Почему? Почему?
– Я не думала, что вы будете здесь, – призналась она. – Я собиралась сразу после прощания направиться к себе…
Бартоломью ждал. Он стоял у окна и свечи, примощённые на высокой тумбе, прекрасно выхватывали всё его лицо. И прочесть что-то по этому лицу было сложно.
– Потом я встретила Мартина. Он выразил свои сожаления, – Магда смутилась, вспоминая разговор с ним, но решила, что таиться от Бартоломью не стоит и осталась до конца честной: – я сказала, что мы отомстим тому, кто убил нашего верховного, а он сказал, что это не мои слова, а ваши. И я обрушилась на него, ведь он не смеет рассказывать мне какие слова мои, а какие нет!
В другие минуты Бартоломью, быть может, даже ей улыбнулся бы после этой истории, но сейчас он слишком долго прождал её, и лицо его осталось каменным и беспощадным.
– Потом я пошла в сад, – продолжила Магда, голос её креп, она вспоминала всё, что делала и убеждалась – ничего дурного не было, точно не было! – Там я столкнулась с настоятелем Габриэлем. Мы немного поговорили о Дознании, он спросил сколько же учиться, чтобы стать дознавателей, а я ответила, что всю жизнь.
Магда закончила. По её мнению, она рассказала всё, но Бартоломью был явно недоволен.
–Это всё? – спросил он всё также обманно-спокойно.
– Всё, – подтвердила Магда. – Потом я сразу пошла сюда. А что-то случилось?
– Да, случилось. Случилось то, что моя ближайшая помощница снова не там, где должна быть. Помнишь наш недавний разговор? Когда ты сбежала с утра в пекарню?
Щёки у Магды запылали от воспоминаний. Ей было стыдно за этот проступок. Но разве тогда и сейчас были схожие вещи? Сейчас она была в пределах досягаемости!
– Случилось, – продолжил Бартоломью, отходя от окна, теперь часть его лица не была видна из-за неровного света свечей, – случилось то, что моя ближайшая помощница, вместо того, чтобы заниматься чем-то полезным или сидеть тихо, или отдыхать, шляется непонятно где и с кем.
Это было странное, очень странное обвинение, которое Магда не могла опровергнуть – у неё не хватало слов.
– Случилось то, что моя помощница не оказалась там, где была мне нужна…– это Бартоломью произнёс как-то хрипловато, словно голос его предавал или волнение охватило его горло.
Магда оцепенела. Она не хотела его разочаровывать! Никогда и ни за что, неужели она что-то проглядела? Не заметила и тем обидела? А ведь все её мысли были только о нём! Но нет… может, она плохо старалась?
– Подойди, – он вдруг смягчился, протянул ей руку.
Несмело, словно сомневалась – а заслужила ли? – Магда приблизилась и осторожно вложила левую руку в его руку.
– Иди сюда, – он подвёл её к себе ближе, и у неё перехватило дыхание от волнения, она даже не отреагировала на запах вина, который в иных обстоятельствах точно бы заметила.
– Простите…– у Магды не хватало слов, не хватало сил. Этот человек не позволял ей быть собой, да и какой она была? Большая часть её жизни и личности была слеплена Бартоломью.
– Я не злюсь, – тихо сказал он. Его рука всё ещё удерживала её руку. – Я не злюсь, Магда. Но я хочу, чтобы этого больше не повторялось, чтобы ты была там, где должна быть.
Магда не могла думать о том, что это просьба очень уж абстрактная. На самом деле, и сам Бартоломью в эту минуту не мог объяснить, чем она виновата – тем, что ушла куда-то? Так она могла. Да и не за пределы Города ведь! Но ведь он её ждал, не кто-то, а он…
А её не оказалось. Хмель и тени совести требовали выплеска в ярость. Требовали чего-то дурного, тёмного, злого, и кем он был? Всего лишь человеком и не мог сопротивляться.
Магда не заметила, как руке стало жарко. Она слишком поздно перевела на неё взгляд и, сообразив, пыталась выдернуть ладонь из хватки Бартоломью. Но куда там! Его руки умели хватать сталью, если это было нужно. Он перехватил её руку на запястье, легко, словно эта рука и не весила, и не значила, другой рукой вытащил свечу из подсвечника…
– Нет, пожалуйста! – взмолилась Магда. – Я больше так не буду! Я не буду!
Ужас не позволял ей кричать. Ей казалось, что она кричит, но всё, на что она была способна, это только шёпот.
– Смотри на меня, – предостерёг Бартоломью. Его голос странно изменился, стал ниже, приобрёл черту какой-то странной, незнакомой прежде нервности.
Она не посмела отвернуться. Рука чувствовала приближающийся жар, было больно, уже больно, но ещё можно было терпеть.
– Смотри, – напомнил Бартоломью всё тем же чужим, незнакомым голосом, а в следующее мгновение случилось.
Да, инстинктивно, наученная им же, она дала ему левую руку, и это отчасти смягчило его бешенство, вызванное тенями совести, вином и ожиданием. Но не убрало до конца. И он коснулся её руки самым краешком пламени, так, чтобы не пошло дальше на ткани и кожу.
«Какая нежная!» – с восхищением и ненавистью пронеслось в его голове, когда запястье поддалось под болью в его руке и обмякло.
Бартоломью разжал руку, убрал свечу в подсвечник, а Магда, всё ещё всхлипывая, задыхаясь от ужаса, смотрела на покрасневшее запястье. Ожог был быстрым, он ещё раскрывал себя, покраснение слегка вздулось.
Магде хотелось прижать руку к груди, убаюкать её, но это принесло бы ещё больше боли. Бартоломью тоже смотрел на дело рук своих, но не с ужасом, а с каким-то восторгом – на её белой коже ярко-розовое пятно выглядело даже красиво, оно напоминало, что все ещё живы, чувствуют боль, калечатся.
– Не плачь, не плачь, – Бартоломью приблизился к ней и взял её за подбородок. Она не посмела дёрнуться, так и осталась покорной. – Больно? Ну ты сама меня вынудила, ты же понимаешь? я просто хочу, чтобы ты запомнила. Ты запомнила?
Она мелко-мелко закивала и всё-таки смогла выдавить от напряжения и боли пересохшими вмиг губами:
– Да…
– Дай взгляну, – он не дожидался её согласия, сам взял её руку, бережно, осторожно, словно не он её обжёг, а кто-то другой. Не удержавшись, провёл кончиками пальцев прямо по розовой воспалённой коже, и Магда содрогнулась от неприятного ощущения. – Всё не так страшно. Я пришлю к тебе лекаря, он даст мазь. Заживёт быстро.
Он опустил её руку аккуратно и плавно. Магда всё также смотрела на него, веря и не веря в произошедшее.
– Не плачь, – повторил Бартоломью и улыбнулся, – у нашего лекаря хорошие мази. Он мастер. Но ты и сама знаешь. Ну что же, отдыхай. Жду завтра с утра, как обычно, с отчётом, а сейчас – спокойной ночи.
Он ласково коснулся её плеча рукой, словно ничего и не было, улыбнулся опять и исчез за дверями её комнаты, будто бы ничего и не случилось.
Она осталась одна. Потушила ненавистные свечи, поспешно забралась в постель, не собиралась она ждать никакого лекаря, считала, что должна помнить о произошедшем. Да и виноватой себя тоже считала.
«Я его подвела, этого больше не повторится!» – пообещала себе Магда и снова зашипела от боли. Неосторожное движение причинило ей новые страдания.
Магда закрыла глаза и взмолила Пресветлого о скором сне. Он был неожиданно добр, и сон действительно быстро пришёл, и только через него всё-таки звучало тонкой нотой боль в запястье.
«Наверное, мне привиделось!» – доклад Мартина Магда слушала с ещё меньшим уважением, чем прежде. Ещё никогда до этого она не была столь рассеяна. Она знала, что так нельзя, и всё же не могла с собой совладать.
Утро только началось, а в нём было уже столько странного. Во-первых, Магда встала ещё до прихода Мартина. Пресветлый накануне был добр к ней и послал ей скорый сон, но в этом сне не было никакого отдыха, и Магда проснулась совершенно разбитая, будто бы и не спала. Во-вторых, рука болела меньше – молодость справлялась, кожа, обожжённая вчера, всё ещё выглядела плохо, но боль как будто бы притупилась, или Магда перестала её замечать?
Впрочем, физическая боль – это ведь мелочь, сущая мелочь для дознавателя! Но Магда утром едва не разрыдалась, увидев своё запястье, и не боль была тому причиной. Ужас, отвращение к себе, недоумение, ощущение какой-то разбитости внутреннего и светлого – всё это накрыло её в единственный миг и она с трудом сдержалась от слёз. Её пришлось закусить губу до крови, чтобы выдержать.
Но она выдержала.
Перемотав руку светлой повязкой, Магда даже почувствовала какое-то подобие облегчения – теперь узнать тайну её запястья никто не мог, а она, скрыв ожог, словно бы стала свободнее от него.
«Никогда…больше никогда!» – мысли у Магды путались, но стойкая уверенность в чём-то росла. И всё же Магда оставалась человеком, и от того, уверенность перебивалась сомнением и тревогой всё то время, пока Мартин докладывал ей обстановку в Городе.
Мартин, впрочем, тоже заметил неладное. Мало того, что не пришлось ждать, пока она набросит на плечи хоть что-то и предстанет перед ним, так ещё и вид у неё был больным. Да, Мартин заметил это. Заметил, как она нервна и бледна, а под глазами её залегли тени, будто бы Магда всю ночь провела без сна или в дурном сне и не отдохнула.
Какая-то часть Мартина сочувствовала ей, и желала знать обстоятельства или подробности её состояния, но эта часть была такой малой и такой слабой, что Мартин легко её заткнул. Он знал, что это малодушно и это должно было стать началом его ежедневной исповеди в Служении, но всё же не пересилил себя: слишком уж часто ему доставалось от Магды по поводу и без, и он решил промолчать на этот раз.
«В конце концов, она не ребёнок…» – попытался утешить себя Мартин, и, к собственному сожалению, не преуспел. Совесть грызла его, убеждала спросить – не нужно ли чего, но разум, уставший от бешенства и ругани Магды, решил, что исповедь и запоздалое вечернее покаяние будут проще.
А она, как нарочно, точно испытывая его, спадая от рассеянности в реальность, смотрела ему в глаза и снова отводила взгляд, растворяясь где-то в своих мыслях. Мартин решил в какой-то момент, что она хочет его участия, но одёрнул себя: это же Магда! Она и думать о нём не думает, наверняка, уже плетёт свой рапорт Бартоломью!
Как же иначе-то?
Но вот незадача – в это утро Магда и впрямь хотела какого-то участия. Это говорило ей нервное, предательское сердце, которое не могло уйти мыслями от обожжённой руки. Нет, жаловаться она не собиралась, но надеялась на какое-то сочувствие. В её голове это выглядело примерно так:
– Магда, – должен был спросить Мартин, – вы хорошо себя чувствуете?
– Я плохо спала, но всё в порядке, – а она печально улыбалась ему, отвечая.
Магда и сама не знала, откуда взялся в её голове этот странный образ и этот нелепый диалог. Но было! И какая-то её часть требовала, чтобы этот диалог произошёл, утверждая, что Магде станет легче. Логически Магда это объяснить не могла, но надеялась, что требовательная часть, получив этот диалог, замолчит. Вот и заглядывала она в глаза Мартину, хотела, чтобы он поймал её состояние.
А он докладывал ровно, без изменений в тоне, оставался равнодушным.
«Сволочь!» – обиделась Магда и одновременно разозлилась. Обида была отнесена в сторону Мартина, а вот злость – к самой себе. Отсутствие логики в собственных размышлениях нервировало.
– Я могу идти? – уточнил Мартин, закончив.
Она вздрогнула. Как скор оказался доклад! Нет, она не то, чтобы боялась…хорошо, она боялась и признавалась теперь себе в этом. Окончание доклада от Мартина означало одно: надо идти к Бартоломью.
– А…– Магда растерялась, – а как дела с торговцами? Справляются? Не нужно ли чего?
Мартин недоумённо взглянул на неё. Никогда прежде её не интересовали торговцы, если они, конечно, не были заняты в переворотах. Обычно Магда не задавала уточняющих вопросов, довольствуясь и без того подробным докладом Мартина.
– Жалоб не поступало, – заметил Мартин, совладав с удивлением, – но, если вы хотите, я могу направить им запросы. Вы имеете в виду кого-то отдельного или всех сразу?
– Нет-нет, ничего не нужно! – спохватилась Магда, – не жалуются, значит, не на что, да?
– Полагаю, что так, – вежливо отозвался Мартин.
– Значит – всё? – уточнила Магда. У Мартина возникло странное ощущение, что она не хочет его отпускать. Но он решил, что ощущение это насквозь ложное – это же Магда, ей не до него!
– Вся информация, что у меня есть, – напомнил Мартин.
– Иди, – разрешила Магда и снова стала какой-то рассеянной.
Склонив голову, Мартин вышел. Он понимал, что сейчас произошло что-то странное – слишком вежлива, тиха и расстроена была Магда. У него даже возник краткий соблазн вернуться, но он одёрнул себя: глупости! Что может расстроить Магду? Отсутствие ужина с Бартоломью, да и всё, пожалуй. Она ж на нём завязана всем своим существом!
Мартину почти удалось убедить себя в этом, и всё же не до конца он успокоился. Странное это было утро, странное!
А Магда, оставшись одна, встряхнулась. Нужно было идти к Бартоломью и показаться перед ним растрёпой ей не хотелось больше, чем обычно. Методично, отвлекаясь в этой методичности от мыслей, она принялась собираться. Строгие и аккуратные действия её и в самом деле отвлекли, и довольно быстро она была готова.
В этот раз Магда была одета по всему порядку – даже форма Дознания с эмблемой была чиста и опрятна. Да и волосы лежали аккуратно, что бывало с нею редко. Магда даже позаботилась о том, чтобы скрыть следы бессонницы пудрой, подвела глаза...
Но ещё долго стояла она у дверей, мешкая. И всё же – вечность не простоишь, пришлось идти.
– Доброе утро! – Бартоломью был сама любезность. – Прекрасно выглядишь, Магда. Если честно, не думал, что ты придёшь так рано.
Она не могла заставить себя взглянуть в его глаза. Краска бросилась ей в лицо после его «хорошо выглядишь», и она сжалась, превратилась в какой-то жалкий комочек.
Бартоломью отличался от Мартина. Он не стал колебаться в сомнениях, а прямо подошёл к ней. Чего ему было опасаться? Она ему предана, кабинет полностью его, а Дознание почти во всей его власти!
Его рука коснулась её руки, потянула. Магда нервно вздохнула, когда его пальцы легко отогнули рукав.
– Целителя ты вчера не захотела видеть, да? – он безошибочно угадал это. – Зря, Магда, так будет заживать дольше.
– Пусть…– побелевшими губами прошелестела Магда, всё ещё избегая взгляда Бартоломью.
Его это не устраивало. Он легко развернул её к себе, заставил взглянуть.
– Магда, мне совсем не хотелось так с тобой поступать, ты понимаешь? Я сожалею об этом. Но разве не ты вынудила меня?
Она знала, что он прав. Так кричало всё её существо.
– Простите, – прошептала Магда, – простите меня. Я не подведу, обещаю.
– Я знаю, дорогая, – Бартоломью легко приобнял её и Магда закрыла глаза, наслаждаясь его теплом. В эту минуту он казался ей бесконечно правым и милосердным. А сама себе Магда казалась жалкой, заслуживающей куда большего наказания.
Хотя в глубине души Магда так и не могла понять, в чём была её вина, для неё это не было важно: она подвела какие-то надежды Бартоломью, не угадала его. Мало этого? Нет.
– Так! – Бартоломью отстранился от неё и хлопнул в ладоши, – ты, конечно, ещё не завтракала?
– Нет, – ответила Магда. Она вообще забыла про то, что в мире есть еда и надо иногда восполнять её запасы в себе. Но сейчас, когда он напомнил про завтрак, живот предательски свело.
– Позавтракаем вместе! – решил Бартоломью, – заодно расскажешь что и как.
– Я не думала, что вы будете здесь, – призналась она. – Я собиралась сразу после прощания направиться к себе…
Бартоломью ждал. Он стоял у окна и свечи, примощённые на высокой тумбе, прекрасно выхватывали всё его лицо. И прочесть что-то по этому лицу было сложно.
– Потом я встретила Мартина. Он выразил свои сожаления, – Магда смутилась, вспоминая разговор с ним, но решила, что таиться от Бартоломью не стоит и осталась до конца честной: – я сказала, что мы отомстим тому, кто убил нашего верховного, а он сказал, что это не мои слова, а ваши. И я обрушилась на него, ведь он не смеет рассказывать мне какие слова мои, а какие нет!
В другие минуты Бартоломью, быть может, даже ей улыбнулся бы после этой истории, но сейчас он слишком долго прождал её, и лицо его осталось каменным и беспощадным.
– Потом я пошла в сад, – продолжила Магда, голос её креп, она вспоминала всё, что делала и убеждалась – ничего дурного не было, точно не было! – Там я столкнулась с настоятелем Габриэлем. Мы немного поговорили о Дознании, он спросил сколько же учиться, чтобы стать дознавателей, а я ответила, что всю жизнь.
Магда закончила. По её мнению, она рассказала всё, но Бартоломью был явно недоволен.
–Это всё? – спросил он всё также обманно-спокойно.
– Всё, – подтвердила Магда. – Потом я сразу пошла сюда. А что-то случилось?
– Да, случилось. Случилось то, что моя ближайшая помощница снова не там, где должна быть. Помнишь наш недавний разговор? Когда ты сбежала с утра в пекарню?
Щёки у Магды запылали от воспоминаний. Ей было стыдно за этот проступок. Но разве тогда и сейчас были схожие вещи? Сейчас она была в пределах досягаемости!
– Случилось, – продолжил Бартоломью, отходя от окна, теперь часть его лица не была видна из-за неровного света свечей, – случилось то, что моя ближайшая помощница, вместо того, чтобы заниматься чем-то полезным или сидеть тихо, или отдыхать, шляется непонятно где и с кем.
Это было странное, очень странное обвинение, которое Магда не могла опровергнуть – у неё не хватало слов.
– Случилось то, что моя помощница не оказалась там, где была мне нужна…– это Бартоломью произнёс как-то хрипловато, словно голос его предавал или волнение охватило его горло.
Магда оцепенела. Она не хотела его разочаровывать! Никогда и ни за что, неужели она что-то проглядела? Не заметила и тем обидела? А ведь все её мысли были только о нём! Но нет… может, она плохо старалась?
– Подойди, – он вдруг смягчился, протянул ей руку.
Несмело, словно сомневалась – а заслужила ли? – Магда приблизилась и осторожно вложила левую руку в его руку.
– Иди сюда, – он подвёл её к себе ближе, и у неё перехватило дыхание от волнения, она даже не отреагировала на запах вина, который в иных обстоятельствах точно бы заметила.
– Простите…– у Магды не хватало слов, не хватало сил. Этот человек не позволял ей быть собой, да и какой она была? Большая часть её жизни и личности была слеплена Бартоломью.
– Я не злюсь, – тихо сказал он. Его рука всё ещё удерживала её руку. – Я не злюсь, Магда. Но я хочу, чтобы этого больше не повторялось, чтобы ты была там, где должна быть.
Магда не могла думать о том, что это просьба очень уж абстрактная. На самом деле, и сам Бартоломью в эту минуту не мог объяснить, чем она виновата – тем, что ушла куда-то? Так она могла. Да и не за пределы Города ведь! Но ведь он её ждал, не кто-то, а он…
А её не оказалось. Хмель и тени совести требовали выплеска в ярость. Требовали чего-то дурного, тёмного, злого, и кем он был? Всего лишь человеком и не мог сопротивляться.
Магда не заметила, как руке стало жарко. Она слишком поздно перевела на неё взгляд и, сообразив, пыталась выдернуть ладонь из хватки Бартоломью. Но куда там! Его руки умели хватать сталью, если это было нужно. Он перехватил её руку на запястье, легко, словно эта рука и не весила, и не значила, другой рукой вытащил свечу из подсвечника…
– Нет, пожалуйста! – взмолилась Магда. – Я больше так не буду! Я не буду!
Ужас не позволял ей кричать. Ей казалось, что она кричит, но всё, на что она была способна, это только шёпот.
– Смотри на меня, – предостерёг Бартоломью. Его голос странно изменился, стал ниже, приобрёл черту какой-то странной, незнакомой прежде нервности.
Она не посмела отвернуться. Рука чувствовала приближающийся жар, было больно, уже больно, но ещё можно было терпеть.
– Смотри, – напомнил Бартоломью всё тем же чужим, незнакомым голосом, а в следующее мгновение случилось.
Да, инстинктивно, наученная им же, она дала ему левую руку, и это отчасти смягчило его бешенство, вызванное тенями совести, вином и ожиданием. Но не убрало до конца. И он коснулся её руки самым краешком пламени, так, чтобы не пошло дальше на ткани и кожу.
«Какая нежная!» – с восхищением и ненавистью пронеслось в его голове, когда запястье поддалось под болью в его руке и обмякло.
Бартоломью разжал руку, убрал свечу в подсвечник, а Магда, всё ещё всхлипывая, задыхаясь от ужаса, смотрела на покрасневшее запястье. Ожог был быстрым, он ещё раскрывал себя, покраснение слегка вздулось.
Магде хотелось прижать руку к груди, убаюкать её, но это принесло бы ещё больше боли. Бартоломью тоже смотрел на дело рук своих, но не с ужасом, а с каким-то восторгом – на её белой коже ярко-розовое пятно выглядело даже красиво, оно напоминало, что все ещё живы, чувствуют боль, калечатся.
– Не плачь, не плачь, – Бартоломью приблизился к ней и взял её за подбородок. Она не посмела дёрнуться, так и осталась покорной. – Больно? Ну ты сама меня вынудила, ты же понимаешь? я просто хочу, чтобы ты запомнила. Ты запомнила?
Она мелко-мелко закивала и всё-таки смогла выдавить от напряжения и боли пересохшими вмиг губами:
– Да…
– Дай взгляну, – он не дожидался её согласия, сам взял её руку, бережно, осторожно, словно не он её обжёг, а кто-то другой. Не удержавшись, провёл кончиками пальцев прямо по розовой воспалённой коже, и Магда содрогнулась от неприятного ощущения. – Всё не так страшно. Я пришлю к тебе лекаря, он даст мазь. Заживёт быстро.
Он опустил её руку аккуратно и плавно. Магда всё также смотрела на него, веря и не веря в произошедшее.
– Не плачь, – повторил Бартоломью и улыбнулся, – у нашего лекаря хорошие мази. Он мастер. Но ты и сама знаешь. Ну что же, отдыхай. Жду завтра с утра, как обычно, с отчётом, а сейчас – спокойной ночи.
Он ласково коснулся её плеча рукой, словно ничего и не было, улыбнулся опять и исчез за дверями её комнаты, будто бы ничего и не случилось.
Она осталась одна. Потушила ненавистные свечи, поспешно забралась в постель, не собиралась она ждать никакого лекаря, считала, что должна помнить о произошедшем. Да и виноватой себя тоже считала.
«Я его подвела, этого больше не повторится!» – пообещала себе Магда и снова зашипела от боли. Неосторожное движение причинило ей новые страдания.
Магда закрыла глаза и взмолила Пресветлого о скором сне. Он был неожиданно добр, и сон действительно быстро пришёл, и только через него всё-таки звучало тонкой нотой боль в запястье.
Глава 10. Верёвка
«Наверное, мне привиделось!» – доклад Мартина Магда слушала с ещё меньшим уважением, чем прежде. Ещё никогда до этого она не была столь рассеяна. Она знала, что так нельзя, и всё же не могла с собой совладать.
Утро только началось, а в нём было уже столько странного. Во-первых, Магда встала ещё до прихода Мартина. Пресветлый накануне был добр к ней и послал ей скорый сон, но в этом сне не было никакого отдыха, и Магда проснулась совершенно разбитая, будто бы и не спала. Во-вторых, рука болела меньше – молодость справлялась, кожа, обожжённая вчера, всё ещё выглядела плохо, но боль как будто бы притупилась, или Магда перестала её замечать?
Впрочем, физическая боль – это ведь мелочь, сущая мелочь для дознавателя! Но Магда утром едва не разрыдалась, увидев своё запястье, и не боль была тому причиной. Ужас, отвращение к себе, недоумение, ощущение какой-то разбитости внутреннего и светлого – всё это накрыло её в единственный миг и она с трудом сдержалась от слёз. Её пришлось закусить губу до крови, чтобы выдержать.
Но она выдержала.
Перемотав руку светлой повязкой, Магда даже почувствовала какое-то подобие облегчения – теперь узнать тайну её запястья никто не мог, а она, скрыв ожог, словно бы стала свободнее от него.
«Никогда…больше никогда!» – мысли у Магды путались, но стойкая уверенность в чём-то росла. И всё же Магда оставалась человеком, и от того, уверенность перебивалась сомнением и тревогой всё то время, пока Мартин докладывал ей обстановку в Городе.
Мартин, впрочем, тоже заметил неладное. Мало того, что не пришлось ждать, пока она набросит на плечи хоть что-то и предстанет перед ним, так ещё и вид у неё был больным. Да, Мартин заметил это. Заметил, как она нервна и бледна, а под глазами её залегли тени, будто бы Магда всю ночь провела без сна или в дурном сне и не отдохнула.
Какая-то часть Мартина сочувствовала ей, и желала знать обстоятельства или подробности её состояния, но эта часть была такой малой и такой слабой, что Мартин легко её заткнул. Он знал, что это малодушно и это должно было стать началом его ежедневной исповеди в Служении, но всё же не пересилил себя: слишком уж часто ему доставалось от Магды по поводу и без, и он решил промолчать на этот раз.
«В конце концов, она не ребёнок…» – попытался утешить себя Мартин, и, к собственному сожалению, не преуспел. Совесть грызла его, убеждала спросить – не нужно ли чего, но разум, уставший от бешенства и ругани Магды, решил, что исповедь и запоздалое вечернее покаяние будут проще.
А она, как нарочно, точно испытывая его, спадая от рассеянности в реальность, смотрела ему в глаза и снова отводила взгляд, растворяясь где-то в своих мыслях. Мартин решил в какой-то момент, что она хочет его участия, но одёрнул себя: это же Магда! Она и думать о нём не думает, наверняка, уже плетёт свой рапорт Бартоломью!
Как же иначе-то?
Но вот незадача – в это утро Магда и впрямь хотела какого-то участия. Это говорило ей нервное, предательское сердце, которое не могло уйти мыслями от обожжённой руки. Нет, жаловаться она не собиралась, но надеялась на какое-то сочувствие. В её голове это выглядело примерно так:
– Магда, – должен был спросить Мартин, – вы хорошо себя чувствуете?
– Я плохо спала, но всё в порядке, – а она печально улыбалась ему, отвечая.
Магда и сама не знала, откуда взялся в её голове этот странный образ и этот нелепый диалог. Но было! И какая-то её часть требовала, чтобы этот диалог произошёл, утверждая, что Магде станет легче. Логически Магда это объяснить не могла, но надеялась, что требовательная часть, получив этот диалог, замолчит. Вот и заглядывала она в глаза Мартину, хотела, чтобы он поймал её состояние.
А он докладывал ровно, без изменений в тоне, оставался равнодушным.
«Сволочь!» – обиделась Магда и одновременно разозлилась. Обида была отнесена в сторону Мартина, а вот злость – к самой себе. Отсутствие логики в собственных размышлениях нервировало.
– Я могу идти? – уточнил Мартин, закончив.
Она вздрогнула. Как скор оказался доклад! Нет, она не то, чтобы боялась…хорошо, она боялась и признавалась теперь себе в этом. Окончание доклада от Мартина означало одно: надо идти к Бартоломью.
– А…– Магда растерялась, – а как дела с торговцами? Справляются? Не нужно ли чего?
Мартин недоумённо взглянул на неё. Никогда прежде её не интересовали торговцы, если они, конечно, не были заняты в переворотах. Обычно Магда не задавала уточняющих вопросов, довольствуясь и без того подробным докладом Мартина.
– Жалоб не поступало, – заметил Мартин, совладав с удивлением, – но, если вы хотите, я могу направить им запросы. Вы имеете в виду кого-то отдельного или всех сразу?
– Нет-нет, ничего не нужно! – спохватилась Магда, – не жалуются, значит, не на что, да?
– Полагаю, что так, – вежливо отозвался Мартин.
– Значит – всё? – уточнила Магда. У Мартина возникло странное ощущение, что она не хочет его отпускать. Но он решил, что ощущение это насквозь ложное – это же Магда, ей не до него!
– Вся информация, что у меня есть, – напомнил Мартин.
– Иди, – разрешила Магда и снова стала какой-то рассеянной.
Склонив голову, Мартин вышел. Он понимал, что сейчас произошло что-то странное – слишком вежлива, тиха и расстроена была Магда. У него даже возник краткий соблазн вернуться, но он одёрнул себя: глупости! Что может расстроить Магду? Отсутствие ужина с Бартоломью, да и всё, пожалуй. Она ж на нём завязана всем своим существом!
Мартину почти удалось убедить себя в этом, и всё же не до конца он успокоился. Странное это было утро, странное!
А Магда, оставшись одна, встряхнулась. Нужно было идти к Бартоломью и показаться перед ним растрёпой ей не хотелось больше, чем обычно. Методично, отвлекаясь в этой методичности от мыслей, она принялась собираться. Строгие и аккуратные действия её и в самом деле отвлекли, и довольно быстро она была готова.
В этот раз Магда была одета по всему порядку – даже форма Дознания с эмблемой была чиста и опрятна. Да и волосы лежали аккуратно, что бывало с нею редко. Магда даже позаботилась о том, чтобы скрыть следы бессонницы пудрой, подвела глаза...
Но ещё долго стояла она у дверей, мешкая. И всё же – вечность не простоишь, пришлось идти.
– Доброе утро! – Бартоломью был сама любезность. – Прекрасно выглядишь, Магда. Если честно, не думал, что ты придёшь так рано.
Она не могла заставить себя взглянуть в его глаза. Краска бросилась ей в лицо после его «хорошо выглядишь», и она сжалась, превратилась в какой-то жалкий комочек.
Бартоломью отличался от Мартина. Он не стал колебаться в сомнениях, а прямо подошёл к ней. Чего ему было опасаться? Она ему предана, кабинет полностью его, а Дознание почти во всей его власти!
Его рука коснулась её руки, потянула. Магда нервно вздохнула, когда его пальцы легко отогнули рукав.
– Целителя ты вчера не захотела видеть, да? – он безошибочно угадал это. – Зря, Магда, так будет заживать дольше.
– Пусть…– побелевшими губами прошелестела Магда, всё ещё избегая взгляда Бартоломью.
Его это не устраивало. Он легко развернул её к себе, заставил взглянуть.
– Магда, мне совсем не хотелось так с тобой поступать, ты понимаешь? Я сожалею об этом. Но разве не ты вынудила меня?
Она знала, что он прав. Так кричало всё её существо.
– Простите, – прошептала Магда, – простите меня. Я не подведу, обещаю.
– Я знаю, дорогая, – Бартоломью легко приобнял её и Магда закрыла глаза, наслаждаясь его теплом. В эту минуту он казался ей бесконечно правым и милосердным. А сама себе Магда казалась жалкой, заслуживающей куда большего наказания.
Хотя в глубине души Магда так и не могла понять, в чём была её вина, для неё это не было важно: она подвела какие-то надежды Бартоломью, не угадала его. Мало этого? Нет.
– Так! – Бартоломью отстранился от неё и хлопнул в ладоши, – ты, конечно, ещё не завтракала?
– Нет, – ответила Магда. Она вообще забыла про то, что в мире есть еда и надо иногда восполнять её запасы в себе. Но сейчас, когда он напомнил про завтрак, живот предательски свело.
– Позавтракаем вместе! – решил Бартоломью, – заодно расскажешь что и как.
