Выйдя на улицу, чтобы глотнуть свежего воздуха, он увидел, что солнце уже клонится к закату. «Надо бы поторопиться с операцией, не хочется затягивать до завтра», – рассудил учёный. Взобравшись на склон холма, он разглядел невдалеке прогуливающуюся среди деревьев Джиллиан. Няня ничего ещё не знала о том, что случилось с её подопечным. И лучше будет, если она узнает как можно меньше. Кастанеда наверняка прикажет уволить её. Жаль… Она так вкусно готовила, и так трогательно заботилась о домочадцах. Ведь захочет попрощаться с Милеоном – вот как ей запретить? Она его шесть лет растила…
Двое эльксаримов стояли у операционного стола, на котором под капельницей всё ещё покоился только что превратившийся третий. Они молча смотрели друг мимо друга, пока не вошёл ассистент.
— Чей это эльксарим? – прозвучал вдруг вопрос из уст псионика.
Рассел почувствовал, как похолодело внутри. Никто не отвечал на вопрос.
— Вы мутировали его в таком месте. Мой хозяин ничего не знает об этом, ведь так? И почему его создателем стали вы? – произнёс псионик, рассуждая вслух. – Профессор Кастанеда позвал меня сюда. Это он приказал его сделать?..
Рассел не знал, что ему ответить. До него только сейчас дошло, в какой шаткой позиции они оказались с Эрихом Кастанедой. Пока жизнь Милеона была в опасности, он не мог и помыслить о чём-то помимо – но теперь осознал. Кастанеда никогда не приводил в подгорную лабораторию других эльксаримов, кроме Ориса, потому что это поставило бы под угрозу их заговор против генерала. А теперь они оказались вынуждены позвать сюда Энтина. И в отличие от Ориса, простого физика, которому достаточно было распоряжения от Кастанеды для молчания – эльксарим-псионик отличался куда большей проницательностью и гибкостью мышления.
— У вас здесь несанкционированная ветвь эксперимента, – заключил он тем временем. – Это опасно. Я должен предупредить своего хозяина.
«Вот чёрт, – только и смог подумать Рассел. – Мы влипли по самое горло».
Неловкое молчание в операционной не затянулось, однако.
— У меня задание не разглашать эту информацию без прямого вопроса от него, – произнёс эльксарим-физик.
— Ты знаешь, зачем профессору нужен свой собственный эльксарим? – спросил у него Энтин. Собеседник молчал, и тогда он ответил сам. – Профессор Кастанеда собирается убить нашего хозяина. Ты понимаешь это, брат Орис?
Как и ожидалось, логическое мышление псионика зрило в самый корень.
— Это не точно, – замедленно проговорил физик.
— Точно, – парировал Энтин твёрдо. – Ты хочешь предать его? Оставить без защиты?
Рассел увидел, как при этих словах дёрнулись уголки рта физика, и он напряжённо сглотнул.
— Я не предаю его. Если понадобится, я его защищу, – тихо проговорил он.
— Я должен его предупредить, – снова повторил псионик.
Рассел глядел на них, как испуганный мышонок, и осознавал свою полную беспомощность. В горле у него застрял противный склизкий комок. Он даже не до конца понимал, что происходит между этими двумя эльксаримами, и в чём состоит их конфликт.
— Пожалуйста, Энтин. Дай мне выполнить своё задание, – произнёс Орис, и в голосе его, вроде бы таком же бесстрастном, как и всегда, на первый взгляд, естественному человеку вдруг послышался оттенок душевной боли. Или это ему просто показалось?
Некоторое время они молча стояли друг напротив друга. И наконец, Энтин подошёл ближе и положил свои ладони на плечи собрата.
— Прости меня, брат, – сказал он, – Я не стану мешать. Прости.
Мотивы поведения эльксаримов, их инстинкты оказываются иногда тёмным лесом для естественного наблюдателя. Далеко не каждый военный-спецкибернетик понимает, с чем имеет дело при работе с ними. Да пожалуй, если начистоту – никто не понимает полностью. Вроде бы, всего четыре инстинкта с определённым порядком приоритетности: инстинкт элькса-единства, или первый психологический барьер; инстинкт подчинения хозяину; инстинкт самореализации; инстинкт самосохранения. Однако в случае конфликта между какими-либо из них вступают в действие очень тонкие и индивидуально специфичные психологические механизмы. Казалось бы, здесь не должно быть никакого конфликта: Энтин должен рассказать генералу о готовящемся покушении, чтобы защитить его. Орис должен молчать, чтобы выполнить поручение Кастанеды. И в чём противоречие? Пусть один расскажет, а второй промолчит – разве они при этом помешали бы друг другу? Но всё оказалось гораздо тоньше. У эльксаримов есть чувства. Они, всё-таки, не машины. Эльксарим Орис постоянно страдает от неудовлетворённого инстинкта самореализации. Любое распоряжение хозяев, даже такое, для выполнения которого не нужно использовать свою каталитическую систему – да пусть хоть какое-нибудь – для него подобно манне небесной. Генерал слишком редко даёт ему поручения, фактически, низкосортный холодный физик ему не нужен. Должно быть, одна мысль потерять и это задание мучительна для Ориса. Возможно, даже более мучительна, чем мысль потерять хозяина как такового. И должно быть, Энтин почувствовал эту его боль. Эльксарим не может причинять боль своему собрату по расе. И не только физическую. У Энтина сработал первый психологический барьер: сильнейший инстинкт, способный даже заставить эльксарима предать своего хозяина. Подумать только, что он может сработать на такую, казалось бы, ерунду… Сыграла ли роль в числе прочего давняя связь между этими двумя органокиборгами? Конечно же, эльксаримы все друг другу браться и сёстры, но Энтина и Ориса объединяло нечто большее. Говоря на языке человеческих отношений – они были лучшими друзьями. Явилось ли это мотивом, с самого начала побудившим Энтина сообщить о своём намерении предостеречь генерала? Ведь он мог просто уйти и сделать это. Ощущал ли он с самого начала неловкость касательно этого своего решения? Неловкость перед Орисом… Рассел точно не знал. Душа органокиборга – потёмки. Он мог лишь благодарить судьбу за то, что всё так удачно сложилось.
Джиллиан убрала что-то в карман своего передника и нерешительно остановилась у двери в его комнату. Маленький Милеон не выходил оттуда с позавчерашнего дня. Рассел сообщил ей тем вечером, что уложил мальчика спать, а потом позвонил вдруг господин Кастанеда и велел служанке в течение трёх дней покинуть дачу… Хозяева запретили ей заходить в комнату к ребёнку. Почему вдруг всё так обернулось? Неужели она чем-то невольно прогневала их? А вдруг с мальчиком что-то случилось?! Он всегда любил погулять, почему же теперь не выходит из комнаты? Ему стало плохо? Он заболел?! Или, не приведи Бог – неужели эти учёные со своими экспериментами сделали с ним что-то жестокое?! Рассел ведь не способен на такое?! Милеон – всего лишь маленький мальчик! Путаясь в догадках, сгорая от переживаний и едва сдерживая слёзы, женщина услышала вдруг голос учёного, донёсшийся из-за закрытой двери детской комнаты, и замерла, не смея глубоко вдохнуть.
— Он в порядке, профессор. Но ещё не может передвигаться. Восстановление проходит тяжело, – вероятно, он говорил по телефону. – Пусть он эльксарим – но такие повреждения непросто заживить. Когда вы приедете? Милеон жаждет увидеть своего хозяина. Ха-ха! Нет, он сказал «папа» – но это ничуть не меняет сути. Он чувствует инстинкт, это ведь очевидно. И ещё – он не покидал помещения с момента мутации. Я должен вывезти его наружу, вы же понимаете его потребности. Нет, он меня ни о чём не просил. Он вообще практически не говорит… Только спрашивал, где папа. Да. Ну, он же эльксарим-разрушитель, они вообще не очень-то многословны, в целом. Короче… О, отлично! Мы будем вас ждать.
Женщина за дверью почувствовала, как онемели конечности, и сердце в груди остановилось на миг, а потом мучительно заныло. «Что? Эльксарим? Это как Орис, киборги эти… Он говорит про нашего мальчика?! Какая ещё мутация? Что здесь происходит?.. Что они сделали?!» Так и не решившись войти, она на негнущихся от волнения ногах вернулась в гостиную и опустилась на диван. Мимо протопали твёрдые мужские шаги. Услышав, как молодой учёный вышел на улицу, хлопнув входной дверью, Джиллиан прокралась по коридору и, замерев лишь на миг, тихонько приоткрыла запретную дверь, куда так часто наведывалась ещё совсем недавно, чтобы прибрать или позаниматься с мальчиком, который стал ей как сын. Сердце всё ныло, колотясь у неё в груди в удвоенном темпе, а дыхание замирало в горле, заставляя глотать воздух снова и снова.
— Милеон?
Она вошла на цыпочках в детскую и посмотрела на постель. Резкий запах антисептика ударил ей в ноздри. Он здесь был, лежал неподвижно на боку, укрытый одеялом. Но почему-то нянечке показалось, что это не он. Или с ним что-то совсем не так… Внешность его слишком разительно изменилась. Одеяло не позволяло разглядеть всей фигуры, конечно – но голова мальчика оказалась выбрита, на ней виднелись серебристые детали, необычно светлого оттенка, не такого, какие Джиллиан видела у Ориса. Сама расслабленная поза ребёнка была необычна для Милеона – ведь мышцы на правой стороне его тела всегда оставались в какой-то мере зажаты из-за врождённой болезни. Теперь же правая рука мальчика оказалась полностью вытянута и расслаблена: она покоилась на одеяле сверху, обмотанная бинтами до самых кончиков пальцев. Такая худая, словно под слоем бинтов скрывались одни только кости… Няня осторожно попыталась погладить эту руку – и мальчик вздрогнул от её прикосновения, застонав сквозь зубы.
— Тебе больно? – сразу перестав, спросила она.
Милеон ничего не отвечал. Он только лежал и смотрел несфокусированным взглядом куда-то сквозь пространство. Джиллиан узнала этот нечеловеческий взгляд. «Так и есть… Они сделали его таким же, – с горьким сожалением догадалась она. – Это их эксперименты… как бесчеловечно, поступить подобным образом с ребёнком! Ему больно, я видела, он страдает – значит, он до сих пор живой мальчик, а не робот. Через что же они заставили тебя пройти, Милеон?!» Позади тела мальчика из-под одеяла торчал сверху очень странный предмет, природу которого женщина не смогла распознать: что-то наподобие серебристого металлического членистого тяжа, снабжённого торчащими в стороны острыми шипами и оканчивающегося тонким заострённым «жалом». Больше всего походило на какое-то холодное оружие. Почему оно здесь лежит? Но Джиллиан не могла задержаться в запретной комнате. Она присела на корточки и заглянула в пустые глаза эльксарима, которые он держал открытыми.
— Ты не помнишь меня, Милеон? Это же я, няня Джиллиан. Ты ведь помнишь?..
Протянула руку. Коснулась такой же мягкой, как и прежде, щеки ребёнка. Мальчик моргнул.
— Прости, что меня не было рядом, мой малыш. Прости, что не смогла спасти тебя от этого… – на глазах её всё-таки показались слёзы, но женщина сразу же стёрла их и взяла себя в руки. – Я не знала, малыш… Мне придётся уйти. Но ты держись, не унывай. Всё будет хорошо! Ты поправишься, и всё будет…
Не договорив, она сунула руку в карман передника и достала оттуда цепочку, на которую оказался подвешен игрушечный свисток.
— Вот, смотри, Милеон, это твой свисток, – дрожащим голосом произнесла Джиллиан. А потом, бережно приподняв с подушки голову эльксарима, надела на него цепочку. – Помнишь, как тебе нравилось с ним играть? Как ты плакал, когда не мог его найти? Теперь он больше не потеряется… Прощай. Я люблю тебя, мальчик мой.
Попрощавшись, Джиллиан поднялась и, отвернувшись, покинула комнату Милеона. Простая служанка – что она могла поделать против хитроумных замыслов военных учёных? Просто взять и увезти Милеона отсюда? Украсть? Но он теперь другой! Уже поздно. Она ведь даже не знает ничего об эльксаримах. Как же сможет она о нём позаботиться? Она мастерски умеет заботиться о детях, конечно… но не о киборгах. Как бы ни болело сердце… их пути должны будут теперь разойтись.
Профессор Кастанеда появился на даче после обеда. Джиллиан как раз собрала свои чемоданы и вышла встретить его, услышав шум подъезжающего автомобиля.
— Профессор, добрый день, – вежливо поздоровалась она, пряча в голосе холодные оттенки. – Желаете обедать?
— Спасибо, Джиллиан, я поел, – так же вежливо отказался Эрих.
Не заходя на крыльцо, он сразу направился по тропинке в дальнюю часть двора. Женщина заспешила следом.
— Я уже собрала вещи, вы будете так любезны, чтобы подвезти меня до города? – попросилась она.
— Хорошо, Джиллиан. Я поеду вечером, тогда и позову вас. А сейчас можете идти.
Кастанеда продолжал свой путь, и уже подошёл к границе леса, куда вела едва заметная тропа под ногами. Там, впереди, между стволами деревьев, уже показался силуэт мужчины, держащего перед собой инвалидное кресло. У Джиллиан замерло в груди сердце и перехватило дыхание, когда она завидела этот силуэт. «Неужели он уже там? Когда Рассел успел вывезти его? Я даже не заметила…» Но тут вдруг Эрих остановился, и она невольно замерла рядом с ним.
— Идите в дом, Джиллиан, – потребовал он прямо.
— Пожалуйста… Позвольте мне увидеть Милеона ещё раз.
— Вы неглупая женщина, – сказал профессор, глядя Джиллиан в глаза. – И, думаю, понимаете, с чем мы имеем дело. Вы и так уже знаете слишком много. Для вашей собственной безопасности будет лучше не связываться более с нами.
Брови женщины жалостливо приподнялись, а подбородок предательски задрожал – но она сумела взять себя в руки.
— Я знаю, что он теперь киборг, – проговорила она твёрдо.
— Что?.. Откуда?
— Я уже видела его. Тайно… Поймите! Милеон был мне как сын! Я ненавижу вас за то, что вы с ним сделали! Он был особым ребёнком, он и так настрадался за свою короткую жизнь – так вам показалось этого мало, и вы подвергли его какой-то зверской операции! Я видела, как он измучен… Лежит в постели без движения, не разговаривает, не улыбается… Дайте мне хотя бы проститься с ним по-человечески. Я верю, даже после всего, через что вы заставили его пройти, – он всё ещё живой, он всё ещё – человек!
Эрих Кастанеда опустошённо вздохнул, отведя взгляд от горящих яростью глаз пожилой женщины. А потом развернулся и направился дальше, не говоря ни слова. И Джиллиан неотступно последовала за ним. Когда до инвалидного кресла оставалась всего пара шагов, медикомеханик Флинт развернул его лицом к пришедшим. Мальчик действительно находился в нём. То же отрешённо-бесстрастное лицо, стеклянный, несфокусированный взгляд. Деталь на его голове почему-то теперь растопырилась и торчала во все стороны острыми шипами, слегка напоминая венец статуи Свободы. А над головой возвышалось то самое «жало», венчающее членистый металлический тяж, которое Джиллиан заметила ещё в постели. Невероятно: это на самом деле была часть него! Огромный, весь утыканный шипами, длинный и наверняка страшно тяжёлый «хвост», по всей видимости, выходил из низа спины мальчика и поднимался кверху. Когда сидел, Милеон опирался на него спиной, и «хвост» оказывался задран вертикально вверх. Вся правая рука и нога, а также шея мальчика были покрыты бинтами, а из одежды присутствовали одни только короткие шорты. Металлические полоски виднелись на левой руке, ноге и грудной клетке мальчика, а из-под них пробивался какой-то… пушок? Шерстинки, или что это было… Из-за них маленький киборг напоминал зверька.
Двое эльксаримов стояли у операционного стола, на котором под капельницей всё ещё покоился только что превратившийся третий. Они молча смотрели друг мимо друга, пока не вошёл ассистент.
— Чей это эльксарим? – прозвучал вдруг вопрос из уст псионика.
Рассел почувствовал, как похолодело внутри. Никто не отвечал на вопрос.
— Вы мутировали его в таком месте. Мой хозяин ничего не знает об этом, ведь так? И почему его создателем стали вы? – произнёс псионик, рассуждая вслух. – Профессор Кастанеда позвал меня сюда. Это он приказал его сделать?..
Рассел не знал, что ему ответить. До него только сейчас дошло, в какой шаткой позиции они оказались с Эрихом Кастанедой. Пока жизнь Милеона была в опасности, он не мог и помыслить о чём-то помимо – но теперь осознал. Кастанеда никогда не приводил в подгорную лабораторию других эльксаримов, кроме Ориса, потому что это поставило бы под угрозу их заговор против генерала. А теперь они оказались вынуждены позвать сюда Энтина. И в отличие от Ориса, простого физика, которому достаточно было распоряжения от Кастанеды для молчания – эльксарим-псионик отличался куда большей проницательностью и гибкостью мышления.
— У вас здесь несанкционированная ветвь эксперимента, – заключил он тем временем. – Это опасно. Я должен предупредить своего хозяина.
«Вот чёрт, – только и смог подумать Рассел. – Мы влипли по самое горло».
Неловкое молчание в операционной не затянулось, однако.
— У меня задание не разглашать эту информацию без прямого вопроса от него, – произнёс эльксарим-физик.
— Ты знаешь, зачем профессору нужен свой собственный эльксарим? – спросил у него Энтин. Собеседник молчал, и тогда он ответил сам. – Профессор Кастанеда собирается убить нашего хозяина. Ты понимаешь это, брат Орис?
Как и ожидалось, логическое мышление псионика зрило в самый корень.
— Это не точно, – замедленно проговорил физик.
— Точно, – парировал Энтин твёрдо. – Ты хочешь предать его? Оставить без защиты?
Рассел увидел, как при этих словах дёрнулись уголки рта физика, и он напряжённо сглотнул.
— Я не предаю его. Если понадобится, я его защищу, – тихо проговорил он.
— Я должен его предупредить, – снова повторил псионик.
Рассел глядел на них, как испуганный мышонок, и осознавал свою полную беспомощность. В горле у него застрял противный склизкий комок. Он даже не до конца понимал, что происходит между этими двумя эльксаримами, и в чём состоит их конфликт.
— Пожалуйста, Энтин. Дай мне выполнить своё задание, – произнёс Орис, и в голосе его, вроде бы таком же бесстрастном, как и всегда, на первый взгляд, естественному человеку вдруг послышался оттенок душевной боли. Или это ему просто показалось?
Некоторое время они молча стояли друг напротив друга. И наконец, Энтин подошёл ближе и положил свои ладони на плечи собрата.
— Прости меня, брат, – сказал он, – Я не стану мешать. Прости.
Мотивы поведения эльксаримов, их инстинкты оказываются иногда тёмным лесом для естественного наблюдателя. Далеко не каждый военный-спецкибернетик понимает, с чем имеет дело при работе с ними. Да пожалуй, если начистоту – никто не понимает полностью. Вроде бы, всего четыре инстинкта с определённым порядком приоритетности: инстинкт элькса-единства, или первый психологический барьер; инстинкт подчинения хозяину; инстинкт самореализации; инстинкт самосохранения. Однако в случае конфликта между какими-либо из них вступают в действие очень тонкие и индивидуально специфичные психологические механизмы. Казалось бы, здесь не должно быть никакого конфликта: Энтин должен рассказать генералу о готовящемся покушении, чтобы защитить его. Орис должен молчать, чтобы выполнить поручение Кастанеды. И в чём противоречие? Пусть один расскажет, а второй промолчит – разве они при этом помешали бы друг другу? Но всё оказалось гораздо тоньше. У эльксаримов есть чувства. Они, всё-таки, не машины. Эльксарим Орис постоянно страдает от неудовлетворённого инстинкта самореализации. Любое распоряжение хозяев, даже такое, для выполнения которого не нужно использовать свою каталитическую систему – да пусть хоть какое-нибудь – для него подобно манне небесной. Генерал слишком редко даёт ему поручения, фактически, низкосортный холодный физик ему не нужен. Должно быть, одна мысль потерять и это задание мучительна для Ориса. Возможно, даже более мучительна, чем мысль потерять хозяина как такового. И должно быть, Энтин почувствовал эту его боль. Эльксарим не может причинять боль своему собрату по расе. И не только физическую. У Энтина сработал первый психологический барьер: сильнейший инстинкт, способный даже заставить эльксарима предать своего хозяина. Подумать только, что он может сработать на такую, казалось бы, ерунду… Сыграла ли роль в числе прочего давняя связь между этими двумя органокиборгами? Конечно же, эльксаримы все друг другу браться и сёстры, но Энтина и Ориса объединяло нечто большее. Говоря на языке человеческих отношений – они были лучшими друзьями. Явилось ли это мотивом, с самого начала побудившим Энтина сообщить о своём намерении предостеречь генерала? Ведь он мог просто уйти и сделать это. Ощущал ли он с самого начала неловкость касательно этого своего решения? Неловкость перед Орисом… Рассел точно не знал. Душа органокиборга – потёмки. Он мог лишь благодарить судьбу за то, что всё так удачно сложилось.
Джиллиан убрала что-то в карман своего передника и нерешительно остановилась у двери в его комнату. Маленький Милеон не выходил оттуда с позавчерашнего дня. Рассел сообщил ей тем вечером, что уложил мальчика спать, а потом позвонил вдруг господин Кастанеда и велел служанке в течение трёх дней покинуть дачу… Хозяева запретили ей заходить в комнату к ребёнку. Почему вдруг всё так обернулось? Неужели она чем-то невольно прогневала их? А вдруг с мальчиком что-то случилось?! Он всегда любил погулять, почему же теперь не выходит из комнаты? Ему стало плохо? Он заболел?! Или, не приведи Бог – неужели эти учёные со своими экспериментами сделали с ним что-то жестокое?! Рассел ведь не способен на такое?! Милеон – всего лишь маленький мальчик! Путаясь в догадках, сгорая от переживаний и едва сдерживая слёзы, женщина услышала вдруг голос учёного, донёсшийся из-за закрытой двери детской комнаты, и замерла, не смея глубоко вдохнуть.
— Он в порядке, профессор. Но ещё не может передвигаться. Восстановление проходит тяжело, – вероятно, он говорил по телефону. – Пусть он эльксарим – но такие повреждения непросто заживить. Когда вы приедете? Милеон жаждет увидеть своего хозяина. Ха-ха! Нет, он сказал «папа» – но это ничуть не меняет сути. Он чувствует инстинкт, это ведь очевидно. И ещё – он не покидал помещения с момента мутации. Я должен вывезти его наружу, вы же понимаете его потребности. Нет, он меня ни о чём не просил. Он вообще практически не говорит… Только спрашивал, где папа. Да. Ну, он же эльксарим-разрушитель, они вообще не очень-то многословны, в целом. Короче… О, отлично! Мы будем вас ждать.
Женщина за дверью почувствовала, как онемели конечности, и сердце в груди остановилось на миг, а потом мучительно заныло. «Что? Эльксарим? Это как Орис, киборги эти… Он говорит про нашего мальчика?! Какая ещё мутация? Что здесь происходит?.. Что они сделали?!» Так и не решившись войти, она на негнущихся от волнения ногах вернулась в гостиную и опустилась на диван. Мимо протопали твёрдые мужские шаги. Услышав, как молодой учёный вышел на улицу, хлопнув входной дверью, Джиллиан прокралась по коридору и, замерев лишь на миг, тихонько приоткрыла запретную дверь, куда так часто наведывалась ещё совсем недавно, чтобы прибрать или позаниматься с мальчиком, который стал ей как сын. Сердце всё ныло, колотясь у неё в груди в удвоенном темпе, а дыхание замирало в горле, заставляя глотать воздух снова и снова.
— Милеон?
Она вошла на цыпочках в детскую и посмотрела на постель. Резкий запах антисептика ударил ей в ноздри. Он здесь был, лежал неподвижно на боку, укрытый одеялом. Но почему-то нянечке показалось, что это не он. Или с ним что-то совсем не так… Внешность его слишком разительно изменилась. Одеяло не позволяло разглядеть всей фигуры, конечно – но голова мальчика оказалась выбрита, на ней виднелись серебристые детали, необычно светлого оттенка, не такого, какие Джиллиан видела у Ориса. Сама расслабленная поза ребёнка была необычна для Милеона – ведь мышцы на правой стороне его тела всегда оставались в какой-то мере зажаты из-за врождённой болезни. Теперь же правая рука мальчика оказалась полностью вытянута и расслаблена: она покоилась на одеяле сверху, обмотанная бинтами до самых кончиков пальцев. Такая худая, словно под слоем бинтов скрывались одни только кости… Няня осторожно попыталась погладить эту руку – и мальчик вздрогнул от её прикосновения, застонав сквозь зубы.
— Тебе больно? – сразу перестав, спросила она.
Милеон ничего не отвечал. Он только лежал и смотрел несфокусированным взглядом куда-то сквозь пространство. Джиллиан узнала этот нечеловеческий взгляд. «Так и есть… Они сделали его таким же, – с горьким сожалением догадалась она. – Это их эксперименты… как бесчеловечно, поступить подобным образом с ребёнком! Ему больно, я видела, он страдает – значит, он до сих пор живой мальчик, а не робот. Через что же они заставили тебя пройти, Милеон?!» Позади тела мальчика из-под одеяла торчал сверху очень странный предмет, природу которого женщина не смогла распознать: что-то наподобие серебристого металлического членистого тяжа, снабжённого торчащими в стороны острыми шипами и оканчивающегося тонким заострённым «жалом». Больше всего походило на какое-то холодное оружие. Почему оно здесь лежит? Но Джиллиан не могла задержаться в запретной комнате. Она присела на корточки и заглянула в пустые глаза эльксарима, которые он держал открытыми.
— Ты не помнишь меня, Милеон? Это же я, няня Джиллиан. Ты ведь помнишь?..
Протянула руку. Коснулась такой же мягкой, как и прежде, щеки ребёнка. Мальчик моргнул.
— Прости, что меня не было рядом, мой малыш. Прости, что не смогла спасти тебя от этого… – на глазах её всё-таки показались слёзы, но женщина сразу же стёрла их и взяла себя в руки. – Я не знала, малыш… Мне придётся уйти. Но ты держись, не унывай. Всё будет хорошо! Ты поправишься, и всё будет…
Не договорив, она сунула руку в карман передника и достала оттуда цепочку, на которую оказался подвешен игрушечный свисток.
— Вот, смотри, Милеон, это твой свисток, – дрожащим голосом произнесла Джиллиан. А потом, бережно приподняв с подушки голову эльксарима, надела на него цепочку. – Помнишь, как тебе нравилось с ним играть? Как ты плакал, когда не мог его найти? Теперь он больше не потеряется… Прощай. Я люблю тебя, мальчик мой.
Попрощавшись, Джиллиан поднялась и, отвернувшись, покинула комнату Милеона. Простая служанка – что она могла поделать против хитроумных замыслов военных учёных? Просто взять и увезти Милеона отсюда? Украсть? Но он теперь другой! Уже поздно. Она ведь даже не знает ничего об эльксаримах. Как же сможет она о нём позаботиться? Она мастерски умеет заботиться о детях, конечно… но не о киборгах. Как бы ни болело сердце… их пути должны будут теперь разойтись.
Прода от 27.05.2022, 09:42
Глава 11 - Родные люди
Профессор Кастанеда появился на даче после обеда. Джиллиан как раз собрала свои чемоданы и вышла встретить его, услышав шум подъезжающего автомобиля.
— Профессор, добрый день, – вежливо поздоровалась она, пряча в голосе холодные оттенки. – Желаете обедать?
— Спасибо, Джиллиан, я поел, – так же вежливо отказался Эрих.
Не заходя на крыльцо, он сразу направился по тропинке в дальнюю часть двора. Женщина заспешила следом.
— Я уже собрала вещи, вы будете так любезны, чтобы подвезти меня до города? – попросилась она.
— Хорошо, Джиллиан. Я поеду вечером, тогда и позову вас. А сейчас можете идти.
Кастанеда продолжал свой путь, и уже подошёл к границе леса, куда вела едва заметная тропа под ногами. Там, впереди, между стволами деревьев, уже показался силуэт мужчины, держащего перед собой инвалидное кресло. У Джиллиан замерло в груди сердце и перехватило дыхание, когда она завидела этот силуэт. «Неужели он уже там? Когда Рассел успел вывезти его? Я даже не заметила…» Но тут вдруг Эрих остановился, и она невольно замерла рядом с ним.
— Идите в дом, Джиллиан, – потребовал он прямо.
— Пожалуйста… Позвольте мне увидеть Милеона ещё раз.
— Вы неглупая женщина, – сказал профессор, глядя Джиллиан в глаза. – И, думаю, понимаете, с чем мы имеем дело. Вы и так уже знаете слишком много. Для вашей собственной безопасности будет лучше не связываться более с нами.
Брови женщины жалостливо приподнялись, а подбородок предательски задрожал – но она сумела взять себя в руки.
— Я знаю, что он теперь киборг, – проговорила она твёрдо.
— Что?.. Откуда?
— Я уже видела его. Тайно… Поймите! Милеон был мне как сын! Я ненавижу вас за то, что вы с ним сделали! Он был особым ребёнком, он и так настрадался за свою короткую жизнь – так вам показалось этого мало, и вы подвергли его какой-то зверской операции! Я видела, как он измучен… Лежит в постели без движения, не разговаривает, не улыбается… Дайте мне хотя бы проститься с ним по-человечески. Я верю, даже после всего, через что вы заставили его пройти, – он всё ещё живой, он всё ещё – человек!
Эрих Кастанеда опустошённо вздохнул, отведя взгляд от горящих яростью глаз пожилой женщины. А потом развернулся и направился дальше, не говоря ни слова. И Джиллиан неотступно последовала за ним. Когда до инвалидного кресла оставалась всего пара шагов, медикомеханик Флинт развернул его лицом к пришедшим. Мальчик действительно находился в нём. То же отрешённо-бесстрастное лицо, стеклянный, несфокусированный взгляд. Деталь на его голове почему-то теперь растопырилась и торчала во все стороны острыми шипами, слегка напоминая венец статуи Свободы. А над головой возвышалось то самое «жало», венчающее членистый металлический тяж, которое Джиллиан заметила ещё в постели. Невероятно: это на самом деле была часть него! Огромный, весь утыканный шипами, длинный и наверняка страшно тяжёлый «хвост», по всей видимости, выходил из низа спины мальчика и поднимался кверху. Когда сидел, Милеон опирался на него спиной, и «хвост» оказывался задран вертикально вверх. Вся правая рука и нога, а также шея мальчика были покрыты бинтами, а из одежды присутствовали одни только короткие шорты. Металлические полоски виднелись на левой руке, ноге и грудной клетке мальчика, а из-под них пробивался какой-то… пушок? Шерстинки, или что это было… Из-за них маленький киборг напоминал зверька.
