Лея должна была быть придворной танцовщицей, актрисой, но где-то она предопределила себя не так, как было рассчитано в судьбе, пошла против чего-то. Было ли это переломом в перевороте или в решении спасти Гвиневру, переключив Артура на себя…как знать? Кто уже скажет?
Дороги…дороги! Сумасшедшие дороги. Они ведут судьбы и линии, они путают и смешивают жизни причудливыми лентами, оплетают жизни полосками, вырванными из души.
-Таких, как ты, я всегда презирала, - холодно говорила Моргана Ланселоту,- когда начинала свой уже осознанный путь. Я верила не в благородство, а в ум. Я не верила в рыцарство. И в любовь. Всех, кто предан и благороден я считала глупцами.
-Я тоже считаю себя глупцом, - усмехался Ланселот, - потому что мог получить и при Мелеаганте, и при Артуре, все славы и богатства, титулы и власть, а вместо этого – я добровольно ухожу от всего, о чем грезил. Кто я после этого?
В карете разговоры были нелегче.
-Ты самая верная служанка, Лея, - Гвиневра преданно держала девушку за руку, а та мрачно и печально улыбалась на ее слова и молчала. – Я никогда не встречала таких людей, как ты. Ты мне как сестра…
-И ты мне…Гвиневра, - с глухим стоном души отвечала Лея, сохраняя свою тайну, - словно сестра.
И дорога хоронила эти разговоры, как хоронила до этого другие диалоги и монологи, безумства и споры, размышления вслух о любви и верности, и забывала, таила все под слоем пыли, что золотилась в лучах печального солнца.
-Такие, как ты, раздражали меня, - не унималась Моргана. – Я всегда выбирала тех, кто опаснее меня. И что теперь?
-Когда леди Озера растила меня, я поклялся, что никогда не свяжусь с женщиной-интриганкой,- Ланселот не оставался в долгу, - так скажи мне на милость, боже, почему Моргана теперь мой близкий друг?
И снова дорога усмехалась. И молчала. И хоронила слова.
-Как случилось, Лея, что ты единственная, кто близок мне по-настоящему, кто знает обо мне все? – Гвиневра тоже пыталась понять что-то своё.
-Как случилось…- Лея отозвалась глухотой и усмешкой. – Судьба вела…и судьба велела.
Дорога не возражала. Ей нравилось называться судьбою.
-По - правильному порядку должно было быть не так! – вдруг восклицала Моргана.
-А как? – искренне удивлялся Ланселот.
-Артур должен был занять престол и стать достойным королем, я должна была раскаяться в мести и выйти за Уриена. Гвиневра – родить Артуру наследника. Лея должна была быть при Гвиневре и дожидаться своего счастья.
-Стесняюсь спросить, что должно было быть со мною…
-Ты должен был умереть в какой-нибудь битве, - Моргана натянула поводья сильнее, - ты должен был умереть. Ты же рыцарь! Но перед этим, ты полюбил бы Гвиневру, она бы кокетничала с тобой и ты бы жил самообманом.
-Тебе бы книги писать, - Ланселот даже оскорбился. – А не с рыцарями возиться!
-Да пошел ты к черту! – Моргана рванулась на лошади, но недалеко, так, чтобы слегка опередить Ланселота…
-Как думаешь, Лея, - шепотом спросила Гвиневра, которой тишина была невыносима. – Артур простил меня перед смертью?
-Конечно, - заверила Лея, которой было даже все равно на Артура, но она не хотела, чтобы Гвиневра страдала еще и этим.
Гвиневра помолчала, затем тряхнула головой, словно скидывая оцепенение:
-Он сам хорош! Изменял! С Морганой всё…с тобой! Я тоже имею право любить. Я тоже живая!
-Разумеется, - на этот раз Лея была искренняя.
-А если не простил…- Гвиневра с тревогой уставилась в окно, кусая губы.
-Мы его зароем и не узнаем этого, - Лея коснулась руки Гвиневры, - все кончено. Ты будешь счастлива с Ланселотом.
-А если он разлюбит меня? – Гвиневра со страхом схватилась за руку Леи, - милая Лея, а если он полюбит другую? Если мне на роду было написано проклятие любви?
-Боюсь, я тогда его отравлю, - серьезно сказала Лея. – Ну, если успею. Если Моргана ему до этого момента не оторвет его светлую голову, и не подаст ее на блюде.
-Как Саломея что ли? – нервно засмеялась Гвиневра и примолкла, вспомнив, что за танец Саломеи головы складывали многие. А танцовщица как раз сидела напротив нее…
-Как кто? – также нервно переспросила Лея, изображая полное удивление и пытаясь унять за этими словами нервную дрожь в голосе.
…Лея лежит, задумчиво глядя в звездное небо, но, совершенно не видя его. Она думает совсем о другом и рада тому, что в полумраке звездного света не видно ее пылающих стыдом щек.
-Обиделась? – Уриен осторожно касается хрупкого девичьего плеча и пытается заглянуть ей в лицо.
-На что? – нарочито жизнерадостным голосом отзывается танцовщица и заливается безрадостным смехом. Но Уриене не обманывается:
-Лея, милая, ты еще слишком молода. Ты не знаешь, что хочешь в жизни. Я – другой. Я воин. Я сражаюсь, я проливаю кровь и я убиваю.
-Да мне все равно! – Лея бешено подскакивает, резво садится, обхватывает руками лицо Уриена, безошибочно находя его в звездном свете. – Мне все равно, я…
-Прошу, не надо, - Уриен мягко освобождается от ее рук, - Лея, ты пожалеешь. И я пожалею.
Лея чувствует, как краска заливает все лицо, стыд и унижение…
-Я некрасивая, да? - Лея дрожит от внутреннего холода. Конечно, куда же ей до красавиц двора Мелеаганта! Куда ей до всех этих тонких и гибких…
-С ума сошла? – ласково спрашивает Уриен. – Ты прекрасна. Ты изящна, тонка, умна, твой танец – это танец Саломеи. За него многие готовы будут сложить головы. Тот, кто полюбит тебя, будет счастливым человеком.
-Но я тебе не нравлюсь! – Лея порывается встать, но Уриен удерживает ее, не желая гоняться за расстроенной девчонкой по всему поместью и следить, чтобы она не повредилась или не навредила кому.
-Перестань, Лея! Здесь дело в другом. Ты мне…я не могу воспринимать тебя, как женщину. Ты мой друг, мой соратник, моя младшая сестра, наконец. Я чувствую тебя, как ту, о ком должен заботиться и оберегать, защищать, помогать. И я люблю тебя, Лея, но не как мужчина.
Уриену слова даются тяжело, хотя до этого дня он разбил много женских душ и сердец. Но сейчас ведь – Лея! Хрупкая тонкая Лея, которая неосторожно обмолвилась о своих чувствах, и которую надо спасти! Спасти ему же!
-Но я была бы женой тебе! – Лея захлебывается плачем, она теряется в плаще Уриена, наброшенном на ее плечи, она маленькая и слабая. Уриен чувствует приступ стыда и жалости перед нею, вину…
Он утешает ее. Долго и яростно убеждает, что она прекрасна и замечательна, а вот он – гадкий и порочный человек. Ему не удается ее переубедить, и оба это знают, но Лея делает вид, что все в порядке. Уриен выполняет то, что считает своим долгом.
Наступает бледный рассвет, прогоняя звезды и Уриен вспоминает о чем-то… широко улыбнувшись, он извлекает из кармана маленькую шкатулочку.
-Лея, ты мой милый друг и сестра. То, что было сказано – останется между нами. В знак же моей вечной дружбы, в знак того, что я всегда буду тебя защищать, и, конечно, в качестве поздравления с Днём Ангела…
Лея принимает шкатулочку, открывает и видит массивный медальон с сапфирами. Любимыми ею сапфирами. Она нелепо благодарит и откланивается…
Позже ее охватывает ярость. Ярость женская и ревностная. На отказ. На такой жест. На благородство. На все. Лея хватает медальон и не знает, куда его деть, ходить с ним по поместью и натыкается на заспанную и растрепанную гостью Уриена – Моргану.
Моргана не знает, что Лея влюблена в Уриена. Зато Лея вдруг понимает кое-что… ярость снова смешивается с пеплом ревности и обиды. Нелепо и неловко Лея вручает Моргане медальон от Уриена, решив, что «подачки» от графа ей не нужны. Фея удивленно принимает подарок, но ни разу не надевает…
Зато Лея начинает сожалеть об опрометчивости, когда так и не может вычеркнуть Уриена из своей жизни. Она ищет смутно схожий хотя бы медальон в лавках и казначействах, и в конце концов происходят события, которые заставляют забыть ее об этом медальоне, а Моргана забывает о нем еще раньше. Вытащит же его во время разбора вещей, она даже не может сразу припомнить, откуда у нее эта вещь и сапфиры, которые ей совсем не идут…
Вспомнив, Моргана бросает Ланселоту:
-Безвкусица…
И вещь отправляется в деревянный ящик на раздачу.
Герцогство Корнуэл – это виноградники и клумбы, это яблоневые сады и кусты сирени. Это песчаные дорожки, две деревни с общей численностью в чуть больше двух сотен человек и небольшой…дом господ. Это действительно мало похоже на замок – слишком мало оборонительных систем, скорее, это дом с башенками и подъемным мостом.
Герцогство Корнуэл – это маленький мирок, в котором может царить уют, но на который Моргана смотрит с презрением. Она не верит в этот мирок. Она не верит в этот уют. Герцогству Корнуэл принадлежат не только две деревни в пределах его территории, но и несколько мелких поселений вокруг герцогства, которые, в обмен на защиту и покровительство, поставляют молоко, овощи и фрукты, все это обменивается, торгуется, но жизнь здесь…сонная.
Ланселот был в восторге. Это хорошее место для мирной жизни. Гвиневра тоже так думала. Моргана же предпочитала не думать конкретно об этом месте, как о своем доме. Она понимала, что ну год, максимум, два она здесь и проживет мирной жизнью. Но дальше… дальше, она не выдержит. Здесь слишком сонная и мирная жизнь. Здесь хорошо жить влюбленным и пожилым, здесь хорошо растить детей.
Но очень трудно растить детей, если ты растила королевство. И месть. Очень трудно терпеть эту сонную и медленную жизнь, если ты в своих нервах и напряжениях дошла до ускорения собственного мира, если ты думаешь и делаешь быстрее, чем средний ритм здешней жизни.
Покоряться или сопротивляться? Моргана могла покоряться только тому, кто сильнее ее. Сопротивляться же она могла всем.
Слуги, высочившие из господского дома, поспешно начали заносить сундуки в дом и восхвалять…Моргану. Не Ланселота – герцога по праву передачи, а именно Моргану.
-Вы вся в матушку пошли красотой! – пожилая женщина, достаточно подвижная и юркая, ласково оглядела Моргану. – Вы меня не помните, леди Моргана? а ведь я была вашей кормилицей! Я – Сатин.
-Я рада, - грубо отозвалась Моргана, выбираясь из цепких взглядов. – Накормите и позвольте воинам передохнуть перед обратной дорогой. Вещи в дом. А вообще… Ланселот, почему я распоряжаюсь? Вот…
Моргана демонстративно ткнула в грудь рыцаря.
-Вот - герцог Корнуэл. Отныне, я здесь гость!
Среди слуг прошел шепоток. Они переглянулись, но Моргана пресекла любые попытки возмущения:
-Король подтвердил это.
-А что там…в Камелоте? – с благоговением в голосе спросила молодая девица, имя которой Моргана не только не знала, но и знать не хотела.
-Камелот, - грубо отозвалась Лея, скидывая ей свой дорожный плащ на руки. – Камелот и рынок.
Девица захлопала глазами.
Еще в пути было решено, что Артура похоронят сразу же. Отдав распоряжения, Моргана, словно знала дорогу еще с тех, пяти своих лет, направилась куда-то в глубину яблоневого сада. Ланселот, Гвиневра, Лея, несколько слуг с телом Артура на руках направились за нею.
В самом конце главной аллеи было небольшое раздвоение дороги и маленькая, почти заросшая тропинка, вела куда-то в тень. Туда Моргана и скользнула. Тут оказалось семейное кладбище Корнуэлов – три ряда мраморных плит.
И здесь был еще один, незнакомый никому из присутствующих человек. Он был полностью седой, сгорбленный, хоть и не был старым.
-Я рада, что вы приехали, - Моргана порывисто обняла этого человека, словно ожидала его увидеть здесь. Обернувшись к процессии, она представила гостя:
-Это рыцарь Антор, у него воспитывался…Артур.
Рыцарь мелко задрожал. Его голова затряслась от внутренних волнений. Он потерял двух сыновей. Одинаково любимых, и пусть один был юродивым, а второй неродным, он потерял обоих! А сам оставался жить. Зачем, спрашивается, если его дети ушли раньше его, зачем они явились вообще на свет? Родителям не должно хоронить своих детей!
Гвиневра не удержалась от возгласа и закрыла рот рукой. Лея потупилась и покраснела. Ланселот пожал руку Антору, успев подумать о том, когда эта безумная Моргана умудрилась связаться со стариком, и когда он прибыл, если сами они прибыли только что? Ведьма, все-таки, она ведьма!
Слуги опустили тело Артура в саване на землю, на примятую траву. Антор упал у тела на колени и принялся рыдать на груди у павшего короля. Гвиневра, не выдержав, начала тоже плакать. Лея пыталась ее утешить, Ланселот же не знал, куда и деваться, разрываясь между жалостью и стыдом за то, что лишний здесь, а Моргана стояла…
Стояла так, словно ее все это не касалось. Стояла, не шевелясь, наблюдая за тем, как методично слуги роют могилу для ее сводного, ненавидимого и любимого брата.
Тело пришлось вырывать из рук Антора, который не нашел в себе силы подняться и остался всхлипывать на коленях. Шепча что-то неразборчивое. Гвиневру Ланселот поднял с земли, а сама земля принимала в свои объятия тело…
-Зарывайте! – холодно приказала Моргана. Антор, услышав это страшное слово, этот приказ, вскочил и бросился к могиле, его с трудом оттащили, он хотел упасть в землю следом за Артуром, так как весь смысл его жизни уже уходил в нее, оставляя безжизненную почти земную оболочку…
Зарывали… Гвиневра пряталась в объятиях Ланселота и рыдала, не скрываясь. Ей пришлось пережить слишком много прощаний и похорон за свою жизнь, но последнее, что она ожидала – похороны Артура.
Комья страшно летели на тело, забивая просвет савана, и покрывали его плотным саркофагом вечности.
Моргана выступила вперед, когда землю перестали бросать. Она хрипло выдохнула, опустилась на колени перед свежей могилой, провела по земле пальцами, словно гладя живое тело. Судорожно вздохнула прежде, чем промолвить:
-Прощай, Артур Пендрагон. Прощай, мой враг, мой брат, мой любовник, отец моего сына, мой любимый. Прощай, и жди меня по другую сторону жизни. Жди меня на берегу, Артур.
Она легла на могилу грудью и вздохнула, вслушиваясь в землю. Может быть, земля ей что-то и ответила, но Ланселот, передав Гвиневру на руки Лее, поднял рывком фею с земли и принялся отряхивать.
Антор зарыдал снова. Он не управлял своим голосом и бросился перед могилой на колени…
-Мой сын! Мой сын…сын, - повторял он, словно обезумел. И снова старика оттащили. И снова он спросил, зачем ему жить, если его смысл жизни ушел в вечность.
Гвиневра прощалась следующей. Она встала на колени, тоже провела рукой по земле, но земля напугала ее холодностью. И она отдернула руку, едва справляясь с душащими слезами, прошептала:
-ты не был моим, Артур. Прощай, король. Прощай, муж. Прощай, Артур Пендрагон. Прости мне. Прости мне все.
Она встала сама, отошла, потупив голову и взгляд. Ланселот занял ее место:
-Прощай, король. Прощай, рыцарь…
Он отошел, сконфуженный короткостью своей речи и прощания, чувствуя, что сказал не все, что должно было сказать, но Лея уже заняла его место.
-Прощай…- она произнесла лишь одно слово, но вложила в него едва ли не добрую часть всего того, что истерзало ее.
Тишина не наступила. Мелко рыдали, всхлипывали и вздыхали. Мрачно шептался с листвою ветер. Моргана отмерла первая. Она развернулась и пошла куда-то по одной ей ведомой дороге.
Дороги…дороги! Сумасшедшие дороги. Они ведут судьбы и линии, они путают и смешивают жизни причудливыми лентами, оплетают жизни полосками, вырванными из души.
-Таких, как ты, я всегда презирала, - холодно говорила Моргана Ланселоту,- когда начинала свой уже осознанный путь. Я верила не в благородство, а в ум. Я не верила в рыцарство. И в любовь. Всех, кто предан и благороден я считала глупцами.
-Я тоже считаю себя глупцом, - усмехался Ланселот, - потому что мог получить и при Мелеаганте, и при Артуре, все славы и богатства, титулы и власть, а вместо этого – я добровольно ухожу от всего, о чем грезил. Кто я после этого?
В карете разговоры были нелегче.
-Ты самая верная служанка, Лея, - Гвиневра преданно держала девушку за руку, а та мрачно и печально улыбалась на ее слова и молчала. – Я никогда не встречала таких людей, как ты. Ты мне как сестра…
-И ты мне…Гвиневра, - с глухим стоном души отвечала Лея, сохраняя свою тайну, - словно сестра.
И дорога хоронила эти разговоры, как хоронила до этого другие диалоги и монологи, безумства и споры, размышления вслух о любви и верности, и забывала, таила все под слоем пыли, что золотилась в лучах печального солнца.
-Такие, как ты, раздражали меня, - не унималась Моргана. – Я всегда выбирала тех, кто опаснее меня. И что теперь?
-Когда леди Озера растила меня, я поклялся, что никогда не свяжусь с женщиной-интриганкой,- Ланселот не оставался в долгу, - так скажи мне на милость, боже, почему Моргана теперь мой близкий друг?
И снова дорога усмехалась. И молчала. И хоронила слова.
-Как случилось, Лея, что ты единственная, кто близок мне по-настоящему, кто знает обо мне все? – Гвиневра тоже пыталась понять что-то своё.
-Как случилось…- Лея отозвалась глухотой и усмешкой. – Судьба вела…и судьба велела.
Дорога не возражала. Ей нравилось называться судьбою.
-По - правильному порядку должно было быть не так! – вдруг восклицала Моргана.
-А как? – искренне удивлялся Ланселот.
-Артур должен был занять престол и стать достойным королем, я должна была раскаяться в мести и выйти за Уриена. Гвиневра – родить Артуру наследника. Лея должна была быть при Гвиневре и дожидаться своего счастья.
-Стесняюсь спросить, что должно было быть со мною…
-Ты должен был умереть в какой-нибудь битве, - Моргана натянула поводья сильнее, - ты должен был умереть. Ты же рыцарь! Но перед этим, ты полюбил бы Гвиневру, она бы кокетничала с тобой и ты бы жил самообманом.
-Тебе бы книги писать, - Ланселот даже оскорбился. – А не с рыцарями возиться!
-Да пошел ты к черту! – Моргана рванулась на лошади, но недалеко, так, чтобы слегка опередить Ланселота…
-Как думаешь, Лея, - шепотом спросила Гвиневра, которой тишина была невыносима. – Артур простил меня перед смертью?
-Конечно, - заверила Лея, которой было даже все равно на Артура, но она не хотела, чтобы Гвиневра страдала еще и этим.
Гвиневра помолчала, затем тряхнула головой, словно скидывая оцепенение:
-Он сам хорош! Изменял! С Морганой всё…с тобой! Я тоже имею право любить. Я тоже живая!
-Разумеется, - на этот раз Лея была искренняя.
-А если не простил…- Гвиневра с тревогой уставилась в окно, кусая губы.
-Мы его зароем и не узнаем этого, - Лея коснулась руки Гвиневры, - все кончено. Ты будешь счастлива с Ланселотом.
-А если он разлюбит меня? – Гвиневра со страхом схватилась за руку Леи, - милая Лея, а если он полюбит другую? Если мне на роду было написано проклятие любви?
-Боюсь, я тогда его отравлю, - серьезно сказала Лея. – Ну, если успею. Если Моргана ему до этого момента не оторвет его светлую голову, и не подаст ее на блюде.
-Как Саломея что ли? – нервно засмеялась Гвиневра и примолкла, вспомнив, что за танец Саломеи головы складывали многие. А танцовщица как раз сидела напротив нее…
-Как кто? – также нервно переспросила Лея, изображая полное удивление и пытаясь унять за этими словами нервную дрожь в голосе.
…Лея лежит, задумчиво глядя в звездное небо, но, совершенно не видя его. Она думает совсем о другом и рада тому, что в полумраке звездного света не видно ее пылающих стыдом щек.
-Обиделась? – Уриен осторожно касается хрупкого девичьего плеча и пытается заглянуть ей в лицо.
-На что? – нарочито жизнерадостным голосом отзывается танцовщица и заливается безрадостным смехом. Но Уриене не обманывается:
-Лея, милая, ты еще слишком молода. Ты не знаешь, что хочешь в жизни. Я – другой. Я воин. Я сражаюсь, я проливаю кровь и я убиваю.
-Да мне все равно! – Лея бешено подскакивает, резво садится, обхватывает руками лицо Уриена, безошибочно находя его в звездном свете. – Мне все равно, я…
-Прошу, не надо, - Уриен мягко освобождается от ее рук, - Лея, ты пожалеешь. И я пожалею.
Лея чувствует, как краска заливает все лицо, стыд и унижение…
-Я некрасивая, да? - Лея дрожит от внутреннего холода. Конечно, куда же ей до красавиц двора Мелеаганта! Куда ей до всех этих тонких и гибких…
-С ума сошла? – ласково спрашивает Уриен. – Ты прекрасна. Ты изящна, тонка, умна, твой танец – это танец Саломеи. За него многие готовы будут сложить головы. Тот, кто полюбит тебя, будет счастливым человеком.
-Но я тебе не нравлюсь! – Лея порывается встать, но Уриен удерживает ее, не желая гоняться за расстроенной девчонкой по всему поместью и следить, чтобы она не повредилась или не навредила кому.
-Перестань, Лея! Здесь дело в другом. Ты мне…я не могу воспринимать тебя, как женщину. Ты мой друг, мой соратник, моя младшая сестра, наконец. Я чувствую тебя, как ту, о ком должен заботиться и оберегать, защищать, помогать. И я люблю тебя, Лея, но не как мужчина.
Уриену слова даются тяжело, хотя до этого дня он разбил много женских душ и сердец. Но сейчас ведь – Лея! Хрупкая тонкая Лея, которая неосторожно обмолвилась о своих чувствах, и которую надо спасти! Спасти ему же!
-Но я была бы женой тебе! – Лея захлебывается плачем, она теряется в плаще Уриена, наброшенном на ее плечи, она маленькая и слабая. Уриен чувствует приступ стыда и жалости перед нею, вину…
Он утешает ее. Долго и яростно убеждает, что она прекрасна и замечательна, а вот он – гадкий и порочный человек. Ему не удается ее переубедить, и оба это знают, но Лея делает вид, что все в порядке. Уриен выполняет то, что считает своим долгом.
Наступает бледный рассвет, прогоняя звезды и Уриен вспоминает о чем-то… широко улыбнувшись, он извлекает из кармана маленькую шкатулочку.
-Лея, ты мой милый друг и сестра. То, что было сказано – останется между нами. В знак же моей вечной дружбы, в знак того, что я всегда буду тебя защищать, и, конечно, в качестве поздравления с Днём Ангела…
Лея принимает шкатулочку, открывает и видит массивный медальон с сапфирами. Любимыми ею сапфирами. Она нелепо благодарит и откланивается…
Позже ее охватывает ярость. Ярость женская и ревностная. На отказ. На такой жест. На благородство. На все. Лея хватает медальон и не знает, куда его деть, ходить с ним по поместью и натыкается на заспанную и растрепанную гостью Уриена – Моргану.
Моргана не знает, что Лея влюблена в Уриена. Зато Лея вдруг понимает кое-что… ярость снова смешивается с пеплом ревности и обиды. Нелепо и неловко Лея вручает Моргане медальон от Уриена, решив, что «подачки» от графа ей не нужны. Фея удивленно принимает подарок, но ни разу не надевает…
Зато Лея начинает сожалеть об опрометчивости, когда так и не может вычеркнуть Уриена из своей жизни. Она ищет смутно схожий хотя бы медальон в лавках и казначействах, и в конце концов происходят события, которые заставляют забыть ее об этом медальоне, а Моргана забывает о нем еще раньше. Вытащит же его во время разбора вещей, она даже не может сразу припомнить, откуда у нее эта вещь и сапфиры, которые ей совсем не идут…
Вспомнив, Моргана бросает Ланселоту:
-Безвкусица…
И вещь отправляется в деревянный ящик на раздачу.
***
Герцогство Корнуэл – это виноградники и клумбы, это яблоневые сады и кусты сирени. Это песчаные дорожки, две деревни с общей численностью в чуть больше двух сотен человек и небольшой…дом господ. Это действительно мало похоже на замок – слишком мало оборонительных систем, скорее, это дом с башенками и подъемным мостом.
Герцогство Корнуэл – это маленький мирок, в котором может царить уют, но на который Моргана смотрит с презрением. Она не верит в этот мирок. Она не верит в этот уют. Герцогству Корнуэл принадлежат не только две деревни в пределах его территории, но и несколько мелких поселений вокруг герцогства, которые, в обмен на защиту и покровительство, поставляют молоко, овощи и фрукты, все это обменивается, торгуется, но жизнь здесь…сонная.
Ланселот был в восторге. Это хорошее место для мирной жизни. Гвиневра тоже так думала. Моргана же предпочитала не думать конкретно об этом месте, как о своем доме. Она понимала, что ну год, максимум, два она здесь и проживет мирной жизнью. Но дальше… дальше, она не выдержит. Здесь слишком сонная и мирная жизнь. Здесь хорошо жить влюбленным и пожилым, здесь хорошо растить детей.
Но очень трудно растить детей, если ты растила королевство. И месть. Очень трудно терпеть эту сонную и медленную жизнь, если ты в своих нервах и напряжениях дошла до ускорения собственного мира, если ты думаешь и делаешь быстрее, чем средний ритм здешней жизни.
Покоряться или сопротивляться? Моргана могла покоряться только тому, кто сильнее ее. Сопротивляться же она могла всем.
Слуги, высочившие из господского дома, поспешно начали заносить сундуки в дом и восхвалять…Моргану. Не Ланселота – герцога по праву передачи, а именно Моргану.
-Вы вся в матушку пошли красотой! – пожилая женщина, достаточно подвижная и юркая, ласково оглядела Моргану. – Вы меня не помните, леди Моргана? а ведь я была вашей кормилицей! Я – Сатин.
-Я рада, - грубо отозвалась Моргана, выбираясь из цепких взглядов. – Накормите и позвольте воинам передохнуть перед обратной дорогой. Вещи в дом. А вообще… Ланселот, почему я распоряжаюсь? Вот…
Моргана демонстративно ткнула в грудь рыцаря.
-Вот - герцог Корнуэл. Отныне, я здесь гость!
Среди слуг прошел шепоток. Они переглянулись, но Моргана пресекла любые попытки возмущения:
-Король подтвердил это.
-А что там…в Камелоте? – с благоговением в голосе спросила молодая девица, имя которой Моргана не только не знала, но и знать не хотела.
-Камелот, - грубо отозвалась Лея, скидывая ей свой дорожный плащ на руки. – Камелот и рынок.
Девица захлопала глазами.
Еще в пути было решено, что Артура похоронят сразу же. Отдав распоряжения, Моргана, словно знала дорогу еще с тех, пяти своих лет, направилась куда-то в глубину яблоневого сада. Ланселот, Гвиневра, Лея, несколько слуг с телом Артура на руках направились за нею.
В самом конце главной аллеи было небольшое раздвоение дороги и маленькая, почти заросшая тропинка, вела куда-то в тень. Туда Моргана и скользнула. Тут оказалось семейное кладбище Корнуэлов – три ряда мраморных плит.
И здесь был еще один, незнакомый никому из присутствующих человек. Он был полностью седой, сгорбленный, хоть и не был старым.
-Я рада, что вы приехали, - Моргана порывисто обняла этого человека, словно ожидала его увидеть здесь. Обернувшись к процессии, она представила гостя:
-Это рыцарь Антор, у него воспитывался…Артур.
Рыцарь мелко задрожал. Его голова затряслась от внутренних волнений. Он потерял двух сыновей. Одинаково любимых, и пусть один был юродивым, а второй неродным, он потерял обоих! А сам оставался жить. Зачем, спрашивается, если его дети ушли раньше его, зачем они явились вообще на свет? Родителям не должно хоронить своих детей!
Гвиневра не удержалась от возгласа и закрыла рот рукой. Лея потупилась и покраснела. Ланселот пожал руку Антору, успев подумать о том, когда эта безумная Моргана умудрилась связаться со стариком, и когда он прибыл, если сами они прибыли только что? Ведьма, все-таки, она ведьма!
Слуги опустили тело Артура в саване на землю, на примятую траву. Антор упал у тела на колени и принялся рыдать на груди у павшего короля. Гвиневра, не выдержав, начала тоже плакать. Лея пыталась ее утешить, Ланселот же не знал, куда и деваться, разрываясь между жалостью и стыдом за то, что лишний здесь, а Моргана стояла…
Стояла так, словно ее все это не касалось. Стояла, не шевелясь, наблюдая за тем, как методично слуги роют могилу для ее сводного, ненавидимого и любимого брата.
Тело пришлось вырывать из рук Антора, который не нашел в себе силы подняться и остался всхлипывать на коленях. Шепча что-то неразборчивое. Гвиневру Ланселот поднял с земли, а сама земля принимала в свои объятия тело…
-Зарывайте! – холодно приказала Моргана. Антор, услышав это страшное слово, этот приказ, вскочил и бросился к могиле, его с трудом оттащили, он хотел упасть в землю следом за Артуром, так как весь смысл его жизни уже уходил в нее, оставляя безжизненную почти земную оболочку…
Зарывали… Гвиневра пряталась в объятиях Ланселота и рыдала, не скрываясь. Ей пришлось пережить слишком много прощаний и похорон за свою жизнь, но последнее, что она ожидала – похороны Артура.
Комья страшно летели на тело, забивая просвет савана, и покрывали его плотным саркофагом вечности.
Моргана выступила вперед, когда землю перестали бросать. Она хрипло выдохнула, опустилась на колени перед свежей могилой, провела по земле пальцами, словно гладя живое тело. Судорожно вздохнула прежде, чем промолвить:
-Прощай, Артур Пендрагон. Прощай, мой враг, мой брат, мой любовник, отец моего сына, мой любимый. Прощай, и жди меня по другую сторону жизни. Жди меня на берегу, Артур.
Она легла на могилу грудью и вздохнула, вслушиваясь в землю. Может быть, земля ей что-то и ответила, но Ланселот, передав Гвиневру на руки Лее, поднял рывком фею с земли и принялся отряхивать.
Антор зарыдал снова. Он не управлял своим голосом и бросился перед могилой на колени…
-Мой сын! Мой сын…сын, - повторял он, словно обезумел. И снова старика оттащили. И снова он спросил, зачем ему жить, если его смысл жизни ушел в вечность.
Гвиневра прощалась следующей. Она встала на колени, тоже провела рукой по земле, но земля напугала ее холодностью. И она отдернула руку, едва справляясь с душащими слезами, прошептала:
-ты не был моим, Артур. Прощай, король. Прощай, муж. Прощай, Артур Пендрагон. Прости мне. Прости мне все.
Она встала сама, отошла, потупив голову и взгляд. Ланселот занял ее место:
-Прощай, король. Прощай, рыцарь…
Он отошел, сконфуженный короткостью своей речи и прощания, чувствуя, что сказал не все, что должно было сказать, но Лея уже заняла его место.
-Прощай…- она произнесла лишь одно слово, но вложила в него едва ли не добрую часть всего того, что истерзало ее.
Тишина не наступила. Мелко рыдали, всхлипывали и вздыхали. Мрачно шептался с листвою ветер. Моргана отмерла первая. Она развернулась и пошла куда-то по одной ей ведомой дороге.
