С Дайнэ было сложно. И одновременно – тепло. И в сложностях этих он винил лишь себя, признавая нелепые ошибки. Вроде бы достаточно прожил на равнине, изучил правила и обычаи, и все же раз за разом забывался. Особенно когда волновался.
На его родине ни один мужчина, дорожащий своей честью и честью своего рода, не посмеет обидеть женщину, ни словом, ни делом. Здесь же... Порой было странно. Иногда – мерзко. И привыкать к такому он не собирался. Потому и не понимал сразу, что его речи можно истолковать превратно.
А Дайнэ явно истолковала. И обиделась. Ее обида клинком прошлась по сердцу, осела горечью глубоко в душе, и Мильше не знал, как загладить свою оплошность. Точнее, боялся, что опять сделает либо скажет что-нибудь не то и не так, лишь усугубив вину.
И не признаешься ведь, что он остался бы здесь, даже не будь клятвы верности.
Из-за нее бы остался.
С самой первой встречи, с самого первого взгляда строгая девушка с лучистыми глазами покорила его, пленила и мысли и чувства, и противиться этому он вовсе не желал.
Ему безумно нравилось ее имя.
Уютное. Теплое. И разрешения, чтобы так ее называть, спрашивать не нужно. Да она бы и не разрешила. А может, снова бы обиделась.
Принцесса сказала, что обычаи горцев Дайнэ неведомы. Значит, и о том, что имена его народа состоят из двух слогов, первый из которых является именем личным, а второй – родовым, она тоже не знает. Как и о том, сколь ласково звучит личное имя, если добавить к нему слог «нэ», превращающий его в домашнее, только для своих.
Дайнэ... Не имя – нежный перелив флейты, дарящий покой уставшей душе.
И сама она – нежная, но неприступная.
Ох уж эти тонкости равнинных обычаев, создающие столько сложностей в простых и ясных, по сути, чувствах!
Последнее он в сердцах произнес вслух, и лис согласно тявкнул, хитро блеснув солнечным янтарем глаз.
В дом Ёширо возвращался один.
Она снова исчезла. Растворилась в воздухе, будто и не было ее вовсе.
Младшая дочь рода Чинэ, такая похожая на свою старшую сестру. И вместе с тем такая не похожая.
Владыка не желал отдавать простому воину Риннэй, но так легко отдал злобному духу Вилэй.
Почему он вообще думал, что именно генерал, верой и правдой служивший своей стране, и есть причина всех бед Инаэр?
Ёширо прикрыл глаза, бессильно прислонился лбом к стене.
Он знал ответ.
С самого начала знал, но не желал это признавать, отрицал саму возможность...
Первое время. Потом... думалось всякое. Вспоминалось. Сопоставлялось.
Слишком много совпадений, слишком много допущений. И зыбкие подозрения, кои он столь долго отрицал как мерзкие и беспочвенные, постепенно превращались в твердую уверенность.
Случившееся сегодня стало лучшим тому доказательством.
Злобный дух.
Его и в самом деле считают злобным духом.
Его, который готов был жизнь положить, но защитить и страну, и владыку.
Так отчего бы не оправдать ожидания и не воспользоваться щедрым даром?
Возможно, тогда действительно хватит сил, чтобы вырваться из этой проклятой ловушки и вытащить своих людей.
Всего-то и нужно, что забрать жизнь одной маленькой принцессы.
Не для того ли она здесь?
Кулак с хрустом вошел в стену.
Боль, прошившая руку, отрезвила.
Фонарь над дверью качнулся, и по крыльцу заметались тревожные блики.
Тьма мешалась со светом, свет – с тьмой.
Снаружи.
Внутри.
Как он мог допустить подобные мысли?
Чьи они? Его ли? А может, тени нашептывают их, смущают разум и сердце, но отчего тогда так сладко слушать этот шепот, уговаривающий убить ту, которой клялся не причинять вреда?
Честью рода клялся.
Слишком долго он здесь, во тьме, слишком устал бороться с ней, и силы, кажется, уже на исходе, раз тьма пробралась так глубоко в душу.
Признать недостойные желания своими и вовсе было тошно.
«Когда будет совсем невмоготу...» – прошелестел в голове голос Ичена, и рука, тут же скользнув в карман, вытащила небрежно сложенный клочок бумаги, некогда, должно быть, аккуратно скрученный в свиток. Дорогой бумаги, тонкой, белой, и чернила даже после такого обращения не стерлись и не размазались...
Ёширо прочел раз. И второй. И третий.
Скомкал письмо, в бессильной злости ударил ладонью, вновь отозвавшейся глухой болью, о стену.
Принцесса... Вилэй... Не говорила о письме. И о том, как именно ее сюда привезли. О своих злоключениях она вообще рассказала слишком быстро и сухо, а о чувствах и вовсе умолчала, но несложно было представить, что могла ощутить девушка, которую просто оставили в заброшенном месте, вручив... это.
И на ней он хотел сорвать свою злость?
Неизменный платок вновь оказался в руках. Капля света в бесконечном море тьмы. Та самая капля, что до сих пор не давала утонуть во мраке.
Прохладное прикосновение шелка – будто и не к коже, а к сердцу. И бушевавший там жар угас, оставив пепел давным-давно сгоревших надежд.
– Сложись все по-другому, – прошептал Ёширо, очертив кончиками пальцев немудреный узор, – смог бы я тебя дождаться?
Раньше о таком он даже не думал.
Раньше он вообще о многом не думал.
А зря.
Тогда бы все действительно сложилось по-другому. Стоило лишь усмирить свой нрав и прислушаться к словам наставника...
Эти мысли беспощадно жалили его весь день, не давая ни на чем сосредоточиться. Хотя ближе к вечеру нелепые шуточки Айто все же достигли своей цели, ненадолго отогнав дурные думы – а заодно пошатнув душевное равновесие генерала.
Вечером неунывающий друг заглянул к нему, понуро стоявшему перед доской с зарубками, и с самым невинным видом протянул неказистую потрепанную книжицу.
– Что это? – насторожился Ёширо, не торопясь брать странное подношение.
Айто часто приходил сюда, чтобы что-нибудь почитать... Но никогда прежде не пытался поделиться с генералом своими книгами.
– Свадебный подарок, – светло улыбнулся Айто, тряхнув книжицей. – Хотел отдать тогда, да не успел, а потом оно и вовсе не нужным показалось. Сейчас же для него самое время. Поверь, командир, тебе непременно пригодится. А лучше – проверь.
Ёширо сам не понял, как книжица оказалась у него в руках и раскрылась посредине, являя исписанные мелким витиеватым почерком строки... и картинки.
– Это... что? – выдохнул Ёширо, с недоумением подняв глаза на друга.
– Учебник счастливой семейной жизни, – радостно выдал тот. – Сам же понимаешь, практика без теории... Эй! Ну чего ты, командир, я же пошутил! – ловко поймав метивший ему в лоб «учебник», расхохотался бесстыжий Айто. – Хотя в этой шутке правды больше, чем в клятве верности владыке!
– Видал я эту клятву, – рассерженным тигром прошипел Ёширо, вырвав-таки злосчастную книжицу у друга и безжалостно выкинув ее в окно. – И твои дурацкие шутки. И эту вашу семейную жизнь!
– Хорошо, хорошо, – поднял руки в примирительном жесте Айто. – Остынь уже. Я же как лучше хотел, пусть и подозревал, что ты не оценишь... Все, все, молчу! Расскажи тогда о своей жене. Она и правда из рода Чинэ, или мои глаза меня обманули?
– Не обманули, – мрачно хмыкнул генерал. – Она – младшая дочь владыки. Откуп злобному призраку, от козней которого страдает Инаэр.
– Какому еще призраку? – опешил Айто.
– Мне, – усмехнулся Ёширо.
За ужином он рассказал другу все. Почти все. Кое-что все же следовало утаить... И, как оказалось, гораздо больше, чем генерал полагал!
– Подожди, командир! – выставил перед собой ладонь Айто, прерывая рассказ. – Ты и в самом деле предложил жене одежды бывшей твоей невесты?
– Риннэй никогда не...
– Да какая разница, носила она что-либо из тех вещей или нет! – всплеснул руками друг. – Айлани меня за это живьем бы закопала! А принцесса для этого слишком уж... принцесса. В общем, повезло тебе, командир. С женой. Но не с мозгами.
– Айто... – угрожающе протянул Ёширо, сжав край стола так, что он жалобно заскрипел.
– Ладно, ладно, прости, погорячился, – фыркнул друг без особого раскаяния. – Эх, и правда ведь в девушках ничего не смыслишь... Настоящая беда. Что делать будем?
– Разберусь, – буркнул Ёширо, неловко поведя плечами. До этого разговора он и не подозревал, насколько крупно ошибся.
Семейная жизнь оказалась гораздо сложнее, чем представлялась изначально.
К счастью, развивать тему Айто не стал, зато внимательно выслушал оставшуюся часть, тоже порядком изумившись и разозлившись.
Но далеко не всеми своими сомнениями поделился с ним Ёширо, рассудив, что другу и без того хватает тягот; возможно, именно из-за этих страхов, невысказанных и как следует не осознанных, генералу и приснился кошмар.
Не то чтобы кошмары были редкими гостями; время от времени они заглядывали в сны генерала, пустые и бесцветные, как и последние годы, и порой он даже радовался им.
Как и всегда, этот сон полнился яркими красками, вернее, невероятным их смешением, оглушительным шумом – ржанием лошадей, звоном стали, криками... И запахами. Пахло пылью, гарью и кровью.
Битвой, в которой он снова оказался.
Она бушевала вокруг, словно штормовое море, яростная и безжалостная; пригнувшись и уклонившись от чужого меча, Ёширо быстро поднял оброненное кем-то оружие и тоже стал частью разрушительной стихии. Поначалу лишь для того, чтобы не быть ею сметенным, но, разглядев облаченных в форму Инаэр воинов и увешанных листьями и деревянными оберегами лесных дикарей, уже не раздумывая врубился в ряды врага, не видя и не слыша ничего, кроме ненавистных разукрашенных зелеными полосами лиц и бешеного стука собственного сердца.
Уничтоженное поместье. Четыре могильные плиты с одним родовым именем.
Исчезни весь лес Эр – и этого будет мало, чтобы искупить вину его обитателей и хоть немного заглушить ярость и боль, вновь взметнувшиеся в душе генерала Тоно колдовским негасимым огнем.
И он сражался. Не размышляя более ни о чем, не жалея ни себя ни врага, стремясь в самую гущу, не останавливаясь... Пока не оказался лицом к лицу с рослым широкоплечим мужчиной в легких кожаных доспехах, уже не молодым, но все еще крепким и сильным. Уверенным в себе, умелым... таким, каким и полагается быть настоящему вождю.
Эти двенадцать лет словно обошли Гонтая Эрдаша стороной, лишь припорошив некогда темные волосы тусклым серебром.
Тогда ему удалось уйти. Но сейчас...
Пусть это был только сон, но хотя бы во сне свершится справедливая месть.
Хотя бы во сне – пусть и всего лишь на пару мгновений – перестанет саднить старая незаживающая рана на сердце.
В раскосых глазах, блеснувших зеленым колдовским огнем, мелькнуло узнавание... и удивление, но Ёширо не дал старому врагу опомниться; рванулся вперед, вкладывая в первый удар всю злость, что накопилась за эти годы.
Гонтаю пришлось принять бой. Он ушел в глухую защиту, но она слабела с каждым ударом, а колдовские штучки, которые конечно же тоже шли в ход, отчего-то совершенно не действовали. Но Ёширо этого даже не замечал; он теснил врага к краю стены крепости – знакомой крепости, над которой реяли стяги Инаэр, – и не чувствовал ни усталости, ни боли от ран, ни слабости. И, воспользовавшись одной-единственной ошибкой лесного колдуна, всадил меч в его сердце.
– Ты же мертвец, – сорвалось с побелевших губ Гонтая Эрдаша прежде, чем он рухнул со стены – под горестный вой дикарей и радостные возгласы защитников крепости.
– Ты – тоже, – выдохнул Ёширо, бросил окровавленный меч себе под ноги...
И проснулся. В собственной постели, на смятых влажных простынях, с резкой болью в плече и бедре... и все еще звучащим в ушах эхом криков сотен голосов, возносящих хвалу генералу Тоно.
С той поры, как Вилэй покинула дворец Рассветного ветра, минуло два дня и две ночи.
Все это время владыка не сомкнул глаз, исправно воскуряя благовония и вознося молитвы богам и духам предков, чтобы они оценили его жертву и осенили своей благодатью Инаэр.
Грозы не было.
Дождя, впрочем, тоже.
Видимо, дух еще не принял жертву. Но шаман говорил, что на это может потребоваться время...
Время словно застыло, растянулось сосновой смолой, густой и вязкой. Таким же густым и вязким было беспокойство, не покидавшее Актала. И причину владыка никак не мог понять, ведь все прошло даже лучше, чем он надеялся.
Возможно, дело в неугомонных фениксах, которым еще в день прибытия возжелалось увидеть Вилэй.
Как они вообще узнали о существовании младшей принцессы? И что за странная блажь охватила советника огненного лорда, обычно сдержанного и немногословного?
На просьбу пояснить, чем вызван такой интерес к его младшей дочери, владыка получил заверения в самых добрых намерениях – и ничего более. Тогда удалось отговориться поздним временем; что было бы, сложись все иначе, Актал и представить боялся.
Смог бы он отказать фениксам, потребуй они отдать другую дочь?
Во многом именно это заставило владыку торопиться, и утром, когда советник вновь испросил разрешения увидеться с младшей принцессой, с чистым сердцем сказал, что ее нет во дворце.
Посланник фениксов ничем не выдал своего разочарования. А вечером, на закате, послы отбыли в Огненные земли, забрав с собой Ланэ.
Прощаясь с отцом, та плакала, так, словно не желала покидать дворец. Но ведь то было ее желанием, которое в кои-то веки совпало с желанием владыки и принесло пользу стране.
От девиц, признаться, пользы вообще ничтожно мало. Забот, рождающих тупую головную боль, гораздо больше. Только и можно что замуж отдать, да и пока отдашь, намучаешься, выискивая самые выгодные варианты.
И никто не поручится, что не прогадаешь.
Та же Вилэй... Сгодилась ли на уготованную ей роль? Не ошибся ли владыка? Не сделал ли хуже?
От напряженного ожидания и бесконечных вопросов голова разболелась еще сильнее, и провожать Ланэ Актал явился в не самом лучшем расположении духа. Небрежным жестом благословил заплаканную дочь, облаченную в свадебные одежды – у фениксов иные традиции, но и чужие они стараются чтить, – принял поклоны послов и совершенно искренне восхитился крылатой повозкой, в которую советник сопроводил Ланэ. И сам с ней там остался, наверняка чтобы не выронить по пути бескрылую невесту.
Мелькнула мысль, что вроде бы Ланэ боится высоты, да сгинула под гнетом более насущных размышлений. И, когда в закатное небо взмыли огненные птицы, окружившие повозку, владыка вздохнул с немалым облегчением.
Еще одна проблема решена.
Теперь все наладится.
Непременно.
Нужно только немного подождать.
Все ради блага Инаэр. Видят боги, все лишь для ее блага!
На закате второго дня владыка стоял у открытого настежь окна в своих покоях, смотря в затянутое тучами небо. Блеску молнии охотно отозвалось глухое ворчание грома. Потянуло свежестью и живительной влагой...
– Солнцеликий! – ворвался в исполненный неги и предвкушения миг испуганный голос личного слуги. – Пришло донесение! Эргийцы вновь пытались пересечь границу...
– Почему я должен это выслушивать?! – резко обернулся утративший всю благостность владыка. – У меня что, мало генералов?!
– Не извольте гневаться, Cолнцеликий! – тут же пал ниц слуга, но говорить все же не перестал, причем слова из его уст выходили совершенно дикие, никак не вязавшиеся с безоблачным будущим, кое уже в самых ярких красках нарисовало воображение Актала: – Крепость Дийо почти полностью разрушена. Генерал Лэ убит. Предводитель эргийцев тоже пал. Говорят... говорят, что от руки генерала Тоно.
На его родине ни один мужчина, дорожащий своей честью и честью своего рода, не посмеет обидеть женщину, ни словом, ни делом. Здесь же... Порой было странно. Иногда – мерзко. И привыкать к такому он не собирался. Потому и не понимал сразу, что его речи можно истолковать превратно.
А Дайнэ явно истолковала. И обиделась. Ее обида клинком прошлась по сердцу, осела горечью глубоко в душе, и Мильше не знал, как загладить свою оплошность. Точнее, боялся, что опять сделает либо скажет что-нибудь не то и не так, лишь усугубив вину.
И не признаешься ведь, что он остался бы здесь, даже не будь клятвы верности.
Из-за нее бы остался.
С самой первой встречи, с самого первого взгляда строгая девушка с лучистыми глазами покорила его, пленила и мысли и чувства, и противиться этому он вовсе не желал.
Ему безумно нравилось ее имя.
Уютное. Теплое. И разрешения, чтобы так ее называть, спрашивать не нужно. Да она бы и не разрешила. А может, снова бы обиделась.
Принцесса сказала, что обычаи горцев Дайнэ неведомы. Значит, и о том, что имена его народа состоят из двух слогов, первый из которых является именем личным, а второй – родовым, она тоже не знает. Как и о том, сколь ласково звучит личное имя, если добавить к нему слог «нэ», превращающий его в домашнее, только для своих.
Дайнэ... Не имя – нежный перелив флейты, дарящий покой уставшей душе.
И сама она – нежная, но неприступная.
Ох уж эти тонкости равнинных обычаев, создающие столько сложностей в простых и ясных, по сути, чувствах!
Последнее он в сердцах произнес вслух, и лис согласно тявкнул, хитро блеснув солнечным янтарем глаз.
ГЛАВА 11. МОРЕ ТЬМЫ...
В дом Ёширо возвращался один.
Она снова исчезла. Растворилась в воздухе, будто и не было ее вовсе.
Младшая дочь рода Чинэ, такая похожая на свою старшую сестру. И вместе с тем такая не похожая.
Владыка не желал отдавать простому воину Риннэй, но так легко отдал злобному духу Вилэй.
Почему он вообще думал, что именно генерал, верой и правдой служивший своей стране, и есть причина всех бед Инаэр?
Ёширо прикрыл глаза, бессильно прислонился лбом к стене.
Он знал ответ.
С самого начала знал, но не желал это признавать, отрицал саму возможность...
Первое время. Потом... думалось всякое. Вспоминалось. Сопоставлялось.
Слишком много совпадений, слишком много допущений. И зыбкие подозрения, кои он столь долго отрицал как мерзкие и беспочвенные, постепенно превращались в твердую уверенность.
Случившееся сегодня стало лучшим тому доказательством.
Злобный дух.
Его и в самом деле считают злобным духом.
Его, который готов был жизнь положить, но защитить и страну, и владыку.
Так отчего бы не оправдать ожидания и не воспользоваться щедрым даром?
Возможно, тогда действительно хватит сил, чтобы вырваться из этой проклятой ловушки и вытащить своих людей.
Всего-то и нужно, что забрать жизнь одной маленькой принцессы.
Не для того ли она здесь?
Кулак с хрустом вошел в стену.
Боль, прошившая руку, отрезвила.
Фонарь над дверью качнулся, и по крыльцу заметались тревожные блики.
Тьма мешалась со светом, свет – с тьмой.
Снаружи.
Внутри.
Как он мог допустить подобные мысли?
Чьи они? Его ли? А может, тени нашептывают их, смущают разум и сердце, но отчего тогда так сладко слушать этот шепот, уговаривающий убить ту, которой клялся не причинять вреда?
Честью рода клялся.
Слишком долго он здесь, во тьме, слишком устал бороться с ней, и силы, кажется, уже на исходе, раз тьма пробралась так глубоко в душу.
Признать недостойные желания своими и вовсе было тошно.
«Когда будет совсем невмоготу...» – прошелестел в голове голос Ичена, и рука, тут же скользнув в карман, вытащила небрежно сложенный клочок бумаги, некогда, должно быть, аккуратно скрученный в свиток. Дорогой бумаги, тонкой, белой, и чернила даже после такого обращения не стерлись и не размазались...
Ёширо прочел раз. И второй. И третий.
Скомкал письмо, в бессильной злости ударил ладонью, вновь отозвавшейся глухой болью, о стену.
Принцесса... Вилэй... Не говорила о письме. И о том, как именно ее сюда привезли. О своих злоключениях она вообще рассказала слишком быстро и сухо, а о чувствах и вовсе умолчала, но несложно было представить, что могла ощутить девушка, которую просто оставили в заброшенном месте, вручив... это.
И на ней он хотел сорвать свою злость?
Неизменный платок вновь оказался в руках. Капля света в бесконечном море тьмы. Та самая капля, что до сих пор не давала утонуть во мраке.
Прохладное прикосновение шелка – будто и не к коже, а к сердцу. И бушевавший там жар угас, оставив пепел давным-давно сгоревших надежд.
– Сложись все по-другому, – прошептал Ёширо, очертив кончиками пальцев немудреный узор, – смог бы я тебя дождаться?
Раньше о таком он даже не думал.
Раньше он вообще о многом не думал.
А зря.
Тогда бы все действительно сложилось по-другому. Стоило лишь усмирить свой нрав и прислушаться к словам наставника...
Эти мысли беспощадно жалили его весь день, не давая ни на чем сосредоточиться. Хотя ближе к вечеру нелепые шуточки Айто все же достигли своей цели, ненадолго отогнав дурные думы – а заодно пошатнув душевное равновесие генерала.
Вечером неунывающий друг заглянул к нему, понуро стоявшему перед доской с зарубками, и с самым невинным видом протянул неказистую потрепанную книжицу.
– Что это? – насторожился Ёширо, не торопясь брать странное подношение.
Айто часто приходил сюда, чтобы что-нибудь почитать... Но никогда прежде не пытался поделиться с генералом своими книгами.
– Свадебный подарок, – светло улыбнулся Айто, тряхнув книжицей. – Хотел отдать тогда, да не успел, а потом оно и вовсе не нужным показалось. Сейчас же для него самое время. Поверь, командир, тебе непременно пригодится. А лучше – проверь.
Ёширо сам не понял, как книжица оказалась у него в руках и раскрылась посредине, являя исписанные мелким витиеватым почерком строки... и картинки.
– Это... что? – выдохнул Ёширо, с недоумением подняв глаза на друга.
– Учебник счастливой семейной жизни, – радостно выдал тот. – Сам же понимаешь, практика без теории... Эй! Ну чего ты, командир, я же пошутил! – ловко поймав метивший ему в лоб «учебник», расхохотался бесстыжий Айто. – Хотя в этой шутке правды больше, чем в клятве верности владыке!
– Видал я эту клятву, – рассерженным тигром прошипел Ёширо, вырвав-таки злосчастную книжицу у друга и безжалостно выкинув ее в окно. – И твои дурацкие шутки. И эту вашу семейную жизнь!
– Хорошо, хорошо, – поднял руки в примирительном жесте Айто. – Остынь уже. Я же как лучше хотел, пусть и подозревал, что ты не оценишь... Все, все, молчу! Расскажи тогда о своей жене. Она и правда из рода Чинэ, или мои глаза меня обманули?
– Не обманули, – мрачно хмыкнул генерал. – Она – младшая дочь владыки. Откуп злобному призраку, от козней которого страдает Инаэр.
– Какому еще призраку? – опешил Айто.
– Мне, – усмехнулся Ёширо.
За ужином он рассказал другу все. Почти все. Кое-что все же следовало утаить... И, как оказалось, гораздо больше, чем генерал полагал!
– Подожди, командир! – выставил перед собой ладонь Айто, прерывая рассказ. – Ты и в самом деле предложил жене одежды бывшей твоей невесты?
– Риннэй никогда не...
– Да какая разница, носила она что-либо из тех вещей или нет! – всплеснул руками друг. – Айлани меня за это живьем бы закопала! А принцесса для этого слишком уж... принцесса. В общем, повезло тебе, командир. С женой. Но не с мозгами.
– Айто... – угрожающе протянул Ёширо, сжав край стола так, что он жалобно заскрипел.
– Ладно, ладно, прости, погорячился, – фыркнул друг без особого раскаяния. – Эх, и правда ведь в девушках ничего не смыслишь... Настоящая беда. Что делать будем?
– Разберусь, – буркнул Ёширо, неловко поведя плечами. До этого разговора он и не подозревал, насколько крупно ошибся.
Семейная жизнь оказалась гораздо сложнее, чем представлялась изначально.
К счастью, развивать тему Айто не стал, зато внимательно выслушал оставшуюся часть, тоже порядком изумившись и разозлившись.
Но далеко не всеми своими сомнениями поделился с ним Ёширо, рассудив, что другу и без того хватает тягот; возможно, именно из-за этих страхов, невысказанных и как следует не осознанных, генералу и приснился кошмар.
Не то чтобы кошмары были редкими гостями; время от времени они заглядывали в сны генерала, пустые и бесцветные, как и последние годы, и порой он даже радовался им.
Как и всегда, этот сон полнился яркими красками, вернее, невероятным их смешением, оглушительным шумом – ржанием лошадей, звоном стали, криками... И запахами. Пахло пылью, гарью и кровью.
Битвой, в которой он снова оказался.
Она бушевала вокруг, словно штормовое море, яростная и безжалостная; пригнувшись и уклонившись от чужого меча, Ёширо быстро поднял оброненное кем-то оружие и тоже стал частью разрушительной стихии. Поначалу лишь для того, чтобы не быть ею сметенным, но, разглядев облаченных в форму Инаэр воинов и увешанных листьями и деревянными оберегами лесных дикарей, уже не раздумывая врубился в ряды врага, не видя и не слыша ничего, кроме ненавистных разукрашенных зелеными полосами лиц и бешеного стука собственного сердца.
Уничтоженное поместье. Четыре могильные плиты с одним родовым именем.
Исчезни весь лес Эр – и этого будет мало, чтобы искупить вину его обитателей и хоть немного заглушить ярость и боль, вновь взметнувшиеся в душе генерала Тоно колдовским негасимым огнем.
И он сражался. Не размышляя более ни о чем, не жалея ни себя ни врага, стремясь в самую гущу, не останавливаясь... Пока не оказался лицом к лицу с рослым широкоплечим мужчиной в легких кожаных доспехах, уже не молодым, но все еще крепким и сильным. Уверенным в себе, умелым... таким, каким и полагается быть настоящему вождю.
Эти двенадцать лет словно обошли Гонтая Эрдаша стороной, лишь припорошив некогда темные волосы тусклым серебром.
Тогда ему удалось уйти. Но сейчас...
Пусть это был только сон, но хотя бы во сне свершится справедливая месть.
Хотя бы во сне – пусть и всего лишь на пару мгновений – перестанет саднить старая незаживающая рана на сердце.
В раскосых глазах, блеснувших зеленым колдовским огнем, мелькнуло узнавание... и удивление, но Ёширо не дал старому врагу опомниться; рванулся вперед, вкладывая в первый удар всю злость, что накопилась за эти годы.
Гонтаю пришлось принять бой. Он ушел в глухую защиту, но она слабела с каждым ударом, а колдовские штучки, которые конечно же тоже шли в ход, отчего-то совершенно не действовали. Но Ёширо этого даже не замечал; он теснил врага к краю стены крепости – знакомой крепости, над которой реяли стяги Инаэр, – и не чувствовал ни усталости, ни боли от ран, ни слабости. И, воспользовавшись одной-единственной ошибкой лесного колдуна, всадил меч в его сердце.
– Ты же мертвец, – сорвалось с побелевших губ Гонтая Эрдаша прежде, чем он рухнул со стены – под горестный вой дикарей и радостные возгласы защитников крепости.
– Ты – тоже, – выдохнул Ёширо, бросил окровавленный меч себе под ноги...
И проснулся. В собственной постели, на смятых влажных простынях, с резкой болью в плече и бедре... и все еще звучащим в ушах эхом криков сотен голосов, возносящих хвалу генералу Тоно.
***
С той поры, как Вилэй покинула дворец Рассветного ветра, минуло два дня и две ночи.
Все это время владыка не сомкнул глаз, исправно воскуряя благовония и вознося молитвы богам и духам предков, чтобы они оценили его жертву и осенили своей благодатью Инаэр.
Грозы не было.
Дождя, впрочем, тоже.
Видимо, дух еще не принял жертву. Но шаман говорил, что на это может потребоваться время...
Время словно застыло, растянулось сосновой смолой, густой и вязкой. Таким же густым и вязким было беспокойство, не покидавшее Актала. И причину владыка никак не мог понять, ведь все прошло даже лучше, чем он надеялся.
Возможно, дело в неугомонных фениксах, которым еще в день прибытия возжелалось увидеть Вилэй.
Как они вообще узнали о существовании младшей принцессы? И что за странная блажь охватила советника огненного лорда, обычно сдержанного и немногословного?
На просьбу пояснить, чем вызван такой интерес к его младшей дочери, владыка получил заверения в самых добрых намерениях – и ничего более. Тогда удалось отговориться поздним временем; что было бы, сложись все иначе, Актал и представить боялся.
Смог бы он отказать фениксам, потребуй они отдать другую дочь?
Во многом именно это заставило владыку торопиться, и утром, когда советник вновь испросил разрешения увидеться с младшей принцессой, с чистым сердцем сказал, что ее нет во дворце.
Посланник фениксов ничем не выдал своего разочарования. А вечером, на закате, послы отбыли в Огненные земли, забрав с собой Ланэ.
Прощаясь с отцом, та плакала, так, словно не желала покидать дворец. Но ведь то было ее желанием, которое в кои-то веки совпало с желанием владыки и принесло пользу стране.
От девиц, признаться, пользы вообще ничтожно мало. Забот, рождающих тупую головную боль, гораздо больше. Только и можно что замуж отдать, да и пока отдашь, намучаешься, выискивая самые выгодные варианты.
И никто не поручится, что не прогадаешь.
Та же Вилэй... Сгодилась ли на уготованную ей роль? Не ошибся ли владыка? Не сделал ли хуже?
От напряженного ожидания и бесконечных вопросов голова разболелась еще сильнее, и провожать Ланэ Актал явился в не самом лучшем расположении духа. Небрежным жестом благословил заплаканную дочь, облаченную в свадебные одежды – у фениксов иные традиции, но и чужие они стараются чтить, – принял поклоны послов и совершенно искренне восхитился крылатой повозкой, в которую советник сопроводил Ланэ. И сам с ней там остался, наверняка чтобы не выронить по пути бескрылую невесту.
Мелькнула мысль, что вроде бы Ланэ боится высоты, да сгинула под гнетом более насущных размышлений. И, когда в закатное небо взмыли огненные птицы, окружившие повозку, владыка вздохнул с немалым облегчением.
Еще одна проблема решена.
Теперь все наладится.
Непременно.
Нужно только немного подождать.
Все ради блага Инаэр. Видят боги, все лишь для ее блага!
На закате второго дня владыка стоял у открытого настежь окна в своих покоях, смотря в затянутое тучами небо. Блеску молнии охотно отозвалось глухое ворчание грома. Потянуло свежестью и живительной влагой...
– Солнцеликий! – ворвался в исполненный неги и предвкушения миг испуганный голос личного слуги. – Пришло донесение! Эргийцы вновь пытались пересечь границу...
– Почему я должен это выслушивать?! – резко обернулся утративший всю благостность владыка. – У меня что, мало генералов?!
– Не извольте гневаться, Cолнцеликий! – тут же пал ниц слуга, но говорить все же не перестал, причем слова из его уст выходили совершенно дикие, никак не вязавшиеся с безоблачным будущим, кое уже в самых ярких красках нарисовало воображение Актала: – Крепость Дийо почти полностью разрушена. Генерал Лэ убит. Предводитель эргийцев тоже пал. Говорят... говорят, что от руки генерала Тоно.
