А это Бартоломью ещё не касался содержания записки и не задавался даже самым простым вопросом: откуда Гасион знает о смерти своих людей? Либо осведомители у него прекрасно работают, либо он сам их убил…
Для чего? Провокации ради? Как-то глупо. Ради ссоры? Нет, нет. Вопрос не в этом. видел ли кто записку?
Бартоломью овладел собой. Хватит. Надо мыслить последовательно. Во-первых, надо сжечь это. Не хватало ещё, чтобы кто-нибудь когда-нибудь случайно нашёл её! Благо, бумага всегда податлива и прекрасно горит.
Сказано – сделано. Бумага занялась быстро, Бартоломью слегка обжёг пальцы, когда пламя подобралось слишком близко, можно было бы и раньше отпустить, но он хотел увидеть, как большая часть содержания сгорит. Только после этого уронил тлеющую улику в принесённую тарелку. Пепел легко перемешался с поданным ужином.
Так, это есть. А дальше что?
Первый шаг оказался лёгок, но Бартоломью пришлось признать – он пока не знает как поступить дальше и что делать с запиской, которая стала настоящей угрозой. Едва ли Культ шутит с ним и будет очень и очень нехорошо, когда Культ не получит своего. А может в этом и была их цель – разоблачить его перед Городом?
Но им это зачем?
Нет, Бартоломью путался всё больше в происходящем и пока не знал, как поступить. Блестевшая в полумраке чёрная игла, державшая записку в собранном состоянии, казалась ядом.
Магда даже не удивилась, когда проснулась в отвратительном разбитом состоянии. А как оно могло быть иначе после тяжёлого рабочего дня и нехилой части такой же рабочей ночи, когда и понервничать пришлось, и испытать свой организм на прочность, и с жаждой походить, и вообще…походить, столько, чтоб все улицы снегом замело, походить!
Магда понимала, что наступило утро, что пора вставать, снова приниматься за работу, спускаться в мертвецкую, но не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Да и не хотела. Хотелось просто лежать, глядя в безучастный серый потолок и больше ничего.
Это было невозможно. Желудок её, измученный долгим голоданием и не насытившийся какими-то наспех перехваченными кусками, бунтовал, горло саднило от сухости, а тело ломило как перед лихорадкой, которую Магда однажды перенесла. И нужно было ещё встать! Но как заставить себя? Как сделать это?
Магда никогда не думала о себе как о слабом человеке. Она добилась службы в Дознании, она не сломалась там, в том куске жизни, где была ещё Марианной, и вырвалась, выучилась на такую достойную и трудную профессию дознавателя, и всё же сейчас она чувствовала себя просто отвратительно.
Ей казалось, что её к постели прибило чем-то тяжёлым и жарким, и не давала эта тяжесть ей воскреснуть.
Но было слово «надо». Оно пробуждалось неохотно, с тяжёлым, как рассветная поступь, шагом, шевелилось, вызывая какие-то смутные образы Бартоломью, затихшего праздника, двух тел…
Надо! Как легко это сказать и как невозможно подняться, когда всё тело предаёт тебя. Надо! Как выбраться из-под одеяла, которое греет ледяной ужас от наступившего утра? Надо? Кому оно надо?
Со стоном Магда сползла с постели, даже не потрудившись её заправить – сегодня ей плевать на всё. Главное – воскреснуть.
– Пресветлый, помоги мне! – прошипела Магда, когда неумолимое время отбило на часовой башне шесть утра. Она уже и без того порядком задержалась, а ведь даже не привела себя в порядок!
Да, быть красавицей Магда сегодня и не планировала, реально оценивая свои шансы преобразить распухшие от усталости и недосыпа веки и болезненную бледность кожи, но хоть как-то собрать себя в кучку требовалось.
Ледяная вода была отвратительной, щипучей и неприятной, но Магда, фырча и отплёвываясь, терпела. Она беспощадно разбрызгала по полу воду, но не сделала попытки даже вытереть лужи. Сегодня ей плевать и на это.
Ледяная вода хоть немного воскресила ум – уже за это спасибо, расцепила сонные, тяжёлые мысли.
Магда почувствовала головную боль, усталость, голод и…что-то ещё. Что-то смутное прорвалось новым чувством, закричало о том, что Магда чего-то забыла.
Но что? Одеться? Оделась. Расчесаться? Тоже кое-как обошлась с гребнем. Что она забыла? И всё-таки глупое чувство о том, что она что-то не сделала, что очень хотела сделать, не оставило Магду.
Но вспоминать сейчас означало тратить усилия, а сил и без этого не было. Магда махнула рукой – забыла и забыла! – не вспомнилось, значит и неважно!
Надев удобные, хотя и изрядно растоптанные ботинки, уже терявшие форму и вызывающие неодобрительный взгляд всегда аккуратного Бартоломью, Магда поползла в мертвецкую. Идти недолго, но ей казалось, что она шла целую вечность.
В мертвецкой она застала уже собравшееся общество. Вполне себе живое. Бартоломью был уже тут – недосып и тревоги не отразились на нём, он был одет аккуратно и выражал крайнюю собранность. Другие – Филиппо и Мартин, хоть и держались стойко, а всё равно было видно, что по ним ночь прошлась беспощадно.
Магда кое-как выдавила приветствие. Бартоломью мельком взглянул на неё и вздохнул, видимо, всё было слишком плохо…
Магду кольнуло от обиды: она и без того кое-как воскресла! Чего же он ждал? Что она будет одета как-то лучше? Или что лицо у неё не будет таким помятым?!
Но на обиду тоже нужны были силы, а у Магды их не было.
– Спасибо что пришла, – сказал Бартоломью, – у нас тут уже работа кипит.
– Я вижу, – вяло заверила Магда.
Работа и впрямь шла. Не кипела, скорее плелась, но всё же – это было движением. Мартин записывал что-то за Филиппо, который подныривал то с одной стороны к телу, то с другой…
– Порадовать нечем, – наконец сообщил Филиппо, – Мартин?
– Прошу, – Мартин протянул исписанный лист дознавателю и сам отошёл на шаг назад. Вроде бы мелочь, но так она выглядела неестественно, словно Мартин пытался показаться почтительнее, чем он есть, что Магду даже передёрнуло от отвращения. Ну вот что он за человек? Что ни сделает, всё как-то неловко, неуклюже, не по-людски!
– Скорее всего, их убили ядом, – сообщил Филиппо, – я не могу это утверждать наверняка, но характерные пятна около губ…да, видите?
Магда и Бартоломью склонились над одним из мертвецов. Магда впервые взглянула в лицо мёртвого представителя Чёрного Креста. Прежде она не разглядывала его так пристально. Теперь же, в утреннем свете он оказался весьма молод, наверное, даже младше чем она сама. Магда бы даже сказала, что он был красив – у него были приятные черты, хоть и искажённые уже посмертными изменениями.
– Вот, – Филиппо показал на краешек губ. Там действительно была вспухшая язва. Магда её прежде не заметила, однако теперь разглядела ясно.
– Может обветрился? – предположила она. С ней самой такое однажды было. Она потом три дня пудрила краешек губ, надеясь, что Бартоломью не заметит. Заметил он или нет, было ли ему плевать – Магда не знала, но с тех пор очень аккуратно прикрывала в случае работы на улице в ветер лицо.
– Язык, – коротко ответил Филиппо, легко раскрыл рот мертвеца и, вооружившись щипцами, осторожно потянул серо-синий язык вверх, чтобы Магда и Бартоломью могли увидеть. Это было мерзко, но ещё более мерзко было то, что на языке были такие же язвы. И ещё от мертвеца помимо привычного трупного запаха несло чем-то…ореховым?
– У второго такая же ситуация, – Филиппо отстал от мертвеца, закрыл его рот и передвинулся ко второму. Магда увидела и язвочку у губ, и такой же язык, поднятый теми же щипцами. И тот же запах. – О качестве яда скажут позже, но, думаю, сомнений быть не может.
Бартоломью мрачно молчал. Магда понимала о чём он думает. О Сибилле же Суагрэ, с которой они прибыли. И ещё о том, что Сибилла дала флакон с ядом Магде. Но если это было по незнанию, то гибель её спутником столь странным образом?
Магда поймала взгляд Бартоломью, тот также молча кивнул – да, это явно не совпадение. Яды – поганая вещь и не найдётся на свете слишком много умелых рук, способных приготовить приличный и незаметный яд.
Придётся вытащить Сибиллу из лазарета для более подробной беседы. Хотя Бартоломью и сомневался, что Сибилла причастна. Ей, вероятно, запудрили голову. Легко внушить человеку то, чего он так жаждет. Сибилла показала себя увлечённой всякой магической и гадательной дрянью, неудивительно, что к ней пригрелись те, кто радостно подтвердил это.
– Что касается одежды, – Филиппо продолжал своё, – ткань, похоже, совсем новая. Видите волокна?
Он потянул уже маленькими щипцами из одеяний мертвецов нитки.
– При этом сшито будто бы в спешке. Та же нашивка с их знаком чёрного креста и вовсе пришита на живую нитку.
Филиппо подтвердил это, легко потянув нашивку. Та с тихим треском укоряющих нитей отошла от одежды.
– Занятно, – подтвердил Бартоломью, – зачем пришивать знак, если только не ради провокации? Чем им разбили головы?
– Ну чем-то тупым, – пожал плечами Филиппо, – и сделали это посмертно.
Он помолчал, позволяя осознать сказанное. Магда не понимала зачем это было сделано – если убили их ядом, зачем ещё разбивать голову?
– Они умерли на улице? – спросил Бартоломью. – Или раньше?
– Не могу сказать, – огорчённо признал Филиппо, – но чисто логически – не думаю, что их стали бы тащить через улицу. Вероятно они умерли где-то поблизости с тем местом, где мы их нашли или вовсе на том месте. Кто-то ударил их по голове и скрылся. Пока на этом всё. Попробую побольше узнать про яд, но, сами понимаете…
Филиппо развёл руками. Бартоломью кивнул. Конечно, яд – гадкая вещь. Сейчас он уже плотно перемешан с желудочным соком и слюной. Пойди, отыщи, распознай!
– Никому никаких заявлений, – сказал Бартоломью, – никто у нас не умирал. Сибиллу по-тихому перевести в одиночную камеру, с ней надо побеседовать.
– А с этими чего? – спросил Филиппо. – Их же надо как-то…э… похоронить?
У Бартоломью что-то дрогнуло в лице, и это не укрылось от Магды. Но она не знала истинной причины тревоги и этой дрожи и потому не заострила на этом внимания.
– Обсудим с Володыкой, – нехотя произнёс Бартоломью – Мартин, мне оригинал твоих записей, копию Филиппо. Про секретность понятно?
Всем было понятно.
– Рекомендую позавтракать и вернуться к работе, – Бартоломью явно не желал больше находиться в мертвецкой. Он уже спешил к выходу. Магда оглянулась на Филиппо, снова склонившегося над телом, и попробовала задержать Всадника.
– Простите, – сказала она, почти нагнав.
Он обернулся.
– Вы на кого-то думаете? – она не знала, что спросить у него, ей просто нужно было почувствовать свою близость к нему, показать, что она готова разделить с ним любые переживания, что с ней можно отрабатывать версии и раздумывать.
Бартоломью понял, сказал мягко:
– Позже, Магда. Сейчас я должен выяснить, что ещё хорошего случилось за ночь в Городе.
Магда отступила. Она понимала, что он прав, что он как Всадник должен контролировать всю ситуацию, и в Городе действительно могло случиться ещё Пресветлый знает что, но всё же ей хотелось пойти с ним.
Но он её не взял. Должен ли был? Нет. Но Магда хотела этого и огорчилась. Усталость навалилась на неё снова.
– Действительно пора на завтрак, – Филиппо попытался сгладить ситуацию. – После завтрака можно заняться переводом Сибиллы из лазарета в камеру. Ну это если всё нормально. Мартин, сделай копию записей.
Мартин принял с почтением свой же лист, и снова отступил на шаг, запечатывая своё почтение. В первый раз Магда стерпела, но сейчас раздражение и усталость перемешались в ней и она не выдержала:
– Всем кланяться будешь?
Мартин непонимающе воззрился на неё.
– Простите?
– Прощаю, – согласилась Магда. – На тебя же без тошноты не посмотришь. Берёшь лист, слегка склоняешь голову, точно тяжелая она у тебя. Отдаёшь что-то, так и это – едва ли не с поклонами!
Филиппо непроницаемо молчал.
– Я прошу прощения, если вас это оскорбляет, – Мартина её выпад не задел, он склонил голову и прошёл мимо. Магда мрачно проследила за ним взглядом.
– К слову, – подал голос Филиппо, – мне это тоже не нравится, но мы его не изменим.
– Что? – Магда повернулась к Филиппо.
– Не изменим, говорю, а силы тратить? На него? Оно нам надо? – спросил Филиппо, но не стал разворачивать дискуссию, – давай на завтрак, правда? Есть очень хочется.
Пребывание в мертвецкой давно уже не отбивало аппетит. В конце концов, весь прошлый день они не ели, так что мертвецы бы уже не могли им помешать проголодаться. Пошли на завтрак вдвоём, Магда предпочла бы позавтракать вместе с Бартоломью, как бывало у них иногда, но он не появился в общей, полной заспанных дознавателей и прислужников зале. Да и не могло его там быть, а с собой Бартоломью её не позвал. Впрочем, мысли Магды унеслись далеко, когда перед нею оказалась тарелка с горячей рисовой кашей и добрый куском курицы. Магда накинулась на еду, и мир ненадолго потерял для неё свою значимость.
У Бартоломью была совсем иная ситуация. Он не мог есть, потребность такого рода просто для него пропала. Ему требовалось разобраться с ситуацией. Пока не выходило. Принц Гасион – всё такой же как и всегда, вежливый, с капризной мягкостью черт, был неумолим.
– Мои люди погибли, мой добрый брат, и произошло это в вашем Городе, – говорил Гасион. Его люди стояли чуть поодаль, чтобы не слышать, но напоминать – они армия, и именно Бартоломью тут гость!
– И я сожалею об этом, – ответил Бартоломью, – но я не могу сделать так, чтобы их тела просто исчезли из нашей мертвецкой! Мы не знаем кто их убил. Мы ведём дознание.
– Дознание? – губы принца Гасиона растянулись в издевательской улыбке, – это же ваши враги!
– Они погибли в нашем, как ты заметил, Городе, – напомнил Бартоломью, – во время священного праздника. И я буду выше того, чтобы злорадствовать. Они были нашими гостями.
– Как страшно приезжать к вам в гости! – принц Гасион откровенно издевался, но Бартоломью знал его не первый день – ни на что иное, отправляясь в их убежище, он и не рассчитывал. О визите решил не предупреждать – записка была слишком красноречивой и наглой, так что, разумеется, его ждали.
– Мы вас не звали, – напомнил Бартоломью, – к сожалению. Твои люди прибыли с Сибиллой де Суагрэ, и я снова буду выше того, чтобы спросить о том почему именно с нею.
– Щедрая она, – хмыкнул Гасион, – вы её уже пытаете?
– Она будет допрошена, – не стал увиливать Бартоломью, – но про пытки речь не идёт.
– Пока не идёт? – уточнил Гасион.
– Пока не идёт, – подтвердил Бартоломью. – Насчёт погибших…как я уже сказал, ведётся дознание. Я не могу пока сказать кто их убил, и, возможно, вовсе не смогу. На их одежде были ваши нашивки, может, кому из гостей они показались оскорбительными. Среди наших паломников были весьма…фанатичные люди.
Бартоломью слегка улыбнулся. Он понимал, конечно, что Гасиону, вернее всего, плевать самому на убийство своих людей. Будь это иначе, под Городом собирались бы уже все последователи Чёрного Креста, а не жалкая бы группка теснилась вокруг них. Так что или это провокация, или каприз. Или Гасион играет в свою игру. Чёрный Крест легко жертвовал жизнями своих соратников, если это требовалось, впрочем, положа руку на сердце, Бартоломью не мог сказать, что Город не поступает также.
Для чего? Провокации ради? Как-то глупо. Ради ссоры? Нет, нет. Вопрос не в этом. видел ли кто записку?
Бартоломью овладел собой. Хватит. Надо мыслить последовательно. Во-первых, надо сжечь это. Не хватало ещё, чтобы кто-нибудь когда-нибудь случайно нашёл её! Благо, бумага всегда податлива и прекрасно горит.
Сказано – сделано. Бумага занялась быстро, Бартоломью слегка обжёг пальцы, когда пламя подобралось слишком близко, можно было бы и раньше отпустить, но он хотел увидеть, как большая часть содержания сгорит. Только после этого уронил тлеющую улику в принесённую тарелку. Пепел легко перемешался с поданным ужином.
Так, это есть. А дальше что?
Первый шаг оказался лёгок, но Бартоломью пришлось признать – он пока не знает как поступить дальше и что делать с запиской, которая стала настоящей угрозой. Едва ли Культ шутит с ним и будет очень и очень нехорошо, когда Культ не получит своего. А может в этом и была их цель – разоблачить его перед Городом?
Но им это зачем?
Нет, Бартоломью путался всё больше в происходящем и пока не знал, как поступить. Блестевшая в полумраке чёрная игла, державшая записку в собранном состоянии, казалась ядом.
Глава 19. Мертвецы, мертвецы...
Магда даже не удивилась, когда проснулась в отвратительном разбитом состоянии. А как оно могло быть иначе после тяжёлого рабочего дня и нехилой части такой же рабочей ночи, когда и понервничать пришлось, и испытать свой организм на прочность, и с жаждой походить, и вообще…походить, столько, чтоб все улицы снегом замело, походить!
Магда понимала, что наступило утро, что пора вставать, снова приниматься за работу, спускаться в мертвецкую, но не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Да и не хотела. Хотелось просто лежать, глядя в безучастный серый потолок и больше ничего.
Это было невозможно. Желудок её, измученный долгим голоданием и не насытившийся какими-то наспех перехваченными кусками, бунтовал, горло саднило от сухости, а тело ломило как перед лихорадкой, которую Магда однажды перенесла. И нужно было ещё встать! Но как заставить себя? Как сделать это?
Магда никогда не думала о себе как о слабом человеке. Она добилась службы в Дознании, она не сломалась там, в том куске жизни, где была ещё Марианной, и вырвалась, выучилась на такую достойную и трудную профессию дознавателя, и всё же сейчас она чувствовала себя просто отвратительно.
Ей казалось, что её к постели прибило чем-то тяжёлым и жарким, и не давала эта тяжесть ей воскреснуть.
Но было слово «надо». Оно пробуждалось неохотно, с тяжёлым, как рассветная поступь, шагом, шевелилось, вызывая какие-то смутные образы Бартоломью, затихшего праздника, двух тел…
Надо! Как легко это сказать и как невозможно подняться, когда всё тело предаёт тебя. Надо! Как выбраться из-под одеяла, которое греет ледяной ужас от наступившего утра? Надо? Кому оно надо?
Со стоном Магда сползла с постели, даже не потрудившись её заправить – сегодня ей плевать на всё. Главное – воскреснуть.
– Пресветлый, помоги мне! – прошипела Магда, когда неумолимое время отбило на часовой башне шесть утра. Она уже и без того порядком задержалась, а ведь даже не привела себя в порядок!
Да, быть красавицей Магда сегодня и не планировала, реально оценивая свои шансы преобразить распухшие от усталости и недосыпа веки и болезненную бледность кожи, но хоть как-то собрать себя в кучку требовалось.
Ледяная вода была отвратительной, щипучей и неприятной, но Магда, фырча и отплёвываясь, терпела. Она беспощадно разбрызгала по полу воду, но не сделала попытки даже вытереть лужи. Сегодня ей плевать и на это.
Ледяная вода хоть немного воскресила ум – уже за это спасибо, расцепила сонные, тяжёлые мысли.
Магда почувствовала головную боль, усталость, голод и…что-то ещё. Что-то смутное прорвалось новым чувством, закричало о том, что Магда чего-то забыла.
Но что? Одеться? Оделась. Расчесаться? Тоже кое-как обошлась с гребнем. Что она забыла? И всё-таки глупое чувство о том, что она что-то не сделала, что очень хотела сделать, не оставило Магду.
Но вспоминать сейчас означало тратить усилия, а сил и без этого не было. Магда махнула рукой – забыла и забыла! – не вспомнилось, значит и неважно!
Надев удобные, хотя и изрядно растоптанные ботинки, уже терявшие форму и вызывающие неодобрительный взгляд всегда аккуратного Бартоломью, Магда поползла в мертвецкую. Идти недолго, но ей казалось, что она шла целую вечность.
В мертвецкой она застала уже собравшееся общество. Вполне себе живое. Бартоломью был уже тут – недосып и тревоги не отразились на нём, он был одет аккуратно и выражал крайнюю собранность. Другие – Филиппо и Мартин, хоть и держались стойко, а всё равно было видно, что по ним ночь прошлась беспощадно.
Магда кое-как выдавила приветствие. Бартоломью мельком взглянул на неё и вздохнул, видимо, всё было слишком плохо…
Магду кольнуло от обиды: она и без того кое-как воскресла! Чего же он ждал? Что она будет одета как-то лучше? Или что лицо у неё не будет таким помятым?!
Но на обиду тоже нужны были силы, а у Магды их не было.
– Спасибо что пришла, – сказал Бартоломью, – у нас тут уже работа кипит.
– Я вижу, – вяло заверила Магда.
Работа и впрямь шла. Не кипела, скорее плелась, но всё же – это было движением. Мартин записывал что-то за Филиппо, который подныривал то с одной стороны к телу, то с другой…
– Порадовать нечем, – наконец сообщил Филиппо, – Мартин?
– Прошу, – Мартин протянул исписанный лист дознавателю и сам отошёл на шаг назад. Вроде бы мелочь, но так она выглядела неестественно, словно Мартин пытался показаться почтительнее, чем он есть, что Магду даже передёрнуло от отвращения. Ну вот что он за человек? Что ни сделает, всё как-то неловко, неуклюже, не по-людски!
– Скорее всего, их убили ядом, – сообщил Филиппо, – я не могу это утверждать наверняка, но характерные пятна около губ…да, видите?
Магда и Бартоломью склонились над одним из мертвецов. Магда впервые взглянула в лицо мёртвого представителя Чёрного Креста. Прежде она не разглядывала его так пристально. Теперь же, в утреннем свете он оказался весьма молод, наверное, даже младше чем она сама. Магда бы даже сказала, что он был красив – у него были приятные черты, хоть и искажённые уже посмертными изменениями.
– Вот, – Филиппо показал на краешек губ. Там действительно была вспухшая язва. Магда её прежде не заметила, однако теперь разглядела ясно.
– Может обветрился? – предположила она. С ней самой такое однажды было. Она потом три дня пудрила краешек губ, надеясь, что Бартоломью не заметит. Заметил он или нет, было ли ему плевать – Магда не знала, но с тех пор очень аккуратно прикрывала в случае работы на улице в ветер лицо.
– Язык, – коротко ответил Филиппо, легко раскрыл рот мертвеца и, вооружившись щипцами, осторожно потянул серо-синий язык вверх, чтобы Магда и Бартоломью могли увидеть. Это было мерзко, но ещё более мерзко было то, что на языке были такие же язвы. И ещё от мертвеца помимо привычного трупного запаха несло чем-то…ореховым?
– У второго такая же ситуация, – Филиппо отстал от мертвеца, закрыл его рот и передвинулся ко второму. Магда увидела и язвочку у губ, и такой же язык, поднятый теми же щипцами. И тот же запах. – О качестве яда скажут позже, но, думаю, сомнений быть не может.
Бартоломью мрачно молчал. Магда понимала о чём он думает. О Сибилле же Суагрэ, с которой они прибыли. И ещё о том, что Сибилла дала флакон с ядом Магде. Но если это было по незнанию, то гибель её спутником столь странным образом?
Магда поймала взгляд Бартоломью, тот также молча кивнул – да, это явно не совпадение. Яды – поганая вещь и не найдётся на свете слишком много умелых рук, способных приготовить приличный и незаметный яд.
Придётся вытащить Сибиллу из лазарета для более подробной беседы. Хотя Бартоломью и сомневался, что Сибилла причастна. Ей, вероятно, запудрили голову. Легко внушить человеку то, чего он так жаждет. Сибилла показала себя увлечённой всякой магической и гадательной дрянью, неудивительно, что к ней пригрелись те, кто радостно подтвердил это.
– Что касается одежды, – Филиппо продолжал своё, – ткань, похоже, совсем новая. Видите волокна?
Он потянул уже маленькими щипцами из одеяний мертвецов нитки.
– При этом сшито будто бы в спешке. Та же нашивка с их знаком чёрного креста и вовсе пришита на живую нитку.
Филиппо подтвердил это, легко потянув нашивку. Та с тихим треском укоряющих нитей отошла от одежды.
– Занятно, – подтвердил Бартоломью, – зачем пришивать знак, если только не ради провокации? Чем им разбили головы?
– Ну чем-то тупым, – пожал плечами Филиппо, – и сделали это посмертно.
Он помолчал, позволяя осознать сказанное. Магда не понимала зачем это было сделано – если убили их ядом, зачем ещё разбивать голову?
– Они умерли на улице? – спросил Бартоломью. – Или раньше?
– Не могу сказать, – огорчённо признал Филиппо, – но чисто логически – не думаю, что их стали бы тащить через улицу. Вероятно они умерли где-то поблизости с тем местом, где мы их нашли или вовсе на том месте. Кто-то ударил их по голове и скрылся. Пока на этом всё. Попробую побольше узнать про яд, но, сами понимаете…
Филиппо развёл руками. Бартоломью кивнул. Конечно, яд – гадкая вещь. Сейчас он уже плотно перемешан с желудочным соком и слюной. Пойди, отыщи, распознай!
– Никому никаких заявлений, – сказал Бартоломью, – никто у нас не умирал. Сибиллу по-тихому перевести в одиночную камеру, с ней надо побеседовать.
– А с этими чего? – спросил Филиппо. – Их же надо как-то…э… похоронить?
У Бартоломью что-то дрогнуло в лице, и это не укрылось от Магды. Но она не знала истинной причины тревоги и этой дрожи и потому не заострила на этом внимания.
– Обсудим с Володыкой, – нехотя произнёс Бартоломью – Мартин, мне оригинал твоих записей, копию Филиппо. Про секретность понятно?
Всем было понятно.
– Рекомендую позавтракать и вернуться к работе, – Бартоломью явно не желал больше находиться в мертвецкой. Он уже спешил к выходу. Магда оглянулась на Филиппо, снова склонившегося над телом, и попробовала задержать Всадника.
– Простите, – сказала она, почти нагнав.
Он обернулся.
– Вы на кого-то думаете? – она не знала, что спросить у него, ей просто нужно было почувствовать свою близость к нему, показать, что она готова разделить с ним любые переживания, что с ней можно отрабатывать версии и раздумывать.
Бартоломью понял, сказал мягко:
– Позже, Магда. Сейчас я должен выяснить, что ещё хорошего случилось за ночь в Городе.
Магда отступила. Она понимала, что он прав, что он как Всадник должен контролировать всю ситуацию, и в Городе действительно могло случиться ещё Пресветлый знает что, но всё же ей хотелось пойти с ним.
Но он её не взял. Должен ли был? Нет. Но Магда хотела этого и огорчилась. Усталость навалилась на неё снова.
– Действительно пора на завтрак, – Филиппо попытался сгладить ситуацию. – После завтрака можно заняться переводом Сибиллы из лазарета в камеру. Ну это если всё нормально. Мартин, сделай копию записей.
Мартин принял с почтением свой же лист, и снова отступил на шаг, запечатывая своё почтение. В первый раз Магда стерпела, но сейчас раздражение и усталость перемешались в ней и она не выдержала:
– Всем кланяться будешь?
Мартин непонимающе воззрился на неё.
– Простите?
– Прощаю, – согласилась Магда. – На тебя же без тошноты не посмотришь. Берёшь лист, слегка склоняешь голову, точно тяжелая она у тебя. Отдаёшь что-то, так и это – едва ли не с поклонами!
Филиппо непроницаемо молчал.
– Я прошу прощения, если вас это оскорбляет, – Мартина её выпад не задел, он склонил голову и прошёл мимо. Магда мрачно проследила за ним взглядом.
– К слову, – подал голос Филиппо, – мне это тоже не нравится, но мы его не изменим.
– Что? – Магда повернулась к Филиппо.
– Не изменим, говорю, а силы тратить? На него? Оно нам надо? – спросил Филиппо, но не стал разворачивать дискуссию, – давай на завтрак, правда? Есть очень хочется.
Пребывание в мертвецкой давно уже не отбивало аппетит. В конце концов, весь прошлый день они не ели, так что мертвецы бы уже не могли им помешать проголодаться. Пошли на завтрак вдвоём, Магда предпочла бы позавтракать вместе с Бартоломью, как бывало у них иногда, но он не появился в общей, полной заспанных дознавателей и прислужников зале. Да и не могло его там быть, а с собой Бартоломью её не позвал. Впрочем, мысли Магды унеслись далеко, когда перед нею оказалась тарелка с горячей рисовой кашей и добрый куском курицы. Магда накинулась на еду, и мир ненадолго потерял для неё свою значимость.
У Бартоломью была совсем иная ситуация. Он не мог есть, потребность такого рода просто для него пропала. Ему требовалось разобраться с ситуацией. Пока не выходило. Принц Гасион – всё такой же как и всегда, вежливый, с капризной мягкостью черт, был неумолим.
– Мои люди погибли, мой добрый брат, и произошло это в вашем Городе, – говорил Гасион. Его люди стояли чуть поодаль, чтобы не слышать, но напоминать – они армия, и именно Бартоломью тут гость!
– И я сожалею об этом, – ответил Бартоломью, – но я не могу сделать так, чтобы их тела просто исчезли из нашей мертвецкой! Мы не знаем кто их убил. Мы ведём дознание.
– Дознание? – губы принца Гасиона растянулись в издевательской улыбке, – это же ваши враги!
– Они погибли в нашем, как ты заметил, Городе, – напомнил Бартоломью, – во время священного праздника. И я буду выше того, чтобы злорадствовать. Они были нашими гостями.
– Как страшно приезжать к вам в гости! – принц Гасион откровенно издевался, но Бартоломью знал его не первый день – ни на что иное, отправляясь в их убежище, он и не рассчитывал. О визите решил не предупреждать – записка была слишком красноречивой и наглой, так что, разумеется, его ждали.
– Мы вас не звали, – напомнил Бартоломью, – к сожалению. Твои люди прибыли с Сибиллой де Суагрэ, и я снова буду выше того, чтобы спросить о том почему именно с нею.
– Щедрая она, – хмыкнул Гасион, – вы её уже пытаете?
– Она будет допрошена, – не стал увиливать Бартоломью, – но про пытки речь не идёт.
– Пока не идёт? – уточнил Гасион.
– Пока не идёт, – подтвердил Бартоломью. – Насчёт погибших…как я уже сказал, ведётся дознание. Я не могу пока сказать кто их убил, и, возможно, вовсе не смогу. На их одежде были ваши нашивки, может, кому из гостей они показались оскорбительными. Среди наших паломников были весьма…фанатичные люди.
Бартоломью слегка улыбнулся. Он понимал, конечно, что Гасиону, вернее всего, плевать самому на убийство своих людей. Будь это иначе, под Городом собирались бы уже все последователи Чёрного Креста, а не жалкая бы группка теснилась вокруг них. Так что или это провокация, или каприз. Или Гасион играет в свою игру. Чёрный Крест легко жертвовал жизнями своих соратников, если это требовалось, впрочем, положа руку на сердце, Бартоломью не мог сказать, что Город не поступает также.
