Извернувшись, я со всей силы пнула его по голени – он взвыл и от неожиданности ослабил хватку. Я же, не удержавшись на ногах, плюхнулась в снег.
- Я пойду домой! Пойду! – выкрикивала я, вскакивая и буравя снег. – Вы все пожалеете о том, что со мной сделали!
- Послушай-ка, - Том снова схватил меня за ворот плаща, рванул на себя и развернул так, что я оказалась с ним нос к носу. – Ты ведь уже поняла, что тебя сдали свои же. А знаешь, почему? Знаешь?!
Я молчала, хлюпнув носом и яростно уставившись на него.
- Потому что всех достала твоя дурацкая война! – рявкнул он. – Жаждешь мести? Хочешь сорвать зло? Срывайся на мне, но оставь людей в покое!
Точно ему вдруг стало противно, он резко отпихнул меня, и я полетела в сугроб.
- Хочешь ты того или нет, ближайшие три недели ты проведешь здесь! Можешь пакостить мне, как пожелаешь, можешь вообще не видеться со мной, но ты отсюда не уйдешь. Мы с твоими людьми договорились. И я сдержу слово, как обещал. Чтобы они могли спокойно провести праздники.
- Они просто дураки, что тебе поверили! Ты убьешь меня!
- Да? И почему же я до сих пор этого не сделал? Они не так глупы, как ты думаешь. Нирн отправился в Гленнарох вместо тебя. Добровольно. И будь уверена, сейчас он там счастлив – отсыпается и ест пироги вместе со всеми остальными. С друзьями, которых ты между собой поссорила.
- Меня решил сделать виноватой? – прищурилась я. – Ты, который…
- Я уже сказал, - успокаиваясь и отряхивая с одежды снег, сказал Том. – Хочешь сорвать зло – срывай его на мне. Это я тебя обидел. При чем тут другие люди?
- Я не останусь здесь с тобой вдвоем!
- Да, такого снегопада мы не предвидели, - согласился Том. – У наших уйдет какое-то время, чтобы вернуться сюда. Но я уже сказал. Я дал твоим людям слово. Сейчас с ними Нирн. А тебе ничто не угрожает. Какая разница, есть тут кто-то, кроме нас, или нет. Если уж ты такая подозрительная, подумай о том, что со мной одним тебе проще будет справиться, чем с несколькими Черными лисами. Для тебя это даже к лучшему. Увешайся ножами с ног до головы, если боишься. Со своей стороны могу обещать, что к тебе и близко не подойду.
- Я? Боюсь тебя?!
- Если нет, в чем тогда дело?
- Ты пожалеешь, что пошел на это, - пообещала я, смирившись с неизбежным и гребя по направлению к дому. – Я тебе такую жизнь устрою, что любой кошмар сладкой сказкой покажется!
- Жду с нетерпением, - отозвался Том, прокладывая дорогу рядом со мной.
Вернулась я насквозь мокрая – мой путь к спальне можно было проследить по лужицам талого снега. В комнате переоделась в сухое, развела огонь и разложила мокрую одежду на стульях перед камином. Обувь тоже насквозь промокла – но, к счастью, Майра положила мне в узел запасную пару. Я разобрала и разложила вещи, доела пирог, запив его водой, и задумалась, что же мне теперь делать.
Получалось, что выхода нет – пока что я остаюсь здесь. Стыд и ярость жгли огнем – меня услали, как назойливого ребенка. Смахнув злые слезы, я постаралась смириться и признать: меня ведь действительно не раз пытались убедить прекратить боевые действия хотя бы на праздники, а я никого не желала слушать. Если уж Огненные куницы решились на такое… стало быть, они и правда устали от войны и от моего неугасающего рвения причинить как можно больше вреда Черным лисам. Я пренебрегла потребностями моих людей, я думала лишь о себе и своей мести – и вот что получилось. Ну, ничего. Как и сказал Том, пока я здесь, могу извлечь из этого выгоду. Мои люди пусть отдыхают – ну а я поработаю. Ведь, если взглянуть с другой стороны, мне выпала редкостная возможность. Сколько всего я могу сделать, чего я могу добиться, пока нахожусь во вражеском логове!.. До сих пор мы наносили удары наугад, но теперь я смогу поразить врага в самое сердце. Как именно, пока не знаю – но будь уверен, Том Черный лис, ты пожалеешь о том, что привел меня к себе!..
И если спит в тебе любовь,
Меня хоть пожалей.
От тепла и сытости, да после бессонной ночи, я стала клевать носом и не заметила, как заснула, улегшись поверх покрывала. Когда проснулась, было уже темно. Зевая, я встала и побрела на кухню. Развела огонь, поставила на плиту сковороду и отправилась пошарить в кладовке. Копченый окорок, брюква, морковь… Отлично. Сегодня у меня будет ужин.
Готовить я не умела – нужды не было, но самое простое сделать могла, благодаря Майриным тычкам и подзатыльникам, которыми она пыталась вбить меня немного кухонной науки. Я поджарила копчености, кинула туда же нарезанную морковь и брюкву и плеснула воды. Выглядело не очень аппетитно, но не отравлюсь же я. Главное – поесть горячего, а то на сухомятке у меня желудок уже начал болеть.
Накрыв сковороду крышкой и дожидаясь, пока все потушится, я погрузилась в размышления о том, какой ущерб могу нанести Данеддину, пока нахожусь здесь. В голове начал складываться план, который я мысленно озаглавила «списком пакостей». Начнем, пожалуй, с расходных книг…
- У тебя что-то горит, кажется, - заходя на кухню, заметил Том.
И правда – задумавшись, я и не заметила, что запахло горелым. Вскочив, я схватила сковороду за ручку, чтобы убрать с огня, тут же выпустила ее (сковорода с грохотом брякнулась обратно) и взвыла от боли: забыла обернуть ручку тканью и схватилась прямо за раскаленный чугун.
- Больно, больно, больно! – вопя, я сунула руку в ведро с водой. Немного полегчало, но, как пить дать, останутся волдыри. Не вынимая руки, я тихо скулила.
Том исчез и вернулся пару минут спустя с лекарствами.
- Дай руку.
- Не трогай меня!
- Дай сюда, тебе говорят. И посиди хоть минуту спокойно.
Он промокнул мне руку сухой тканью и зачерпнул мази, чтобы обработать ожог.
- Я сама!
Отняв руку, я намазала ожог сама.
- Наложить повязку сама ты не сможешь, - сказал Том.
Он быстро и умело забинтовал мне руку. На несколько мгновений нас вновь окутала тишина – такая же, как тогда, после игры в каманах. Я постаралась выбросить это из головы и благодарить не стала – ведь это из-за него так резко схватилась за сковородку.
- Только попробуй еще раз ко мне прикоснуться! – соскребая обуглившуюся еду в ведро с помоями и заливая сковороду водой, буркнула я.
Вместо ответа он поставил на стол пузырек.
- Выпей, если будет болеть.
- Это яд?
Оставшись одна, я позволила себе немного всплакнуть от боли, поужинала сыром с хлебом и поднялась к себе. Рука ужасно болела. Я долго лежала в темноте, дожидаясь, пока Том пойдет спать. Убедившись, что он закрыл за собой дверь и уже вряд ли выйдет, тихонечко спустилась вниз и взяла пузырек. У себя в комнате открыла – приятно пахнуло какой-то горьковатой травой. Сделала глоток, другой, и через несколько минут меня стало клонить в сон. Но не сильно, а легко и сладко, как усталость после трудного дня. Ноющая, пульсирующая боль в руке утихла. Я улеглась поверх покрывала, завернулась в него и погрузилась в сон.
К утру я почти смирилась с мыслью, что в ближайшее время мне суждено находиться в данеддинском плену. Расчеты Тома и Огненных куниц на то, что я послушно пробуду здесь все праздники, для меня оставались смешными и наивными: стоит лишь Черным лисам вернуться в Большой дом, я по проложенной ими дороге тотчас сбегу отсюда – только меня и видели. Но пока я здесь, претворю в жизнь свой план и буду пакостить Тому, сколько возможно.
Улучив момент, когда он вышел, я заняла его место в кабинете и открыла первую попавшуюся расходную книгу. Так-так-так… Первой моей мыслью было подправить и исказить цифры, но оказалось, сделать это незаметно не так-то просто, тем более с забинтованной рукой. Ну, ничего. Кто мешает мне их просто уничтожить?
И я, высунув от усердия язык, принялась выкалякивать цифру за цифрой так, чтобы их совсем было не видно: строчка за строчкой, столбик за столбиком превращались в сплошные черные полосы. Время от времени я развлекалась тем, что названия статей доходов и расходов заменяла на всякие неприличные слова. Меня это даже веселило: до тех пор, пока я не обнаружила, что Том стоит по другую сторону стола и наблюдает за моими стараниями. Я взглянула на него с вызовом: пусть попробует что-нибудь мне сказать! Знал, кого похищал – не ожидал же он, что я стану сидеть тише мыши?
- Жаль тебя огорчать, - сказал Том. – Но твои труды пропадут понапрасну. Я все помню и так.
- Ну конечно!.. – усмехнулась я.
- Увы.
И он принялся зачитывать мне доходы-расходы с пугающей скоростью и точностью – за последнее не ручаюсь, так как, разумеется, ничего не запомнила.
- Да ты просто прикидываешься и врешь. Никто не может столько запомнить.
- Ну а я вот помню.
- Тебя невозможно проверить, - сказала я. – Я же все зачеркнула.
- Проверь по другим строчкам, - предложил Том и заглянул на страницу. – Переверни несколько листов.
Я перелистнула на еще не испорченные страницы и поставила книгу перед собой вертикально – так, чтоб он уж точно не подглядел. Он принялся зачитывать ровно по датам и строчкам, точно все это у него было перед глазами.
Я с раздражением захлопнула книгу. Это нечестно!
- Ну так я их все просто сожгу, - мстительно сказала я. – Замучаешься восстанавливать.
- Сожги, - согласился Том. – И освободи мне место, пожалуйста. Раз мне прибавится работы, начну прямо сейчас.
- И это спалю, - пообещала я. – Буду жечь все, к чему твоя рука прикоснется.
Я сгребла в охапку столько книг, сколько смогла унести, и вывалила в камин. Огонь на мгновение задумался, а потом радостно затрещал, пожирая страницы, которые вспыхивали, чернели и рассыпались золой. Я злорадно оглянулась на Тома, ожидая, что он будет на коленях оплакивать плоды многомесячных трудов – но он, будто ничего и не произошло, сидел за столом, с безмятежным лицом погрузившись в писанину.
На кухне я нашла остатки его обеда – полсковороды капусты, тушенной с морковью, говядиной и луком. Разогрела и съела без малейших угрызений совести. Правда, вздрагивая от каждого шороха – вот сейчас он придет и отнимет у меня еду! Но он не явился и после ничего не сказал.
На лавке валялась забытая Томом куртка. Я задумчиво покрутила ее в руках и взялась за ножницы. Тут распорем… там разрежем… С забинтованной рукой трудиться было не очень удобно, но зато время быстрее пройдет. Носи на здоровье, Том Черный лис! Рукава я отпорю, а на спине вырежу вооот такую дыру…
Том пришел, налил себе воды (я сделала вид, что не замечаю его), немного постоял и вышел. Вернулся через несколько минут и мягко отобрал у меня куртку, а на стол вывалил целый ворох одежды.
- Это Нирна, - сказал он. – Вот мои вещи.
Задохнувшись от возмущения, я даже сказать ничего не смогла. Он ушел, оставив меня наедине с горой вещей. Но если думает, что таким поведением выбьет меня из колеи – пусть не рассчитывает! Я (без особого, впрочем, пыла – настроение он мне все же подпортил) искромсала несколько его рубашек и штанов, оставив полкучи на завтра.
Бестолково прослонялась по дому до темноты – немного подремала у себя в спальне, от нечего делать позаглядывала в некоторые другие комнаты. Меня не оставляло ощущение присутствия Айлин – будто она не умерла, а только уехала и вот-вот вернется. Все осталось, как при ней, если не считать той комнаты, в которую меня поселили. Те же книги, те же выцветшие подушки, потертые диваны и кресла, вылинявшие ковры. Я была уверена, что зимний сад будет первым, от чего избавится Том – ведь он требовал столько расходов, – но, к моему изумлению, сад был все таким же ухоженным и цветущим, как при вдове.
Я тайком заглянула и к Тому в спальню – он даже не запер дверь. Простая кровать, маленький письменный стол, умывальник, сундук, несколько крючков для одежды, старый ковер – вот и все. Он же глава клана – так почему же не занял комнаты, причитающиеся ему по праву? Должно быть, потому, что Айлин там умерла, сообразила я. Не каждый захочет жить в комнате, где был покойник. Вот почему он поселился в гостевой. Так себе объяснение – но меня устроило, ибо иного я не нашла. Моя рука прошлась по столу и остановилась на чернильнице…
Через секунду ее содержимое переместилось на стол: чернила залили столешницу и капали на пол. Еще несколько минут спустя, сидя на полу, я усердно кромсала то ножом, но ножницами постельное белье, снятое с кровати.
- Подушка, - неслышно появляясь в дверях, подсказал Том. – Можно распороть подушку и растрепать ее. Все будет в перьях. А чернилами залить пол, постель... по стенам разбрызгать. Здесь, правда, больше не осталось, но я сейчас еще принесу…
Из меня точно дух вышибли. Рука с ножницами бессильно упала на пол, плечи опустились. Я сгорбилась, скрючившись на холодном полу, и вдруг поняла, как, должно быть, глупо выгляжу. Беспомощная, шкодливая дура – я ничего не могу против него, ничего… К горлу подкатил ком, слезы обожгли веки, и я отчаянно заморгала.
- Так я, значит, тебя веселю, - дрожащим голосом сказала я. Это было унизительно, но я ничего не могла с собой поделать – вот-вот разревусь у него на глазах. – Ты все это находишь забавным. Тебе мало, что ты обманул и унизил меня. Тебе еще хочется надо мной посмеяться. Я понимаю, что я последний человек, которому ты будешь сочувствовать, но…
- Прости, - помолчав, сказал Том. – Это не повторится.
И вышел, тихонько притворив за собой дверь.
Я взглянула на изрезанные простыни. Бросила ножницы и тоже ушла, оставив все как есть: залитый чернилами стол, развороченную постель, гору испорченного белья на полу.
Как Том и обещал, мы с ним почти не пересекались. Постарайся я, мы могли бы не встречаться вообще. Но с каждым часом я все острее чувствовала его присутствие, и это не давало мне покоя – ныло, как несильная, но тупая и назойливая головная боль. Воровато доев за ним ужин, я попыталась уснуть, но мысль о том, что он в соседней комнате, засела во мне, точно заноза. Вчера мне помогло обезболивающее; в надежде, что выручит и теперь, я выпила, хотя рука уже почти не болела.
Не помогло. Я хотела спать, но не могла сомкнуть глаз – не то что в глубокий сон, даже в забытье никак не получалось провалиться.
Проворочавшись несколько часов, я спустилась в гостиную, развела в камине огонь и улеглась на диване. Здесь, подальше от Тома, мне стало спокойнее. Тепло мало-помалу успокоило меня, и я наконец-то заснула.
Проснулась поздним утром – уже совсем рассвело. Меня согревал плед, которого не было, когда я засыпала. На столике возле дивана стояла тарелка с сыром, хлебом и вареными яйцами; рядом в кружке остывал чай.
Том писал за столом, склонившись над расходной книгой. Я долго смотрела на него – заметит мой взгляд? Посмотрит на меня в ответ? Но он, казалось, был полностью поглощен работой. Я представила, как в ранний рассветный час он входит в гостиную, видит меня, подходит ко мне. Стоит рядом и смотрит на меня спящую. Потом берет плед и накидывает на меня, заботясь о том, чтобы укрыть ноги и плечи. Почему? Зачем?
Я съела завтрак, сидя перед камином (Том так и не повернул головы в мою сторону), отнесла посуду на кухню и помыла ее.
Сидеть взаперти становилось невыносимо. Может, я и заснуть из-за этого не могла. Я привыкла целые дни проводить на улице. Упражнялась в каманахе, стреляла из лука, бегала по лесам и холмам, то и дело наведывалась в селение. А здесь совершенно нечем было заняться, и я все время проводила в четырех стенах.
- Я пойду домой! Пойду! – выкрикивала я, вскакивая и буравя снег. – Вы все пожалеете о том, что со мной сделали!
- Послушай-ка, - Том снова схватил меня за ворот плаща, рванул на себя и развернул так, что я оказалась с ним нос к носу. – Ты ведь уже поняла, что тебя сдали свои же. А знаешь, почему? Знаешь?!
Я молчала, хлюпнув носом и яростно уставившись на него.
- Потому что всех достала твоя дурацкая война! – рявкнул он. – Жаждешь мести? Хочешь сорвать зло? Срывайся на мне, но оставь людей в покое!
Точно ему вдруг стало противно, он резко отпихнул меня, и я полетела в сугроб.
- Хочешь ты того или нет, ближайшие три недели ты проведешь здесь! Можешь пакостить мне, как пожелаешь, можешь вообще не видеться со мной, но ты отсюда не уйдешь. Мы с твоими людьми договорились. И я сдержу слово, как обещал. Чтобы они могли спокойно провести праздники.
- Они просто дураки, что тебе поверили! Ты убьешь меня!
- Да? И почему же я до сих пор этого не сделал? Они не так глупы, как ты думаешь. Нирн отправился в Гленнарох вместо тебя. Добровольно. И будь уверена, сейчас он там счастлив – отсыпается и ест пироги вместе со всеми остальными. С друзьями, которых ты между собой поссорила.
- Меня решил сделать виноватой? – прищурилась я. – Ты, который…
- Я уже сказал, - успокаиваясь и отряхивая с одежды снег, сказал Том. – Хочешь сорвать зло – срывай его на мне. Это я тебя обидел. При чем тут другие люди?
- Я не останусь здесь с тобой вдвоем!
- Да, такого снегопада мы не предвидели, - согласился Том. – У наших уйдет какое-то время, чтобы вернуться сюда. Но я уже сказал. Я дал твоим людям слово. Сейчас с ними Нирн. А тебе ничто не угрожает. Какая разница, есть тут кто-то, кроме нас, или нет. Если уж ты такая подозрительная, подумай о том, что со мной одним тебе проще будет справиться, чем с несколькими Черными лисами. Для тебя это даже к лучшему. Увешайся ножами с ног до головы, если боишься. Со своей стороны могу обещать, что к тебе и близко не подойду.
- Я? Боюсь тебя?!
- Если нет, в чем тогда дело?
- Ты пожалеешь, что пошел на это, - пообещала я, смирившись с неизбежным и гребя по направлению к дому. – Я тебе такую жизнь устрою, что любой кошмар сладкой сказкой покажется!
- Жду с нетерпением, - отозвался Том, прокладывая дорогу рядом со мной.
Вернулась я насквозь мокрая – мой путь к спальне можно было проследить по лужицам талого снега. В комнате переоделась в сухое, развела огонь и разложила мокрую одежду на стульях перед камином. Обувь тоже насквозь промокла – но, к счастью, Майра положила мне в узел запасную пару. Я разобрала и разложила вещи, доела пирог, запив его водой, и задумалась, что же мне теперь делать.
Получалось, что выхода нет – пока что я остаюсь здесь. Стыд и ярость жгли огнем – меня услали, как назойливого ребенка. Смахнув злые слезы, я постаралась смириться и признать: меня ведь действительно не раз пытались убедить прекратить боевые действия хотя бы на праздники, а я никого не желала слушать. Если уж Огненные куницы решились на такое… стало быть, они и правда устали от войны и от моего неугасающего рвения причинить как можно больше вреда Черным лисам. Я пренебрегла потребностями моих людей, я думала лишь о себе и своей мести – и вот что получилось. Ну, ничего. Как и сказал Том, пока я здесь, могу извлечь из этого выгоду. Мои люди пусть отдыхают – ну а я поработаю. Ведь, если взглянуть с другой стороны, мне выпала редкостная возможность. Сколько всего я могу сделать, чего я могу добиться, пока нахожусь во вражеском логове!.. До сих пор мы наносили удары наугад, но теперь я смогу поразить врага в самое сердце. Как именно, пока не знаю – но будь уверен, Том Черный лис, ты пожалеешь о том, что привел меня к себе!..
Глава 11
И если спит в тебе любовь,
Меня хоть пожалей.
От тепла и сытости, да после бессонной ночи, я стала клевать носом и не заметила, как заснула, улегшись поверх покрывала. Когда проснулась, было уже темно. Зевая, я встала и побрела на кухню. Развела огонь, поставила на плиту сковороду и отправилась пошарить в кладовке. Копченый окорок, брюква, морковь… Отлично. Сегодня у меня будет ужин.
Готовить я не умела – нужды не было, но самое простое сделать могла, благодаря Майриным тычкам и подзатыльникам, которыми она пыталась вбить меня немного кухонной науки. Я поджарила копчености, кинула туда же нарезанную морковь и брюкву и плеснула воды. Выглядело не очень аппетитно, но не отравлюсь же я. Главное – поесть горячего, а то на сухомятке у меня желудок уже начал болеть.
Накрыв сковороду крышкой и дожидаясь, пока все потушится, я погрузилась в размышления о том, какой ущерб могу нанести Данеддину, пока нахожусь здесь. В голове начал складываться план, который я мысленно озаглавила «списком пакостей». Начнем, пожалуй, с расходных книг…
- У тебя что-то горит, кажется, - заходя на кухню, заметил Том.
И правда – задумавшись, я и не заметила, что запахло горелым. Вскочив, я схватила сковороду за ручку, чтобы убрать с огня, тут же выпустила ее (сковорода с грохотом брякнулась обратно) и взвыла от боли: забыла обернуть ручку тканью и схватилась прямо за раскаленный чугун.
- Больно, больно, больно! – вопя, я сунула руку в ведро с водой. Немного полегчало, но, как пить дать, останутся волдыри. Не вынимая руки, я тихо скулила.
Том исчез и вернулся пару минут спустя с лекарствами.
- Дай руку.
- Не трогай меня!
- Дай сюда, тебе говорят. И посиди хоть минуту спокойно.
Он промокнул мне руку сухой тканью и зачерпнул мази, чтобы обработать ожог.
- Я сама!
Отняв руку, я намазала ожог сама.
- Наложить повязку сама ты не сможешь, - сказал Том.
Он быстро и умело забинтовал мне руку. На несколько мгновений нас вновь окутала тишина – такая же, как тогда, после игры в каманах. Я постаралась выбросить это из головы и благодарить не стала – ведь это из-за него так резко схватилась за сковородку.
- Только попробуй еще раз ко мне прикоснуться! – соскребая обуглившуюся еду в ведро с помоями и заливая сковороду водой, буркнула я.
Вместо ответа он поставил на стол пузырек.
- Выпей, если будет болеть.
- Это яд?
Оставшись одна, я позволила себе немного всплакнуть от боли, поужинала сыром с хлебом и поднялась к себе. Рука ужасно болела. Я долго лежала в темноте, дожидаясь, пока Том пойдет спать. Убедившись, что он закрыл за собой дверь и уже вряд ли выйдет, тихонечко спустилась вниз и взяла пузырек. У себя в комнате открыла – приятно пахнуло какой-то горьковатой травой. Сделала глоток, другой, и через несколько минут меня стало клонить в сон. Но не сильно, а легко и сладко, как усталость после трудного дня. Ноющая, пульсирующая боль в руке утихла. Я улеглась поверх покрывала, завернулась в него и погрузилась в сон.
***
К утру я почти смирилась с мыслью, что в ближайшее время мне суждено находиться в данеддинском плену. Расчеты Тома и Огненных куниц на то, что я послушно пробуду здесь все праздники, для меня оставались смешными и наивными: стоит лишь Черным лисам вернуться в Большой дом, я по проложенной ими дороге тотчас сбегу отсюда – только меня и видели. Но пока я здесь, претворю в жизнь свой план и буду пакостить Тому, сколько возможно.
Улучив момент, когда он вышел, я заняла его место в кабинете и открыла первую попавшуюся расходную книгу. Так-так-так… Первой моей мыслью было подправить и исказить цифры, но оказалось, сделать это незаметно не так-то просто, тем более с забинтованной рукой. Ну, ничего. Кто мешает мне их просто уничтожить?
И я, высунув от усердия язык, принялась выкалякивать цифру за цифрой так, чтобы их совсем было не видно: строчка за строчкой, столбик за столбиком превращались в сплошные черные полосы. Время от времени я развлекалась тем, что названия статей доходов и расходов заменяла на всякие неприличные слова. Меня это даже веселило: до тех пор, пока я не обнаружила, что Том стоит по другую сторону стола и наблюдает за моими стараниями. Я взглянула на него с вызовом: пусть попробует что-нибудь мне сказать! Знал, кого похищал – не ожидал же он, что я стану сидеть тише мыши?
- Жаль тебя огорчать, - сказал Том. – Но твои труды пропадут понапрасну. Я все помню и так.
- Ну конечно!.. – усмехнулась я.
- Увы.
И он принялся зачитывать мне доходы-расходы с пугающей скоростью и точностью – за последнее не ручаюсь, так как, разумеется, ничего не запомнила.
- Да ты просто прикидываешься и врешь. Никто не может столько запомнить.
- Ну а я вот помню.
- Тебя невозможно проверить, - сказала я. – Я же все зачеркнула.
- Проверь по другим строчкам, - предложил Том и заглянул на страницу. – Переверни несколько листов.
Я перелистнула на еще не испорченные страницы и поставила книгу перед собой вертикально – так, чтоб он уж точно не подглядел. Он принялся зачитывать ровно по датам и строчкам, точно все это у него было перед глазами.
Я с раздражением захлопнула книгу. Это нечестно!
- Ну так я их все просто сожгу, - мстительно сказала я. – Замучаешься восстанавливать.
- Сожги, - согласился Том. – И освободи мне место, пожалуйста. Раз мне прибавится работы, начну прямо сейчас.
- И это спалю, - пообещала я. – Буду жечь все, к чему твоя рука прикоснется.
Я сгребла в охапку столько книг, сколько смогла унести, и вывалила в камин. Огонь на мгновение задумался, а потом радостно затрещал, пожирая страницы, которые вспыхивали, чернели и рассыпались золой. Я злорадно оглянулась на Тома, ожидая, что он будет на коленях оплакивать плоды многомесячных трудов – но он, будто ничего и не произошло, сидел за столом, с безмятежным лицом погрузившись в писанину.
На кухне я нашла остатки его обеда – полсковороды капусты, тушенной с морковью, говядиной и луком. Разогрела и съела без малейших угрызений совести. Правда, вздрагивая от каждого шороха – вот сейчас он придет и отнимет у меня еду! Но он не явился и после ничего не сказал.
На лавке валялась забытая Томом куртка. Я задумчиво покрутила ее в руках и взялась за ножницы. Тут распорем… там разрежем… С забинтованной рукой трудиться было не очень удобно, но зато время быстрее пройдет. Носи на здоровье, Том Черный лис! Рукава я отпорю, а на спине вырежу вооот такую дыру…
Том пришел, налил себе воды (я сделала вид, что не замечаю его), немного постоял и вышел. Вернулся через несколько минут и мягко отобрал у меня куртку, а на стол вывалил целый ворох одежды.
- Это Нирна, - сказал он. – Вот мои вещи.
Задохнувшись от возмущения, я даже сказать ничего не смогла. Он ушел, оставив меня наедине с горой вещей. Но если думает, что таким поведением выбьет меня из колеи – пусть не рассчитывает! Я (без особого, впрочем, пыла – настроение он мне все же подпортил) искромсала несколько его рубашек и штанов, оставив полкучи на завтра.
Бестолково прослонялась по дому до темноты – немного подремала у себя в спальне, от нечего делать позаглядывала в некоторые другие комнаты. Меня не оставляло ощущение присутствия Айлин – будто она не умерла, а только уехала и вот-вот вернется. Все осталось, как при ней, если не считать той комнаты, в которую меня поселили. Те же книги, те же выцветшие подушки, потертые диваны и кресла, вылинявшие ковры. Я была уверена, что зимний сад будет первым, от чего избавится Том – ведь он требовал столько расходов, – но, к моему изумлению, сад был все таким же ухоженным и цветущим, как при вдове.
Я тайком заглянула и к Тому в спальню – он даже не запер дверь. Простая кровать, маленький письменный стол, умывальник, сундук, несколько крючков для одежды, старый ковер – вот и все. Он же глава клана – так почему же не занял комнаты, причитающиеся ему по праву? Должно быть, потому, что Айлин там умерла, сообразила я. Не каждый захочет жить в комнате, где был покойник. Вот почему он поселился в гостевой. Так себе объяснение – но меня устроило, ибо иного я не нашла. Моя рука прошлась по столу и остановилась на чернильнице…
Через секунду ее содержимое переместилось на стол: чернила залили столешницу и капали на пол. Еще несколько минут спустя, сидя на полу, я усердно кромсала то ножом, но ножницами постельное белье, снятое с кровати.
- Подушка, - неслышно появляясь в дверях, подсказал Том. – Можно распороть подушку и растрепать ее. Все будет в перьях. А чернилами залить пол, постель... по стенам разбрызгать. Здесь, правда, больше не осталось, но я сейчас еще принесу…
Из меня точно дух вышибли. Рука с ножницами бессильно упала на пол, плечи опустились. Я сгорбилась, скрючившись на холодном полу, и вдруг поняла, как, должно быть, глупо выгляжу. Беспомощная, шкодливая дура – я ничего не могу против него, ничего… К горлу подкатил ком, слезы обожгли веки, и я отчаянно заморгала.
- Так я, значит, тебя веселю, - дрожащим голосом сказала я. Это было унизительно, но я ничего не могла с собой поделать – вот-вот разревусь у него на глазах. – Ты все это находишь забавным. Тебе мало, что ты обманул и унизил меня. Тебе еще хочется надо мной посмеяться. Я понимаю, что я последний человек, которому ты будешь сочувствовать, но…
- Прости, - помолчав, сказал Том. – Это не повторится.
И вышел, тихонько притворив за собой дверь.
Я взглянула на изрезанные простыни. Бросила ножницы и тоже ушла, оставив все как есть: залитый чернилами стол, развороченную постель, гору испорченного белья на полу.
***
Как Том и обещал, мы с ним почти не пересекались. Постарайся я, мы могли бы не встречаться вообще. Но с каждым часом я все острее чувствовала его присутствие, и это не давало мне покоя – ныло, как несильная, но тупая и назойливая головная боль. Воровато доев за ним ужин, я попыталась уснуть, но мысль о том, что он в соседней комнате, засела во мне, точно заноза. Вчера мне помогло обезболивающее; в надежде, что выручит и теперь, я выпила, хотя рука уже почти не болела.
Не помогло. Я хотела спать, но не могла сомкнуть глаз – не то что в глубокий сон, даже в забытье никак не получалось провалиться.
Проворочавшись несколько часов, я спустилась в гостиную, развела в камине огонь и улеглась на диване. Здесь, подальше от Тома, мне стало спокойнее. Тепло мало-помалу успокоило меня, и я наконец-то заснула.
Проснулась поздним утром – уже совсем рассвело. Меня согревал плед, которого не было, когда я засыпала. На столике возле дивана стояла тарелка с сыром, хлебом и вареными яйцами; рядом в кружке остывал чай.
Том писал за столом, склонившись над расходной книгой. Я долго смотрела на него – заметит мой взгляд? Посмотрит на меня в ответ? Но он, казалось, был полностью поглощен работой. Я представила, как в ранний рассветный час он входит в гостиную, видит меня, подходит ко мне. Стоит рядом и смотрит на меня спящую. Потом берет плед и накидывает на меня, заботясь о том, чтобы укрыть ноги и плечи. Почему? Зачем?
Я съела завтрак, сидя перед камином (Том так и не повернул головы в мою сторону), отнесла посуду на кухню и помыла ее.
Сидеть взаперти становилось невыносимо. Может, я и заснуть из-за этого не могла. Я привыкла целые дни проводить на улице. Упражнялась в каманахе, стреляла из лука, бегала по лесам и холмам, то и дело наведывалась в селение. А здесь совершенно нечем было заняться, и я все время проводила в четырех стенах.
