Но за первым последовали другие. Один из Макабров замахнулся цепью, усеянной шипами, и удар пришелся по ее бедру, разрывая ткань и кожу. Кровь брызнула на камень, и Лифия стиснула зубы от боли, но ответила молнией, что пронзила тварь насквозь. Ее тело дернулось, позвоночник лопнул, и голова отлетела, шлепнувшись в лужу слизи.
Трое Макабров окружили ее, их клинки сверкали в тусклом свете. Один ударил сверху, но Лифия выставила посох, блокируя удар, и тут же выпустила ледяные шипы из-под земли. Они пронзили тварь снизу, разрывая ее пополам: нижняя часть осталась стоять, истекая черной кровью, а верхняя рухнула, все еще дергаясь. Второй Макабр прыгнул, вонзив когти ей в плечо, и Лифия закричала, чувствуя, как плоть рвется под его хваткой. Она схватила его за шею голой рукой, призвав огонь прямо через кожу, и голова монстра вспыхнула, как факел, плавясь и стекая на ее руку горящей массой. Последний бросился с ревом, но она направила посох вперед, и поток пламени испепелил его, оставив лишь обугленный скелет, рухнувший в пыль.
Пещера стихла, наполнившись запахом крови, гари и смерти. Лифия стояла, тяжело дыша, ее одежда была пропитана кровью — своей и чужой. Она подобрала Куб, вытерла лицо тыльной стороной ладони, оставив на щеке алый след, и огляделась. Тела Макабров лежали повсюду: разорванные, сожженные, раздавленные. Это было кровавое побоище, но она выжила.
Пошатываясь, она двинулась дальше, пока не наткнулась на узкий туннель, ведущий вверх. Взобравшись по нему, она выбралась в новый проход, где стены снова были покрыты рунами Хорадримов. Здесь она остановилась, прислонившись к камню, и поняла: эта пещера — не просто случайная ловушка. Она была частью огромного лабиринта, сплетенного магией и временем, чтобы охранять Куб и его тайны. Каждый поворот, каждая опасность были испытанием, и выход из этого места становился все более призрачным.
Лифия сжала Куб сильнее, чувствуя его тепло. Она знала, что должна найти путь наружу, но лабиринт, похоже, не собирался отпускать ее так просто. Сделав глубокий вдох, она двинулась дальше, готовая к новым угрозам, которые могли поджидать за следующим поворотом. Лифия ковыляла вперед, каждый шаг отдавался болью в израненном теле. Яд Горгонаша и Цидеи все еще тек по ее венам, заставляя мышцы дрожать, а плечо, разодранное когтями Макабров, кровоточило, оставляя за ней алый след на камнях. Посох в ее руке казался тяжелее обычного, но она упрямо сжимала его, опираясь на древко, чтобы не упасть. Куб Хорадримов был надежно прижат к груди — его тепло давало ей силы идти дальше. Воздух в лабиринте становился все гуще, пропитанный зловещим запахом — смесью серы, крови и чего-то неестественного, что заставляло волосы на затылке шевелиться.
Она вышла в огромную пещеру, чьи стены уходили ввысь, теряясь в тенях. Перед ней раскинулся шаткий мост из старых досок и прогнивших веревок, перекинутый через пропасть. Внизу бурлила река лавы, ее багровое сияние отражалось на камнях, а жар поднимался вверх, обжигая лицо. Лифия сглотнула, чувствуя, как пот стекает по виску, смешиваясь с кровью. Мост скрипел под ногами, доски прогибались, а веревки натягивались, угрожая лопнуть. Она двигалась медленно, цепляясь за перила, каждый шаг сопровождался треском дерева и гулом лавы внизу. Один раз нога провалилась сквозь гнилую доску, но она успела ухватиться за посох, вонзив его в мост, и подтянулась. Дойдя до другой стороны, Лифия рухнула на колени, тяжело дыша, но тут же поднялась — отдыхать было некогда.
Вдалеке раздался высокий, визгливый смех, эхом отразившийся от стен. Она узнала его сразу — Алчные Гоблины, мелкие твари , одержимые жадностью и воровством. Их зеленоватые силуэты мелькнули в тенях, сгорбленные, с длинными ушами и горящими глазами. В руках они сжимали кривые кинжалы и мешки, набитые украденным добром. Лифия напряглась, но быстро поняла, что угрозы они не представляют — эти создания были слишком трусливы, чтобы напасть на нее напрямую. Однако их присутствие насторожило ее. Гоблины редко появлялись без причины — возможно, они знали о Кубе или о том, что скрывалось глубже в лабиринте.
Пройдя дальше, она наткнулась на еще одну пещеру, меньшую, но пропитанную мрачной энергией. В центре стояли Темные Сектанты — фигуры в черных рваных мантиях, их лица скрывали капюшоны, а руки были испещрены кровавыми рунами. Они окружили грубо вырезанный алтарь, на котором лежали кости и дымящиеся внутренности какого-то существа. Над алтарем витал багровый дым, образуя вихрь, а сектанты нараспев произносили слова на языке Преисподней. Лифия спряталась за выступ скалы, прислушиваясь. Их голоса сливались в зловещий хор:
— Владыка наш, приди… Прими эту жертву… Открой врата… Пусть тьма восстанет…
Она поняла: они кого-то призывали. Энергия в пещере становилась плотнее, вихрь над алтарем закрутился быстрее, и в нем начали проступать очертания — рога, когти, глаза, горящие адским пламенем. Лифия сжала Куб сильнее. Это мог быть Азмодан или один из его лейтенантов, вроде Андариэль, о которой она видела в видении. Ее тело кричало от боли, но она знала, что не может позволить ритуалу завершиться. Сектанты были заняты, их спины повернуты к ней — это был ее шанс.
Стиснув зубы, она шагнула вперед, поднимая посох. Если она собиралась остановить их, это нужно было сделать быстро, пока призываемая тварь не обрела форму. Но каждый звук, каждый шорох в этой пещере мог выдать ее, и тогда ей придется сражаться не только с сектантами, но и с тем, что они вот-вот выпустят из Преисподней. Лифия шагнула вперед, готовая прервать ритуал, но было слишком поздно. Сектанты закончили свое зловещее песнопение, и багровый вихрь над алтарем взорвался, окутав пещеру густым дымом. Воздух стал удушливым, пропитанным запахом серы и крови. Из теней раздался хриплый вопль сектантов, заметивших ее, и они бросились в атаку, сжимая в руках кинжалы с зазубренными лезвиями и цепи, усеянные шипами.
Первый сектант прыгнул на нее, замахнувшись кинжалом. Лифия уклонилась, вонзив посох ему в грудь, и выпустила поток огня. Плоть его разорвалась, кровь брызнула на стены, а внутренности вывалились на пол, дымясь от жара. Второй попытался ударить цепью, но она призвала ледяной шип, который пронзил его горло снизу вверх, разрывая челюсть и выходя через череп — мозги и осколки костей разлетелись по пещере. Третий, обезумевший от ярости, бросился с ножом, но Лифия схватила его за руку, вывернула ее с хрустом и направила лезвие ему в живот. Она провернула клинок, разрывая кишки, и толкнула его назад, оставив корчиться в луже собственной крови.
Дым начал рассеиваться, и сектанты рухнули, их тела — кровавые ошметки на камне. Но затем пещера содрогнулась, и из остатков вихря возникла Она — Андариэль, Дева Страданий. Ее появление было ужасающим и завораживающим. Она возвышалась над Лифией, ее тело сочетало демоническую мощь и пугающую красоту. Верхняя часть была обнаженной, человеческой, но искаженной: кожа бледная, с зеленоватым оттенком, испещренная тонкими венами, грудь высокая и полная, с темными сосками, блестящими, словно покрытыми ядом. Длинные черные волосы струились, как живые, извиваясь вокруг ее плеч. Лицо, некогда прекрасное, теперь было маской злобы: глаза горели желтым огнем, губы растянулись в хищной ухмылке, обнажая клыки. Нижняя часть тела переходила в паучью форму — четыре массивные, покрытые шипами лапы, блестящие от слизи, поддерживали ее вес, а из спины торчали ядовитые жала, сочащиеся зеленой жидкостью. Ее нагота была не уязвимостью, а вызовом, подчеркивая ее власть и порочность.
— Ты пришла за моим сокровищем, смертная? — прошипела Андариэль, ее голос был смесью соблазна и угрозы. — Теперь ты заплатишь.
Битва началась мгновенно. Андариэль метнула ядовитое жало, и Лифия едва уклонилась, выпустив в ответ молнию. Та ударила в лапу демонессы, но Андариэль лишь рассмеялась, бросившись вперед. Ее когти врезались в плечо Лифии, разрывая плоть до кости, кровь хлынула потоком. Волшебница попыталась призвать огонь, но Андариэль ударила снова, паучьей лапой отбросив ее к стене. Камень треснул от удара, и Лифия рухнула на колени, кашляя кровью. Демонесса схватила ее за горло, подняла и швырнула через пещеру — посох отлетел в сторону, а тело Лифии ударилось о пол с хрустом сломанных ребер.
Обессиленная, она лежала, задыхаясь, пока Андариэль подошла к Кубу Хорадримов, валявшемуся рядом. Одним ударом когтя она разбила его, и изнутри выкатился камень — темно-бордовый, с пульсирующей жилкой внутри, словно живое сердце. Андариэль подняла его, глядя на Лифию с презрением.
— Хочешь жить, жалкая тварь? Возьми его, — сказала она, бросив камень к ногам волшебницы. — Он даст тебе силу… или сломает тебя.
Лифия, дрожа, протянула руку и схватила камень. В тот же миг она услышала шепот — тихий, спокойный, но проникающий в самую глубину ее сознания: «Прими меня… стань больше…». Ее разум помутился, боль отступила, и, повинуясь неясному импульсу, она поднесла камень ко лбу. С силой, которой не осознавала, она вонзила его в кожу. Кровь потекла по лицу, но камень вошел глубже, срастаясь с плотью. Тело Лифии сотрясла дрожь, глаза вспыхнули багровым светом, а из горла вырвался крик — не боли, а чего-то нового, темного, что теперь жило в ней.
Андариэль отступила, ее смех стал тише.
— Ты сделала выбор, смертная. Теперь посмотрим, что из этого выйдет, — сказала она, растворяясь в тенях.
Лабиринт все еще окружал ее, но теперь она была не просто волшебницей. Вопрос был только в том, кем она стала — и что ждет ее дальше. Лифия стояла в центре пещеры, сжимая посох, пока багровый камень, вонзенный в ее лоб, пульсировал все сильнее. Шепот в ее голове нарастал, становясь оглушительным хором голосов, требующих подчинения и перерождения. Она попыталась сопротивляться, но сила камня уже захватила ее, проникая в каждую клетку. Трансформация началась.
Сначала ее кожа начала трескаться, словно пересохшая земля. Из трещин сочилась кровь, густая и темная, смешанная с черной жижей, которая вытекала из камня в ее лбу. Лифия закричала, падая на колени, но крик оборвался, когда ее горло сжалось, а голосовые связки разорвались, чтобы тут же срастись заново, издавая низкий, гортанный рык. Камень вонзился глубже, раскалывая череп с влажным хрустом — куски кости отвалились, обнажая мозг, который тут же начал набухать, пронизываясь багровыми венами. Кровь текла по лицу, заливая глаза, но вместо слепоты они вспыхнули алым огнем, зрачки вытянулись в вертикальные щели, как у хищника.
Ее руки задрожали, и кожа на них лопнула, сдираясь длинными полосами, словно кто-то срывал ее невидимыми когтями. Мышцы под ней вздулись, разрывая сухожилия, а кости рук удлинились с треском, выгибаясь в неестественных углах. Пальцы вытянулись, ногти отвалились, обнажая кровоточащие кончики, из которых выросли длинные, изогнутые когти, черные и блестящие, как обсидиан. Кровь хлынула из ран, но тут же застыла, формируя чешуйчатую броню на предплечьях, твердую и острую, как лезвия.
Грудь Лифии разорвалась с ужасающим звуком — ребра выгнулись наружу, пробивая кожу, и из-под них вытекла смесь крови и черной слизи. Ее сердце билось быстрее, видимое сквозь разорванную плоть, пока не начало расти, покрываясь шипами и пульсируя багровым светом. Кожа на груди срослась заново, но теперь она была бледной, почти прозрачной, с проступающими венами, а грудь стала выше, более выраженной, с темными сосками, сочащимися ядовитой жидкостью. Из спины с хрустом вырвались два костяных отростка, раздирая мышцы и кожу, и начали обрастать плотью, формируя крылья — не перепончатые, как у демонов, а покрытые черными перьями, острыми, как кинжалы.
Ноги Лифии подогнулись, и кости бедер сломались с громким треском, выворачиваясь под новым углом. Кожа слезла, обнажая мышцы, которые тут же начали утолщаться, покрываясь чешуей цвета обожженной земли. Колени выгнулись назад, как у зверя, а ступни разорвались, пальцы удлинились, а из пяток выросли костяные шпоры, сочащиеся кровью. Из копчика с влажным звуком прорвался хвост — длинный, гибкий, с шипастым концом, который хлестнул по полу, разбивая камень.
Лицо Лифии стало последним, что изменилось. Ее челюсть хрустнула, раздвигаясь шире, зубы выпали, оставляя кровоточащие десны, из которых выросли клыки — острые и длинные, как у хищника. Кожа на щеках лопнула, обнажая мышцы, которые тут же затянулись новой плотью — гладкой, но мертвенно-бледной. Камень в ее лбу окончательно сросся с черепом, став частью ее существа, и из него начали расти рога — изогнутые, черные, с багровыми прожилками, пробивающие кожу с влажным треском. Волосы удлинились, став густыми и черными, струясь, как живая тень, и извиваясь вокруг ее плеч.
Тело Лифии корчилось в агонии, кровь и слизь текли по полу, смешиваясь в лужу, из которой поднимался пар. Она поднялась, теперь выше, чем была раньше, — почти три метра роста, величественная и ужасающая, как Лилит. Ее человекоподобная форма сохранила женственные черты, но теперь они были искажены демонической мощью: стройная талия, широкие бедра, длинные ноги, но все покрыто чешуей и шипами. Глаза горели багровым, голос стал глубоким и раскатистым, а аура вокруг нее пульсировала тьмой и силой. Она больше не была Лифией-волшебницей — она стала одной из Дев Ада, воплощением хаоса и разрушения.
Она расправила крылья, и пещера задрожала от ее присутствия. Шепот в голове стих, сменившись чувством абсолютной власти. Андариэль исчезла, но ее смех еще эхом звучал в памяти. Лифия — или то, что от нее осталось — шагнула вперед, оставляя за собой кровавый след. Лабиринт больше не был ее тюрьмой — теперь он был ее владением. Но в глубине ее нового сознания тлела искра старой себя, задаваясь вопросом: кто она теперь и что станет с Санктуарием под ее новой тенью?
Лифия, ныне преобразившаяся в одну из Дев Ада, вышла из лабиринта Скального хребта, оставляя за собой лишь эхо разрушения. Пески Кеджистана дрожали под ее шагами, а небо над пустыней потемнело, словно предчувствуя новую силу, что пробудилась в этом мире. Ее крылья черным пятном рассекали воздух, а багровый камень в ее лбу пульсировал, как живое сердце, связывая ее с Преисподней. Она стояла на краю обрыва, глядя на бескрайние барханы, и впервые за долгое время ощутила тишину в своем разуме — не покой, а зловещее предвкушение.
Санктуарий изменился с ее появлением. Где-то вдали гоблины и сектанты шептались о новой госпоже, чья тень уже падала на их жалкие жизни. Орден Хорадримов, если его остатки еще существовали, скоро узнает о падении одной из своих дочерей — и о рождении новой угрозы. Азмодан, Андариэль и другие владыки Преисподней наблюдали, но теперь Лифия была не просто пешкой в их играх. Она стала силой, с которой придется считаться — или против которой придется объединиться.
Ее путь только начинался. Камень дал ей мощь, но он же привязал ее к чему-то большему, к судьбе, которую она еще не могла осознать. Возможно, она принесет хаос в Санктуарий, как предрекали древние пророчества. Возможно, она найдет способ вернуть себе человечность, борясь с тьмой внутри. Но сейчас она стояла на пороге нового мира, и ее когти оставляли глубокие борозды в камне — знак того, что ничто не останется прежним.
Трое Макабров окружили ее, их клинки сверкали в тусклом свете. Один ударил сверху, но Лифия выставила посох, блокируя удар, и тут же выпустила ледяные шипы из-под земли. Они пронзили тварь снизу, разрывая ее пополам: нижняя часть осталась стоять, истекая черной кровью, а верхняя рухнула, все еще дергаясь. Второй Макабр прыгнул, вонзив когти ей в плечо, и Лифия закричала, чувствуя, как плоть рвется под его хваткой. Она схватила его за шею голой рукой, призвав огонь прямо через кожу, и голова монстра вспыхнула, как факел, плавясь и стекая на ее руку горящей массой. Последний бросился с ревом, но она направила посох вперед, и поток пламени испепелил его, оставив лишь обугленный скелет, рухнувший в пыль.
Пещера стихла, наполнившись запахом крови, гари и смерти. Лифия стояла, тяжело дыша, ее одежда была пропитана кровью — своей и чужой. Она подобрала Куб, вытерла лицо тыльной стороной ладони, оставив на щеке алый след, и огляделась. Тела Макабров лежали повсюду: разорванные, сожженные, раздавленные. Это было кровавое побоище, но она выжила.
Пошатываясь, она двинулась дальше, пока не наткнулась на узкий туннель, ведущий вверх. Взобравшись по нему, она выбралась в новый проход, где стены снова были покрыты рунами Хорадримов. Здесь она остановилась, прислонившись к камню, и поняла: эта пещера — не просто случайная ловушка. Она была частью огромного лабиринта, сплетенного магией и временем, чтобы охранять Куб и его тайны. Каждый поворот, каждая опасность были испытанием, и выход из этого места становился все более призрачным.
Лифия сжала Куб сильнее, чувствуя его тепло. Она знала, что должна найти путь наружу, но лабиринт, похоже, не собирался отпускать ее так просто. Сделав глубокий вдох, она двинулась дальше, готовая к новым угрозам, которые могли поджидать за следующим поворотом. Лифия ковыляла вперед, каждый шаг отдавался болью в израненном теле. Яд Горгонаша и Цидеи все еще тек по ее венам, заставляя мышцы дрожать, а плечо, разодранное когтями Макабров, кровоточило, оставляя за ней алый след на камнях. Посох в ее руке казался тяжелее обычного, но она упрямо сжимала его, опираясь на древко, чтобы не упасть. Куб Хорадримов был надежно прижат к груди — его тепло давало ей силы идти дальше. Воздух в лабиринте становился все гуще, пропитанный зловещим запахом — смесью серы, крови и чего-то неестественного, что заставляло волосы на затылке шевелиться.
Она вышла в огромную пещеру, чьи стены уходили ввысь, теряясь в тенях. Перед ней раскинулся шаткий мост из старых досок и прогнивших веревок, перекинутый через пропасть. Внизу бурлила река лавы, ее багровое сияние отражалось на камнях, а жар поднимался вверх, обжигая лицо. Лифия сглотнула, чувствуя, как пот стекает по виску, смешиваясь с кровью. Мост скрипел под ногами, доски прогибались, а веревки натягивались, угрожая лопнуть. Она двигалась медленно, цепляясь за перила, каждый шаг сопровождался треском дерева и гулом лавы внизу. Один раз нога провалилась сквозь гнилую доску, но она успела ухватиться за посох, вонзив его в мост, и подтянулась. Дойдя до другой стороны, Лифия рухнула на колени, тяжело дыша, но тут же поднялась — отдыхать было некогда.
Вдалеке раздался высокий, визгливый смех, эхом отразившийся от стен. Она узнала его сразу — Алчные Гоблины, мелкие твари , одержимые жадностью и воровством. Их зеленоватые силуэты мелькнули в тенях, сгорбленные, с длинными ушами и горящими глазами. В руках они сжимали кривые кинжалы и мешки, набитые украденным добром. Лифия напряглась, но быстро поняла, что угрозы они не представляют — эти создания были слишком трусливы, чтобы напасть на нее напрямую. Однако их присутствие насторожило ее. Гоблины редко появлялись без причины — возможно, они знали о Кубе или о том, что скрывалось глубже в лабиринте.
Пройдя дальше, она наткнулась на еще одну пещеру, меньшую, но пропитанную мрачной энергией. В центре стояли Темные Сектанты — фигуры в черных рваных мантиях, их лица скрывали капюшоны, а руки были испещрены кровавыми рунами. Они окружили грубо вырезанный алтарь, на котором лежали кости и дымящиеся внутренности какого-то существа. Над алтарем витал багровый дым, образуя вихрь, а сектанты нараспев произносили слова на языке Преисподней. Лифия спряталась за выступ скалы, прислушиваясь. Их голоса сливались в зловещий хор:
— Владыка наш, приди… Прими эту жертву… Открой врата… Пусть тьма восстанет…
Она поняла: они кого-то призывали. Энергия в пещере становилась плотнее, вихрь над алтарем закрутился быстрее, и в нем начали проступать очертания — рога, когти, глаза, горящие адским пламенем. Лифия сжала Куб сильнее. Это мог быть Азмодан или один из его лейтенантов, вроде Андариэль, о которой она видела в видении. Ее тело кричало от боли, но она знала, что не может позволить ритуалу завершиться. Сектанты были заняты, их спины повернуты к ней — это был ее шанс.
Стиснув зубы, она шагнула вперед, поднимая посох. Если она собиралась остановить их, это нужно было сделать быстро, пока призываемая тварь не обрела форму. Но каждый звук, каждый шорох в этой пещере мог выдать ее, и тогда ей придется сражаться не только с сектантами, но и с тем, что они вот-вот выпустят из Преисподней. Лифия шагнула вперед, готовая прервать ритуал, но было слишком поздно. Сектанты закончили свое зловещее песнопение, и багровый вихрь над алтарем взорвался, окутав пещеру густым дымом. Воздух стал удушливым, пропитанным запахом серы и крови. Из теней раздался хриплый вопль сектантов, заметивших ее, и они бросились в атаку, сжимая в руках кинжалы с зазубренными лезвиями и цепи, усеянные шипами.
Первый сектант прыгнул на нее, замахнувшись кинжалом. Лифия уклонилась, вонзив посох ему в грудь, и выпустила поток огня. Плоть его разорвалась, кровь брызнула на стены, а внутренности вывалились на пол, дымясь от жара. Второй попытался ударить цепью, но она призвала ледяной шип, который пронзил его горло снизу вверх, разрывая челюсть и выходя через череп — мозги и осколки костей разлетелись по пещере. Третий, обезумевший от ярости, бросился с ножом, но Лифия схватила его за руку, вывернула ее с хрустом и направила лезвие ему в живот. Она провернула клинок, разрывая кишки, и толкнула его назад, оставив корчиться в луже собственной крови.
Дым начал рассеиваться, и сектанты рухнули, их тела — кровавые ошметки на камне. Но затем пещера содрогнулась, и из остатков вихря возникла Она — Андариэль, Дева Страданий. Ее появление было ужасающим и завораживающим. Она возвышалась над Лифией, ее тело сочетало демоническую мощь и пугающую красоту. Верхняя часть была обнаженной, человеческой, но искаженной: кожа бледная, с зеленоватым оттенком, испещренная тонкими венами, грудь высокая и полная, с темными сосками, блестящими, словно покрытыми ядом. Длинные черные волосы струились, как живые, извиваясь вокруг ее плеч. Лицо, некогда прекрасное, теперь было маской злобы: глаза горели желтым огнем, губы растянулись в хищной ухмылке, обнажая клыки. Нижняя часть тела переходила в паучью форму — четыре массивные, покрытые шипами лапы, блестящие от слизи, поддерживали ее вес, а из спины торчали ядовитые жала, сочащиеся зеленой жидкостью. Ее нагота была не уязвимостью, а вызовом, подчеркивая ее власть и порочность.
— Ты пришла за моим сокровищем, смертная? — прошипела Андариэль, ее голос был смесью соблазна и угрозы. — Теперь ты заплатишь.
Битва началась мгновенно. Андариэль метнула ядовитое жало, и Лифия едва уклонилась, выпустив в ответ молнию. Та ударила в лапу демонессы, но Андариэль лишь рассмеялась, бросившись вперед. Ее когти врезались в плечо Лифии, разрывая плоть до кости, кровь хлынула потоком. Волшебница попыталась призвать огонь, но Андариэль ударила снова, паучьей лапой отбросив ее к стене. Камень треснул от удара, и Лифия рухнула на колени, кашляя кровью. Демонесса схватила ее за горло, подняла и швырнула через пещеру — посох отлетел в сторону, а тело Лифии ударилось о пол с хрустом сломанных ребер.
Обессиленная, она лежала, задыхаясь, пока Андариэль подошла к Кубу Хорадримов, валявшемуся рядом. Одним ударом когтя она разбила его, и изнутри выкатился камень — темно-бордовый, с пульсирующей жилкой внутри, словно живое сердце. Андариэль подняла его, глядя на Лифию с презрением.
— Хочешь жить, жалкая тварь? Возьми его, — сказала она, бросив камень к ногам волшебницы. — Он даст тебе силу… или сломает тебя.
Лифия, дрожа, протянула руку и схватила камень. В тот же миг она услышала шепот — тихий, спокойный, но проникающий в самую глубину ее сознания: «Прими меня… стань больше…». Ее разум помутился, боль отступила, и, повинуясь неясному импульсу, она поднесла камень ко лбу. С силой, которой не осознавала, она вонзила его в кожу. Кровь потекла по лицу, но камень вошел глубже, срастаясь с плотью. Тело Лифии сотрясла дрожь, глаза вспыхнули багровым светом, а из горла вырвался крик — не боли, а чего-то нового, темного, что теперь жило в ней.
Андариэль отступила, ее смех стал тише.
— Ты сделала выбор, смертная. Теперь посмотрим, что из этого выйдет, — сказала она, растворяясь в тенях.
Лабиринт все еще окружал ее, но теперь она была не просто волшебницей. Вопрос был только в том, кем она стала — и что ждет ее дальше. Лифия стояла в центре пещеры, сжимая посох, пока багровый камень, вонзенный в ее лоб, пульсировал все сильнее. Шепот в ее голове нарастал, становясь оглушительным хором голосов, требующих подчинения и перерождения. Она попыталась сопротивляться, но сила камня уже захватила ее, проникая в каждую клетку. Трансформация началась.
Сначала ее кожа начала трескаться, словно пересохшая земля. Из трещин сочилась кровь, густая и темная, смешанная с черной жижей, которая вытекала из камня в ее лбу. Лифия закричала, падая на колени, но крик оборвался, когда ее горло сжалось, а голосовые связки разорвались, чтобы тут же срастись заново, издавая низкий, гортанный рык. Камень вонзился глубже, раскалывая череп с влажным хрустом — куски кости отвалились, обнажая мозг, который тут же начал набухать, пронизываясь багровыми венами. Кровь текла по лицу, заливая глаза, но вместо слепоты они вспыхнули алым огнем, зрачки вытянулись в вертикальные щели, как у хищника.
Ее руки задрожали, и кожа на них лопнула, сдираясь длинными полосами, словно кто-то срывал ее невидимыми когтями. Мышцы под ней вздулись, разрывая сухожилия, а кости рук удлинились с треском, выгибаясь в неестественных углах. Пальцы вытянулись, ногти отвалились, обнажая кровоточащие кончики, из которых выросли длинные, изогнутые когти, черные и блестящие, как обсидиан. Кровь хлынула из ран, но тут же застыла, формируя чешуйчатую броню на предплечьях, твердую и острую, как лезвия.
Грудь Лифии разорвалась с ужасающим звуком — ребра выгнулись наружу, пробивая кожу, и из-под них вытекла смесь крови и черной слизи. Ее сердце билось быстрее, видимое сквозь разорванную плоть, пока не начало расти, покрываясь шипами и пульсируя багровым светом. Кожа на груди срослась заново, но теперь она была бледной, почти прозрачной, с проступающими венами, а грудь стала выше, более выраженной, с темными сосками, сочащимися ядовитой жидкостью. Из спины с хрустом вырвались два костяных отростка, раздирая мышцы и кожу, и начали обрастать плотью, формируя крылья — не перепончатые, как у демонов, а покрытые черными перьями, острыми, как кинжалы.
Ноги Лифии подогнулись, и кости бедер сломались с громким треском, выворачиваясь под новым углом. Кожа слезла, обнажая мышцы, которые тут же начали утолщаться, покрываясь чешуей цвета обожженной земли. Колени выгнулись назад, как у зверя, а ступни разорвались, пальцы удлинились, а из пяток выросли костяные шпоры, сочащиеся кровью. Из копчика с влажным звуком прорвался хвост — длинный, гибкий, с шипастым концом, который хлестнул по полу, разбивая камень.
Лицо Лифии стало последним, что изменилось. Ее челюсть хрустнула, раздвигаясь шире, зубы выпали, оставляя кровоточащие десны, из которых выросли клыки — острые и длинные, как у хищника. Кожа на щеках лопнула, обнажая мышцы, которые тут же затянулись новой плотью — гладкой, но мертвенно-бледной. Камень в ее лбу окончательно сросся с черепом, став частью ее существа, и из него начали расти рога — изогнутые, черные, с багровыми прожилками, пробивающие кожу с влажным треском. Волосы удлинились, став густыми и черными, струясь, как живая тень, и извиваясь вокруг ее плеч.
Тело Лифии корчилось в агонии, кровь и слизь текли по полу, смешиваясь в лужу, из которой поднимался пар. Она поднялась, теперь выше, чем была раньше, — почти три метра роста, величественная и ужасающая, как Лилит. Ее человекоподобная форма сохранила женственные черты, но теперь они были искажены демонической мощью: стройная талия, широкие бедра, длинные ноги, но все покрыто чешуей и шипами. Глаза горели багровым, голос стал глубоким и раскатистым, а аура вокруг нее пульсировала тьмой и силой. Она больше не была Лифией-волшебницей — она стала одной из Дев Ада, воплощением хаоса и разрушения.
Она расправила крылья, и пещера задрожала от ее присутствия. Шепот в голове стих, сменившись чувством абсолютной власти. Андариэль исчезла, но ее смех еще эхом звучал в памяти. Лифия — или то, что от нее осталось — шагнула вперед, оставляя за собой кровавый след. Лабиринт больше не был ее тюрьмой — теперь он был ее владением. Но в глубине ее нового сознания тлела искра старой себя, задаваясь вопросом: кто она теперь и что станет с Санктуарием под ее новой тенью?
Лифия, ныне преобразившаяся в одну из Дев Ада, вышла из лабиринта Скального хребта, оставляя за собой лишь эхо разрушения. Пески Кеджистана дрожали под ее шагами, а небо над пустыней потемнело, словно предчувствуя новую силу, что пробудилась в этом мире. Ее крылья черным пятном рассекали воздух, а багровый камень в ее лбу пульсировал, как живое сердце, связывая ее с Преисподней. Она стояла на краю обрыва, глядя на бескрайние барханы, и впервые за долгое время ощутила тишину в своем разуме — не покой, а зловещее предвкушение.
Санктуарий изменился с ее появлением. Где-то вдали гоблины и сектанты шептались о новой госпоже, чья тень уже падала на их жалкие жизни. Орден Хорадримов, если его остатки еще существовали, скоро узнает о падении одной из своих дочерей — и о рождении новой угрозы. Азмодан, Андариэль и другие владыки Преисподней наблюдали, но теперь Лифия была не просто пешкой в их играх. Она стала силой, с которой придется считаться — или против которой придется объединиться.
Ее путь только начинался. Камень дал ей мощь, но он же привязал ее к чему-то большему, к судьбе, которую она еще не могла осознать. Возможно, она принесет хаос в Санктуарий, как предрекали древние пророчества. Возможно, она найдет способ вернуть себе человечность, борясь с тьмой внутри. Но сейчас она стояла на пороге нового мира, и ее когти оставляли глубокие борозды в камне — знак того, что ничто не останется прежним.
