- Расскажи об этом празднике.
Говорить было куда проще, чем молча идти и ждать косых взглядов, потому Кеа с готовностью откликнулась:
- Когда наступает шестая полная луна от окончания зимней ночи, мы встречаем лето. Разжигаем костры, оставляем угощение для духов, прячущихся в ночи, чтобы никто в эту ночь не остался обделенным. Каждый должен танцевать и пировать, чтобы урожай был таким же обильным и щедрым, как накрытый стол. В эту ночь отказаться разделить угощение это оскорбление не только пригласившего разделить трапезу, но и неуважение духов предков.
Девушка чуть ускорила шаг, чтобы быстрее выйти за ворота. Шипение пара и звон молота, тяжелое дыхание мехов… Работа в кузнице кипела, потому можно было надеться, что их с пустынником не заметят. Тот на пару мгновений перевел взгляд на каменную стену, на которую Кеа старательно не смотрела, потом снова повернулся к девушке:
- Тебя кто-то обижает?
Кеа тихо фыркнула, поджав губы, и упрямо помотала головой. Она рассказывать о поведении Олиса даже деду не стала. Да и пожалуйся кому, ну, прихватил парень понравившуюся девушку в темном углу, поцеловал… Ничего страшного же не случилось. Потому говорить Пааво она не стала, даже больше от обиды и смущения, чем страха, что шаман отмахнется. А уж о том, чтобы признаться в этом пустыннику… Стыд какой!
Риман, если и не поверил, больше вопросов задавать не стал, и Кеа поспешила увести его к воротам, распахнутым настежь. Сквозь просветы между деревьями виднелся сложенный из толстых бревен будущий костер. Возле него суетились два подростка, на которых покрикивал мужчина постарше. Но стоило Кеа с южаниным приблизиться, разговор прекратился, и девушка с трудом сдержалась, чтобы не перейти на бег, чувствуя направленные в спину взгляды. И чтобы отвлечься, задала первый вопрос, который пришел в голову:
- А это масло, которое на тебя выливалось… Ты так и ходил, благоухающий тухлой рыбой в меду?
Принц усмехнулся, покачал головой, но всё же ответил.
- Для того, чтобы избавиться от него, нужно выучиться довольно сложное заклятие. Таким образом учитель не только тренировал мою выдержку, но и память. И носы окружающих.
- Если ты сын короля, то разве этот учитель не боялся гнева своего господина? – Кеа попыталась представить, как кто-то выставляет в таком свете сына конунга, и решила, что больше наставника у него бы не было.
- Мои родители придерживаются мнения, что ребенку нужно давать ошибаться и учиться на ошибках. И помогать советом и подсказкой, но решить проблему должен был я сам. После третьего раза научился тому заклятию, отбивающему запах.
Поляна для празднования полностью скрылась за деревьями, и Линискеа перестала сжиматься и ожидать окрика или ругательства. Теперь можно было втянуть влажный воздух, оседающий на языке привкусом соли.
Они сошли с тропинки, Кеа не стала ни углубляться в лес, ни спускаться к узкому заливчику, где уже стояли лодки рыбаков, давно вернувшихся с утреннего лова. Заросший густой травой и жгучими плетьми ежевики высокий берег не был излюбленным местом жителей деревни, потому здесь можно было не опасаться посторонних ушей. Разве что комаров, но они просто искусают, от людей же можно чего угодно ожидать…
- Какие они?
У Линискеа было множество более важных вопросов, а спросила это, привлеченная тем, как Риман говорил о родителях. Пусть тон его не изменился, и всё же было заметно, что он к ним привязан.
- Отец строгий, но справедливый, он постоянно занят, в делах, и все же всегда находит время на семью. Мама… Она мудрая. Иногда её уроки выглядят жестокими, но то, чему учила меня она, не раз спасало в тяжелых ситуациях.
Кеа зачарованно слушала, не отводя глаз от лица принца. Он смотрел на залив, и его глаза казались затуманенными, будто мыслями он был далеко. Тихий ровный голос, в котором звучало что-то такое, что девушке стало неудобно, будто подслушала нечто глубоко личное.
Её семья состояла из деда и Акку. Ну, и Ингмара. Молчаливый шаман и ворчливая старуха, не упускающая случая отругать детей. И не сразу за этой привычкой браниться и недовольно сетовать на их проделки можно было рассмотреть заботу о семье…
- Они часто ругали тебя в детстве?
- Никогда. Хотя теперь я понимаю, что были случаи, когда им этого очень хотелось. Вместо этого мы исправляли то, что натворили, это было и наказанием, и уроком.
- Мы? – Кеа поежилась на свежем ветру, вести Римана так далеко она не планировала, собираясь пройти вокруг деревни, потому вышла в одном платье, не прихватив даже шаль.
- У меня есть брат. – Южанин, который на неё в тот момент вообще не смотрел, сбросил плащ, и девушка едва не отпрянула от неожиданности, когда согретая его теплом ткань легла на плечи. – И сестра. Идем, здесь свежо.
Линискеа послушно двинулась следом за ним, про себя недоумевая от собственной покорности. Но здесь и впрямь было холодновато, потому не возражала, когда Риман отвел её ближе к опушке. Море отсюда было не видно, но и свежий ветер путался в прибрежных кустах, не ероша волосы и не холодя щеки.
Плащ был ей почти впору, разве что самую малость волочился по траве, перед глазами маячила спина южанина, затянутая в темную ткань. Ещё одна странность – если он сын правителя, должен выглядеть соответственно, но одевался Риман едва ли не скромнее всех. Разве что тот странный мужчина, от которого она не слышала ни слова, был ещё неприметнее. Когда она спросила о нём, принц южан ответил, что это его охранник, который не может отлучаться, потому всегда будет рядом. А поскольку это было в первый день, когда гнев на Олиса и неприязнь к пустынникам были особенно сильны, кто бы знал, чего ей стоило сдержаться и не спросить, сопровождает ли он его и в уборную. В последний момент язык прикусила! Но судя по тому, как смотрел на неё Риман, он незаданный вопрос уловил, отчего Кеа расстроилась только ещё сильнее.
В деревне действительно что-то назревало, но принц не был уверен, что дело только в празднике.
Больше всего настораживал тот факт, что местные перестали провоцировать конфликты. Прекратились вылазки к лагерю, никто не следовал по пятам, даже особо не давая себе труд делать это незаметно. И команда, несколько одуревшая от безделья, подобралась, понимая, что это неспроста.
- Если никто не может отказаться от угощения, стоит ли нам опасаться яда? – Свой плащ Риман не забрал, и девушка, немного потоптавшись, прямо в нём уселась на покрытый белесым лишайником валун. Тот торчал из зарослей низкой жесткой травы, будто обломок зуба великана.
Тень остановился в паре десятков шагов от них, чтобы не мешать господину говорить с ведьмой. Лишь дал знак, что рядом никого нет, потому они могут общаться свободно.
- Нет, что ты! Попытаться отравить в такой день через праздничную трапезу – святотатство, - она быстро замотала головой, а потом задумалась. – Хотя, если не до смерти…
В конце концов, собственную совесть можно успокоить мыслью, что прочистка желудка иногда бывает на пользу, а если кто умер, то это от хрупкого здоровья…
- Хорошо, значит, всю еду будем проверять, - Риман сосредоточенно кивнул, стараясь не улыбнуться, глядя на юную ведьму, по макушке которой полз большой зеленый жук. Хозяйка макушки сидела, чуть нахохлившись и, сама того не замечая, пальцами перебирала край его плаща. Солнце вызолотило ей волосы, окружая голову Кеа сияющим ореолом. Жук тоже сиял.
Ремонт корабля был закончен несколько дней назад, и всё же команда во главе с капитаном упорно продолжала делать вид, что никак не может восстановить управление судна. Риман подозревал, что это бесполезно, все-таки северяне опытные мореходы, и понять, исправен ли корабль, смогут без проблем, но это было единственной благородной причиной задержки.
Вторая причина сейчас сидела перед ним, прикусив в задумчивости губу и сосредоточенно рассматривающая траву под ногами. То, что она опасается кого-то из кузницы, он понял сразу, когда увидел украдкой брошенный тревожный взгляд. И, кажется, даже знал, кого именно она опасается.
Того, кто с ночи не показывается на глаза соседям, пока не отмоется от стойкого запаха навоза. Спрашивать напрямую Риман не стал, но догадывался, что подобное своеобразное украшение двери девушки вряд ли относится к ухаживаниям, потому порыв Тени устроить плечистому детине падение в пахучее содержимое ведра одобрил. Но говорить ничего ни шаману, ни Кеа не стал. Старик и без того догадывался, что его решение стало причиной раскола среди жителей деревни, а расстраивать свою ученицу Риману не хотелось.
Назим не просто так обосновался на крыше. Толку с него, как с кровельщика, было немного, но особых талантов, чтобы заменить свежей соломой те места, где она успела подгнить от дождя, и не требовалось. Заодно закрыть проделанную кем-то дыру, которой пару дней назад не было. На подозрительное шуршание Риман обратил внимание несколько дней назад, и сразу прекратил урок под предлогом того, что ему нужно переговорить с Пааво. Кеа его решению не то, чтобы обрадовалась, но и не возражала, и оставшееся время, что они провели в доме шамана, принц чутко прислушивался, пытаясь понять, показалось ему или нет. Не показалось. Кем бы ни был любитель послушать то, что не предназначалось для его ушей, застигнуть его на месте преступления не получилось, потому Назим поступил в распоряжение склочной старухи, заправлявшей бытом семьи шамана. Послушно колол дрова, переворачивал сложенное на чердаке для просушки душистое сено и даже пару раз ходил за водой, чем крайне заинтересовал местных девушек. Старуха от дармовой рабочей силы отказываться не стала, гоняя довольно могущественного мага так, как того не гонял магистр Эйдал во время обучения, славившийся изощренностью методов воспитательного процесса, но Акку и его обошла.
Это тоже казалось странным и даже немного смешным, особенно, когда Кеа сказала, что это женщина – рабыня. Риман мог поклясться, что рабского в ней не больше, чем в нём самом. Кем бы ни служила старуха, её целью и смыслом жизни была Линискеа. По тому, как бдительно Акку следила, чтобы никто не обидел юную ведьму, грубоватой заботе, а больше всего - по бросаемым на их занятия взглядам становилось ясно, что она знает больше, чем хочет показать. Понимала это Кеа или нет, Риман так и не узнал, а спрашивать считал преждевременным.
То, что шаман понимает их язык, тоже стало понятно почти сразу. Да он того особо и не скрывал. А вот Линискеа… Если Пааво говорил на наречии Гарета, знал, когда прибудет посольство и собирался отправить с ними внучку, неужели он не обучил бы её речи будущей родины? Она же ни разу не выдала, что понимает их, когда Риман и Назим переходили на родной язык. То есть, всегда. Назиму речь варваров давалась нелегко, его не готовили к придворной жизни, потому уроки истории и диалекта Аскейма он не посещал. И теперь отчаянно пытался уловить в какофонии гортанных рычащих звуков что-то, похожее на человеческое общение. Принц же благодаря занятиям с Кеа в нём продвинулся даже больше, чем надеялся. Сама того не замечая, девушка помогала, когда подсказывала те слова, что он не знал, мягко смеялась над неправильным произношением или уверяла, что она, конечно, важная персона, но не до такой степени, чтобы использовать особое «вы», которым обращаются только к конунгу и только во время военного похода. Таких тонкостей Риман не знал, потому признавал, что хоть с каждым днем промедления опасность усиливается, это странное затишье на грани мира и конфликта ему нравится. И даже обучение сильной и почти неуправляемой ведьмы тоже нравится. Было что-то завораживающее в том, чтобы видеть, как искрящаяся в ней сила становится чуть более ручной и податливой. Как сама Кеа постепенно убирает колючки и всё чаще улыбается.
Она оказалось совсем не такой, какой можно было бы представить могущественную ведьму варваров. Милая девушка, смешливая и порывистая, пытающаяся за решимостью и строгостью спрятать смущение и страх. И если поначалу Риман решил было, что она боится его самого, то потом понял свою ошибку – она боится себя. Боится настолько, что не доверяет дару, пытается зажать его в тиски мнимого контроля, чем ещё больше себе вредит. Но как объяснить это, он не знал. Мешало и отсутствие доверия, которое обязательно между учеником и наставником, и то, что в полной мере овладеть языком северян невозможно, и порой ему отчаянно не хватало нужных слов.
- Расскажи о своей родине, - внезапно попросила Линискеа. – У вас есть такие праздники, как сегодняшний?
- Да, только он немного другой. Мы празднуем начало сезона дождей, для вас это зима. – Риман уловил движение чуть дальше по тропе, но Тень остался спокоен, значит, это их охрана. Пусть шаман и уверял, что никто не посмеет ослушаться его слова, принц решил не искушать судьбу. К тому же попытка отправиться в деревню только с Тенью и Назимом вызвала бы яростное возражение команды, совершенно не доверявшим варварам. Риман им тоже не доверял, потом о подобном и не заикался.
- Зима это дожди?! – Кеа подняла голову, с недоверием глядя на принца. – А снег и мороз?
- В горах – да, но на равнинах и побережье их не бывает.
Девушка смотрела едва ли не с обидой, явно не способная представить, как это – зима без снега? Откровенно говоря, их лето больше походило на раннюю весну в Гарете, потому Риман понимал её недоумение. К тому же озадаченное выражение так забавно смотрелось на нежном девичьем лице, что хотелось снова чем-то её удивить.
Нет, он всё-таки решил поиздеваться… Как это – нет снега?! А что тогда есть? Или он хочет сказать, что у них весь год растет трава и созревает урожай? Тогда можно понять конунга, такую страну стоит завоевывать…
Кеа не стала уличать южанина в обмане, решив уточнить у деда. Он наверняка знает, что и как происходит у этих пустынников.
Ветер снова поменялся, он принес аромат дыма со стороны деревни, и пришлось подниматься. Хотя возвращаться туда очень не хотелось. Ещё никогда Линискеа так не тяготилась общением с другими людьми, но деваться некуда, разве что повыше задрать подбородок и не реагировать ни на слова, ни на взгляды. Разве что захотелось уточнить напоследок:
- Все, кто находятся рядом с деревней, должны прийти на праздник.
Риман чуть нахмурился:
- А как же охрана?
- Обычно она не нужна, поэтому речь о всех, от младенцев до стариков.
- Идеальное время, чтобы напасть и одним разом всех перебить, - негромко пробормотал он, за что удостоился укоризненного взгляда.
- Этот праздник священен для всех жителей Аскейма, так что никаких набегов или раздоров. Но вы не наших кровей, поэтому будьте осторожнее…
Она не договорила, Риман кивнул. Без слов было понятно - если что-то произойдет этой ночью, подозрение сразу падет на пришлых.
- Идём, я провожу тебя, - южанин подал руку, на которую Кеа сначала недоуменно покосилась, но потом всё же оперлась, поднимаясь. И про себя удивляюсь – неужели их женщины настолько немощны, что не могут самостоятельно встать со скамьи? Как же они тогда работают в поле и рожают детей?
И всё же в этом жесте, который для Римана был настолько обыденным, что он протянул ладонь, явно думая о чем-то другом, было нечто непривычное, но лестное. Он не мог не заметить, как Линискеа легко и без усилий балансирует на скользкой тропе с двумя наполненными водой кувшинами.
Говорить было куда проще, чем молча идти и ждать косых взглядов, потому Кеа с готовностью откликнулась:
- Когда наступает шестая полная луна от окончания зимней ночи, мы встречаем лето. Разжигаем костры, оставляем угощение для духов, прячущихся в ночи, чтобы никто в эту ночь не остался обделенным. Каждый должен танцевать и пировать, чтобы урожай был таким же обильным и щедрым, как накрытый стол. В эту ночь отказаться разделить угощение это оскорбление не только пригласившего разделить трапезу, но и неуважение духов предков.
Девушка чуть ускорила шаг, чтобы быстрее выйти за ворота. Шипение пара и звон молота, тяжелое дыхание мехов… Работа в кузнице кипела, потому можно было надеться, что их с пустынником не заметят. Тот на пару мгновений перевел взгляд на каменную стену, на которую Кеа старательно не смотрела, потом снова повернулся к девушке:
- Тебя кто-то обижает?
Кеа тихо фыркнула, поджав губы, и упрямо помотала головой. Она рассказывать о поведении Олиса даже деду не стала. Да и пожалуйся кому, ну, прихватил парень понравившуюся девушку в темном углу, поцеловал… Ничего страшного же не случилось. Потому говорить Пааво она не стала, даже больше от обиды и смущения, чем страха, что шаман отмахнется. А уж о том, чтобы признаться в этом пустыннику… Стыд какой!
Риман, если и не поверил, больше вопросов задавать не стал, и Кеа поспешила увести его к воротам, распахнутым настежь. Сквозь просветы между деревьями виднелся сложенный из толстых бревен будущий костер. Возле него суетились два подростка, на которых покрикивал мужчина постарше. Но стоило Кеа с южаниным приблизиться, разговор прекратился, и девушка с трудом сдержалась, чтобы не перейти на бег, чувствуя направленные в спину взгляды. И чтобы отвлечься, задала первый вопрос, который пришел в голову:
- А это масло, которое на тебя выливалось… Ты так и ходил, благоухающий тухлой рыбой в меду?
Принц усмехнулся, покачал головой, но всё же ответил.
- Для того, чтобы избавиться от него, нужно выучиться довольно сложное заклятие. Таким образом учитель не только тренировал мою выдержку, но и память. И носы окружающих.
- Если ты сын короля, то разве этот учитель не боялся гнева своего господина? – Кеа попыталась представить, как кто-то выставляет в таком свете сына конунга, и решила, что больше наставника у него бы не было.
- Мои родители придерживаются мнения, что ребенку нужно давать ошибаться и учиться на ошибках. И помогать советом и подсказкой, но решить проблему должен был я сам. После третьего раза научился тому заклятию, отбивающему запах.
Поляна для празднования полностью скрылась за деревьями, и Линискеа перестала сжиматься и ожидать окрика или ругательства. Теперь можно было втянуть влажный воздух, оседающий на языке привкусом соли.
Они сошли с тропинки, Кеа не стала ни углубляться в лес, ни спускаться к узкому заливчику, где уже стояли лодки рыбаков, давно вернувшихся с утреннего лова. Заросший густой травой и жгучими плетьми ежевики высокий берег не был излюбленным местом жителей деревни, потому здесь можно было не опасаться посторонних ушей. Разве что комаров, но они просто искусают, от людей же можно чего угодно ожидать…
- Какие они?
У Линискеа было множество более важных вопросов, а спросила это, привлеченная тем, как Риман говорил о родителях. Пусть тон его не изменился, и всё же было заметно, что он к ним привязан.
- Отец строгий, но справедливый, он постоянно занят, в делах, и все же всегда находит время на семью. Мама… Она мудрая. Иногда её уроки выглядят жестокими, но то, чему учила меня она, не раз спасало в тяжелых ситуациях.
Кеа зачарованно слушала, не отводя глаз от лица принца. Он смотрел на залив, и его глаза казались затуманенными, будто мыслями он был далеко. Тихий ровный голос, в котором звучало что-то такое, что девушке стало неудобно, будто подслушала нечто глубоко личное.
Её семья состояла из деда и Акку. Ну, и Ингмара. Молчаливый шаман и ворчливая старуха, не упускающая случая отругать детей. И не сразу за этой привычкой браниться и недовольно сетовать на их проделки можно было рассмотреть заботу о семье…
- Они часто ругали тебя в детстве?
- Никогда. Хотя теперь я понимаю, что были случаи, когда им этого очень хотелось. Вместо этого мы исправляли то, что натворили, это было и наказанием, и уроком.
- Мы? – Кеа поежилась на свежем ветру, вести Римана так далеко она не планировала, собираясь пройти вокруг деревни, потому вышла в одном платье, не прихватив даже шаль.
- У меня есть брат. – Южанин, который на неё в тот момент вообще не смотрел, сбросил плащ, и девушка едва не отпрянула от неожиданности, когда согретая его теплом ткань легла на плечи. – И сестра. Идем, здесь свежо.
Линискеа послушно двинулась следом за ним, про себя недоумевая от собственной покорности. Но здесь и впрямь было холодновато, потому не возражала, когда Риман отвел её ближе к опушке. Море отсюда было не видно, но и свежий ветер путался в прибрежных кустах, не ероша волосы и не холодя щеки.
Плащ был ей почти впору, разве что самую малость волочился по траве, перед глазами маячила спина южанина, затянутая в темную ткань. Ещё одна странность – если он сын правителя, должен выглядеть соответственно, но одевался Риман едва ли не скромнее всех. Разве что тот странный мужчина, от которого она не слышала ни слова, был ещё неприметнее. Когда она спросила о нём, принц южан ответил, что это его охранник, который не может отлучаться, потому всегда будет рядом. А поскольку это было в первый день, когда гнев на Олиса и неприязнь к пустынникам были особенно сильны, кто бы знал, чего ей стоило сдержаться и не спросить, сопровождает ли он его и в уборную. В последний момент язык прикусила! Но судя по тому, как смотрел на неё Риман, он незаданный вопрос уловил, отчего Кеа расстроилась только ещё сильнее.
В деревне действительно что-то назревало, но принц не был уверен, что дело только в празднике.
Больше всего настораживал тот факт, что местные перестали провоцировать конфликты. Прекратились вылазки к лагерю, никто не следовал по пятам, даже особо не давая себе труд делать это незаметно. И команда, несколько одуревшая от безделья, подобралась, понимая, что это неспроста.
- Если никто не может отказаться от угощения, стоит ли нам опасаться яда? – Свой плащ Риман не забрал, и девушка, немного потоптавшись, прямо в нём уселась на покрытый белесым лишайником валун. Тот торчал из зарослей низкой жесткой травы, будто обломок зуба великана.
Тень остановился в паре десятков шагов от них, чтобы не мешать господину говорить с ведьмой. Лишь дал знак, что рядом никого нет, потому они могут общаться свободно.
- Нет, что ты! Попытаться отравить в такой день через праздничную трапезу – святотатство, - она быстро замотала головой, а потом задумалась. – Хотя, если не до смерти…
В конце концов, собственную совесть можно успокоить мыслью, что прочистка желудка иногда бывает на пользу, а если кто умер, то это от хрупкого здоровья…
- Хорошо, значит, всю еду будем проверять, - Риман сосредоточенно кивнул, стараясь не улыбнуться, глядя на юную ведьму, по макушке которой полз большой зеленый жук. Хозяйка макушки сидела, чуть нахохлившись и, сама того не замечая, пальцами перебирала край его плаща. Солнце вызолотило ей волосы, окружая голову Кеа сияющим ореолом. Жук тоже сиял.
Ремонт корабля был закончен несколько дней назад, и всё же команда во главе с капитаном упорно продолжала делать вид, что никак не может восстановить управление судна. Риман подозревал, что это бесполезно, все-таки северяне опытные мореходы, и понять, исправен ли корабль, смогут без проблем, но это было единственной благородной причиной задержки.
Вторая причина сейчас сидела перед ним, прикусив в задумчивости губу и сосредоточенно рассматривающая траву под ногами. То, что она опасается кого-то из кузницы, он понял сразу, когда увидел украдкой брошенный тревожный взгляд. И, кажется, даже знал, кого именно она опасается.
Того, кто с ночи не показывается на глаза соседям, пока не отмоется от стойкого запаха навоза. Спрашивать напрямую Риман не стал, но догадывался, что подобное своеобразное украшение двери девушки вряд ли относится к ухаживаниям, потому порыв Тени устроить плечистому детине падение в пахучее содержимое ведра одобрил. Но говорить ничего ни шаману, ни Кеа не стал. Старик и без того догадывался, что его решение стало причиной раскола среди жителей деревни, а расстраивать свою ученицу Риману не хотелось.
Назим не просто так обосновался на крыше. Толку с него, как с кровельщика, было немного, но особых талантов, чтобы заменить свежей соломой те места, где она успела подгнить от дождя, и не требовалось. Заодно закрыть проделанную кем-то дыру, которой пару дней назад не было. На подозрительное шуршание Риман обратил внимание несколько дней назад, и сразу прекратил урок под предлогом того, что ему нужно переговорить с Пааво. Кеа его решению не то, чтобы обрадовалась, но и не возражала, и оставшееся время, что они провели в доме шамана, принц чутко прислушивался, пытаясь понять, показалось ему или нет. Не показалось. Кем бы ни был любитель послушать то, что не предназначалось для его ушей, застигнуть его на месте преступления не получилось, потому Назим поступил в распоряжение склочной старухи, заправлявшей бытом семьи шамана. Послушно колол дрова, переворачивал сложенное на чердаке для просушки душистое сено и даже пару раз ходил за водой, чем крайне заинтересовал местных девушек. Старуха от дармовой рабочей силы отказываться не стала, гоняя довольно могущественного мага так, как того не гонял магистр Эйдал во время обучения, славившийся изощренностью методов воспитательного процесса, но Акку и его обошла.
Это тоже казалось странным и даже немного смешным, особенно, когда Кеа сказала, что это женщина – рабыня. Риман мог поклясться, что рабского в ней не больше, чем в нём самом. Кем бы ни служила старуха, её целью и смыслом жизни была Линискеа. По тому, как бдительно Акку следила, чтобы никто не обидел юную ведьму, грубоватой заботе, а больше всего - по бросаемым на их занятия взглядам становилось ясно, что она знает больше, чем хочет показать. Понимала это Кеа или нет, Риман так и не узнал, а спрашивать считал преждевременным.
То, что шаман понимает их язык, тоже стало понятно почти сразу. Да он того особо и не скрывал. А вот Линискеа… Если Пааво говорил на наречии Гарета, знал, когда прибудет посольство и собирался отправить с ними внучку, неужели он не обучил бы её речи будущей родины? Она же ни разу не выдала, что понимает их, когда Риман и Назим переходили на родной язык. То есть, всегда. Назиму речь варваров давалась нелегко, его не готовили к придворной жизни, потому уроки истории и диалекта Аскейма он не посещал. И теперь отчаянно пытался уловить в какофонии гортанных рычащих звуков что-то, похожее на человеческое общение. Принц же благодаря занятиям с Кеа в нём продвинулся даже больше, чем надеялся. Сама того не замечая, девушка помогала, когда подсказывала те слова, что он не знал, мягко смеялась над неправильным произношением или уверяла, что она, конечно, важная персона, но не до такой степени, чтобы использовать особое «вы», которым обращаются только к конунгу и только во время военного похода. Таких тонкостей Риман не знал, потому признавал, что хоть с каждым днем промедления опасность усиливается, это странное затишье на грани мира и конфликта ему нравится. И даже обучение сильной и почти неуправляемой ведьмы тоже нравится. Было что-то завораживающее в том, чтобы видеть, как искрящаяся в ней сила становится чуть более ручной и податливой. Как сама Кеа постепенно убирает колючки и всё чаще улыбается.
Она оказалось совсем не такой, какой можно было бы представить могущественную ведьму варваров. Милая девушка, смешливая и порывистая, пытающаяся за решимостью и строгостью спрятать смущение и страх. И если поначалу Риман решил было, что она боится его самого, то потом понял свою ошибку – она боится себя. Боится настолько, что не доверяет дару, пытается зажать его в тиски мнимого контроля, чем ещё больше себе вредит. Но как объяснить это, он не знал. Мешало и отсутствие доверия, которое обязательно между учеником и наставником, и то, что в полной мере овладеть языком северян невозможно, и порой ему отчаянно не хватало нужных слов.
- Расскажи о своей родине, - внезапно попросила Линискеа. – У вас есть такие праздники, как сегодняшний?
- Да, только он немного другой. Мы празднуем начало сезона дождей, для вас это зима. – Риман уловил движение чуть дальше по тропе, но Тень остался спокоен, значит, это их охрана. Пусть шаман и уверял, что никто не посмеет ослушаться его слова, принц решил не искушать судьбу. К тому же попытка отправиться в деревню только с Тенью и Назимом вызвала бы яростное возражение команды, совершенно не доверявшим варварам. Риман им тоже не доверял, потом о подобном и не заикался.
- Зима это дожди?! – Кеа подняла голову, с недоверием глядя на принца. – А снег и мороз?
- В горах – да, но на равнинах и побережье их не бывает.
Девушка смотрела едва ли не с обидой, явно не способная представить, как это – зима без снега? Откровенно говоря, их лето больше походило на раннюю весну в Гарете, потому Риман понимал её недоумение. К тому же озадаченное выражение так забавно смотрелось на нежном девичьем лице, что хотелось снова чем-то её удивить.
Нет, он всё-таки решил поиздеваться… Как это – нет снега?! А что тогда есть? Или он хочет сказать, что у них весь год растет трава и созревает урожай? Тогда можно понять конунга, такую страну стоит завоевывать…
Кеа не стала уличать южанина в обмане, решив уточнить у деда. Он наверняка знает, что и как происходит у этих пустынников.
Ветер снова поменялся, он принес аромат дыма со стороны деревни, и пришлось подниматься. Хотя возвращаться туда очень не хотелось. Ещё никогда Линискеа так не тяготилась общением с другими людьми, но деваться некуда, разве что повыше задрать подбородок и не реагировать ни на слова, ни на взгляды. Разве что захотелось уточнить напоследок:
- Все, кто находятся рядом с деревней, должны прийти на праздник.
Риман чуть нахмурился:
- А как же охрана?
- Обычно она не нужна, поэтому речь о всех, от младенцев до стариков.
- Идеальное время, чтобы напасть и одним разом всех перебить, - негромко пробормотал он, за что удостоился укоризненного взгляда.
- Этот праздник священен для всех жителей Аскейма, так что никаких набегов или раздоров. Но вы не наших кровей, поэтому будьте осторожнее…
Она не договорила, Риман кивнул. Без слов было понятно - если что-то произойдет этой ночью, подозрение сразу падет на пришлых.
- Идём, я провожу тебя, - южанин подал руку, на которую Кеа сначала недоуменно покосилась, но потом всё же оперлась, поднимаясь. И про себя удивляюсь – неужели их женщины настолько немощны, что не могут самостоятельно встать со скамьи? Как же они тогда работают в поле и рожают детей?
И всё же в этом жесте, который для Римана был настолько обыденным, что он протянул ладонь, явно думая о чем-то другом, было нечто непривычное, но лестное. Он не мог не заметить, как Линискеа легко и без усилий балансирует на скользкой тропе с двумя наполненными водой кувшинами.
