У Володыки есть свои интересы! Нет, это неудивительно, конечно. Володыка может действовать и втайне, если это в интересах Города Святого Престола. Но одного Бартоломью не мог взять в толк – почему Плащи? Были бы это Серые или кто-то из Крестов, Бартоломью бы понял, но так? Плащи? Да кто может быть бесполезнее, чем эти блаженки?
Сам Бартоломью видел два варианта: либо это просто проявление жалости и попытка привести отступников к единству с Городом, либо… блаженки не такие уж и блаженные.
– Габриэль уверен в том, что это правда! – Магда, не знавшая ничего о его мыслях, всколыхнулась, ей показалось, что Бартоломью недостаточно оценивает её вклад. Она старалась, выпытывала всё у Габриэля, а он…
– Габриэль может быть в этом уверен, но нам слова настоятеля, Магда, всего лишь слова. Однако, ты правильно сделала, рассказав мне, – Бартоломью легко преломил её возмущение и тревогу, заговорив спокойно и взглянув с лаской. Она растаяла тотчас. – Может быть, ты и открыла то, что я бы упустил. Может быть даже хорошо, что Габриэль был так откровенен с тобой…
Бартоломью оглядел её с каким-то странным хищным интересом. Он точно знал, чем окончательно стереть обиду Магды, и готов был разыграть эту карту, хотя точно знал, что ревновать её не имеет смысла – никуда она от него не денется, она его полностью, но ей, как и всякой влюблённой женщине будет приятно почувствовать внимание такого рода.
– Я даже удивлён, вот здесь действительно удивлён, почему он так к тебе тяготеет, – Бартоломью сказал это тихо, но смотрел в её глаза, зная, как это на неё подействует.
Сработало безотказно. Магда вспыхнула, на щеках её проступил румянец, затем быстрая искра удовольствия – едва заметная – скользнула в её взгляде и она возмутилась:
– Откуда же я знаю, Верховный?
Бартоломью смотрел на неё ещё мгновение, потом кивнул:
– Даже если и знаешь, я не виню тебя. Ты молода, красива и вполне могла завладеть его вниманием.
Магда качнулась от неожиданных слов, взглянула на него с удивлением, ужасом и восторгом. Она услышала сразу же кучу всего: она красива! Бартоломью так сказал. А ещё он её ревнует.
Неприятно где-то в самой глубине души скользнула сама формулировка, мол. Я тебя не виню, хотя винить её было и не за что, но всё остальное начисто вытеснило эту царапину, заставило уйти её в неизвестность, раствориться.
Увы, на время.
– Я могу узнать больше, – Магда перешла на конструктивный подход, надеясь совладать всё же со своим смущением, но не выходило. Её лицо продолжало пылать, и она усиленно смотрела в сторону, лишь бы не встречаться взглядом с Бартоломью.
Ей казалось логичным, что в ответ на это предложение Бартоломью обрадуется и разрешит ей действовать. Во всяком случае, он предложит какие-то действия, да, она была готова к ограничениям и даже к каким-то предостережениям, да даже к пошаговому плану была готова! Но он вдруг сказал:
– Нет, Магда, ты в это не будешь влезать. Ты передала мне информацию, и сделала правильно, но на этом всё. Мы не знаем насколько Габриэль правдив и сам не введён в заблуждение. А если всё-таки прав, то не знаем, что в голове у Володыки. Дело это опасное, и ты не будешь в него влезать.
И теперь Магда мрачно стояла у окна, пытаясь понять почему её не пустили. Откуда такое недоверие? Откуда такая тревога? Он думает, она не справится? Может быть, всё обошлось бы и без такой мрачности, но Магда накануне посмела спросить:
– А вы…что вы будете делать?
– Я? – Бартоломью задумался, – пожалуй, отправлюсь спать.
– А с информацией? – не унималась Магда.
Бартоломью и сам пока не знал ответа на этот вопрос. Всё нужно было крепко обдумать на раз, два раза, десяток раз! И только после этого решить в какую сторону действовать.
– Пока не знаю, – честно сказал Бартоломью.
Ночь немного сгладила тяжесть этого разговора, но вернувшееся утро было липким и серым. Магде невольно замрачнелось, но мрачнеть без повода было бы глупо, и вот на неё накатило вчерашнее. Он не верит? Он ревнует? Он не принял её слова всерьёз? Не доверяет? Думает, она не справится с чем-то серьёзным?
Каждый следующий вариант был хуже другого, и Магда всё не могла отойти от окна, оторваться от безучастного созерцания серого неба.
– Магда? – Мартин был последним, кого Магда была бы сейчас рада видеть. Она в общем-то его не жаловала, а уж сейчас! – Простите, я помешал?
– Да…то есть уже ничего, – она поморщилась, нет, Мартин не виноват. В сущности, он не так уж и плох. Он аккуратен, точен, зануден, конечно, и лицемерен, но и такие люди должны быть на свете. Магда и сам понимала, что порою очень уж перегибает с издёвками в его сторону – всё равно они его не задевают. – Что-то случилось?
– Я просто хотел узнать, где может быть Верховный? Агнесс попросила его подпись, а он не у себя.
– Я не знаю, – ответила Магда, напоминание о Бартоломью, который и без того не шёл у неё из головы, было каким-то болезненным. – Может быть у Володыки? Или на заседании. Сейчас много всего происходит.
«А может он допытывается про Красные Плащи!» – подумалось Магде с какой-то тихой яростью.
– Да, спасибо, поищу, – Мартин кивнул, – я пойду.
И он пошёл. Абсолютно спокойно, как и полагается верному доброму служащему, у которого много дел, и который точно знает какие дела и когда ему следует выполнять. А Магда осталась стоять, ощущая себя полной дурой.
– Хватит…– прошипела она себе под нос, злясь на саму себя. Надо же, расстрадалась! А из-за чего? Самой бы понять! Нет у неё причины для тревоги или печали. Всё идёт так как надо.
Кроме работы, которую она не завершает и не ведёт, стоя уже четверть часа у окна!
Магда уже пошла, когда распахнулись ведущие в коридор двери и двое хорошо знакомых ей дознавателей вынырнули из них. Это были Морис и Конрад. Первый – огромный, медлительный, похожий на медведя и второй – вертлявый, суетливый и сутулый – они всегда умудрялись быть где-то поблизости друг от друга и были если не друзьями, то хорошими приятелями.
– Что такое? – строго спросила Магда. Она понимала, что её положение уже меняется, все перемены витают в воздухе и сам воздух пропитан уже иным духом. Теперь она Всадник, Бартоломью вчера сказал ей, что приказ о её назначении обнародуют буквально в считанные часы. Но она ещё не научилась в полной мере вести себя иначе, да и вообще не была уверена, что приучится. К тому же, эти люди были старше её, опытнее, но теперь ей надлежало стать над ними и Магда пока старалась не думать о том как это будет.
– Смотри! Смотри! – они заторопились к тому окну, от которого с трудом отлипла Магда, забыв о разнице, что должна была лечь между ними.
Магда повлеклась за ними.
Во дворе, скрытом от глаз любопытных, происходило движение. Несколько стражников стояли наготове у входных дверей, чего-то ждали. Тут же внизу стояли Мартин и… Бартоломью. Магда вздрогнула, увидев его, залюбовалась, не сразу заметив, что там есть ещё и Филиппо – как всегда бесстрастный.
– Что происходит? – спросила Магда дрогнувшим голосом.
– Сейчас поведут! – отозвался Конрад, уступая ей место около окна.
Магда втиснулась между двумя дознавателями. Куда и кого поведут она не имела представления, да и вообще крепко сомневалась в том, что ей по рангу находиться в таком виде и положении, но любопытство брало верх.
– Да чего же мы…– возмутилась Магда, но Конрад перебил её:
– Да тише!
И испуганно взглянул на неё, сообразив, что Магда уже без двух минут назначена Всадником, что, собственно, ни для кого не было секретом.
– Ой…– спохватился Конрад, пока Магда не знала как отреагировать.
На славу милосердия, реагировать и не пришлось, послышался шум во дворе и вся троица выглянула в окно, чтобы увидеть происходящее яснее.
Борко Магда узнала не сразу. она помнила бывшего Главу Городской Стражи степенным, чуть смешливым, добрым и крепким человеком, но разбирательство в Дознании и суд превратили его в согбенного человека, состарили и даже заседили ещё отчётливее волосы. Он казался совсем стариком, и даже походка его была шаркающая, мелкая.
Впрочем, это объяснялось легко. Его нога была прикована на цепь к руке. Видеть эти цепи, протянутые большей частью под одеждой, было невозможно. Во всяком случае, из окна. Но этого и не требовалось – Магда ведь и сама знала как перевозят преступников.
Стража приняла его в заточение. Окружила плотным кольцом, повела медленно и тихо, не производя лишнего шума, к Бартоломью. Тот коротко и тихо что-то сказал ему, потом развернул лист, и, по-видимому, прочёл приговор повторно. Читал он тихо, не желал привлекать внимания тех, кто мог быть занят работой и не должен был слышать лишнего.
Борко кивнул, как бы принимая участь, но его согласие и не требовалось. Крытый экипаж, до того скрытый тенями и глубиной двора от созерцания из окна, выехал поближе. Стража, прежде подчинявшаяся Борко, грубо впихнула его в экипаж. Один из стражников нырнул за ним следом, для безопасности.
– Десять лет на Острове! – Морис распрямился, отходя от окна, – ну дела!
– Не знала, что его увозят сегодня, – сказала Магда, не подумав, и тут же спохватилась. Пресветлый! Как привыкнуть к тому, что ты должна быть выше, чем прежде? Знать больше, скрывать больше?
Морис и Конрад переглянулись, затем Конрад, как более решительный и быстрый на речи, сказал:
– Слушай, кхм… Магда, ты если что будет нужно, говори. Мы же знаем, что ты хороший дознаватель. То есть, да, ты моложе нас, но если Верховный и Володыка видят тебя новым Всадником, то и мы тоже. Мы поможем. Одно дело ведь делаем.
Магда моргнула. Она не была готова к такому.
– Поможем, – подтвердил Морис, – мы одна команда.
Она совсем растерялась, но неожиданно стало легче. С трудом обретая слова, Магда нашлась:
– Спасибо, ребята, надеюсь, мы сработаемся.
Ребята не успели отозваться. Новый шум, на этот раз ещё более приглушённый, понёсся со двора. Троица, не сговариваясь, рванула к окну. На этот раз секретность была куда большая, и преступник, которого вывели во дворик, был с мешком на голове. Мешок, впрочем сняли, чтобы убедиться в том, что в экипаж садят именно того, кого нужно, и Магда с удивлением узнала Юстаса.
– А ему что, уже приговор вынесли? – поразился Конрад. – Про Борко знаю, а вот про Юстаса…
Он взглянул на Магду искоса, но та заставила себя остаться непроницаемой, хотя тоже была удивлена не меньше двух своих соратников. Да, она полагала, что бывший казначей ещё находится на разбирательстве. До того тихо было в городе! Про него словно забыли, и суд…когда и как он состоялся? Сколько ему дали лет на острове? Кем?
Этого Магда не знала. Но выдавать своего незнания она не собиралась. Вместо этого Магда смотрела на то, как Юстаса запихнули в тот же экипаж, следом за ним нырнул ещё один стражник, а потом в экипаж сел…Филиппо.
Он что, собирался сопровождать преступников до Острова?
Экипаж тихо тронулся, неслышно открыли ворота, выпуская скорбную повозку в дальний и горький путь. Бартоломью проследил за отъездом, и когда ворота закрывались, он поднял голову вверх, аккурат к тому окну, в которое глядели Магда, Морис и Конрад.
Морис и Конрад, как спугнутые с шалости дети, нырнули в стороны, даже не задумываясь о том, как глупо выглядят со стороны. Магда хотела повторить их маневр, но осталась всё же стоять, даже чуть-чуть высунулась вперёд, чтобы Бартоломью точно её увидел.
Ей захотелось, чтобы он понял, что она видела и Юстаса. Ей захотелось спросить у него про бывшего казначея. Хотя бы из любопытства.
– Я рад, что вы выглядите бодрее, Володыка, – Бартоломью улыбнулся вежливо и спокойно. Он не знал почему Володыка назначил ему встречу в довольно ранний час, ещё до рассвета, но подозревал, что разговор пойдёт всё-таки не о полезных свойствах раннего завтрака. Речь пойдёт о важном. О чём именно – пока неизвестно. Но никакого волнения. Ему, Бартоломью, нечего скрывать!
– Пресветлый милостив ко мне, – отозвался Володыка. Он и правда выглядел лучше. Пропал землистый цвет лица, набавлявший Володыке Города Святого Престола лишние годы. Побеждал он смерть, всё равно пока ещё побеждал! – Ты прости старика, Верховный, мне не спится, вот и тебя к себе призвал.
Бартоломью очень сомневался, что дело было лишь в этом, но напролом не пошёл. Зачем ему? Вместо этого он лишь покладисто кивнул и заверил:
– Ваше общество лучше всего скрасит мою бессонницу.
– Плохо спишь? – насторожился Володыка, но притих. Служитель, тоже не спавший, правда неясно, по своей воле или по приказу, внёс поднос с фруктовым чаем и печеньем. Поставил между собеседниками, неслышно удалился. – Не стесняйся. Чай хорош. На фруктовой жизни.
– Благодарю, Володыка, – чай Бартоломью не любил, но это было далеко не худшее решение и не самый отвратительный исход. Вдобавок, в кружке чая можно спрятать паузу перед неудобными ответами, если придётся, и он взял одну из чашек. – Да, в последнее время слишком много легло, сами знаете.
– Не знаю, – возразил Володыка, – я потому тебя и назначил, чтобы всего не знать. Но даже то, что мне известно, меня расстраивает. Твою бессонницу я понимаю, лишь призываю быть осторожнее. Плохой сон губит жизнь, делает человека несчастным. Осторожнее, вот и всё. Впрочем, не буду я тебя учить, я хоть и стар, но всё ещё не древность.
– Володыка! – с укоризной воззвал Бартоломью, но был доволен. Нравоучения подобного рода не несли пользы, от них веяло плесневелой сентиментальностью.
– Не тебя одного тревоги мучают, – продолжал Володыка и посерьёзнел. Бартоломью понял, что это и есть то самое, ради чего его и пригласили в это время. – Был у меня тут Филиппо. Как ты о нём думаешь?
– Достойный дознаватель, хотя и очень не желает быть кем-то другим. Я полагал сделать его Всадником. Упирается, обещает в отставку подать. Это эгоистично. Но в целом он очень разумен, – Бартоломью не понимал пока как именно ему нужно подать Филиппо и потому подавал как и было на деле, но коротко, без подробностей. – Но я не понимаю, Володыка…
– Я тоже не очень понял, Бартоломью, когда этот достойный человек пришёл ко мне и издалека, отчаянно юля и петляя, повёл разговор о тебе. Рассказал, что говорили вы о будущем Святого Города.
Володыка сделал паузу, испытующе глянул на Бартоломью, тот молчал. Молчание его было продиктовано не стыдом, а раздумьем. Крепким раздумьем, за которым неясно было ещё решение судьбы самого Филиппо.
– Оно не страшно, – продолжил Володыка, поняв, что не добьётся от Бартоломью ответа, во всяком случае, сразу, – молодые всегда думают о будущем. Это старики думают уже о прошлом, в котором им привычнее. А вам жить в этом Городе, вам определять его дороги.
– Что же он сказал? – спросил Бартоломью, вклиниваясь в неспешные речи Володыки, – мы действительно имели с ним разговор, но он мог меня не совсем правильно истолковать. Моя вина, конечно, если я не донёс ему того, что хотел сказать на самом деле.
– Нет, он всё понял правильно, Бартоломью, – отозвался Володыка. Теперь он хранил спокойствие. – Понял и поспешил ко мне с разговором.
Бартоломью усмехнулся.
– По вам не скажешь, что вас потревожили такой ерундой. Вы весьма бодры.
– Да, это так, хотя я не ожидал такого услышать.
Сам Бартоломью видел два варианта: либо это просто проявление жалости и попытка привести отступников к единству с Городом, либо… блаженки не такие уж и блаженные.
– Габриэль уверен в том, что это правда! – Магда, не знавшая ничего о его мыслях, всколыхнулась, ей показалось, что Бартоломью недостаточно оценивает её вклад. Она старалась, выпытывала всё у Габриэля, а он…
– Габриэль может быть в этом уверен, но нам слова настоятеля, Магда, всего лишь слова. Однако, ты правильно сделала, рассказав мне, – Бартоломью легко преломил её возмущение и тревогу, заговорив спокойно и взглянув с лаской. Она растаяла тотчас. – Может быть, ты и открыла то, что я бы упустил. Может быть даже хорошо, что Габриэль был так откровенен с тобой…
Бартоломью оглядел её с каким-то странным хищным интересом. Он точно знал, чем окончательно стереть обиду Магды, и готов был разыграть эту карту, хотя точно знал, что ревновать её не имеет смысла – никуда она от него не денется, она его полностью, но ей, как и всякой влюблённой женщине будет приятно почувствовать внимание такого рода.
– Я даже удивлён, вот здесь действительно удивлён, почему он так к тебе тяготеет, – Бартоломью сказал это тихо, но смотрел в её глаза, зная, как это на неё подействует.
Сработало безотказно. Магда вспыхнула, на щеках её проступил румянец, затем быстрая искра удовольствия – едва заметная – скользнула в её взгляде и она возмутилась:
– Откуда же я знаю, Верховный?
Бартоломью смотрел на неё ещё мгновение, потом кивнул:
– Даже если и знаешь, я не виню тебя. Ты молода, красива и вполне могла завладеть его вниманием.
Магда качнулась от неожиданных слов, взглянула на него с удивлением, ужасом и восторгом. Она услышала сразу же кучу всего: она красива! Бартоломью так сказал. А ещё он её ревнует.
Неприятно где-то в самой глубине души скользнула сама формулировка, мол. Я тебя не виню, хотя винить её было и не за что, но всё остальное начисто вытеснило эту царапину, заставило уйти её в неизвестность, раствориться.
Увы, на время.
– Я могу узнать больше, – Магда перешла на конструктивный подход, надеясь совладать всё же со своим смущением, но не выходило. Её лицо продолжало пылать, и она усиленно смотрела в сторону, лишь бы не встречаться взглядом с Бартоломью.
Ей казалось логичным, что в ответ на это предложение Бартоломью обрадуется и разрешит ей действовать. Во всяком случае, он предложит какие-то действия, да, она была готова к ограничениям и даже к каким-то предостережениям, да даже к пошаговому плану была готова! Но он вдруг сказал:
– Нет, Магда, ты в это не будешь влезать. Ты передала мне информацию, и сделала правильно, но на этом всё. Мы не знаем насколько Габриэль правдив и сам не введён в заблуждение. А если всё-таки прав, то не знаем, что в голове у Володыки. Дело это опасное, и ты не будешь в него влезать.
И теперь Магда мрачно стояла у окна, пытаясь понять почему её не пустили. Откуда такое недоверие? Откуда такая тревога? Он думает, она не справится? Может быть, всё обошлось бы и без такой мрачности, но Магда накануне посмела спросить:
– А вы…что вы будете делать?
– Я? – Бартоломью задумался, – пожалуй, отправлюсь спать.
– А с информацией? – не унималась Магда.
Бартоломью и сам пока не знал ответа на этот вопрос. Всё нужно было крепко обдумать на раз, два раза, десяток раз! И только после этого решить в какую сторону действовать.
– Пока не знаю, – честно сказал Бартоломью.
Ночь немного сгладила тяжесть этого разговора, но вернувшееся утро было липким и серым. Магде невольно замрачнелось, но мрачнеть без повода было бы глупо, и вот на неё накатило вчерашнее. Он не верит? Он ревнует? Он не принял её слова всерьёз? Не доверяет? Думает, она не справится с чем-то серьёзным?
Каждый следующий вариант был хуже другого, и Магда всё не могла отойти от окна, оторваться от безучастного созерцания серого неба.
– Магда? – Мартин был последним, кого Магда была бы сейчас рада видеть. Она в общем-то его не жаловала, а уж сейчас! – Простите, я помешал?
– Да…то есть уже ничего, – она поморщилась, нет, Мартин не виноват. В сущности, он не так уж и плох. Он аккуратен, точен, зануден, конечно, и лицемерен, но и такие люди должны быть на свете. Магда и сам понимала, что порою очень уж перегибает с издёвками в его сторону – всё равно они его не задевают. – Что-то случилось?
– Я просто хотел узнать, где может быть Верховный? Агнесс попросила его подпись, а он не у себя.
– Я не знаю, – ответила Магда, напоминание о Бартоломью, который и без того не шёл у неё из головы, было каким-то болезненным. – Может быть у Володыки? Или на заседании. Сейчас много всего происходит.
«А может он допытывается про Красные Плащи!» – подумалось Магде с какой-то тихой яростью.
– Да, спасибо, поищу, – Мартин кивнул, – я пойду.
И он пошёл. Абсолютно спокойно, как и полагается верному доброму служащему, у которого много дел, и который точно знает какие дела и когда ему следует выполнять. А Магда осталась стоять, ощущая себя полной дурой.
– Хватит…– прошипела она себе под нос, злясь на саму себя. Надо же, расстрадалась! А из-за чего? Самой бы понять! Нет у неё причины для тревоги или печали. Всё идёт так как надо.
Кроме работы, которую она не завершает и не ведёт, стоя уже четверть часа у окна!
Магда уже пошла, когда распахнулись ведущие в коридор двери и двое хорошо знакомых ей дознавателей вынырнули из них. Это были Морис и Конрад. Первый – огромный, медлительный, похожий на медведя и второй – вертлявый, суетливый и сутулый – они всегда умудрялись быть где-то поблизости друг от друга и были если не друзьями, то хорошими приятелями.
– Что такое? – строго спросила Магда. Она понимала, что её положение уже меняется, все перемены витают в воздухе и сам воздух пропитан уже иным духом. Теперь она Всадник, Бартоломью вчера сказал ей, что приказ о её назначении обнародуют буквально в считанные часы. Но она ещё не научилась в полной мере вести себя иначе, да и вообще не была уверена, что приучится. К тому же, эти люди были старше её, опытнее, но теперь ей надлежало стать над ними и Магда пока старалась не думать о том как это будет.
– Смотри! Смотри! – они заторопились к тому окну, от которого с трудом отлипла Магда, забыв о разнице, что должна была лечь между ними.
Магда повлеклась за ними.
Во дворе, скрытом от глаз любопытных, происходило движение. Несколько стражников стояли наготове у входных дверей, чего-то ждали. Тут же внизу стояли Мартин и… Бартоломью. Магда вздрогнула, увидев его, залюбовалась, не сразу заметив, что там есть ещё и Филиппо – как всегда бесстрастный.
– Что происходит? – спросила Магда дрогнувшим голосом.
– Сейчас поведут! – отозвался Конрад, уступая ей место около окна.
Магда втиснулась между двумя дознавателями. Куда и кого поведут она не имела представления, да и вообще крепко сомневалась в том, что ей по рангу находиться в таком виде и положении, но любопытство брало верх.
– Да чего же мы…– возмутилась Магда, но Конрад перебил её:
– Да тише!
И испуганно взглянул на неё, сообразив, что Магда уже без двух минут назначена Всадником, что, собственно, ни для кого не было секретом.
– Ой…– спохватился Конрад, пока Магда не знала как отреагировать.
На славу милосердия, реагировать и не пришлось, послышался шум во дворе и вся троица выглянула в окно, чтобы увидеть происходящее яснее.
Борко Магда узнала не сразу. она помнила бывшего Главу Городской Стражи степенным, чуть смешливым, добрым и крепким человеком, но разбирательство в Дознании и суд превратили его в согбенного человека, состарили и даже заседили ещё отчётливее волосы. Он казался совсем стариком, и даже походка его была шаркающая, мелкая.
Впрочем, это объяснялось легко. Его нога была прикована на цепь к руке. Видеть эти цепи, протянутые большей частью под одеждой, было невозможно. Во всяком случае, из окна. Но этого и не требовалось – Магда ведь и сама знала как перевозят преступников.
Стража приняла его в заточение. Окружила плотным кольцом, повела медленно и тихо, не производя лишнего шума, к Бартоломью. Тот коротко и тихо что-то сказал ему, потом развернул лист, и, по-видимому, прочёл приговор повторно. Читал он тихо, не желал привлекать внимания тех, кто мог быть занят работой и не должен был слышать лишнего.
Борко кивнул, как бы принимая участь, но его согласие и не требовалось. Крытый экипаж, до того скрытый тенями и глубиной двора от созерцания из окна, выехал поближе. Стража, прежде подчинявшаяся Борко, грубо впихнула его в экипаж. Один из стражников нырнул за ним следом, для безопасности.
– Десять лет на Острове! – Морис распрямился, отходя от окна, – ну дела!
– Не знала, что его увозят сегодня, – сказала Магда, не подумав, и тут же спохватилась. Пресветлый! Как привыкнуть к тому, что ты должна быть выше, чем прежде? Знать больше, скрывать больше?
Морис и Конрад переглянулись, затем Конрад, как более решительный и быстрый на речи, сказал:
– Слушай, кхм… Магда, ты если что будет нужно, говори. Мы же знаем, что ты хороший дознаватель. То есть, да, ты моложе нас, но если Верховный и Володыка видят тебя новым Всадником, то и мы тоже. Мы поможем. Одно дело ведь делаем.
Магда моргнула. Она не была готова к такому.
– Поможем, – подтвердил Морис, – мы одна команда.
Она совсем растерялась, но неожиданно стало легче. С трудом обретая слова, Магда нашлась:
– Спасибо, ребята, надеюсь, мы сработаемся.
Ребята не успели отозваться. Новый шум, на этот раз ещё более приглушённый, понёсся со двора. Троица, не сговариваясь, рванула к окну. На этот раз секретность была куда большая, и преступник, которого вывели во дворик, был с мешком на голове. Мешок, впрочем сняли, чтобы убедиться в том, что в экипаж садят именно того, кого нужно, и Магда с удивлением узнала Юстаса.
– А ему что, уже приговор вынесли? – поразился Конрад. – Про Борко знаю, а вот про Юстаса…
Он взглянул на Магду искоса, но та заставила себя остаться непроницаемой, хотя тоже была удивлена не меньше двух своих соратников. Да, она полагала, что бывший казначей ещё находится на разбирательстве. До того тихо было в городе! Про него словно забыли, и суд…когда и как он состоялся? Сколько ему дали лет на острове? Кем?
Этого Магда не знала. Но выдавать своего незнания она не собиралась. Вместо этого Магда смотрела на то, как Юстаса запихнули в тот же экипаж, следом за ним нырнул ещё один стражник, а потом в экипаж сел…Филиппо.
Он что, собирался сопровождать преступников до Острова?
Экипаж тихо тронулся, неслышно открыли ворота, выпуская скорбную повозку в дальний и горький путь. Бартоломью проследил за отъездом, и когда ворота закрывались, он поднял голову вверх, аккурат к тому окну, в которое глядели Магда, Морис и Конрад.
Морис и Конрад, как спугнутые с шалости дети, нырнули в стороны, даже не задумываясь о том, как глупо выглядят со стороны. Магда хотела повторить их маневр, но осталась всё же стоять, даже чуть-чуть высунулась вперёд, чтобы Бартоломью точно её увидел.
Ей захотелось, чтобы он понял, что она видела и Юстаса. Ей захотелось спросить у него про бывшего казначея. Хотя бы из любопытства.
Глава 25. Недоверие
– Я рад, что вы выглядите бодрее, Володыка, – Бартоломью улыбнулся вежливо и спокойно. Он не знал почему Володыка назначил ему встречу в довольно ранний час, ещё до рассвета, но подозревал, что разговор пойдёт всё-таки не о полезных свойствах раннего завтрака. Речь пойдёт о важном. О чём именно – пока неизвестно. Но никакого волнения. Ему, Бартоломью, нечего скрывать!
– Пресветлый милостив ко мне, – отозвался Володыка. Он и правда выглядел лучше. Пропал землистый цвет лица, набавлявший Володыке Города Святого Престола лишние годы. Побеждал он смерть, всё равно пока ещё побеждал! – Ты прости старика, Верховный, мне не спится, вот и тебя к себе призвал.
Бартоломью очень сомневался, что дело было лишь в этом, но напролом не пошёл. Зачем ему? Вместо этого он лишь покладисто кивнул и заверил:
– Ваше общество лучше всего скрасит мою бессонницу.
– Плохо спишь? – насторожился Володыка, но притих. Служитель, тоже не спавший, правда неясно, по своей воле или по приказу, внёс поднос с фруктовым чаем и печеньем. Поставил между собеседниками, неслышно удалился. – Не стесняйся. Чай хорош. На фруктовой жизни.
– Благодарю, Володыка, – чай Бартоломью не любил, но это было далеко не худшее решение и не самый отвратительный исход. Вдобавок, в кружке чая можно спрятать паузу перед неудобными ответами, если придётся, и он взял одну из чашек. – Да, в последнее время слишком много легло, сами знаете.
– Не знаю, – возразил Володыка, – я потому тебя и назначил, чтобы всего не знать. Но даже то, что мне известно, меня расстраивает. Твою бессонницу я понимаю, лишь призываю быть осторожнее. Плохой сон губит жизнь, делает человека несчастным. Осторожнее, вот и всё. Впрочем, не буду я тебя учить, я хоть и стар, но всё ещё не древность.
– Володыка! – с укоризной воззвал Бартоломью, но был доволен. Нравоучения подобного рода не несли пользы, от них веяло плесневелой сентиментальностью.
– Не тебя одного тревоги мучают, – продолжал Володыка и посерьёзнел. Бартоломью понял, что это и есть то самое, ради чего его и пригласили в это время. – Был у меня тут Филиппо. Как ты о нём думаешь?
– Достойный дознаватель, хотя и очень не желает быть кем-то другим. Я полагал сделать его Всадником. Упирается, обещает в отставку подать. Это эгоистично. Но в целом он очень разумен, – Бартоломью не понимал пока как именно ему нужно подать Филиппо и потому подавал как и было на деле, но коротко, без подробностей. – Но я не понимаю, Володыка…
– Я тоже не очень понял, Бартоломью, когда этот достойный человек пришёл ко мне и издалека, отчаянно юля и петляя, повёл разговор о тебе. Рассказал, что говорили вы о будущем Святого Города.
Володыка сделал паузу, испытующе глянул на Бартоломью, тот молчал. Молчание его было продиктовано не стыдом, а раздумьем. Крепким раздумьем, за которым неясно было ещё решение судьбы самого Филиппо.
– Оно не страшно, – продолжил Володыка, поняв, что не добьётся от Бартоломью ответа, во всяком случае, сразу, – молодые всегда думают о будущем. Это старики думают уже о прошлом, в котором им привычнее. А вам жить в этом Городе, вам определять его дороги.
– Что же он сказал? – спросил Бартоломью, вклиниваясь в неспешные речи Володыки, – мы действительно имели с ним разговор, но он мог меня не совсем правильно истолковать. Моя вина, конечно, если я не донёс ему того, что хотел сказать на самом деле.
– Нет, он всё понял правильно, Бартоломью, – отозвался Володыка. Теперь он хранил спокойствие. – Понял и поспешил ко мне с разговором.
Бартоломью усмехнулся.
– По вам не скажешь, что вас потревожили такой ерундой. Вы весьма бодры.
– Да, это так, хотя я не ожидал такого услышать.
