Он подставлялся в боях, спасая меня, были дни, когда я делил с ним одну флягу с остатками воды. Это при дворе мне и смотреть на такого как Алвиз не полагалось бы по званию, но на войне, в осаде, в битве легко стираются все различия, потому что смерть забирает всех. Когда кипит кровь, когда дрожит осквернённая смертью земля, когда стрелы обрушиваются градом с неба так, что этого самого неба не видно, ты становишься другим.
Алвиз был суровым воином, преданным королю, но, что важнее, он был предан Мааре и был моим другом. Опытный вояка, имеющий авторитет среди солдат, управляющийся с любым оружием, спокойный и сдержанный – он внушал силу и уважение. Если честно, даже мне было от его спокойствия легче.
Конечно же, я не хотел его смерти. И не хотел его выдавать! Я только не мог понять: Алвиз же так любил короля! Почему же…
–Почему? – спросил я, не веря в то, что предают даже самые близкие, не веря в то, что я был так наивен, что мог не замечать очевидного.
–Потому что пришла пора перемен, – тихо и печально ответил Алвиз. Кто его увлёк? Как? Когда? Я не знаю и тогда не знал. Я только хотел не слышать признаний, я тогда поверил бы его лжи, но Алвиз только признался в том, что действительно состоит в заговоре против короны.
–Я должен сообщить в Дознание, – это было моим долгом. Я знал это. Знал это и Алвиз. Но мы не двинулись с мест своих. Я понимал, что узнал секрет Алвиза случайно, что не хотели мне открывать страшное заблуждение моё.
–Да, господин, – отозвался Алвиз также тихо.
И тогда я сглупил окончательно.
–Если только ты не откажешься от идеи и не выйдешь из заговора. Вернувшись же в столицу, выдашь всех предателей…
Алвиз взглянул на меня с удивлением, но, поразмыслив, медленно кивнул и пообещал, что сделает всё в точности. И я очень захотел поверить ему – человеку, которому я был обязан своей жизнью, по меньшей мере раза три.
Стоит ли говорить, что Алвиз не дожил до возвращения в столицу? Стоит ли говорить, что предатели убили его? Стоит ли говорить, что они обратили дело совершенно иным способом, мол, я пытался подбить всех к заговору? Дознание у нас рьяное, разбираться не стало, арестовали меня сразу.
Сначала я пытался объяснить всё как было, но понял, что я глупец. А это значит, что я заслуживаю всё, что получаю, и ни одни мои заслуги, ни одни мои достижения и завоевания для Маары не будут учтены. Никто не поверит и не вспомнит моего милосердия к пленным, моей добродетели для Маары, моих побед для неё.
А это означает, что я действительно предатель. Я перестал сопротивляться, и меня перестали мучить допросами, просто приговорив к смерти.
Где-то надо мной прогрохотали тяжёлые сапоги – конечно, час приближается к обеду. В это время они все ходят туда-сюда особенно часто, караулят тележку с обедом, что ль? Или просто торопятся решить все свои дела до пищи?
Новый шум привлёк моё внимание. Я поднял голову – показалось? Галерея длинна – тут два входа, моя камера размещена за колонной – напротив никого, но шелест явный, приближающийся. Наконец, свет выхватил из темноты коридора двух стражников и девушку – совсем молоденькую, тоненькую и ещё нескладную.
Арестованная? Что натворила? Воровка, наверное? Или…стоп.
Я с изумлением смотрел, как процессия остановилась у моей решётки, как провернули ключ, как девушка переступила порог и тонко, очень звонко прокричала:
–Это вы, разжалованный полководец Маары, по имени Вэлдар, принадлежащий дому Маргон, обвиняемый и справедливо осуждённый в заговоре против королевской власти?
Как страшно она звучала. Звонкая, пронзительно звонкая…
–Это я. С кем имею честь?
–Меня зовут Арахна. Я – плач Коллегии Палачей. Я пришла, чтобы провести вас по последнему пути.
Палач?!
Я во все глаза смотрел на девчонку, хотя, казалось, видел уже всё на свете и ничему не мог удивляться. И всё же – удивила! Палач! Да она же ребёнок! Точь-в-точь ровесница моей Мари! И это мой убийца?
–Я не убийца, – похоже, последнее я высказал вслух. Голос девушки сделался ледяным. – Я – палач. Я осуществляю правосудие.
–А силёнок хватит? – мне стало смешно и, если честно, оскорбительно. После всех моих заслуг могли бы кого-то поприличнее прислать! А эта?..
Девушка смерила меня презрительным насмешливым взглядом. Теперь я видел лучше и мог точно сказать, что она не старше моей Мари. И уже палач? Не помощник палача, не служительница Коллегии, а полновесный палач?
Интересно, я её первая жертва?
–Я начну с прочтения вам приговора, – объявила Арахна, сунула руку в карман и извлекла конверт, скреплённый печатью Судейства, развернула, – итак… От седьмого дня летнего сезона, мы, Судейство, поставленные на защиту Маары, короля Маары, и светлого Луала с Девятью Рыцарями Его, рассмотрев дело Вэлдара от дома Маргон…
Я не слушал её. Я смотрел на решётку позади неё. Стражники ходят по коридору. Она пришла с двумя, ещё два обычно стоят в галерее. Если всё сделать быстро, если успеть…
Я сам ещё не знал толком, что успеть и что сделать. Но она – явившись молодостью, напомнила мне о жизни, о дочери, о жене так, как я сам себе не мог напомнить. Она была живой. А я был уже мёртв. Но сейчас я не мог, не хотел с этим мириться. Я должен был попытаться, я должен был сделать хоть что-то!
–И выслушав свидетельства, подтверждающие вашу вину, постановили… – девчонка была неопытной. Она не заметила, что я её не слушаю, не увидела, что я смотрю ей за спину, пытаясь понять и вспомнить, как она зашла.
Как же это было? она переступила порог, сделала знак стражнику. Затем сунула ключ в карман? Да, кажется так. Я всё равно скован в руках, вряд ли от меня ждут безумств.
–Приговорить вас к смерти через повешение. Приговор привести в исполнение незамедлительно, – закончила девчонка и свернула листок. – Представитель Судейства будет ждать вас у эшафота, представитель Дознания спустится чуть позже. Пока – есть ли у вас какие-нибудь пожелания?
Ключ у неё в кармане. Совершенно точно. Но как мне дотянуться до него? Почему она так на меня смотрит? Она что-то спросила? Сказала?
–Простите?.. – я придал голосу жалости. – кажется, я..повторите?
–Представитель Судейства встретит вас у эшафота. Представитель Дознания спустится чуть позже. Есть ли у вас какие-нибудь пожелания?
–Например? – вот тут, надо признаться, я обалдел. Какое может быть пожелание у осуждённого? Жизнь, дура ты набитая! Жить я хочу! К семье хочу!
–Желаете написать последнее письмо или передать что-то на словах? Может быть, какие-нибудь личные вещи?
–У меня всё отняли, – почему я вообще разговариваю с этой дурой? – Какие вещи…
–По-разному, – она пожала плечами, – прядь волос, лоскут рубашки на память – это не возбраняется.
Ну уж нет, девочка! Я выйду отсюда. Теперь, глядя на твою неопытность, глядя на твою наивность, я вижу себя и понимаю, что смогу тебя обмануть, а значит, смогу перехитрить смерть. Я помню, что нужно миновать три этажа – всего три этажа и свобода! Если я смогу переодеться под стражника, то, даст Луал, миную их все. Затем – двери и свобода. Там жена, там дочь. Быстро снарядиться в путь, пока не хватились, и бежать, бежать… на тот же юг!
Да, теперь я вижу это ясно. План безумный, но от того он и должен сработать. Никто не ждёт от меня ничего подобного, значит, это мой шанс. Они не будут готовы, верно?!
Девчонка же смотрела на меня, ждала ответа. Надо действовать. Скоро спустится дознаватель, и тогда, быть может, я не доберусь до ключа.
–Воды бы…
–Что? – у неё был очень забавный растерянный вид. Она не ожидала услышать про воду. Что это с ней? совсем дура? Не знает или не хочет знать?
Некоторые думают, что этим доламывают преступников. Некоторые, что этим ослабляют их перед казнью. Мой дознаватель был образцом честности и кормить меня продолжил, но я здесь достаточно давно, чтобы усвоить – не все удачливы как я. Стража разносит тарелки ко всем, но некоторые из них пустые – это для начальства, мол, всё съедено заключённым. А то, что он орёт или ослаб, так это не к нам.
Мне же повезло.
–Воды, – повторил я, – двое суток не пил и не ел.
–Как это? – не поняла она. – Вы не хотите есть? Это вы зря. Мучения перед смертью ни к чему.
–Хочу, – я невольно улыбнулся. Эта Арахна была такой глупой и милой в своей глупости, – мне не дают.
Она побледнела. Похоже, в самом деле не знает о том, что творится здесь. Её счастье!
–Как это не дают? – девчонка аж задрожала от гнева. – Как вы так смеете…
–Кому-то дают. Кому-то нет. экономят, – я улыбнулся опять. Девчонка была забавной в своём гневе. Может быть, она не самый плохой человек?
Арахна покачала головой:
–Я доложу об этом, они проведут проверку.
Девочка, мне плевать! На тебя, на твои проверки и доклады. Я жить хочу, понимаешь?
–Что же насчет воды?
Арахна кивнула, вынула из кармана ключ, провернула его, вышла, провернула, затихла очень быстро, легко удалилась. А я же подобрался.
Рана в бедре застарелая, шевелиться больно, но что значит боль перед смертью? Надо собраться, собраться всеми силами и достать ключ. И пусть наивность умрёт, как умерла во мне.
–Возьмите, – Арахна вернулась быстро. на этот раз я следил за ключом, который снова исчез в кармане.
Я нарочно неловко взялся за принесенный стакан, чтобы расплескать немного.
–Извините, руки скованы, не взять.
Она заколебалась. Тут было три варианта: вылить мне воду на голову, помочь мне её выпить или снять с меня оковы.
Я бы выбрал первый. Но Арахна была доброй, и при этом не желала касаться преступника лишний раз, а потому, поколебавшись, потянулась к моим кандалам, и…
–Палач, какого Рыцаря ты творишь? – я не заметил, как он спустился – мой дознаватель, мой добрый и милосердный дознаватель. Мой убийца. Человек, не давший мне шанса на освобождение.
–Это ты мне скажи! – Арахна распрямилась, – почему заключенные жалуются на голод? Их не кормят…
–Этого кормят, – дознаватель прошёл в камеру, у него тоже был ключ, но он, закрыв дверь, протянул его стражнику сквозь прутья решетки. Вот же мерзавец! Знает, видимо, мысли нашего брата.
–Этого? – Арахна потеряла ко мне интерес. Она смотрела только на дознавателя, готовая, казалось, вцепиться ему в горло.
–Этого – да! – гаркнул он и вдруг сунул руку в её карман. Девчонка завизжала, не понимая, дёрнулась, но дознаватель легко и мгновенно её отпустил и вытащил ключ от моей свободы, победно взглянул на меня: – провалился твой план, да?
–Это мой! – возмутилась Арахна, попыталась вырвать ключ из рук дознавателя, и я понял, что это мой последний шанс. Наплевав на всякую боль, я рванулся к ним, готовый умереть и готовый выжить.
Я рванул, не помня и не соображая ничего, даже мысль о дочери меня не вдохновляла так, как жажда жить самому.
И откуда пришла всепоглощающая боль я не понял. Просто толчок в грудь, удар чем-то тяжелым и темнота закружилась, подкосились ноги, и я рухнул куда-то.
Арахну трясло. Впервые на неё попытался напасть обречённый. Она понимала, что сама виновата, что отвлеклась, вошла, не дожидаясь дознавателя, да и мало ли ещё? Знала вину. Знала, что гнать её надо с этого места, но сейчас тряслась не от этого. На неё прежде даже голоса никто не повышал, несмотря на её должность. А тут аж нападение!
–Дура! – весело сказал дознаватель, глядя на неё, – как есть! Не могу…надо же было поверить! Эх ты, воробышек.
–Я…он сказал, – Арахна медленно приходила в себя. Дознаватель проявил неожиданное сочувствие:
–Первый раз?
–Казню? Нет. Напали? Да.
–Ты это…– дознаватель усмехнулся, – совет запомни на будущее. Хороший совет. Бесплатный. Никому нельзя верить. Никому. Ни врагам, ни друзья, ни уж тем более тем, кто загнан в угол. У них прыжок на тебя, нападение – единственный шанс. В этот раз Луал тебя помиловал, и я оказался здесь, но в другой раз может так не повести. Будь осторожна и никогда никому не верь. Никому!
Арахна кивнула:
–Надо рапорт составить, да?
–А зачем? – дознаватель огляделся. – Свидетелей ты да я, да мы с тобой. Сейчас очнётся и казнишь. И не было ничего. по рукам?
–По рукам, – Арахна сжала зубы, чтобы точно вернуть себе твёрдость духа – ей это помогало и в детстве, и сейчас. – А некоторых преступников, правда, не кормят?
Дознаватель посмотрел на неё со смешанным чувством. С одной стороны, ему хотелось ответить ей правду, хотелось предупредить, что нечего молодой девушке делать здесь, в таком месте, надо валить, и как можно дальше и быстрее, но с другой стороны… его-то кто предупредил? Ему сказали, что он будет служить закону и он поверил. Кто же знал, что закон живёт только в некоторых местах, и совсем не заглядывает в темницы да в допросные комнаты?
–Ещё чего! – рассмеялся дознаватель, – ты и этому поверила? Сама же знаешь – по всем правилам должны кормить. До последнего утра, если надо! Не верь всему, что слышишь, девочка!
Будь Арахна умнее, она бы уточнила, что спросила не про правила, а про их соблюдение, так как наличие ей известно. А была бы ещё опытнее, то вообще бы ничего спрашивать не стала. Но у неё пока не было гибкого ума и опыта, и только потом, когда сама Арахна окажется в камере и будет ждать своей казни, может быть, вспомнит самый лучший совет в своей жизни «никому не верь». Самый бесполезный совет. Запоздалый, странный и непонятный, но единственный, который мог бы стать ей спасением однажды.
Но это будет уже тогда, когда жизнь будет где-то над Арахной, а не рядом с нею.
15. Магда
Правители Маары проводили долгие часы в думах о народе, но многие из них думали лишь о главных его проблемах, об общем выживании своей земли и о становлении её величия. Кажется, только Хлодвиг Добродетельный задался вопросами более приземлёнными и, оглядывая созданные его предками системами управления Маарой – Секциями, которые состояли из Коллегий, заметил, что все его предшественники значительно просели в вопросах устройства сирот.
Сирот было много. Войны, голод, чума, заговоры…всё это уносило жизни иногда честно – на поле брани, иногда неотвратимо – как голод да чума, а порою закономерно – на эшафоте. Так или иначе, но только при Хлодвиге Добродетельном столица Маары вдруг насчитала порядка тысячи неустроенных, перебивающих мелким воровством, чёрной работой и попрошайничеством сирот.
Тогда он создал Коллегию Добродетели – именно в ней сироток должны были пригревать, обучать, обеспечивать за счёт казны и обустраивать при достижении совершеннолетия.
К несчастью Хлодвиг Добродетельный слишком сильно переживал за всё, что творилось в его земле, и его доброе сердце рано остановилось. На престол взошёл его старший сын – Клоотс, который был очень недоволен теми расходами, которые образовывала Коллегия Добродетели. Но Клоотс, не смея нарушить волю отца, не позволил себе уничтожить Коллегию Добродетели. Всё, на что он осмелился – трансформировать её. Теперь сироты, помещённые в неё, до достижения совершеннолетия должны были выполнять мелкий, нехитрый труд, чтобы хоть как-то отбить своё содержание. Так в Мааре появились маленькие прядильщицы кружев, рыбаки, водоносы, разгребатели выгребных ям и сточных канав…
Алвиз был суровым воином, преданным королю, но, что важнее, он был предан Мааре и был моим другом. Опытный вояка, имеющий авторитет среди солдат, управляющийся с любым оружием, спокойный и сдержанный – он внушал силу и уважение. Если честно, даже мне было от его спокойствия легче.
Конечно же, я не хотел его смерти. И не хотел его выдавать! Я только не мог понять: Алвиз же так любил короля! Почему же…
–Почему? – спросил я, не веря в то, что предают даже самые близкие, не веря в то, что я был так наивен, что мог не замечать очевидного.
–Потому что пришла пора перемен, – тихо и печально ответил Алвиз. Кто его увлёк? Как? Когда? Я не знаю и тогда не знал. Я только хотел не слышать признаний, я тогда поверил бы его лжи, но Алвиз только признался в том, что действительно состоит в заговоре против короны.
–Я должен сообщить в Дознание, – это было моим долгом. Я знал это. Знал это и Алвиз. Но мы не двинулись с мест своих. Я понимал, что узнал секрет Алвиза случайно, что не хотели мне открывать страшное заблуждение моё.
–Да, господин, – отозвался Алвиз также тихо.
И тогда я сглупил окончательно.
–Если только ты не откажешься от идеи и не выйдешь из заговора. Вернувшись же в столицу, выдашь всех предателей…
Алвиз взглянул на меня с удивлением, но, поразмыслив, медленно кивнул и пообещал, что сделает всё в точности. И я очень захотел поверить ему – человеку, которому я был обязан своей жизнью, по меньшей мере раза три.
Стоит ли говорить, что Алвиз не дожил до возвращения в столицу? Стоит ли говорить, что предатели убили его? Стоит ли говорить, что они обратили дело совершенно иным способом, мол, я пытался подбить всех к заговору? Дознание у нас рьяное, разбираться не стало, арестовали меня сразу.
Сначала я пытался объяснить всё как было, но понял, что я глупец. А это значит, что я заслуживаю всё, что получаю, и ни одни мои заслуги, ни одни мои достижения и завоевания для Маары не будут учтены. Никто не поверит и не вспомнит моего милосердия к пленным, моей добродетели для Маары, моих побед для неё.
А это означает, что я действительно предатель. Я перестал сопротивляться, и меня перестали мучить допросами, просто приговорив к смерти.
***
Где-то надо мной прогрохотали тяжёлые сапоги – конечно, час приближается к обеду. В это время они все ходят туда-сюда особенно часто, караулят тележку с обедом, что ль? Или просто торопятся решить все свои дела до пищи?
Новый шум привлёк моё внимание. Я поднял голову – показалось? Галерея длинна – тут два входа, моя камера размещена за колонной – напротив никого, но шелест явный, приближающийся. Наконец, свет выхватил из темноты коридора двух стражников и девушку – совсем молоденькую, тоненькую и ещё нескладную.
Арестованная? Что натворила? Воровка, наверное? Или…стоп.
Я с изумлением смотрел, как процессия остановилась у моей решётки, как провернули ключ, как девушка переступила порог и тонко, очень звонко прокричала:
–Это вы, разжалованный полководец Маары, по имени Вэлдар, принадлежащий дому Маргон, обвиняемый и справедливо осуждённый в заговоре против королевской власти?
Как страшно она звучала. Звонкая, пронзительно звонкая…
–Это я. С кем имею честь?
–Меня зовут Арахна. Я – плач Коллегии Палачей. Я пришла, чтобы провести вас по последнему пути.
Палач?!
Я во все глаза смотрел на девчонку, хотя, казалось, видел уже всё на свете и ничему не мог удивляться. И всё же – удивила! Палач! Да она же ребёнок! Точь-в-точь ровесница моей Мари! И это мой убийца?
–Я не убийца, – похоже, последнее я высказал вслух. Голос девушки сделался ледяным. – Я – палач. Я осуществляю правосудие.
–А силёнок хватит? – мне стало смешно и, если честно, оскорбительно. После всех моих заслуг могли бы кого-то поприличнее прислать! А эта?..
Девушка смерила меня презрительным насмешливым взглядом. Теперь я видел лучше и мог точно сказать, что она не старше моей Мари. И уже палач? Не помощник палача, не служительница Коллегии, а полновесный палач?
Интересно, я её первая жертва?
–Я начну с прочтения вам приговора, – объявила Арахна, сунула руку в карман и извлекла конверт, скреплённый печатью Судейства, развернула, – итак… От седьмого дня летнего сезона, мы, Судейство, поставленные на защиту Маары, короля Маары, и светлого Луала с Девятью Рыцарями Его, рассмотрев дело Вэлдара от дома Маргон…
Я не слушал её. Я смотрел на решётку позади неё. Стражники ходят по коридору. Она пришла с двумя, ещё два обычно стоят в галерее. Если всё сделать быстро, если успеть…
Я сам ещё не знал толком, что успеть и что сделать. Но она – явившись молодостью, напомнила мне о жизни, о дочери, о жене так, как я сам себе не мог напомнить. Она была живой. А я был уже мёртв. Но сейчас я не мог, не хотел с этим мириться. Я должен был попытаться, я должен был сделать хоть что-то!
–И выслушав свидетельства, подтверждающие вашу вину, постановили… – девчонка была неопытной. Она не заметила, что я её не слушаю, не увидела, что я смотрю ей за спину, пытаясь понять и вспомнить, как она зашла.
Как же это было? она переступила порог, сделала знак стражнику. Затем сунула ключ в карман? Да, кажется так. Я всё равно скован в руках, вряд ли от меня ждут безумств.
–Приговорить вас к смерти через повешение. Приговор привести в исполнение незамедлительно, – закончила девчонка и свернула листок. – Представитель Судейства будет ждать вас у эшафота, представитель Дознания спустится чуть позже. Пока – есть ли у вас какие-нибудь пожелания?
Ключ у неё в кармане. Совершенно точно. Но как мне дотянуться до него? Почему она так на меня смотрит? Она что-то спросила? Сказала?
–Простите?.. – я придал голосу жалости. – кажется, я..повторите?
–Представитель Судейства встретит вас у эшафота. Представитель Дознания спустится чуть позже. Есть ли у вас какие-нибудь пожелания?
–Например? – вот тут, надо признаться, я обалдел. Какое может быть пожелание у осуждённого? Жизнь, дура ты набитая! Жить я хочу! К семье хочу!
–Желаете написать последнее письмо или передать что-то на словах? Может быть, какие-нибудь личные вещи?
–У меня всё отняли, – почему я вообще разговариваю с этой дурой? – Какие вещи…
–По-разному, – она пожала плечами, – прядь волос, лоскут рубашки на память – это не возбраняется.
Ну уж нет, девочка! Я выйду отсюда. Теперь, глядя на твою неопытность, глядя на твою наивность, я вижу себя и понимаю, что смогу тебя обмануть, а значит, смогу перехитрить смерть. Я помню, что нужно миновать три этажа – всего три этажа и свобода! Если я смогу переодеться под стражника, то, даст Луал, миную их все. Затем – двери и свобода. Там жена, там дочь. Быстро снарядиться в путь, пока не хватились, и бежать, бежать… на тот же юг!
Да, теперь я вижу это ясно. План безумный, но от того он и должен сработать. Никто не ждёт от меня ничего подобного, значит, это мой шанс. Они не будут готовы, верно?!
Девчонка же смотрела на меня, ждала ответа. Надо действовать. Скоро спустится дознаватель, и тогда, быть может, я не доберусь до ключа.
–Воды бы…
–Что? – у неё был очень забавный растерянный вид. Она не ожидала услышать про воду. Что это с ней? совсем дура? Не знает или не хочет знать?
Часть дознавателей, получив на своих осуждённых смертные приговоры, перестаёт их кормить до казни. А зачем? Уже мёртвые ведь! С едой же в Мааре неладно. Перебои и, привет, голод.
Некоторые думают, что этим доламывают преступников. Некоторые, что этим ослабляют их перед казнью. Мой дознаватель был образцом честности и кормить меня продолжил, но я здесь достаточно давно, чтобы усвоить – не все удачливы как я. Стража разносит тарелки ко всем, но некоторые из них пустые – это для начальства, мол, всё съедено заключённым. А то, что он орёт или ослаб, так это не к нам.
Мне же повезло.
–Воды, – повторил я, – двое суток не пил и не ел.
–Как это? – не поняла она. – Вы не хотите есть? Это вы зря. Мучения перед смертью ни к чему.
–Хочу, – я невольно улыбнулся. Эта Арахна была такой глупой и милой в своей глупости, – мне не дают.
Она побледнела. Похоже, в самом деле не знает о том, что творится здесь. Её счастье!
–Как это не дают? – девчонка аж задрожала от гнева. – Как вы так смеете…
–Кому-то дают. Кому-то нет. экономят, – я улыбнулся опять. Девчонка была забавной в своём гневе. Может быть, она не самый плохой человек?
Арахна покачала головой:
–Я доложу об этом, они проведут проверку.
Девочка, мне плевать! На тебя, на твои проверки и доклады. Я жить хочу, понимаешь?
–Что же насчет воды?
Арахна кивнула, вынула из кармана ключ, провернула его, вышла, провернула, затихла очень быстро, легко удалилась. А я же подобрался.
Рана в бедре застарелая, шевелиться больно, но что значит боль перед смертью? Надо собраться, собраться всеми силами и достать ключ. И пусть наивность умрёт, как умерла во мне.
***
–Возьмите, – Арахна вернулась быстро. на этот раз я следил за ключом, который снова исчез в кармане.
Я нарочно неловко взялся за принесенный стакан, чтобы расплескать немного.
–Извините, руки скованы, не взять.
Она заколебалась. Тут было три варианта: вылить мне воду на голову, помочь мне её выпить или снять с меня оковы.
Я бы выбрал первый. Но Арахна была доброй, и при этом не желала касаться преступника лишний раз, а потому, поколебавшись, потянулась к моим кандалам, и…
–Палач, какого Рыцаря ты творишь? – я не заметил, как он спустился – мой дознаватель, мой добрый и милосердный дознаватель. Мой убийца. Человек, не давший мне шанса на освобождение.
–Это ты мне скажи! – Арахна распрямилась, – почему заключенные жалуются на голод? Их не кормят…
–Этого кормят, – дознаватель прошёл в камеру, у него тоже был ключ, но он, закрыв дверь, протянул его стражнику сквозь прутья решетки. Вот же мерзавец! Знает, видимо, мысли нашего брата.
–Этого? – Арахна потеряла ко мне интерес. Она смотрела только на дознавателя, готовая, казалось, вцепиться ему в горло.
–Этого – да! – гаркнул он и вдруг сунул руку в её карман. Девчонка завизжала, не понимая, дёрнулась, но дознаватель легко и мгновенно её отпустил и вытащил ключ от моей свободы, победно взглянул на меня: – провалился твой план, да?
–Это мой! – возмутилась Арахна, попыталась вырвать ключ из рук дознавателя, и я понял, что это мой последний шанс. Наплевав на всякую боль, я рванулся к ним, готовый умереть и готовый выжить.
Я рванул, не помня и не соображая ничего, даже мысль о дочери меня не вдохновляла так, как жажда жить самому.
И откуда пришла всепоглощающая боль я не понял. Просто толчок в грудь, удар чем-то тяжелым и темнота закружилась, подкосились ноги, и я рухнул куда-то.
***
Арахну трясло. Впервые на неё попытался напасть обречённый. Она понимала, что сама виновата, что отвлеклась, вошла, не дожидаясь дознавателя, да и мало ли ещё? Знала вину. Знала, что гнать её надо с этого места, но сейчас тряслась не от этого. На неё прежде даже голоса никто не повышал, несмотря на её должность. А тут аж нападение!
–Дура! – весело сказал дознаватель, глядя на неё, – как есть! Не могу…надо же было поверить! Эх ты, воробышек.
–Я…он сказал, – Арахна медленно приходила в себя. Дознаватель проявил неожиданное сочувствие:
–Первый раз?
–Казню? Нет. Напали? Да.
–Ты это…– дознаватель усмехнулся, – совет запомни на будущее. Хороший совет. Бесплатный. Никому нельзя верить. Никому. Ни врагам, ни друзья, ни уж тем более тем, кто загнан в угол. У них прыжок на тебя, нападение – единственный шанс. В этот раз Луал тебя помиловал, и я оказался здесь, но в другой раз может так не повести. Будь осторожна и никогда никому не верь. Никому!
Арахна кивнула:
–Надо рапорт составить, да?
–А зачем? – дознаватель огляделся. – Свидетелей ты да я, да мы с тобой. Сейчас очнётся и казнишь. И не было ничего. по рукам?
–По рукам, – Арахна сжала зубы, чтобы точно вернуть себе твёрдость духа – ей это помогало и в детстве, и сейчас. – А некоторых преступников, правда, не кормят?
Дознаватель посмотрел на неё со смешанным чувством. С одной стороны, ему хотелось ответить ей правду, хотелось предупредить, что нечего молодой девушке делать здесь, в таком месте, надо валить, и как можно дальше и быстрее, но с другой стороны… его-то кто предупредил? Ему сказали, что он будет служить закону и он поверил. Кто же знал, что закон живёт только в некоторых местах, и совсем не заглядывает в темницы да в допросные комнаты?
–Ещё чего! – рассмеялся дознаватель, – ты и этому поверила? Сама же знаешь – по всем правилам должны кормить. До последнего утра, если надо! Не верь всему, что слышишь, девочка!
Будь Арахна умнее, она бы уточнила, что спросила не про правила, а про их соблюдение, так как наличие ей известно. А была бы ещё опытнее, то вообще бы ничего спрашивать не стала. Но у неё пока не было гибкого ума и опыта, и только потом, когда сама Арахна окажется в камере и будет ждать своей казни, может быть, вспомнит самый лучший совет в своей жизни «никому не верь». Самый бесполезный совет. Запоздалый, странный и непонятный, но единственный, который мог бы стать ей спасением однажды.
Но это будет уже тогда, когда жизнь будет где-то над Арахной, а не рядом с нею.
15. Магда
Правители Маары проводили долгие часы в думах о народе, но многие из них думали лишь о главных его проблемах, об общем выживании своей земли и о становлении её величия. Кажется, только Хлодвиг Добродетельный задался вопросами более приземлёнными и, оглядывая созданные его предками системами управления Маарой – Секциями, которые состояли из Коллегий, заметил, что все его предшественники значительно просели в вопросах устройства сирот.
Сирот было много. Войны, голод, чума, заговоры…всё это уносило жизни иногда честно – на поле брани, иногда неотвратимо – как голод да чума, а порою закономерно – на эшафоте. Так или иначе, но только при Хлодвиге Добродетельном столица Маары вдруг насчитала порядка тысячи неустроенных, перебивающих мелким воровством, чёрной работой и попрошайничеством сирот.
Тогда он создал Коллегию Добродетели – именно в ней сироток должны были пригревать, обучать, обеспечивать за счёт казны и обустраивать при достижении совершеннолетия.
К несчастью Хлодвиг Добродетельный слишком сильно переживал за всё, что творилось в его земле, и его доброе сердце рано остановилось. На престол взошёл его старший сын – Клоотс, который был очень недоволен теми расходами, которые образовывала Коллегия Добродетели. Но Клоотс, не смея нарушить волю отца, не позволил себе уничтожить Коллегию Добродетели. Всё, на что он осмелился – трансформировать её. Теперь сироты, помещённые в неё, до достижения совершеннолетия должны были выполнять мелкий, нехитрый труд, чтобы хоть как-то отбить своё содержание. Так в Мааре появились маленькие прядильщицы кружев, рыбаки, водоносы, разгребатели выгребных ям и сточных канав…
