-Я не могу…
-Можешь, - не согласился принц. – его казнят все равно, но ты профессионал. Твой долг – карать. Так покарай с милосердством.
-Я не могу! Он вырастил меня!
-Он преступник. В глазах народа и закона. И ты присягала закону. Это приказ. Казни!
Арахна не упала в обморок, хотя очень надеялась на это. Ее сознание оставалась очень ясным, она осознавала каждое слово и каждое движение свое и чужое. Ей хотелось закричать, но крика не было и только тихое шипение сорвалось с губ и, неуверенное, затихло, истаяло. Она попыталась заплакать, но и слезы кончились.
-А что за второго палача будете просить? – полюбопытствовал Мирас. – дело абсурдное!
-Нет, - Арахна тряхнула головою. – Он…его я покараю.
Это из-за него Регар умрет. Это из-за него она должна теперь пойти против всего своего существа! Как же легко ненавидеть кого-то, чтобы оправдать себя!
-Единственное, из уважения к заслугам ваших родителей, - принц Мирас поколебался, затем притянул к себе лист бумаги, - я дозволю проститься с обоими перед казнью.
Арахна не отреагировала, пока принц писал что-то на лист, не взяла протянутый им подписанный документ, и его пришлось взять Мальту, и даже не попрощалась должным образом с его высочеством, когда дознаватель потащил ее за собою прочь.
Светало. Серый болезненный рассвет отдавался холодом еще большим, чем ночной воздух. Зимний сезон был все ближе, но что толку жалеть о погоде, когда в сердце, в уме и душе зима уже прочно поселилась, захватила и выжгла все, что можно было выжечь, сцепила серебром все, до чего только дотянулась?
От рассвета стало больно глазам. Арахна не чувствовала ни холода, ни усталости, ни жажды, ни голода. Притупилось все ощущение мира, пропало, и неизвестно было – вернется ли? А если и вернется, то зачем? Нести новую боль? Куда дальше? Куда хуже?
Мальт не говорил с нею, понимая, как это безнадежно. Вместо этого он вел ее в тюрьму, где ожидал, прекрасно все понимая, и ужасаясь открывшемуся предательству Лепена, свои часы Регар. Единственное, о чем жалел бывший Глава Коллегии, что участь кары выпадет Арахне (не Эмису же?), а после свершившегося он опасался уже за ее рассудок. Прежде Регар берег ее, и не отпускал даже на работу в холод или непогоду, отправляя других.
Он берег Арахну с первого дня, как она оказалась в Коллегии Палачей на его попечении, и долгое время девочка даже не знала, что это за Коллегия такая, потому что другие палачи и Регар разговаривали тихо-тихо, по углам прятали и закрывали предметы, списки, что могли бы навести ее на догадку, испугать или поранить. И вот теперь…
Регар винил себя во всем и, когда лязгнула железная дверь, впуская двух посетителей, выдохнул в испуге:
-О, нет…
Ему почудилось, что Арахна арестована, но через мгновение он сообразил, что она просто явилась в компании Мальта-дознавателя, который вошел в камеру следом за ней и закрыл за собою дверь, что-то бросив дежурному.
И первая мысль Регара: она больна. Она очень больна.
Не бывает у тех, кто здоров такого лица, таких глаз, таких угловатых и резких движений. Сам он тоже выглядел ужасно, что больно резануло по взгляду Арахны и заставило ее соскользнуть в ужасе по стене на пол, однако, у него был официальный к этому повод, и ему полагалось иметь дурной вид.
Арахна не замечала присутствие Мальта, и Регар решил, что так надо. Тот же мирно и покорно устроился в углу, не выдавая себя.
-Моя дорогая…- Регар попытался вложить в это «дорогая» все, что было в его уме, в его не умевшем подавать нежность сердце, всю горечь, все страдание не из-за себя, а из-за того, что ей выпала тяжелая участь, которую он с радостью бы снял с нее, если бы только мог.
Она взглянула. Иногда во взгляде содержится больше, чем в памфлете самого талантливого поэта. Она взглянула: прощая и прощаясь.
-Так надо, - прошептал Регар. Взглядом он был более красноречив и убеждал ее быть сильной столько, сколько она сможет. – Я виноват.
-Я должна…- Арахна нервно облизнула пересохшие и растрескавшиеся губы, - я должна!
-Мне жаль, что это выпало именно тебе.
-Всё Лепен! – с ненавистью выкрикнула Арахна, разрушая тюремную скорбь. Мальт вздрогнул от ее крика и попросил:
-Держи себя в руках.
Регар неожиданно поддержал его:
-Он не виноват. Я заслуживаю, моя дорогая, заслуживаю всего.
И даже больше…
Регар прикрыл глаза. Есть вещи, которые тяжелее всего рассказать, но все-таки надо. Он откладывал долго один разговор, сначала надеясь, что Арахна окрепнет, потом повзрослеет, а потом понадеялся, что никогда не придется ему говорить об этом. Но сейчас это был его козырь. Лучше пусть она ненавидит его, так ей будет легче казнить, так она не возненавидит совсем уж сильно Лепена.
-Твои родители были заговорщиками.
-Я знаю! – Арахна взмолилась, - Регар, я все знаю, не терзайся…ты не должен был…
Регар повернулся к Мальту, в котором видел теперь поддержку.
-Вы, господин-дознаватель, знаете ли, что стало с предыдущими заговорщиками?
-Конечно знаю, - Мальт знал об этом как дознаватель, как заговорщик и как человек, который жил в те годы и питался слухами, восхищаясь и Дознанием, и заговором. – Их рассекретили и казнили.
-Рассекретил, - Регар перевел взгляд на Арахну, но, увидев ее глаза, стал смотреть нарочно в пустоту. Одно дело решиться стать подлецом, вытащив самый страшный секрет из своих мыслей, а другое – увидеть разочарование в глазах единственного близкого тебе живого существа, на которое и без этого много свалилось.
В мире больше не остается и светлого пятна, но Арахна все еще ищет что-то, надеясь на то, что спятила и ей послышалось.
Регару приходится быть сильнее своей души, что протестует и предлагает молчать. Все для того, чтобы ей стало легче его покарать, ведь Регар знает свои грехи, а она нет.
-Твои родители, Ара, были прекрасными людьми, но отчаянными. Они боролись. Они скрывали свою борьбу ото всех, даже от меня, пока им не понадобилась моя помощь. И тогда твой отец рассказал мне, предложил последовать вместе. Но я струсил. Я всегда был трусом. Предать их, предать всех их казалось мне правильным решением. Метался, конечно, и даже к отцу твоему ходил…
Регар осекся. В памяти поднялась картина: холод подступающего межсезонья, тонкий плащ, который совсем не греет – это еще ничего. потом жестокие слова:
-Мало того, что ты отказался мне помочь, теперь еще пытаешься и отвернуть меня от моего дела!
И хлопок с гневом закрытой двери. Вот и все. Так ушла его надежда.
-Жить хотелось сильнее, продолжал Регар, как будто бы не о себе, поражаясь тому, что сказать оказалось легко, надо было лишь начать. Сейчас он видел себя еще молодого, со стороны и не верил, что мог поступить так. – Я дал показания. Без меня, конечно, уже были подозрения, но я внес свой вклад. Моя трусость внесла. Поэтому я спас тебя от Сиротской Коллегии.
Арахна не сводила с лица Регара взгляд. Ей хотелось вцепиться в него и заставить замолчать, отвешивать пощечины, царапаться…
Но она не могла пошевелиться и просто смотрела.
-Если бы не Лепен что-то настигло бы меня все равно. Это расплата. Всему она настает в свое время.
Регар прикрыл глаза, чтобы не выдать слез. ему удалось. Он заставил себя упасть в ее глазах.
Мальт не знал, что именно ему делать. Он, конечно, не считал Регара святым, но как относиться к нему сейчас…и что делать с оцепенелой Арахной подсказки не было. Но пока он решал об этом, Арахна справилась сама. Спросила бесцветно:
-Скажешь чего напоследок?
-Скажу, - согласился Регар. – Скажу, что горд тобой. Скажу, что ты не должна себя корить, что каждый выбирает свою жизнь. Живи так, чтобы не было стыдно перед законом и перед народом. Живи и постарайся простить себе все, потому что нет твоей вины. Еще скажу, что мне жаль оставлять тебя в такой ситуации и так скоро, так страшно. Меня не страшит смерть, но страшит твое будущее… ты остаешься одна.
-Нет, не одна, - возразил Мальт со вздохом, и когда Регар взглянул на него, добавил, - интересные вы люди! Сами создаете себе проблемы и на эшафот, а нам, живым, выгребать!
Регар кивнул, осмысливая его слова, но оставил без замечаний, и снова заговорил с Арахной, надеясь сказать все, что должен был сказать еще давно.
-Я сомневался, стоит ли брать тебя. Я боялся, трусил. Но я счастлив, что ты выросла…
-Палачом? – подсказала Арахна, поднимаясь с пола. Пусть держалась она за стену, но встала сама. Теперь смотрела на Регара сверху вниз, и взгляд ее сложно было понять.
-Такой, - нашелся Регар. – Что ты выросла такой. Я не был одинок эти годы благодаря тебе.
-Что-то еще? – сухо спросила Арахна.
-Будь храброй, моя дорогая Ара…иначе всю жизнь будешь жалеть.
-Благодарю за слова, - Арахна тряхнула волосами и пошла к дверям. Мальт, ожидавший, по меньшей мере, слез с обеих сторон, истерик и отрицаний, был удивлен такой сдержанностью.
Но у дверей Арахна остановилась, и, не оборачиваясь на Регара, обращаясь будто бы к двери, сказала тихо:
-Покойся с миром, Регар. Я буду молить Девятерых, чтобы они пустили тебя к Луалу.
А сказав это, она вышла прочь. Мальт запоздало выскользнул за ней и нагнал в коридоре.
-Я думал, что ты сломаешься, - признался он. – А ты держишься.
-Во мне не остается ничего человеческого. Регар всегда говорит…говорил, что палачи – орудия, так вот, я орудие. Не более того. Если я смирюсь с этой мыслью, мне станет легче. Есть люди, что меняют мир. Есть люди, что держаться тех, кто меняют мир, а есть орудия…
-Я такое же орудие, как ты. Думаешь, принц Мирас не сгубит меня в такой же ситуации?
Арахна остановилась посреди коридора и внимательно посмотрела на Мальта, словно бы прикидывая, сможет ли она казнить и его.
-Не смотри так, мне жутко, - попросил дознаватель.
-Знаешь, когда я тебя в первый раз увидела, когда еще был жив Сколер, а ты вел себя, как снобистская сволочь, я думала, что легко казню тебя при случае. И даже сделаю это с удовольствием. Сейчас я думаю, что не смогу этого сделать.
-Если это комплимент, то очень сомнительный.
-Это не комплимент, это мое падение, как палача. Палач должен казнить любого, кто нарушит закон. А я… - Арахна махнула рукой. – Мне кажется, что я исчезаю, стираюсь.
-К Лепену пойдешь? – спросил Мальт.
Она боялась этого вопроса, чтобы не отвечать сразу, пошла по коридору. С одной стороны ей хотелось его увидеть, с другой нет. она ненавидела его, боялась и жалела, презирала и страдала. Но на фоне Регара Лепен уже отошел дальше. Или нет?
Арахна не могла ответить и, признавая это, снова остановилась и спросила:
-Не знаю. Реши за меня?
-Соблазнительно предложение, но каждый делает свой выбор. Я к тому, что мне пора идти, я не могу шататься по тюремным коридорам вечность.
-Ладно, - Арахна кивнула. – Иди, я разберусь.
И. видя его сомнение, добавила:
-Иди.
В Коллегию Палачей она вползла сама через полчаса. Не смея войти к Лепену, она понаблюдала за ним через окошечко в железной двери, и видела его опустошение. Такое же опустошение было и в ней и она, понимая, что только сделает больней и себе, и ему, не вошла.
-Явилась, - проворчал Эмис, увидев ее. А Арахна уже напрочь забыла про его существование.
Надо было бы извиниться перед Эмисом за то, что она оставила его на такое долгое время без какой-либо информации, одного в Коллегии и Арахна уже была готова это сделать, как вдруг поняла, что не хочется ей извиняться. И отчитываться ей тоже не хочется. Да еще и перед кем? Перед человеком, что случайно оказался в ее Коллегии в самые тяжелые дни? Не многовато ли чести? Не слишком ли много тайн ему открылось, и много увидел он падения?
-Не явилась, а пришла, - процедила Арахна, без сил опускаясь в кресло. Процедила и устыдилась. Оказалось, что быть надменной гораздо тяжелее, чем открытой. Сейчас ей хотелось, чтобы все оказалось сном, или чтобы она сама уснула. Или чтобы все вокруг исчезло, или чтобы свершилось хоть что-нибудь!
Эмис, однако, был человеком опытным. Он угадал, что Арахна не от зла, а от бед стала такой, и без труда прочел в ее лице въевшуюся усталость, поэтому решил не обижаться и сделать вид, что ничего не произошло.
-Есть хочешь? – спросил он вместо этого. – Нам сегодня принесли на троих…представляешь?
Она представляла.
-Нет, не хочу, - прошелестела Арахна. – Я не хочу есть.
Эмис не настаивал. Не хочет – не надо. Захочет – поест.
-Что с Регаром? – спросил несчастный бард. – Его отпустят?
-Нет, не отпустят, - Арахна прикрыла глаза. – Мне надо будет его казнить.
Эмис осекся. Он, конечно, полагал, что всё будет непросто. не имея даже образования и опыта работы с законниками прежде, догадывался, что не пройдет даром признание Регара, пусть и ложное, но казнить?
-Да, - подтвердила Арахна не то свои мысли, не то его сомнения, - я казню его. И его, и Лепена. И, кажется, всю свою жизнь вместе с ними.
-Но зачем? – искренне удивился Эмис. – Разве есть какая-то надобность в этом, если Лепен признался?
Арахна уже понимала, что есть. Ей тяжело было это признать, но и отрицать это было уже невозможно.
-Зачем? – недоумевал Эмис. – Почему нельзя просто…
В его мыслях и фантазиях этого «просто» было очень много, но сейчас не шла на ум ни одна идея, так был он поражен.
-Это же незаконно! – нашелся Эмис.
-Закон здесь больше не живет, - Арахна с трудом открыла глаза, которые заслезились от встречи со светом, а, может быть, выдали уже подступившие давно слезы.
Как может не жить закон, если вся их Секция – Палачи-Дознаватели-Судьи – его воплощают? Конечно, Эмис понимал, что в каждой Секции. Как и во всем, что сделано людьми, есть свои несовершенства, а как уличный бард и поэт прекрасно видел, как жестоки бывают дознаватели, хватая за неудачное слово авторов уличных песен.
Но одно дело – побить не очень-то виновного или зарвавшегося поэта, написавшего веселенький памфлет о том, что Секция Финансов уже едва-едва пролезает в двери из-за животов, которые отъели на казнокрадстве, а совсем другое – казнить невиновного человека!
Одно дело – погонять по улицам карточного шулера, коих множество плодится в трактирах, а другое – отправить Главу Палачей на казнь из-за того, что совершил совсем другой человек.
На улицах оказалось больше справедливости. Там выживал либо ловкий, либо сильный, либо удачливый. Эмис же видел Регара как человека весьма милосердного, измученного, и даже робкого… у него не укладывалась эта мысль в голове, и он поражался Арахне в эту минуту.
-И ты…- Эмис сам не узнал своего голоса, - ты сможешь это сделать?
Арахна не знала. Если бы она рассматривала себя только как человека, то ее ответ был бы – нет, ни в коем случае и «никогда» - та самая категоричная, и, как правило, очень наивная форма отрицания.
Нет, она не сможет казнить Регара, который воспитал ее. Ни в коем случае она не поднимет своей руки на человека, который дал ей все, что только мог дать. Никогда не посмеет она даже подумать об этом.
Но Регар сам воспитывал Арахну. Его слова о том, что путь закона – самый трудный путь, четкое понимание, что взбрыкни сейчас Арахна или не взбрыкни – голова Регара слетит, и слова принца о том, что только она, как палач, может дать милосердную
-Можешь, - не согласился принц. – его казнят все равно, но ты профессионал. Твой долг – карать. Так покарай с милосердством.
-Я не могу! Он вырастил меня!
-Он преступник. В глазах народа и закона. И ты присягала закону. Это приказ. Казни!
Арахна не упала в обморок, хотя очень надеялась на это. Ее сознание оставалась очень ясным, она осознавала каждое слово и каждое движение свое и чужое. Ей хотелось закричать, но крика не было и только тихое шипение сорвалось с губ и, неуверенное, затихло, истаяло. Она попыталась заплакать, но и слезы кончились.
-А что за второго палача будете просить? – полюбопытствовал Мирас. – дело абсурдное!
-Нет, - Арахна тряхнула головою. – Он…его я покараю.
Это из-за него Регар умрет. Это из-за него она должна теперь пойти против всего своего существа! Как же легко ненавидеть кого-то, чтобы оправдать себя!
-Единственное, из уважения к заслугам ваших родителей, - принц Мирас поколебался, затем притянул к себе лист бумаги, - я дозволю проститься с обоими перед казнью.
Арахна не отреагировала, пока принц писал что-то на лист, не взяла протянутый им подписанный документ, и его пришлось взять Мальту, и даже не попрощалась должным образом с его высочеством, когда дознаватель потащил ее за собою прочь.
Светало. Серый болезненный рассвет отдавался холодом еще большим, чем ночной воздух. Зимний сезон был все ближе, но что толку жалеть о погоде, когда в сердце, в уме и душе зима уже прочно поселилась, захватила и выжгла все, что можно было выжечь, сцепила серебром все, до чего только дотянулась?
От рассвета стало больно глазам. Арахна не чувствовала ни холода, ни усталости, ни жажды, ни голода. Притупилось все ощущение мира, пропало, и неизвестно было – вернется ли? А если и вернется, то зачем? Нести новую боль? Куда дальше? Куда хуже?
Мальт не говорил с нею, понимая, как это безнадежно. Вместо этого он вел ее в тюрьму, где ожидал, прекрасно все понимая, и ужасаясь открывшемуся предательству Лепена, свои часы Регар. Единственное, о чем жалел бывший Глава Коллегии, что участь кары выпадет Арахне (не Эмису же?), а после свершившегося он опасался уже за ее рассудок. Прежде Регар берег ее, и не отпускал даже на работу в холод или непогоду, отправляя других.
Он берег Арахну с первого дня, как она оказалась в Коллегии Палачей на его попечении, и долгое время девочка даже не знала, что это за Коллегия такая, потому что другие палачи и Регар разговаривали тихо-тихо, по углам прятали и закрывали предметы, списки, что могли бы навести ее на догадку, испугать или поранить. И вот теперь…
Регар винил себя во всем и, когда лязгнула железная дверь, впуская двух посетителей, выдохнул в испуге:
-О, нет…
Ему почудилось, что Арахна арестована, но через мгновение он сообразил, что она просто явилась в компании Мальта-дознавателя, который вошел в камеру следом за ней и закрыл за собою дверь, что-то бросив дежурному.
И первая мысль Регара: она больна. Она очень больна.
Не бывает у тех, кто здоров такого лица, таких глаз, таких угловатых и резких движений. Сам он тоже выглядел ужасно, что больно резануло по взгляду Арахны и заставило ее соскользнуть в ужасе по стене на пол, однако, у него был официальный к этому повод, и ему полагалось иметь дурной вид.
Арахна не замечала присутствие Мальта, и Регар решил, что так надо. Тот же мирно и покорно устроился в углу, не выдавая себя.
-Моя дорогая…- Регар попытался вложить в это «дорогая» все, что было в его уме, в его не умевшем подавать нежность сердце, всю горечь, все страдание не из-за себя, а из-за того, что ей выпала тяжелая участь, которую он с радостью бы снял с нее, если бы только мог.
Она взглянула. Иногда во взгляде содержится больше, чем в памфлете самого талантливого поэта. Она взглянула: прощая и прощаясь.
-Так надо, - прошептал Регар. Взглядом он был более красноречив и убеждал ее быть сильной столько, сколько она сможет. – Я виноват.
-Я должна…- Арахна нервно облизнула пересохшие и растрескавшиеся губы, - я должна!
-Мне жаль, что это выпало именно тебе.
-Всё Лепен! – с ненавистью выкрикнула Арахна, разрушая тюремную скорбь. Мальт вздрогнул от ее крика и попросил:
-Держи себя в руках.
Регар неожиданно поддержал его:
-Он не виноват. Я заслуживаю, моя дорогая, заслуживаю всего.
И даже больше…
Регар прикрыл глаза. Есть вещи, которые тяжелее всего рассказать, но все-таки надо. Он откладывал долго один разговор, сначала надеясь, что Арахна окрепнет, потом повзрослеет, а потом понадеялся, что никогда не придется ему говорить об этом. Но сейчас это был его козырь. Лучше пусть она ненавидит его, так ей будет легче казнить, так она не возненавидит совсем уж сильно Лепена.
-Твои родители были заговорщиками.
-Я знаю! – Арахна взмолилась, - Регар, я все знаю, не терзайся…ты не должен был…
Регар повернулся к Мальту, в котором видел теперь поддержку.
-Вы, господин-дознаватель, знаете ли, что стало с предыдущими заговорщиками?
-Конечно знаю, - Мальт знал об этом как дознаватель, как заговорщик и как человек, который жил в те годы и питался слухами, восхищаясь и Дознанием, и заговором. – Их рассекретили и казнили.
-Рассекретил, - Регар перевел взгляд на Арахну, но, увидев ее глаза, стал смотреть нарочно в пустоту. Одно дело решиться стать подлецом, вытащив самый страшный секрет из своих мыслей, а другое – увидеть разочарование в глазах единственного близкого тебе живого существа, на которое и без этого много свалилось.
В мире больше не остается и светлого пятна, но Арахна все еще ищет что-то, надеясь на то, что спятила и ей послышалось.
Регару приходится быть сильнее своей души, что протестует и предлагает молчать. Все для того, чтобы ей стало легче его покарать, ведь Регар знает свои грехи, а она нет.
-Твои родители, Ара, были прекрасными людьми, но отчаянными. Они боролись. Они скрывали свою борьбу ото всех, даже от меня, пока им не понадобилась моя помощь. И тогда твой отец рассказал мне, предложил последовать вместе. Но я струсил. Я всегда был трусом. Предать их, предать всех их казалось мне правильным решением. Метался, конечно, и даже к отцу твоему ходил…
Регар осекся. В памяти поднялась картина: холод подступающего межсезонья, тонкий плащ, который совсем не греет – это еще ничего. потом жестокие слова:
-Мало того, что ты отказался мне помочь, теперь еще пытаешься и отвернуть меня от моего дела!
И хлопок с гневом закрытой двери. Вот и все. Так ушла его надежда.
-Жить хотелось сильнее, продолжал Регар, как будто бы не о себе, поражаясь тому, что сказать оказалось легко, надо было лишь начать. Сейчас он видел себя еще молодого, со стороны и не верил, что мог поступить так. – Я дал показания. Без меня, конечно, уже были подозрения, но я внес свой вклад. Моя трусость внесла. Поэтому я спас тебя от Сиротской Коллегии.
Арахна не сводила с лица Регара взгляд. Ей хотелось вцепиться в него и заставить замолчать, отвешивать пощечины, царапаться…
Но она не могла пошевелиться и просто смотрела.
-Если бы не Лепен что-то настигло бы меня все равно. Это расплата. Всему она настает в свое время.
Регар прикрыл глаза, чтобы не выдать слез. ему удалось. Он заставил себя упасть в ее глазах.
Мальт не знал, что именно ему делать. Он, конечно, не считал Регара святым, но как относиться к нему сейчас…и что делать с оцепенелой Арахной подсказки не было. Но пока он решал об этом, Арахна справилась сама. Спросила бесцветно:
-Скажешь чего напоследок?
-Скажу, - согласился Регар. – Скажу, что горд тобой. Скажу, что ты не должна себя корить, что каждый выбирает свою жизнь. Живи так, чтобы не было стыдно перед законом и перед народом. Живи и постарайся простить себе все, потому что нет твоей вины. Еще скажу, что мне жаль оставлять тебя в такой ситуации и так скоро, так страшно. Меня не страшит смерть, но страшит твое будущее… ты остаешься одна.
-Нет, не одна, - возразил Мальт со вздохом, и когда Регар взглянул на него, добавил, - интересные вы люди! Сами создаете себе проблемы и на эшафот, а нам, живым, выгребать!
Регар кивнул, осмысливая его слова, но оставил без замечаний, и снова заговорил с Арахной, надеясь сказать все, что должен был сказать еще давно.
-Я сомневался, стоит ли брать тебя. Я боялся, трусил. Но я счастлив, что ты выросла…
-Палачом? – подсказала Арахна, поднимаясь с пола. Пусть держалась она за стену, но встала сама. Теперь смотрела на Регара сверху вниз, и взгляд ее сложно было понять.
-Такой, - нашелся Регар. – Что ты выросла такой. Я не был одинок эти годы благодаря тебе.
-Что-то еще? – сухо спросила Арахна.
-Будь храброй, моя дорогая Ара…иначе всю жизнь будешь жалеть.
-Благодарю за слова, - Арахна тряхнула волосами и пошла к дверям. Мальт, ожидавший, по меньшей мере, слез с обеих сторон, истерик и отрицаний, был удивлен такой сдержанностью.
Но у дверей Арахна остановилась, и, не оборачиваясь на Регара, обращаясь будто бы к двери, сказала тихо:
-Покойся с миром, Регар. Я буду молить Девятерых, чтобы они пустили тебя к Луалу.
А сказав это, она вышла прочь. Мальт запоздало выскользнул за ней и нагнал в коридоре.
-Я думал, что ты сломаешься, - признался он. – А ты держишься.
-Во мне не остается ничего человеческого. Регар всегда говорит…говорил, что палачи – орудия, так вот, я орудие. Не более того. Если я смирюсь с этой мыслью, мне станет легче. Есть люди, что меняют мир. Есть люди, что держаться тех, кто меняют мир, а есть орудия…
-Я такое же орудие, как ты. Думаешь, принц Мирас не сгубит меня в такой же ситуации?
Арахна остановилась посреди коридора и внимательно посмотрела на Мальта, словно бы прикидывая, сможет ли она казнить и его.
-Не смотри так, мне жутко, - попросил дознаватель.
-Знаешь, когда я тебя в первый раз увидела, когда еще был жив Сколер, а ты вел себя, как снобистская сволочь, я думала, что легко казню тебя при случае. И даже сделаю это с удовольствием. Сейчас я думаю, что не смогу этого сделать.
-Если это комплимент, то очень сомнительный.
-Это не комплимент, это мое падение, как палача. Палач должен казнить любого, кто нарушит закон. А я… - Арахна махнула рукой. – Мне кажется, что я исчезаю, стираюсь.
-К Лепену пойдешь? – спросил Мальт.
Она боялась этого вопроса, чтобы не отвечать сразу, пошла по коридору. С одной стороны ей хотелось его увидеть, с другой нет. она ненавидела его, боялась и жалела, презирала и страдала. Но на фоне Регара Лепен уже отошел дальше. Или нет?
Арахна не могла ответить и, признавая это, снова остановилась и спросила:
-Не знаю. Реши за меня?
-Соблазнительно предложение, но каждый делает свой выбор. Я к тому, что мне пора идти, я не могу шататься по тюремным коридорам вечность.
-Ладно, - Арахна кивнула. – Иди, я разберусь.
И. видя его сомнение, добавила:
-Иди.
В Коллегию Палачей она вползла сама через полчаса. Не смея войти к Лепену, она понаблюдала за ним через окошечко в железной двери, и видела его опустошение. Такое же опустошение было и в ней и она, понимая, что только сделает больней и себе, и ему, не вошла.
-Явилась, - проворчал Эмис, увидев ее. А Арахна уже напрочь забыла про его существование.
Глава 35.
Надо было бы извиниться перед Эмисом за то, что она оставила его на такое долгое время без какой-либо информации, одного в Коллегии и Арахна уже была готова это сделать, как вдруг поняла, что не хочется ей извиняться. И отчитываться ей тоже не хочется. Да еще и перед кем? Перед человеком, что случайно оказался в ее Коллегии в самые тяжелые дни? Не многовато ли чести? Не слишком ли много тайн ему открылось, и много увидел он падения?
-Не явилась, а пришла, - процедила Арахна, без сил опускаясь в кресло. Процедила и устыдилась. Оказалось, что быть надменной гораздо тяжелее, чем открытой. Сейчас ей хотелось, чтобы все оказалось сном, или чтобы она сама уснула. Или чтобы все вокруг исчезло, или чтобы свершилось хоть что-нибудь!
Эмис, однако, был человеком опытным. Он угадал, что Арахна не от зла, а от бед стала такой, и без труда прочел в ее лице въевшуюся усталость, поэтому решил не обижаться и сделать вид, что ничего не произошло.
-Есть хочешь? – спросил он вместо этого. – Нам сегодня принесли на троих…представляешь?
Она представляла.
-Нет, не хочу, - прошелестела Арахна. – Я не хочу есть.
Эмис не настаивал. Не хочет – не надо. Захочет – поест.
-Что с Регаром? – спросил несчастный бард. – Его отпустят?
-Нет, не отпустят, - Арахна прикрыла глаза. – Мне надо будет его казнить.
Эмис осекся. Он, конечно, полагал, что всё будет непросто. не имея даже образования и опыта работы с законниками прежде, догадывался, что не пройдет даром признание Регара, пусть и ложное, но казнить?
-Да, - подтвердила Арахна не то свои мысли, не то его сомнения, - я казню его. И его, и Лепена. И, кажется, всю свою жизнь вместе с ними.
-Но зачем? – искренне удивился Эмис. – Разве есть какая-то надобность в этом, если Лепен признался?
Арахна уже понимала, что есть. Ей тяжело было это признать, но и отрицать это было уже невозможно.
-Зачем? – недоумевал Эмис. – Почему нельзя просто…
В его мыслях и фантазиях этого «просто» было очень много, но сейчас не шла на ум ни одна идея, так был он поражен.
-Это же незаконно! – нашелся Эмис.
-Закон здесь больше не живет, - Арахна с трудом открыла глаза, которые заслезились от встречи со светом, а, может быть, выдали уже подступившие давно слезы.
Как может не жить закон, если вся их Секция – Палачи-Дознаватели-Судьи – его воплощают? Конечно, Эмис понимал, что в каждой Секции. Как и во всем, что сделано людьми, есть свои несовершенства, а как уличный бард и поэт прекрасно видел, как жестоки бывают дознаватели, хватая за неудачное слово авторов уличных песен.
Но одно дело – побить не очень-то виновного или зарвавшегося поэта, написавшего веселенький памфлет о том, что Секция Финансов уже едва-едва пролезает в двери из-за животов, которые отъели на казнокрадстве, а совсем другое – казнить невиновного человека!
Одно дело – погонять по улицам карточного шулера, коих множество плодится в трактирах, а другое – отправить Главу Палачей на казнь из-за того, что совершил совсем другой человек.
На улицах оказалось больше справедливости. Там выживал либо ловкий, либо сильный, либо удачливый. Эмис же видел Регара как человека весьма милосердного, измученного, и даже робкого… у него не укладывалась эта мысль в голове, и он поражался Арахне в эту минуту.
-И ты…- Эмис сам не узнал своего голоса, - ты сможешь это сделать?
Арахна не знала. Если бы она рассматривала себя только как человека, то ее ответ был бы – нет, ни в коем случае и «никогда» - та самая категоричная, и, как правило, очень наивная форма отрицания.
Нет, она не сможет казнить Регара, который воспитал ее. Ни в коем случае она не поднимет своей руки на человека, который дал ей все, что только мог дать. Никогда не посмеет она даже подумать об этом.
Но Регар сам воспитывал Арахну. Его слова о том, что путь закона – самый трудный путь, четкое понимание, что взбрыкни сейчас Арахна или не взбрыкни – голова Регара слетит, и слова принца о том, что только она, как палач, может дать милосердную
