Сейчас Персиваль решал загадку. Ему потребовалось около минуты, чтобы спросить:
-Тот…ну, ваш новенький, похитил сердце твоей ненаглядной Арахны? И ты думаешь, что обвинение избавит тебя от соперника? Нет, прости. Не похитил! Может похитить? Есть предположения?
Отпираться было бесполезно, и Лепен признал:
-Да.
-Это не то преступление, - вздохнул Персиваль, - если была бы хоть какая-нибудь улика, хоть что-нибудь…
Он не договорил, развел руками.
-Он жил на улице! – резко промолвил Лепен, не желая отступать. – Бард. Наверняка и памфлетист. Уверен, если покопаться в его жизни…
-Это уже интересно, - признал дознаватель, - но, опять же, без свидетельств и улик. На одних предположениях? Нет…с таким же успехом я могу обвинять тебя в том, что ты заговорщик против герцога Торвуда, ведь ты жил и дружил в одной Коллегии с преступником Сколером. Это все?
-Но что-нибудь!
Лепен не знал, что именно он хочет получить от Персиваля. Одно то, что тот его не выставил и не начал на него орать за саму идею обвинения невинного, уже стоила дорого, но Лепен не унимался. Персиваль был его единственной надеждой избавиться от Эмиса законным путем.
Персиваль, видя отчаяние Лепена и предполагая, что тот будет ему в дальнейшем очень обязан, призадумался. Он любил загадки, и это сделало его человеком определенного склада ума: теперь он пытался представлять картинку целиком и разбивал ее по кусочкам, чтобы понять, как именно разбивать, кем и когда, чтобы получить желаемое.
Персиваль желал повышения. Он хотел быть Главой Коллегии Дознания, но был очень хорошим дознавателем, что исключало такую возможность, ведь каждый наставник внутренней иерархии Коллегии понимал, что если допустить профессионала до более крупного поста, то тот может указать на чью-нибудь некомпетентность. К тому же, преступления же тоже нужно расследовать, а наставники всех уровней увязали больше в бумагах…
Которые, к слову, сейчас не сходились.
Да и Персиваль знал, что не сойдутся. Более того, он надеялся, что в скором времени будет проверка, подобная той, что сейчас пугала всю Секцию Закона и намеренно закладывал неправильные данные, точно зная, что наставник его проверять не будет, ни его ни других дознавателей, а просто сдаст, выдав их общий отчет за свой.
И это значило, что когда вскроется несоответствие для принца Мираса – полетят многие должности и тут бы выслужиться не кражей, а чем-нибудь покрупнее, как тот проклятый Мальт, разом отхвативший два громких дела: против Судейского выкормыша и против своего же дознавателя.
Одно дело – и, Персиваль не сомневался, долгожданное повышение. Одно дело весомее краж, что, как назло, попали к нему на стол в самые роковые дни.
Так как Персиваль молчал и никуда его не гнал, Лепен догадывался, что вопреки словам дознавателя, не все потеряно и есть что-то, пусть непонятное, но ведущее к заветной цели.
-Слушай, - медленно заговорил Персиваль, все еще обдумывая свое, - ты понимаешь, что будет, если вскроется?
-Ничего не вскроется! – Лепен сам не знал, как это все скрыть, хотя бы по тому, что не знал, что входит в загадочное «это», но был уверен, что скроет. Все, что надо и всех, кого надо.
-И ты понимаешь, - уже увереннее продолжал Персиваль, - что ты будешь мне за это очень и очень обязан?
-Всем, что у меня есть и будет!
-И если нас все-таки поймают…
-Я все возьму на себя. Это я ввел тебя в заблуждение. Я и только я. – Лепен был само вдохновение. Готовый на все, в эту минуту он был преданным псом Дознания, рабом своих мечтаний и ревности, которая когда-то давно родилась из светлого и нежного чувства к Арахне.
-Тогда…- Персиваль уже был готов рискнуть. Он видел, как строят карьеру другие дознаватели и злился, что не может следовать за ними, и сейчас, когда оставалось немного. Он предвкушал свой триумф и упивался властью над этим человеком, который был подвержен непонятному для Персиваля чувству. Сам Персиваль никогда и никого не любил, включая себя.
-Тогда бери бумагу, чернила и перо!
Лепен, готовый сорваться по любому слову и даже жесту Персиваля, рванулся к его столу и, судорожно вытащив чистый лист бумаги, едва не сломав перо в сильном сжатии и слегка испачкав пальцы о чернила, которые дрогнули при грубом открывании, замер, вопросительно глядя на своего благодетеля.
-Ну? – подбодрил его Персиваль.
-А…что писать-то? – Лепен растерялся, разом став из палача мальчишкой.
-Луал и Девять рыцарей! – Персиваль вознес руки к потолку, но Луал, если и слышал дознавателей. То только когда они простирали руки к небу, и в ответ осталась только тишина. – Пиши, что ты, представитель Секции Закона, Коллегии Палачей просишь о проверке всех членов своей Коллегии на приверженность…
-Всех? – испугался Лепен. – И Ара?
-Кого? А. да, всех. Не дрожи, того, чего не надо, мы не найдем. Вернее, того, что совсем не надо. То есть, того, что…ой, пиши! – Персиваль с досадой махнул рукой. – Пиши, а не то я передумаю.
Лепен торопливо скрипел пером, его пальцы дрожали, и перо грозилось сломаться, но он выводил старательно, покоряясь воле своего благодетеля.
-Написал? – Персивалю самому не терпелось приступить к своей работе, но он усиленно изображал, что ему все равно и в нем только снисхождение к Лепену. Но человек, в котором есть разум и внимание, заметил бы без труда, что все это снисхождение и равнодушие – маска.
Но Лепену было не до этого.
-Записал? – ласково спросил Персиваль. – хорошо. Дальше. Так… на приверженность к заговору против ближайшего друга короля - герцога Торвуда.
Лепен дрогнул. Взглянул с опаской.
-Пиши, - успокоил Персиваль. – нам нужен факт покушения, покаяние заговорщика, улика или свидетельство, но сойдет и донос. Просто так мы не проверяем…пока.
Дознаватель усмехнулся.
-Но я не доносчик! – возмутился Лепен.
-Ты много хуже, - согласился Персиваль. – Но эта твоя девица нужна тебе или нет?
Лепен покорно продолжил писать.
-Опасаясь мести, - вдохновенно диктовал Персиваль, взяв деловой тон, - со стороны соратников заговора, я прошу Дознание и Судейство сохранить мое имя в тайне и не использовать его нигде, кроме официальных документов. Написал? Число, подпись.
-Что дальше? – внутри Лепена бушевало странное море. Оно наполняло его ядом, но и успокаивало этим же ядом. Он верил, что поступает правильно – надо было только убедить в этом совесть.
-Дальше…запечатай конверт. Подпиши, что в Дознание. Причем…мне. Сунь в общий разнос. Понял? Только чтоб никто не видел. Затем веди себя спокойно.
Персиваль потер руки и кашлянул:
-А ведь, вообще-то, если мы придем и ничего не найдем…хм, хм! Ты знаешь почерк Эмиса?
-Нет, он ничего не заполнял, - Лепен смотрел на Персиваля с мольбой.
-А и неважно! – Персиваль быстро выхватил другой лист, примерился и левой рукой, хотя отродясь был правшой, написал несколько строк, затем протянул лист Лепену. – ну как?
-«Предлагаю покончить с г. Торвудом до луны. Так продолжаться не может. Подписание мира на носу», - прочел вслух Лепен и уставился на дознавателя.
-Ну? Что смотришь? Скажи хоть слово!
-Это слишком…- Лепен поморщился, подбирая слово, - нарочито.
-Для идиотов, - согласился Персиваль. – Подсунь эту записку ему куда-нибудь в карман, как будто бы он получил ее, но не смог вовремя избавиться, а тут и Дознание!
-Глупо, - не согласился Лепен.
-есть идеи лучше? – поинтересовался Персиваль.
-Ладно…- палач взял записку и письмо, написанное своей рукой.
-Тебя тоже будем проверять, так что – припрячь, если есть чего, - посоветовал дознаватель в полном дружелюбии, которое было не меньше, чем издевательством.
-А как я ему подброшу?
-Ну, придумай что-нибудь! Он ходит в мантии палача?
-Нет, он не палач. У него завтра первая казнь с Арахной. Он помощник, и…
-Ну и сунь туда, - предложил Персиваль. – И вообще…не рассиживайся здесь. Мое дело предложить, твое дело – выполнить или нет. и помни, что ты мне обязан, очень обязан!
Лепен, чувствуя, как в его груди зарождается тепло, поднялся. Он вышел из кабинетов Дознания весьма и весьма довольный собой. Единственное, что тревожило его – необходимость незаметно подложить глупую записку Эмису. В успех Лепен не особенно верил, записка казалась ему слишком нарочитой. Он не знал еще, будучи обычным палачом, что бывают такие часы, когда самое нарочитое принимается за истину с воодушевленной радостью.
Сам Луал, казалось, благословлял Лепена. Без малейшей проблемы ему удалось подложить письмо в общий разнос и не быть замеченным. Вернувшись же, он застал мрачную картину готовящегося к завтрашней казни Эмиса, который не знал, как и что происходит обычно на казнях, закрытые двери кабинета Регара и отсутствие Арахны.
Последнее встревожило не на шутку, но Лепен отвлекся. Присев рядом с Эмисом и, стараясь казаться дружелюбным, спросил:
-Волнуешься?
-Если честно, мне не доводилось рубить головы, - признался Эмис.
-Я помню свою первую казнь. Меня потом стошнило.
-Это мне должно помочь?
-Ну, если не стошнит, ты уже справился лучше, чем я.
Лепен был само обаяние и поддержка. Эмис не повелся. Он уже понял, что это не самый лучший человек в его жизни. Вдобавок, в отличие от Арахны, Эмис видел, как далеко ведет ревность путь Лепена, но как человек еще неопытный, не полагал, что дорога эта должна прийтий к нему.
-Больше всего меня угнетает форма. Регар говорит, я должен быть в ней.
-Да, - Лепен напряженно улыбнулся. Он точно знал, что подбросит записку сегодня же в карман мантии. – Приведи ее в порядок.
-Уже привел. Висит, - Эмис кивком головы указал на мантию, которую Лепен сразу и не заметил на спинке кресла.
Арахна не была готова к тому, что ее застигнут. Мальту сначала было весело – иногда он подозрительно быстро начинал оглядываться, петлял между Коллегиями и пристройками и точно видел, как она следует за ним. Это веселило его полчаса, а потом взгрустнулось и он, заведя ее след подальше от любопытных глаз, на самые тихие дорожки недалеко от Коллегии письма, круто повернулся и столкнулся с нею нос к носу.
Она пискнула, отшатнулась, застигнутая глупо и стыдно.
-Ну? – ласково спросил Мальт, - ходим, да? За мною? Полагала поймать меня на неблаговидных делах и сдать? Или рассчитывала убить в проходах? Так знай – я против.
-И рассчитывала! – Арахна выпрямилась. – Ты…точно… то есть, тебя привез принц! Ты приехал в его карете!
Она сказала это так, как будто бы это было обвинение.
-Ты тоже ездила в этой карете, - напомнил Мальт спокойно. – Я за тобой после этого не ходил по дворам.
-Ты заговорщик!
-А ты дура. Мы обмениваемся очевидными фактами?
-Я…- Арахна почувствовала себя до жути беспомощной и слабой. Лишенная всех опор, застигнутая в неловком положении, которое она добровольно сплела вокруг себя, пойманная в самую простую ловушку собственного любопытства, бесконечно глупая и униженная – она готова была исчезнуть сию же минуту.
-Если хотелось попробовать себя следопытом, то шла бы и следила за кем-нибудь другим, - Мальт не злился. Вопреки всякому ее предположению, он был спокоен и насмешлив. Это тоже бесило и обезоруживало. Арахна призналась:
-Я не хочу завтра казнить Ависа и Талена! Ты должен что-нибудь сделать.
-Я? – Мальт удивился и даже искренне. – Если бы я только сам принимал решения! Арахна, там много судей, много дознавателей и свидетелей. Ты не могла даже ручаться за Сколера, так как ты можешь быть уверена, что наказание Ависа и Талена не является заслуженным?
Со всех сторон он был логичен, и возразить было нечего. Мальт, почувствовав, что она сломлена, рявкнул:
-А если ты размякла и больше не палач, а лишь сентиментальная девица, то покинь свою Коллегию!
И снова – логичен. Арахна пришла в ужас при одной мысли об уходе из Коллегии и с мольбой взглянула на дознавателя. Тот смягчился:
-Я знаю, что тебе тяжело казнить знакомых. Я знаю, но это долг. Мне тоже тяжело дается многое.
Арахна пересилила себя. Она знала, что палачи чаще всего одиночки именно по этой причине, что боятся встретить на своей работе в качестве жертв тех, кто им дорог, но по юности лет и неопытности думала, что уж ее никак это не коснется.
-Возьми себя в руки, - продолжал Мальт. – И не мешай.
Она молчала – пристыжено и раздавлено.
-Ладно, сядь, - Мальт указал на тихую скамейку у Коллегии Письма. – Тут безопасно.
Арахна покорилась. В эту минуту она покорилась бы всему и всем.
-Не знаю, почему я трачу время на то, чтобы стереть слезы с лиц палачей, - честно признался дознаватель. – а не ваш Регар, наверное, от доброты своей природной, но…
-Еще я хотела извиниться, - тихо перебила Арахна, и Мальт застыл на полуслове. Этого он не ожидал.
Арахна для себя еще пару часов назад решила, что никогда и ни за что не извиниться перед Мальтом за свои слова, а еще – не станет просто так, как полагает долг, казнить Талена и Ависа завтра. Но стоило ей услышать слова Мальта, которые отрезвили ее как пощечина, она поняла: и извинится, и казнит.
Если даже откажется казнить – это сделает Лепен, или Регар. Или их Коллегию разгонят и все равно выполнят приговор. В любом случае – Авис и Тален обречены и должно произойти чудо, чтобы их не казнили завтра на площади. А чудес не бывает, когда права предъявляет закон.
И извиниться… Мальт тоже орудие. И ей надо пережить свое горе наедине с собою, ей надо жить теперь как-то иначе, не так, как прежде, когда они могли собираться Коллегий палачей в зале и на все голоса ругать дознавателей или судей, да и вообще всех, кто презирает их.
-Вот как? – Мальт уточнил тихо, словно бы сам не верил, да он и не верил, если честно. Ему казалось, что это уловка Арахны, а не настоящее желание извиниться.
Он бы на ее месте не извинялся. Впрочем, на ее месте он бы и не говорил ничего подобного дознавателю, от которого слишком многое вроде бы зависит. А вместе с тем – ничего. в некотором роде она даже свободнее будет, ее не держат тайны и обещания. Она сумела уклониться там, где сам Мальт не сумел.
-Извини меня, пожалуйста, - Арахна говорила тихо, боясь, что громкий голос ее может спугнуть извинения. – Твой ребенок не виноват в том, что…
Что его отец дознаватель? Что его отец заговорщик? Что его отец такое же орудие, как Арахна, Регар или топор?
-Что все так, - выкрутилась она. Мальт кивнул:
-Спасибо. Нет, правда, я благодарен.
-Я не умею извиняться, - призналась Арахна. – Но твой ребенок не виноват. Ты – виноват. А может быть и нет. но я считаю, что да. Даже если ты чист перед законом, то перед людьми…
-Виноват, - согласился Мальт, - ты не представляешь, какой я был сволочью.
Арахна в удивлении воззрилась на него. Она никогда прежде не видела у него такого взгляда – без тени насмешки или превосходства, скорбная усталость.
Не дознаватель, а унылый представитель Коллегии Письма! Арахна почувствовала неуместную жалость и нервно спросила:
-Был?
Он хмыкнул:
-Сейчас я болен сентиментальностью.
Арахна изобразила на своем лице недоверие. Мальт, вопреки всякому здравому смыслу, был для нее интересным собеседником, особенно когда заговаривал вдруг вот так, как будто бы он человек и только потом дознаватель.
-Болен-болен, - подтвердил Мальт. – В былое время я бы тебя за твои слова в такие бы допросные увел, но нет…сижу, разговариваю.
-Тот…ну, ваш новенький, похитил сердце твоей ненаглядной Арахны? И ты думаешь, что обвинение избавит тебя от соперника? Нет, прости. Не похитил! Может похитить? Есть предположения?
Отпираться было бесполезно, и Лепен признал:
-Да.
-Это не то преступление, - вздохнул Персиваль, - если была бы хоть какая-нибудь улика, хоть что-нибудь…
Он не договорил, развел руками.
-Он жил на улице! – резко промолвил Лепен, не желая отступать. – Бард. Наверняка и памфлетист. Уверен, если покопаться в его жизни…
-Это уже интересно, - признал дознаватель, - но, опять же, без свидетельств и улик. На одних предположениях? Нет…с таким же успехом я могу обвинять тебя в том, что ты заговорщик против герцога Торвуда, ведь ты жил и дружил в одной Коллегии с преступником Сколером. Это все?
-Но что-нибудь!
Лепен не знал, что именно он хочет получить от Персиваля. Одно то, что тот его не выставил и не начал на него орать за саму идею обвинения невинного, уже стоила дорого, но Лепен не унимался. Персиваль был его единственной надеждой избавиться от Эмиса законным путем.
Персиваль, видя отчаяние Лепена и предполагая, что тот будет ему в дальнейшем очень обязан, призадумался. Он любил загадки, и это сделало его человеком определенного склада ума: теперь он пытался представлять картинку целиком и разбивал ее по кусочкам, чтобы понять, как именно разбивать, кем и когда, чтобы получить желаемое.
Персиваль желал повышения. Он хотел быть Главой Коллегии Дознания, но был очень хорошим дознавателем, что исключало такую возможность, ведь каждый наставник внутренней иерархии Коллегии понимал, что если допустить профессионала до более крупного поста, то тот может указать на чью-нибудь некомпетентность. К тому же, преступления же тоже нужно расследовать, а наставники всех уровней увязали больше в бумагах…
Которые, к слову, сейчас не сходились.
Да и Персиваль знал, что не сойдутся. Более того, он надеялся, что в скором времени будет проверка, подобная той, что сейчас пугала всю Секцию Закона и намеренно закладывал неправильные данные, точно зная, что наставник его проверять не будет, ни его ни других дознавателей, а просто сдаст, выдав их общий отчет за свой.
И это значило, что когда вскроется несоответствие для принца Мираса – полетят многие должности и тут бы выслужиться не кражей, а чем-нибудь покрупнее, как тот проклятый Мальт, разом отхвативший два громких дела: против Судейского выкормыша и против своего же дознавателя.
Одно дело – и, Персиваль не сомневался, долгожданное повышение. Одно дело весомее краж, что, как назло, попали к нему на стол в самые роковые дни.
Так как Персиваль молчал и никуда его не гнал, Лепен догадывался, что вопреки словам дознавателя, не все потеряно и есть что-то, пусть непонятное, но ведущее к заветной цели.
-Слушай, - медленно заговорил Персиваль, все еще обдумывая свое, - ты понимаешь, что будет, если вскроется?
-Ничего не вскроется! – Лепен сам не знал, как это все скрыть, хотя бы по тому, что не знал, что входит в загадочное «это», но был уверен, что скроет. Все, что надо и всех, кого надо.
-И ты понимаешь, - уже увереннее продолжал Персиваль, - что ты будешь мне за это очень и очень обязан?
-Всем, что у меня есть и будет!
-И если нас все-таки поймают…
-Я все возьму на себя. Это я ввел тебя в заблуждение. Я и только я. – Лепен был само вдохновение. Готовый на все, в эту минуту он был преданным псом Дознания, рабом своих мечтаний и ревности, которая когда-то давно родилась из светлого и нежного чувства к Арахне.
-Тогда…- Персиваль уже был готов рискнуть. Он видел, как строят карьеру другие дознаватели и злился, что не может следовать за ними, и сейчас, когда оставалось немного. Он предвкушал свой триумф и упивался властью над этим человеком, который был подвержен непонятному для Персиваля чувству. Сам Персиваль никогда и никого не любил, включая себя.
-Тогда бери бумагу, чернила и перо!
Лепен, готовый сорваться по любому слову и даже жесту Персиваля, рванулся к его столу и, судорожно вытащив чистый лист бумаги, едва не сломав перо в сильном сжатии и слегка испачкав пальцы о чернила, которые дрогнули при грубом открывании, замер, вопросительно глядя на своего благодетеля.
-Ну? – подбодрил его Персиваль.
-А…что писать-то? – Лепен растерялся, разом став из палача мальчишкой.
-Луал и Девять рыцарей! – Персиваль вознес руки к потолку, но Луал, если и слышал дознавателей. То только когда они простирали руки к небу, и в ответ осталась только тишина. – Пиши, что ты, представитель Секции Закона, Коллегии Палачей просишь о проверке всех членов своей Коллегии на приверженность…
-Всех? – испугался Лепен. – И Ара?
-Кого? А. да, всех. Не дрожи, того, чего не надо, мы не найдем. Вернее, того, что совсем не надо. То есть, того, что…ой, пиши! – Персиваль с досадой махнул рукой. – Пиши, а не то я передумаю.
Лепен торопливо скрипел пером, его пальцы дрожали, и перо грозилось сломаться, но он выводил старательно, покоряясь воле своего благодетеля.
-Написал? – Персивалю самому не терпелось приступить к своей работе, но он усиленно изображал, что ему все равно и в нем только снисхождение к Лепену. Но человек, в котором есть разум и внимание, заметил бы без труда, что все это снисхождение и равнодушие – маска.
Но Лепену было не до этого.
-Записал? – ласково спросил Персиваль. – хорошо. Дальше. Так… на приверженность к заговору против ближайшего друга короля - герцога Торвуда.
Лепен дрогнул. Взглянул с опаской.
-Пиши, - успокоил Персиваль. – нам нужен факт покушения, покаяние заговорщика, улика или свидетельство, но сойдет и донос. Просто так мы не проверяем…пока.
Дознаватель усмехнулся.
-Но я не доносчик! – возмутился Лепен.
-Ты много хуже, - согласился Персиваль. – Но эта твоя девица нужна тебе или нет?
Лепен покорно продолжил писать.
-Опасаясь мести, - вдохновенно диктовал Персиваль, взяв деловой тон, - со стороны соратников заговора, я прошу Дознание и Судейство сохранить мое имя в тайне и не использовать его нигде, кроме официальных документов. Написал? Число, подпись.
-Что дальше? – внутри Лепена бушевало странное море. Оно наполняло его ядом, но и успокаивало этим же ядом. Он верил, что поступает правильно – надо было только убедить в этом совесть.
-Дальше…запечатай конверт. Подпиши, что в Дознание. Причем…мне. Сунь в общий разнос. Понял? Только чтоб никто не видел. Затем веди себя спокойно.
Персиваль потер руки и кашлянул:
-А ведь, вообще-то, если мы придем и ничего не найдем…хм, хм! Ты знаешь почерк Эмиса?
-Нет, он ничего не заполнял, - Лепен смотрел на Персиваля с мольбой.
-А и неважно! – Персиваль быстро выхватил другой лист, примерился и левой рукой, хотя отродясь был правшой, написал несколько строк, затем протянул лист Лепену. – ну как?
-«Предлагаю покончить с г. Торвудом до луны. Так продолжаться не может. Подписание мира на носу», - прочел вслух Лепен и уставился на дознавателя.
-Ну? Что смотришь? Скажи хоть слово!
-Это слишком…- Лепен поморщился, подбирая слово, - нарочито.
-Для идиотов, - согласился Персиваль. – Подсунь эту записку ему куда-нибудь в карман, как будто бы он получил ее, но не смог вовремя избавиться, а тут и Дознание!
-Глупо, - не согласился Лепен.
-есть идеи лучше? – поинтересовался Персиваль.
-Ладно…- палач взял записку и письмо, написанное своей рукой.
-Тебя тоже будем проверять, так что – припрячь, если есть чего, - посоветовал дознаватель в полном дружелюбии, которое было не меньше, чем издевательством.
-А как я ему подброшу?
-Ну, придумай что-нибудь! Он ходит в мантии палача?
-Нет, он не палач. У него завтра первая казнь с Арахной. Он помощник, и…
-Ну и сунь туда, - предложил Персиваль. – И вообще…не рассиживайся здесь. Мое дело предложить, твое дело – выполнить или нет. и помни, что ты мне обязан, очень обязан!
Лепен, чувствуя, как в его груди зарождается тепло, поднялся. Он вышел из кабинетов Дознания весьма и весьма довольный собой. Единственное, что тревожило его – необходимость незаметно подложить глупую записку Эмису. В успех Лепен не особенно верил, записка казалась ему слишком нарочитой. Он не знал еще, будучи обычным палачом, что бывают такие часы, когда самое нарочитое принимается за истину с воодушевленной радостью.
Сам Луал, казалось, благословлял Лепена. Без малейшей проблемы ему удалось подложить письмо в общий разнос и не быть замеченным. Вернувшись же, он застал мрачную картину готовящегося к завтрашней казни Эмиса, который не знал, как и что происходит обычно на казнях, закрытые двери кабинета Регара и отсутствие Арахны.
Последнее встревожило не на шутку, но Лепен отвлекся. Присев рядом с Эмисом и, стараясь казаться дружелюбным, спросил:
-Волнуешься?
-Если честно, мне не доводилось рубить головы, - признался Эмис.
-Я помню свою первую казнь. Меня потом стошнило.
-Это мне должно помочь?
-Ну, если не стошнит, ты уже справился лучше, чем я.
Лепен был само обаяние и поддержка. Эмис не повелся. Он уже понял, что это не самый лучший человек в его жизни. Вдобавок, в отличие от Арахны, Эмис видел, как далеко ведет ревность путь Лепена, но как человек еще неопытный, не полагал, что дорога эта должна прийтий к нему.
-Больше всего меня угнетает форма. Регар говорит, я должен быть в ней.
-Да, - Лепен напряженно улыбнулся. Он точно знал, что подбросит записку сегодня же в карман мантии. – Приведи ее в порядок.
-Уже привел. Висит, - Эмис кивком головы указал на мантию, которую Лепен сразу и не заметил на спинке кресла.
Глава 23.
Арахна не была готова к тому, что ее застигнут. Мальту сначала было весело – иногда он подозрительно быстро начинал оглядываться, петлял между Коллегиями и пристройками и точно видел, как она следует за ним. Это веселило его полчаса, а потом взгрустнулось и он, заведя ее след подальше от любопытных глаз, на самые тихие дорожки недалеко от Коллегии письма, круто повернулся и столкнулся с нею нос к носу.
Она пискнула, отшатнулась, застигнутая глупо и стыдно.
-Ну? – ласково спросил Мальт, - ходим, да? За мною? Полагала поймать меня на неблаговидных делах и сдать? Или рассчитывала убить в проходах? Так знай – я против.
-И рассчитывала! – Арахна выпрямилась. – Ты…точно… то есть, тебя привез принц! Ты приехал в его карете!
Она сказала это так, как будто бы это было обвинение.
-Ты тоже ездила в этой карете, - напомнил Мальт спокойно. – Я за тобой после этого не ходил по дворам.
-Ты заговорщик!
-А ты дура. Мы обмениваемся очевидными фактами?
-Я…- Арахна почувствовала себя до жути беспомощной и слабой. Лишенная всех опор, застигнутая в неловком положении, которое она добровольно сплела вокруг себя, пойманная в самую простую ловушку собственного любопытства, бесконечно глупая и униженная – она готова была исчезнуть сию же минуту.
-Если хотелось попробовать себя следопытом, то шла бы и следила за кем-нибудь другим, - Мальт не злился. Вопреки всякому ее предположению, он был спокоен и насмешлив. Это тоже бесило и обезоруживало. Арахна призналась:
-Я не хочу завтра казнить Ависа и Талена! Ты должен что-нибудь сделать.
-Я? – Мальт удивился и даже искренне. – Если бы я только сам принимал решения! Арахна, там много судей, много дознавателей и свидетелей. Ты не могла даже ручаться за Сколера, так как ты можешь быть уверена, что наказание Ависа и Талена не является заслуженным?
Со всех сторон он был логичен, и возразить было нечего. Мальт, почувствовав, что она сломлена, рявкнул:
-А если ты размякла и больше не палач, а лишь сентиментальная девица, то покинь свою Коллегию!
И снова – логичен. Арахна пришла в ужас при одной мысли об уходе из Коллегии и с мольбой взглянула на дознавателя. Тот смягчился:
-Я знаю, что тебе тяжело казнить знакомых. Я знаю, но это долг. Мне тоже тяжело дается многое.
Арахна пересилила себя. Она знала, что палачи чаще всего одиночки именно по этой причине, что боятся встретить на своей работе в качестве жертв тех, кто им дорог, но по юности лет и неопытности думала, что уж ее никак это не коснется.
-Возьми себя в руки, - продолжал Мальт. – И не мешай.
Она молчала – пристыжено и раздавлено.
-Ладно, сядь, - Мальт указал на тихую скамейку у Коллегии Письма. – Тут безопасно.
Арахна покорилась. В эту минуту она покорилась бы всему и всем.
-Не знаю, почему я трачу время на то, чтобы стереть слезы с лиц палачей, - честно признался дознаватель. – а не ваш Регар, наверное, от доброты своей природной, но…
-Еще я хотела извиниться, - тихо перебила Арахна, и Мальт застыл на полуслове. Этого он не ожидал.
Арахна для себя еще пару часов назад решила, что никогда и ни за что не извиниться перед Мальтом за свои слова, а еще – не станет просто так, как полагает долг, казнить Талена и Ависа завтра. Но стоило ей услышать слова Мальта, которые отрезвили ее как пощечина, она поняла: и извинится, и казнит.
Если даже откажется казнить – это сделает Лепен, или Регар. Или их Коллегию разгонят и все равно выполнят приговор. В любом случае – Авис и Тален обречены и должно произойти чудо, чтобы их не казнили завтра на площади. А чудес не бывает, когда права предъявляет закон.
И извиниться… Мальт тоже орудие. И ей надо пережить свое горе наедине с собою, ей надо жить теперь как-то иначе, не так, как прежде, когда они могли собираться Коллегий палачей в зале и на все голоса ругать дознавателей или судей, да и вообще всех, кто презирает их.
-Вот как? – Мальт уточнил тихо, словно бы сам не верил, да он и не верил, если честно. Ему казалось, что это уловка Арахны, а не настоящее желание извиниться.
Он бы на ее месте не извинялся. Впрочем, на ее месте он бы и не говорил ничего подобного дознавателю, от которого слишком многое вроде бы зависит. А вместе с тем – ничего. в некотором роде она даже свободнее будет, ее не держат тайны и обещания. Она сумела уклониться там, где сам Мальт не сумел.
-Извини меня, пожалуйста, - Арахна говорила тихо, боясь, что громкий голос ее может спугнуть извинения. – Твой ребенок не виноват в том, что…
Что его отец дознаватель? Что его отец заговорщик? Что его отец такое же орудие, как Арахна, Регар или топор?
-Что все так, - выкрутилась она. Мальт кивнул:
-Спасибо. Нет, правда, я благодарен.
-Я не умею извиняться, - призналась Арахна. – Но твой ребенок не виноват. Ты – виноват. А может быть и нет. но я считаю, что да. Даже если ты чист перед законом, то перед людьми…
-Виноват, - согласился Мальт, - ты не представляешь, какой я был сволочью.
Арахна в удивлении воззрилась на него. Она никогда прежде не видела у него такого взгляда – без тени насмешки или превосходства, скорбная усталость.
Не дознаватель, а унылый представитель Коллегии Письма! Арахна почувствовала неуместную жалость и нервно спросила:
-Был?
Он хмыкнул:
-Сейчас я болен сентиментальностью.
Арахна изобразила на своем лице недоверие. Мальт, вопреки всякому здравому смыслу, был для нее интересным собеседником, особенно когда заговаривал вдруг вот так, как будто бы он человек и только потом дознаватель.
-Болен-болен, - подтвердил Мальт. – В былое время я бы тебя за твои слова в такие бы допросные увел, но нет…сижу, разговариваю.
