Хотя со стороны все и выглядело более чем прилично.
Владыка никого не выделял, и что жена его, что наложницы статус и права имели одинаковые.
Гулять по женской части дворца и по саду, специально для них посаженному, в коем охраны, мнилось порой, было куда больше деревьев.
Наряды менять да украшения, на кои владыка не скупился, и что с того, что никто тех нарядов да драгоценностей не увидит?
Музицировать вот еще. Танцевать и петь, услаждая взор и слух единственного зрителя и слушателя.
Вышивать.
Исчезнуть, ежели вдруг неугодной владыке станет.
У фениксов все было иначе.
Матушка сказывала, что лишь единожды связывают они себя брачными узами – и пару свою берегут пуще собственной жизни.
Любят.
Уважают.
Владыка и слов-то таких не знал.
Даже Верховному лорду фениксов положена всего лишь одна жена. И никаких наложниц. Никакой борьбы, никаких опасностей. Леди Фэнриа действительно может считаться госпожой, а не бесправной рабыней.
И когда сумасшедшая, совершенно невозможная мечта принцессы почти стала реальностью, она... растерялась.
Поначалу она сама себе не верила; все казалось, что это всего-навсего сон, который вот-вот развеется утренним туманом. Но время шло, и Ланэ осознала, что это правда, что она действительно отправится в Фэнриа, что скоро все ее желания сбудутся...
Ланэ по-прежнему желала этого. Сейчас – так сильно, как никогда прежде. И все же... Волновалась.
Каким он окажется, хозяин Огненной долины? Найдут ли они общий язык? Понравится ли она ему? А он ей?
Последняя мысль была лишней и неправильной. Ни о каких симпатиях в ее положении не стоило и помышлять. Главное – добиться своего. Остальное... Милостью богов и предков, как-нибудь да обойдется.
Лишь бы все прошло, как и должно. Лишь бы никто не передумал. Лишь бы отец не счел более достойной другую дочь.
Змея в груди, которая, похоже, прочно там обосновалась, шевельнулась, туже свила свои кольца, и сердце тягуче заныло.
Принцесса прикусила губу, до боли, почти до крови, запрещая себе раскисать.
До мечты рукой подать.
Две седмицы назад до Ланэ – стараниями кого-то из сестер, не иначе, – донесли, что владыка раздумывает о замене. Тогда принцесса по-настоящему испугалась. До слез и некрасивой истерики, в которой вылились переживания и напряжение, что не отпускало ее все это время. Благо что свидетелей было мало, и Ланэ быстро удалось взять себя в руки.
План сестриц провалился.
Владыка, к счастью, этого не видел, но на осторожные расспросы кроткой и послушной дочери, коей Ланэ в совершенстве умела притворяться, обещал, что не передумает. Да и с чего бы?
Надо набраться терпения и подождать.
Вряд ли лорд лично явился за своей невестой...
Как бы ни разнились обычаи Инаэр и Фэнриа, во многом они были схожи. Во владении отца зачастую случалось, что жених и невеста впервые виделись лишь после брачного обряда. Вдруг и у фениксов заведено так же? Ведь если бы лорда действительно волновало, на ком именно жениться, он бы познакомился с ней еще до прибытия посланников...
Последующая пара дней прошла для Ланэ как в тумане. Ее выпускали из покоев лишь в купальню – в сопровождении служанок, которые, подтверждая подозрения, из вполне милых девушек превратились в настоящих надсмотрщиц, строго следящих за каждым ее вздохом, взглядом... Могли бы – и в мысли бы залезли, но, к счастью, даже придворные шаманы на то не способны.
В мыслях принцессы бродило такое, что смущало ее саму, и поделиться ими она бы ни с кем ни за что не пожелала бы.
День отбытия в новый дом для Ланэ начался до рассвета, когда в окна все еще робко заглядывала круглобокая, слегка побледневшая луна.
Почти весь день она провела в храме, по древней и совершенно глупой, как она – втайне ото всех, разумеется, – считала, традиции испрашивая благословения у богов, равнодушно взирающих на принцессу каменными глазницами. Давно уже не являлись боги людям, словно забыв дорогу с чистых Небес на грешную землю. А может, и правда забыли. К чему им чужие горести и заботы, когда наверняка и своих хватает? В богов Ланэ не то чтобы не верила... Скорее, она не верила в их милость и в молитвах особо не усердствовала, больше размышляя о будущем и то и дело проваливаясь в воспоминания.
Ни завтрака, ни ужина невесте не полагалось; по возвращении из храма ее сразу же отправили в купальню. К лучшему: от волнения мутило, и мысли о еде вызывали лишь отвращение. В купальне было жарко, от ароматных масел, притирок и благовоний быстро разболелась голова, и без того тяжелая после бессонной ночи и дня, проведенного в храме, окуренном священными травами, резкими, приторными.
Змея в груди уже не ворочалась, а двигалась беспрестанно, и бедное сердце то заходилось в стремительном беге, то замирало испуганной птахой. Отчаянно не хватало воздуха, и Ланэ боялась лишиться чувств. Не сейчас, не тогда, когда она вот-вот вырвется из душных стен! Кто знает, захотят ли фениксы везти своему господину столь слабую, легко поддающуюся недостойным эмоциям жену?
И принцесса заставляла себя дышать глубоко и размеренно, крепко сжимая ладони, болью отгоняя подступающую дурноту.
На свадебные одежды отец не поскупился. Лазурный шелк нижнего платья льнул к коже, окутывая уютной прохладой, верхнее же, щедро расшитое алой и золотой нитью, жемчугом и драгоценными каменьями, было настоящим произведением искусства. Весьма тяжелым и неудобным, надо признать, как и прическа, от которой голова разболелась еще сильнее.
Но отражение в зеркале – огромном, чистом, привезенным в дар владыке из-за моря, – порадовало.
Ланэ была необыкновенно хороша. Невысокая, хрупкая, как и все девы рода Чинэ, сейчас она казалась выше и величественнее; бледная кожа словно светилась изнутри, а глаза...
Глаза!
Спохватившись, принцесса бросилась к заветному сундучку, стоявшему на столике у изголовья кровати.
Как она могла забыть про зелье?!
Все эти дни не вспоминала!
Если бы отец узнал, то пришел бы в ярость.
Это было главным секретом и самым слабым местом Ланэ. Ярко-синий цвет глаз, коим славился род владыки Инаэр, отчего-то ей не достался, и, если бы не потрясающая схожесть с отцом в чертах лица, пожалуй, впору бы заподозрить, что она и вовсе не его дочь.
Проблему – во избежание слухов – владыка решил просто. Каждый день принцесса пользовалась каплями, едкими, причиняющими боль, но придающими глазам нужный цвет.
Сейчас небесная синева заметно потускнела, и пробивалось сквозь нее нечто странное, чего Ланэ, никогда-то ранее о зелье не забывавшая, слегка испугалась. Мелькнула мысль, что неплохо было бы проверить, каков же истинный цвет ее глаз, да угасла.
Не время. Да и к чему? Она из рода Чинэ, и никто во всем мире не должен в этом усомниться.
Зелье жгло сильнее, чем обычно, и принцесса волновалась, что от него и от выступивших слез глаза покраснеют, но обошлось – всего несколько ударов сердца, и во взор, по-прежнему ясный, пусть и уставший, вернулась привычная синева.
Отец должен был позаботиться и об этом. Наверняка в ее вещах найдется немалый запас зелья... Но, повинуясь внезапному порыву, Ланэ спрятала пару пузырьков в потайной карман.
Лишним всяко не будет.
Теперь она была готова.
Однако, когда двери распахнулись и в покои вошли служанки, змея в груди вновь ожила, до боли сжав сердце и почти лишив дыхания.
Дорогу по бесконечным коридорам дворца принцесса не запомнила. Да и что можно разглядеть под плотной вышитой тканью, которую накинули ей на голову, скрывая волосы и лицо?
Наконец путь завершился. Шагнув в сияющий алым – закатный огонь охватил добрую половину неба – проем, Ланэ оказалась на широком крыльце.
Мир сквозь тяжелый покров воспринимался нечетко, нереально. Размытые силуэты, смазанные движения...
Принцессе удалось незаметно сдвинуть ткань, чтобы взглянуть на отца – в последний, возможно, раз.
Владыка стоял чуть поодаль; жаркий ветер играл с его припорошенными сединой волосами и расшитыми золотой нитью белыми одеждами, а голос, сильный и властный, звенел над площадью, и, наверное, не осталось ни единого человека, чье сердце не тронула бы речь отца, прощавшегося со своей дочерью.
В самом ли деле он жалел, что еще одно дитя покидает отчий кров?
Вряд ли.
Синие глаза владыки были равнодушны и холодны, словно лед. И льдом же, только темным, непроглядным, как глухая ночь – или глубокая полынья, – казались глаза стоявшего рядом с ним мужчины. Он был высок и худощав, и черные его одежды контрастировали с одеждами владыки. Темные, неровно подстриженные волосы, в которых тонкими прядями серебрился иней, спускались ниже плеч, подчеркивая резкие черты лица и бледность кожи. За его спиной стояли двое мужчин, огненно-рыжих, в ярких одеждах. В их глазах пылало пламя...
Очередной порыв ветра вернул ткань на место, но Ланэ было довольно и того, что уже удалось разглядеть.
Фениксы... Вот они какие. Те двое, словно из огня сотканные, так точно... А третий? Холодный, как зимняя ночь... Служанки шептались, что прилетели лишь две огненные птицы, и одна из них принесла на своей спине всадника. Кто же он? Обычный человек – или слишком важная персона, не желавшая утруждать крылья в дальней дороге?
Очень хотелось взглянуть на него еще раз, но Ланэ держалась. Никто не заметил вольности, что она себе позволила, но везение не длится вечно. Она почти жена лорда Огненной долины и должна вести себя соответственно. И уж точно не имеет никакого права рассматривать посторонних мужчин... Ведь он же не может быть самим лордом! Слишком... неправильный он для феникса.
Ланэ не сумела бы объяснить эту странность. Она просто чувствовала ее и, признаться, немного боялась.
На какой-то предательский миг подумалось: а так ли безупречная ее мечта?
Что ждет ее там, в незнакомой стране, среди незнакомых людей? Да и не люди они...
Фениксы.
Неизвестный, пугающий народ, о котором Ланэ лишь слышала сказки да читала в старинных свитках. Как они отнесутся к той, в чьих жилах не бежит огонь, к той, за чьей спиной никогда не распахнутся крылья?
На краю площади – на краю скалы, на чьей вершине и вырос дворец Рассветного ветра, в чьем теле выдолбили тысячу высоких ступеней, – стояла повозка. И не простая – крылатая. Захотелось сдернуть покров и убедиться, что крылья и в самом деле есть! Широкие, чуть подрагивающие, будто в предвкушении полета, с сияющими жарким солнечным золотом перьями.
Не повозка – настоящее чудо!
Пугающее чудо.
Впервые Ланэ осознала, что путь в новый дом предстоит по воздуху. Выше площади, выше той башни, на крыше которой она однажды по собственной глупости оказалась и едва с нее не упала, на всю жизнь запомнив сковавший тело ужас.
Позволительно ли невесте крылатого лорда испытывать подобный страх?
И в этот миг, миг слабости и отчаяния, нестерпимо захотелось броситься в ноги к отцу, умоляя оставить ее здесь, позволить жить прежней жизнью, не требующей от нее никаких усилий, решений и тревог...
Холодный взгляд владыки отрезвил.
Нет!
К прежней жизни возврата нет – и не будет.
Все, что было, осталось в прошлом; сердце сжимало что-то тяжелое, странное, и хотелось то ли смеяться, то ли плакать.
Новая жизнь зависит только от нее. И начинать ее со страхов – непростительная глупость, за которую придется немало заплатить.
Она справится. Непременно справится.
В крылатую повозку Ланэ входила на подгибающихся ногах, но с гордо поднятой головой, и если кто и заметил ее дрожь, то лишь странный посланник в черном, который помогал ей. Но он не проронил ни слова и даже взгляда косого на принцессу не бросил, за что та испытала неподдельную благодарность.
Следом неприметной тенью попыталась прошмыгнуть служанка, одна из тех, что – Ланэ знала точно – о каждом ее шаге докладывают владыке.
От мысли, что и там, в далекой стране, в другой жизни, за ней будут подглядывать, стало дурно.
По тем же традициям невесте, покинувшей старый дом, следовало хранить молчание до того момента, как она переступит порог нового, дабы на нее снизошло благословение богов; Ланэ лишь подалась вперед, преграждая служанке путь и жестами давая понять, что ей лучше остаться.
Но наглая девица, явно чуя силу за владыкой, а не за его дочерью, и не думала сдаваться:
– Простите, госпожа, но это приказ владыки, ради вашего же блага!
Везти с собой в Фэнриа шпиона отца представлялось принцессе благом весьма сомнительным, но устроить некрасивый скандал у всех на глазах она просто не могла себе позволить. Владыка все верно рассчитал: он не стал спорить, когда Ланэ отказалась от сопровождения, и здесь и сейчас она оказалась бессильна. В груди вновь зажгло, и воздух показался раскаленным, и...
Ничего-то она с этим сделать не может!
Пришлось покориться очередной воле отца; а ведь принцесса наивно полагала, что он больше над нею не властен...
Мягко закрылась дверца, оставляя по ту сторону гул толпы и немилосердно палящее, пусть и закатное, солнце.
Ланэ несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, успокаиваясь и смиряясь с поражением, и заставила себя осмотреться.
Внутри повозка мало чем отличалась от обычных, разве что здесь было немного просторнее, да окна чуть больше. Они оказались завешаны тканью, но не плотной, призванной оградить невесту от чужих нескромных взоров, а легкой, невесомой, полупрозрачной, сквозь которую при желании можно разглядеть все, что творилось снаружи. Вот только желания не было. Едва почувствовав движение повозки, Ланэ помимо воли закрыла глаза и вцепилась в сиденье, до боли закусив нижнюю губу.
Невзирая на все увещевания, избавиться от застарелого страха не вышло.
Проклятая змея – впору заподозрить, что самая настоящая! – вновь сдавила грудь, и перед накрепко сомкнутыми веками распустились багровые цветы...
– Не бойтесь, моя госпожа, – коснулся ее тихий голос, в котором едва уловимо звенели льдинки, вырывая из омута паники. – Наши экипажи надежны, вам ничто не угрожает.
Осознание, что она здесь не одна – не считая, разумеется, служанки, умело, до поры до времени, притворявшейся тенью, – ударило раскаленной плетью, и Ланэ резко распахнула глаза.
Напротив, чуть подавшись вперед и с тревогой всматриваясь в ее лицо, сидел тот самый странный посланник. Он протянул было руку, чтобы коснуться ее плеча, но, опомнившись, отдернул ладонь.
Щеки Ланэ медленно заливал мучительный жар.
Он видел!
Он все-таки видел, как ее трясло от страха. Видел, как она слаба...
Может ли жена лорда быть слабой?
Не прикажет ли этот феникс сейчас поворачивать назад?
Да, лицо принцессы по-прежнему скрывал покров, но она была твердо уверена: ее страх не остался незамеченным.
– Многие с непривычки пугаются первого полета, – на бледных губах феникса мелькнуло подобие улыбки. – Не стоит этого стесняться, моя госпожа.
Ланэ словно зачарованно кивнула... И поняла, что все это время не дышала.
Вздохнула жадно, неприлично шумно, и вновь покраснела под понимающим взглядом слишком темных глаз.
В их черной глубине не было и намека на искры пламени, что жило в крови каждого феникса, и отблески яркого свадебного фонарика бесследно тонули в ней.
Впрочем, этот феникс мало походил на фениксов, каковыми их описывали в книгах. Да и на своих товарищей он ничуть не был похож.
Владыка никого не выделял, и что жена его, что наложницы статус и права имели одинаковые.
Гулять по женской части дворца и по саду, специально для них посаженному, в коем охраны, мнилось порой, было куда больше деревьев.
Наряды менять да украшения, на кои владыка не скупился, и что с того, что никто тех нарядов да драгоценностей не увидит?
Музицировать вот еще. Танцевать и петь, услаждая взор и слух единственного зрителя и слушателя.
Вышивать.
Исчезнуть, ежели вдруг неугодной владыке станет.
У фениксов все было иначе.
Матушка сказывала, что лишь единожды связывают они себя брачными узами – и пару свою берегут пуще собственной жизни.
Любят.
Уважают.
Владыка и слов-то таких не знал.
Даже Верховному лорду фениксов положена всего лишь одна жена. И никаких наложниц. Никакой борьбы, никаких опасностей. Леди Фэнриа действительно может считаться госпожой, а не бесправной рабыней.
И когда сумасшедшая, совершенно невозможная мечта принцессы почти стала реальностью, она... растерялась.
Поначалу она сама себе не верила; все казалось, что это всего-навсего сон, который вот-вот развеется утренним туманом. Но время шло, и Ланэ осознала, что это правда, что она действительно отправится в Фэнриа, что скоро все ее желания сбудутся...
Ланэ по-прежнему желала этого. Сейчас – так сильно, как никогда прежде. И все же... Волновалась.
Каким он окажется, хозяин Огненной долины? Найдут ли они общий язык? Понравится ли она ему? А он ей?
Последняя мысль была лишней и неправильной. Ни о каких симпатиях в ее положении не стоило и помышлять. Главное – добиться своего. Остальное... Милостью богов и предков, как-нибудь да обойдется.
Лишь бы все прошло, как и должно. Лишь бы никто не передумал. Лишь бы отец не счел более достойной другую дочь.
Змея в груди, которая, похоже, прочно там обосновалась, шевельнулась, туже свила свои кольца, и сердце тягуче заныло.
Принцесса прикусила губу, до боли, почти до крови, запрещая себе раскисать.
До мечты рукой подать.
Две седмицы назад до Ланэ – стараниями кого-то из сестер, не иначе, – донесли, что владыка раздумывает о замене. Тогда принцесса по-настоящему испугалась. До слез и некрасивой истерики, в которой вылились переживания и напряжение, что не отпускало ее все это время. Благо что свидетелей было мало, и Ланэ быстро удалось взять себя в руки.
План сестриц провалился.
Владыка, к счастью, этого не видел, но на осторожные расспросы кроткой и послушной дочери, коей Ланэ в совершенстве умела притворяться, обещал, что не передумает. Да и с чего бы?
Надо набраться терпения и подождать.
Вряд ли лорд лично явился за своей невестой...
Как бы ни разнились обычаи Инаэр и Фэнриа, во многом они были схожи. Во владении отца зачастую случалось, что жених и невеста впервые виделись лишь после брачного обряда. Вдруг и у фениксов заведено так же? Ведь если бы лорда действительно волновало, на ком именно жениться, он бы познакомился с ней еще до прибытия посланников...
ГЛАВА 2. МЕЖДУ НЕБОМ И ЗЕМЛЕЙ
Последующая пара дней прошла для Ланэ как в тумане. Ее выпускали из покоев лишь в купальню – в сопровождении служанок, которые, подтверждая подозрения, из вполне милых девушек превратились в настоящих надсмотрщиц, строго следящих за каждым ее вздохом, взглядом... Могли бы – и в мысли бы залезли, но, к счастью, даже придворные шаманы на то не способны.
В мыслях принцессы бродило такое, что смущало ее саму, и поделиться ими она бы ни с кем ни за что не пожелала бы.
День отбытия в новый дом для Ланэ начался до рассвета, когда в окна все еще робко заглядывала круглобокая, слегка побледневшая луна.
Почти весь день она провела в храме, по древней и совершенно глупой, как она – втайне ото всех, разумеется, – считала, традиции испрашивая благословения у богов, равнодушно взирающих на принцессу каменными глазницами. Давно уже не являлись боги людям, словно забыв дорогу с чистых Небес на грешную землю. А может, и правда забыли. К чему им чужие горести и заботы, когда наверняка и своих хватает? В богов Ланэ не то чтобы не верила... Скорее, она не верила в их милость и в молитвах особо не усердствовала, больше размышляя о будущем и то и дело проваливаясь в воспоминания.
Ни завтрака, ни ужина невесте не полагалось; по возвращении из храма ее сразу же отправили в купальню. К лучшему: от волнения мутило, и мысли о еде вызывали лишь отвращение. В купальне было жарко, от ароматных масел, притирок и благовоний быстро разболелась голова, и без того тяжелая после бессонной ночи и дня, проведенного в храме, окуренном священными травами, резкими, приторными.
Змея в груди уже не ворочалась, а двигалась беспрестанно, и бедное сердце то заходилось в стремительном беге, то замирало испуганной птахой. Отчаянно не хватало воздуха, и Ланэ боялась лишиться чувств. Не сейчас, не тогда, когда она вот-вот вырвется из душных стен! Кто знает, захотят ли фениксы везти своему господину столь слабую, легко поддающуюся недостойным эмоциям жену?
И принцесса заставляла себя дышать глубоко и размеренно, крепко сжимая ладони, болью отгоняя подступающую дурноту.
На свадебные одежды отец не поскупился. Лазурный шелк нижнего платья льнул к коже, окутывая уютной прохладой, верхнее же, щедро расшитое алой и золотой нитью, жемчугом и драгоценными каменьями, было настоящим произведением искусства. Весьма тяжелым и неудобным, надо признать, как и прическа, от которой голова разболелась еще сильнее.
Но отражение в зеркале – огромном, чистом, привезенным в дар владыке из-за моря, – порадовало.
Ланэ была необыкновенно хороша. Невысокая, хрупкая, как и все девы рода Чинэ, сейчас она казалась выше и величественнее; бледная кожа словно светилась изнутри, а глаза...
Глаза!
Спохватившись, принцесса бросилась к заветному сундучку, стоявшему на столике у изголовья кровати.
Как она могла забыть про зелье?!
Все эти дни не вспоминала!
Если бы отец узнал, то пришел бы в ярость.
Это было главным секретом и самым слабым местом Ланэ. Ярко-синий цвет глаз, коим славился род владыки Инаэр, отчего-то ей не достался, и, если бы не потрясающая схожесть с отцом в чертах лица, пожалуй, впору бы заподозрить, что она и вовсе не его дочь.
Проблему – во избежание слухов – владыка решил просто. Каждый день принцесса пользовалась каплями, едкими, причиняющими боль, но придающими глазам нужный цвет.
Сейчас небесная синева заметно потускнела, и пробивалось сквозь нее нечто странное, чего Ланэ, никогда-то ранее о зелье не забывавшая, слегка испугалась. Мелькнула мысль, что неплохо было бы проверить, каков же истинный цвет ее глаз, да угасла.
Не время. Да и к чему? Она из рода Чинэ, и никто во всем мире не должен в этом усомниться.
Зелье жгло сильнее, чем обычно, и принцесса волновалась, что от него и от выступивших слез глаза покраснеют, но обошлось – всего несколько ударов сердца, и во взор, по-прежнему ясный, пусть и уставший, вернулась привычная синева.
Отец должен был позаботиться и об этом. Наверняка в ее вещах найдется немалый запас зелья... Но, повинуясь внезапному порыву, Ланэ спрятала пару пузырьков в потайной карман.
Лишним всяко не будет.
Теперь она была готова.
Однако, когда двери распахнулись и в покои вошли служанки, змея в груди вновь ожила, до боли сжав сердце и почти лишив дыхания.
Дорогу по бесконечным коридорам дворца принцесса не запомнила. Да и что можно разглядеть под плотной вышитой тканью, которую накинули ей на голову, скрывая волосы и лицо?
Наконец путь завершился. Шагнув в сияющий алым – закатный огонь охватил добрую половину неба – проем, Ланэ оказалась на широком крыльце.
Мир сквозь тяжелый покров воспринимался нечетко, нереально. Размытые силуэты, смазанные движения...
Принцессе удалось незаметно сдвинуть ткань, чтобы взглянуть на отца – в последний, возможно, раз.
Владыка стоял чуть поодаль; жаркий ветер играл с его припорошенными сединой волосами и расшитыми золотой нитью белыми одеждами, а голос, сильный и властный, звенел над площадью, и, наверное, не осталось ни единого человека, чье сердце не тронула бы речь отца, прощавшегося со своей дочерью.
В самом ли деле он жалел, что еще одно дитя покидает отчий кров?
Вряд ли.
Синие глаза владыки были равнодушны и холодны, словно лед. И льдом же, только темным, непроглядным, как глухая ночь – или глубокая полынья, – казались глаза стоявшего рядом с ним мужчины. Он был высок и худощав, и черные его одежды контрастировали с одеждами владыки. Темные, неровно подстриженные волосы, в которых тонкими прядями серебрился иней, спускались ниже плеч, подчеркивая резкие черты лица и бледность кожи. За его спиной стояли двое мужчин, огненно-рыжих, в ярких одеждах. В их глазах пылало пламя...
Очередной порыв ветра вернул ткань на место, но Ланэ было довольно и того, что уже удалось разглядеть.
Фениксы... Вот они какие. Те двое, словно из огня сотканные, так точно... А третий? Холодный, как зимняя ночь... Служанки шептались, что прилетели лишь две огненные птицы, и одна из них принесла на своей спине всадника. Кто же он? Обычный человек – или слишком важная персона, не желавшая утруждать крылья в дальней дороге?
Очень хотелось взглянуть на него еще раз, но Ланэ держалась. Никто не заметил вольности, что она себе позволила, но везение не длится вечно. Она почти жена лорда Огненной долины и должна вести себя соответственно. И уж точно не имеет никакого права рассматривать посторонних мужчин... Ведь он же не может быть самим лордом! Слишком... неправильный он для феникса.
Ланэ не сумела бы объяснить эту странность. Она просто чувствовала ее и, признаться, немного боялась.
На какой-то предательский миг подумалось: а так ли безупречная ее мечта?
Что ждет ее там, в незнакомой стране, среди незнакомых людей? Да и не люди они...
Фениксы.
Неизвестный, пугающий народ, о котором Ланэ лишь слышала сказки да читала в старинных свитках. Как они отнесутся к той, в чьих жилах не бежит огонь, к той, за чьей спиной никогда не распахнутся крылья?
На краю площади – на краю скалы, на чьей вершине и вырос дворец Рассветного ветра, в чьем теле выдолбили тысячу высоких ступеней, – стояла повозка. И не простая – крылатая. Захотелось сдернуть покров и убедиться, что крылья и в самом деле есть! Широкие, чуть подрагивающие, будто в предвкушении полета, с сияющими жарким солнечным золотом перьями.
Не повозка – настоящее чудо!
Пугающее чудо.
Впервые Ланэ осознала, что путь в новый дом предстоит по воздуху. Выше площади, выше той башни, на крыше которой она однажды по собственной глупости оказалась и едва с нее не упала, на всю жизнь запомнив сковавший тело ужас.
Позволительно ли невесте крылатого лорда испытывать подобный страх?
И в этот миг, миг слабости и отчаяния, нестерпимо захотелось броситься в ноги к отцу, умоляя оставить ее здесь, позволить жить прежней жизнью, не требующей от нее никаких усилий, решений и тревог...
Холодный взгляд владыки отрезвил.
Нет!
К прежней жизни возврата нет – и не будет.
Все, что было, осталось в прошлом; сердце сжимало что-то тяжелое, странное, и хотелось то ли смеяться, то ли плакать.
Новая жизнь зависит только от нее. И начинать ее со страхов – непростительная глупость, за которую придется немало заплатить.
Она справится. Непременно справится.
В крылатую повозку Ланэ входила на подгибающихся ногах, но с гордо поднятой головой, и если кто и заметил ее дрожь, то лишь странный посланник в черном, который помогал ей. Но он не проронил ни слова и даже взгляда косого на принцессу не бросил, за что та испытала неподдельную благодарность.
Следом неприметной тенью попыталась прошмыгнуть служанка, одна из тех, что – Ланэ знала точно – о каждом ее шаге докладывают владыке.
От мысли, что и там, в далекой стране, в другой жизни, за ней будут подглядывать, стало дурно.
По тем же традициям невесте, покинувшей старый дом, следовало хранить молчание до того момента, как она переступит порог нового, дабы на нее снизошло благословение богов; Ланэ лишь подалась вперед, преграждая служанке путь и жестами давая понять, что ей лучше остаться.
Но наглая девица, явно чуя силу за владыкой, а не за его дочерью, и не думала сдаваться:
– Простите, госпожа, но это приказ владыки, ради вашего же блага!
Везти с собой в Фэнриа шпиона отца представлялось принцессе благом весьма сомнительным, но устроить некрасивый скандал у всех на глазах она просто не могла себе позволить. Владыка все верно рассчитал: он не стал спорить, когда Ланэ отказалась от сопровождения, и здесь и сейчас она оказалась бессильна. В груди вновь зажгло, и воздух показался раскаленным, и...
Ничего-то она с этим сделать не может!
Пришлось покориться очередной воле отца; а ведь принцесса наивно полагала, что он больше над нею не властен...
Мягко закрылась дверца, оставляя по ту сторону гул толпы и немилосердно палящее, пусть и закатное, солнце.
Ланэ несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, успокаиваясь и смиряясь с поражением, и заставила себя осмотреться.
Внутри повозка мало чем отличалась от обычных, разве что здесь было немного просторнее, да окна чуть больше. Они оказались завешаны тканью, но не плотной, призванной оградить невесту от чужих нескромных взоров, а легкой, невесомой, полупрозрачной, сквозь которую при желании можно разглядеть все, что творилось снаружи. Вот только желания не было. Едва почувствовав движение повозки, Ланэ помимо воли закрыла глаза и вцепилась в сиденье, до боли закусив нижнюю губу.
Невзирая на все увещевания, избавиться от застарелого страха не вышло.
Проклятая змея – впору заподозрить, что самая настоящая! – вновь сдавила грудь, и перед накрепко сомкнутыми веками распустились багровые цветы...
– Не бойтесь, моя госпожа, – коснулся ее тихий голос, в котором едва уловимо звенели льдинки, вырывая из омута паники. – Наши экипажи надежны, вам ничто не угрожает.
Осознание, что она здесь не одна – не считая, разумеется, служанки, умело, до поры до времени, притворявшейся тенью, – ударило раскаленной плетью, и Ланэ резко распахнула глаза.
Напротив, чуть подавшись вперед и с тревогой всматриваясь в ее лицо, сидел тот самый странный посланник. Он протянул было руку, чтобы коснуться ее плеча, но, опомнившись, отдернул ладонь.
Щеки Ланэ медленно заливал мучительный жар.
Он видел!
Он все-таки видел, как ее трясло от страха. Видел, как она слаба...
Может ли жена лорда быть слабой?
Не прикажет ли этот феникс сейчас поворачивать назад?
Да, лицо принцессы по-прежнему скрывал покров, но она была твердо уверена: ее страх не остался незамеченным.
– Многие с непривычки пугаются первого полета, – на бледных губах феникса мелькнуло подобие улыбки. – Не стоит этого стесняться, моя госпожа.
Ланэ словно зачарованно кивнула... И поняла, что все это время не дышала.
Вздохнула жадно, неприлично шумно, и вновь покраснела под понимающим взглядом слишком темных глаз.
В их черной глубине не было и намека на искры пламени, что жило в крови каждого феникса, и отблески яркого свадебного фонарика бесследно тонули в ней.
Впрочем, этот феникс мало походил на фениксов, каковыми их описывали в книгах. Да и на своих товарищей он ничуть не был похож.
