-А у нас еще будут дети? – Артур коснулся плеча Морганы, скользнул рукой, поглаживая, к ее животу, прикидывая, как бы убедить ее родить ему еще дочь…лучше даже двух, и еще сына.
-Будут. – Моргана дернула плечом, решив для себя, что никаких больше собственных детей в ее жизни не будет.
Если Мордред в эти минуты лежал между ними, посапывая и дергая маленькими ручками во сне, словно бы реагируя на слова своих родителей, он давал Артуру и Моргане новую тему для размышлений.
-У него будут твои черты. – Моргана качала головой, изучая лицо спящего сына.
-И твой ум, - с надеждой отзывался Артур.
-Наверное, твоя сила…
-Главное, чтобы не тяга к интригам.
-И к сестрам…- жестко парировала Моргана, сжимая зубы.
-И к переворотам, - не оставался в долгу Артур, и препирательство заходило все дальше и дальше, превращаясь, на деле, в игру шепотом: «А ты…»
-Ты был груб со мной! – шипела Моргана, боясь разбудить Мордреда.
-А ты предавала меня!
-А ты изменял мне.
-А ты…
Моргана не стала произносить речь на смерть герцога, боясь, что скажет, ненароком, что-то такое, за что с ней согласятся, но проклянут. Голиард сказал, что провожает в путь того, кого считал воином, отделался общими фразами…
-Опыт, - почти не разжимая губ, произнес он, проходя мимо Морганы.
Ланселот тоже выдавил из себя что-то про рыцарство и ни слова про что-то еще. Леди Тамлин пылко ответствовала, что это был храбрейший человек и хороший политик…
Чем заслужила, к слову, тычок локтем от своего же брата и вопрос от Морганы:
-Это где же ты, солнышко, с ним познакомиться сумела?
-Я много слышала о нем! – гордо выкрутилась Тамлин, даже не покраснев.
-Мы тоже о тебе…кое-что слышали, - не остался в долгу Голиард.
Лея не сказала и слова – лишь молча бросила в сухую землю букет засушенных полевых цветов, собранных ещё в ее детстве на полях родного дома в герцогстве Кармелида. Гвиневра странным, стекленеющим взглядом проводила этот букетик, но, кажется, так и не смогла объяснить себе, почему так взволновалась и душевно попрощалась с отцом, не выдержав и разрыдавшись трижды.
Наконец, тело закрыли земляными горками и возложили цветы, все кончилось.
-А ты сам, на кой черт пришел? – спросила Моргана у Голиарда шепотом, когда вся процессия, молча и лишь тихонько всхлипывая со стороны Гвиневры, шла к замку.
-Завтра коронация, - ответил Голиард, - значит, скоро я смогу умереть. Вот, пытаюсь вспомнить, каково это…умирать.
-А, привыкаешь, - кивнула Моргана, - ну, привыкай!
-И тебе бы не помешало…
***
Мелеагант, конечно же, не стал отменять, или переносить свою коронацию из-за смерти герцога Леодогана. Он, засвидетельствовав своё почтение Гвиневре, почти сразу заявил о том, что коронация состоится завтра.
Мелеагант знал, как тяжело будет всем, особенно Гвиневре и поторопился устроить так, чтобы избавить всех вокруг от бремени двора, ведь только после коронации Гвиневра и Моргана могли покинуть Камелот.
Впрочем… это было самое сильное унижение – оставлять павшую королеву на коронацию нового короля, Мелеагант сознавал это, сознавал, каково будет и Моргане видеть, как корону принимает тот, кому она сама помогла взойти на престол и от кого вынуждена теперь отлучиться, чтобы спасти павшего короля и своего сводного брата. Это было унижение, потому что они были почтёнными гостьями, но гостьи из разряда тех, над которыми можно посмеиваться я в толпе, как над шутами, что всегда возле своего владыки, но которых никто не считает за людей.
Моргану боялись, уважали и ненавидели. У нее были враги и союзники при дворе, и потому ее участь была легче, не каждый мог рискнуть сказать хоть слово за ее спиной, плюс и положение графини Мори, возлюбленной названного брата Мелеаганта, завершали ее новый образ.
А вот Гвиневре приходилось хуже. В силу ее юности, она не сумела завести друзей и союзников, даже нажить врагов, чтобы хоть чем-то оправдать своё существование при короле, и теперь оказалась вдруг в центре внимания в роли посмешища, в роли павшего величия. Открыто говорили о том, что Ланселот ее любовник, не понижали голос, когда сплетничали о ней же, и она шла мимо, шутя, спрашивали, перейдет ли ее павшее величество после короля и рыцаря на крестьянство…
Гвиневра краснела, отбивалась и отмалчивалась, держала взгляд гордо и голову прямо, старалась не показывать ни слез, ни скорби, ни боли.
Мелеагант знал, что народ не отпустит ее без хорошего унижения никогда и ни за что. Живой, да еще и при прежнем титуле герцогини, нет! Немыслимо! Королева, хоть и павшая, должна страдать и отвечать за грехи мужа, до которого не успела добраться толпа, чтобы растерзать. И не Моргана приняла на себя удар за этот гнев толпы, а Гвиневра.
Моргана тоже попадала под нападки, но под более тихие, потому что умела отвечать. А Гвиневра…
Мелеагант решил, что этой коронации, на которой будут обе женщины, близкие Артуру, он подведет своеобразную черту к их унижениям: никаких насмешек и спокойствие для жизни, возможность покинуть столицу.
Да и еще… позволить Артуру знать о том, что пережили эти две близкие ему женщины – жена и сводная сестра.
Сладкая мука для поверженного врага, горечь к союзнице и несостоявшейся невесте.
Коронация еще не сорвалась приказом на пергамент, а уже закипели бульоны и соусы, заклубился пар на кухне, где начали подготовку к пиршеству, загудели тяжелые печи, затрещали огоньки и дрова, и завозилась бойкая Агата, отдавая грудным голосом приказания о том, что нужно почистить лук, картофель, нарезать специй и далее, далее, далее…
Застучала вынимаемая из шкафов серебряная и глиняная посуда: тарелки, кубки, вилки и ложки, ножи и блюда – все начищалось до блеска, натиралось тонким слоем гусиного жира или же сливочным маслом и блестело в солнечных лучах, случайно касающихся посуды.
Зашуршали занавески, которые перевязывали во всех залах лентами, переменяли скатерти, подвязывали покрывала, развертывали знамена, готовили королевскую мантию и праздничный наряд для Мелеаганта, обшивали трон серебряными тканями, убирая их новыми шелковыми лентами…
Уже звенели первые лютни и волынки приглашенных музыкантов, вдали звонили колокола – проверяли их голос.
Замок ожил. Ожил и весь Камелот – застучали, зазвенели танцы, зазвучал смех и частушки, затрещали скоморохи, ярмарки загорелись тысячью товаров.
Город украшался стремительнее, чем Мелеагант успевал отдать официальный приказ. Коронация готовилась, готовился день триумфа, его триумфа!
Часть 65
Как трудно пройти последние шаги! Даже если эти шаги отделяют тебя от престола, который, выстраданный, полученный, отбитый, наконец, принадлежит тебе! Как трудно поверить в это, нелегко как устоять, удержаться от быстрой оглядки назад…
Там, у подножия выстроенной за ночь площадки, на которую вынесли трон…Его трон, ревет толпа, выкрикивает, смеется, подбадривает.
И только три, максимум, четыре, шага отделяют Мелеаганта де Горра до престола. Он чувствует жаркие взгляды на своей спине, знает, что прямо за ним стоит архиепископ с короной наизготовку, а по обе руки от него – лучшие послушники, бледнеют и трясутся всем своим естеством, первый раз присутствуя при таком значимом событии. Уже у подножия площадки стоят высшие чины, двор, верные рыцари. Там же присутствует и Моргана, затянутая в черное шелковое платье, старающаяся спрятать все свои чувства на самом дне души, и Гвиневра, облачённая в бледно-голубое платье, и походящая от этого и болезненной бледности, навлеченной страхом и унижением, на призрака.
И, конечно, там же Лилиан! С самого раннего утра к ней явились две тонкие служанки, ее возраста, а, может и младше, кланяясь, подали приказ Мелеаганта на пергаментном свитке. Лилиан развернула, и тяжело вздохнула, пробежав взглядом по строчкам, но кивнула, смиряясь.
Тотчас принесли благовония и масла, из глубин ее же собственной комнаты извлекли торжественное светло-лиловое платье из воздушной парчи, расшитое серебряной нитью. Лилиан хмурилась, когда ее волосы принялись терзать костяными гребнями и вплетать в ее волосы крупный жемчуг. Она осталась простоволосой, избежав участи Гвиневры, прическа которой явила тугое плетение кос, но Лилиан ясно ощутила на голове непривычную тяжесть от этого самого жемчуга.
Еще утром она терпела непривычное обтирание своего тела кучей масел и благовоний, а затем бережное «упаковывание» в легкое бельевое платье, затем – в еще одну юбку, и, наконец, в торжественное платье, поверх которого набросили «легкую» подбитую мехом шелковую шаль. Лилиан не узнала себя в зеркале в этом наряде, достойном принцессы, но служанки не унимались. Они подвели ее глаза сурьмой, покрыли губы тягучим блеском, сваренном из цветочного сока, душили и брызгали, поправляли, завязывали и расправляли виденные только им складки на одеяниях…
Свободолюбивой натуре Лилиан было плохо в этом саване шелка, парчи и королевского шика. Она с удовольствием пошла бы на коронацию в более простом виде, но понимала, что сегодня решал Мелеагант и только он.
-Вы прекрасны! – с легким южным акцентом произнесла служанка, что была чуть старше своей помощницы, и поклонилась.
-Спасибо, вы тоже, - растерянно отозвалась вконец уморившаяся Лилиан.
Служанка помладше испуганно взглянула на свою компаньонку, но та сохранила лицо, и только удивление в глазах выдавало то, что Лилиан сказала что-то не то.
С поклонами девушки удалились, а Лилиан поняла, что для того, чтобы потом раздеться, придется призывать помощь – руками справиться с жуткой шнуровкой и крючками она бы и в жизни целой не смогла. Это почему-то было обиднее всего.
Мелеагант, облаченный же в парадные мантии и одеяния, выглядел спокойным, но Лилиан чувствовала, как он напряжен. Принц улыбался, приветствовал всех должным образом, но целительница с тревогой вглядывалась в его напряженную спину, когда он шел к трону, чтобы клясться в верности Камелоту.
Он повторял слова, которые повторяли на этом же самом месте до него не одно столетие, и которые произносил Артур совсем недавно. Слова были чужими и фальшивыми, хотя бы из-за строчки:
-Обещаю возвышать справедливость и чистоту сердца…
Что это такое, ваша хваленая чистота сердца? Артур вон, вроде бы, вытащил меч из камня, когда этого не смог Мелеагант, что там было – чистота сердца? Может, она и была в нем, но что он творил? Да и…разве король должен быть чистосердечным? Во благо народа можно и солгать, и убить, и предать, если на одной чаше весов – честь, а на другой – благо, что выбирать? Честь, чтобы народ пропадал? Нужно интриговать, нужно притворяться и уметь видеть подлепрестольную жизнь так ясно, как будто нет ничего важнее. Впрочем, с этой минуты для Мелеаганта ничего и не должно быть важнее.
Корона бережно опускается ему на голову. Она тяжелее короны де Горр…гораздо тяжелее. Но и Камелот гораздо больше, чем земля де Горр, а сейчас и вовсе, включая в состав герцогство Кармелида, графство Мори и все земли, подвластные самому Мелеаганту, Камелот разрастется…
Корона тяжела. Корона давит и почему-то проскальзывают змеями две мысли: о терновом венце и о том, что сказал бы Багдамаг де Горр, его отец, говоривший, что из Мелеаганта не выйдет толку? Увидел бы…раскаялся бы?
Да никогда. Он не посмел бы признать. Наградил бы сына снисходительным кивком, как высшей наградой, поджал бы с брезгливостью губы…
Мелеагант садится на престол, и понимает, что теперь этот престол для него священен. Он оглядывает ликующую, склоняющуюся, клятвенную и верную толпу и почему-то тоскливо улыбается, не находя двух лиц…
Уриен Мори был человеком и он никогда бы не смог явиться к нему на коронацию призраком, потому что призраком может стать только тот, кто боялся смерти, а граф ее почти что любил и искал.
Но Мерлин? Он мог приходить в тенях… он мог прийти. Неужели он снова оставил его? неужели уже разуверился в своем воспитаннике? Во второй раз оставил его, первый раз тогда, когда увидел в нем не чистое сердце короля, а тьму, а теперь…
Он благословил его на переворот последними словами, просил спасти Камелот, так неужели не придет теперь?
Мелеагант оглядывался, не в силах поверить в это, взглянул на ближний круг, пытался встретить взгляд Лилиан, но она тихо шепталась с Леей. Мелеагант посмотрел левее и вздрогнул…
Он увидел глаза Морганы. Ярко-зеленые, нереально яркие глаза, не ее. Моргана была темноглазой, и в ее взгляде никогда не было такого…выражения из гордости? Радости? И чего-то еще, такого, от чего тянуло где-то под сердцем.
Моргана смотрела на него в упор, не моргая, почти минуту и медленно моргнула, вздрогнула и вот Мелеагант смотрит в ее удивленные темные глаза.
Стало легче дышать…
Моргана стояла всю официальную часть коронации в смутном чувстве едва различимой тревоги, но что-то не давало ей покоя. Она пыталась делать вид, что ей весело, что она гордится Мелеагантом, но унять женскую уязвленную гордость от утраты собственной власти всё же не смогла.
-А королева совсем плоха! – заметил негромко Голиард, выныривая слева от Морганы.
-Тьфу на вас, - испугалась фея, - зашибить могу в другой раз!
-Становитесь в очередь, - посоветовал проклятый когда-то мастер. – Но я серьезно, не больна ли она?
Моргана встретила взгляд Гвиневры – испуганный и затравленный, посмотрела на крутящегося рядом с нею Ланселота. Что поправлял на ней плащ, и пожала плечами:
-Думаю, это нормально.
-Зато леди Лилиан прекрасна, словно королева, - не унимался Голиард. – Ей пойдет корона.
-И тень престольных страданий, - не удержалась от колкости Моргана. – Жизнь с Мелеагантом…я даже боюсь представить! Он же устроит такое…
Она не знала что именно «такое», но интонационно выделила так, что Голиард должен был вроде как сам понимать, что именно «такое» и согласиться с нею. Моргана была уверена, что для Камелота наступят тяжелые дни и милосердство здесь будет под запретом. Мелеагант будет жестким правителем, но верным своему народу…
Голиард кивнул, словно подтверждая невысказанное:
-До рассвета, под покровом темноты, отсюда вывозили трупы.
-Что? – по спине Морганы пробежал холодок, она порывисто обернулась к Голиарду. – Какие трупы?
-Обыкновенные, - влез стоящий за спиной Морганы сэр Николас, тактично разворачивая фею за плечо обратно лицом к площадке коронации. Рыцарь придвинулся к ней вплотную и зашептал в самое ухо:
-У Гавейна был свой отряд, не из рыцарей, но добрых малых, две дюжины человек под его командованием. Для многих он был не только слугой короля, но и отец.
-Короче, - ледяным шепотом попросила Моргана, глядя на то, как на Мелеаганта возлагают корону и надежду.
-Взбунтовались, - отозвался покорный рыцарь, - заявили Мелеаганту, что он узурпатор престола и…
-Идиоты! – прошипела Моргана, с досадой сжимая ткань платья.
-Благородные, - фыркнул Голиард, прикрываясь тем, что поправляет локон Моргане.
-Всех убили, прямо здесь и кончили, - тихо договорил рыцарь и отодвинулся от Морганы, позволяя ей задышать свободнее и осмыслить.
-Следовало ожидать, - почти не разжимая губ, произнесла она. – Мелеагант был милосерден, так милосерден ко мне…
