всего-то лекарственные зелья, вариации обезболивающих и успокаивающих, много информации о том, как помочь роженицам облегчить боль, видимо, хозяйка этого дневника была местной знахаркой или колдуньей. Скорее всего, её обвинили в колдовстве и об её участи можно лишь догадаться. Бартоломью видел год на обложке дневника – лихое было время, честь и хвала женщине, что даже в такой год пыталась помочь людям. Впрочем, у Бартоломью перед незнакомкой вины нет – он не знает действенности этих зелий и правильности её методов, он не знает скольких она спасла и имела ли на это право, и скольких погубила.
– Спасибо, – сказала Магда. – У вас тоже ничего?
– Ничего, кроме раздражения, – признался Бартоломью. – Это великие ресурсы, огромный потенциал для исследования, который копился…
Он махнул рукой. Лучше не напоминать. Вообще, довольно странно – это всегда его поражало, как при такой бюрократизации самых мелких процессов, когда даже заявление на выход за пределы Города должно было быть написано в определённые дни и отдано на рассмотрение не позже, чем за три дня до запланированного выхода и утверждено ещё, и внесено в реестры… словом, как при такой кропотливости и незыблемости бумажных дел такая огромная дыра в виде хранилища, никому ненужного и непонятного чем полного, смогла образоваться?
Это ведь было не за год и не за десять лет. Это были поколения. Может быть, с самого основания Города Святого Престола!
– Я буду искать, – сказала Магда безо всякой уверенности. – Я не устала, Верховный.
– А другой работы у тебя нет? – поинтересовался Бартоломью, поднимаясь. – Хватит. Может быть ещё вернёмся, но пока нужно искать иначе.
Ему пришло в голову порыться в основной библиотеке. Да, это следовало сделать сначала и такая мысль уже навещала его, но у этой мысли был нюанс – все запросы, сделанные в библиотеке, записывались. Но, с другой стороны, это лучше чем ничего. И потом – кто поднимет их?
Нет, могут поднять. Тот же Володыка. Но к Володыке у Бартоломью тоже есть вопросы, поэтому, наверное, стоит поступиться осторожностью и попробовать хотя бы что-то отыскать. Может быть тогда и больше представления о том, что и как здесь искать.
– Чем помочь? – Магда поднялась следом за ним с потрясающей готовностью.
Помочь? Чем она могла помочь ему сейчас? Только своей расположенностью к нему.
Бартоломью подошёл к ней, не замечая того, что сам наступил в полумраке на несколько свитков. Они были забракованы им самим за ненадобностью и содержали сведения малозначительные – о травах, о фазах луны, а то и вовсе чью-то переписку, похоже, Город в своё время конфисковал у своих врагов всё, что только мог, не разбираясь.
Бартоломью коснулся её щеки. Магда вздрогнула, но не отстранилась. В глазах её мелькнула искорка счастья – такая яркая, что её можно было разглядеть даже в таком гнетущем полумраке старья и захламления.
– Ты, правда, хочешь мне помочь? – он забавлялся её реакцией. Она очень хотела слушать именно его слова, но выходило плохо, мысли Магды шли за его прикосновением.
– Конечно! – выдохнула она, поражаясь такому вопросу.
– Я веду тайное дело и пока не знаю, куда оно приведёт, – Бартоломью убрал руку. Теперь он стоял и просто смотрел на неё, пригвождая к месту одним взглядом. Магда боялась даже шевельнуться. – Может быть, к чему-то опасному.
Идея уже оформилась в его мыслях. Магда может пригодиться там, где его участие будет лишь подозрением и тратой времени.
– Ну и что…– Магда всё ещё не понимала, но заранее была согласна на что угодно. Это же Бартоломью! Человек, давший ей смысл, работу, существование! Тот, кого она полюбила не то от переизбытка благодарности, не от отчаяния, что владело ею до встречи с ним.
Не то просто от шутки Пресветлого.
Действительно – ну и что? Что с того, что опасно? Ничего не делать ещё опаснее – Магда всё понимает, даже сейчас, когда стоит и едва-едва пытается соображать!
Что ж, он и правда не ошибся в своём выборе много лет назад. Строптивица, не нашедшая себе места в приюте, отказавшаяся от своего имени, она была бесконечно предана ему за возможность чего-то добиться. Да и не лгал ей Бартоломью, не превращал в чудовище. И какой карьерный взлёт! Ещё немного и быть ей Всадницей, а это уже весьма и весьма значительно!
Об этом и думал Бартоломью, когда вошёл в библиотеку. Тут была только пара служителей, испуганно притихших при его появлении.
– Вон, – коротко велел Верховный и служителей как ветром сдуло. Ничего, им полезно вспомнить, что даже в Святом Городе первая власть – власть ощутимая – у Дознания, а то разошлись, надо же! Взять того же Габриэля, к которому у Бартоломью ещё много вопросов…
– Верховный, чем могу помочь? – а вот и бюрократическая надобность в лице самого серого человека Города! И ведь непременно придётся вписать интересующую тему в реестр! Хотя, опять же, тот кто заинтересуется, едва ли выдаст своё любопытство.
– Дорогой друг, – Бартоломью стал вежлив и обаятелен. Он умел это, когда ему было нужно, хотя и не мог вспомнить даже имени местного хранителя библиотеки. Наверное, пару часов назад она показалась бы ему пыльной, но после бесплотных поисков в хранилище – это едва ли не самое чистое и светлое место!
Но как же его зовут? Что-то короткое. Ханц? Франц?
– Я ищу определённые вещи, но даже не представляю, где информация может быть. В каком разделе…
– Каков предмет исканий? – хранитель пыльных томов выглядел доброжелательно, но Бартоломью не поверил на всякий случай.
– Артефакты.
Однозначную правду сообщать нельзя. В конце концов, рано или поздно он найдёт Грааль в Хранилище. И тогда, если кто-то спохватится, легко выплывет наружу неудобный факт: Грааля нет, а кто интересовался им последним?..
Бартоломью и сам понимал, что его собственная осторожность временами больше похожа на параноидальный бред, но он не мог изменить этого, да и опасался менять, по опыту зная, что всё, что хотя бы тенью возможно, не исключено.
– Артефакты? – переспросил хранитель, видимо, оценивая, сколько всего придётся предоставить Бартоломью.
– Имеющие связь с Пресветлым, – Бартоломью всё-таки снизошёл до сужения кругов поиска. – Большего не могу сказать, это тайна Города.
Хранитель принялся заверять, что всё-всё понимает, и что Дознание – это то единственное, что хранит Город от врагов и вообще, лично он сделает всё возможное, лишь бы Бартоломью отыскал то, что его интересует. Этот пламенный спич, продиктованный угодливостью, пришлось выдержать. Зато, наконец, Бартоломью устроили в отдалённой секции библиотеки и принесли несколько томов.
– Здесь основное, – объяснил Хранитель, – может быть то, что вам нужно, будет здесь?
– Благодарю, – Бартоломью кивнул, принимая помощь, – начнём с этого.
Но противный служака пыльных многотомников не желал покидать Верховного.
– Желаете ли что-нибудь ещё? Помощника, бумаги, чернил? Или, быть может, вина?
– Нет, спасибо, ничего не нужно, – Бартоломью держался в пределах вежливости, хотя и сделал себе заметку, обязательно поинтересоваться биографией этого прилипалы. Пусть бы и из вредности!
– Может быть, пригласить кого-нибудь? Или сообщить?..– не унимался хранитель.
– Ничего не нужно, – повторил Бартоломью и взглянул без всякой ласки и доброжелательности на прилипалу. Он представил как будет пытать его в камерах Дознания и взгляд его стал стальным, мрачным.
Это подействовало. Икнув от испуга, страж пыльных многотомников всё же исчез за стеллажами, бормотнув, что он, если что…
Бартоломью оставил его бормотание без внимания. Он уже открывал первую книгу, знакомую ему ещё по годам учёбы «След Пресветлого, милостиво оставленный на земле…». Когда-то Бартоломью и сам брал эту книгу в библиотеке, и переписывал из неё нужные строки насчёт плащаницы, в которую тайно завернули тело Пресветлого после казни его ученики. На этом знакомство с этой книгой будто бы кончилось. Во всяком случае, Бартоломью не помнил ничего стоящего, да оно и не могло таким быть. В отличие от официальных текстов о жизни Пресветлого, его роли в Светлом Царстве и о прощении, эта книга содержала скорее легенды, порою даже дурно пересказанные и пересочинённые на три лада.
Первая же история была как раз такой. В ней Пресветлый касался слепого от рождения человека и тот чудесным образом прозревал. Бартоломью только головой покачивал от удивления и негодования: официальная версия была известна всем! И в ней не было касания, но было обращение к истинному свету и силе, была молитва и был источником, из которого страдалец умывался каждый день на протяжении долгих восьми дней, и все эти восемь дней молился.
– Какая вредная литература…– пришёл к выводу Бартоломью. Суть истории из официального источника вела как раз к силе молитвы и веры, рассказывала о труде, о праведных мыслях и о великом прощении и снисхождении света. А тут здрасьте вам – касание! – и всё прошло.
От книги стало подташнивать. А может от голода – Бартоломью уже давно ничего не ел, зато беспрестанно трудился. Он решил сократить время в библиотеке и пролистал до оглавления – времени на сегодня и без того достаточно уже убито, а с места так ничего и не сдвинулось, а у него и другие дела есть, основные!
Оглавление дало полное представление о вредности этой книги. Тут были собраны все известные сказки о Пресветлом. Да, некоторые истории, вроде истории с хрустальным черепом, были перемешаны с реальностью. Но в основном – вредные, очень вредные сказки для не особенно задумчивых слуг Пресветлого.
Легенда о мече Пресветлого? Всем известно, что у Пресветлого никогда не было меча. И даже когда будет Последний День и Пресветлый явиться воздавать по заслугам, карателями будут его верные братья из числа высших ангелов.
Легенда о камне. Легенда об исцелении от проказы. Легенда о первом ученике…
Бартоломью перелистывал страницы оглавления со всё больше растущим желанием сжечь эту книгу как можно скорее. А может и не только её – он уже с подозрением косился на два других толстенных тома, принесённых ему прилипчивым служителем библиотеки и всё отчётливее понимал, что напрасно Дознание не уделяет внимание тому, чем кормят разум и служители, и дознаватели, и прихожане.
Его мысли ушли в благословенную идею цензуры, и он не сразу понял почему его рука застыла на одной странице и не перелистывает. Но глаза всё же выцепили нужную строку: «легенда о чёрном Граале».
Чёрный Грааль… неужели нашёл? Чёрный, конечно, вроде бы не Вороний, но это уже явно ближе.
Нужная страница встретила Бартоломью издевательским рисунком чаши с двумя ручками и изображением ворона на одной из них.
У Бартоломью нехорошо сжалось что-то в желудке уже с первой строки: «Если встретилась вам чаша, с которой испили кровь Пресветлого…»
Да кто, во имя Святого Престола, пишет всё это? Что значит – испили кровь Пресветлого? Нет, книги нужно взять под контроль! Как можно скорее. Это же некуда не годится – клевета о Пресветлом! О Пресветлом, пострадавшем за грехи людские, кровь которого бережно была собрана в Святую Чашу, и вошла в неё как наследие!
Но нужно было сосредоточиться на тексте. Каким бы бредовым он не казался Бартоломью, это всё же был пока единственный источник хоть какого-то знания.
Пока Бартоломью размышлял о цензуре и необходимости её скорейшего усиления, Магда беседовала с Филиппо. Разговор ей самой не очень нравился, но не из-за собеседника, а из-за темы.
– Габриэль поступил на службу за год до тебя, – Филиппо, надо отдать ему должное, не удивился вопросам о настоятеле. Он принял их без малейшего изумления, и честно принялся отвечать. – Лучший ученик своего потока.
– Кто его родители? – Магда чувствовала усталость, но не смела её показать. Бартоломью рассчитывал на неё, и она не имела никакого права подвести его.
– Мать была художницей, работала над реставрацией картин для Святого Города. Отец, – Филиппо быстро сверился с бумагами, – отец его был мелким служителем, всю жизнь провёл на одной должности в предместье Города. Если угодно моё мнение, то он ни на что не годился.
– Братья и сёстры? – Магда не отреагировала на сведения об отце.
– У меня нет сведений о братьях и сёстрах, – Филиппо извлёк из своих бумаг один листок, – все студенты заполняют анкеты с данными о себе. Здесь, как ты видишь, в графе про братьев и сестёр у Габриэля прочерк.
Да, Магда видела. Это ей категорически не нравилось. Габриэль лгал в анкете! Служители так не поступают.
– Его мать слегла от болезни и умерла две весны назад. Отец, кажется, ещё скрипит, – Филиппо внимательно следил за реакцией Магды, – но, полагаю, вопрос не в них?
– Он упомянул сестру, – призналась Магда, – и мне очень не понравился контекст. Габриэль сказал, что она в Красных Плащах.
Лицо Филиппо на мгновение преисполнилось презрения. Красные Плащи! Путаники, решившие что блага Пресветлого доступны каждому, что их не надо заслуживать и вымаливать, достаточно просто жить!
– Бартоломью знает? – спросил Филиппо.
Магда кивнула, но иначе и не могло быть, конечно, Бартоломью знал.
– Я могу объяснить это стыдом, – сказал Филиппо, – может быть, когда его сестра ушла в Красные Плащи, он отрёкся от неё. А может быть, он нам врёт и нет у него сестры. А может быть он и не знал про неё тогда, когда писал анкету… вариантов много
– Мне не один не нравится! – рубанула Магда. – Понимаешь?
– У него годы безупречной службы, – Филиппо проглядывал бумаги, вроде бы не услышав её вопроса. – Ещё во время учёбы ему предложили начать осваиваться здесь в качестве служителя. После завершения учёбы его охотно приняли сюда. Потом, уже через полгода – повышение до служителя среднего уровня. И ещё повышение… короче, служителем он стал уже через два года после того, как пришёл сюда.
Филиппо спохватился и взглянул на Магду. Карьерный взлёт Магды был таким же стремительным, и дознавателю пришло в голову, что он мог обидеть её этим замечанием.
– Ничего страшного, – процедила она, прекрасно понимая о чём думает Филиппо. – Что-нибудь ещё? Любовницы, скандалы? Ссоры?
– Ничего. Работа, работа и снова работа. Никаких привязанностей, никаких интрижек. Даже после отбоя не был ни разу замечен без дела!
Магда скрестила руки на груди, ограждаясь от идеальности биографии человека, которому в глубине души симпатизировала, но который явно что-то таил.
– На допрос его без оснований не потащишь, – вздохнул Филиппо, – а так на чём-то подловить…
– Сама знаю.
– Можно попробовать через его окружение пошерстить. Аккуратно, – сказал Филиппо, искоса взглянув на Магду. – С ними он проводит больше времени, и они его знают лучше.
Магда поколебалась. Не трата ли это времени? Но опять же – не мог же он, если в чём-то замешан, совсем нигде не наследить?
– Я подумаю, – тяжело пообещала Магда. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы хотя бы эта история закончилась. – Прости, Филиппо, я сегодня устала.
– Да, я слышал, про твои поиски в хранилище. Могу спросить что вы там искали?
Магда испуганно взглянула на соратника. Она хотела бы его помощи, не сомневаясь, что Филиппо сумеет сказать ей больше, чем пыль и захламлённость хранилища, но всё же – как предать доверие Бартоломью?
– Увы, не можешь, – вздохнула Магда. – Я бы хотела, но это не только моя тайна.
– Спасибо, – сказала Магда. – У вас тоже ничего?
– Ничего, кроме раздражения, – признался Бартоломью. – Это великие ресурсы, огромный потенциал для исследования, который копился…
Он махнул рукой. Лучше не напоминать. Вообще, довольно странно – это всегда его поражало, как при такой бюрократизации самых мелких процессов, когда даже заявление на выход за пределы Города должно было быть написано в определённые дни и отдано на рассмотрение не позже, чем за три дня до запланированного выхода и утверждено ещё, и внесено в реестры… словом, как при такой кропотливости и незыблемости бумажных дел такая огромная дыра в виде хранилища, никому ненужного и непонятного чем полного, смогла образоваться?
Это ведь было не за год и не за десять лет. Это были поколения. Может быть, с самого основания Города Святого Престола!
– Я буду искать, – сказала Магда безо всякой уверенности. – Я не устала, Верховный.
– А другой работы у тебя нет? – поинтересовался Бартоломью, поднимаясь. – Хватит. Может быть ещё вернёмся, но пока нужно искать иначе.
Ему пришло в голову порыться в основной библиотеке. Да, это следовало сделать сначала и такая мысль уже навещала его, но у этой мысли был нюанс – все запросы, сделанные в библиотеке, записывались. Но, с другой стороны, это лучше чем ничего. И потом – кто поднимет их?
Нет, могут поднять. Тот же Володыка. Но к Володыке у Бартоломью тоже есть вопросы, поэтому, наверное, стоит поступиться осторожностью и попробовать хотя бы что-то отыскать. Может быть тогда и больше представления о том, что и как здесь искать.
– Чем помочь? – Магда поднялась следом за ним с потрясающей готовностью.
Помочь? Чем она могла помочь ему сейчас? Только своей расположенностью к нему.
Бартоломью подошёл к ней, не замечая того, что сам наступил в полумраке на несколько свитков. Они были забракованы им самим за ненадобностью и содержали сведения малозначительные – о травах, о фазах луны, а то и вовсе чью-то переписку, похоже, Город в своё время конфисковал у своих врагов всё, что только мог, не разбираясь.
Бартоломью коснулся её щеки. Магда вздрогнула, но не отстранилась. В глазах её мелькнула искорка счастья – такая яркая, что её можно было разглядеть даже в таком гнетущем полумраке старья и захламления.
– Ты, правда, хочешь мне помочь? – он забавлялся её реакцией. Она очень хотела слушать именно его слова, но выходило плохо, мысли Магды шли за его прикосновением.
– Конечно! – выдохнула она, поражаясь такому вопросу.
– Я веду тайное дело и пока не знаю, куда оно приведёт, – Бартоломью убрал руку. Теперь он стоял и просто смотрел на неё, пригвождая к месту одним взглядом. Магда боялась даже шевельнуться. – Может быть, к чему-то опасному.
Идея уже оформилась в его мыслях. Магда может пригодиться там, где его участие будет лишь подозрением и тратой времени.
– Ну и что…– Магда всё ещё не понимала, но заранее была согласна на что угодно. Это же Бартоломью! Человек, давший ей смысл, работу, существование! Тот, кого она полюбила не то от переизбытка благодарности, не от отчаяния, что владело ею до встречи с ним.
Не то просто от шутки Пресветлого.
Действительно – ну и что? Что с того, что опасно? Ничего не делать ещё опаснее – Магда всё понимает, даже сейчас, когда стоит и едва-едва пытается соображать!
Что ж, он и правда не ошибся в своём выборе много лет назад. Строптивица, не нашедшая себе места в приюте, отказавшаяся от своего имени, она была бесконечно предана ему за возможность чего-то добиться. Да и не лгал ей Бартоломью, не превращал в чудовище. И какой карьерный взлёт! Ещё немного и быть ей Всадницей, а это уже весьма и весьма значительно!
Об этом и думал Бартоломью, когда вошёл в библиотеку. Тут была только пара служителей, испуганно притихших при его появлении.
– Вон, – коротко велел Верховный и служителей как ветром сдуло. Ничего, им полезно вспомнить, что даже в Святом Городе первая власть – власть ощутимая – у Дознания, а то разошлись, надо же! Взять того же Габриэля, к которому у Бартоломью ещё много вопросов…
– Верховный, чем могу помочь? – а вот и бюрократическая надобность в лице самого серого человека Города! И ведь непременно придётся вписать интересующую тему в реестр! Хотя, опять же, тот кто заинтересуется, едва ли выдаст своё любопытство.
– Дорогой друг, – Бартоломью стал вежлив и обаятелен. Он умел это, когда ему было нужно, хотя и не мог вспомнить даже имени местного хранителя библиотеки. Наверное, пару часов назад она показалась бы ему пыльной, но после бесплотных поисков в хранилище – это едва ли не самое чистое и светлое место!
Но как же его зовут? Что-то короткое. Ханц? Франц?
– Я ищу определённые вещи, но даже не представляю, где информация может быть. В каком разделе…
– Каков предмет исканий? – хранитель пыльных томов выглядел доброжелательно, но Бартоломью не поверил на всякий случай.
– Артефакты.
Однозначную правду сообщать нельзя. В конце концов, рано или поздно он найдёт Грааль в Хранилище. И тогда, если кто-то спохватится, легко выплывет наружу неудобный факт: Грааля нет, а кто интересовался им последним?..
Бартоломью и сам понимал, что его собственная осторожность временами больше похожа на параноидальный бред, но он не мог изменить этого, да и опасался менять, по опыту зная, что всё, что хотя бы тенью возможно, не исключено.
– Артефакты? – переспросил хранитель, видимо, оценивая, сколько всего придётся предоставить Бартоломью.
– Имеющие связь с Пресветлым, – Бартоломью всё-таки снизошёл до сужения кругов поиска. – Большего не могу сказать, это тайна Города.
Хранитель принялся заверять, что всё-всё понимает, и что Дознание – это то единственное, что хранит Город от врагов и вообще, лично он сделает всё возможное, лишь бы Бартоломью отыскал то, что его интересует. Этот пламенный спич, продиктованный угодливостью, пришлось выдержать. Зато, наконец, Бартоломью устроили в отдалённой секции библиотеки и принесли несколько томов.
– Здесь основное, – объяснил Хранитель, – может быть то, что вам нужно, будет здесь?
– Благодарю, – Бартоломью кивнул, принимая помощь, – начнём с этого.
Но противный служака пыльных многотомников не желал покидать Верховного.
– Желаете ли что-нибудь ещё? Помощника, бумаги, чернил? Или, быть может, вина?
– Нет, спасибо, ничего не нужно, – Бартоломью держался в пределах вежливости, хотя и сделал себе заметку, обязательно поинтересоваться биографией этого прилипалы. Пусть бы и из вредности!
– Может быть, пригласить кого-нибудь? Или сообщить?..– не унимался хранитель.
– Ничего не нужно, – повторил Бартоломью и взглянул без всякой ласки и доброжелательности на прилипалу. Он представил как будет пытать его в камерах Дознания и взгляд его стал стальным, мрачным.
Это подействовало. Икнув от испуга, страж пыльных многотомников всё же исчез за стеллажами, бормотнув, что он, если что…
Бартоломью оставил его бормотание без внимания. Он уже открывал первую книгу, знакомую ему ещё по годам учёбы «След Пресветлого, милостиво оставленный на земле…». Когда-то Бартоломью и сам брал эту книгу в библиотеке, и переписывал из неё нужные строки насчёт плащаницы, в которую тайно завернули тело Пресветлого после казни его ученики. На этом знакомство с этой книгой будто бы кончилось. Во всяком случае, Бартоломью не помнил ничего стоящего, да оно и не могло таким быть. В отличие от официальных текстов о жизни Пресветлого, его роли в Светлом Царстве и о прощении, эта книга содержала скорее легенды, порою даже дурно пересказанные и пересочинённые на три лада.
Первая же история была как раз такой. В ней Пресветлый касался слепого от рождения человека и тот чудесным образом прозревал. Бартоломью только головой покачивал от удивления и негодования: официальная версия была известна всем! И в ней не было касания, но было обращение к истинному свету и силе, была молитва и был источником, из которого страдалец умывался каждый день на протяжении долгих восьми дней, и все эти восемь дней молился.
– Какая вредная литература…– пришёл к выводу Бартоломью. Суть истории из официального источника вела как раз к силе молитвы и веры, рассказывала о труде, о праведных мыслях и о великом прощении и снисхождении света. А тут здрасьте вам – касание! – и всё прошло.
От книги стало подташнивать. А может от голода – Бартоломью уже давно ничего не ел, зато беспрестанно трудился. Он решил сократить время в библиотеке и пролистал до оглавления – времени на сегодня и без того достаточно уже убито, а с места так ничего и не сдвинулось, а у него и другие дела есть, основные!
Оглавление дало полное представление о вредности этой книги. Тут были собраны все известные сказки о Пресветлом. Да, некоторые истории, вроде истории с хрустальным черепом, были перемешаны с реальностью. Но в основном – вредные, очень вредные сказки для не особенно задумчивых слуг Пресветлого.
Легенда о мече Пресветлого? Всем известно, что у Пресветлого никогда не было меча. И даже когда будет Последний День и Пресветлый явиться воздавать по заслугам, карателями будут его верные братья из числа высших ангелов.
Легенда о камне. Легенда об исцелении от проказы. Легенда о первом ученике…
Бартоломью перелистывал страницы оглавления со всё больше растущим желанием сжечь эту книгу как можно скорее. А может и не только её – он уже с подозрением косился на два других толстенных тома, принесённых ему прилипчивым служителем библиотеки и всё отчётливее понимал, что напрасно Дознание не уделяет внимание тому, чем кормят разум и служители, и дознаватели, и прихожане.
Его мысли ушли в благословенную идею цензуры, и он не сразу понял почему его рука застыла на одной странице и не перелистывает. Но глаза всё же выцепили нужную строку: «легенда о чёрном Граале».
Чёрный Грааль… неужели нашёл? Чёрный, конечно, вроде бы не Вороний, но это уже явно ближе.
Нужная страница встретила Бартоломью издевательским рисунком чаши с двумя ручками и изображением ворона на одной из них.
У Бартоломью нехорошо сжалось что-то в желудке уже с первой строки: «Если встретилась вам чаша, с которой испили кровь Пресветлого…»
Да кто, во имя Святого Престола, пишет всё это? Что значит – испили кровь Пресветлого? Нет, книги нужно взять под контроль! Как можно скорее. Это же некуда не годится – клевета о Пресветлом! О Пресветлом, пострадавшем за грехи людские, кровь которого бережно была собрана в Святую Чашу, и вошла в неё как наследие!
Но нужно было сосредоточиться на тексте. Каким бы бредовым он не казался Бартоломью, это всё же был пока единственный источник хоть какого-то знания.
Пока Бартоломью размышлял о цензуре и необходимости её скорейшего усиления, Магда беседовала с Филиппо. Разговор ей самой не очень нравился, но не из-за собеседника, а из-за темы.
– Габриэль поступил на службу за год до тебя, – Филиппо, надо отдать ему должное, не удивился вопросам о настоятеле. Он принял их без малейшего изумления, и честно принялся отвечать. – Лучший ученик своего потока.
– Кто его родители? – Магда чувствовала усталость, но не смела её показать. Бартоломью рассчитывал на неё, и она не имела никакого права подвести его.
– Мать была художницей, работала над реставрацией картин для Святого Города. Отец, – Филиппо быстро сверился с бумагами, – отец его был мелким служителем, всю жизнь провёл на одной должности в предместье Города. Если угодно моё мнение, то он ни на что не годился.
– Братья и сёстры? – Магда не отреагировала на сведения об отце.
– У меня нет сведений о братьях и сёстрах, – Филиппо извлёк из своих бумаг один листок, – все студенты заполняют анкеты с данными о себе. Здесь, как ты видишь, в графе про братьев и сестёр у Габриэля прочерк.
Да, Магда видела. Это ей категорически не нравилось. Габриэль лгал в анкете! Служители так не поступают.
– Его мать слегла от болезни и умерла две весны назад. Отец, кажется, ещё скрипит, – Филиппо внимательно следил за реакцией Магды, – но, полагаю, вопрос не в них?
– Он упомянул сестру, – призналась Магда, – и мне очень не понравился контекст. Габриэль сказал, что она в Красных Плащах.
Лицо Филиппо на мгновение преисполнилось презрения. Красные Плащи! Путаники, решившие что блага Пресветлого доступны каждому, что их не надо заслуживать и вымаливать, достаточно просто жить!
– Бартоломью знает? – спросил Филиппо.
Магда кивнула, но иначе и не могло быть, конечно, Бартоломью знал.
– Я могу объяснить это стыдом, – сказал Филиппо, – может быть, когда его сестра ушла в Красные Плащи, он отрёкся от неё. А может быть, он нам врёт и нет у него сестры. А может быть он и не знал про неё тогда, когда писал анкету… вариантов много
– Мне не один не нравится! – рубанула Магда. – Понимаешь?
– У него годы безупречной службы, – Филиппо проглядывал бумаги, вроде бы не услышав её вопроса. – Ещё во время учёбы ему предложили начать осваиваться здесь в качестве служителя. После завершения учёбы его охотно приняли сюда. Потом, уже через полгода – повышение до служителя среднего уровня. И ещё повышение… короче, служителем он стал уже через два года после того, как пришёл сюда.
Филиппо спохватился и взглянул на Магду. Карьерный взлёт Магды был таким же стремительным, и дознавателю пришло в голову, что он мог обидеть её этим замечанием.
– Ничего страшного, – процедила она, прекрасно понимая о чём думает Филиппо. – Что-нибудь ещё? Любовницы, скандалы? Ссоры?
– Ничего. Работа, работа и снова работа. Никаких привязанностей, никаких интрижек. Даже после отбоя не был ни разу замечен без дела!
Магда скрестила руки на груди, ограждаясь от идеальности биографии человека, которому в глубине души симпатизировала, но который явно что-то таил.
– На допрос его без оснований не потащишь, – вздохнул Филиппо, – а так на чём-то подловить…
– Сама знаю.
– Можно попробовать через его окружение пошерстить. Аккуратно, – сказал Филиппо, искоса взглянув на Магду. – С ними он проводит больше времени, и они его знают лучше.
Магда поколебалась. Не трата ли это времени? Но опять же – не мог же он, если в чём-то замешан, совсем нигде не наследить?
– Я подумаю, – тяжело пообещала Магда. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы хотя бы эта история закончилась. – Прости, Филиппо, я сегодня устала.
– Да, я слышал, про твои поиски в хранилище. Могу спросить что вы там искали?
Магда испуганно взглянула на соратника. Она хотела бы его помощи, не сомневаясь, что Филиппо сумеет сказать ей больше, чем пыль и захламлённость хранилища, но всё же – как предать доверие Бартоломью?
– Увы, не можешь, – вздохнула Магда. – Я бы хотела, но это не только моя тайна.
