Последние, пусть даже и не переломанные, дрожали так, что без посторонней помощи Мика вряд ли бы сумела встать. А потому все же решила этой помощью воспользоваться.
Совершенно внезапно для предлагавшего.
Цепко схваченный за руку чернокнижник вздрогнул, словно хотел вырваться и убежать. В общем-то простое и понятное желание: нормальная девица ни за что не отважилась бы коснуться темного мага, а от ненормальных, вдохновленных модными романами, любое злобное зло само предпочитало держаться как можно дальше. И не объяснишь ведь, что конкретно у этой девицы свое собственное зло имеется, оттого и чужое ее не пугает. Вот мэтр, вернее, его ворчание и упреки, – дело иное. Именно он ей поначалу и померещился, не иначе как головой при падении слишком сильно ударилась.
Голова согласно закружилась, и только-только поднявшаяся Мика завалилась на не отошедшего от первого и никак не ожидавшего второго шока чернокнижника.
Миг спустя стало ясно, что он молод и неопытен. Закаленный жизнью и девицами, подобно мэтру, отошел бы в сторонку, а не ловил ее. И не то чтобы Мика была против, просто...
Поймать-то он ее поймал, но потом застыл, изображая самобытный памятник герою древности, по дурости спасшего девицу и теперь не знавшего, что с ней делать дальше. Наверняка размышлял, разжать ли руки и позволить ей встретиться с неласковой земличкой – или все же поставить на ноги, которые явно не держали, и тогда не факт, что не придется ловить ее вновь.
Мэтр, несомненно, выбрал бы первый вариант.
Саму Мику вполне устроил бы второй.
Чернокнижник же предпочел третий.
Он молча подхватил ее на руки и решительно потащил из неохотно расставшихся с добычей кустов на дорогу.
Мимо останков велосипеда, которые выглядели на редкость жалко и вместе с тем пугающе.
Прямиком к огромному сумрачному коню, на чьей лоснящейся черной шкуре играли багряные отблески догорающего заката.
Конь следил за приближающимся хозяином с изрядной долей подозрения. Мика же слишком поздно оценила всю глубину коварства чужого злобного зла.
Она дернулась, пытаясь вырваться, но не преуспела, и в следующий миг сидела на лошадиной спине, словно на какой-нибудь лавочке. Довольно-таки широкой, горячей, постоянно двигающейся... и на удивление удобной, особенно если учесть, что седла не было и в помине. Зажмурившись, Мика неосознанно вцепилась в гриву – словно ветер в ладони поймала. Теплый, упругий, щекотный.
И совсем не болезненный.
Глаза от удивления распахнулись сами. А чуть позже Мика осознала, что конь не стоит, а почти летит, выбивая копытами гулкую дробь, позади, крепко обхватив ее за талию и не давая упасть, сидит чернокнижник, на коленях лежит потрепанная, но все еще целая коробка с пирожными, вряд ли такими же целыми, а вокруг медленно смыкается чернильная тьма.
Чернокнижник больше не проронил ни слова. Даже не спросил, куда нужно пострадавшей по его вине девице. Впрочем, смысла в этом вопросе не имелось: дорога здесь была одна, и вела она в Даратт, над которым, заключая город в непроглядную тьму, уже распростер крылья невидимый ворон.
Мика тоже не стремилась нарушить молчание. Одной рукой придерживая коробку, а другую запустив в струящуюся гриву сумрачного коня, она наслаждалась каждым мгновением.
Она часто представляла, каково это, прокатиться на волшебном создании, но реальность превзошла все мечты. Мика чувствовала себя пушинкой, парящей в потоке горячего, но не обжигающего ветра. Она летела в его объятиях, окутанная темным туманом и пряными запахами осенней ночи, а сердце сладко замирало, и казалось, что за спиной вот-вот вырастут собственные крылья.
Такие же черные, горячие и совершенно нереальные, как сумрачный конь.
И что она облетит город, доберется до дома и...
...выскажет окончательно обленившемуся и завравшемуся злобному – и, похоже, еще и жадному! – злу все, что думает по поводу его категоричных заявлений о непреодолимой несовместимости простых смертных и сумрачных созданий!
Увы, сказка продлилась недолго. Чудесный конь вихрем ворвался в незапертые ворота Даратта, пронесся по темным улочкам, где, с трудом преодолевая магию, едва разгорались фонари. Мика беспокойно завозилась, но не успела и рта раскрыть, как ее мягко приподняло – и осторожно опустило на землю. Прижав к груди многострадальную коробку, она хотела вежливо поблагодарить чернокнижника, но того уже и след простыл. Сумрачный конь растворился во тьме, словно его и не было вовсе.
А может, и правда не было?
Мика потрясла головой, избавляясь от глупых мыслей, огляделась... и не сдержалась от нервного смешка.
Страшный чернокнижник, по весьма популярному мнению воплощение всех грехов и пороков, не просто в целости и сохранности довез до города незадачливую девицу, кою ему народной же молвой приписывалось пустить если не на ужин, то на зелье. Он довез ее до храма, в котором, как считалось, можно безопасно для тела и души переждать жуткий час ворона.
Двери храма, впрочем, были плотно закрыты и наверняка – Мика не побоялась бы поставить на кон разноцветные носки мэтра – подперты чем-то тяжелым, чтобы никто, не дайте боги, не проник в убежище местного жреца, пуще гнева своего непосредственного, обитающего на небесах начальства боящегося всяческой нечисти.
К оной, между прочим, были причислены и мэтр со своим помощником, и Мика имела несчастье на собственном опыте убедиться, что выплеснутая в лицо святая вода, коей жрец отчего-то называл ядреный первач, может не только нечисть изгнать, но и выбить слезы и крепкое ругательство из вроде бы терпеливой и почти приличной девицы.
Ко всему прочему девица оказалась еще и мстительной. Поцарапавшись в двери и тоненько повыв, она услышала раздавшийся изнутри короткий сдавленный вопль и глухой звук, рожденный столкновением холеного жреческого тела с жестким полом, злорадно повторила показательное выступление и с чувством глубокого удовлетворения двинулась прочь от храма.
Фонари слишком медленно отвоевывали город у тьмы. Улицы были пусты, но отнюдь не тихи. Шорохи, дробный топоток, вздохи и перешептывания, иногда срывающиеся на тонкий лающий смех, сливались с шелестом сухих листьев под ногами. Мика знала, что бояться нельзя ни в коем случае, потому как страх лучше любой приманки привлекает скрывающихся во тьме существ. Знала, но ничего не могла с собой поделать и все ускоряла шаг, почти срываясь на бег.
Пару улиц и половину пустыря она миновала благополучно, а потом удача, заскучав, резко отвернулась в другую сторону, где явно происходило что-то более интересное. Шорохи за спиной стали четче и громче, предчувствие беды – реальнее, и Мика все-таки побежала. Позади радостно взревело, затрещало; впереди сгустилась тьма, и нечто крупное, отделившись от нее, пролетело над головой едва успевшей пригнуться помощницы злобного зла, разразилось возмущенным хриплым карканьем...
И все стихло.
Мика отдышалась, нервно погладила несчастную коробку и двинулась дальше, не оглядываясь.
Кто еще может помочь в час ворона, если не сам ворон?
Вредный и капризный, под стать хозяину, но порой совершенно незаменимый.
И конечно же рассчитывающий на благодарность.
К калитке Мика добралась не в самом радужном настроении. Оная, к слову, была широко распахнута, а на крыльце дома, задумчиво подперев пустую черепушку иссохшей дланью, сидел скелет.
Крепенький такой. Беленький. Светящийся.
Рядом стояли пухлые чемоданы, но на них Мика по вполне понятным причинам должного внимания не обратила.
Знаете ли, даже к злобному злу такие гости не каждую ночь захаживают.
Строго говоря, вообще не захаживают.
Ничего удивительного, что Мика понятия не имела, как их следует встречать: хлебом-солью или пинком под костлявый зад.
Судя по всему – в первую очередь по целостности незваного визитера, – злобное зло отсутствовало и дать помощнице четкие инструкции не могло.
Кажется, пришло время самостоятельных решений.
Но вот незадача: хлеб закончился, делиться пирожными с незнакомцами любой степени живости не хотелось, а пинать жесткие кости здравый смысл категорически не советовал. А потому Мика, стараясь не шуметь, двинулась прочь от ворот.
В конце концов, если сделать вид, что гостей не существует, то и решать ничего не придется.
На садовой калитке сидел нахохлившийся ворон. Его взгляд мерцал зеленью и был настолько пронзителен и красноречив, что одно помятое пирожное тут же перекочевало во внушительный клюв.
Уж лучше заплатить за услугу по-хорошему, чем получить таким по темечку.
В саду тьма была не столь густой и давящей, как в городе, и в ней точно не пряталось ничего зубастого и когтистого, ибо по части безопасности жилище чернокнижника могло дать фору любому храму. В мертвенно-болотном свете фонарей – конечно же черепообразных, в своих вкусах мэтр сохранял удручающее постоянство – Мика без труда отыскала толстую веревку. Закинуть ее на специально вбитый возле окна крючок оказалось сложнее, но она справилась. Подергала, проверяя прочность, и привычно полезла наверх. Веревка жгла оцарапанные при падении ладони, но этим неприятности, к счастью, ограничились. Толкнув створку окна, Мика перевалилась через широкий подоконник и растянулась на покрытом пестрым ковриком полу.
Хотелось спать. И в любой другой ситуации стоило бы претворить сие желание в реальность, но... Мику угораздило вляпаться именно в эту, и бездействие грозило ее усугубить.
Пришлось вставать и идти на разведку, результаты которой не порадовали.
Мэтра на самом деле не было дома.
На крыльце по-прежнему сидел неопознанный скелет.
От тяжести увеличившейся чуть ли не вдвое мыши печально позвякивала люстра.
Прямиком под ней стоял котел с очередным зельем. На сей раз – нежно-розовым.
Скелет покачивался из стороны в сторону.
Зелье настаивалось.
Мышь выжидала.
Первым делом Мика аккуратно и бесшумно прикрыла ставнями окна, дабы не искушать гостя уютным огоньком. Потом зажгла-таки этот самый огонек – зеленоватый свет развешанных по стенам черепушек был хоть и атмосферным, но тусклым, – и накрыла котел крышкой, за что удостоилась возмущенного писка и едва успела пригнуться, пропуская над головой увесистый ярко-фиолетовый снаряд.
Прихваченную из комнаты коробку пирожных Мика торжественно водрузила на круглый столик, за которым злобное зло обычно пило чай. Куда бы оно ни отправилось, наверняка вернется голодным и нервным, чему немало поспособствует приблудный скелет. Готовить не было не то что сил – желания. Ничего, много есть вредно, тем более на ночь, а в качестве утешения вполне сойдет сладкое. Ну а в том, что утешение выглядит не особо аппетитно, Мика находила некую высшую справедливость. Как и в сломанном велосипеде, оставшемся в придорожных кустах.
Кое-кому врать надо меньше, тогда и кара небес будет не такой страшной.
А вот сумку было по-настоящему жаль. До одежды добралась-таки мстительная мышь, а в том, что осталось, Мика смотрелась столь же изысканно, как наряженное в мешок пугало. Пришлось подвернуть штанины и рукава куртки, потуже затянуть ремень и повозиться со старой шляпой, норовившей то слететь, то сползти до подбородка.
Но эта одежда хотя бы была чистой и целой. Мика порадовалась, что она вообще есть, и пообещала себе завтра же сходить в город за новой. Заодно и дверную задвижку купит, чтобы всякие пушистые и крылатые зельеманы не хозяйничали в ее комнате.
Еще одним поводом для радости послужило то, что удалось избежать серьезных травм. Царапины и синяки не в счет, они даже не слишком сильно болели, а после особого бальзама и вовсе почти затянулись и поблекли.
Бальзам лично готовило злобное зло. К счастью, его умений и вдохновения хватало не только на сомнительные зелья.
Где-то глухо бухнуло. Мягко, почти неощутимо покачнулся пол...
В следующую секунду Мика не хуже выкупавшейся в зелье летучей мыши, едва придерживаясь за веревку, выпорхнула из окна своей спальни.
В неприятности злобное зло влипало тоже умело и вдохновенно.
Не слишком часто, да. Зато с размахом.
И, едва кинув взгляд на ядовито-розовые всполохи, раскрасившие черное небо над противоположной стороной Даратта, Мика поняла, что на этот раз мэтр размахнулся излишне широко.
Час ворона. Беззаконное время.
Время чернокнижников.
Горе тому городу, где заведется хотя бы один темный маг. Дни станут короткими, а ночи – беспросветными. Ибо тьма, не находя места в переполненной ею черной душе, непрестанно плещет наружу, стремится погасить свет. Не только солнца, но и человеческих сердец. Даже если в последних изначально и гасить-то нечего.
Именно это внушали жрецы далеким от магии людям.
На деле же конкретному городу не везло не потому, что однажды в него принесло чернокнижника. Это чернокнижника принесло потому, что городу не повезло. При самом его основании. Тщательнее надо выбирать места для новых поселений, а не закладывать первый камень там, где душенька пожелает. Видать, чистотой та душенька похвастаться не могла, раз потянуло ее аккурат к темному источнику. Вернее, душеньки, ибо подобных Даратту «невезучих» поселений было много. И та сила, что каждый день выплескивал источник, всегда привлекала тех, кто способен ею воспользоваться. Чернокнижников, темных жрецов, пророков Тьмы и даже богов. Последних, впрочем, быстро ловили и лечили. Не всегда успешно, зато старательно. Темные жрецы сбегали сами, не выдерживая жесткой конкуренции со светлыми коллегами в борьбе за умы и сердца доверчивых обывателей.
Чернокнижники оказались самыми трудновыводимыми: ловле, увы и ах, не подлежали, жрецов не боялись, да и вообще слыли особами коварными, злопамятными и мстительными. И бутыль святой воды, разбитая о голову темного мага, могла аукнуться фонарем под глазом осмелевшего жреца. Самое то, чтобы разгонять тьму безо всяких подручных средств.
Именно так и началось знакомство мэтра Фолана Крайта с местным святошей. И, к сожалению последнего, успевшего обзавестись не только опытом выведения синяков, но и парой-тройкой недостойных представителя светлых богов страхов, до сих пор не закончилось.
Час ворона мэтр любил и не отказывал себе в удовольствии пройтись по темным улицам, упиваясь ощущением, что весь город безраздельно принадлежит ему. Не то чтобы он жаждал власти... Нет, власть была штукой хлопотной, утомительной и плохо сочеталась с приятной расслабленностью, именуемой непонятливыми помощницами ленью, и здоровым сном. Но иногда – хотя бы раз в день – можно позволить себе помечтать.
Сила льнула к рукам покорным псом, прыскала в стороны мелкая нечисть, в душе царили мир и покой, а в голове – мысли о вечном.
О величии темных владык прошлого.
О том, как измельчали нынешние короли, забывшие, от кого ведут свой род, послушно склонившие головы пред светлыми жрецами.
О собственном наследии, накопленном и приумноженном за долгую жизнь.
О том, кому его передать.
О незакрытой крышке котла, в котором доходило новое зелье...
Фолан сбился с шага, нахмурился, пытаясь вспомнить, правда ли котел остался открытым, но в конце концов махнул рукой и неспешно двинулся дальше.
Наверняка Мика уже вернулась и все проверила. А в неготовое зелье мышь не нырнет, на это ее крохотных мозгов удивительным образом хватало.
Мысль о мыши и зелье сбила весь возвышенный настрой.
Совершенно внезапно для предлагавшего.
Цепко схваченный за руку чернокнижник вздрогнул, словно хотел вырваться и убежать. В общем-то простое и понятное желание: нормальная девица ни за что не отважилась бы коснуться темного мага, а от ненормальных, вдохновленных модными романами, любое злобное зло само предпочитало держаться как можно дальше. И не объяснишь ведь, что конкретно у этой девицы свое собственное зло имеется, оттого и чужое ее не пугает. Вот мэтр, вернее, его ворчание и упреки, – дело иное. Именно он ей поначалу и померещился, не иначе как головой при падении слишком сильно ударилась.
Голова согласно закружилась, и только-только поднявшаяся Мика завалилась на не отошедшего от первого и никак не ожидавшего второго шока чернокнижника.
Миг спустя стало ясно, что он молод и неопытен. Закаленный жизнью и девицами, подобно мэтру, отошел бы в сторонку, а не ловил ее. И не то чтобы Мика была против, просто...
Поймать-то он ее поймал, но потом застыл, изображая самобытный памятник герою древности, по дурости спасшего девицу и теперь не знавшего, что с ней делать дальше. Наверняка размышлял, разжать ли руки и позволить ей встретиться с неласковой земличкой – или все же поставить на ноги, которые явно не держали, и тогда не факт, что не придется ловить ее вновь.
Мэтр, несомненно, выбрал бы первый вариант.
Саму Мику вполне устроил бы второй.
Чернокнижник же предпочел третий.
Он молча подхватил ее на руки и решительно потащил из неохотно расставшихся с добычей кустов на дорогу.
Мимо останков велосипеда, которые выглядели на редкость жалко и вместе с тем пугающе.
Прямиком к огромному сумрачному коню, на чьей лоснящейся черной шкуре играли багряные отблески догорающего заката.
Конь следил за приближающимся хозяином с изрядной долей подозрения. Мика же слишком поздно оценила всю глубину коварства чужого злобного зла.
Она дернулась, пытаясь вырваться, но не преуспела, и в следующий миг сидела на лошадиной спине, словно на какой-нибудь лавочке. Довольно-таки широкой, горячей, постоянно двигающейся... и на удивление удобной, особенно если учесть, что седла не было и в помине. Зажмурившись, Мика неосознанно вцепилась в гриву – словно ветер в ладони поймала. Теплый, упругий, щекотный.
И совсем не болезненный.
Глаза от удивления распахнулись сами. А чуть позже Мика осознала, что конь не стоит, а почти летит, выбивая копытами гулкую дробь, позади, крепко обхватив ее за талию и не давая упасть, сидит чернокнижник, на коленях лежит потрепанная, но все еще целая коробка с пирожными, вряд ли такими же целыми, а вокруг медленно смыкается чернильная тьма.
Чернокнижник больше не проронил ни слова. Даже не спросил, куда нужно пострадавшей по его вине девице. Впрочем, смысла в этом вопросе не имелось: дорога здесь была одна, и вела она в Даратт, над которым, заключая город в непроглядную тьму, уже распростер крылья невидимый ворон.
Мика тоже не стремилась нарушить молчание. Одной рукой придерживая коробку, а другую запустив в струящуюся гриву сумрачного коня, она наслаждалась каждым мгновением.
Она часто представляла, каково это, прокатиться на волшебном создании, но реальность превзошла все мечты. Мика чувствовала себя пушинкой, парящей в потоке горячего, но не обжигающего ветра. Она летела в его объятиях, окутанная темным туманом и пряными запахами осенней ночи, а сердце сладко замирало, и казалось, что за спиной вот-вот вырастут собственные крылья.
Такие же черные, горячие и совершенно нереальные, как сумрачный конь.
И что она облетит город, доберется до дома и...
...выскажет окончательно обленившемуся и завравшемуся злобному – и, похоже, еще и жадному! – злу все, что думает по поводу его категоричных заявлений о непреодолимой несовместимости простых смертных и сумрачных созданий!
Увы, сказка продлилась недолго. Чудесный конь вихрем ворвался в незапертые ворота Даратта, пронесся по темным улочкам, где, с трудом преодолевая магию, едва разгорались фонари. Мика беспокойно завозилась, но не успела и рта раскрыть, как ее мягко приподняло – и осторожно опустило на землю. Прижав к груди многострадальную коробку, она хотела вежливо поблагодарить чернокнижника, но того уже и след простыл. Сумрачный конь растворился во тьме, словно его и не было вовсе.
А может, и правда не было?
Мика потрясла головой, избавляясь от глупых мыслей, огляделась... и не сдержалась от нервного смешка.
Страшный чернокнижник, по весьма популярному мнению воплощение всех грехов и пороков, не просто в целости и сохранности довез до города незадачливую девицу, кою ему народной же молвой приписывалось пустить если не на ужин, то на зелье. Он довез ее до храма, в котором, как считалось, можно безопасно для тела и души переждать жуткий час ворона.
Двери храма, впрочем, были плотно закрыты и наверняка – Мика не побоялась бы поставить на кон разноцветные носки мэтра – подперты чем-то тяжелым, чтобы никто, не дайте боги, не проник в убежище местного жреца, пуще гнева своего непосредственного, обитающего на небесах начальства боящегося всяческой нечисти.
К оной, между прочим, были причислены и мэтр со своим помощником, и Мика имела несчастье на собственном опыте убедиться, что выплеснутая в лицо святая вода, коей жрец отчего-то называл ядреный первач, может не только нечисть изгнать, но и выбить слезы и крепкое ругательство из вроде бы терпеливой и почти приличной девицы.
Ко всему прочему девица оказалась еще и мстительной. Поцарапавшись в двери и тоненько повыв, она услышала раздавшийся изнутри короткий сдавленный вопль и глухой звук, рожденный столкновением холеного жреческого тела с жестким полом, злорадно повторила показательное выступление и с чувством глубокого удовлетворения двинулась прочь от храма.
Фонари слишком медленно отвоевывали город у тьмы. Улицы были пусты, но отнюдь не тихи. Шорохи, дробный топоток, вздохи и перешептывания, иногда срывающиеся на тонкий лающий смех, сливались с шелестом сухих листьев под ногами. Мика знала, что бояться нельзя ни в коем случае, потому как страх лучше любой приманки привлекает скрывающихся во тьме существ. Знала, но ничего не могла с собой поделать и все ускоряла шаг, почти срываясь на бег.
Пару улиц и половину пустыря она миновала благополучно, а потом удача, заскучав, резко отвернулась в другую сторону, где явно происходило что-то более интересное. Шорохи за спиной стали четче и громче, предчувствие беды – реальнее, и Мика все-таки побежала. Позади радостно взревело, затрещало; впереди сгустилась тьма, и нечто крупное, отделившись от нее, пролетело над головой едва успевшей пригнуться помощницы злобного зла, разразилось возмущенным хриплым карканьем...
И все стихло.
Мика отдышалась, нервно погладила несчастную коробку и двинулась дальше, не оглядываясь.
Кто еще может помочь в час ворона, если не сам ворон?
Вредный и капризный, под стать хозяину, но порой совершенно незаменимый.
И конечно же рассчитывающий на благодарность.
К калитке Мика добралась не в самом радужном настроении. Оная, к слову, была широко распахнута, а на крыльце дома, задумчиво подперев пустую черепушку иссохшей дланью, сидел скелет.
Крепенький такой. Беленький. Светящийся.
Рядом стояли пухлые чемоданы, но на них Мика по вполне понятным причинам должного внимания не обратила.
Знаете ли, даже к злобному злу такие гости не каждую ночь захаживают.
Строго говоря, вообще не захаживают.
Ничего удивительного, что Мика понятия не имела, как их следует встречать: хлебом-солью или пинком под костлявый зад.
Судя по всему – в первую очередь по целостности незваного визитера, – злобное зло отсутствовало и дать помощнице четкие инструкции не могло.
Кажется, пришло время самостоятельных решений.
Но вот незадача: хлеб закончился, делиться пирожными с незнакомцами любой степени живости не хотелось, а пинать жесткие кости здравый смысл категорически не советовал. А потому Мика, стараясь не шуметь, двинулась прочь от ворот.
В конце концов, если сделать вид, что гостей не существует, то и решать ничего не придется.
На садовой калитке сидел нахохлившийся ворон. Его взгляд мерцал зеленью и был настолько пронзителен и красноречив, что одно помятое пирожное тут же перекочевало во внушительный клюв.
Уж лучше заплатить за услугу по-хорошему, чем получить таким по темечку.
В саду тьма была не столь густой и давящей, как в городе, и в ней точно не пряталось ничего зубастого и когтистого, ибо по части безопасности жилище чернокнижника могло дать фору любому храму. В мертвенно-болотном свете фонарей – конечно же черепообразных, в своих вкусах мэтр сохранял удручающее постоянство – Мика без труда отыскала толстую веревку. Закинуть ее на специально вбитый возле окна крючок оказалось сложнее, но она справилась. Подергала, проверяя прочность, и привычно полезла наверх. Веревка жгла оцарапанные при падении ладони, но этим неприятности, к счастью, ограничились. Толкнув створку окна, Мика перевалилась через широкий подоконник и растянулась на покрытом пестрым ковриком полу.
Хотелось спать. И в любой другой ситуации стоило бы претворить сие желание в реальность, но... Мику угораздило вляпаться именно в эту, и бездействие грозило ее усугубить.
Пришлось вставать и идти на разведку, результаты которой не порадовали.
Мэтра на самом деле не было дома.
На крыльце по-прежнему сидел неопознанный скелет.
От тяжести увеличившейся чуть ли не вдвое мыши печально позвякивала люстра.
Прямиком под ней стоял котел с очередным зельем. На сей раз – нежно-розовым.
Скелет покачивался из стороны в сторону.
Зелье настаивалось.
Мышь выжидала.
Первым делом Мика аккуратно и бесшумно прикрыла ставнями окна, дабы не искушать гостя уютным огоньком. Потом зажгла-таки этот самый огонек – зеленоватый свет развешанных по стенам черепушек был хоть и атмосферным, но тусклым, – и накрыла котел крышкой, за что удостоилась возмущенного писка и едва успела пригнуться, пропуская над головой увесистый ярко-фиолетовый снаряд.
Прихваченную из комнаты коробку пирожных Мика торжественно водрузила на круглый столик, за которым злобное зло обычно пило чай. Куда бы оно ни отправилось, наверняка вернется голодным и нервным, чему немало поспособствует приблудный скелет. Готовить не было не то что сил – желания. Ничего, много есть вредно, тем более на ночь, а в качестве утешения вполне сойдет сладкое. Ну а в том, что утешение выглядит не особо аппетитно, Мика находила некую высшую справедливость. Как и в сломанном велосипеде, оставшемся в придорожных кустах.
Кое-кому врать надо меньше, тогда и кара небес будет не такой страшной.
А вот сумку было по-настоящему жаль. До одежды добралась-таки мстительная мышь, а в том, что осталось, Мика смотрелась столь же изысканно, как наряженное в мешок пугало. Пришлось подвернуть штанины и рукава куртки, потуже затянуть ремень и повозиться со старой шляпой, норовившей то слететь, то сползти до подбородка.
Но эта одежда хотя бы была чистой и целой. Мика порадовалась, что она вообще есть, и пообещала себе завтра же сходить в город за новой. Заодно и дверную задвижку купит, чтобы всякие пушистые и крылатые зельеманы не хозяйничали в ее комнате.
Еще одним поводом для радости послужило то, что удалось избежать серьезных травм. Царапины и синяки не в счет, они даже не слишком сильно болели, а после особого бальзама и вовсе почти затянулись и поблекли.
Бальзам лично готовило злобное зло. К счастью, его умений и вдохновения хватало не только на сомнительные зелья.
Где-то глухо бухнуло. Мягко, почти неощутимо покачнулся пол...
В следующую секунду Мика не хуже выкупавшейся в зелье летучей мыши, едва придерживаясь за веревку, выпорхнула из окна своей спальни.
В неприятности злобное зло влипало тоже умело и вдохновенно.
Не слишком часто, да. Зато с размахом.
И, едва кинув взгляд на ядовито-розовые всполохи, раскрасившие черное небо над противоположной стороной Даратта, Мика поняла, что на этот раз мэтр размахнулся излишне широко.
ГЛАВА 5
Час ворона. Беззаконное время.
Время чернокнижников.
Горе тому городу, где заведется хотя бы один темный маг. Дни станут короткими, а ночи – беспросветными. Ибо тьма, не находя места в переполненной ею черной душе, непрестанно плещет наружу, стремится погасить свет. Не только солнца, но и человеческих сердец. Даже если в последних изначально и гасить-то нечего.
Именно это внушали жрецы далеким от магии людям.
На деле же конкретному городу не везло не потому, что однажды в него принесло чернокнижника. Это чернокнижника принесло потому, что городу не повезло. При самом его основании. Тщательнее надо выбирать места для новых поселений, а не закладывать первый камень там, где душенька пожелает. Видать, чистотой та душенька похвастаться не могла, раз потянуло ее аккурат к темному источнику. Вернее, душеньки, ибо подобных Даратту «невезучих» поселений было много. И та сила, что каждый день выплескивал источник, всегда привлекала тех, кто способен ею воспользоваться. Чернокнижников, темных жрецов, пророков Тьмы и даже богов. Последних, впрочем, быстро ловили и лечили. Не всегда успешно, зато старательно. Темные жрецы сбегали сами, не выдерживая жесткой конкуренции со светлыми коллегами в борьбе за умы и сердца доверчивых обывателей.
Чернокнижники оказались самыми трудновыводимыми: ловле, увы и ах, не подлежали, жрецов не боялись, да и вообще слыли особами коварными, злопамятными и мстительными. И бутыль святой воды, разбитая о голову темного мага, могла аукнуться фонарем под глазом осмелевшего жреца. Самое то, чтобы разгонять тьму безо всяких подручных средств.
Именно так и началось знакомство мэтра Фолана Крайта с местным святошей. И, к сожалению последнего, успевшего обзавестись не только опытом выведения синяков, но и парой-тройкой недостойных представителя светлых богов страхов, до сих пор не закончилось.
Час ворона мэтр любил и не отказывал себе в удовольствии пройтись по темным улицам, упиваясь ощущением, что весь город безраздельно принадлежит ему. Не то чтобы он жаждал власти... Нет, власть была штукой хлопотной, утомительной и плохо сочеталась с приятной расслабленностью, именуемой непонятливыми помощницами ленью, и здоровым сном. Но иногда – хотя бы раз в день – можно позволить себе помечтать.
Сила льнула к рукам покорным псом, прыскала в стороны мелкая нечисть, в душе царили мир и покой, а в голове – мысли о вечном.
О величии темных владык прошлого.
О том, как измельчали нынешние короли, забывшие, от кого ведут свой род, послушно склонившие головы пред светлыми жрецами.
О собственном наследии, накопленном и приумноженном за долгую жизнь.
О том, кому его передать.
О незакрытой крышке котла, в котором доходило новое зелье...
Фолан сбился с шага, нахмурился, пытаясь вспомнить, правда ли котел остался открытым, но в конце концов махнул рукой и неспешно двинулся дальше.
Наверняка Мика уже вернулась и все проверила. А в неготовое зелье мышь не нырнет, на это ее крохотных мозгов удивительным образом хватало.
Мысль о мыши и зелье сбила весь возвышенный настрой.
