Они встретились на лестнице. Дерек поднимался и увидел, как она, воровато оглядываясь и не высмотрев взрослых, садится на перила и скатывается с них. У нее в этот момент было совершенно счастливое лицо. Челка разметалась, передничек съехал набок, губы растянулись в довольной улыбке.
Она проезжала мимо Дерека и, не удержавшись, показала ему язык. Элия всегда считала его напыщенным зазнайкой. В двенадцать лет дети обычно еще не понимают всего.
Он же в ответ тоже показал ей язык, да еще и скорчил рожицу, от чего девчонка едва не свалилась с лестницы. Дерек ее удержал.
С тех пор завязалась тайная дружба – крепкая, первая для Дерека и от этого самая ценная. Элии, конечно, не позволялось дружить с Дереком, а Дереку не рекомендовалось сближаться вообще ни с кем. Но кто бы мог знать?
Девчонка на удивление была не болтливой и никому не собиралась рассказывать о Дереке. Да и дружба с аристократом ей льстила. Она понимала, что очень, очень важна для него, наверное, как и всякая женщина с малых лет понимает подобное. И что Дерек сделает для нее все, что она попросит. И она не боялась его тьмы.
А Дерек же спустя пару месяцев тайных вылазок влюбился. Первое юношеское чувство заполнило его с головой. Для Элии он и правда был готов сделать все, что угодно.
И он делал. Раз за разом. То доставал темным щупальцем ветку с цветком с макушки дерева, чтобы Элия расхохоталась, то вытаскивал при помощи тьмы сома из воды, то дразнил старого садовника, незаметно щекоча его тьмой. Он уступал себе раз за разом.
Он пользовался тьмой как своей собственной рукой, считая, что полностью ее контролирует. Он даже начинал думать, что любовь и внутренний покой позволили ему полностью подчинить страшный дар. И чем больше времени проходило, тем уверенней он себя чувствовал.
В тот вечер он едва смог выгадать несколько минут для встречи с Элией. Его в последние дни начали усиленно нагружать новыми предметами, и времени вырваться не было.
Она стояла перед ним в их тайной комнате – небольшой кладовой для ненужных или испорченных книг. Блеклая старая лампа освещала только ее лицо, а над ее головой плыла большая черная тень – освещение в кладовке надо было давно обновить. Элия не смеялась, не придумывала новых забав. Говорила что-то о новых цветах, которые заказали из Корива, но говорила без интереса, тускло. Она не поднимала на Дерека взгляда, нервно рвала пальцами листки почти истлевшей книги на кусочки. А потом и вовсе замолчала, быстро, порывисто поцеловала Дерека в щеку и выбежала из комнаты вон.
Сердце Дерека забилось вдвое быстрее. Она его тоже любит. Любит! Она сама его поцеловала! А что убежала – это от смущения.
Только взаимно влюбленный человек сможет понять чувства Дерека. Он не спал всю ночь, ворочался, а потом и вовсе представлял их дальнейшую жизнь. Они вырастут, а потом уедут туда, где будут счастливы, где их никто не знает. Они будут вместе.
Утром Дерек был нервным, разгоряченным. С его лица не сходил румянец. После завтрака он и вовсе нагрубил учителю, который настаивал на том, чтобы начать заниматься прямо сейчас. Дереку нужно было увидеть Элию, прикоснуться к ней. Ему требовалось это.
Ее, конечно, уже нигде не было.
Садовник, который увидел их вдвоем несколько дней назад, доложил экономке. Та, перепугавшись за дочь, сказала обо всем родителям Дерека. Уже ночью ни экономки, ни Элии не было – они во весь опор двигались прочь от дома Ват Йетов. Как можно дальше. Элия плакала, но не смела ослушаться матери. Они ведь пока всего лишь дети. Что они могут?
Дерек Ват Йет стоял перед родителями. Отец стоял позади матери и держал ее за плечи. Оба они укоризненно смотрели на сына и объясняли ему, что он не имеет права рисковать жизнью девочки. Ведь его дар, тьма…
Дерек слушал словно бы из-под толщи воды. Время как будто завязло, стало густым, как сироп из сладкой шелковицы.
Он внимательно смотрел, как заботливо отец прикасается к матери, как она уверенно кладет свою руку на его. Вспоминал своих сестер и брата, которые были близки, которые были друг другу родными. Вспоминал моменты близости с ними, которые изредка проскакивали в сочувственных взглядах, в ободряющих пожатиях рук.
Он смотрел на родных словно бы со стороны, и вдруг в груди заболело так, что Дерек пошатнулся, потерял равновесие, упал на колени. Одновременно с болью в груди горячим углем разожглась ненависть.
Он ненавидел и их, своих родных, которые не дают ему шанса на то, чтобы быть человеком. И тьму ненавидел, из-за которой он вынужден страдать. И больше всего ненавидел Элию, которая уехала втайне, не сказав ему не слова. Она предала его! Она бросила, бросила его!
Тьма заволокла его глаза, брызнула во все стороны отвратительными кляксами. И он не смог ее сдержать. Ее сила была грандиозной. Он услышал вскрик матери, вопли слуг, испуганный топот людей, звон разбитой посуды.
Но он ничего не видел – тьма затянула его тело в кокон мрака. Он не видел, как падают люди. Как испуганно кричат его сестры, пытаясь убежать от щупалец. Не видел, как смело и бесполезно брат достал из ножен кинжал и направил его на сгустки мрака. И уж тем более он не мог увидеть, как жалобно кричит Элия, захлебываясь тьмой где-то на постоялом дворе.
Он плыл в мрачном зареве своей ненависти, и сердце его билось все реже и реже. Он не отдавал себе отчета в своих желаниях, ничего уже не понимал и осознавал, только ненавидел, и в этой ненависти плавился весь мир.
- Тихо, тихо, - вдруг прошептал кто-то совсем рядом. К бледному, в испарине, лбу прикоснулась прохладная рука. Она огладила лицо Дерека, заботливо прикоснулась к щеке. А потом Дерека кто-то приподнял, обнял, как младенца, и принялся покачивать.
- Тшш. Все хорошо, мальчик. Тихо, тихо.
Этот голос боялся, но он жалел, и своей жалостью пробился сквозь толщу пылающей острой ненависти.
«Не сметь убивать», - мысленно, в ярости, приказал Дерек тьме, приходя в себя, выныривая из толщи мрака.
И тьма послушалась. Она втянулась обратно, снова полностью подконтрольная и послушная.
Над Дереком стояла служанка, обычная служанка, которая проходила мимо гостиной комнаты, где отчитывали Дерека, с лейкой для цветов. Молодая, не старше тридцати, с простым круглым лицом. Не мать - служанка держала его на руках, не боясь тьмы и не убегая в страхе. Она просто не смогла пройти мимо мальчишки, который корчился от жуткой магии.
…Те, у кого было слабое сердце, умерли, не выдержав воздействия тьмы. Старый садовник, конюший, кухарка и еще пара слуг. Родовое поместье Ват Йетов тоже оказалось наполовину разрушенным – мысль о ненависти к дому дала тьме команду «ату». Сестры, брат и мать не пострадали, только отец попал под удар щупальца мрака и упал, ударившись головой. К счастью, не смертельно. Разрушенное здание стало виной переломанных ног и рук. Элия и ее мать погибли на постоялом дворе в одну ночь – сердце...
…Когда Дерек пришел в себя и смог оценить масштабы выброса тьмы, он заперся в своей комнате на несколько дней, а потом уехал из отчего дома навсегда, ни с кем не прощаясь. Уехал в столицу по приглашению учителя имперской школы. Вместе с ним ехала та самая служанка, которая единственная пожалела его. Она до сих пор помогала ему по хозяйству, приходя в гости – служанкой она не была уже очень давно. Дерек умел быть благодарным, особенно к единственному существу на этой планете, с которым можно изредка и хотя бы немного побыть человеком.
Глава 15
Источник сверкал, вспыхивал, сиял. Его светлые нежные искорки отрывались и гасли, не достигая земли. Вокруг источника цвел миндаль. Его бледно-розовые цветки пахли ярко, но слабый запах первоцветов перебивал аромат мяты. Свежесть зеленых бархатных листочков так и манила сорвать и растереть их в пальцах.
Пилий Варатари Дигоная, император Дигона, так и сделал, не считая нужным ущемлять себя в желаниях. Он глубоко вдохнул холодный аромат мяты. Приятно. И магия, которая струилась тут, как вода в полноводных реках, тоже была прохладной – магия не людей, а чистая, свежая магия Шестнадцати богов. Такая сильная… Это такая власть и такая ответственность!
К сожалению, Пилий Варатари Дигоная признавал только первую часть – про власть. Про ответственность он и не думал. Почему? А мало ли в истории всех миров было негодных, глупых, даже сумасшедших правителей? О нет, немало.
Шестнадцать богов не участвовали в выборе императора Дигона – только Тирой был связан с Шестнадцатью узами, пусть это и были узы древнего сложного обряда. Титул императора Дигона был наследственным, что, увы, не очень хорошо сказывалось на общем состоянии страны. Кроме того, нынешний император был сыном того, кто развязал страшную войну, в ходе которой пострадал сам и заставил страдать свой народ.
А началось все с артефактов. Магия, насыщая предмет, переходя из живого тела в материальное и неживое, изменяла свою структуру. К сожалению, только Шестнадцать богов видели, что такая магия, попадая в неживое, уродуется. Это было подобно распаду, гниению, но и гниение дает тепло. Это тепло, то есть, эффект магии, оказавшийся в предмете, и видели люди, не понимая мерзости свершенного. Они не слушали Шестнадцать богов, да и как можно слушать? Они ведь не видели того, о чем твердили им боги. Они не понимали, что пользуются гнилью.
Поэтому такая измененная магия, попадая в предмет, выдавала совершенно разные, порой неожиданные результаты. Вероятно, это и была одна из причин, почему люди не прекратили, не послушали богов. Вечный эксперимент с всегда непредсказуемым результатом, иногда и очень, очень эффективным. Как от такого откажешься? А иногда на результат может повлиять даже маленькая мушка, которая при укусе впрыскивает неопасный, но неприятный яд, возбуждающий нервную систему.
Семнадцать лет назад в Дигоне маленький сын владельца кожевенной мастерской тайком пробрался в темное помещение с крепко пахнущими бочками, куда ему строго-настрого было запрещено входить. Дигон всегда славился мехами и кожами, посему и дубильных, и кожевенных производств там было в избытке. Так вот, мальчишка, оставшись один, с интересом сунул нос в бочку с дубильными веществами да и поскользнулся. С испугу, падая на пол рядом, выпустил сырую детскую магию прямо в бочку с танином.
И вроде бы ничего страшного не произошло, если бы на следующий день специально приглашенный работник с высоким уровнем магии не ускорил бы химические процессы на производстве, подгорячив бочки своей магией. А потом в процесс вмешалась ма-а-аленькая ядовитая мушка, которая залетела невесть откуда и упала прямо в чан.
Взрыв был грандиозным. Две магии – два «разлагающих» ингредиента, капля мушиного яда, танин, соки клещевины… Вещество, которое получилось вследствие такого эксперимента, обладало чудными свойствами. Во-первых, оно убивало. Во-вторых, убивало быстро. В-третьих, не имело цвета, запаха, вкуса. В четвертых, при высокой температуре взрывалось и уничтожало все живое в округе. И последнее, самое грандиозное – испарения получившегося вещества в малых дозах увеличивали магические и физические силы любого человека, притом пропорционально его изначальным данным. Скажем, высокий и сильный земледелец становился сильнее в десятки раз, слабый хиленький библиотекарь – в два-три раза. А «жаркокровные» Дигонцы физической слабостью не отличались.
Император – пока еще молодой, горячий, глупый, решил, что это его шанс по завоеванию мира. Если бы эту историю знала Вера, она бы сразу же вспомнила Урфина Джуса и его деревянных солдат. И подсказала бы императору Дигона, что такие вещи добром не заканчиваются.
Император же был чудовищно самоуверен и так же чудовищно глуп. Да и дигонцы, отличающиеся буйным нравом, далеко от него не ушли.
Дигон начал атаку единовременно и по всем фронтам, шокируя всех своих соседей. Пять долгих месяцев тянулись военные действия. Пять месяцев умирали люди. Пять месяцев дигонцы творили что хотели. Закончилось все полной капитуляцией Дигона, смертью императора, земельными компенсациями в адрес пострадавших стран. Не последнюю роль в поражении Дигона сыграл Дерек Ват Йет – он при помощи своей магии и целого штата толковых артефакторов полностью уничтожил ядовитых мошек, без которых повтор производства вещества становился невозможным. Да и на всех мирных договорах он присутствовал, внимательно следя зелеными, как бутылочное стекло, глазами за поджавшими хвосты представителями Дигона.
Дигойский мирный договор, который откатил развитие Дигона, не давал стране расти. Многие разорвали с ней торговлю, все внешние дела. И Дигон остался не у дел.
Но теперь сын своего погибшего отца, выпестованный и выращенный в тех же традициях, легко мог взять реванш.
Император Пилий прикусил листик мяты, хмыкнул, ощутив, как во рту разливается холодок. На месте сорванного мятного листочка уже вырастал новый. Прохладная магия богов заботливо окружала растение, наслаивалась на него, пока мятный куст не зацвел мелкими розовыми метелками. Пилий тронул ароматную ветку, с которой посыпалась мятная пыльца. А потом вырвал куст с корнем, отбросил его далеко. Магия обиженно полыхнула, оставляя мяту, и перетекла было в пространство, вслаиваясь в него. Но Пилий встал на ее пути, преградив магии путь. И она послушно влилась в его тело, растворилась в крови, в костях, стала частью императора. Сделала его магически совершенным, сильным, одаренным. Только что проснувшаяся магия Шестнадцати богов была очень, очень доверчива и щедро делилась со всеми живыми существами.
И очень зря.
Пилий, император Дигона, глубоко вздохнул, с удовольствием ощущая, как откликается ему его новая магия. Поднял руку, концентрируя желание в жесте. Воздух откликнулся ему послушно, закрутился в ветреный маленький вихрь на ладони и сразу же, повинуясь желанию человека, вырос в несколько раз. Взметнулись нежные лепестки миндаля.
Магия богов была послушной. Она влилась в глаза Пилия, делая его зрение острым, почти орлиным. Скользнула в разум, открывая перед императором Дигона мысли окружающих его людей. Один за другим раскрывались в его теле новые дары, и это было очень, очень приятно.
Источник сиял все так же нежно, ласково. Пилий, прищурив черный, как ягода бузины, глаз, жадно наблюдал за ним. Ему казалось, что стоит отвести взгляд, как источник испарится, исчезнет так же внезапно, как и появился. Но он, Пилий, конечно, этого не позволит. Такое чудо надо оберегать.
Белые, чуть искривленные зубы молодого императора зло скрипнули. Он был очень зол на Тирой, который пронюхал об источнике слишком рано, почти тогда же, когда его нашли люди императора, и тут же подал просительную ноту о полном доступе к нему. Еще чего! Пусть Пеор теперь давится слюнями от злости и беспомощности и думает о своем поведении вместе с этой своей куклой, Ват Йетом! Это же он, этот клятый Дерек Ват Йет убил его отца! Это он уничтожил императора Дигона, пусть это и не доказано. Ну не могли ядовитые мушки искусать взрослого человека до смерти! Не могли! Это он виноват во всем! Магия, откликаясь на настроение Пилия, сгустилась, стала горячей. Раскалилась под ногами императора земля, ссохлись от жара миндалевые лепестки, но Пилия это не остановило.
