Во-вторых, Магда относительно легко жила – ей не приходилось добиваться положения, легко далась учёба, потому что она обитала под покровительством Бартоломью. Нет, не стоило ждать понимания, но всё же какого-то человеколюбия? Сострадательности? Досады?
На что-то Филиппо хотел надеяться, что-то хотел найти в ней, но – увы… и это отсутствие подкосило в нём какую-то частичку тепла и расположения по отношению к ней. Нет, он не собирался этого демонстрировать и обещал себе вопреки всему быть полезным для неё, но что-то всё-таки изменилось.
Магда уже спешила на обед, весьма довольная продуктивностью этого дня. Откровенно говоря, она сама поражалась тому, как в таких тяжёлых обстоятельствах мог сложиться столь лёгкий день. Она даже предположить не могла, что всё это расположение идёт, скорее, от её внутреннего состояния. А каким оно было? Оно было воздушным.
Да, она недосыпала, не помнила когда уже ела с аппетитом и не торопясь, но всё же – была счастлива! А как иначе? Бартоломью получил долгожданное и заслуженное повышение и она тоже! Да, это всё ещё следовало подтвердить и тому подобное, но неофициально её уже считали Всадником. И она приближалась снова к тому, кто был ей так дорог. Её печалило то, что Бартоломью не заговаривал с нею о той единственной, и волшебной для неё ночи. Но сегодня ей показалось, что он улыбнулся ей тепло и вроде бы как тогда – и сердце затрепетало – может быть, он тоже её полюбит однажды, если она докажет ему свою преданность?
Какой там Борко, какой там Юстас? Магда не считалась с теми, кого Бартоломью, и она, конечно, следом, нарекли преступниками. Это было неважно, это был всего лишь отработанный материал, из которого можно было извлечь лишь одну пользу – последнюю – показать свою непоколебимость, показать её Бартоломью.
Пока Магда разрешала дело с Борко и счастливо обедала, наслаждаясь тем, что её, как почти назначенную Всадницу, уже ценят иначе – что выразилось в размере порции и в её горячем виде, у самого Бартоломью были другие заботы.
Закрыв наспех дело Юстаса – тут не требовалось проявлять глубокой смекалки, Бартоломью провёл его по обычному хищению и добился для него смешного срока – три года на Острове, да и то, в счетоводах! Да и искать долго не пришлось – у любого казначея есть свои крючки, за который зацепишь и пошла-пошла развязка.
Бартоломью не нуждался более в услугах Юстаса. Причина была не в Юстасе. Просто надо было с кого-то начать, чтобы показать свою преданность Святому Городу и рьяное, несокрушимое служение.
Вот он и начал!
Но дело нужно было закрыть, хватит наживаться на нём, перейти к настоящим деяниям, по-настоящему защитить Город от разъедающей его внутренней слабости. А для этого нужно было укрепиться в связях с потенциальными врагами.
Выбить захоронение для служителей Культа Чёрного Креста за пределами Города оказалось легко – Володыка и сам не желал захоронения нечестивцев на святой земле.
– Их похоронят в предместье, – не моргнув глазом сказал Бартоломью, – в тайном месте.
– Ни одна душа не должна этого знать, – покачал головой Володыка.
Ему не нравилось то, что люди ушли и он не имеет права за них помолиться. Нельзя молиться за нераскаявшихся врагов, шедших всегда против Пресветлого. Только Пресветлый может простить или покарать такого грешника. Но Володыка всё-таки про себя прочёл мольбу о загубленных душах – враги или нет, но они погибли, и больше не могли нести опасности, а Пресветлому предстояло теперь решить на высшем своём суде их дальнейшую участь в вечном мире.
В земном же оставалось их только похоронить и надо было отдать должное Бартоломью за то, что он легко взвалил на себя эту обязанность!
А между тем, вывести тела за пределы Города оказалось задачей непростой. Бартоломью скрывал, конечно, кого и куда переправляет, но тени видят всё. Кто-то что-то увидел, заподозрил, поделился…
Бартоломью решил разобраться с этим позже. Благо, Гасион сегодня был само дружелюбие. Явился первым, пришёл скрытно, не стал наряжаться даже в форменные одежды культистов, и людей своих привёл одетых под горожан (у Бартоломью резануло под сердцем от дурного предчувствия того, что это умение культистов маскироваться ещё выйдет боком всему Городу), и сам был в кои-то веки не цинично-вежлив, а просто вежлив.
– Какая глупая гибель, – сказал Гасион, глядя на своих мертвецов. – Так не должно быть.
– Разбираемся, – отозвался Бартоломью.
Гасион не стал ничего говорить, дал знак своим людям и крепкие молчаливые служители его поганого культа перетащили мертвецов на телегу, накрыли рогожей. Действовали аккуратно, ровно, быстро.
Привычные!
Телегу оттащили прочь.
– Я скажу, что вы могильщики, – объяснил Бартоломью, – и что вы похороните их как положено. Хотя и без отпущения.
– По нашим традициям похороним, – пообещал Гасион.
Бартоломью выдержал и даже не вздрогнул, хотя знал он как не ценят мертвецов Чёрные Кресты, как часто обращают они покойных в часть своих жутких ритуалов, включающих в себя и отрезание у мёртвых какого-нибудь мелкого куска плоти – на удачу!
Хотя, может, это и в прошлом? Про Святой Город тоже многие говорят, мол, у вас костры горят, а в кострах несогласные. Но это когда было-то? Последний костёр разжигали ещё до рождения Бартоломью. А следующие костры, если понадобится, он зажжёт чуть позже.
Идея-то неплохая.
– Я высоко ценю нашу дружбу, – продолжил Гасион, – у нас есть пословица: номре старвис а номре лучингре.
– Я не знаю вашего языка, – напомнил Бартоломью. Ему очень не нравились разговоры о дружбе, шедшие от Гасиона. Такие разговоры, как правило, не сулили ничего хорошего. Судя же по заискивающему тону и зловещей обстановке, Принцу Чёрного Креста было что-то очень нужно. И Бартоломью смутно чувствовал, что нужное может дать или обеспечить только он.
– Имя друга – имя Луны, – охотно объяснил Гасион. – Друзья обычно помогают там, где больше никто помочь не может.
– Мне пока не нужно никакой помощи, – Бартоломью всё больше убеждался в правильности своих выводов. Да, ему не нужно ничего, но речь и не о нём. Что же понадобилось Гасиону?
Чем это грозит и что можно выиграть, если вообще можно?
– Тебе не нужно, но помощь мне нужна, – Гасион не изменил ни тона, остался таким же мягким и нарочито доброжелательным, ни взгляда. Но Бартоломью довольно хорошо его знал и уловил едва ощутимое напряжение, кажется, Гасиону и впрямь позарез нужна помощь Бартоломью. Интересно!
– Какая же помощь?
Гасион не стал медлить.
– В ваших хранилищах, под вашим Городом есть то, что мне нужно. И за это я не пожалею никаких обязательств, любую помощь в ответ. Любую! Без вопросов и без сомнений.
Бартоломью усмехнулся. Гасион выдал волнение – это что-то новенькое! Нервы подводят? Или что-то иное? Боится? Взбешён?
– Что же это такое? – Бартоломью был нарочно небрежен в своём вопросе. Его-то ничего не тревожило, ему-то самому ничего не было нужно. Так зачем беспокоиться? – Если что-то опасное или крупное, то даже не начинай, рассоримся.
– Не крупное, не опасное, – успокоил Гасион, совладав с собою, – это всего лишь небольшая чаша, мой старвис.
Бартоломью в очередной раз пропустил «друга» мимо ушей. Сейчас это вообще не могло его задеть или заинтересовать, зато вот слова о чаше были куда более любопытны…
Крепко и воодушевлённо отобедав, Магда решила прогуляться. У неё были дела, требовавшие её внимания, но желудок требовал хоть какой-то передышки или прогулки, чтоб утрясти редкую сытость, и она решила, что заслужила прогулки по саду.
Солнце прогрело землю без всякой пощады. Ещё недавно оно не доставало даже до стен, заставляя обитателей Города топить печи, а теперь, легко, по-хозяйски, касалось всех стволов и земли. Зелень зацвела тут быстро, она всегда начинала подрагивать хотя бы первой зеленью ко Дню Святого Пламени, но в этом году тепло пришло быстрее и неприхотливые городские деревья, затрепетав от распиравшей их силы, пошли в зелень.
Цветов ещё не было. Магда, впрочем, знала, что их ещё долго не будет. Для чего им цвести? Для сыроватых ещё ночей?
Да и не любила Магда цветов, не трогали они её души, не задевали, не давали никакой нежности и восторга.
– Магда! – окликнул её настоятель Габриэль. Надо же, увидел, узнал. Впрочем, его беда. Магда сначала откладывала этот вопрос у себя в уме, а теперь, под воодушевлением от сытного обеда и приятного чувства собственной значимости, решила, что это знак. И вообще – она, без пяти минут Всадница, имеет право знать что происходит у неё под носом! – А я не знал, ты это или нет? Не помешаю?
– Ты очень вовремя, Габриэль, – Магда нашла самый жёсткий тон, на какой только была способна, и даже выражение лица сделала строгим. – Я уже думала посылать за тобой.
– За мной? – удивился Габриэль, но серьёзности её намерений не оценил. – Я тебя искал, хотел узнать как там дела? Нужна ли помощь?
– Помощь? – усмехнулась Магда. Она не скрывала своего высокомерного знания. – Тут бы не вредили под носом, уже благо.
– А кто вредит? – не понял Габриэль. – Ты про Юстаса и Борко? Да, странные вышли дела. То есть, я хочу сказать, что странные в том плане, что их никто не подозревал, верно? Нет, у Юстаса, как у казначея…
– Я не о них, – мрачно перебила Магда. Она считала себя имеющей право на подобное обращение с настоятелем, который, откровенно говоря, не сделал ей ничего плохого. Да и обвинений у неё не было. Что такое показания Альвина? Он кто? Стражник. Что он видел, даже если эти самые показания учитывать? Только то, что Габриэль покинул Город!
Но Магда чувствовала себя всевластной в эту минуту и это чувство пьянило её.
– О ком? – Габриэль почуял неладное и даже отступил от неё. Она казалась колючей и страшной. Мгновение назад ему виделось, что она прежняя, и он искренне обрадовался встрече с нею, а теперь? Что произошло за мгновение? – Обо мне?
– Мне известно, что ты покидаешь Город тайными путями, – сообщила Магда. Она приблизилась ровно на тот шаг, на который отступил Габриэль. – Мне известно это. Куда ты ходишь? Как дознаватель я имею право знать и требую ответить мне сейчас же, пока я не решила вызнать это под пытками! Что у тебя за тайна, настоятель? Любовница? Тайные дети? Или враги Города, с которыми ты встречаешься для обсуждения планов?
Даже если бы она дала ему пощёчину со всего размаха, эффект был бы менее страшным. Габриэль взглянул на неё со странной смесью отвращения и недоверия. Магду это с толку не сбило, но слегка смутило, она вспомнила, что доказательств у неё и вправду нет, а лично ей не удавалось подумать о Габриэле плохо. И всё же она его обвинила?
«Не обвинила, а спросила! Я имею право знать», – в своих мыслях она нашла себе оправдание почти мгновенно. Вслух, конечно, ничего не сказала, стояла мрачная, уверенная в своей правоте.
– Во-первых, если законы Города не изменились, подвергнуть меня пытке можно только при согласии Володыки или при имеющихся доказательствах с разрешения Верховного. Во-вторых, подозревать меня в союзе с врагами Города?
– Куда ты ходишь? – Магда выдержала его слова, выдержала обвинение и даже собственный укол совести выдержала. В самом деле, не стоило ей так наседать, не зная толком ничего стоящего.
– Я хожу повидаться с Красными Плащами, – сказал Габриэль спокойно. – С разрешения Володыки. Можете спросить у него, дознаватель, и он подтвердит истинность моих слов.
Что было хуже? «можете спросить», обращённое к ней, а ведь вроде были друзьями, но сколько презрения в голосе! Или Красные Плащи? Плащи, не признававшие молитв, соборов, символов, считающие, что Пресветлый – это одно милосердие и он слышит всех, вне зависимости от строгости и правильности произнесённых слов? Плащи, отвергшие дисциплину Города, в большинстве своём скитальцы?
Плащи?!
– Пресветлый…– Магда не скрывала своего удивления. – Ты ходишь к ним? Зачем?
На этот раз в её голосе было презрение. Плащей Бартоломью считал убогими, ни на что неспособными, лишёнными амбициями и вообще непонятными. Магда, как и полагается, переняла его точку зрения, хотя представителей Красных Плащей видела издалека пару раз в жизни.
– Моя сестра из них, – ответил Габриэль. Он лгал и не лгал. Сейчас для Магды он представлял дело так, словно семейные узы и только они звали его на встречи к Красным Плащам. И поручения Володыки тут вроде бы не существовали. А уж его собственные амбиции и вовсе были лишь тенью, кругами на воде!
Он уже жалел, что сказал о знании Володыки насчёт своих отлучек. Приплетут же, негодяи!
– У тебя есть сестра? В Плащах? – Магда совсем растерялась. Она ждала чего угодно, чего-то более страшного и странного, но не такого…ничтожного. Да, она считала этот ответ ничтожным и неловким. И ей было даже самой смутно и нелепо от самой себя, ведь такой замечательный ход она потратила на то, чтобы узнать о какой-то там сестре в Красных Плащах, которых, кажется, никто отродясь не уважал!
– Это уже допрос? – Габриэль взял себя в руки. Он всё время забывал о разнице между настоятелями и дознавателями, а ведь Володыка учил его всегда помнить об этом.
– Они не щадят души, но они такие какие есть. Мы должны заботиться о них, чтобы они могли защищать Город, – так учил Володыка. – Они сильны в этом, но мы сильны в другом.
– Мы лучше их? – не понимал Габриэль, – разве это не гордыня?
– Не гордыня, поскольку мы лучше них в одном, – поправлял Володыка, – они просто слабее, и мы должны терпеливо сносить это. Пресветлый тоже многое сносил на земле, пока был смертным.
Это объяснение устраивало Габриэля. Сейчас он вспомнил о нём и простил от всего милосердия своей души Магду – она не от зла, она просто такая, как все дознаватели. Делает то, что может, хочет, чтобы Город был лучше и безопаснее и ей не понять, просто не дано понять, что Красные Плащи не так плохи. Их надо просто понять, в них надо поверить. И с ними можно работать.
Володыка это понял. Но решение такого рода должно было быть согласовано, по меньшей мере, с Верховным, а какие тут могут быть переговоры? Верховный, Пресветлый его осуди, был беспощаден и никогда не позволил бы никому со стороны влезть в Город. И не докажешь же ему, что Красным Плащам это не нужно, что беспокоит их одна утраченная дружба и общность.
Нет, ему они были врагами! Бартоломью, быть может и другой, но Габриэль не стал говорить о союзничестве. Мало ли! Пока ничего непонятно и лучше представить дело так, словно дело в родственных связях, а Володыка… Володыка знает.
– Не допрос, – заверила Магда, – пока не допрос.
– У меня действительно есть сестра в Красных Плащах. Володыка это знает. Большего я вам, Магда, не скажу. Либо обвиняйте меня, либо идите к Володыке.
Магда никуда не пошла, растерялась. Габриэль был прав – допрашивать настоятели без резкого обвинения было невозможно. Ровно также невозможно было исповедовать Всадника без согласия Верховного или предсмертного состояния Всадника, когда его ждёт только Пресветлый и суд Его.
Магда никуда не пошла, вместо этого она покачала головой, отвергая сами предложения и пообещала:
– Один только повод… только повод!
– Пресветлый любит вас, дознаватель, – Габриэль не остался в долгу.
На что-то Филиппо хотел надеяться, что-то хотел найти в ней, но – увы… и это отсутствие подкосило в нём какую-то частичку тепла и расположения по отношению к ней. Нет, он не собирался этого демонстрировать и обещал себе вопреки всему быть полезным для неё, но что-то всё-таки изменилось.
Магда уже спешила на обед, весьма довольная продуктивностью этого дня. Откровенно говоря, она сама поражалась тому, как в таких тяжёлых обстоятельствах мог сложиться столь лёгкий день. Она даже предположить не могла, что всё это расположение идёт, скорее, от её внутреннего состояния. А каким оно было? Оно было воздушным.
Да, она недосыпала, не помнила когда уже ела с аппетитом и не торопясь, но всё же – была счастлива! А как иначе? Бартоломью получил долгожданное и заслуженное повышение и она тоже! Да, это всё ещё следовало подтвердить и тому подобное, но неофициально её уже считали Всадником. И она приближалась снова к тому, кто был ей так дорог. Её печалило то, что Бартоломью не заговаривал с нею о той единственной, и волшебной для неё ночи. Но сегодня ей показалось, что он улыбнулся ей тепло и вроде бы как тогда – и сердце затрепетало – может быть, он тоже её полюбит однажды, если она докажет ему свою преданность?
Какой там Борко, какой там Юстас? Магда не считалась с теми, кого Бартоломью, и она, конечно, следом, нарекли преступниками. Это было неважно, это был всего лишь отработанный материал, из которого можно было извлечь лишь одну пользу – последнюю – показать свою непоколебимость, показать её Бартоломью.
Пока Магда разрешала дело с Борко и счастливо обедала, наслаждаясь тем, что её, как почти назначенную Всадницу, уже ценят иначе – что выразилось в размере порции и в её горячем виде, у самого Бартоломью были другие заботы.
Закрыв наспех дело Юстаса – тут не требовалось проявлять глубокой смекалки, Бартоломью провёл его по обычному хищению и добился для него смешного срока – три года на Острове, да и то, в счетоводах! Да и искать долго не пришлось – у любого казначея есть свои крючки, за который зацепишь и пошла-пошла развязка.
Бартоломью не нуждался более в услугах Юстаса. Причина была не в Юстасе. Просто надо было с кого-то начать, чтобы показать свою преданность Святому Городу и рьяное, несокрушимое служение.
Вот он и начал!
Но дело нужно было закрыть, хватит наживаться на нём, перейти к настоящим деяниям, по-настоящему защитить Город от разъедающей его внутренней слабости. А для этого нужно было укрепиться в связях с потенциальными врагами.
Выбить захоронение для служителей Культа Чёрного Креста за пределами Города оказалось легко – Володыка и сам не желал захоронения нечестивцев на святой земле.
– Их похоронят в предместье, – не моргнув глазом сказал Бартоломью, – в тайном месте.
– Ни одна душа не должна этого знать, – покачал головой Володыка.
Ему не нравилось то, что люди ушли и он не имеет права за них помолиться. Нельзя молиться за нераскаявшихся врагов, шедших всегда против Пресветлого. Только Пресветлый может простить или покарать такого грешника. Но Володыка всё-таки про себя прочёл мольбу о загубленных душах – враги или нет, но они погибли, и больше не могли нести опасности, а Пресветлому предстояло теперь решить на высшем своём суде их дальнейшую участь в вечном мире.
В земном же оставалось их только похоронить и надо было отдать должное Бартоломью за то, что он легко взвалил на себя эту обязанность!
А между тем, вывести тела за пределы Города оказалось задачей непростой. Бартоломью скрывал, конечно, кого и куда переправляет, но тени видят всё. Кто-то что-то увидел, заподозрил, поделился…
Бартоломью решил разобраться с этим позже. Благо, Гасион сегодня был само дружелюбие. Явился первым, пришёл скрытно, не стал наряжаться даже в форменные одежды культистов, и людей своих привёл одетых под горожан (у Бартоломью резануло под сердцем от дурного предчувствия того, что это умение культистов маскироваться ещё выйдет боком всему Городу), и сам был в кои-то веки не цинично-вежлив, а просто вежлив.
– Какая глупая гибель, – сказал Гасион, глядя на своих мертвецов. – Так не должно быть.
– Разбираемся, – отозвался Бартоломью.
Гасион не стал ничего говорить, дал знак своим людям и крепкие молчаливые служители его поганого культа перетащили мертвецов на телегу, накрыли рогожей. Действовали аккуратно, ровно, быстро.
Привычные!
Телегу оттащили прочь.
– Я скажу, что вы могильщики, – объяснил Бартоломью, – и что вы похороните их как положено. Хотя и без отпущения.
– По нашим традициям похороним, – пообещал Гасион.
Бартоломью выдержал и даже не вздрогнул, хотя знал он как не ценят мертвецов Чёрные Кресты, как часто обращают они покойных в часть своих жутких ритуалов, включающих в себя и отрезание у мёртвых какого-нибудь мелкого куска плоти – на удачу!
Хотя, может, это и в прошлом? Про Святой Город тоже многие говорят, мол, у вас костры горят, а в кострах несогласные. Но это когда было-то? Последний костёр разжигали ещё до рождения Бартоломью. А следующие костры, если понадобится, он зажжёт чуть позже.
Идея-то неплохая.
– Я высоко ценю нашу дружбу, – продолжил Гасион, – у нас есть пословица: номре старвис а номре лучингре.
– Я не знаю вашего языка, – напомнил Бартоломью. Ему очень не нравились разговоры о дружбе, шедшие от Гасиона. Такие разговоры, как правило, не сулили ничего хорошего. Судя же по заискивающему тону и зловещей обстановке, Принцу Чёрного Креста было что-то очень нужно. И Бартоломью смутно чувствовал, что нужное может дать или обеспечить только он.
– Имя друга – имя Луны, – охотно объяснил Гасион. – Друзья обычно помогают там, где больше никто помочь не может.
– Мне пока не нужно никакой помощи, – Бартоломью всё больше убеждался в правильности своих выводов. Да, ему не нужно ничего, но речь и не о нём. Что же понадобилось Гасиону?
Чем это грозит и что можно выиграть, если вообще можно?
– Тебе не нужно, но помощь мне нужна, – Гасион не изменил ни тона, остался таким же мягким и нарочито доброжелательным, ни взгляда. Но Бартоломью довольно хорошо его знал и уловил едва ощутимое напряжение, кажется, Гасиону и впрямь позарез нужна помощь Бартоломью. Интересно!
– Какая же помощь?
Гасион не стал медлить.
– В ваших хранилищах, под вашим Городом есть то, что мне нужно. И за это я не пожалею никаких обязательств, любую помощь в ответ. Любую! Без вопросов и без сомнений.
Бартоломью усмехнулся. Гасион выдал волнение – это что-то новенькое! Нервы подводят? Или что-то иное? Боится? Взбешён?
– Что же это такое? – Бартоломью был нарочно небрежен в своём вопросе. Его-то ничего не тревожило, ему-то самому ничего не было нужно. Так зачем беспокоиться? – Если что-то опасное или крупное, то даже не начинай, рассоримся.
– Не крупное, не опасное, – успокоил Гасион, совладав с собою, – это всего лишь небольшая чаша, мой старвис.
Бартоломью в очередной раз пропустил «друга» мимо ушей. Сейчас это вообще не могло его задеть или заинтересовать, зато вот слова о чаше были куда более любопытны…
Крепко и воодушевлённо отобедав, Магда решила прогуляться. У неё были дела, требовавшие её внимания, но желудок требовал хоть какой-то передышки или прогулки, чтоб утрясти редкую сытость, и она решила, что заслужила прогулки по саду.
Солнце прогрело землю без всякой пощады. Ещё недавно оно не доставало даже до стен, заставляя обитателей Города топить печи, а теперь, легко, по-хозяйски, касалось всех стволов и земли. Зелень зацвела тут быстро, она всегда начинала подрагивать хотя бы первой зеленью ко Дню Святого Пламени, но в этом году тепло пришло быстрее и неприхотливые городские деревья, затрепетав от распиравшей их силы, пошли в зелень.
Цветов ещё не было. Магда, впрочем, знала, что их ещё долго не будет. Для чего им цвести? Для сыроватых ещё ночей?
Да и не любила Магда цветов, не трогали они её души, не задевали, не давали никакой нежности и восторга.
– Магда! – окликнул её настоятель Габриэль. Надо же, увидел, узнал. Впрочем, его беда. Магда сначала откладывала этот вопрос у себя в уме, а теперь, под воодушевлением от сытного обеда и приятного чувства собственной значимости, решила, что это знак. И вообще – она, без пяти минут Всадница, имеет право знать что происходит у неё под носом! – А я не знал, ты это или нет? Не помешаю?
– Ты очень вовремя, Габриэль, – Магда нашла самый жёсткий тон, на какой только была способна, и даже выражение лица сделала строгим. – Я уже думала посылать за тобой.
– За мной? – удивился Габриэль, но серьёзности её намерений не оценил. – Я тебя искал, хотел узнать как там дела? Нужна ли помощь?
– Помощь? – усмехнулась Магда. Она не скрывала своего высокомерного знания. – Тут бы не вредили под носом, уже благо.
– А кто вредит? – не понял Габриэль. – Ты про Юстаса и Борко? Да, странные вышли дела. То есть, я хочу сказать, что странные в том плане, что их никто не подозревал, верно? Нет, у Юстаса, как у казначея…
– Я не о них, – мрачно перебила Магда. Она считала себя имеющей право на подобное обращение с настоятелем, который, откровенно говоря, не сделал ей ничего плохого. Да и обвинений у неё не было. Что такое показания Альвина? Он кто? Стражник. Что он видел, даже если эти самые показания учитывать? Только то, что Габриэль покинул Город!
Но Магда чувствовала себя всевластной в эту минуту и это чувство пьянило её.
– О ком? – Габриэль почуял неладное и даже отступил от неё. Она казалась колючей и страшной. Мгновение назад ему виделось, что она прежняя, и он искренне обрадовался встрече с нею, а теперь? Что произошло за мгновение? – Обо мне?
– Мне известно, что ты покидаешь Город тайными путями, – сообщила Магда. Она приблизилась ровно на тот шаг, на который отступил Габриэль. – Мне известно это. Куда ты ходишь? Как дознаватель я имею право знать и требую ответить мне сейчас же, пока я не решила вызнать это под пытками! Что у тебя за тайна, настоятель? Любовница? Тайные дети? Или враги Города, с которыми ты встречаешься для обсуждения планов?
Даже если бы она дала ему пощёчину со всего размаха, эффект был бы менее страшным. Габриэль взглянул на неё со странной смесью отвращения и недоверия. Магду это с толку не сбило, но слегка смутило, она вспомнила, что доказательств у неё и вправду нет, а лично ей не удавалось подумать о Габриэле плохо. И всё же она его обвинила?
«Не обвинила, а спросила! Я имею право знать», – в своих мыслях она нашла себе оправдание почти мгновенно. Вслух, конечно, ничего не сказала, стояла мрачная, уверенная в своей правоте.
– Во-первых, если законы Города не изменились, подвергнуть меня пытке можно только при согласии Володыки или при имеющихся доказательствах с разрешения Верховного. Во-вторых, подозревать меня в союзе с врагами Города?
– Куда ты ходишь? – Магда выдержала его слова, выдержала обвинение и даже собственный укол совести выдержала. В самом деле, не стоило ей так наседать, не зная толком ничего стоящего.
– Я хожу повидаться с Красными Плащами, – сказал Габриэль спокойно. – С разрешения Володыки. Можете спросить у него, дознаватель, и он подтвердит истинность моих слов.
Что было хуже? «можете спросить», обращённое к ней, а ведь вроде были друзьями, но сколько презрения в голосе! Или Красные Плащи? Плащи, не признававшие молитв, соборов, символов, считающие, что Пресветлый – это одно милосердие и он слышит всех, вне зависимости от строгости и правильности произнесённых слов? Плащи, отвергшие дисциплину Города, в большинстве своём скитальцы?
Плащи?!
– Пресветлый…– Магда не скрывала своего удивления. – Ты ходишь к ним? Зачем?
На этот раз в её голосе было презрение. Плащей Бартоломью считал убогими, ни на что неспособными, лишёнными амбициями и вообще непонятными. Магда, как и полагается, переняла его точку зрения, хотя представителей Красных Плащей видела издалека пару раз в жизни.
– Моя сестра из них, – ответил Габриэль. Он лгал и не лгал. Сейчас для Магды он представлял дело так, словно семейные узы и только они звали его на встречи к Красным Плащам. И поручения Володыки тут вроде бы не существовали. А уж его собственные амбиции и вовсе были лишь тенью, кругами на воде!
Он уже жалел, что сказал о знании Володыки насчёт своих отлучек. Приплетут же, негодяи!
– У тебя есть сестра? В Плащах? – Магда совсем растерялась. Она ждала чего угодно, чего-то более страшного и странного, но не такого…ничтожного. Да, она считала этот ответ ничтожным и неловким. И ей было даже самой смутно и нелепо от самой себя, ведь такой замечательный ход она потратила на то, чтобы узнать о какой-то там сестре в Красных Плащах, которых, кажется, никто отродясь не уважал!
– Это уже допрос? – Габриэль взял себя в руки. Он всё время забывал о разнице между настоятелями и дознавателями, а ведь Володыка учил его всегда помнить об этом.
– Они не щадят души, но они такие какие есть. Мы должны заботиться о них, чтобы они могли защищать Город, – так учил Володыка. – Они сильны в этом, но мы сильны в другом.
– Мы лучше их? – не понимал Габриэль, – разве это не гордыня?
– Не гордыня, поскольку мы лучше них в одном, – поправлял Володыка, – они просто слабее, и мы должны терпеливо сносить это. Пресветлый тоже многое сносил на земле, пока был смертным.
Это объяснение устраивало Габриэля. Сейчас он вспомнил о нём и простил от всего милосердия своей души Магду – она не от зла, она просто такая, как все дознаватели. Делает то, что может, хочет, чтобы Город был лучше и безопаснее и ей не понять, просто не дано понять, что Красные Плащи не так плохи. Их надо просто понять, в них надо поверить. И с ними можно работать.
Володыка это понял. Но решение такого рода должно было быть согласовано, по меньшей мере, с Верховным, а какие тут могут быть переговоры? Верховный, Пресветлый его осуди, был беспощаден и никогда не позволил бы никому со стороны влезть в Город. И не докажешь же ему, что Красным Плащам это не нужно, что беспокоит их одна утраченная дружба и общность.
Нет, ему они были врагами! Бартоломью, быть может и другой, но Габриэль не стал говорить о союзничестве. Мало ли! Пока ничего непонятно и лучше представить дело так, словно дело в родственных связях, а Володыка… Володыка знает.
– Не допрос, – заверила Магда, – пока не допрос.
– У меня действительно есть сестра в Красных Плащах. Володыка это знает. Большего я вам, Магда, не скажу. Либо обвиняйте меня, либо идите к Володыке.
Магда никуда не пошла, растерялась. Габриэль был прав – допрашивать настоятели без резкого обвинения было невозможно. Ровно также невозможно было исповедовать Всадника без согласия Верховного или предсмертного состояния Всадника, когда его ждёт только Пресветлый и суд Его.
Магда никуда не пошла, вместо этого она покачала головой, отвергая сами предложения и пообещала:
– Один только повод… только повод!
– Пресветлый любит вас, дознаватель, – Габриэль не остался в долгу.
