Часть первая
Глава 1
Корзина была тяжелой и неповоротливой, к тому же больно била по ногам при ходьбе, оставляя на бедрах многочисленные синяки. Ида с трудом поднимала её с пушистого мха, отполированная прикосновениями ручка так и норовила выскользнуть. Да, нелегко хрупкой десятилетней девочке нести такую ношу, как плетенка заполненная морошкой, по всем склонам негостеприимно скованным вечерней прохладой. Но Ида мужественно держалась, её темно-русые волосы прилипли ко лбу, дыхание стало быстрым и прерывистым как у зверька. Позади устало семенил маленький брат. Свену было всего четыре года, но он уже познал все тяготы деревенской жизни, неизменным хвостиком семеня за сестрой по лесу, в поисках вкусной, но трудно добываемой морошки.
– Ида, я устал! – своим наивным, немного обиженным голоском протянул Свен и виновато показал на пухлые ножки.
Сестра потрепала мальчика по голове:
– Потерпи, воробышек, нам нужно до темноты забраться на гребень горы, оттуда видна вся деревня. Там есть большой камень, отдохнем на нём.
Свен удовлетворенно засопел. Он любил сидеть на камне. С высоты было видно не только деревню, а ещё речку и старый хутор.
Немного отдохнув на вершине, полубегом спустились по склону горы.
Свет в доме не горел. Но Ида и не ждала его. Отворив тяжелую дверь, дети вошли в дом. Девочка каждый раз удивлялась, насколько необитаемым и неуютным казалось жилище после свежего воздуха со склонов гор.
– Мама?
Голос Иды звучал робко, испуганно. Из маленькой комнаты за каменной печью послышалось слабое покашливание. Девочка обрадовалась и побежала в комнату, оставив брата сидеть на скамье в маленькой кухоньке. В комнатушке на деревянной кровати, стоящей вдоль некрашеной стены, лежала до прозрачности бледная женщина. Глаза её были открыты, затуманенный взгляд бессмысленно блуждал по низкому потолку.
– Вас сегодня долго не было.
– В Сонном логу совсем не было ягоды, пришлось идти ближе к Хмурой Гати.
Мать смотрела осуждающе:
– Не ходите туда, там легко утонуть, ты же знаешь. Сколько людей там пропало! Болото отдало назад только единицы.
Ида слышала все эти истории: от них становилось жутко, но в тоже время очень любопытно.
– Мама, мы набрали много ягоды! – Свен забрался к матери на кровать.
У Иды защемило сердце от тоски. Свен, маленький мальчик, совсем не догадывался, насколько серьезно больна мать. Дело вовсе не в том, что вода в горной речке была слишком холодной для стирки белья. Мать никогда не поправится. Девочка увидела это во взгляде доктора и священника. Её детское, наивное сердце сжималось от страха.
– Я разведу огонь и сварю питье из морошки, – голос ее стал быстрым и деловитым – а остальное вынесу на солнце.
Мать слабо кивнула. Последние две недели она не могла встать с кровати. Не плакала, о чем-то думала. Взгляд её был пустым и незрячим.
Ида с трудом развела огонь в отчаянно чадящей печи. Дрова дымили, но не спешили загораться. Топить печь так, как получалось у матери, девочка не наловчилась. Потеряв терпение, шепнула пару слов. Огонь вспыхнул, осветив стены кухни. Матери не нравилось, когда дочь колдовала. С годами Ида научилась скрывать свои способности – не хотелось каждый раз видеть слезы и страх в глазах родного человека.
Вскипевшая вода разнесла по комнате аромат лесных ягод. Дома потеплело, запах покинутого дома отступил. Свен уснул прямо за столом, сжимая в руке кусок хлеба. Ида осторожно переложила брата на лавку и укрыла одеялом.
Вечерами девочка любила сидеть возле матери и читать при тусклом свете лампы стихи из старой книги. Потрепанный сборник достался матери из прошлого. В той жизни она была принцессой и жила в прекрасном дворце, многочисленные слуги называли её почтительно – лэри. А потом она встретила отца, и он увез принцессу в деревню. Ида мечтательно вздохнула. Неплохо, наверное, быть принцессой. Если мама принцесса, то кто тогда Ида? Тоже принцесса? Нет, ведь отец не принц. Отец был хорошим, но он совершенно точно не был принцем.
Девочка ещё помнила, как они жили в красивом поместье, где у отца имелся свой кабинет. Обычно он сидел в кабинете над бумагами и пил очень много чая. Тогда мама была красивая, щебетала как птичка и играла на арфе. А потом папа исчез, и мама много плакала. Поварихи на кухне с ужасом и злорадством шептались, не обращая внимания на шестилетнюю Иду о том, что папу застрелил молодой человек, которого потом никто больше не видел. А чуть позже родился Свен. Он был очень маленьким и не кричал. Его всё время держали у камина. Мама вскоре перестала плакать, оделась в черное платье и продала арфу.
Со временем Ида начала забывать, как выглядел отец. Мать, погруженная в дела поместья, перепоручила все заботы о Иде и годовалом Свене нянькам. Каждый день мать возвращалась домой уже затемно, весь день пропадая в поле или на скотном дворе. Ночью работала с бумагами в кабинете отца.
Однажды в дом пришел толстый лысеющий дядя с добрыми глазами. Иде он напомнил маленького небесного духа-ребенка, рисунок которого она видела однажды в церковной книге. Мать долго говорила с незнакомцем за закрытой дверью кабинета. Голос матери был упрямым и раздраженным, голос господина смиренным и настойчивым. Через некоторое время добрый дядя покинул дом, угостив любопытную девочку леденцом. Он был весел и напевал какую-то незамысловатую мелодию. Мать не выходила из своей комнаты до конца дня.
Вскоре пришлось переехать в один из домов в деревне. Мать стала работать ещё больше. Уходила, когда дети еще спали, возвращалась после заката. Ида научилась заботиться о брате, справляться с домашними делами. Пищу готовила мать, делала она это поздно вечером или утром – Ида не знала.
На деревню нападали эпидемии одна за другой. Мать строго запретила общаться с кем-либо из деревни. Спустя год вспышки болезни в деревне прекратились, не тронув никого из их маленькой семьи. Но мать стала слабеть день ото дня: тяжелая работа истощила её силы сопротивления, болезнь вошла в ослабленное тело полноправной хозяйкой. Доктор так и не смог определить природу её недуга.
Закончив все дела, Ида зажгла лампу у постели матери и уселась на единственный в доме стул, уютно поджав под себя ноги. Сегодня ей хотелось быть незаметной, подобно мышке живущей за старым сундуком. Мать вяло зашевелилась. Ида тут же поднесла ей питьё из морошки. Придерживаемая за голову женщина делала судорожные глотки. После столь простого действия силы её оставили и она беспомощно опустилась на подушки.
Её голос напоминал далекое эхо:
– Я написала письмо на прошлой неделе и попросила доктора отправить его. Помнишь, он заходил в четверг? Надеюсь, он его отправил.
Ида умолчала о том, что с момента визита прошло уже три недели. Мать всё путала и забывала. Но письмо она действительно написала, когда почувствовала, что положение её значительно ухудшилось.
– Письмо предназначалось моей матери. Да, у меня есть мать. Она жива и вполне здорова, насколько мне известно. Мы не общались последние годы, но священник видел её в прошлом году в церкви Вестдалена. Я перепоручу вас её заботам когда меня не станет.
– Мама, тетя Лотти пообещала, что заберет нас к себе. Тебя тоже. Мы будем ухаживать за тобой, ты поправишься.
Женщина горько рассмеялась:
– Ида! Семья Ларсенов едва сводит концы с концами. Мы не можем обременять их. Вы поживете у них некоторое время… возможно.
– А ты? Мы не пойдем к ним без тебя!
– Маленькая упрямица. Я буду здесь. К Ларсенам вы пойдете без меня.
Ида сморщила лоб. Она не понимала, почему мать так упорствует. Ведь у Ларсенов лучше, чем в старом доме, где ночью становилось по-осеннему промозгло. Тепло улетучивалась через щели в стенах, из которых птицы вытаскали весь мох, чтобы обустроить свои гнёзда. Как только гасла печь, в комнатах становилось холодно.
Женщина задумчиво наблюдала за дочерью склонившейся над книгой. «Бедное дитя, она не понимает, что легочную больную никто не захочет брать к себе в дом. В деревне дети и так редко доживают до возраста, когда начинают бегать на своих ногах».
***
Мать умерла, когда ударили первые осенние заморозки. Двух осиротевших ребят взяли к себе неравнодушные соседи. Люди в этой местности были небогатыми, ещё два голодных рта ложились бременем на нищие семьи. Когда священник недвусмысленно намекнул, что расходы на содержание сирот он будет компенсировать из своих личных средств, количество желающих взять сирот на воспитание значительно прибавилось.
***
Годы шли своей чередой. За посевными наступали сенокосы, уборочные сменялись зимней стужей, когда крестьянин мог немного расслабиться, потравить байки у очага, между делом меняя подбойки на старых сапогах или мастеря какую-нибудь вещицу.
Ида превратилась в миловидную девушку почти семнадцати лет. Яркие голубые глаза резко контрастировали с белой кожей и темными волосами. Свену должно было исполниться десять лет. Лицо его ещё сохраняло детскую округлость, темно-карие глаза смотрели доверчиво. Как и любой деревенский мальчишка его возраста, он был в ссадинах и царапинах, а устойчивый загар не сходил даже зимой.
Жизнь не была к ним благосклонна. Бесконечно они переходили из одной семьи в другую, пока не осели в семье священника. Тут им жилось вольготно, никто не порол розгами. Священник был человеком строгим, но придерживался современных взглядов, в том числе и в воспитании детей. А мама Грета была доброй женщиной, достойной женой священника. Кроме Иды и Свена, в доме жили ещё трое приемных детей. Отец Мартинус и мама Грета считали своим долгом помогать страждущим и обездоленным.
Воспитание, данное сиротам, имело религиозный уклон. Все дети обучались в приходской школе. Священник лично три часа в день давал уроки, кроме седьмого дня, когда весь день служил Белому Богу и общался с прихожанами.
Ида была способной к учению. Поскольку она умела читать и писать, Отец Мартинус давал ей задания отдельно. Свен же ленился и особых талантов к наукам не проявлял. Свою судьбу он планировал связать со служением Богу Исаие, но отнюдь не из собственных духовных стремлений. Мальчишка быстро понял, что священник самый уважаемый и зажиточный человек в деревне, не считая, конечно, помещика. В обретении духовного сана он видел воплощение блестящей карьеры.
Подворье священника располагалось недалеко от церкви и состояло из трех домов, деревянных и каменного, дворовых и хозяйственных построек. Один дом был отдан под мастерскую и класс школы. Во втором доме жила прислуга, останавливались путники и гости, приезжающие к Отцу Мартинусу. Дом священника был сложен из гладкого серого камня, имел два этажа и просторную светелку на чердаке. Все три здания образовывали просторный прямоугольный двор с разбитыми клумбами и небольшой деревянной беседкой, увитой растениями.
В послеобеденное время, когда не было домашних хлопот, дети часто проводили время во дворе. Ида любила сидеть в тени беседки и читать какой-нибудь роман о любви или приключениях. К огромному огорчению девушки, таких книг в библиотеке Отца Мартинуса было немного: пастор предпочитал более серьёзную литературу. Ида недоумевала, как столь легкомысленные литературные произведения появились в библиотеке. Большинство книг были посвящены истории и богословию, наукам. Имелось несколько томов с сочинениями философов древности и темных веков. Многие современники нашли бы их наличие в библиотеке священника неприемлемым.
Ещё одной своей страсти Ида не изменила с годами: она никогда не прекращала своих походов по окрестным горам и болотам, за что неизменно получала выговоры от мамы Греты. Но Ида знала, что та ругает её лишь для вида, втайне радуясь грибам и ягодам. Ида редко возвращалась с пустыми руками.
Конечно, в лес она ходила не за лесными дарами. Под сенью леса, у небольшой горной речушки или на гребне скалы, она наблюдала за природой. Лес казался ей существом наполненным своей скрытой жизнью. Её бесконечно восхищала мощь вековых деревьев и смена времен года. Она упивалась бормотанием, которое доносилось отовсюду при дуновении летнего ветерка.
С любимых гор виднелась деревня, небольшая церковь, кладбище, где похоронена мать. При взгляде на деревенский погост её охватывала легкая грусть. Ида пыталась вспомнить лицо отца, но не могла, как ни старалась. Он был похоронен, не здесь, а на семейном кладбище. Она даже не имела возможности навестить его могилу. Образ матери с годами тоже потерял свою четкость, девушка не была уверена, что не придала её лицу чужих черт. Как бы ни хотелось сохранить образы родителей, постепенно они ускользали от неё, становясь похожими на тени из прошлого.
Глава 2
В конце мая гулять особенно приятно. Молодые яркие листья дымкой окутывают кроны. Пространство кажется легким, прозрачным. Совсем скоро юная природа сменит шлейф весеннего томления на спокойную летнюю зрелость с густым теплым воздухом наполненным запахом скошенных трав.
Иде всегда казалось, что весной земля вздыхает под ногами в ожидании чуда, но может это она сама ожидает наступления невыразимо прекрасного, о чем не имела никакого представления? В такие моменты её охватывала необъяснимая мечтательная грусть.
Дела были переделаны, деревня готовилась к приходу ночи. Солнце едва касалось макушек деревьев на вершинах гор, сумерки в долине еще не наступили.
Ида сидела на большом камне возле сарая где держали коров. Слышно было, как коровы пережевывают жвачку и сыто отрыгивают. Беззлобно ворчала работница на несмышлёного теленка, который запутал ноги в длинной привязи. Свен и другие мальчишки находились где-то недалеко, девушка слышала их звонкие упрямые голоса.
Из задумчивости Иду вывел бодрый голос мамы Греты:
– Опять ловишь ворон! Ой, не доведет тебя до добра твоя рассеянность, помяни моё слово! Лучше сходили к Нильсонам, их дети болеют корью, отнеси лекарства и муку.
– Да, матушка! – Ида легко соскочила с камня. – Можно я после немного погуляю? Я вернусь до темноты.
Матушка Грета озабоченно окинула взглядом наряд девушки:
– Гуляй, но прежде смени передник, этот не мешало бы уже и постирать!
***
От Нильсонов возвращалась с пустой корзиной. Ида полагала, что должно быть выглядит странно: с растрепанной прической и счастливыми глазами, бегущая в припрыжку по проселочной дороге, к тому же напевающая незамысловатый мотив себе под нос.
На небольшом пяточке у горной речушки рядом с мельницей, после дневных работ собиралась деревенская молодежь. Частенько летом здесь парни до ночи травили истории, играли в игры. Девушки бывали, но редко ? считалось неприличным проводить время в компании мужчин. Соблюдая внешние приличия, девушки, тем не менее, охотно посещали вечера и танцы, которые устраивались в деревенских домах по очереди. Фанатично настроенные прихожане не раз выступали на собраниях, требуя запретить бесовские забавы не достойные смиренного раба Исаии, но большая часть прихода, не столь крепкая в своей вере в Белого Бога, ревностно охраняла единственную деревенскую забаву и вечера проводились. Отец Мартинус смотрел на подобные развлечения молодежи спокойно, философски рассудив, что молодежи необходимы развлечения в однообразной повседневной жизни.
