— Мой муж Матвей совсем не тот, за кого себя выдает. Для всех он успешный бизнесмен, хороший семьянин и просто замечательный человек. Он умеет притворяться, и я одна знаю его настоящего.
— Расскажите мне все.
Егор потянулся через стол, чтобы взять ее руку в свою, когда Веста покачала головой. Простой жест, от которого по телу пробежали мурашки. То, что она остерегается физических контактов, даже самых безобидных стало очевидным почти сразу. Насколько нужно быть гнилым человеком, чтобы вот так запугать, сделать невротиком и социопатом? Кто вообще на подобное способен?
Матвей Лебедев не был человеком, он был монстром. И чем больше рассказывала Веста, наверняка еще скрывая и опуская некоторые подробности, тем сильнее Егору хотелось придушить того урода, который сотворил с ней такое.
— Когда мы с Матвеем познакомились он предстал передо мной совсем другим. И даже его странные фантазии с плеткой в постели, поначалу воспринимала, как нечто нормальное…
ЕГОР
Он все еще сомневался в душевном здоровье Кирилла и считал весь план полным бредом, ощущая одновременную необходимость набрать Весту и выложить все без утайки. Признавать, что просто ищет повод позвонить, Егор не торопился.
Чем-то Лебедева его однозначно зацепила, что могло стать помехой для их дальнейшего сотрудничества. У Елагина есть цель, которой необходимо следовать, если хочет получить желаемое.
И самой Весты в списке желаний нет.
Пока нет.
Возможно, она станет трофеем, а заодно и контрольной пулей в лоб врага.
Как же ему хочется увидеть рожу Матвея Лебедева, когда тот поймет, кто его переиграл.
То, что Веста будет легкой добычей, Егор нисколько не сомневался, подобные ей сами бросаются в объятия первого, кто их пожалеет и проявит немного ласки. А он умеет быть ласковым и нежным, если потребуется. Пусть она пока думает, что все происходит исключительно ради нее.
Единственная загвоздка состояла в ребенке. Никогда ему еще не приходилось соблазнять женщину с прицепом. Да, звучит оскорбительно, но не он придумал такое определение, и стыдиться здесь не за что.
Он все же позвонил.
Лебедева долго не брала трубку, в чем Егор успел увидеть некий знак, но дал судьбе второй шанс и, услышав тихое «алло», выдохнул одновременно горько и с облегчением. Ему дали шанс все обдумать еще раз. Он даже воспользовался им и, решив, что хуже не будет, назвал Весте время и место, где они могут встретиться для серьезного разговора.
Показалось, или у нее был грустный голос? Сегодня она не пыталась ерничать и ставить условий, легко согласившись на его предложение. Снова знак? Или совпадение, и просто удалось застать леди в хорошем расположении духа? Как бы то ни было, уверенности у Егора прибавилось.
Для того, чтобы вывалить, а иначе и не сказать, на Весту Лебедеву информацию, он выбрал не тихий ресторанчик, а шумный паб. В атмосфере общего веселья и расхлябанности куда проще нести чушь, выдавая ее за чистую монету. Чтобы пробраться к забронированному столику пришлось расталкивать локтями галдящую компанию немцев, на вид совсем подростков, но ему не до морализаторства, сам собирается предложить приличной женщине такое, о чем даже думать неудобно, не то, чтобы говорить вслух.
Официантка с подносом, на котором уместилось, казалось, не меньше дюжины бокалов с пивом, ловко обогнула его, будто невзначай задев оголенным плечиком, кокетливо подмигнула, проходя сквозь расступающуюся перед ней суету, а когда толкучка схлопнулась за спиной девушки, Егор уже не мог вспомнить ее лица.
Госпожа Лебедева явилась вовремя, словно стояла снаружи, пялясь на часы, и едва стрелки подобрались к нужным цифрам, толкнула дверь.
За столик она опустилась с ленивой грацией, положила сумочку на соседний стул и впервые за их короткое знакомство улыбнулась без всякой подоплеки.
Егор никогда не замечал в себе способностей к эмпатии, но эту женщину будто чувствовал. У нее произошло нечто очень нехорошее, если не сказать ужасное. И почему она пришла одна? С кем оставила ребенка?
Веста не стала дожидаться его вопросов, сама начала рассказывать.
— Мы с Айрин приехали сюда не просто так. Дочери необходимо учиться, я нашла для нее хорошее заведение. Попасть туда непросто, но сегодня нам неожиданно позвонили и пригласили на собеседование. Это действительно хорошее место, ей там обязательно понравится. Я говорила с управляющей, нет никаких сомнений, что в школе все сделано для детей и их комфортного проживания.
Женщина так неуклюже оправдывалась, что Егору сделалось неловко. Она явно подготовила речь, пока ехала сюда, и предназначены слова были для него. Но почему? Что плохого в том, что Веста Лебедева, как и многие другие состоятельные леди решила, что ее ребенок непременно должен учиться в Англии. Ведь кто-то внушил им, этим дамочкам, что только здесь лучшее образование в мире. Ее дело. Зачем изворачиваться перед малозначимым для тебя человеком? Будь у него дети, он поступил бы наверняка точно так же, уподобляясь ей и сотням таких же.
— Вы чудесно пахнете, Веста. Какой-то парфюм?
Он еще в прошлый раз хотел сказать об этом, но сдержался. Ведь дело не в парфюме, она в самом деле пахла так, что ему крышу сносило. Странно говорить подобное женщине, с которой едва знаком, Елагин хорошо понимал, насколько странным выглядел в ее глазах, но не смог сдержаться.
Реакция Весты стала очередной неожиданностью.
Сперва ее лицо залило алой краской, зрачки расширились и тут же сузились до размера игольного ушка; она вся подобралась, казалось, каждая мышца в ее теле напряглась и вот-вот начнёт лопаться одна за одной с тонким звуком потревоженной струны.
— Никогда так больше не говорите, Егор, - тихо попросила она, вцепившись пальцами в край столешницы. – Я прошу вас, лучше вообще воздержитесь от комплиментов.
Экзальтированная дамочка.
И как с ней разговаривать теперь? Тем более на заготовленную тему.
Елагин понимал, что проваливается в глубокую пропасть, не представляя, как общаться с сидящей напротив женщиной и с ее взбунтовавшимися тараканами. То улыбается и виновато говорит об образовании дочери, а то вдруг срывается на грубость после совсем не банального комплимента.
С ней не работали никакие схемы и алгоритмы, она сама была вне системы и подобрать ключ казалось невозможной задачей.
Неожиданно Егор развеселился. Может так даже интереснее? Может кто-то там наверху решил, что его жизнь слишком пресная и решил разбавить ее такой вот перчинкой? Он совсем не против, лишь бы не слишком сильно жгло. Может и не стоит с ней искать обходных путей? Ошарашить прямолинейной истиной?
Поразмыслив так, он набрал в грудь воздуха и сказал на выдохе:
— Вы должны стать моей женой, госпожа Лебедева.
Ждал возмущения, удивления, негодования и даже насмешки, но не абсолютного безразличия. Так совпало, что сразу после его слов к ним подошла официантка (возможно – та самая) и поставила на стол заказанные напитки. Веста спокойно взяла стакан и вместо того, чтобы выплеснуть его содержимое в лицо Егору, сделала глоток.
Отставив стакан в сторону, она кивнула, предлагая продолжать.
А что он мог сказать?
Дальнейшей заготовки не было. Они с Кириллом не обсудили сценарий. Говорили они на самом деле много и обстоятельно, спорили, ругались, несколько раз думали отказаться от рискованной авантюры, но не продумали такие вот мелочи, как крючки-аргументы. Он вообще сомневался, можно ли хоть что-то продумать наперед, когда речь заходит о Весте Лебедевой? Она вообще человек?
— Почему вы замолчали, Егор? Я очень заинтригована вашим предложением, хотелось бы уточнить детали. Почему именно женой, а не, например, любовницей? Так тоже можно на меня влиять. Вы ведь привыкли, что женщины падают к вашим ногам и исполняют любые прихоти. Знаете, была о вас лучшего мнения, но теперь вижу, что ничем не отличаетесь от других мужчин.
— Послушайте, Веста. - От подкатившего к горлу кома Егор начал запинаться, - вы неправильно меня поняли. Позволите все объяснить? Если я, в свою очередь, не верно истолковал ваши слова про помощь, попробуем забыть сегодняшний разговор и завтра же уеду из Лондона, дабы не быть бельмом на глазу.
— Господин, Елагин, я взрослая девочка, давно разучившаяся верить в сказки. Если вы пытаетесь показаться благородным и искренним, не стоит тратить свое и мое время.
Она поставила на колени сумочку, однозначно давая понять свои намерения. Действовать нужно было решительно, без попыток юлить и выкручиваться. Здесь нужно идти прямо и никак иначе. С другой стороны, так он действительно сэкономит время.
— Никаких сказок. Вы действительно должны стать моей женой, в противном случае не смогу вам помочь. Я не готов обойти закон, разве совсем немного. Одно ваше слово, и завтра свидетельство о разводе с Лебедевым окажется у вас в руках.
— Чем мне поможет развод с Матвеем?
Она говорила уверенно и твердо, чему мог бы поверить кто-то, но не он. Сумочка с колен перекочевала на соседний стул, сцепленные в замок руки Весты легли на стол. Она готова была его слушать, а это уже большой шаг к победе.
— Прежде всего мне нужно знать, отчего вы убегаете.
Пришлось сделать паузу. Ей требовалось время, чтобы собраться с мыслями… Что бы что? Сказать правду или солгать? А может сбежать теперь и от него? Егор плевать хотел на ее проблемы, но, если их решение приведет к движению и его дел, пусть выговаривается.
Она не ушла. Он выиграл, прогнул под себя несгибаемую Весту, и Лебедева оказалась в его власти. Теперь игра пойдет по его правилам. Как Елагин и привык.
— Мой муж Матвей совсем не тот, за кого себя выдает. Для всех он успешный бизнесмен, хороший семьянин и просто замечательный человек. Он умеет притворяться, и я одна знаю его настоящего.
— Расскажите мне все.
Егор потянулся через стол, чтобы взять ее руку в свою, когда Веста покачала головой. Простой жест, от которого по телу пробежали мурашки. То, что она остерегается физических контактов, даже самых безобидных стало очевидным почти сразу. Насколько нужно быть гнилым человеком, чтобы вот так запугать, сделать невротиком и социопатом? Кто вообще на подобное способен?
Матвей Лебедев не был человеком, он был монстром. И чем больше рассказывала Веста, наверняка еще скрывая и опуская некоторые подробности, тем сильнее Егору хотелось придушить того урода, который сотворил с ней такое.
— Когда мы с Матвеем познакомились он предстал передо мной совсем другим. И даже его странные фантазии с плеткой в постели, поначалу воспринимала, как нечто нормальное…
ВЕСТА
Все изменилось после рождения дочери. Я хорошо запомнила тот день, запомнила лицо Матвея, принадлежавшее уже не моему мужу. Смотреть и не узнавать родного и любимого мужчину, вглядываясь в знакомые черты, желанные глаза, целовать чужие губы, было по-настоящему страшно.
Я верила, что стоит появиться на свет ангелочку, в которого мы вложили всю свою нежность и доброту, тут же пелена падет, прежний Матвей: чуткий, заботливый, предугадывающий все мои желания даже без слов, по одним ему понятным жестам и знакам, обязательно вернется и попросит прощения за все, что в последствии сделал со мной.
Ничего не вернулось. Стало только хуже.
Я больше не чувствовала себя в безопасности, мое состояние передавалось и ребенку. Дочка плохо спала, часто капризничала, могла проснуться среди ночи и кричать несколько часов к ряду.
В одну из таких ночей Матвей вошел в мою комнату, - мы больше не спали с ним вместе, - в его руке была ополовиненная бутылка с каким-то алкоголем. В той же самой руке, где когда-то держал плетку, которой в неконтролируемых порывах он рассекал мою кожу.
Те времена прошли, я почти успела забыть о боли, шрамы практически не напоминали о себе, изредка ныли в плохую погоду, но на этом все.
Матвей покачивался, стоя в дверном проеме. Расстёгнутая на груди рубашка, босые ступни и выражение на лице, от которого по коже побежали не просто мурашки, то были острые иглы, пронзающие каждый миллиметр моего тела невыносимой болью. Не закричала лишь потому, что на руках у меня засыпала дочурка. Под тоненькими веками беспокойно двигались глазенки, ротик кривился, будто она вот-вот собиралась заплакать снова. Я мысленно просила ее потерпеть, не решалась делать лишних движений, а при появлении мужа и вовсе приросла ногами к полу.
— Сколько раз просил, чтобы ты угомонила своего ребенка? Я устал и хочу отдохнуть, а не слушать вопли. Ты не слушаешь меня? Тебя нужно всему учить?
Он больше не говорил «нашего» ребенка. Да и если вспомнить, не говорил такого никогда с того самого момента, как врач сообщил об успешной попытке забеременеть.
Я хотела попросить его говорить тише, когда Матвей без предупреждений разбил бутылку о стену. Он порезался тогда осколками, кровь лилась из него, как из свиньи, оставляя на полу круглые алые пятна.
Звон бьющегося стекла напугал дочку, крохотное тельце вздрогнуло в моих руках, раздалось недовольное кряхтение, быстро перешедшее в надрывный плач.
Что было дальше мне даже вспоминать больно.
Муж рванулся ко мне, выхватил ребенка и едва ли не швырнул на кровать, откуда крик разразился с новой силой. Я попыталась взять дочку на руки, только он не позволил мне этого. Грубо повалив меня на пол, разорвал халат, в который переоделась, готовясь ко сну, уцепился окровавленной рукой за резинку трусиков, с силой потянул. Раздался треск рвущейся ткани. Я не чувствовала боли, не слышала тяжелого дыхания, даже его обезображенное алкоголем и ненавистью лицо плыло в какой-то дымке, из которой тщетно пыталась выбраться, чтобы помочь своему ребенку, надрывающемуся в умоляющем о помощи плаче.
Матвей тем временем особо не церемонясь, раздвинул мне ноги и вошел, не заботясь о том, готова я к его натиску или нет. То, что испытала, было хуже боли. Унижение, стыд, ярость – все смешалось. Поклялась, что никогда не займусь сексом с мужем. Больше не один мужчина не посмеет прикоснуться ко мне.
Как же жестоко я ошибалась тогда, еще не зная какие ужасы ждут меня впереди.
Он кончил очень быстро, сполз с меня и несколько секунд лежал на спине с закрытыми глазами. Я испугалась собственных мыслей, когда пожелала, чтобы он умер на том самом месте.
Увы, Матвей был жив.
Его оголенная грудь тяжело вздымалась, обмякший член подергивался, кровь продолжала пульсировать, вытекая из раны на руке.
Всего мгновение отделяло меня от того, чтобы взять отколотое от бутылки горлышко и закончить начатое, исполосовать вены человеку, ставшему для меня вдруг чужим. Моя нежность, любовь и привязанность исчезли в ту самую секунду, когда он выхватил из моих рук ребенка и швырнул на кровать, чтобы никто не мешал ему удовлетворить свою похоть.
— Убирайся. – Сказала хрипло и пнула Матвея в бок.
Что такое один безобидный тычок в сравнении с теми мыслями и желаниями, что захватили меня? Пусть кратковременно, почти несерьезно. Но они были, и я приняла их. Меня остановило четкое понимание: убью его – отправлюсь в тюрьму и оставлю дочку один на один с ублюдком, притворявшимся много лет человеком.
Муж рассмеялся, приподнявшись на локтях. Протрезвел, по крайней мере, глаза его были ясными, движения уверенными. Он сел, взъерошил пятерней волосы, сказал:
— Расскажите мне все.
Егор потянулся через стол, чтобы взять ее руку в свою, когда Веста покачала головой. Простой жест, от которого по телу пробежали мурашки. То, что она остерегается физических контактов, даже самых безобидных стало очевидным почти сразу. Насколько нужно быть гнилым человеком, чтобы вот так запугать, сделать невротиком и социопатом? Кто вообще на подобное способен?
Матвей Лебедев не был человеком, он был монстром. И чем больше рассказывала Веста, наверняка еще скрывая и опуская некоторые подробности, тем сильнее Егору хотелось придушить того урода, который сотворил с ней такое.
— Когда мы с Матвеем познакомились он предстал передо мной совсем другим. И даже его странные фантазии с плеткой в постели, поначалу воспринимала, как нечто нормальное…
ЕГОР
Он все еще сомневался в душевном здоровье Кирилла и считал весь план полным бредом, ощущая одновременную необходимость набрать Весту и выложить все без утайки. Признавать, что просто ищет повод позвонить, Егор не торопился.
Чем-то Лебедева его однозначно зацепила, что могло стать помехой для их дальнейшего сотрудничества. У Елагина есть цель, которой необходимо следовать, если хочет получить желаемое.
И самой Весты в списке желаний нет.
Пока нет.
Возможно, она станет трофеем, а заодно и контрольной пулей в лоб врага.
Как же ему хочется увидеть рожу Матвея Лебедева, когда тот поймет, кто его переиграл.
То, что Веста будет легкой добычей, Егор нисколько не сомневался, подобные ей сами бросаются в объятия первого, кто их пожалеет и проявит немного ласки. А он умеет быть ласковым и нежным, если потребуется. Пусть она пока думает, что все происходит исключительно ради нее.
Единственная загвоздка состояла в ребенке. Никогда ему еще не приходилось соблазнять женщину с прицепом. Да, звучит оскорбительно, но не он придумал такое определение, и стыдиться здесь не за что.
Он все же позвонил.
Лебедева долго не брала трубку, в чем Егор успел увидеть некий знак, но дал судьбе второй шанс и, услышав тихое «алло», выдохнул одновременно горько и с облегчением. Ему дали шанс все обдумать еще раз. Он даже воспользовался им и, решив, что хуже не будет, назвал Весте время и место, где они могут встретиться для серьезного разговора.
Показалось, или у нее был грустный голос? Сегодня она не пыталась ерничать и ставить условий, легко согласившись на его предложение. Снова знак? Или совпадение, и просто удалось застать леди в хорошем расположении духа? Как бы то ни было, уверенности у Егора прибавилось.
Для того, чтобы вывалить, а иначе и не сказать, на Весту Лебедеву информацию, он выбрал не тихий ресторанчик, а шумный паб. В атмосфере общего веселья и расхлябанности куда проще нести чушь, выдавая ее за чистую монету. Чтобы пробраться к забронированному столику пришлось расталкивать локтями галдящую компанию немцев, на вид совсем подростков, но ему не до морализаторства, сам собирается предложить приличной женщине такое, о чем даже думать неудобно, не то, чтобы говорить вслух.
Официантка с подносом, на котором уместилось, казалось, не меньше дюжины бокалов с пивом, ловко обогнула его, будто невзначай задев оголенным плечиком, кокетливо подмигнула, проходя сквозь расступающуюся перед ней суету, а когда толкучка схлопнулась за спиной девушки, Егор уже не мог вспомнить ее лица.
Госпожа Лебедева явилась вовремя, словно стояла снаружи, пялясь на часы, и едва стрелки подобрались к нужным цифрам, толкнула дверь.
За столик она опустилась с ленивой грацией, положила сумочку на соседний стул и впервые за их короткое знакомство улыбнулась без всякой подоплеки.
Егор никогда не замечал в себе способностей к эмпатии, но эту женщину будто чувствовал. У нее произошло нечто очень нехорошее, если не сказать ужасное. И почему она пришла одна? С кем оставила ребенка?
Веста не стала дожидаться его вопросов, сама начала рассказывать.
— Мы с Айрин приехали сюда не просто так. Дочери необходимо учиться, я нашла для нее хорошее заведение. Попасть туда непросто, но сегодня нам неожиданно позвонили и пригласили на собеседование. Это действительно хорошее место, ей там обязательно понравится. Я говорила с управляющей, нет никаких сомнений, что в школе все сделано для детей и их комфортного проживания.
Женщина так неуклюже оправдывалась, что Егору сделалось неловко. Она явно подготовила речь, пока ехала сюда, и предназначены слова были для него. Но почему? Что плохого в том, что Веста Лебедева, как и многие другие состоятельные леди решила, что ее ребенок непременно должен учиться в Англии. Ведь кто-то внушил им, этим дамочкам, что только здесь лучшее образование в мире. Ее дело. Зачем изворачиваться перед малозначимым для тебя человеком? Будь у него дети, он поступил бы наверняка точно так же, уподобляясь ей и сотням таких же.
— Вы чудесно пахнете, Веста. Какой-то парфюм?
Он еще в прошлый раз хотел сказать об этом, но сдержался. Ведь дело не в парфюме, она в самом деле пахла так, что ему крышу сносило. Странно говорить подобное женщине, с которой едва знаком, Елагин хорошо понимал, насколько странным выглядел в ее глазах, но не смог сдержаться.
Реакция Весты стала очередной неожиданностью.
Сперва ее лицо залило алой краской, зрачки расширились и тут же сузились до размера игольного ушка; она вся подобралась, казалось, каждая мышца в ее теле напряглась и вот-вот начнёт лопаться одна за одной с тонким звуком потревоженной струны.
— Никогда так больше не говорите, Егор, - тихо попросила она, вцепившись пальцами в край столешницы. – Я прошу вас, лучше вообще воздержитесь от комплиментов.
Экзальтированная дамочка.
И как с ней разговаривать теперь? Тем более на заготовленную тему.
Елагин понимал, что проваливается в глубокую пропасть, не представляя, как общаться с сидящей напротив женщиной и с ее взбунтовавшимися тараканами. То улыбается и виновато говорит об образовании дочери, а то вдруг срывается на грубость после совсем не банального комплимента.
С ней не работали никакие схемы и алгоритмы, она сама была вне системы и подобрать ключ казалось невозможной задачей.
Неожиданно Егор развеселился. Может так даже интереснее? Может кто-то там наверху решил, что его жизнь слишком пресная и решил разбавить ее такой вот перчинкой? Он совсем не против, лишь бы не слишком сильно жгло. Может и не стоит с ней искать обходных путей? Ошарашить прямолинейной истиной?
Поразмыслив так, он набрал в грудь воздуха и сказал на выдохе:
— Вы должны стать моей женой, госпожа Лебедева.
Ждал возмущения, удивления, негодования и даже насмешки, но не абсолютного безразличия. Так совпало, что сразу после его слов к ним подошла официантка (возможно – та самая) и поставила на стол заказанные напитки. Веста спокойно взяла стакан и вместо того, чтобы выплеснуть его содержимое в лицо Егору, сделала глоток.
Отставив стакан в сторону, она кивнула, предлагая продолжать.
А что он мог сказать?
Дальнейшей заготовки не было. Они с Кириллом не обсудили сценарий. Говорили они на самом деле много и обстоятельно, спорили, ругались, несколько раз думали отказаться от рискованной авантюры, но не продумали такие вот мелочи, как крючки-аргументы. Он вообще сомневался, можно ли хоть что-то продумать наперед, когда речь заходит о Весте Лебедевой? Она вообще человек?
— Почему вы замолчали, Егор? Я очень заинтригована вашим предложением, хотелось бы уточнить детали. Почему именно женой, а не, например, любовницей? Так тоже можно на меня влиять. Вы ведь привыкли, что женщины падают к вашим ногам и исполняют любые прихоти. Знаете, была о вас лучшего мнения, но теперь вижу, что ничем не отличаетесь от других мужчин.
— Послушайте, Веста. - От подкатившего к горлу кома Егор начал запинаться, - вы неправильно меня поняли. Позволите все объяснить? Если я, в свою очередь, не верно истолковал ваши слова про помощь, попробуем забыть сегодняшний разговор и завтра же уеду из Лондона, дабы не быть бельмом на глазу.
— Господин, Елагин, я взрослая девочка, давно разучившаяся верить в сказки. Если вы пытаетесь показаться благородным и искренним, не стоит тратить свое и мое время.
Она поставила на колени сумочку, однозначно давая понять свои намерения. Действовать нужно было решительно, без попыток юлить и выкручиваться. Здесь нужно идти прямо и никак иначе. С другой стороны, так он действительно сэкономит время.
— Никаких сказок. Вы действительно должны стать моей женой, в противном случае не смогу вам помочь. Я не готов обойти закон, разве совсем немного. Одно ваше слово, и завтра свидетельство о разводе с Лебедевым окажется у вас в руках.
— Чем мне поможет развод с Матвеем?
Она говорила уверенно и твердо, чему мог бы поверить кто-то, но не он. Сумочка с колен перекочевала на соседний стул, сцепленные в замок руки Весты легли на стол. Она готова была его слушать, а это уже большой шаг к победе.
— Прежде всего мне нужно знать, отчего вы убегаете.
Пришлось сделать паузу. Ей требовалось время, чтобы собраться с мыслями… Что бы что? Сказать правду или солгать? А может сбежать теперь и от него? Егор плевать хотел на ее проблемы, но, если их решение приведет к движению и его дел, пусть выговаривается.
Она не ушла. Он выиграл, прогнул под себя несгибаемую Весту, и Лебедева оказалась в его власти. Теперь игра пойдет по его правилам. Как Елагин и привык.
— Мой муж Матвей совсем не тот, за кого себя выдает. Для всех он успешный бизнесмен, хороший семьянин и просто замечательный человек. Он умеет притворяться, и я одна знаю его настоящего.
— Расскажите мне все.
Егор потянулся через стол, чтобы взять ее руку в свою, когда Веста покачала головой. Простой жест, от которого по телу пробежали мурашки. То, что она остерегается физических контактов, даже самых безобидных стало очевидным почти сразу. Насколько нужно быть гнилым человеком, чтобы вот так запугать, сделать невротиком и социопатом? Кто вообще на подобное способен?
Матвей Лебедев не был человеком, он был монстром. И чем больше рассказывала Веста, наверняка еще скрывая и опуская некоторые подробности, тем сильнее Егору хотелось придушить того урода, который сотворил с ней такое.
— Когда мы с Матвеем познакомились он предстал передо мной совсем другим. И даже его странные фантазии с плеткой в постели, поначалу воспринимала, как нечто нормальное…
ВЕСТА
Все изменилось после рождения дочери. Я хорошо запомнила тот день, запомнила лицо Матвея, принадлежавшее уже не моему мужу. Смотреть и не узнавать родного и любимого мужчину, вглядываясь в знакомые черты, желанные глаза, целовать чужие губы, было по-настоящему страшно.
Я верила, что стоит появиться на свет ангелочку, в которого мы вложили всю свою нежность и доброту, тут же пелена падет, прежний Матвей: чуткий, заботливый, предугадывающий все мои желания даже без слов, по одним ему понятным жестам и знакам, обязательно вернется и попросит прощения за все, что в последствии сделал со мной.
Ничего не вернулось. Стало только хуже.
Я больше не чувствовала себя в безопасности, мое состояние передавалось и ребенку. Дочка плохо спала, часто капризничала, могла проснуться среди ночи и кричать несколько часов к ряду.
В одну из таких ночей Матвей вошел в мою комнату, - мы больше не спали с ним вместе, - в его руке была ополовиненная бутылка с каким-то алкоголем. В той же самой руке, где когда-то держал плетку, которой в неконтролируемых порывах он рассекал мою кожу.
Те времена прошли, я почти успела забыть о боли, шрамы практически не напоминали о себе, изредка ныли в плохую погоду, но на этом все.
Матвей покачивался, стоя в дверном проеме. Расстёгнутая на груди рубашка, босые ступни и выражение на лице, от которого по коже побежали не просто мурашки, то были острые иглы, пронзающие каждый миллиметр моего тела невыносимой болью. Не закричала лишь потому, что на руках у меня засыпала дочурка. Под тоненькими веками беспокойно двигались глазенки, ротик кривился, будто она вот-вот собиралась заплакать снова. Я мысленно просила ее потерпеть, не решалась делать лишних движений, а при появлении мужа и вовсе приросла ногами к полу.
— Сколько раз просил, чтобы ты угомонила своего ребенка? Я устал и хочу отдохнуть, а не слушать вопли. Ты не слушаешь меня? Тебя нужно всему учить?
Он больше не говорил «нашего» ребенка. Да и если вспомнить, не говорил такого никогда с того самого момента, как врач сообщил об успешной попытке забеременеть.
Я хотела попросить его говорить тише, когда Матвей без предупреждений разбил бутылку о стену. Он порезался тогда осколками, кровь лилась из него, как из свиньи, оставляя на полу круглые алые пятна.
Звон бьющегося стекла напугал дочку, крохотное тельце вздрогнуло в моих руках, раздалось недовольное кряхтение, быстро перешедшее в надрывный плач.
Что было дальше мне даже вспоминать больно.
Муж рванулся ко мне, выхватил ребенка и едва ли не швырнул на кровать, откуда крик разразился с новой силой. Я попыталась взять дочку на руки, только он не позволил мне этого. Грубо повалив меня на пол, разорвал халат, в который переоделась, готовясь ко сну, уцепился окровавленной рукой за резинку трусиков, с силой потянул. Раздался треск рвущейся ткани. Я не чувствовала боли, не слышала тяжелого дыхания, даже его обезображенное алкоголем и ненавистью лицо плыло в какой-то дымке, из которой тщетно пыталась выбраться, чтобы помочь своему ребенку, надрывающемуся в умоляющем о помощи плаче.
Матвей тем временем особо не церемонясь, раздвинул мне ноги и вошел, не заботясь о том, готова я к его натиску или нет. То, что испытала, было хуже боли. Унижение, стыд, ярость – все смешалось. Поклялась, что никогда не займусь сексом с мужем. Больше не один мужчина не посмеет прикоснуться ко мне.
Как же жестоко я ошибалась тогда, еще не зная какие ужасы ждут меня впереди.
Он кончил очень быстро, сполз с меня и несколько секунд лежал на спине с закрытыми глазами. Я испугалась собственных мыслей, когда пожелала, чтобы он умер на том самом месте.
Увы, Матвей был жив.
Его оголенная грудь тяжело вздымалась, обмякший член подергивался, кровь продолжала пульсировать, вытекая из раны на руке.
Всего мгновение отделяло меня от того, чтобы взять отколотое от бутылки горлышко и закончить начатое, исполосовать вены человеку, ставшему для меня вдруг чужим. Моя нежность, любовь и привязанность исчезли в ту самую секунду, когда он выхватил из моих рук ребенка и швырнул на кровать, чтобы никто не мешал ему удовлетворить свою похоть.
— Убирайся. – Сказала хрипло и пнула Матвея в бок.
Что такое один безобидный тычок в сравнении с теми мыслями и желаниями, что захватили меня? Пусть кратковременно, почти несерьезно. Но они были, и я приняла их. Меня остановило четкое понимание: убью его – отправлюсь в тюрьму и оставлю дочку один на один с ублюдком, притворявшимся много лет человеком.
Муж рассмеялся, приподнявшись на локтях. Протрезвел, по крайней мере, глаза его были ясными, движения уверенными. Он сел, взъерошил пятерней волосы, сказал:
