Идея по открытию народного протеста принадлежала Эвелин. Именно она предложила в темноте взять отряд воинов, переодеть их в плащи воинства Абигора и совершить какое-нибудь злодейство. Тогда его соратница – ведьма по происхождению и по призванию, едва не потеряла контроль над отрядом, так как Габриэль хоть и согласился с ее планом, но внес изменения: карательную акцию должны были осуществить наемники. Озверевшие от крови и подпитываемые страхом каратели, набранные из сброда, поднятые со дна, отказались слушать приказы Эвелин. Ведьма велела просто сжечь деревню с минимальными потерями, но каратели заперли молодых девушек в каком-то амбаре и сожгли их, наутро согнав всех жителей и повелев им выискивать среди трупов своих дочерей и невест.
Эвелин тогда пошатнулась. Что-то внутри нее сдвинулось, сломалось. Каратели все были умерщвлены, чтобы никто и никогда не прознал, кто их нанял.
Эвелин не знала только одного: причины, по которой каратели вышли из повиновения. Она не знала, что именно Габриэль приказал им поступить так. Некромант предположил, что сжечь одной деревни будет мало и оказался прав – после совершенного злодейства на улицы хлынули толпы крестьян из других деревень, которые требовали у Абигора справедливо наказать убийц. Маг Абигор, правитель земель Авьера в те тяжелые дни может и был бы рад пойти на уступки, но не мог взять в толк, о каком поджоге и каких злодеяниях идет речь. По улицам среди народа ходили совершенно разные слухи: кто-то говорил, что сожгли самого бургомистра, кто-то кричал, что уничтожили малых детей, кто-то, что служителей Бога Луала…все были уверены лишь в одном – виноват Абигор. Его правление, его бесконечные налоги и наезды его воинов на мирные поселения опротивели всем.
Абигор тогда удержался на престоле Авьера. Власть его, однако, была уже очень хрупкой.
Эвелин пересказала разговор с Асфер, и Габриэль вновь не был удивлен. Он прекрасно знал, что готовится заговор – не знал лишь время и место предполагаемого налета.
-А как твоя поездка в восточные земли Яра? – спросил некромант без перехода.
Эва помрачнела.
-Я разговаривала с управителем Яра. Там теперь самый значимый купец – Торвуд. Он сказал мне, что ничего не имеет против Абигора и против тебя тоже. Ему все равно, кто правит. Главное, чтобы торговые связи Авьера и Яра продолжали расти и укрепляться. – Ведьма зло стиснула пальцы до боли. – Лицемер. Проклятый лицемер.
-Он торговец, - спокойно возразил Габриэль. – Его задача – приумножать богатства. Торвуд лучший в своем деле. Его караваны с шелком, оружием, ценностями, зельями и артефактами занимают почти весь торговый путь. Треть рынка Авьеры существует благодаря ему. Единственное, почему он удерживает свои позиции – это то, что он готов служить кому угодно. Он держит цены, и до политики ему нет дела.
-В таком случае, - Эвелин медленно подняла глаза на Габриэля, который отошел к окну, разглядывая причудливые витражи на стеклах. – В таком случае, он может торговать и с Абигором.
Габриэль резко обернулся. Его одежды колыхнулись причудливой темной волной. Блестящие черные, фиолетовые и красные кусочки мозаики витражного стекла задрожали.
-Скажем так, - неожиданно некромант улыбнулся, и ведьме показалось, что в холодном, мрачном каменном замке с сотней проходов и коридоров, с таинственными завываниями ветра и привидений на верхних этажах и подземельях стало еще холоднее, - я удивлюсь, если он этого не делает.
-Его нужно как-то держать в углу, - неуверенно поежилась Эва. Под взглядом Габриэля она часто внутренне съеживалась, хотя и знала, что он к ней хорошо расположен, не могла не бояться его.
-Это не то, о чем сейчас тебе следует думать, - Габриэль явно заметил легкую дрожь своей соратницы и смягчился. – Тебе следует отдохнуть от поездки и отравлений. Вечером состоится небольшой совет, но сейчас я рекомендую…и рекомендую очень настойчиво, отправиться в свои покои.
Эвелин поняла, что разговор закончен и ей указывают на дверь. Она покорно встала, поправила наряд и быстрым легким шагом вышла в холодный извилистый коридор мрачного замка.
Эвелин не нашла друзей в землях Авьеры. Не нашла она себе их и в самом замке. Коридоры замка холодные и освещенные свечами, горящими необыкновенным пламенем с черными и красными отсветами делали длинный коридор еще и узким.
Окна во всем замке хоть и были большими, но даже открытые настежь, они не пропускали в комнату достаточного количества дневного света. Свет был приглушенным. Солнце с трудом проникало сквозь серые и фиолетовые покрывала облаков. На урожае это не сказывалось. Урожай рос во всех землях Авьеры. Видимо, здешние растения привыкли к тусклому свету, адаптировались. И хоть большая часть урожаев выращивалась в специальных теплицах, на заброшенных поднебесных огородах и в садах тут и там виднелись плоды.
Эвелин была одинока в этих коридорах и комнатах, полных шепота, шелеста, треска пламени и воя ветра. В этом холоде текла ее жизнь.
Перед ней заискивали, ее ненавидели и боялись. О ней шептались, против нее плели заговоры. Вспоминали и ее прошлое, какое знали: что она была карателем, что она воевала в трех войнах (войны при этом назывались всегда разные), была в плену (опять же, вариантов у кого было много), говорили, что она начинала как палач или как убийца, как шпион и даже как монахиня. Эвелин иногда изрядно веселилась на пару с Габриэлем, которого любили гораздо больше, чем его соратницу, когда удавалось собрать самые фантастические слухи.
Комнаты Эвелин были обставлены роскошно и с некоторым шиком, но в каждой вещи: будь то Черная Книга Судеб в жесткой обложке, оставленная на нежном шелковом покрывале, или брошенный темный плащ с капюшоном на смятое покрывало кресла, или же какие-то милые ее сердцу пустяки вроде серебряной чернильницы в виде говорящего черепа – везде оставался отпечаток души владелицы. В каждом предмете сквозила тень ее силы и ее неприкаянности.
Она прошла сквозь нищету, но быстро свыклась с роскошью – приняла ее как должное. Она прошла сквозь презрение к заискиванию и страху также как и ко всему остальному – с усмешкой и пониманием, что это верно.
Эвелин никогда не видела себя правителем или лидером – по душе ей была тень. Она – вечная соратница, советница и если нужно – судья и палач. И Габриэль знал это. Он увидел эти черты в первую их встречу. Увидел и прикинул, как они могут ему пригодиться. Постепенно некромант привязался к Эве. Постепенно и она привязалась к нему.
Они часто говорили о прошлом, сидя где-нибудь в заброшенном зале или на крыше в темноте или при лунном свете. Вспоминали общих знакомых, всех, кого с ними не было уже очень давно. Всех, от кого пришлось избавиться с чудовищной болью в сердце и разрывами в душе. Это было правильным для них. Эвелин и Габриэль отказывались от всего сами и жертвовали другими ради большего блага для мира и людей. Цель облагодетельствования лежала глубоко в их планах.
В некотором роде некромант и ведьма были фанатиками. Их уже не прельщали личные триумфы, нет. Личные победы, власть – все ушло на задний план, а впереди – блистательное будущее, общее благо для всего мира Темных Территорий. Авьера была первым, но далеко не самым слабым государством. Габриэль и Эвелин чувствовали этот важный, первый шаг для их цели. Общей цели. Общей на два сердца, на две души и две жизни. Двойственность сплеталась в единую линию. Они готовы были идти вперед. Вперед к всеобщему миру. Вперед к благу.
Эвелин не шла, а уже словно летела бы по тайным сырым переходам, освещенных тусклее, чем коридоры основные. Она миновала несколько этажей почти бегом, только шелест ее одежд еще отдавался эхом в промелькнувших проходах. Малая приемная находилась от ведьмы за каменной стеной, а значит – осталось пройти через зеркальный кабинет министров, комнаты прислуги и…
Советница проскользнула в спрятанную в каменной стене дверь и очутилась уже в своем тайном кабинете. Вход сюда имел лишь Габриэль, по приглашению же – некоторые министры. Эвелин быстро пересекла помещение, взглядом отметив, что на ее столе из темного дерева скопилось порядочное количество бумаг, и вышла уже в свои покои. Скинув с себя дорожный плащ прямо на холодный пол, укрытый тонкими коврами, Эвелин без сил рухнула в огромную постель. На пол упало несколько подушек и покрывал, но ведьме было сейчас все равно. Из ее сознания почему-то не шел облик Асфер – глупой бунтарки, так нелепо позволившей себе раскрыться и отравленной.
Врага опасного можно убить без сожалений. Здесь же главным врагом была глупость, и амбициозность…ну вот зачем эту молодую женщину понесло в тайные общества? Действительно, нужно разыскать ее мать и назначить ей выплаты. Ничего, казна не пострадает.
Успокаивая себя, Эвелин не заметила, как начала проваливаться в царство снов. Дорога не прошла незаметно. Даже для ее нечеловеческого организма путь был сложный.
Ведьмы и маги рождались лишь в Авьере. Именно здесь великий бог Луал оставил свои силы во времени, чтобы самые достойные люди получали эту силу с рождением. Силу нельзя отобрать, можно лишь отказаться от нее. Ее можно увеличить путем длительных тренировок. Некроманты – самая редкая каста магов первая открыла эту возможность. Ведьмам и прочим магам – проводникам стихийных сил приходилось куда легче, чем некромантам. Смерть подчинялась лишь сильнейшим, когда стихии подчинялись и более слабым.
Эвелин слабой ведьмой никогда не была. Она появилась на свет в обычной крестьянской семье в провинции Авьера. С самого раннего детства будущая советница отличалась не только скрытным нравом, но и странностями в поведении. Подолгу она смотрела на деревья и реку, что-то шептала, обращая взор куда-то вверх. Жители деревни косились на маленькую юродивую, но пока молчали. Зато дети, куда более жестокие, чем их родители, возненавидели Эвелин. Если поначалу ее просто не брали в игры, сторонились и дразнились, то с возрастом забавы детей становились все хуже. Им ничего не стоило вырвать у ведьмы праздничные ленты из кос, толкнуть ее в грязь или отобрать самодельные игрушки. И для самой же Эвелин был хуже тот факт, что она не могла заплакать от обиды. Ей было очень больно и горько в душе от поступков, но слёз она не проливало. И это ожесточало ее ровесников.
Эва не желала зла никому долгое время. Свои обиды она быстро забывала…пока могла. Однажды она все-таки не сдержалась и прошипела проклятие в спину убегавшей кучке детей, которые только что бросили свежевыстиранное белье в грязь.
Тогда все и началось. Невиданная прежде хворь свалила с ног одного обидчика за другим. Других детей, которые Эву не трогали, болезнь не коснулась, как не коснулась она самой Эвы, взрослых людей или скота.
Жители деревни, которые уже давно косились в сторону семьи будущей советницы пришли с требованием к ее матери. Они требовали излечить своих детей, угрожали ей и ее семье…
Эвелин вскрикнула и проснулась. Некоторое время ей чудился пришедший из сна запах паленой шерсти и привиделись забытые в прошлом лица, искореженные агонией и ненавистью. Вопли доносились из забытой жизни.
Ничего не уходит бесследно. Во сны Эвелин вмешивались прошлые события, которые она могла и старалась забыть наяву.
-Этого не было, - ведьма до боли стиснула зубы. – Не было.
Она прекрасно понимала, что именно Асфер вызвала эти воспоминания. Именно эта глупая женщина жила в той деревне, где родилась и росла Эвелин. Именно эту деревню Эва решила сжечь, обманом убедив всех, что это дело рук прежнего правителя – Абигора.
-Госпожа? – тоненькая служанка выскользнула из-за ширмы, разделявшей большую комнату на спальную и рабочую зону.
Эвелин поморщилась от головной боли и кивнула:
-Все в порядке, Лина. Ступай.
Служанка еще несколько мгновений постояла, неуверенно теребя форменное серое одеяние и решилась:
-Госпожа, вы видели дурной сон?
Советница отняла руку от лица и внимательно взглянула на Лину. Оглядела аккуратно связанные в пучок белокурые волосы, простые черты лица, аккуратное платье и все-таки решила проявить милосердное терпение, заметив, что в лице служанки действительно бьется беспокойство.
-Нет, все в порядке, Лина. Ступай, - сказала Эвелин уже мягче.
Лина кивнула и исчезла за ширмой. Советница потерла виски. Голова болела невыносимо. Придется выпить успокаивающее зелье и идти на Совет, в надежде, что оно поможет.
-Рудольф, во имя святого Луала и девять рыцарей – адептов его, - взмолилась женщина, продолжая давний спор. На лице ее виднелись следы былой красоты, которые сейчас однако исчезли в кругах под глазами и болезненной серости черт. - Подумай о нас!
-Я каждый день думаю о вас. Каждую минуту, - короткостриженый темноволосый мужчина с суровым лицом и повадками воина отстранил жену и начал пристегивать кинжал к кожаному ремню. Военачальник Габриэля собирался на Совет, но даже там он был при оружии – сказывалась привычка.
-Не думаешь, - женщина рухнула в кресло и зарыдала. Ее каштановые волосы закрыли измученное исхудалое лицо. – Не думаешь. Эвелин тебя уничтожит, если ты еще раз начнешь с ней пререкаться.
-Ну что ты, Лаура, - мужчина присел на колени рядом с женой, - твой муж все-таки чего-то стоит.
Рудольф улыбнулся, заправляя каштановый локон Лауры за ухо. Сквозь слезы та горько улыбнулась:
-Стоит. Для меня. Для Марии. А для них – нет. Они сотрут тебя и выбросят. И ни одна твоя заслуга их не остановит.
Хотя Лаура говорила про «них», она имела в виду конкретную личность. Одну личность. Советницу. Именно ее женщина боялась больше всего. Сама Лаура вела уединенную замкнутую жизнь в замке, воспитывая дочь – Марию, но по замку ходили пересуды и шелесты про Эвелин и один страшнее другого. На приемах, куда неизменно приглашали Рудольфа, Лаура была обязана сопровождать мужа. Редко она ловила на себе легкий невнимательный взгляд Эвелин и от одного лишь взгляда ей становилось не по себе. Несчастную женщину грызло тяжелое присутствие. На нее давили и стены каменного замка, и свечи с темными отблесками пламени и Эвелин, и шелесты…
Тени прыгали по замку, выли ветры на нижних этажах. В ночи, когда светила луна, Лауре казалось, что в подземельях гремят цепи замученных пленников. Она очень любила мужа и очень боялась за него и свою семью. Как назло, последнее время Рудольф только и делал, что пререкался с Эвелин по поводу и без. Наслышанная о характере советницы, Лаура стала бояться еще больше.
-Франсуа сказал мне вчера, что Эвелин уже едва ли не готова сорваться, - сообщила Лаура как бы меду прочим, с трудом сдерживая дрожь.
Франсуа был министром финансов. Он очень хорошо держался в самых непростых установках политики замка и легко находил общий язык с Эвелин. Откровенно говоря, та прикрывала неслабые ошибки и нарушения Франсуа перед Габриэлем и Советом. После Габриэля для Эвы это была вторая личность и первый человек, интересный ей настолько, насколько можно. Советница нередко приходила в казначейство и могла провести за беседой с Франсуа несколько часов. Этот уникальный, коварный человек по своей сути, был очень начитан, знал несколько языков и обладал феноменальной памятью.
Эвелин тогда пошатнулась. Что-то внутри нее сдвинулось, сломалось. Каратели все были умерщвлены, чтобы никто и никогда не прознал, кто их нанял.
Эвелин не знала только одного: причины, по которой каратели вышли из повиновения. Она не знала, что именно Габриэль приказал им поступить так. Некромант предположил, что сжечь одной деревни будет мало и оказался прав – после совершенного злодейства на улицы хлынули толпы крестьян из других деревень, которые требовали у Абигора справедливо наказать убийц. Маг Абигор, правитель земель Авьера в те тяжелые дни может и был бы рад пойти на уступки, но не мог взять в толк, о каком поджоге и каких злодеяниях идет речь. По улицам среди народа ходили совершенно разные слухи: кто-то говорил, что сожгли самого бургомистра, кто-то кричал, что уничтожили малых детей, кто-то, что служителей Бога Луала…все были уверены лишь в одном – виноват Абигор. Его правление, его бесконечные налоги и наезды его воинов на мирные поселения опротивели всем.
Абигор тогда удержался на престоле Авьера. Власть его, однако, была уже очень хрупкой.
Эвелин пересказала разговор с Асфер, и Габриэль вновь не был удивлен. Он прекрасно знал, что готовится заговор – не знал лишь время и место предполагаемого налета.
-А как твоя поездка в восточные земли Яра? – спросил некромант без перехода.
Эва помрачнела.
-Я разговаривала с управителем Яра. Там теперь самый значимый купец – Торвуд. Он сказал мне, что ничего не имеет против Абигора и против тебя тоже. Ему все равно, кто правит. Главное, чтобы торговые связи Авьера и Яра продолжали расти и укрепляться. – Ведьма зло стиснула пальцы до боли. – Лицемер. Проклятый лицемер.
-Он торговец, - спокойно возразил Габриэль. – Его задача – приумножать богатства. Торвуд лучший в своем деле. Его караваны с шелком, оружием, ценностями, зельями и артефактами занимают почти весь торговый путь. Треть рынка Авьеры существует благодаря ему. Единственное, почему он удерживает свои позиции – это то, что он готов служить кому угодно. Он держит цены, и до политики ему нет дела.
-В таком случае, - Эвелин медленно подняла глаза на Габриэля, который отошел к окну, разглядывая причудливые витражи на стеклах. – В таком случае, он может торговать и с Абигором.
Габриэль резко обернулся. Его одежды колыхнулись причудливой темной волной. Блестящие черные, фиолетовые и красные кусочки мозаики витражного стекла задрожали.
-Скажем так, - неожиданно некромант улыбнулся, и ведьме показалось, что в холодном, мрачном каменном замке с сотней проходов и коридоров, с таинственными завываниями ветра и привидений на верхних этажах и подземельях стало еще холоднее, - я удивлюсь, если он этого не делает.
-Его нужно как-то держать в углу, - неуверенно поежилась Эва. Под взглядом Габриэля она часто внутренне съеживалась, хотя и знала, что он к ней хорошо расположен, не могла не бояться его.
-Это не то, о чем сейчас тебе следует думать, - Габриэль явно заметил легкую дрожь своей соратницы и смягчился. – Тебе следует отдохнуть от поездки и отравлений. Вечером состоится небольшой совет, но сейчас я рекомендую…и рекомендую очень настойчиво, отправиться в свои покои.
Эвелин поняла, что разговор закончен и ей указывают на дверь. Она покорно встала, поправила наряд и быстрым легким шагом вышла в холодный извилистый коридор мрачного замка.
Часть 3
Эвелин не нашла друзей в землях Авьеры. Не нашла она себе их и в самом замке. Коридоры замка холодные и освещенные свечами, горящими необыкновенным пламенем с черными и красными отсветами делали длинный коридор еще и узким.
Окна во всем замке хоть и были большими, но даже открытые настежь, они не пропускали в комнату достаточного количества дневного света. Свет был приглушенным. Солнце с трудом проникало сквозь серые и фиолетовые покрывала облаков. На урожае это не сказывалось. Урожай рос во всех землях Авьеры. Видимо, здешние растения привыкли к тусклому свету, адаптировались. И хоть большая часть урожаев выращивалась в специальных теплицах, на заброшенных поднебесных огородах и в садах тут и там виднелись плоды.
Эвелин была одинока в этих коридорах и комнатах, полных шепота, шелеста, треска пламени и воя ветра. В этом холоде текла ее жизнь.
Перед ней заискивали, ее ненавидели и боялись. О ней шептались, против нее плели заговоры. Вспоминали и ее прошлое, какое знали: что она была карателем, что она воевала в трех войнах (войны при этом назывались всегда разные), была в плену (опять же, вариантов у кого было много), говорили, что она начинала как палач или как убийца, как шпион и даже как монахиня. Эвелин иногда изрядно веселилась на пару с Габриэлем, которого любили гораздо больше, чем его соратницу, когда удавалось собрать самые фантастические слухи.
Комнаты Эвелин были обставлены роскошно и с некоторым шиком, но в каждой вещи: будь то Черная Книга Судеб в жесткой обложке, оставленная на нежном шелковом покрывале, или брошенный темный плащ с капюшоном на смятое покрывало кресла, или же какие-то милые ее сердцу пустяки вроде серебряной чернильницы в виде говорящего черепа – везде оставался отпечаток души владелицы. В каждом предмете сквозила тень ее силы и ее неприкаянности.
Она прошла сквозь нищету, но быстро свыклась с роскошью – приняла ее как должное. Она прошла сквозь презрение к заискиванию и страху также как и ко всему остальному – с усмешкой и пониманием, что это верно.
Эвелин никогда не видела себя правителем или лидером – по душе ей была тень. Она – вечная соратница, советница и если нужно – судья и палач. И Габриэль знал это. Он увидел эти черты в первую их встречу. Увидел и прикинул, как они могут ему пригодиться. Постепенно некромант привязался к Эве. Постепенно и она привязалась к нему.
Они часто говорили о прошлом, сидя где-нибудь в заброшенном зале или на крыше в темноте или при лунном свете. Вспоминали общих знакомых, всех, кого с ними не было уже очень давно. Всех, от кого пришлось избавиться с чудовищной болью в сердце и разрывами в душе. Это было правильным для них. Эвелин и Габриэль отказывались от всего сами и жертвовали другими ради большего блага для мира и людей. Цель облагодетельствования лежала глубоко в их планах.
В некотором роде некромант и ведьма были фанатиками. Их уже не прельщали личные триумфы, нет. Личные победы, власть – все ушло на задний план, а впереди – блистательное будущее, общее благо для всего мира Темных Территорий. Авьера была первым, но далеко не самым слабым государством. Габриэль и Эвелин чувствовали этот важный, первый шаг для их цели. Общей цели. Общей на два сердца, на две души и две жизни. Двойственность сплеталась в единую линию. Они готовы были идти вперед. Вперед к всеобщему миру. Вперед к благу.
Эвелин не шла, а уже словно летела бы по тайным сырым переходам, освещенных тусклее, чем коридоры основные. Она миновала несколько этажей почти бегом, только шелест ее одежд еще отдавался эхом в промелькнувших проходах. Малая приемная находилась от ведьмы за каменной стеной, а значит – осталось пройти через зеркальный кабинет министров, комнаты прислуги и…
Советница проскользнула в спрятанную в каменной стене дверь и очутилась уже в своем тайном кабинете. Вход сюда имел лишь Габриэль, по приглашению же – некоторые министры. Эвелин быстро пересекла помещение, взглядом отметив, что на ее столе из темного дерева скопилось порядочное количество бумаг, и вышла уже в свои покои. Скинув с себя дорожный плащ прямо на холодный пол, укрытый тонкими коврами, Эвелин без сил рухнула в огромную постель. На пол упало несколько подушек и покрывал, но ведьме было сейчас все равно. Из ее сознания почему-то не шел облик Асфер – глупой бунтарки, так нелепо позволившей себе раскрыться и отравленной.
Врага опасного можно убить без сожалений. Здесь же главным врагом была глупость, и амбициозность…ну вот зачем эту молодую женщину понесло в тайные общества? Действительно, нужно разыскать ее мать и назначить ей выплаты. Ничего, казна не пострадает.
Успокаивая себя, Эвелин не заметила, как начала проваливаться в царство снов. Дорога не прошла незаметно. Даже для ее нечеловеческого организма путь был сложный.
Ведьмы и маги рождались лишь в Авьере. Именно здесь великий бог Луал оставил свои силы во времени, чтобы самые достойные люди получали эту силу с рождением. Силу нельзя отобрать, можно лишь отказаться от нее. Ее можно увеличить путем длительных тренировок. Некроманты – самая редкая каста магов первая открыла эту возможность. Ведьмам и прочим магам – проводникам стихийных сил приходилось куда легче, чем некромантам. Смерть подчинялась лишь сильнейшим, когда стихии подчинялись и более слабым.
Эвелин слабой ведьмой никогда не была. Она появилась на свет в обычной крестьянской семье в провинции Авьера. С самого раннего детства будущая советница отличалась не только скрытным нравом, но и странностями в поведении. Подолгу она смотрела на деревья и реку, что-то шептала, обращая взор куда-то вверх. Жители деревни косились на маленькую юродивую, но пока молчали. Зато дети, куда более жестокие, чем их родители, возненавидели Эвелин. Если поначалу ее просто не брали в игры, сторонились и дразнились, то с возрастом забавы детей становились все хуже. Им ничего не стоило вырвать у ведьмы праздничные ленты из кос, толкнуть ее в грязь или отобрать самодельные игрушки. И для самой же Эвелин был хуже тот факт, что она не могла заплакать от обиды. Ей было очень больно и горько в душе от поступков, но слёз она не проливало. И это ожесточало ее ровесников.
Эва не желала зла никому долгое время. Свои обиды она быстро забывала…пока могла. Однажды она все-таки не сдержалась и прошипела проклятие в спину убегавшей кучке детей, которые только что бросили свежевыстиранное белье в грязь.
Тогда все и началось. Невиданная прежде хворь свалила с ног одного обидчика за другим. Других детей, которые Эву не трогали, болезнь не коснулась, как не коснулась она самой Эвы, взрослых людей или скота.
Жители деревни, которые уже давно косились в сторону семьи будущей советницы пришли с требованием к ее матери. Они требовали излечить своих детей, угрожали ей и ее семье…
Эвелин вскрикнула и проснулась. Некоторое время ей чудился пришедший из сна запах паленой шерсти и привиделись забытые в прошлом лица, искореженные агонией и ненавистью. Вопли доносились из забытой жизни.
Ничего не уходит бесследно. Во сны Эвелин вмешивались прошлые события, которые она могла и старалась забыть наяву.
-Этого не было, - ведьма до боли стиснула зубы. – Не было.
Она прекрасно понимала, что именно Асфер вызвала эти воспоминания. Именно эта глупая женщина жила в той деревне, где родилась и росла Эвелин. Именно эту деревню Эва решила сжечь, обманом убедив всех, что это дело рук прежнего правителя – Абигора.
-Госпожа? – тоненькая служанка выскользнула из-за ширмы, разделявшей большую комнату на спальную и рабочую зону.
Эвелин поморщилась от головной боли и кивнула:
-Все в порядке, Лина. Ступай.
Служанка еще несколько мгновений постояла, неуверенно теребя форменное серое одеяние и решилась:
-Госпожа, вы видели дурной сон?
Советница отняла руку от лица и внимательно взглянула на Лину. Оглядела аккуратно связанные в пучок белокурые волосы, простые черты лица, аккуратное платье и все-таки решила проявить милосердное терпение, заметив, что в лице служанки действительно бьется беспокойство.
-Нет, все в порядке, Лина. Ступай, - сказала Эвелин уже мягче.
Лина кивнула и исчезла за ширмой. Советница потерла виски. Голова болела невыносимо. Придется выпить успокаивающее зелье и идти на Совет, в надежде, что оно поможет.
Часть 4
-Рудольф, во имя святого Луала и девять рыцарей – адептов его, - взмолилась женщина, продолжая давний спор. На лице ее виднелись следы былой красоты, которые сейчас однако исчезли в кругах под глазами и болезненной серости черт. - Подумай о нас!
-Я каждый день думаю о вас. Каждую минуту, - короткостриженый темноволосый мужчина с суровым лицом и повадками воина отстранил жену и начал пристегивать кинжал к кожаному ремню. Военачальник Габриэля собирался на Совет, но даже там он был при оружии – сказывалась привычка.
-Не думаешь, - женщина рухнула в кресло и зарыдала. Ее каштановые волосы закрыли измученное исхудалое лицо. – Не думаешь. Эвелин тебя уничтожит, если ты еще раз начнешь с ней пререкаться.
-Ну что ты, Лаура, - мужчина присел на колени рядом с женой, - твой муж все-таки чего-то стоит.
Рудольф улыбнулся, заправляя каштановый локон Лауры за ухо. Сквозь слезы та горько улыбнулась:
-Стоит. Для меня. Для Марии. А для них – нет. Они сотрут тебя и выбросят. И ни одна твоя заслуга их не остановит.
Хотя Лаура говорила про «них», она имела в виду конкретную личность. Одну личность. Советницу. Именно ее женщина боялась больше всего. Сама Лаура вела уединенную замкнутую жизнь в замке, воспитывая дочь – Марию, но по замку ходили пересуды и шелесты про Эвелин и один страшнее другого. На приемах, куда неизменно приглашали Рудольфа, Лаура была обязана сопровождать мужа. Редко она ловила на себе легкий невнимательный взгляд Эвелин и от одного лишь взгляда ей становилось не по себе. Несчастную женщину грызло тяжелое присутствие. На нее давили и стены каменного замка, и свечи с темными отблесками пламени и Эвелин, и шелесты…
Тени прыгали по замку, выли ветры на нижних этажах. В ночи, когда светила луна, Лауре казалось, что в подземельях гремят цепи замученных пленников. Она очень любила мужа и очень боялась за него и свою семью. Как назло, последнее время Рудольф только и делал, что пререкался с Эвелин по поводу и без. Наслышанная о характере советницы, Лаура стала бояться еще больше.
-Франсуа сказал мне вчера, что Эвелин уже едва ли не готова сорваться, - сообщила Лаура как бы меду прочим, с трудом сдерживая дрожь.
Франсуа был министром финансов. Он очень хорошо держался в самых непростых установках политики замка и легко находил общий язык с Эвелин. Откровенно говоря, та прикрывала неслабые ошибки и нарушения Франсуа перед Габриэлем и Советом. После Габриэля для Эвы это была вторая личность и первый человек, интересный ей настолько, насколько можно. Советница нередко приходила в казначейство и могла провести за беседой с Франсуа несколько часов. Этот уникальный, коварный человек по своей сути, был очень начитан, знал несколько языков и обладал феноменальной памятью.
