Это ли те люди, что решают за жизни и смерти других? Хранители закона?! Сложили руки на столе, закопались в бумагах и ждут? чего? Когда все само собой станет ясным?
-Ты орешь на меня взглядом, - хмыкнул вдруг Мальт, - прекрати! Серьезно, мне кажется, что внутри себя ты просто кипишь от гнева. Так нельзя. Гнев отравляет разум. Да, я знаю, что тебя возмущает. Мое ожидание. Это у вас работа подвижная…
Арахна с возмущением уже готова была сорваться и обрушиться на него, но Мальт перебил:
-Да-да! А у нас преступления. Люди против людей. Докажи вину, найди виноватого. Вам нужно лишь покарать, и то, учитывая сегодняшнее происшествие, уже не нужно. Может быть, через час станет яснее, а может быть – завтра. В любом случае, не смешивай наши задачи. Твоя – карать, моя – найти того, кто виноват.
Арахна не ответила. Она чувствовала, что Мальт снова сказал ей что-то насквозь верное, то, до чего она и сама могла бы дойти умом, но почему-то не дошла. Но она решила отмолчаться, гордо подняться из кресла и уйти из Коллегии Дознания в свою, родную, чтобы рассказать Регару, Эмису и Лепену, что Тален и Авис таинственно умерли этой ночью.и уже вместе со своей Коллегией оплакать и поразмыслить над судьбами.
Но стоило ей подняться из кресла, как Мальт осведомился самым доброжелательным тоном осведомился:
-А бумага тебе не нужна?
-Бума…- Арахна выругалась. Тот самый предлог, который она использовала для того, чтобы Персиваль исчез из ее поля зрения, был суровой необходимостью. Она прежде не попадала в такие ситуации и могла бы сослаться на это и отправиться к Регару, чтобы тот уже уладил всякие формальности…
Но она не сделала этого. Ругнувшись, Арахна дождалась, когда Мальт неспешно и очень аккуратно выведет ей нужные строки, объясняющие, что этой ночью преступники ушли из жизни по своему, очевидно, решению, начато разбирательство и свидетельствует об этом он – дознаватель Мальт.
Арахна взяла бумагу, свернула ее пополам и спросила уже сама:
-Ждать известий?
-Если хочешь, - пожал плечами Мальт. – От дела поинтереснее и посерьезнее ты отказалась.
-Я не участвую в заговорах!
-Но любопытствуешь.
-Но…- возражений не нашлось, Арахна закашлялась, изображая судорожный приступ сухости, чтобы выиграть время для того, чтобы придумать нормальный ответ. – Но я имею право знать о сегодняшнем.
-Да и ты и о большем имеешь право знать, но сама не хочешь, - Мальт махнул рукой, обрывая ее возмущение, - все, иди. До встречи.
Арахна пошла к дверям, потянула на себя – дверь не поддалась. Тогда она толкнула ее и дверь снова не поддалась. Чувствуя себя полной идиоткой, хуже, чем в последние недели, Арахна позвала:
-Мальт?
-Чего? – он оторвал взгляд от бумаг и, увидев Арахну у дверей, хмыкнул, - ну да, извини. Их заклинивает. С силой нужно.
Дознаватель торопливо поднялся из-за стола и весьма почтительно, что было на него не похоже, открыл перед Арахной дверь, и она смогла, наконец, покинуть Коллегию Дознания, встречая на своем пути множество взглядов и множество шума от кипящей в тревоге Коллегии.
А мальт снова вдруг подумал о том, что Арахна не имеет силы в руках, но, между тем, служит палачом. Это было странно, так как на ее счету было много казней и Регар называл ее своим заместителем.
А с дверью не справилась!
Тем временем Лепен тоже понял, что что-то идет не так. Казнь не начиналась, не появлялась страж, не появлялись жрецы и дознаватели, и уж тем более не появлялась Арахна с двумя сегодняшними осужденными. Толпа стекалась, толпа шепталась и ждала зрелища.
А зрелища не было.
Потом началось что-то совсем невразумительное: примчался Эмис в дрянной телеге и скомандовал помощникам Коллегии Палачей собираться, мол, казнь отменилась.
Помощники не поверили, но тогда Эмис назвал себя и сказал, что получил такой приказ лично от палача Арахны и дознавателя Мальта. Он прикрылся двумя именами, как щитом, рассчитывая, что уж какое-то сработает.
Помощники переглянулись и под негодование толпы стали паковаться. Лепен, преодолевая возмущение народа, который был лишен не только удовольствия в хлебах, но еще и зрелищных казней, с трудом протиснулся к Эмису, чье падение предвкушал.
-Эй…эй, что это значит?
Эмис обрадовался, увидев Лепена:
-Хвала Луалу, хоть одно здравое лицо!
Эмис приблизился к палачу и быстро сказал:
-Ависа и Талена больше нет. они покончили с собой ночью. Арахна велела отменить казнь.
-А где она? – Лепен бешено завращал головою, надеясь, что в толпе увидит ее.
-У Дознания была. Ее тот…ну, Мальт к себе повел, - Эмис пожал плечами, - вроде бы надо ему было поговорить, а я, стало быть…
-И ты ее отпустил?! – в ярости взревел Лепен и с силой толкнул Эмиса в грудь. Эмис, не ожидавший такого нападения, не удержался на ногах и упал на спину, больно приложившись затылком к подмосткам эшафота. Один из помощников сбежал вниз, чтобы помочь ему подняться, а Лепен, ругаясь на Эмиса, и ругая всех и вся, бросился назад, в толпу, надеясь, что возмездие отыщет голову этого безмозглого Эмиса, а вместе с ним и надоевшего до одури Мальта.
Регар считал себя неглупым человеком большую часть жизни, но сейчас он не знал за что схватиться и о чем подумать. Мысли его путались.
Рука настоящего опытного палача должна быть всегда тверда, но из-за всего пережитого Регар не удержал чайной ложки и та равнодушно упала. Откуда ей – расписанной красавице – было знать, что нельзя падать именно на этом участке Коллегии? Регар ругнулся сквозь зубы, склонился, увидел листок и, конечно же, развернул.
И вот теперь всякая мысль покинула его разум, едва взгляд выхватил: «Предлагаю покончить с г. Торвудом до луны. Так продолжаться не может. Подписание мира на носу». Долгих три или четыре минуты Регар смотрел в лист, не понимая умом смысла написанного, а потом паника резко хлестанула по всему его существу, и он вскочил, забыв про несчастную ложку, подаренную ему еще лет десять назад Арахной. Ложек, вообще-то, был целый набор – разные, фигурные, расписные – ей приглянулся этот набор на ярмарке, и она сделала ему подарок. Подарок чудовищно-ненужный, но он был от нее, и это решило все на свете. Регар пользовался этим набором, и со временем от девяти разных ложек осталась лишь одна – та самая, что сейчас аккуратно лежала на полу. Остальные поистерлись, потерялись и были сломаны – как не береги, а дешевые вещи на то и дешевые, а у Арахны тогда не было жалования, и она скопила из каких-то своих медяков…
Но эта записка заставила Регара забыть обо всем. Он вскочил, судорожно сжимая в пальцах проклятый лист бумаги, явившийся плодом страшной ревности одного из его воспитанников и алчным тщеславием дознавателя - Персиваля, но мог ли Регар знать это? Для него это была просто страшная, убийственная улика против…
Мысли метались, Регар оглядывался – чудились в Коллегии глаза, взгляды. Казалось, кто-то сейчас войдет, догадается, прочтет! Ужас, великий ужас!
-Арахна…
Разумеется, это была она. Иначе быть и не могло. Почему она так изменилась? Почему она переживает скорбь совсем иначе? Почему она отдалилась и, самое главное, почему рядом с нею крутится этот противный Мальт?! Явно – заговор!
А может быть, нет? может быть, это лишь шутка? Если бы не был казнен Сколер, Регар так и решил бы, наверняка, что это лишь шутка, и сжег бы мирно лист и не вспомнил бы даже – ведь его воспитанники далеки от политики1 и он сам далек. Какое им-то дело до Торвуда и его договоров?
Но Сколер изменил все для Коллегии палачей. Он разрушил безопасный их мир, и сплел сомнение. Теперь ничего уже не могло восприниматься как шутка, и было одним, бесконечным кошмаром, который никакие обстоятельства, казалось, уже не могли сделать хуже, но вот – дрогнула рука, и Регар увидел, что может быть хуже, всегда может.
Темнота – удушливая темнота поднялась к горлу Регара, представилась бледная, как смерть, Арахна, поднимающаяся по ступеням эшафота уже как жертва. И привиделось, что сам Регар отрубает ей голову и та с глухим отвратительным стуком, который не спутать уже ни с чем, падает…
Почему-то в грязь.
А может быть, это не она? Регар метался по зале, но, когда его ума коснулась эта спасительная мысль, он остановился. Чуть не расхохотался: конечно, это не она! Это же Арахна, которая никогда в жизни не пыталась прожить на жалование, чтобы и прокормить себя, и крышу обеспечить и одежду. Она на довольствии казны и откуда ей знать о голоде и болезнях? Он берег ее от всего! Нет, это не она! Ей ума не хватит и желания. Ей быть Главой Коллегии, а не воителем за правду и интриганкой! Нет, это не она!
А кто тогда? Лепен? Нет, этот безумный палач с ума сходит по Арахне и скорее утопится, чем рискнет чем-нибудь, что может, хотя бы в теории, причинить ей боль. Нет, Лепен, может быть, и поглядывает в сторону заговорщиков, но из-за Арахны не рискнет.
Неужели…
Нет, нет! Регар затряс головой, прогоняя снова полезшие мысли об Арахне. Она не могла. Она – ни за что!
«А Сколер разве…»
Нет! мысли ехидствовали, сводили с ума и Регар не знал, куда стоит броситься, кого умолять и кому отрубить голову или чего еще, чтобы прекратить все разом. Он бы хотел этого. Он умер бы десятки раз, если бы это раз и навсегда позволило бы оставить Арахну в покое.
Ну не могла она!
«А Мальт почему…»
А может быть, это его месть? Почерк не Арахны и не Лепена, может быть – это Мальт мстит? Так это глупо. Подбрасывать записки… он бы придумал что-то умнее, как с Ависом.
А может быть, это Эмис? Нет, он, конечно, бард и уличный побродяжка, без пяти минут сам нарушитель закона, но…заговор?
Регар, при всей своей фантазии не мог представить Эмиса в заговоре. Даже Арахна на роль заговорщицы в его представлении выглядела убедительнее. Просто Эмис заскучал бы в политике. Да и кто, имея хоть толику здравого смысла, взял бы и поручил хоть какое-то важное дело такому вертопраху?!
Да никто!
Значит, все-таки она?! Абсурд!
Регар никогда не думал о себе как о хорошем наставнике, но все-таки полагал, что может читать Арахну как открытую книгу. Она росла на его глазах, взрослела, стала палачом. Да, у них были проблемы. Да, она ругалась и спрашивала у Регара, зачем он не оставил ее в Сиротской Коллегии, демонстративно бросала тарелки в стену, ругалась тонким голосом…
Но это все прошло уже давно. Это было частью ее жизни, их жизни. Они вместе прошли через это и теперь допустить то, что Арахна сумела скрыть такое? Как?
Но этот Мальт…и Сколер! Кто подумал бы, что скромный палач из Коллегии – заговорщик? А может быть, это его? Нет, сколько раз уже здесь убирались? Нашли бы. Донесли.
Значит – недавно? Кстати, когда убирались в последний раз?
Регар обвел взглядом комнату, но не смог понять, насколько она грязная. Все вдруг выцвело и поплыло. Единственное, что имело значение – лист в его же руке, проклятый лист, на котором было всего две строчки.
И этот лист мог перечеркнуть чью-нибудь жизнь. Эмиса, Арахны или Лепена? Регар не верил в Эмиса, не верил в Лепена и не верил бы и в Арахну, если бы не Мальт и его подозрительные отношения с нею.
Если – втянул? Все-таки втянул?!
Что могло ее – молодую девушку, не знавшую политики прежде, толкнуть на такое? Допустим, с болью в сердце, но все же, что это к ней. Прокололась бы она так наивно? Ну, сила обстоятельств – беспощадная химера, может и задеть именно таким насмешливым образом. Лист мог выпасть, мог быть забыть…
Что могло толкнуть Арахну? Регар отказывался верить даже самой мысли, но по всей его логике выходило, что больше всего (из-за Мальта, конечно), этот листок мог относиться к ней. Но Регара можно простить – он палач, а не дознаватель, это не его долг разбираться в плетениях тех самых подлых обстоятельств.
И он принял за истину в уме то, чего боялся больше всего. Он боялся за Арахну и сделал ее виновной, чтобы сразу придумать, как уберечь.
Что? Что ее толкнуло? Жажда справедливости? Так это живые люди и живая земля, везде, где есть политика, Коллегии, принцы и короли – везде! – не может быть справедливости. Все равно кто-то пойдет в обход. А Арахна еще не обрела цинизма в жизни, чтобы бороться ради борьбы.
Сочувствие? Кому палач может сочувствовать настолько? Только себе.
Любовь?..
Внезапно Регару показалось, что он нашел ответ. Все снова сошлось, а вернее – было подогнано, притянуто, но когда ты в испуге, когда рушится мир и мысли лихорадочно мечутся – все в одну минуту вдруг складывается.
Арахна, которая много лет провела бок о бок с Лепеном – это факт первый. Лепен, который ее любит – второй. Мальт рядом с Арахной – третий. Заговор – четвертый…
Сложилась цепочка. Регар понял: Арахна не соглашается на чувства Лепена, потому что любит Мальта, а тот, воспользовавшись ее наивностью, втянул ее в заговор! Арахна, никогда прежде не испытывающая никакого чувства к мужчинам, пропала! Именно по этой причине ее и смог втянуть в заговор этот проклятый…
«Бедный Лепен! Надо сказать ему, чтоб увозил ее прочь отсюда!» - пронеслось в мыслях Регара, а потом он спохватился.
«Дурочка!» - мысль вышла какой-то нежной. В конце концов, для Регара Арахна была воспитанницей, почти дочерью, он знал ее больше, чем она о себе помнила. Как можно было ему злиться на ее наивность и неразборчивость в людях, которая, как известно, свойственна людям лишь годы и раны спустя? Она не знала предательства. Ею не пытались манипулировать и управлять, так что…
Как она могла противостоять тому, с чем не сталкивалась?!
-Бедная девочка…- Регар скомкал в руках злополучный лист.
Арахну нужно было спасти. В том, что она не смогла противостоять никакой силе, была вина лишь самого Регара. Это он создал для нее клетку. Это он не давал ей ошибиться, выбирая за нее всякий раз. Это все он!
Но, с другой стороны, как иначе? Допускать ее неправильные решения? Регар не мог бы смотреть на то, как Арахна губит жизнь.
И вот, теперь в его руках лист бумаги, который перечеркивает все?
Не бывать!
Регар смял лист в пальцах еще сильнее, рассчитывая сжечь его прямо сейчас. Он, стараясь овладеть собою полностью, приблизился к небольшой печи, что хранила тепло в зимний сезон, и должна была растапливаться по утрам. Сел перед нею – запас сухих веточек есть, как всегда! Сейчас он все закончит. Сейчас он всех спасет. А когда Арахна вернется, Регар скажет ей уезжать с Лепеном.
Лепен послушает его. Он любит Арахну и увезет ее. Увезет ее от этого Мальта и заговора. И никто, никто и никогда в целом мире не угадает содержания этого листа, да и про лист этот не узнает.
Сейчас, только надо высечь искру и та побежит по листу…
Дверь резко рванулась, Регар, ушедший в свои мысли и представления, вскочил и, не думая ни о ком, кроме Арахны, сунул проклятую записку в карман мантии. Но тревога оказалась ложной – это был Лепен.
Мрачный, даже яростный, очень бледный…что-то случилось. На фоне происходящего с самим Регаром – это был роковой штрих.
-Что? – испугался Глава Коллегии. – Что за вид?!
-Арахна здесь? – спросил Лепен, не усмиряя даже перед Регаром своей яростной злости, не имевшей очевидной причины.
-Нет, сегодня же казнь…- Регар совсем растерялся. – пока она…
-Ты орешь на меня взглядом, - хмыкнул вдруг Мальт, - прекрати! Серьезно, мне кажется, что внутри себя ты просто кипишь от гнева. Так нельзя. Гнев отравляет разум. Да, я знаю, что тебя возмущает. Мое ожидание. Это у вас работа подвижная…
Арахна с возмущением уже готова была сорваться и обрушиться на него, но Мальт перебил:
-Да-да! А у нас преступления. Люди против людей. Докажи вину, найди виноватого. Вам нужно лишь покарать, и то, учитывая сегодняшнее происшествие, уже не нужно. Может быть, через час станет яснее, а может быть – завтра. В любом случае, не смешивай наши задачи. Твоя – карать, моя – найти того, кто виноват.
Арахна не ответила. Она чувствовала, что Мальт снова сказал ей что-то насквозь верное, то, до чего она и сама могла бы дойти умом, но почему-то не дошла. Но она решила отмолчаться, гордо подняться из кресла и уйти из Коллегии Дознания в свою, родную, чтобы рассказать Регару, Эмису и Лепену, что Тален и Авис таинственно умерли этой ночью.и уже вместе со своей Коллегией оплакать и поразмыслить над судьбами.
Но стоило ей подняться из кресла, как Мальт осведомился самым доброжелательным тоном осведомился:
-А бумага тебе не нужна?
-Бума…- Арахна выругалась. Тот самый предлог, который она использовала для того, чтобы Персиваль исчез из ее поля зрения, был суровой необходимостью. Она прежде не попадала в такие ситуации и могла бы сослаться на это и отправиться к Регару, чтобы тот уже уладил всякие формальности…
Но она не сделала этого. Ругнувшись, Арахна дождалась, когда Мальт неспешно и очень аккуратно выведет ей нужные строки, объясняющие, что этой ночью преступники ушли из жизни по своему, очевидно, решению, начато разбирательство и свидетельствует об этом он – дознаватель Мальт.
Арахна взяла бумагу, свернула ее пополам и спросила уже сама:
-Ждать известий?
-Если хочешь, - пожал плечами Мальт. – От дела поинтереснее и посерьезнее ты отказалась.
-Я не участвую в заговорах!
-Но любопытствуешь.
-Но…- возражений не нашлось, Арахна закашлялась, изображая судорожный приступ сухости, чтобы выиграть время для того, чтобы придумать нормальный ответ. – Но я имею право знать о сегодняшнем.
-Да и ты и о большем имеешь право знать, но сама не хочешь, - Мальт махнул рукой, обрывая ее возмущение, - все, иди. До встречи.
Арахна пошла к дверям, потянула на себя – дверь не поддалась. Тогда она толкнула ее и дверь снова не поддалась. Чувствуя себя полной идиоткой, хуже, чем в последние недели, Арахна позвала:
-Мальт?
-Чего? – он оторвал взгляд от бумаг и, увидев Арахну у дверей, хмыкнул, - ну да, извини. Их заклинивает. С силой нужно.
Дознаватель торопливо поднялся из-за стола и весьма почтительно, что было на него не похоже, открыл перед Арахной дверь, и она смогла, наконец, покинуть Коллегию Дознания, встречая на своем пути множество взглядов и множество шума от кипящей в тревоге Коллегии.
А мальт снова вдруг подумал о том, что Арахна не имеет силы в руках, но, между тем, служит палачом. Это было странно, так как на ее счету было много казней и Регар называл ее своим заместителем.
А с дверью не справилась!
Тем временем Лепен тоже понял, что что-то идет не так. Казнь не начиналась, не появлялась страж, не появлялись жрецы и дознаватели, и уж тем более не появлялась Арахна с двумя сегодняшними осужденными. Толпа стекалась, толпа шепталась и ждала зрелища.
А зрелища не было.
Потом началось что-то совсем невразумительное: примчался Эмис в дрянной телеге и скомандовал помощникам Коллегии Палачей собираться, мол, казнь отменилась.
Помощники не поверили, но тогда Эмис назвал себя и сказал, что получил такой приказ лично от палача Арахны и дознавателя Мальта. Он прикрылся двумя именами, как щитом, рассчитывая, что уж какое-то сработает.
Помощники переглянулись и под негодование толпы стали паковаться. Лепен, преодолевая возмущение народа, который был лишен не только удовольствия в хлебах, но еще и зрелищных казней, с трудом протиснулся к Эмису, чье падение предвкушал.
-Эй…эй, что это значит?
Эмис обрадовался, увидев Лепена:
-Хвала Луалу, хоть одно здравое лицо!
Эмис приблизился к палачу и быстро сказал:
-Ависа и Талена больше нет. они покончили с собой ночью. Арахна велела отменить казнь.
-А где она? – Лепен бешено завращал головою, надеясь, что в толпе увидит ее.
-У Дознания была. Ее тот…ну, Мальт к себе повел, - Эмис пожал плечами, - вроде бы надо ему было поговорить, а я, стало быть…
-И ты ее отпустил?! – в ярости взревел Лепен и с силой толкнул Эмиса в грудь. Эмис, не ожидавший такого нападения, не удержался на ногах и упал на спину, больно приложившись затылком к подмосткам эшафота. Один из помощников сбежал вниз, чтобы помочь ему подняться, а Лепен, ругаясь на Эмиса, и ругая всех и вся, бросился назад, в толпу, надеясь, что возмездие отыщет голову этого безмозглого Эмиса, а вместе с ним и надоевшего до одури Мальта.
Глава 25.
Регар считал себя неглупым человеком большую часть жизни, но сейчас он не знал за что схватиться и о чем подумать. Мысли его путались.
Рука настоящего опытного палача должна быть всегда тверда, но из-за всего пережитого Регар не удержал чайной ложки и та равнодушно упала. Откуда ей – расписанной красавице – было знать, что нельзя падать именно на этом участке Коллегии? Регар ругнулся сквозь зубы, склонился, увидел листок и, конечно же, развернул.
И вот теперь всякая мысль покинула его разум, едва взгляд выхватил: «Предлагаю покончить с г. Торвудом до луны. Так продолжаться не может. Подписание мира на носу». Долгих три или четыре минуты Регар смотрел в лист, не понимая умом смысла написанного, а потом паника резко хлестанула по всему его существу, и он вскочил, забыв про несчастную ложку, подаренную ему еще лет десять назад Арахной. Ложек, вообще-то, был целый набор – разные, фигурные, расписные – ей приглянулся этот набор на ярмарке, и она сделала ему подарок. Подарок чудовищно-ненужный, но он был от нее, и это решило все на свете. Регар пользовался этим набором, и со временем от девяти разных ложек осталась лишь одна – та самая, что сейчас аккуратно лежала на полу. Остальные поистерлись, потерялись и были сломаны – как не береги, а дешевые вещи на то и дешевые, а у Арахны тогда не было жалования, и она скопила из каких-то своих медяков…
Но эта записка заставила Регара забыть обо всем. Он вскочил, судорожно сжимая в пальцах проклятый лист бумаги, явившийся плодом страшной ревности одного из его воспитанников и алчным тщеславием дознавателя - Персиваля, но мог ли Регар знать это? Для него это была просто страшная, убийственная улика против…
Мысли метались, Регар оглядывался – чудились в Коллегии глаза, взгляды. Казалось, кто-то сейчас войдет, догадается, прочтет! Ужас, великий ужас!
-Арахна…
Разумеется, это была она. Иначе быть и не могло. Почему она так изменилась? Почему она переживает скорбь совсем иначе? Почему она отдалилась и, самое главное, почему рядом с нею крутится этот противный Мальт?! Явно – заговор!
А может быть, нет? может быть, это лишь шутка? Если бы не был казнен Сколер, Регар так и решил бы, наверняка, что это лишь шутка, и сжег бы мирно лист и не вспомнил бы даже – ведь его воспитанники далеки от политики1 и он сам далек. Какое им-то дело до Торвуда и его договоров?
Но Сколер изменил все для Коллегии палачей. Он разрушил безопасный их мир, и сплел сомнение. Теперь ничего уже не могло восприниматься как шутка, и было одним, бесконечным кошмаром, который никакие обстоятельства, казалось, уже не могли сделать хуже, но вот – дрогнула рука, и Регар увидел, что может быть хуже, всегда может.
Темнота – удушливая темнота поднялась к горлу Регара, представилась бледная, как смерть, Арахна, поднимающаяся по ступеням эшафота уже как жертва. И привиделось, что сам Регар отрубает ей голову и та с глухим отвратительным стуком, который не спутать уже ни с чем, падает…
Почему-то в грязь.
А может быть, это не она? Регар метался по зале, но, когда его ума коснулась эта спасительная мысль, он остановился. Чуть не расхохотался: конечно, это не она! Это же Арахна, которая никогда в жизни не пыталась прожить на жалование, чтобы и прокормить себя, и крышу обеспечить и одежду. Она на довольствии казны и откуда ей знать о голоде и болезнях? Он берег ее от всего! Нет, это не она! Ей ума не хватит и желания. Ей быть Главой Коллегии, а не воителем за правду и интриганкой! Нет, это не она!
А кто тогда? Лепен? Нет, этот безумный палач с ума сходит по Арахне и скорее утопится, чем рискнет чем-нибудь, что может, хотя бы в теории, причинить ей боль. Нет, Лепен, может быть, и поглядывает в сторону заговорщиков, но из-за Арахны не рискнет.
Неужели…
Нет, нет! Регар затряс головой, прогоняя снова полезшие мысли об Арахне. Она не могла. Она – ни за что!
«А Сколер разве…»
Нет! мысли ехидствовали, сводили с ума и Регар не знал, куда стоит броситься, кого умолять и кому отрубить голову или чего еще, чтобы прекратить все разом. Он бы хотел этого. Он умер бы десятки раз, если бы это раз и навсегда позволило бы оставить Арахну в покое.
Ну не могла она!
«А Мальт почему…»
А может быть, это его месть? Почерк не Арахны и не Лепена, может быть – это Мальт мстит? Так это глупо. Подбрасывать записки… он бы придумал что-то умнее, как с Ависом.
А может быть, это Эмис? Нет, он, конечно, бард и уличный побродяжка, без пяти минут сам нарушитель закона, но…заговор?
Регар, при всей своей фантазии не мог представить Эмиса в заговоре. Даже Арахна на роль заговорщицы в его представлении выглядела убедительнее. Просто Эмис заскучал бы в политике. Да и кто, имея хоть толику здравого смысла, взял бы и поручил хоть какое-то важное дело такому вертопраху?!
Да никто!
Значит, все-таки она?! Абсурд!
Регар никогда не думал о себе как о хорошем наставнике, но все-таки полагал, что может читать Арахну как открытую книгу. Она росла на его глазах, взрослела, стала палачом. Да, у них были проблемы. Да, она ругалась и спрашивала у Регара, зачем он не оставил ее в Сиротской Коллегии, демонстративно бросала тарелки в стену, ругалась тонким голосом…
Но это все прошло уже давно. Это было частью ее жизни, их жизни. Они вместе прошли через это и теперь допустить то, что Арахна сумела скрыть такое? Как?
Но этот Мальт…и Сколер! Кто подумал бы, что скромный палач из Коллегии – заговорщик? А может быть, это его? Нет, сколько раз уже здесь убирались? Нашли бы. Донесли.
Значит – недавно? Кстати, когда убирались в последний раз?
Регар обвел взглядом комнату, но не смог понять, насколько она грязная. Все вдруг выцвело и поплыло. Единственное, что имело значение – лист в его же руке, проклятый лист, на котором было всего две строчки.
И этот лист мог перечеркнуть чью-нибудь жизнь. Эмиса, Арахны или Лепена? Регар не верил в Эмиса, не верил в Лепена и не верил бы и в Арахну, если бы не Мальт и его подозрительные отношения с нею.
Если – втянул? Все-таки втянул?!
Что могло ее – молодую девушку, не знавшую политики прежде, толкнуть на такое? Допустим, с болью в сердце, но все же, что это к ней. Прокололась бы она так наивно? Ну, сила обстоятельств – беспощадная химера, может и задеть именно таким насмешливым образом. Лист мог выпасть, мог быть забыть…
Что могло толкнуть Арахну? Регар отказывался верить даже самой мысли, но по всей его логике выходило, что больше всего (из-за Мальта, конечно), этот листок мог относиться к ней. Но Регара можно простить – он палач, а не дознаватель, это не его долг разбираться в плетениях тех самых подлых обстоятельств.
И он принял за истину в уме то, чего боялся больше всего. Он боялся за Арахну и сделал ее виновной, чтобы сразу придумать, как уберечь.
Что? Что ее толкнуло? Жажда справедливости? Так это живые люди и живая земля, везде, где есть политика, Коллегии, принцы и короли – везде! – не может быть справедливости. Все равно кто-то пойдет в обход. А Арахна еще не обрела цинизма в жизни, чтобы бороться ради борьбы.
Сочувствие? Кому палач может сочувствовать настолько? Только себе.
Любовь?..
Внезапно Регару показалось, что он нашел ответ. Все снова сошлось, а вернее – было подогнано, притянуто, но когда ты в испуге, когда рушится мир и мысли лихорадочно мечутся – все в одну минуту вдруг складывается.
Арахна, которая много лет провела бок о бок с Лепеном – это факт первый. Лепен, который ее любит – второй. Мальт рядом с Арахной – третий. Заговор – четвертый…
Сложилась цепочка. Регар понял: Арахна не соглашается на чувства Лепена, потому что любит Мальта, а тот, воспользовавшись ее наивностью, втянул ее в заговор! Арахна, никогда прежде не испытывающая никакого чувства к мужчинам, пропала! Именно по этой причине ее и смог втянуть в заговор этот проклятый…
«Бедный Лепен! Надо сказать ему, чтоб увозил ее прочь отсюда!» - пронеслось в мыслях Регара, а потом он спохватился.
«Дурочка!» - мысль вышла какой-то нежной. В конце концов, для Регара Арахна была воспитанницей, почти дочерью, он знал ее больше, чем она о себе помнила. Как можно было ему злиться на ее наивность и неразборчивость в людях, которая, как известно, свойственна людям лишь годы и раны спустя? Она не знала предательства. Ею не пытались манипулировать и управлять, так что…
Как она могла противостоять тому, с чем не сталкивалась?!
-Бедная девочка…- Регар скомкал в руках злополучный лист.
Арахну нужно было спасти. В том, что она не смогла противостоять никакой силе, была вина лишь самого Регара. Это он создал для нее клетку. Это он не давал ей ошибиться, выбирая за нее всякий раз. Это все он!
Но, с другой стороны, как иначе? Допускать ее неправильные решения? Регар не мог бы смотреть на то, как Арахна губит жизнь.
И вот, теперь в его руках лист бумаги, который перечеркивает все?
Не бывать!
Регар смял лист в пальцах еще сильнее, рассчитывая сжечь его прямо сейчас. Он, стараясь овладеть собою полностью, приблизился к небольшой печи, что хранила тепло в зимний сезон, и должна была растапливаться по утрам. Сел перед нею – запас сухих веточек есть, как всегда! Сейчас он все закончит. Сейчас он всех спасет. А когда Арахна вернется, Регар скажет ей уезжать с Лепеном.
Лепен послушает его. Он любит Арахну и увезет ее. Увезет ее от этого Мальта и заговора. И никто, никто и никогда в целом мире не угадает содержания этого листа, да и про лист этот не узнает.
Сейчас, только надо высечь искру и та побежит по листу…
Дверь резко рванулась, Регар, ушедший в свои мысли и представления, вскочил и, не думая ни о ком, кроме Арахны, сунул проклятую записку в карман мантии. Но тревога оказалась ложной – это был Лепен.
Мрачный, даже яростный, очень бледный…что-то случилось. На фоне происходящего с самим Регаром – это был роковой штрих.
-Что? – испугался Глава Коллегии. – Что за вид?!
-Арахна здесь? – спросил Лепен, не усмиряя даже перед Регаром своей яростной злости, не имевшей очевидной причины.
-Нет, сегодня же казнь…- Регар совсем растерялся. – пока она…
