и глупой девчонки женщиной.
А потом... потом он взял скрипку, а я сидела у его ног, обнимала его колени и слушала. Он сын бога, не иначе, если умеет так играть! Он просто сын великого и могучего бога! Я слушала, и счастливее меня на свете не было никого.
Я жила с ним, ни о чём не думая, ни о чём не переживая, жила как верная подруга, как любовница, как товарищ во всех его сумасшедших выходках, принимая всё и со всем соглашаясь. Разве что приступы его жестокости мне трудно было выносить.
Что может сделать слабая женщина, если перед ней теряющий рассудок яростный зверь в человеческом обличии? Ничего. Но я была тем единственным в этом мире, кто помогал Игорю оставаться человеком, сдерживать зверя, брать над ним верх.
Я одна могла гасить его ярость и жестокую беспощадность, могла отвлечь, увлечь чем-то другим, уберечь от ошибки. Порой мне дорого это обходилось, и вскоре я уже хорошо разбиралась в разного рода домашних средствах от ушибов, растяжений и синяков. Сломанными руки, вывихнутыми суставами и другими, более существенными повреждениями занимался лекарь, что состоял на службе рода Роом-Шанд, и молча делал свою работу, не смущаясь и не пряча глаза.
Да, Игорь не предсказуем, и может устроить всё что угодно.
А я беременна. Что делать с этим? Как быть?
Ребёнок может разлучить нас. Представила себя с огромным животом, машущей вслед Игорю, скачущему поразвлечься с друзьями . Представила, что он может устроить, если меня не будет рядом, и прикрыла глаза. Ребёнок не нужен. Он нам не нужен ни в коем случае.
Но первенец!.. Я не первый ребёнок, потому во мне и магия слабая. А вот Игорь... Он наследник, у него магия всего рода, а этот ребёнок, сын - его продолжение в веках. И я обязана сказать, я не могу скрыть это от Игоря. И родить нового наследника Роом-Шандам тоже, наверное, обязана...
Я представила, что держу на руках крошечного человечка. У него маленькие, но чётко очерченные губы, нижняя крупнее верхней, брови вразлёт, мягкий пушок того медового оттенка, что так характерен для мужчин рода Роом-Шанд.
А потом представила, что этот малыш уже чуть-чуть подрос, и крепкие загорелые руки Игоря со светлыми волосками, держат его над головой. И малыш смеётся, Игорь тоже хохочет, подхватывая смех ребенка.
И моё сердце согрелось. И улыбка растопила тот лёд нежелания и страха, покрывшего мою душу, страха стать матерью, иметь ребёнка.
И я, конечно, рассказала, поделилась радостью.
Игорь воспринял новость о моей беременности скептически. И не обрадовался. Вернее, просто промолчал. Ни словом, ни даже жестом не дал понять, как относится к новости.
Я растерялась. А Игорь схватил меня в охапку и до боли сжал мою талию.
- Лёлька, Лёлька... - шептал, глядя мне в глаза и что-то в них высматривая. Но, видимо, так и не высмотрел. Оттолкнул, отвернулся. - Иди пока, отдыхай.
Зачем отдыхать? От чего отдыхать? Раннее утро, я даже переодеться из пеньюара не успела, так хотела его обрадовать.
Да, похоже, не обрадовала. Но задуматься заставила.
А у самой перед глазами всё стояли сильные мужские руки, загорелые, со светлыми волосками, подбрасывающие в воздух карапуза со счастливым личиком и заливистым смехом.
Я закусила губу и пошла одеваться. Он, как и я, подумает. Подумает и потом, как и я, обрадуется. Просто позже.
Завтрак с непривычно задумчивым Игорем прошел в молчании, потом была верховая прогулка. И здесь он, наконец, стал тем Игорем с шальным от встречного ветра и солнца взглядом, с широкой счастливой улыбкой, тем, которого я знала и которого любила до боли в сердце и замирающего дыхания.
И на душе у меня полегчало. Значит, он принял решение, и оно будет хорошим.
Я скакала рядом и радовалась солнцу, небу, весне и моему любимому прекрасному гению, моему Игорю.
И когда мы вернулись, счастливая улыбка не сходила с его лица. Отдав повод одному слуге, другому крикнул: «Спроси там у лекаря, если готово, пусть в покои несут».
И когда мы вошли в его комнаты, там уже ждала служанка с разносом, на котором стояли глиняные кувшин и чашки. Игорь налил питьё, пахнущее травами и отдал толстостенную коричневую чашку мне.
- Пей! - улыбнулся ласково.
- Что это? - улыбаясь в ответ, я принюхалась. И спросила лукаво: - А сам почему не пьёшь?
Его улыбка перестала быть ласковой.
- Я решаю твою проблему, - сказал жестко. И губы скривил. Но это была не та кривая нахальная улыбка, которую я знала и любила. Это был какой-то брезгливый оскал.
- А какая у меня проблема? - спросила, чувствуя, как закручивается в душе дурное чувство.
- Твой плод, - Игорь казался сейчас спокойным и даже отстранённым.
- Это наш плод, - я отставила чашку на столик. - Давай поговорим.
Он смотрел на меня, и в его глазах медленно, очень медленно разгорался огонёк бешенства.
Молчал.
Ну хорошо, начну я. Я ведь успею сдержать эту волну его гнева?
- Это мой первый плод. И твой тоже. Ты же знаешь, он соединяет в себе нашу магию. Не скажу, что я счастлива, - взгляд Игоря чуть оттаял. - Но это достояние твоего рода. Я не могу выбросить подарок, который принадлежит не мне. Это подарок тебе.
Чашка снова переместилась со столика в мою руку.
- Раз тебе это самой не нравится, пей.
- Игорь? - тихо спросила я, пытаясь понять, что происходит.
- Пей, с..ка! - заорал он, и в глазах заполыхали бешеные огни, а потом в сторону: - Сюда!
Меня схватили чьи-то руки. Ещё кто-то насильно открыл мне рот, а такая знакомая загорелая рука со светлыми волосками зажимала мне нос, чтобы я глотала - это Игорь вливал отвар из чашки.
Я плакала, захлёбывалась слезами и отваром, давилась, но глотала. Это всё мешало, очень мешало, но я старалась не отрывать взгляда от любимого лица. Не отводила взгляд, боясь упустить мельчайшее движение его мимики.
Лицо любимого было искажено, перекошено нервной судорогой, из-под верхней губы, приподнятой в злобном оскале, виднелись ровные белые зубы. Сейчас он не казался привлекательным, сейчас было просто страшно, потому что выглядел этот оскал хищно, злобно и угрожающе.
Но ведь это мой любимый Игорь! Мой. Любимый.
Но вот любящий ли?
Слёзы только сильнее катились из глаз, мешая видеть.
Он сам добровольно отказывался от подарка богов, того, что я лишь несу. Не пожелав выслушать меня, не подумав о том, что я чувствую, как к этому отношусь - схватил и «решил проблему».
И когда весь отвар был влит в меня, слуги, что раньше слушались меня так же, как и его, а сегодня не вспомнили об этом и насильно влили в мене какое-то зелье.
Хотя почему какое-то? Вполне определённое.
Слуги довольно осторожно опустили меня на край кровати и вышли из покоев. Я плакала, ощущая на языке мерзкий вкус трав, которые должны украсть наше с Игорем продолжение, того мальчика, нашего сына, что мог бы так радостно смеяться на руках у своего отца...
- Не реви, Лёлька, - сказал любимый, самый лучший в мире мужчина, мой Игорь. - Сейчас скинешь и всё будет, как прежде.
Он сидел на кушетке, опершись локтями в колени. Волосы, его прекрасные вьющиеся светлые волосы, волнами спускались вдоль лица, почти загораживая от меня его лицо.
- Игорь, - судорожно после плача вздохнула я, - это же твоя кровь! Твоё дитя! Твоя магия и её продолжение!
- Лёля, - устало произнёс он, выпрямил спину и забросил ногу на ногу, а руки сложил на груди. - Не будет у нас никакого продолжения. У меня есть невеста, вот с кем мне продолжать и род, и магию. Не с тобой.
- Но... - я хлопала мокрыми тяжёлыми ресницами. - Твоя магия ослабеет... Ты же... Как же?..
Он скривился, будто наступил на мозоль - не сильно, но неприятно.
- Лёля! Это для женщины опасно. Ей носить дитя, делиться с ним собой, отдавать магию. А для мужчины что? Чуть магии в семени потеряет, и всё.
- То есть ты ничего не потеряешь? - спросила, чувствуя, как холодно становится в груди, там, где одежда промокла от пролитого отвара.
- Мизер, не из-за чего переживать.
- То есть это не в первый раз? - догадалась я, чувствуя, что просто холодная ткань становится леденящей, прожигающей душу насквозь .
Он неопределённо пожал плечами и уставился мне в глаза. Улыбнулся развязно, нагло. Двинул бровью. Мол, а что, ты не догадывалась?
Нет, ну почему же. Я не слепая. Я знала, что, кроме меня, у него были женщины. Не только до меня, но и сейчас. Но я слишком его люблю, чтобы замечать это. Даже когда он уводил под локоток очередную девушку, я предпочитала не видеть, не знать и не понимать. Я хотела знать и знала главное - он мой, и всё равно вернётся ко мне.
И он возвращался.
И мы снова скакали вместе на лошадях или валялись в сене с бутылкой вина, одной на двоих, или бешено смеялись над предрассудками или чужими пересудами, и снова, и снова он любил меня, иногда дико и неистово, иногда нежно. А я наслаждалась тем, что любит он меня, а все те, кто хотел бы быть на моём месте, и те, кто на нём бывал или никогда не будет, где-то там, далеко.
И вот сейчас он сидел передо мной, жалкой, промокшей, разочарованной.
- А я? - спросила тихо, боясь того, что поняла, и не желая, чтобы это было правдой. – Я, потеряв плод, потеряю магию?
- Не всю, - снова недовольно скривился Игорь. - Некоторую часть.
Некоторая часть для него и для меня - очень разные. Для меня и малая крупица - огромная часть моего запаса, такого маленького, что на него позарился только неудачник Коростышевский.
- И ты согласен на такое для меня?
В нашем мире потерять магию значило стать изгоем, плебсом, чернью. Он же понимает, на что обрекает меня?
- Лёля, - Игорь встал, подошел и, опустившись на одно колено, обнял ладонями моё лицо, прошептал: - Лёля моя...
И поцеловал. Нежно-нежно.
- Лёля, девочка, - шептал, жарко целуя шею, ключицы, грудь. Я даже не заметила, как ловко он стянул с меня мокрое платье – я снова ощущала себя желанной, нужной, необходимой, глотком воды для страждущего путника.
И я без стыда подставляла всё, куда только могли и хотели дотянуться его губы.
Он любит меня! Любит!
И когда, наконец, это прекрасная близость завершилась его взрывом, я снова была счастлива. И плакала уже от счастья.
- Я люблю тебя, - прошептала тихо, зажмурившись от того, какое оно было огромным, моё счастье.
- Лёлька, а сколько времени прошло? - Игорь спросил это таким обыденным тоном, будто... будто не целовал и не блаженствовал только что.
- Не знаю, - растерянно прошептала я и, наконец, открыла глаза.
Игорь сидел на краю кровати и застёгивал рубашку.
- После чего прошло? - спросила, слабо ворочая языком.
- Ну как ты выпила отвар, - пояснил мне и снова улыбнулся чуть кривой улыбкой.
А моё счастье сразу потускнело и стало каким-то бесцветным.
- Не знаю, полчаса, наверное. Может, больше. А что?
- Ничего. Полчаса - это вполне подходящий срок, - и он протянул мне руку. Я оперлась, и Игорь, помог встать. Стоял передо мной, с мягкой улыбкой погладил мою щеку одной рукой, а другой... А другой почти без замаха ударил меня в живот.
От боли я согнулась и захрипела. Не удержавшись на ногах, упала, завалившись набок, прижимая к животу руки.
- За что? - почти без звука прошептала. Я не видела его лица.
- Чтобы уж наверняка, Лёля, - проговорил он. И по голосу я поняла, что Игорь улыбается.
И получила ещё один пинок в живот, только ногой. Удар пришёлся по пальцам, которыми я держалась за ушибленное место. Стало так больно, будто все кости сломались одновременно.
И я поняла: мне только казалось, что я сдерживаю его бешеного зверя. Просто он никогда не выпускал его против меня. Никогда, но не сейчас. Сейчас на меня сыпались удары и взрывались болью в спине, в животе, голове. Я только крепче сжималась и прикрывалась руками, как могла.
Каждый удар, каждый новый взрыв боли говорил:
- Ты!
- Ошиблась!
- Ты!
- Ничего!
- Для него!
- Не значишь!
И отец был прав, когда перед словами отречения сказал: «Он наиграется и бросит тебя». И эта боль, боль понимания была сильнее всей той, другой. И мне захотелось завыть и закричать, а ещё... очень сильно захотелось оказаться там, где мне не будет больно, там, где меня не предадут, где меня будут любить и простят все мои ошибки. Захотелось исчезнуть…
И тогда я исчезла. Да, именно в тот момент, когда желание исчезнуть стало огромным, выше неба, больше всего нашего мира, маня и услышала Всёля. Услышала и забрала к себе. Спасла.
Дорогие мои! Возможно, завтра проды не будет - обстоятельства такие обстоятельства...
Напомню, что подписка на авторский группу в ВК, ОК, ФБ и страницу в Инста порой творят чудеса в смысле промиков на бесплатное чтение и всяких прочих приколюх и ништяков.
И ещё одно напоминание: активных читателей, комментирующих книгу, ждёт поощрительный приз! Я себе записываю ;)
От воспоминаний о той боли – боли в теле и душе - я сжалась. Нет, не буду об этом думать.
А этот царь, этот немолодой уже мужчина, умолявший мироздание помочь его жене, никак не мог сравниться с Игорем. Даже глупо.
Вспомнились его глаза в намечающихся морщинках - мука, боль, мольба, вспомнились слова: «Спаси её, госпожа богиня!» и ответ на самый важный для меня вопрос любит ли он жену. И его тихий шепот у кровати роженицы, и столь же тихий звук поцелуев, и неверящие счастливые глаза немолодого отца, что держит в каждой руке по младенцу.
Я окунулась в розово-жемчужную воду с головой. Вопрос, что долгие ночи без сна мучил меня - любил ли меня Игорь - продолжал мучить и сейчас: он бы просил обо мне так же? Говорил бы, что любит? Был бы счастлив нашему ребёнку?
И вот я беременна, амулет «сто болезней» стал прозрачно сиреневым, и это не болезнь. Это значит, что у нас с Игорем будет ребёнок, мальчик. Я смотрела на этот прозрачный сиреневый камень в полнейшем недоумении: как к этому относиться? Согласись я с решением родителей, в той, другой жизни, и тогда это значило, что через год я буду свободна. Свободна от навязанного брака, от неприятного мужа, нелепого переростка в вечно мятых штанах, но... и от своего ребёнка. Да, я могла бы уйти от Кострышевского, но пришлось бы оставить сына в семье мужа. Смогла бы я это сделать? Даже не хочу об этом думать!
А сейчас? Что предвещает сиреневый цвет камня сейчас?
Я ведь совсем не думала о детях, когда пришла к Игорю в том, в чём была - в простом домашнем платье, в котором вышла к обеду, а получилось - к ссоре с родителями. Ушла, в чём была, мне ничего и не нужно было, только он, мой Игорь, мой Роом-Шанд, вдохновенный музыкант и чудовищный шутник.
Я так и сказала, когда нашла его в городском особняке: "Я пришла к тебе с пустыми руками Примешь?". Игорь принял. Безо всяких условий, без упрёков или оговорок. Улыбнулся своей кривой наглой улыбкой, сграбастал в объятия и повторил то, что совсем недавно сделало меня из несведущей и глупой девчонки женщиной.
А потом... потом он взял скрипку, а я сидела у его ног, обнимала его колени и слушала. Он сын бога, не иначе, если умеет так играть! Он просто сын великого и могучего бога! Я слушала, и счастливее меня на свете не было никого.
Я жила с ним, ни о чём не думая, ни о чём не переживая, жила как верная подруга, как любовница, как товарищ во всех его сумасшедших выходках, принимая всё и со всем соглашаясь. Разве что приступы его жестокости мне трудно было выносить.
Что может сделать слабая женщина, если перед ней теряющий рассудок яростный зверь в человеческом обличии? Ничего. Но я была тем единственным в этом мире, кто помогал Игорю оставаться человеком, сдерживать зверя, брать над ним верх.
Я одна могла гасить его ярость и жестокую беспощадность, могла отвлечь, увлечь чем-то другим, уберечь от ошибки. Порой мне дорого это обходилось, и вскоре я уже хорошо разбиралась в разного рода домашних средствах от ушибов, растяжений и синяков. Сломанными руки, вывихнутыми суставами и другими, более существенными повреждениями занимался лекарь, что состоял на службе рода Роом-Шанд, и молча делал свою работу, не смущаясь и не пряча глаза.
Да, Игорь не предсказуем, и может устроить всё что угодно.
А я беременна. Что делать с этим? Как быть?
Ребёнок может разлучить нас. Представила себя с огромным животом, машущей вслед Игорю, скачущему поразвлечься с друзьями . Представила, что он может устроить, если меня не будет рядом, и прикрыла глаза. Ребёнок не нужен. Он нам не нужен ни в коем случае.
Но первенец!.. Я не первый ребёнок, потому во мне и магия слабая. А вот Игорь... Он наследник, у него магия всего рода, а этот ребёнок, сын - его продолжение в веках. И я обязана сказать, я не могу скрыть это от Игоря. И родить нового наследника Роом-Шандам тоже, наверное, обязана...
Я представила, что держу на руках крошечного человечка. У него маленькие, но чётко очерченные губы, нижняя крупнее верхней, брови вразлёт, мягкий пушок того медового оттенка, что так характерен для мужчин рода Роом-Шанд.
А потом представила, что этот малыш уже чуть-чуть подрос, и крепкие загорелые руки Игоря со светлыми волосками, держат его над головой. И малыш смеётся, Игорь тоже хохочет, подхватывая смех ребенка.
И моё сердце согрелось. И улыбка растопила тот лёд нежелания и страха, покрывшего мою душу, страха стать матерью, иметь ребёнка.
И я, конечно, рассказала, поделилась радостью.
Игорь воспринял новость о моей беременности скептически. И не обрадовался. Вернее, просто промолчал. Ни словом, ни даже жестом не дал понять, как относится к новости.
Я растерялась. А Игорь схватил меня в охапку и до боли сжал мою талию.
- Лёлька, Лёлька... - шептал, глядя мне в глаза и что-то в них высматривая. Но, видимо, так и не высмотрел. Оттолкнул, отвернулся. - Иди пока, отдыхай.
Зачем отдыхать? От чего отдыхать? Раннее утро, я даже переодеться из пеньюара не успела, так хотела его обрадовать.
Да, похоже, не обрадовала. Но задуматься заставила.
А у самой перед глазами всё стояли сильные мужские руки, загорелые, со светлыми волосками, подбрасывающие в воздух карапуза со счастливым личиком и заливистым смехом.
Я закусила губу и пошла одеваться. Он, как и я, подумает. Подумает и потом, как и я, обрадуется. Просто позже.
Завтрак с непривычно задумчивым Игорем прошел в молчании, потом была верховая прогулка. И здесь он, наконец, стал тем Игорем с шальным от встречного ветра и солнца взглядом, с широкой счастливой улыбкой, тем, которого я знала и которого любила до боли в сердце и замирающего дыхания.
И на душе у меня полегчало. Значит, он принял решение, и оно будет хорошим.
Я скакала рядом и радовалась солнцу, небу, весне и моему любимому прекрасному гению, моему Игорю.
И когда мы вернулись, счастливая улыбка не сходила с его лица. Отдав повод одному слуге, другому крикнул: «Спроси там у лекаря, если готово, пусть в покои несут».
И когда мы вошли в его комнаты, там уже ждала служанка с разносом, на котором стояли глиняные кувшин и чашки. Игорь налил питьё, пахнущее травами и отдал толстостенную коричневую чашку мне.
- Пей! - улыбнулся ласково.
- Что это? - улыбаясь в ответ, я принюхалась. И спросила лукаво: - А сам почему не пьёшь?
Его улыбка перестала быть ласковой.
- Я решаю твою проблему, - сказал жестко. И губы скривил. Но это была не та кривая нахальная улыбка, которую я знала и любила. Это был какой-то брезгливый оскал.
- А какая у меня проблема? - спросила, чувствуя, как закручивается в душе дурное чувство.
- Твой плод, - Игорь казался сейчас спокойным и даже отстранённым.
- Это наш плод, - я отставила чашку на столик. - Давай поговорим.
Он смотрел на меня, и в его глазах медленно, очень медленно разгорался огонёк бешенства.
Молчал.
Ну хорошо, начну я. Я ведь успею сдержать эту волну его гнева?
- Это мой первый плод. И твой тоже. Ты же знаешь, он соединяет в себе нашу магию. Не скажу, что я счастлива, - взгляд Игоря чуть оттаял. - Но это достояние твоего рода. Я не могу выбросить подарок, который принадлежит не мне. Это подарок тебе.
Чашка снова переместилась со столика в мою руку.
- Раз тебе это самой не нравится, пей.
- Игорь? - тихо спросила я, пытаясь понять, что происходит.
- Пей, с..ка! - заорал он, и в глазах заполыхали бешеные огни, а потом в сторону: - Сюда!
Меня схватили чьи-то руки. Ещё кто-то насильно открыл мне рот, а такая знакомая загорелая рука со светлыми волосками зажимала мне нос, чтобы я глотала - это Игорь вливал отвар из чашки.
Я плакала, захлёбывалась слезами и отваром, давилась, но глотала. Это всё мешало, очень мешало, но я старалась не отрывать взгляда от любимого лица. Не отводила взгляд, боясь упустить мельчайшее движение его мимики.
Лицо любимого было искажено, перекошено нервной судорогой, из-под верхней губы, приподнятой в злобном оскале, виднелись ровные белые зубы. Сейчас он не казался привлекательным, сейчас было просто страшно, потому что выглядел этот оскал хищно, злобно и угрожающе.
Прода от 30.11.2021 02:59
Но ведь это мой любимый Игорь! Мой. Любимый.
Но вот любящий ли?
Слёзы только сильнее катились из глаз, мешая видеть.
Он сам добровольно отказывался от подарка богов, того, что я лишь несу. Не пожелав выслушать меня, не подумав о том, что я чувствую, как к этому отношусь - схватил и «решил проблему».
И когда весь отвар был влит в меня, слуги, что раньше слушались меня так же, как и его, а сегодня не вспомнили об этом и насильно влили в мене какое-то зелье.
Хотя почему какое-то? Вполне определённое.
Слуги довольно осторожно опустили меня на край кровати и вышли из покоев. Я плакала, ощущая на языке мерзкий вкус трав, которые должны украсть наше с Игорем продолжение, того мальчика, нашего сына, что мог бы так радостно смеяться на руках у своего отца...
- Не реви, Лёлька, - сказал любимый, самый лучший в мире мужчина, мой Игорь. - Сейчас скинешь и всё будет, как прежде.
Он сидел на кушетке, опершись локтями в колени. Волосы, его прекрасные вьющиеся светлые волосы, волнами спускались вдоль лица, почти загораживая от меня его лицо.
- Игорь, - судорожно после плача вздохнула я, - это же твоя кровь! Твоё дитя! Твоя магия и её продолжение!
- Лёля, - устало произнёс он, выпрямил спину и забросил ногу на ногу, а руки сложил на груди. - Не будет у нас никакого продолжения. У меня есть невеста, вот с кем мне продолжать и род, и магию. Не с тобой.
- Но... - я хлопала мокрыми тяжёлыми ресницами. - Твоя магия ослабеет... Ты же... Как же?..
Он скривился, будто наступил на мозоль - не сильно, но неприятно.
- Лёля! Это для женщины опасно. Ей носить дитя, делиться с ним собой, отдавать магию. А для мужчины что? Чуть магии в семени потеряет, и всё.
- То есть ты ничего не потеряешь? - спросила, чувствуя, как холодно становится в груди, там, где одежда промокла от пролитого отвара.
- Мизер, не из-за чего переживать.
- То есть это не в первый раз? - догадалась я, чувствуя, что просто холодная ткань становится леденящей, прожигающей душу насквозь .
Он неопределённо пожал плечами и уставился мне в глаза. Улыбнулся развязно, нагло. Двинул бровью. Мол, а что, ты не догадывалась?
Нет, ну почему же. Я не слепая. Я знала, что, кроме меня, у него были женщины. Не только до меня, но и сейчас. Но я слишком его люблю, чтобы замечать это. Даже когда он уводил под локоток очередную девушку, я предпочитала не видеть, не знать и не понимать. Я хотела знать и знала главное - он мой, и всё равно вернётся ко мне.
И он возвращался.
И мы снова скакали вместе на лошадях или валялись в сене с бутылкой вина, одной на двоих, или бешено смеялись над предрассудками или чужими пересудами, и снова, и снова он любил меня, иногда дико и неистово, иногда нежно. А я наслаждалась тем, что любит он меня, а все те, кто хотел бы быть на моём месте, и те, кто на нём бывал или никогда не будет, где-то там, далеко.
И вот сейчас он сидел передо мной, жалкой, промокшей, разочарованной.
- А я? - спросила тихо, боясь того, что поняла, и не желая, чтобы это было правдой. – Я, потеряв плод, потеряю магию?
- Не всю, - снова недовольно скривился Игорь. - Некоторую часть.
Некоторая часть для него и для меня - очень разные. Для меня и малая крупица - огромная часть моего запаса, такого маленького, что на него позарился только неудачник Коростышевский.
- И ты согласен на такое для меня?
В нашем мире потерять магию значило стать изгоем, плебсом, чернью. Он же понимает, на что обрекает меня?
- Лёля, - Игорь встал, подошел и, опустившись на одно колено, обнял ладонями моё лицо, прошептал: - Лёля моя...
И поцеловал. Нежно-нежно.
- Лёля, девочка, - шептал, жарко целуя шею, ключицы, грудь. Я даже не заметила, как ловко он стянул с меня мокрое платье – я снова ощущала себя желанной, нужной, необходимой, глотком воды для страждущего путника.
И я без стыда подставляла всё, куда только могли и хотели дотянуться его губы.
Он любит меня! Любит!
И когда, наконец, это прекрасная близость завершилась его взрывом, я снова была счастлива. И плакала уже от счастья.
- Я люблю тебя, - прошептала тихо, зажмурившись от того, какое оно было огромным, моё счастье.
- Лёлька, а сколько времени прошло? - Игорь спросил это таким обыденным тоном, будто... будто не целовал и не блаженствовал только что.
- Не знаю, - растерянно прошептала я и, наконец, открыла глаза.
Игорь сидел на краю кровати и застёгивал рубашку.
- После чего прошло? - спросила, слабо ворочая языком.
- Ну как ты выпила отвар, - пояснил мне и снова улыбнулся чуть кривой улыбкой.
А моё счастье сразу потускнело и стало каким-то бесцветным.
- Не знаю, полчаса, наверное. Может, больше. А что?
- Ничего. Полчаса - это вполне подходящий срок, - и он протянул мне руку. Я оперлась, и Игорь, помог встать. Стоял передо мной, с мягкой улыбкой погладил мою щеку одной рукой, а другой... А другой почти без замаха ударил меня в живот.
От боли я согнулась и захрипела. Не удержавшись на ногах, упала, завалившись набок, прижимая к животу руки.
- За что? - почти без звука прошептала. Я не видела его лица.
- Чтобы уж наверняка, Лёля, - проговорил он. И по голосу я поняла, что Игорь улыбается.
И получила ещё один пинок в живот, только ногой. Удар пришёлся по пальцам, которыми я держалась за ушибленное место. Стало так больно, будто все кости сломались одновременно.
И я поняла: мне только казалось, что я сдерживаю его бешеного зверя. Просто он никогда не выпускал его против меня. Никогда, но не сейчас. Сейчас на меня сыпались удары и взрывались болью в спине, в животе, голове. Я только крепче сжималась и прикрывалась руками, как могла.
Каждый удар, каждый новый взрыв боли говорил:
- Ты!
- Ошиблась!
- Ты!
- Ничего!
- Для него!
- Не значишь!
И отец был прав, когда перед словами отречения сказал: «Он наиграется и бросит тебя». И эта боль, боль понимания была сильнее всей той, другой. И мне захотелось завыть и закричать, а ещё... очень сильно захотелось оказаться там, где мне не будет больно, там, где меня не предадут, где меня будут любить и простят все мои ошибки. Захотелось исчезнуть…
И тогда я исчезла. Да, именно в тот момент, когда желание исчезнуть стало огромным, выше неба, больше всего нашего мира, маня и услышала Всёля. Услышала и забрала к себе. Спасла.
Дорогие мои! Возможно, завтра проды не будет - обстоятельства такие обстоятельства...
Напомню, что подписка на авторский группу в ВК, ОК, ФБ и страницу в Инста порой творят чудеса в смысле промиков на бесплатное чтение и всяких прочих приколюх и ништяков.
И ещё одно напоминание: активных читателей, комментирующих книгу, ждёт поощрительный приз! Я себе записываю ;)
Прода от 02.12.2021 02:51
От воспоминаний о той боли – боли в теле и душе - я сжалась. Нет, не буду об этом думать.
А этот царь, этот немолодой уже мужчина, умолявший мироздание помочь его жене, никак не мог сравниться с Игорем. Даже глупо.
Вспомнились его глаза в намечающихся морщинках - мука, боль, мольба, вспомнились слова: «Спаси её, госпожа богиня!» и ответ на самый важный для меня вопрос любит ли он жену. И его тихий шепот у кровати роженицы, и столь же тихий звук поцелуев, и неверящие счастливые глаза немолодого отца, что держит в каждой руке по младенцу.
Я окунулась в розово-жемчужную воду с головой. Вопрос, что долгие ночи без сна мучил меня - любил ли меня Игорь - продолжал мучить и сейчас: он бы просил обо мне так же? Говорил бы, что любит? Был бы счастлив нашему ребёнку?
