Какое-то время я сидела за стойкой секретаря, пригнувшись, ожидая реакции Валенты. Но за приоткрытой дверью стояла тишина. Она, что, гранитная? У неё в кабинете состоялся скандал, а она сидит там и молчит. И тогда голоса не повысила и сейчас, когда уже никого нет, можно было бы как-то выпустить пар, постучать там чем или опрокинуть, а она - нет, молчит, сидит тихо. Змея, как есть змея, спряталась в своей норе, тело кольцами свила и точит зубы, злобная и мстительная, и копит яд.
Ох, может не стоило затевать всю эту историю с фальшивым оспо? Не мне ли этот яд достанется? В голове мелькнуло слово "побег".
Но не успела я ни мысль до конца додумать, ни с места сдвинуться, как из-за двери послышался звук: Валента с кем-то говорила. Я прислушалась, замерев над неразобранными письмами. По комму говорит? Ну разве что по личному - офисный я бы услышала, тут, за стойкой секретаря, целый пульт управления всякими средствами связи был, едва не с каждым работником.
- Валя! Я тебе прошу, - голос женский, и я еле разбирала слова, уж очень тихо они звучали, а некоторые и вовсе приходилось просто угадывать. Но "Валя", значит, ей кто-то позвонил. Странно. - Никто, кроме тебя, с этим не справится. Вспомни, как мы мечтали...
Чья-то тяжелая ладонь легла, нет, упала мне на плечо. Я дёрнулась и обернулась.
- Подслушиваем?
Надо мной возвышался Илья. Зачарованно глядя, как мачехин младший сын убирает руку с моего плеча и засовывает в карман штанов, я ляпнула, не успев даже поднести ладонь ко рту:
- Некоторые и вовсе мелким мошенством промышляют...
И осеклась.
Губы Ильи округлились в восхищенно-удивленное "О!", а бровь заломилась страдальчески-смешливо. Я перевела взгляд с лица на наряд сводного брата, почти зашедшего ко мне за стойку. И вновь была нещадно травмирована драниной его одежды и новыми, как всегда, беспощадными цветовыми сочетаниями.
- Это вы обо мне?
Я отрицательно качнула головой раз-другой, а потом мелко-затрясла, так что дреды заплясали чечётку. Частично зрение перекрылось, зато очистилось от ряби, вызванной чудовищно ярким образом Ильи.
- Это я... вообще, - и, наконец, справившись с собой, округлила глаза и наклонила голову к плечу.
- А ты у нас кто? - спросил парень, сразу переходя на ты, а мне почему-то почудилось, что его ладони, втиснутые в карманы рваных штанов, как-то подозрительно зашевелились. Но такой эффект могли давать мои весело пританцовывающие дреды .
- Я Саша Просто, на стажировке... э... на практике... временно, в общем.
Он понимающе кивнул, рассматривая мою одежду.
- Девчонка, что ли? - спросил, вытягивая шею, чтобы заглянуть мне за спину.
- Я оспо! - слишком уж эмоционально для оспо ответила я.
- О! - губы уже округлились со звуком, и Илья с ещё большим интересом стал меня рассматривать. - Оспо? Правда? Здорово. А кем хочешь быть? Мальчиком или девочкой?
У меня дернулся глаз.
Его вопросы тревожили, пульсировали пожарной сиреной в мозгу и рождали желание всё же примерить пустую мусорную корзинку на голову. Себе на голову - может, я стану не такой интересной и он перестанет так пялиться?
Мысли метались, как спугнутые летучие мыши. И как ответить?! Что сказать? Лара обмолвилась, что об Илье ходили слухи, будто к девушкам он совершенно равнодушен. Правда или нет?
Ответ на вопрос не приходил, идею с корзинкой смятенный мой разум отверг. Зато появилось отчётливое желание сбежать, чтобы не отвечать. Но Илья будто понял мои намерения и перекрыл выход из-за стойки собой. Теперь я могла бы сбежать, только согнувшись вдвое и проявляя ловкость обезьяны при проскакивании под его рукой.
- М? - почти мурлыкнул он и теперь поигрывал бровью, словно что-то сообщал мне мимическим шифром.
- Девочкой, - выдавила я.
И в ту же секунду услышала спокойный, какой-то даже ледяной голос мачехи, прозвучавший за спиной сынка:
- Илья? Хорошо, что зашёл. Мне как раз нужно по поводу выставки поговорить. Проходи.
И высокая створка кабинетной двери распахнулась во всю ширь. Драно-рваный попугайской расцветки сынок вошел в неё и, закрывая, обернулся и подмигнул. Мне подмигнул.
Меня трясло, когда со скоростью ветра я сортировала оставшуюся почту и когда со скоростью улитки разносила по отделам и этажам, задерживаясь без надобности на каждом углу и на каждой ступеньке - всё выжидала, чтобы наверняка не встретиться больше с Ильёй.
Я не была уверена, но мне показалось, что он что-то заподозрил. Поэтому стоило и самой всё хорошенько обдумать, и не попадаться ему на глаза, чтобы дать время забыть странное оспо.
И поэтому о совещании с участием отца и про разговор мачехи с загадочной женщиной я вспомнила только дома, куда добралась из последних сил. Я только вздохнула. Надеюсь, ещё будет время всё выяснить. Потому что куда важнее сейчас приготовить что-то, чтобы взять завтра с собой.
Примерно так всё шло и дальше. Мои дни в "Волшебстве" текли плавной широкой рекой. Начиная день в офисе, я будто входила в неверную воду у одного берега и весь день плыла и плыла к другому, уставая, нечеловечески выматываясь, падая без сил, едва выходила из этой реки. В общем, чувствовала себя неумелым пловцом среди весёлых речных волн, норовивших накрыть с головой.
Нет, работа не была трудной и обязанности не изменились: всё те же сбор и сортировка мусора, копирование и подшивка документов, сдача их в архив. Ещё мытье кофемашины – самая грязная часть моей работы и это в прямом смысле слова. Ах да, ещё почта!
Вот последнее не было в тягость. И даже вниз я бегала сама, без всяких поручений Леонид – мне нравилось раскладывать корреспонденцию по адресатам и разносить по офису. К тому же я могла отслеживать кто с кем вел официальную переписку и терлась среди клерков, вынюхивая и прислушиваясь.
Уставала я от другого: постоянно приходилось быть настороже. К маске оспо я с горем пополам привыкла и уже почти автоматически округляла глаза, наклоняла голову к плечу и пускала петуха в голос в нужный момент, хотя и не была уверена, что идеально справляюсь с ролью. Но это было не так и важно, поскольку для окружающих всего нескольких штрихов хватало, чтобы оставаться в их глазах хоть и странным, но вполне терпимым существом. А вот проколоться перед теми, кто меня знал, я сильно опасалась. И потому постоянно следила за тем, чтобы по возможности не столкнуться нос к носу с отцом, мачехой или её сыновьями.
Мачеха была, казалось, везде, попадалась раз по двадцать на дню и каждый раз кивала при встрече. В такие моменты мне хотелось стать невидимой, а лучше развернуться и сбежать как можно быстрее. Но, напрягая все внутренности – и душу, и тело, - я говорила себе, что эта женщина так редко обращала на меня внимание раньше, что вряд ли помнит моё настоящее лицо, а уж в маскараде и вовсе никогда не узнает. И проходила мимо, по-осповски тараща глаза и лишь кивая в ответ.
Отец напрягал меньше. Во-первых, видела его я намного реже. Во-вторых, он же громкий! Когда отец шел своим размашистым шагом от лифта к кабинету, слышно было ещё с лестничной площадки: он всегда шумно здоровался с каждым встречным, жал руки, хлопал по плечу, сиял обаятельной улыбкой и заразительно смеялся. И, конечно, при таком эффектном появлении отступить заранее в тень мне было несложно.
Но ведь это ещё не всё! Ещё же был Илья! И хоть он на третьем этаже появлялся нечасто, но если заходил, то мне желание спрятаться или убежать было в сто раз сильнее, чем при встрече с мачехой. Уютным местом всплывал в памяти архив, рампа с мусорными баками на заднем дворе или хотя бы комнатка уборочного инвентаря. Иногда, когда успевала, я именно так и делала, прячась за белой пластиковой дверью и имитируя разбор макулатуры.
Не то, чтобы я его боялась… Но он появлялся всегда тихо и неожиданно, практически выскакивая из-за спины или выныривая из-под высокой стойки. И уже от одного этого я вздрагивала как загнанный волком заяц. А ещё были эти его взгляды… Насмешливые и странно вопросительные, от которых по спине бежали мурашки и противно обмякали колени. Ну вот, казалось бы, просто приподнятая бровь. И какая бровь? Белесая, почти невидимая. Но читала я в этом взгляде, в этой приподнятой брови, в прищуре глаз вопрос: "Это правда? Мне не кажется?". А эта его улыбка? Короткая, едва заметная, одним уголком губ – сомнение, насмешка и опять вопрос: "Да неужели?" Вот кого я не просто опасалась, я прямо-таки боялась. Делала равнодушное лицо. Пряталась. И как ни старалась избегать, получалось плохо.
Один только человек в этой семейке радовал – старший мачехин, Иван. Он вообще не показывался. Не знаю, чем он занимался в «Волшебстве», но ни разу после того ужасного вечера в доме отца я его не видела.
Ну и ещё кое-что напрягало ужасно, к концу дня добвляя груза усталости.
Загруженная выше бровей, я не успевала пообедать вместе со всеми: мусор, разбор бумажного вала внутренних документов, а следом почта никак не вмещались в первую половину дня. Не сказать, что я совсем не прикладывала к этому руку, но… Я была рада, что конверты приходилось разносить, когда офис начинал пустеть.
Кто-то во время перерыва выходили на обед в город, некоторые собирались на лестничных клетках между этажами, болтали, перекусывали, пили чай или кофе с магическим тоником - это не было запрещено, но и не поощрялось, а лестница была вроде нейтральной территории, на которой мелкие нарушения не пресекались. Но большая же часть работников собиралась в стеклянном буфете, где в обеденный перерыв становилось ужасно тесно. И мне было бы неловко, толкаясь, пробираться за кипятком, жевать свои бутерброды или быстро-обед из упаковки с саморазогревом. Я не знала, как должны есть оспо – мы с Ларой как-то момент питания упустили, и поэтому я старалась не делать этого при свидетелях.
К концу перерыва, когда все расходились по офису – договорить, порассматривать уличное движение через большие окна или к своим местам, стекляшку занимали руководители отделов. Когда все сотрудники начинали вытекать из офиса, они как раз проводили короткую летучку в одной из переговорных, и получалось, что на перерыв выходили позже, поэтому и задерживались за обедом. Рядом с ними было ещё более неловко устраиваться за столом.
Чтобы не падать с голоду, пыталась сгрызть бутерброд на бегу, мотаясь туда и сюда по лестницам или незаметно прячась в каморке с уборочным инвентарём.
И вот с одним из таких бутербродов однажды меня и отловил Леонид, на первом этаже где-то между охранником и дверью склада.
- Ты почему не обедало, несчастное оспо? – сурово спросил он и нахмурился так, что я нервно икнула. - Ни позавчера, ни вчера, ни сегодня?!
Нет, в его устах "несчастное оспо" прозвучало не оскорбительно и не высокомерно. Куда там! В этих словах промелькнула ярость. Ярость в чистом виде. И я замерла в потрясении. Ничего себе! Он что, следит за тем, как я питаюсь?
Я опять икнула и во все глаза уставилась на начальника.
- Пойдёшь потом в своё агентство, жаловаться будешь? Думаешь, я не замечаю, что ты всё время строчишь сообщения на комме?
Я резко вдохнула и захлопала глазами. Сообщения на коме? Ларе я, вообще-то, пишу, а не в Агентство социальной адаптации. А это он как заметил? Неужели всё время следит?! Ну собственно, чему удивляться? Валента ему могла поручить такое. Вполне в её стиле.
Давая себе минутку на размышления, я продолжала таращиться на Леонида и наклонила голову набок. Было не очень удобно - он держал меня за плечо, прихватив свитер и футболку. Но моё движение подействовало на него волшебным образом, и плечо как-то вдруг освободилось. И его даже слегка отряхнули мягким движением кисти.
- Жаловаться? Нет. – Похлопала я глазами. – Агентство требует отчёты про новые навыки. – Боишься неприятностей с Агентством? Правильно, бойся. И добавила с затаённым ехидством: - Босс знает.
Босс, конечно, ничего не знал про отчёты о навыках. Но если к нему кто-нибудь подойдёт спрашивать, правда ли это, он ответит - не сомневаюсь - что так оно есть, ведь про видео я же его предупредила на собеседовании. Сомневалась я в другом. В том, что к отцу кто-то вообще подойдёт. Большой Босс обычно, когда шумно являлся в офис, заходил в свой кабинет, сидел там какое-то время тихо-молча, а потом опять же шумно уходил. И в тот промежуток, пока он был у себя, заходить к нему мог только секретарь. Ну или кто-то, кто записывался заранее. Вряд ли кто-то станет записываться к Большому Боссу на встречу, чтобы уточнить про Сашу Просто.
- Тем более, - немного снизив тон, но все ещё зло, проговорил Леонид. – Проболтаешься случайно, что не обедало, что притесняют тебя, бедняжку, и придут эти твои… - он покрутил рукой в воздухе, скривившись, как от вони, - с проверкой. А нам только этого сейчас и не хватало.
Я пялилась на офис-менеджера и молчала. Почему не хватало? И почему именно сейчас?
- Значит, сделаем так, - Леонид снова поправил свитер на моём плече, довольно неловко надо сказать. И сказал уже спокойным рабочим тоном, как о чём-то решенном: - Обедать будешь одновременно со мной. Понятно?
Хотелось втянуть голову отвести глаза и промямлить обещание исправиться, чтобы выпросить разрешение есть вместе со всеми, но я только кивнула, тщательно имитирую любопытство.
И вот с тех пор Леонид не начинал обед, пока я не являлась в буфет. Я усаживалась за стол в стеклянном коробе, стараясь выбирать самый дальний угол, съедала свои бутерброды или быстро-обед, от которого Леонид снова кривился, хотя пахло приятно и даже аппетитно.
Это было ужасно неловко - сидеть вместе с руководителями за одним столом и есть. Я не знала куда деть руки и куда спрятать глаза, как себя вести и правильно ли я молчу.
Обычно в это время в буфете собирались и остальные начальники отделов третьего этажа, иногда к ним присоединялся завскладом или кто-то из магов или технологов со второго. Постоянный состав поздних обедов обеспечивали сам Леонид, Андрей Сидоро и Роман Касперо, те самые, что были похожи на моего начальника то ли причёской, то ли костюмом. Один из них - Андрей - был худым и очень высоким, наверное, самым высоким во всём офисе, он руководил отделом закупок. Другой - Роман - был обычного роста, но его я запомнила благодаря аккуратной бородке. Ему подчинялся отдел рекламы.
И ясное дело забывая обо мне, тихой мышкой сидевшей в углу, начальство часто беседовало о текущих делах – о своих подчинённых, об успехах рекламных кампаний, их финансировании, о контрактах, ценах на сырьё и себестоимости производства. А ещё – о выставке.
О, эта выставка! Как я понимаю, речь шла о той, что проводилась раз в два гола в нашей столице, и посвящалась лёгкой промышленности. Я помнила только последнюю выставку, в которой участвовало "Волшебство". Мама тогда была такая весёлая, всё время смеялась, а ещё хватала меня и кружила по комнате. Я потому и запомнила: она часто вспоминала именно такой, счастливой, весёлой, смеющейся.
А вот сейчас в компании настроение было совсем другим. Я прямо кожей чувствовала, как атмосфера с каждым днём не то что накаляется, но нагревается - точно. В разговорах всё чаще мелькало между строк, а иногда и прямым текстом, что не участвовать мы не можем, а при участии «Волшебство» ждёт провал.
Ох, может не стоило затевать всю эту историю с фальшивым оспо? Не мне ли этот яд достанется? В голове мелькнуло слово "побег".
Но не успела я ни мысль до конца додумать, ни с места сдвинуться, как из-за двери послышался звук: Валента с кем-то говорила. Я прислушалась, замерев над неразобранными письмами. По комму говорит? Ну разве что по личному - офисный я бы услышала, тут, за стойкой секретаря, целый пульт управления всякими средствами связи был, едва не с каждым работником.
- Валя! Я тебе прошу, - голос женский, и я еле разбирала слова, уж очень тихо они звучали, а некоторые и вовсе приходилось просто угадывать. Но "Валя", значит, ей кто-то позвонил. Странно. - Никто, кроме тебя, с этим не справится. Вспомни, как мы мечтали...
Чья-то тяжелая ладонь легла, нет, упала мне на плечо. Я дёрнулась и обернулась.
- Подслушиваем?
Надо мной возвышался Илья. Зачарованно глядя, как мачехин младший сын убирает руку с моего плеча и засовывает в карман штанов, я ляпнула, не успев даже поднести ладонь ко рту:
- Некоторые и вовсе мелким мошенством промышляют...
И осеклась.
Губы Ильи округлились в восхищенно-удивленное "О!", а бровь заломилась страдальчески-смешливо. Я перевела взгляд с лица на наряд сводного брата, почти зашедшего ко мне за стойку. И вновь была нещадно травмирована драниной его одежды и новыми, как всегда, беспощадными цветовыми сочетаниями.
- Это вы обо мне?
Я отрицательно качнула головой раз-другой, а потом мелко-затрясла, так что дреды заплясали чечётку. Частично зрение перекрылось, зато очистилось от ряби, вызванной чудовищно ярким образом Ильи.
- Это я... вообще, - и, наконец, справившись с собой, округлила глаза и наклонила голову к плечу.
- А ты у нас кто? - спросил парень, сразу переходя на ты, а мне почему-то почудилось, что его ладони, втиснутые в карманы рваных штанов, как-то подозрительно зашевелились. Но такой эффект могли давать мои весело пританцовывающие дреды .
- Я Саша Просто, на стажировке... э... на практике... временно, в общем.
Он понимающе кивнул, рассматривая мою одежду.
- Девчонка, что ли? - спросил, вытягивая шею, чтобы заглянуть мне за спину.
- Я оспо! - слишком уж эмоционально для оспо ответила я.
- О! - губы уже округлились со звуком, и Илья с ещё большим интересом стал меня рассматривать. - Оспо? Правда? Здорово. А кем хочешь быть? Мальчиком или девочкой?
У меня дернулся глаз.
Его вопросы тревожили, пульсировали пожарной сиреной в мозгу и рождали желание всё же примерить пустую мусорную корзинку на голову. Себе на голову - может, я стану не такой интересной и он перестанет так пялиться?
Мысли метались, как спугнутые летучие мыши. И как ответить?! Что сказать? Лара обмолвилась, что об Илье ходили слухи, будто к девушкам он совершенно равнодушен. Правда или нет?
Ответ на вопрос не приходил, идею с корзинкой смятенный мой разум отверг. Зато появилось отчётливое желание сбежать, чтобы не отвечать. Но Илья будто понял мои намерения и перекрыл выход из-за стойки собой. Теперь я могла бы сбежать, только согнувшись вдвое и проявляя ловкость обезьяны при проскакивании под его рукой.
- М? - почти мурлыкнул он и теперь поигрывал бровью, словно что-то сообщал мне мимическим шифром.
- Девочкой, - выдавила я.
И в ту же секунду услышала спокойный, какой-то даже ледяной голос мачехи, прозвучавший за спиной сынка:
- Илья? Хорошо, что зашёл. Мне как раз нужно по поводу выставки поговорить. Проходи.
И высокая створка кабинетной двери распахнулась во всю ширь. Драно-рваный попугайской расцветки сынок вошел в неё и, закрывая, обернулся и подмигнул. Мне подмигнул.
Меня трясло, когда со скоростью ветра я сортировала оставшуюся почту и когда со скоростью улитки разносила по отделам и этажам, задерживаясь без надобности на каждом углу и на каждой ступеньке - всё выжидала, чтобы наверняка не встретиться больше с Ильёй.
Я не была уверена, но мне показалось, что он что-то заподозрил. Поэтому стоило и самой всё хорошенько обдумать, и не попадаться ему на глаза, чтобы дать время забыть странное оспо.
И поэтому о совещании с участием отца и про разговор мачехи с загадочной женщиной я вспомнила только дома, куда добралась из последних сил. Я только вздохнула. Надеюсь, ещё будет время всё выяснить. Потому что куда важнее сейчас приготовить что-то, чтобы взять завтра с собой.
ГЛАВА 17.
Примерно так всё шло и дальше. Мои дни в "Волшебстве" текли плавной широкой рекой. Начиная день в офисе, я будто входила в неверную воду у одного берега и весь день плыла и плыла к другому, уставая, нечеловечески выматываясь, падая без сил, едва выходила из этой реки. В общем, чувствовала себя неумелым пловцом среди весёлых речных волн, норовивших накрыть с головой.
Нет, работа не была трудной и обязанности не изменились: всё те же сбор и сортировка мусора, копирование и подшивка документов, сдача их в архив. Ещё мытье кофемашины – самая грязная часть моей работы и это в прямом смысле слова. Ах да, ещё почта!
Вот последнее не было в тягость. И даже вниз я бегала сама, без всяких поручений Леонид – мне нравилось раскладывать корреспонденцию по адресатам и разносить по офису. К тому же я могла отслеживать кто с кем вел официальную переписку и терлась среди клерков, вынюхивая и прислушиваясь.
Уставала я от другого: постоянно приходилось быть настороже. К маске оспо я с горем пополам привыкла и уже почти автоматически округляла глаза, наклоняла голову к плечу и пускала петуха в голос в нужный момент, хотя и не была уверена, что идеально справляюсь с ролью. Но это было не так и важно, поскольку для окружающих всего нескольких штрихов хватало, чтобы оставаться в их глазах хоть и странным, но вполне терпимым существом. А вот проколоться перед теми, кто меня знал, я сильно опасалась. И потому постоянно следила за тем, чтобы по возможности не столкнуться нос к носу с отцом, мачехой или её сыновьями.
Мачеха была, казалось, везде, попадалась раз по двадцать на дню и каждый раз кивала при встрече. В такие моменты мне хотелось стать невидимой, а лучше развернуться и сбежать как можно быстрее. Но, напрягая все внутренности – и душу, и тело, - я говорила себе, что эта женщина так редко обращала на меня внимание раньше, что вряд ли помнит моё настоящее лицо, а уж в маскараде и вовсе никогда не узнает. И проходила мимо, по-осповски тараща глаза и лишь кивая в ответ.
Отец напрягал меньше. Во-первых, видела его я намного реже. Во-вторых, он же громкий! Когда отец шел своим размашистым шагом от лифта к кабинету, слышно было ещё с лестничной площадки: он всегда шумно здоровался с каждым встречным, жал руки, хлопал по плечу, сиял обаятельной улыбкой и заразительно смеялся. И, конечно, при таком эффектном появлении отступить заранее в тень мне было несложно.
Но ведь это ещё не всё! Ещё же был Илья! И хоть он на третьем этаже появлялся нечасто, но если заходил, то мне желание спрятаться или убежать было в сто раз сильнее, чем при встрече с мачехой. Уютным местом всплывал в памяти архив, рампа с мусорными баками на заднем дворе или хотя бы комнатка уборочного инвентаря. Иногда, когда успевала, я именно так и делала, прячась за белой пластиковой дверью и имитируя разбор макулатуры.
Не то, чтобы я его боялась… Но он появлялся всегда тихо и неожиданно, практически выскакивая из-за спины или выныривая из-под высокой стойки. И уже от одного этого я вздрагивала как загнанный волком заяц. А ещё были эти его взгляды… Насмешливые и странно вопросительные, от которых по спине бежали мурашки и противно обмякали колени. Ну вот, казалось бы, просто приподнятая бровь. И какая бровь? Белесая, почти невидимая. Но читала я в этом взгляде, в этой приподнятой брови, в прищуре глаз вопрос: "Это правда? Мне не кажется?". А эта его улыбка? Короткая, едва заметная, одним уголком губ – сомнение, насмешка и опять вопрос: "Да неужели?" Вот кого я не просто опасалась, я прямо-таки боялась. Делала равнодушное лицо. Пряталась. И как ни старалась избегать, получалось плохо.
Один только человек в этой семейке радовал – старший мачехин, Иван. Он вообще не показывался. Не знаю, чем он занимался в «Волшебстве», но ни разу после того ужасного вечера в доме отца я его не видела.
Ну и ещё кое-что напрягало ужасно, к концу дня добвляя груза усталости.
Загруженная выше бровей, я не успевала пообедать вместе со всеми: мусор, разбор бумажного вала внутренних документов, а следом почта никак не вмещались в первую половину дня. Не сказать, что я совсем не прикладывала к этому руку, но… Я была рада, что конверты приходилось разносить, когда офис начинал пустеть.
Кто-то во время перерыва выходили на обед в город, некоторые собирались на лестничных клетках между этажами, болтали, перекусывали, пили чай или кофе с магическим тоником - это не было запрещено, но и не поощрялось, а лестница была вроде нейтральной территории, на которой мелкие нарушения не пресекались. Но большая же часть работников собиралась в стеклянном буфете, где в обеденный перерыв становилось ужасно тесно. И мне было бы неловко, толкаясь, пробираться за кипятком, жевать свои бутерброды или быстро-обед из упаковки с саморазогревом. Я не знала, как должны есть оспо – мы с Ларой как-то момент питания упустили, и поэтому я старалась не делать этого при свидетелях.
К концу перерыва, когда все расходились по офису – договорить, порассматривать уличное движение через большие окна или к своим местам, стекляшку занимали руководители отделов. Когда все сотрудники начинали вытекать из офиса, они как раз проводили короткую летучку в одной из переговорных, и получалось, что на перерыв выходили позже, поэтому и задерживались за обедом. Рядом с ними было ещё более неловко устраиваться за столом.
Чтобы не падать с голоду, пыталась сгрызть бутерброд на бегу, мотаясь туда и сюда по лестницам или незаметно прячась в каморке с уборочным инвентарём.
И вот с одним из таких бутербродов однажды меня и отловил Леонид, на первом этаже где-то между охранником и дверью склада.
- Ты почему не обедало, несчастное оспо? – сурово спросил он и нахмурился так, что я нервно икнула. - Ни позавчера, ни вчера, ни сегодня?!
Нет, в его устах "несчастное оспо" прозвучало не оскорбительно и не высокомерно. Куда там! В этих словах промелькнула ярость. Ярость в чистом виде. И я замерла в потрясении. Ничего себе! Он что, следит за тем, как я питаюсь?
Я опять икнула и во все глаза уставилась на начальника.
- Пойдёшь потом в своё агентство, жаловаться будешь? Думаешь, я не замечаю, что ты всё время строчишь сообщения на комме?
Я резко вдохнула и захлопала глазами. Сообщения на коме? Ларе я, вообще-то, пишу, а не в Агентство социальной адаптации. А это он как заметил? Неужели всё время следит?! Ну собственно, чему удивляться? Валента ему могла поручить такое. Вполне в её стиле.
Давая себе минутку на размышления, я продолжала таращиться на Леонида и наклонила голову набок. Было не очень удобно - он держал меня за плечо, прихватив свитер и футболку. Но моё движение подействовало на него волшебным образом, и плечо как-то вдруг освободилось. И его даже слегка отряхнули мягким движением кисти.
- Жаловаться? Нет. – Похлопала я глазами. – Агентство требует отчёты про новые навыки. – Боишься неприятностей с Агентством? Правильно, бойся. И добавила с затаённым ехидством: - Босс знает.
Босс, конечно, ничего не знал про отчёты о навыках. Но если к нему кто-нибудь подойдёт спрашивать, правда ли это, он ответит - не сомневаюсь - что так оно есть, ведь про видео я же его предупредила на собеседовании. Сомневалась я в другом. В том, что к отцу кто-то вообще подойдёт. Большой Босс обычно, когда шумно являлся в офис, заходил в свой кабинет, сидел там какое-то время тихо-молча, а потом опять же шумно уходил. И в тот промежуток, пока он был у себя, заходить к нему мог только секретарь. Ну или кто-то, кто записывался заранее. Вряд ли кто-то станет записываться к Большому Боссу на встречу, чтобы уточнить про Сашу Просто.
- Тем более, - немного снизив тон, но все ещё зло, проговорил Леонид. – Проболтаешься случайно, что не обедало, что притесняют тебя, бедняжку, и придут эти твои… - он покрутил рукой в воздухе, скривившись, как от вони, - с проверкой. А нам только этого сейчас и не хватало.
Я пялилась на офис-менеджера и молчала. Почему не хватало? И почему именно сейчас?
- Значит, сделаем так, - Леонид снова поправил свитер на моём плече, довольно неловко надо сказать. И сказал уже спокойным рабочим тоном, как о чём-то решенном: - Обедать будешь одновременно со мной. Понятно?
Хотелось втянуть голову отвести глаза и промямлить обещание исправиться, чтобы выпросить разрешение есть вместе со всеми, но я только кивнула, тщательно имитирую любопытство.
И вот с тех пор Леонид не начинал обед, пока я не являлась в буфет. Я усаживалась за стол в стеклянном коробе, стараясь выбирать самый дальний угол, съедала свои бутерброды или быстро-обед, от которого Леонид снова кривился, хотя пахло приятно и даже аппетитно.
Это было ужасно неловко - сидеть вместе с руководителями за одним столом и есть. Я не знала куда деть руки и куда спрятать глаза, как себя вести и правильно ли я молчу.
Обычно в это время в буфете собирались и остальные начальники отделов третьего этажа, иногда к ним присоединялся завскладом или кто-то из магов или технологов со второго. Постоянный состав поздних обедов обеспечивали сам Леонид, Андрей Сидоро и Роман Касперо, те самые, что были похожи на моего начальника то ли причёской, то ли костюмом. Один из них - Андрей - был худым и очень высоким, наверное, самым высоким во всём офисе, он руководил отделом закупок. Другой - Роман - был обычного роста, но его я запомнила благодаря аккуратной бородке. Ему подчинялся отдел рекламы.
И ясное дело забывая обо мне, тихой мышкой сидевшей в углу, начальство часто беседовало о текущих делах – о своих подчинённых, об успехах рекламных кампаний, их финансировании, о контрактах, ценах на сырьё и себестоимости производства. А ещё – о выставке.
О, эта выставка! Как я понимаю, речь шла о той, что проводилась раз в два гола в нашей столице, и посвящалась лёгкой промышленности. Я помнила только последнюю выставку, в которой участвовало "Волшебство". Мама тогда была такая весёлая, всё время смеялась, а ещё хватала меня и кружила по комнате. Я потому и запомнила: она часто вспоминала именно такой, счастливой, весёлой, смеющейся.
А вот сейчас в компании настроение было совсем другим. Я прямо кожей чувствовала, как атмосфера с каждым днём не то что накаляется, но нагревается - точно. В разговорах всё чаще мелькало между строк, а иногда и прямым текстом, что не участвовать мы не можем, а при участии «Волшебство» ждёт провал.
