Она наконец сосредоточила на мне взгляд.
- Госпожа богиня? – пересохшие губы еле-еле пропускали слабый голос.
Я нахмурилась, а потом поняла.
- Нет, - сказала с усмешкой (кажется, я начала понимать её странное выражение мыслей) и выпрямилась, - я не богиня! Просто не люблю, когда люди умирают. Всё, отдыхай.
Что ж, пора и мне отдохнуть. Устала. Потянулась всем телом.
- Снять тунику!
Лекарства сейчас начнут действовать – в последней порции было снотворное – и девчонка уснёт. Во сне регенерация всяко проходит быстрее. А завтра утром проверю её и, если всё будет хорошо, вплотную займёмся восстановлением организма. Начнём с высококалорийной разнообразной диеты, а закончим… вот хотя бы причёской и что там ещё нужно, чтобы молоденькая девочка чувствовала себя счастливой? Я оглянулась на Машэ.
Оглянулась и поняла – напрасно я сняла тунику прямо здесь, при ней. Приказ был мысленным, она его не слышала, но мелькание белых пластин моей брони, похоже, заметила. Потому что в её взгляде я прочитала вечный приговор: «Меня спасла богиня!».
Совсем я расслабилась тут в одиночестве. Надо быстро менять направление её мыслей.
- Ты что из еды любишь? - спросила тихо, а девочка, чуть потеряв благоговейное выражение, задумалась, нахмурилась, и в её чертах проступило недоумение.
Слёзы были ещё очень близко, и мне хотелось закрыть лицо руками и поскулить. Да этот ребёнок вообще знает, что бывает еда, которую можно любить меньше или больше? А что еда бывает разная?
- Хорошо, сама разберусь. А ты отдыхай. Поспи.
***
Рано утром я стояла в своей столовой («Цибим ауле!»), и думала - что едят такие дети, как Машэ?
Всёля транслировала мне живые картинки о жизни в том мире, где я раздобыла себе эту заботу. Земли тощие, пара десятков растительных культур, живность пустынь и степей, которые могут служить пищей людям, – насекомые, змеи, мелкие грызуны.
Фу, какая мерзость! Да и в рационе у меня такого не предусмотрено. Но девочке обязательно нужен белок, а ещё - кальций... Мясо, лучше жирное, можно жареное или запеченное, много углеводов, фрукты. Вот только к грубой, тяжелой пище она не привыкла, да и после ушиба головой ничего плотнее бульона пока не пойдёт.
- Суп, лёгкий, - и из приёмника показалась белая плошка с прозрачным бульоном.
Сверху плавали два листика ароматной зелени, на дне чуть темнели маленькие кусочки мяса. Нет, не мяса. Морские рачки - креветки. Ну что ж, логично – легко, не жирно, ароматно, питательно и для костей полезно. И немного для начала. Ещё ведь надо понять реакцию организма.
К тому моменту, как наша гостья, немного подлеченная и отоспавшаяся, сидя боком на транспорте, была доставлена в столовую («Цибим аулу!»), на столе уже стояли две маленькие плошки.
- Машэ, тебе нужно поесть, - сказала я и уселась напротив.
Она долго молча смотрела на свою тарелку, потом перевела серьёзный взгляд на меня и также долго всматривалась в моё лицо.
- Ешь! - строго скомандовала я и первая взяла в руки свою плошку.
Хлебнула бульона. Что ж, на вкус неплохо.
- Да, госпожа богиня, - девочка взяла в руки свою посудину и тоже отхлебнула. И застыла, прикрыв глаза.
- Всёля, ей плохо? – приглядываясь к её лицу и считая дыхательные движения, уточнила на всякий случай.
- Успокойся, всё хорошо.
Я посматривала на девчонку и продолжала хлебать супчик прямо из этой глубокой тарелочки, чувствуя себя дикаркой, которая не умеет пользоваться ложкой. Но так было нужно, и я продолжила демонстрировать знание обычаев родины моей гостьи.
Она быстро опрокинула в себя содержимое, не задумываясь о ложке, и, отражая лысиной свет потолочных светильников, ловко выудила пальцами последний кусочек креветки со дна и мгновенно отправила в рот.
Я только челюстью подвигала. Ничего себе.
- Вкусно? - спросила и улыбнулась.
- Это было для госпожи богини? – она сжалась, а на лице отразился священный ужас.
Ну что за дитя? Как она могла подумать, что съела мою порцию?!
- Нет! - я еле сдержалась, чтобы не закричать.
Заметив мой гнев, Машка зажмурилась и только сильнее вжала голову. Нет, ребёнок не шутила. А я со своей несдержанностью только испугала её.
- Эта еда была специально для тебя. Ещё хочешь? - я постаралась сказать это спокойно, без эмоций.
Она опустила глаза, чуть шевельнула губами в нерешительности, а потом прошептала:
- Нет, госпожа богиня, Ума-шен сыта.
- Значит, хочешь.
Я встала и пошла к панели за новой порцией. Такой же маленькой, того же супа, в такой же плошке. Только захотела, чтобы ещё пять сухариков плавали в бульоне.
А себе взяла овощи с мясом и кружку парного молока. Вдруг ей тоже захочется?
Увидев новую порцию супа, Маша спрятала блеснувший жадностью взгляд, ручки сложила ладошка к ладошке и зажала их между коленками. Губа закушена, лысая голова на тоненькой шейке бликует.
- Ешь, - подвинула к ней плошку.
Она не поднимала глаз и только сильнее кусала губу.
- Ума-шен наелась.
- Слушай, Маша, ешь давай, а то остынет и придётся вылить: холодное в пищу не годится.
- Выбросить еду?
Она глянула на меня и в этом взгляде читалось: «Ты сумасшедшая, богиня!». А я только брови приподняла: а что? Я могу.
Молниеносным движением плошку поднесли ко рту и одним махом осушили. Во рту у ребёнка захрустели сухарики и удивлённые глаза наполнились радостью узнавания, а потом и удовольствием. Ловкие пальцы вновь выудили со дна скрученный кусочек креветочного мяса и сунули в рот. На лице расплывалось с трудом сдерживаемое блаженство.
Я задавила ком в горле. Её что, вообще никогда не кормили?
- Ума-шен благодарна госпоже богине!
Девочка попыталась встать, но пришлось перегнуться через стол и перехватить её рвение, и пришлось ей кланяться сидя. Она улыбнулась слабо, неловко, будто извиняясь, и вытерла пальцы о халатик, в который я её завернула, усаживая на транспорт.
- Меня зовут Ольга. Просто Ольга, и всё. Хорошо?
Она послушно покивала, показывая, что всё понимает.
- Значит, тебя звать Маша? - спросила, чтобы отвлечься от мыслей о том, кто и как растит в её мире детей.
- Ума-шен, - сказала она.
Серьёзно смотрели на меня узенькие глаза, ручки спокойно лежали на коленках.
- Давай так, - я всё никак не могла справиться с жалостью, которая сейчас была совершенно не нужна. - Ты останешься Ума-шен, а я звать тебя буду Машэ.
- Госпожа богиня меня купила?
- Маш, я не богиня, - недовольно начала я. – Просто Ольга. Да, я купила тебя у того дядьки, с которым ты выступала. И который тебя уронил. Надеюсь, он не твой отец?
Да, почему я не подумала, что он может быть её отцом?! В голову ударила кровь – я разлучила отца и дочь!
- Нет, - вмешалась Всёля, - вспомни других девочек, что раздобыли доску.
Кровь отлила и паника отступила с ней вместе – Всёля, как всегда, права. Да и не может нормальный отец так вести себя со своим ребёнком. Даже мои родители, считавшие меня обузой, так себя не вели.
- Ольга-се, Ума-шен сама упала, должна умереть, - сказала она, и опять в глазах собрались слёзы.
- Та Ума-шен осталась там, лежит на земле и умирает. А здесь ты живая и совсем-совсем другая.
Широкий нос дрогнул, губы сжались, по щеке поползла слеза. Но фигурка не сдвинулась ни на чуть-чуть.
- Здесь - ты новая. Ты – Машэ.
- Я не умею Машэ, - сказал она с печалью и бросила короткий любящий взгляд на пустую плошку.
- Будем учиться. Я помогу.
- Будет больно? - спросила она. Лицо неподвижно, а из глаз, что так и смотрят вниз, выкатилась ещё одна слеза.
Ну вот! Ничего не знает, а уже сдалась, приготовилась к неприятностям!
Я снова вспомнила свою историю. Иногда у Игоря бывали приступы «бешеной» любви, я тоже после этого не сразу приходила в себя и какое-то время дёргалась от его прикосновений и даже просто от слишком резких движений. Пожалуй, у всего есть объяснение.
- Тебе было больно учиться? - спросила осторожно. Глупый вопрос - следы в её организме прямо говорили об этом.
- Учиться больно, выступать больнее.
- Больше не будешь выступать, - строго сказала, чтобы девчонка могла расслабиться.
- А как мужа найти? - вскинула она на меня полные ужаса глаза. Опять я промахнулась – расслабленностью тут и не пахло.
- Ольга, в этом мире женщин много, больше, чем мужчин, и нужно иметь талант, уметь его показать, чтобы заинтересовать мужчину и выйти замуж хотя бы второй или третьей женой. И заинтересовать нужно не внешностью, понимаешь? Потому и бреют на лысо девочек, чтобы ничто не могло отвлечь, помешать рассмотреть их истинный талант. Потом уже, в браке, волосы отпускают какой угодно длины, а пока девушка на выданье, она должна быть без волос.
Надеюсь, глаза у меня остались на месте, потому что с шоком я справлялась с трудом.
- Человек, у которого ты купила Ума-шен, скупал у бедняков девочек, учил их всяким фокусам, ловкости, гибкости, и они становились годным товаром. И вот тогда уже продавал желающим, - тихо нашёптывала Всёля, пока я смотрела в глаза Машэ. - И замуж - это не для неё.
- Почему?
- Ты вчера про кровь спрашивала...
- Да?
- Она не сможет зачать ребёнка в своём мире - там мало магии, а ей для этого нужен мужчина - сильный маг и мир, наполненный, а лучше переполненный магией. Но родить в этом мире она не сможет, для этого нужен мир совсем без магии. А так не бывает, сама понимаешь. Это та самая особенность, что заложена в её крови, которая тебя удивила. Так что наша Машэ – редкий, уникальный кадр.
Я только выдохнула длинно - вот так новость. Глянула на девочку, что всё так же дрожа мокрыми ресницами, смотрела на меня.
- Тебе другое предназначено, - проговорила тихо.
- Предназначено богиней?
Надежда, страх, ужас, боль, потрясение смешались в этом взгляде.
- Ну, не богиней... - неуверенно проговорила я и уточнила на всякий случай:
- Всёля, ты у нас богиня?
- Нет, я просто Вселенная.
- А зачем тебе Машэ?
- Она Великая Мать.
- Что?! Мать? Но... как?
- Не знаю. Сделай её счастливой, а там посмотрим.
- Ну и зданьице у вас, госпожа Вселенная!..
- Машенька, всё у тебя будет хорошо, - это уже вслух и с кривой улыбкой.
Как девочке, которая не мыслит себя по-другому, как замуж любой ценой (помню я эти следы переломов), знать, что не сможешь родить ребенка?
- Ольга, не реви! Лучше думай о том, что я сказала.
Хорошо. Я подобрала слёзы и решила, что буду искать то, что сделает её счастливой. И буду ждать, пока Всёля скажет что-то более определённое, чем «она мне нужна и нужна счастливой».
Правда, вслух об этом я говорить не стала.
Как сделать её счастливой? Это был очень сложный вопрос. Вот в процессе его решения, вернее, зайдя в тупик, я и придумала ещё раз выйти на прогулку. Как я об этом потом жалела! Но сейчас не об этом, сейчас о том, как я пыталась сделать счастливой Машэ.
Было сложно.
Она всего боялась. Даже в комнату побоялась заходить, в ту, что для неё сотворила Всёля. Заглянула туда, не переступая порога, обернулась – на лице испуг, и убежала прятаться, в столовую.
Одеть прилично я её не смогла - она отказывалась от всего, кроме просторных штанов и длинной рубахи, делавших её бесполым серым созданием. И неизменная косынка.
А когда она однажды утром обнаружила у себя на голове ёжик жестких черных волос, вообще устроила истерику. Ну как истерику... Проплакала полдня, сидя на моем любимом диванчике, в том самом уголочке, что успокаивал и меня. И так жалобно смотрела оттуда, будто я не волосы ей отрастила, а рога.
И ночью Всёля разбудила меня громким криком, как мне показалось, в самое ухо: «Срочно в пищеблок!». Она даже забыла, что это какая-то там аула.
Я ворвалась туда, когда девчонка столовым ножом пыталась под корень срезать себе коротенькие росточки волосы. Отобрала у неё нож, строго спросила:
- Это что такое?
Она скривилась, а потом вдруг заревела и бросилась мимо меня.
Если бы с таким столкнулся Игорь, он бы просто задушил неблагодарную, переломав ей предварительно руки и ноги. И я, ужасающе чётко представив это себе, успела - мгновенно призвала тунику, перехватила девчонку на бегу, зажав ей руки, и так держала, брыкающуюся, вырывающуюся, до тех пор, пока она не разревелась и не перестала дёргаться.
Так что со счастьем у нас как-то не получалось.
Волосы, что так её расстроили, я ей всё-таки сбрила. Плакала сама, но быстрыми движениями инструмента смахивала роскошно блестевший чёрный ёжик с маленькой головы. Зато в её глазах я видела радость.
А у меня ведь задание - делать её счастливой. Способ странный…
Лечение разное бывает: бывает, нужно почистить загноившуюся рану, а иногда – вводить много лекарств, иногда – сложить кости и скрепить их, бывает, что нужно остановить рвоту или, наоборот, вызвать её.
А вот этой большой, но такой ещё маленькой девочке, которая ничего-то в жизни не видела, кроме жестких тренировок и голодного существования, в качестве лечения было прописано счастье. А какое оно, её счастье?
И я искала.
Например, я показывала ей картинки. Всёля воплотила нам настенную панель для движущихся картинок («Ольга, роликов! Это называется ролики!») прямо в приёмном зале, напротив нашего с Машэ любимого дивана.
Чего мы с ней только не смотрели!
Начала я, ясное дело, с причёсок, с моды у разных народов и даже в разных мирах. Потом перешла на музыку, танцы, театр, цирк... Она смотрела на панель, где двигались картинки, а я на неё – искала интерес в её глазах.
Но напрасно. Ничто не могло её расшевелить, буквально всё оставляло её равнодушной, проходило мимо. Может быть, только цирк и вызвал эмоцию. Вот только это была совсем не та эмоция, которую я хотела бы увидеть.
Девочка оживилась при виде фокусников, жонглёров, дрессированных животных, а потом, когда появились гимнасты, вдруг закрылась руками, расплакалась, и я долго не могла её успокоить.
После этого она стала бояться панели, которая была нашим окошком в мир… Грамоты она не знала, книжками не интересовалась, сидела, нахохлившись, будто маленькая болеющая птичка, и молчала целыми днями.
Так и получалось, что суп был тем единственным, живой интерес к чему я в ней замечала.
С остальными блюдами тоже не слюбилось. Я угощала её молоком, кашами, мясом во всех видах, выпечкой, кондитерскими шедеврами. Она пробовала, многое с любопытством, иногда улыбалась и просила ещё. Но суп, тот самый супчик, который она попробовала на станции первым, оставался самым любимым, тем, что она предпочитала всегда, в любой ситуации – утром, днём, вечером, до еды или после, а лучше вместо, а ещё лучше – побольше.
Я воплотила панель заказа с рисунками разных блюд прямо на стене, рядом с окошком выдачи, научила её тыкать в них пальцем так, чтобы еда, будь то любимый суп или что-нибудь другое, появлялась как бы сами. Просто каждое утро я чувствовала себя чудовищем, когда открывала дверь из своей комнаты и находила девчонку на полу коридора.
Машэ сидела на полу, подвернув ноги, и встречала меня взглядом голодного щенка, тем самым жалобным взглядом снизу вверх. Словно у нищенки или попрошайки.
- Ты должна хорошо питаться! - строго приказывала я, затаскивая её в столовую.
- Госпожа богиня? – пересохшие губы еле-еле пропускали слабый голос.
Я нахмурилась, а потом поняла.
- Нет, - сказала с усмешкой (кажется, я начала понимать её странное выражение мыслей) и выпрямилась, - я не богиня! Просто не люблю, когда люди умирают. Всё, отдыхай.
Что ж, пора и мне отдохнуть. Устала. Потянулась всем телом.
- Снять тунику!
Лекарства сейчас начнут действовать – в последней порции было снотворное – и девчонка уснёт. Во сне регенерация всяко проходит быстрее. А завтра утром проверю её и, если всё будет хорошо, вплотную займёмся восстановлением организма. Начнём с высококалорийной разнообразной диеты, а закончим… вот хотя бы причёской и что там ещё нужно, чтобы молоденькая девочка чувствовала себя счастливой? Я оглянулась на Машэ.
Оглянулась и поняла – напрасно я сняла тунику прямо здесь, при ней. Приказ был мысленным, она его не слышала, но мелькание белых пластин моей брони, похоже, заметила. Потому что в её взгляде я прочитала вечный приговор: «Меня спасла богиня!».
Совсем я расслабилась тут в одиночестве. Надо быстро менять направление её мыслей.
- Ты что из еды любишь? - спросила тихо, а девочка, чуть потеряв благоговейное выражение, задумалась, нахмурилась, и в её чертах проступило недоумение.
Слёзы были ещё очень близко, и мне хотелось закрыть лицо руками и поскулить. Да этот ребёнок вообще знает, что бывает еда, которую можно любить меньше или больше? А что еда бывает разная?
- Хорошо, сама разберусь. А ты отдыхай. Поспи.
***
Рано утром я стояла в своей столовой («Цибим ауле!»), и думала - что едят такие дети, как Машэ?
Всёля транслировала мне живые картинки о жизни в том мире, где я раздобыла себе эту заботу. Земли тощие, пара десятков растительных культур, живность пустынь и степей, которые могут служить пищей людям, – насекомые, змеи, мелкие грызуны.
Фу, какая мерзость! Да и в рационе у меня такого не предусмотрено. Но девочке обязательно нужен белок, а ещё - кальций... Мясо, лучше жирное, можно жареное или запеченное, много углеводов, фрукты. Вот только к грубой, тяжелой пище она не привыкла, да и после ушиба головой ничего плотнее бульона пока не пойдёт.
- Суп, лёгкий, - и из приёмника показалась белая плошка с прозрачным бульоном.
Сверху плавали два листика ароматной зелени, на дне чуть темнели маленькие кусочки мяса. Нет, не мяса. Морские рачки - креветки. Ну что ж, логично – легко, не жирно, ароматно, питательно и для костей полезно. И немного для начала. Ещё ведь надо понять реакцию организма.
К тому моменту, как наша гостья, немного подлеченная и отоспавшаяся, сидя боком на транспорте, была доставлена в столовую («Цибим аулу!»), на столе уже стояли две маленькие плошки.
- Машэ, тебе нужно поесть, - сказала я и уселась напротив.
Она долго молча смотрела на свою тарелку, потом перевела серьёзный взгляд на меня и также долго всматривалась в моё лицо.
- Ешь! - строго скомандовала я и первая взяла в руки свою плошку.
Хлебнула бульона. Что ж, на вкус неплохо.
- Да, госпожа богиня, - девочка взяла в руки свою посудину и тоже отхлебнула. И застыла, прикрыв глаза.
- Всёля, ей плохо? – приглядываясь к её лицу и считая дыхательные движения, уточнила на всякий случай.
- Успокойся, всё хорошо.
Я посматривала на девчонку и продолжала хлебать супчик прямо из этой глубокой тарелочки, чувствуя себя дикаркой, которая не умеет пользоваться ложкой. Но так было нужно, и я продолжила демонстрировать знание обычаев родины моей гостьи.
Она быстро опрокинула в себя содержимое, не задумываясь о ложке, и, отражая лысиной свет потолочных светильников, ловко выудила пальцами последний кусочек креветки со дна и мгновенно отправила в рот.
Я только челюстью подвигала. Ничего себе.
- Вкусно? - спросила и улыбнулась.
- Это было для госпожи богини? – она сжалась, а на лице отразился священный ужас.
Ну что за дитя? Как она могла подумать, что съела мою порцию?!
- Нет! - я еле сдержалась, чтобы не закричать.
Заметив мой гнев, Машка зажмурилась и только сильнее вжала голову. Нет, ребёнок не шутила. А я со своей несдержанностью только испугала её.
- Эта еда была специально для тебя. Ещё хочешь? - я постаралась сказать это спокойно, без эмоций.
Она опустила глаза, чуть шевельнула губами в нерешительности, а потом прошептала:
- Нет, госпожа богиня, Ума-шен сыта.
- Значит, хочешь.
Я встала и пошла к панели за новой порцией. Такой же маленькой, того же супа, в такой же плошке. Только захотела, чтобы ещё пять сухариков плавали в бульоне.
А себе взяла овощи с мясом и кружку парного молока. Вдруг ей тоже захочется?
Увидев новую порцию супа, Маша спрятала блеснувший жадностью взгляд, ручки сложила ладошка к ладошке и зажала их между коленками. Губа закушена, лысая голова на тоненькой шейке бликует.
- Ешь, - подвинула к ней плошку.
Она не поднимала глаз и только сильнее кусала губу.
- Ума-шен наелась.
- Слушай, Маша, ешь давай, а то остынет и придётся вылить: холодное в пищу не годится.
- Выбросить еду?
Она глянула на меня и в этом взгляде читалось: «Ты сумасшедшая, богиня!». А я только брови приподняла: а что? Я могу.
Прода от 03.11.2021 06:17
Молниеносным движением плошку поднесли ко рту и одним махом осушили. Во рту у ребёнка захрустели сухарики и удивлённые глаза наполнились радостью узнавания, а потом и удовольствием. Ловкие пальцы вновь выудили со дна скрученный кусочек креветочного мяса и сунули в рот. На лице расплывалось с трудом сдерживаемое блаженство.
Я задавила ком в горле. Её что, вообще никогда не кормили?
- Ума-шен благодарна госпоже богине!
Девочка попыталась встать, но пришлось перегнуться через стол и перехватить её рвение, и пришлось ей кланяться сидя. Она улыбнулась слабо, неловко, будто извиняясь, и вытерла пальцы о халатик, в который я её завернула, усаживая на транспорт.
- Меня зовут Ольга. Просто Ольга, и всё. Хорошо?
Она послушно покивала, показывая, что всё понимает.
- Значит, тебя звать Маша? - спросила, чтобы отвлечься от мыслей о том, кто и как растит в её мире детей.
- Ума-шен, - сказала она.
Серьёзно смотрели на меня узенькие глаза, ручки спокойно лежали на коленках.
- Давай так, - я всё никак не могла справиться с жалостью, которая сейчас была совершенно не нужна. - Ты останешься Ума-шен, а я звать тебя буду Машэ.
- Госпожа богиня меня купила?
- Маш, я не богиня, - недовольно начала я. – Просто Ольга. Да, я купила тебя у того дядьки, с которым ты выступала. И который тебя уронил. Надеюсь, он не твой отец?
Да, почему я не подумала, что он может быть её отцом?! В голову ударила кровь – я разлучила отца и дочь!
- Нет, - вмешалась Всёля, - вспомни других девочек, что раздобыли доску.
Кровь отлила и паника отступила с ней вместе – Всёля, как всегда, права. Да и не может нормальный отец так вести себя со своим ребёнком. Даже мои родители, считавшие меня обузой, так себя не вели.
- Ольга-се, Ума-шен сама упала, должна умереть, - сказала она, и опять в глазах собрались слёзы.
- Та Ума-шен осталась там, лежит на земле и умирает. А здесь ты живая и совсем-совсем другая.
Широкий нос дрогнул, губы сжались, по щеке поползла слеза. Но фигурка не сдвинулась ни на чуть-чуть.
- Здесь - ты новая. Ты – Машэ.
- Я не умею Машэ, - сказал она с печалью и бросила короткий любящий взгляд на пустую плошку.
- Будем учиться. Я помогу.
- Будет больно? - спросила она. Лицо неподвижно, а из глаз, что так и смотрят вниз, выкатилась ещё одна слеза.
Ну вот! Ничего не знает, а уже сдалась, приготовилась к неприятностям!
Я снова вспомнила свою историю. Иногда у Игоря бывали приступы «бешеной» любви, я тоже после этого не сразу приходила в себя и какое-то время дёргалась от его прикосновений и даже просто от слишком резких движений. Пожалуй, у всего есть объяснение.
- Тебе было больно учиться? - спросила осторожно. Глупый вопрос - следы в её организме прямо говорили об этом.
- Учиться больно, выступать больнее.
- Больше не будешь выступать, - строго сказала, чтобы девчонка могла расслабиться.
- А как мужа найти? - вскинула она на меня полные ужаса глаза. Опять я промахнулась – расслабленностью тут и не пахло.
- Ольга, в этом мире женщин много, больше, чем мужчин, и нужно иметь талант, уметь его показать, чтобы заинтересовать мужчину и выйти замуж хотя бы второй или третьей женой. И заинтересовать нужно не внешностью, понимаешь? Потому и бреют на лысо девочек, чтобы ничто не могло отвлечь, помешать рассмотреть их истинный талант. Потом уже, в браке, волосы отпускают какой угодно длины, а пока девушка на выданье, она должна быть без волос.
Надеюсь, глаза у меня остались на месте, потому что с шоком я справлялась с трудом.
- Человек, у которого ты купила Ума-шен, скупал у бедняков девочек, учил их всяким фокусам, ловкости, гибкости, и они становились годным товаром. И вот тогда уже продавал желающим, - тихо нашёптывала Всёля, пока я смотрела в глаза Машэ. - И замуж - это не для неё.
- Почему?
- Ты вчера про кровь спрашивала...
- Да?
- Она не сможет зачать ребёнка в своём мире - там мало магии, а ей для этого нужен мужчина - сильный маг и мир, наполненный, а лучше переполненный магией. Но родить в этом мире она не сможет, для этого нужен мир совсем без магии. А так не бывает, сама понимаешь. Это та самая особенность, что заложена в её крови, которая тебя удивила. Так что наша Машэ – редкий, уникальный кадр.
Я только выдохнула длинно - вот так новость. Глянула на девочку, что всё так же дрожа мокрыми ресницами, смотрела на меня.
- Тебе другое предназначено, - проговорила тихо.
- Предназначено богиней?
Надежда, страх, ужас, боль, потрясение смешались в этом взгляде.
- Ну, не богиней... - неуверенно проговорила я и уточнила на всякий случай:
- Всёля, ты у нас богиня?
- Нет, я просто Вселенная.
- А зачем тебе Машэ?
- Она Великая Мать.
- Что?! Мать? Но... как?
- Не знаю. Сделай её счастливой, а там посмотрим.
- Ну и зданьице у вас, госпожа Вселенная!..
- Машенька, всё у тебя будет хорошо, - это уже вслух и с кривой улыбкой.
Как девочке, которая не мыслит себя по-другому, как замуж любой ценой (помню я эти следы переломов), знать, что не сможешь родить ребенка?
- Ольга, не реви! Лучше думай о том, что я сказала.
Хорошо. Я подобрала слёзы и решила, что буду искать то, что сделает её счастливой. И буду ждать, пока Всёля скажет что-то более определённое, чем «она мне нужна и нужна счастливой».
Правда, вслух об этом я говорить не стала.
Глава 3. Сделать счастливой Ума-Шен
Как сделать её счастливой? Это был очень сложный вопрос. Вот в процессе его решения, вернее, зайдя в тупик, я и придумала ещё раз выйти на прогулку. Как я об этом потом жалела! Но сейчас не об этом, сейчас о том, как я пыталась сделать счастливой Машэ.
Было сложно.
Она всего боялась. Даже в комнату побоялась заходить, в ту, что для неё сотворила Всёля. Заглянула туда, не переступая порога, обернулась – на лице испуг, и убежала прятаться, в столовую.
Одеть прилично я её не смогла - она отказывалась от всего, кроме просторных штанов и длинной рубахи, делавших её бесполым серым созданием. И неизменная косынка.
А когда она однажды утром обнаружила у себя на голове ёжик жестких черных волос, вообще устроила истерику. Ну как истерику... Проплакала полдня, сидя на моем любимом диванчике, в том самом уголочке, что успокаивал и меня. И так жалобно смотрела оттуда, будто я не волосы ей отрастила, а рога.
И ночью Всёля разбудила меня громким криком, как мне показалось, в самое ухо: «Срочно в пищеблок!». Она даже забыла, что это какая-то там аула.
Я ворвалась туда, когда девчонка столовым ножом пыталась под корень срезать себе коротенькие росточки волосы. Отобрала у неё нож, строго спросила:
- Это что такое?
Она скривилась, а потом вдруг заревела и бросилась мимо меня.
Если бы с таким столкнулся Игорь, он бы просто задушил неблагодарную, переломав ей предварительно руки и ноги. И я, ужасающе чётко представив это себе, успела - мгновенно призвала тунику, перехватила девчонку на бегу, зажав ей руки, и так держала, брыкающуюся, вырывающуюся, до тех пор, пока она не разревелась и не перестала дёргаться.
Так что со счастьем у нас как-то не получалось.
Волосы, что так её расстроили, я ей всё-таки сбрила. Плакала сама, но быстрыми движениями инструмента смахивала роскошно блестевший чёрный ёжик с маленькой головы. Зато в её глазах я видела радость.
А у меня ведь задание - делать её счастливой. Способ странный…
Лечение разное бывает: бывает, нужно почистить загноившуюся рану, а иногда – вводить много лекарств, иногда – сложить кости и скрепить их, бывает, что нужно остановить рвоту или, наоборот, вызвать её.
А вот этой большой, но такой ещё маленькой девочке, которая ничего-то в жизни не видела, кроме жестких тренировок и голодного существования, в качестве лечения было прописано счастье. А какое оно, её счастье?
И я искала.
Например, я показывала ей картинки. Всёля воплотила нам настенную панель для движущихся картинок («Ольга, роликов! Это называется ролики!») прямо в приёмном зале, напротив нашего с Машэ любимого дивана.
Чего мы с ней только не смотрели!
Начала я, ясное дело, с причёсок, с моды у разных народов и даже в разных мирах. Потом перешла на музыку, танцы, театр, цирк... Она смотрела на панель, где двигались картинки, а я на неё – искала интерес в её глазах.
Но напрасно. Ничто не могло её расшевелить, буквально всё оставляло её равнодушной, проходило мимо. Может быть, только цирк и вызвал эмоцию. Вот только это была совсем не та эмоция, которую я хотела бы увидеть.
Девочка оживилась при виде фокусников, жонглёров, дрессированных животных, а потом, когда появились гимнасты, вдруг закрылась руками, расплакалась, и я долго не могла её успокоить.
После этого она стала бояться панели, которая была нашим окошком в мир… Грамоты она не знала, книжками не интересовалась, сидела, нахохлившись, будто маленькая болеющая птичка, и молчала целыми днями.
Так и получалось, что суп был тем единственным, живой интерес к чему я в ней замечала.
С остальными блюдами тоже не слюбилось. Я угощала её молоком, кашами, мясом во всех видах, выпечкой, кондитерскими шедеврами. Она пробовала, многое с любопытством, иногда улыбалась и просила ещё. Но суп, тот самый супчик, который она попробовала на станции первым, оставался самым любимым, тем, что она предпочитала всегда, в любой ситуации – утром, днём, вечером, до еды или после, а лучше вместо, а ещё лучше – побольше.
Я воплотила панель заказа с рисунками разных блюд прямо на стене, рядом с окошком выдачи, научила её тыкать в них пальцем так, чтобы еда, будь то любимый суп или что-нибудь другое, появлялась как бы сами. Просто каждое утро я чувствовала себя чудовищем, когда открывала дверь из своей комнаты и находила девчонку на полу коридора.
Машэ сидела на полу, подвернув ноги, и встречала меня взглядом голодного щенка, тем самым жалобным взглядом снизу вверх. Словно у нищенки или попрошайки.
- Ты должна хорошо питаться! - строго приказывала я, затаскивая её в столовую.
